Текст книги "Покушение"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

К этому счастливому для большевиков, но омраченному грабежами дню относится и первая встреча Ильича с Мельником-Миллером.

С Рождественки Ленин поехал на Пятницкую, где тогда жила Инесса Арманд, его любовница и искренний друг.

Когда роллс-ройс вождя пересекал Болотную площадь, под него кинулся человек худого телосложения, сутулый и с диким взглядом.

– Стой, – кричал он. – Дальше ни шагу!

Опытный шофер Ленина Гирс сумел затормозить так, что радиатор чуть коснулся бока дикаря.

– Спасибо! – бросил тот и опустился на корточки.

Он стал ползать, по мостовой и собирать с камней булыжников каких-то жуков.

Гирс погудел, чтобы пугнуть чудака. Он показался ему неопасным, Но надо было глядеть в оба, потому что к товарищу Арманд Ленин ездил без охраны.

Ленину стало любопытно, Его еще не покинуло хорошее настроение. Он умел увидеть относительную ценность явлений и событий. Разгром эсеров и уничтожение конкурентов в борьбе за власть в Российской Республике превышало разочарование в преданности идеалам революционных солдат. Ленин отлично понимал, что у солдат, просидевших годы в вонючих окопах, никаких идеалов не осталось – идеалы могут выжить лишь в гостиных и академических кабинетах. Жаль только, что инквизиторы революции, солдаты Дзержинского, ненадежны, как и ненадежен сам Председатель ВЧК.

Дзержинского придется каким-то образом убрать. Он становится опасен. Для него революция – это он в революции, потому что, как и положено выкормышу польских иезуитов, он претендует на высшее и истинное толкование воли божества. И если он, Ленин Владимир Ильич, еще год назад был его божеством, то теперь Дзержинский уже свалил его с пьедестала и примеряет пьедестал под себя.

Но схватка с Дзержинским еще предстоит. Если знаешь, кто твой враг, то считай, что ты его по крайней мере наполовину разоружил.

Ленин легко соскочил на булыжную мостовую и пошел поглядеть, что там делает чудак в шляпе.

Тот поднялся, держа в руке большую стеклянную банку, которую прикрыл ладонью.

– Странное место для поиска насекомых, – сказал Ленин.

– Если бы это были насекомые, я бы не переживал, – ответил лохматый человек с диким взглядом подвижника. – Но это куда более ценные представители фауны. Не желаете ли взглянуть?

Ленин взял банку.

И он сразу же сообразил, что увидел нечто совершенно невероятное: это были животные. Кошки, уменьшенные до размеров майского жука. Они бегали по дну банки и выгибали спинки, поднимали хвостики и задирали к небу головки, будто отчаянно мяукали. Только ни звука из банки не доносилось.

– Что это означает? – спросил Ленин. – Что это за фокусы?

Он нашел самое простое из возможных объяснений, потому что знал, что в подавляющем большинстве случаев именно простые объяснения оказываются верными.

– Если вы не знаете, – ответил обиженно Миллер-Мельник, – то не стройте из себя умника. В последнее время развелось безумное число специалистов. Если это фокусы, то вы – коверный, а скорее всего рыжий клоун.

Ленин решил не обижаться и не реагировать на грубость, потому что перед ним стоял чудак, и притом чудак неординарный.

– Тогда объясните – потребовал Ленин.

– Это плоды моих открытий и опытов, – ответил Мельник-Миллер. – Вряд ли вы слышали обо мне, потому что моя основная лаборатория осталась в Риге, захваченной по милости большевиков тевтонами.

– Рига была оставлена русской армией в шестнадцатом году, – поправил Мельника-Миллера Ленин. – И большевики здесь совершенно ни при чем.

– Вы просто не в курсе дел, – возразил Мельник-Миллер. – Это нелюди! Не далее как на прошлой неделе два бандита из так называемой Чека ворвались ко мне в квартиру, если комнату под лестницей можно назвать квартирой, и возжелали конфисковать все мои труды.

– И что же, товарищ? – В глазах Ленина блеснула озорная искра. – Как вижу, им не удалось выполнить свое задание.

– А на что существует электричество! – воскликнул вызывающе Миллер-Мельник.

– На что?

– На то, чтобы такие типы забывали дорогу в мою лабораторию.

– Конкретнее! И представьтесь наконец!

В голосе Ленина прозвучал металл. Собеседник, услышав этот голос, обычно опускал глаза и замолкал.

– Миллер-Мельник, или наоборот. Я сам порой не помню, какая часть моей фамилии шествует первой.

– У вас лаборатория?

– Вот именно. Но я как беженец остался совсем один. Вы не представляете, как мне бывает трудно. Даже с питанием моих питомцев. Приходится скармливать их друг дружке.

Ленин поморщился.

– А что случилось с чекистами? – спросил он.

– Я вытащил их бесчувственные тела на лестницу. Когда они ночью пришли в себя, они ничего не помнили.

– И не вернулись?

– Куда им возвращаться?

– Начальство подскажет.

– Значит, не подсказало.

– Итак, – сказал Ленин, – попрошу вас пригласить нас к себе в лабораторию. Это далеко отсюда?

– Нет, вон в том доме.

– Отлично.

– У меня не убрано.

– Меня не интересует ваша кровать или остатки завтрака, – поморщился Ленин, – Мне важно оружие гипноза, которым вы занимаетесь.

– Да не занимаюсь я гипнозом, я же биолог!

– Пошли, пошли! – Ленин подтолкнул Мельника-Миллера в спину.

Гирс медленно ехал сзади.

Они вошли в подъезд.

– Четвертый этаж, – сказал ученый. – Только у меня не убрано.

Они поднялись наверх по давно не метенной лестнице. Мельник-Миллер принялся звонить в дверь.

– Ключи я всегда забываю, – сказал он. – А когда я увидел, что они сбежали, то буквально ринулся за ними. Я знаю, куда они бегают! Я все знаю об их вредных привычках.

Но он не объяснил, что за вредные привычки у его кошечек и почему он ловил их на мостовой, почти у обводного канала.

Потому что дверь распахнулась и Мария Дмитриевна грозно воскликнула:

– Григорий Константинович, это невыносимо! Я вашего таракана вчера вытащила из молока. Вы же знаете, насколько редок и труднодоступен теперь этот продукт. Я собиралась…

Тут она увидела невысокого рыжеватого господина с эспаньолкой, в серой кепке и поношенном пиджаке, и продолжала, обращаясь к нему:

– Я как раз собиралась кипятить молоко и вижу, в нем что-то плавает. Оказывается – его уродец! Такой вот, как в вашей банке. Вы намерены их купить? Для цирка, правильно я вас понимаю?

– Не совсем так, – сказал Ленин, – Не совсем так. Но я заинтересовался опытами вашего соседа… или родственника?

– Еще не хватало, – возмутилась баронесса, – обладать подобными родственниками.

Мельник-Миллер направился по коридору к своей комнате. Ленин с банкой в руке – за ним. Из кухни навстречу им шла Лидочка. Она несла чайник, забежала домой с курсов, чтобы перекусить.

Она поздоровалась с Лениным, и он показался ей знакомым. Потом, уже дойди до комнаты, она сообразила, что этот человек похож на Ленина, которого изображали на портретах и открытках, – это был один из самых популярных вождей республики, немного уступавший по популярности самому Троцкому.

Ленин проследовал за Мельником-Миллером в его комнату.

В комнате царил, по выражению баронессы Врангель, «более чем бэдлам».

Потребовалось бы возбужденное перо писателя фантастического свойства, чтобы описать это нагромождение приборов, стеклянных и металлических сосудов и трубок, а главное – аквариумов и клеток, в которых копошилась всякая живность. Запахи, царившие здесь, были неприятны и многообразны. Для борьбы с ними Андрей с помощью старика Бронштейна прибил по периметру двери матерчатый валик, набитый ватой, но и это не всегда помогало, К тому же крысы, уменьшившиеся в размерах до тараканов, умело прогрызали ходы и дыры, а потом разбегались по квартире, и далеко не всех удавалось поймать и возвратить на место.

– Удивительно живете, товарищ Мельник-Миллер, сказал Ленин и принялся пробираться вдоль клеток и аквариумов, рассматривать приборы и заглядывать в банки, в которых плавали заспиртованные уродцы.

– Очень велик процент отходов, – пояснил Мельник-Миллер, – не всегда качественная пища и химикалии. Вы не представляете, как трудно все доставать.

– Представляю, – коротко ответил Ленин.

За дверью был слышен голос Марии Дмитриевны.

– Надеюсь, наконец он все это продаст. Давно пора.

– Я не намерен ничего продавать, – сказал Миллер-Мельник. – Это великое открытие, которое прославит меня на весь мир.

– Вы имеете в виду электрический гипноз? – спросил Ленин.

Его практический ум не заинтересовался звериной мелочью – возможно ли уменьшение кошек и мышей либо нет, его сейчас не интересовало. Но сила электричества и возможности использовать его как оружие была насущна и архинужна!

– Гипноз – чепуха! – крикнул Миллер-Мельник. – Но я не могу больше работать в таких условиях. Меркулов обещал мне целый дом. Где он? Почему молчит Академия наук?

Ленин приоткрыл дверь в коридор и увидел стоявшую неподалеку баронессу. Мария Дмитриевна не подслушивала. Она почитала своим правом знать обо всем, что происходило в квартире. Тем более после того, как Давид Леонтьевич стал часто уходить и даже ночевать вне квартиры, оставив ее полностью на попечение баронессы, Но семья сына Левушки, дела которого отец не одобрял, но все же любил как самого умного сына на свете, семья сына требовала заботы.

– Гражданка, – сказал Ленин, – вы не будете так любезны подойти к нам поближе?

Мария Дмитриевна осторожно сделала два шага в его сторону и остановилась.

Интуиция подсказывала ей – остерегайся этого невзрачного мужичка, который не снимает кепки в помещении.

– Вы сможете продемонстрировать действие электрического гипноза на этой гражданке? – обратился Ленин к Миллеру-Мельнику.

– Только попытайся! – предупредила Миллера-Мельника баронесса. – Я поговорю с Троцким, и вашей ноги здесь не будет.

– Знаю, – поспешил с ответом оробевший Мельник-Миллер. Мы все знаем.

И в самом деле, в квартире все знали о подвиге Марии Дмитриевны, которая возвратила сыну блудного отца.

– Я жду, – сказал Ленин, – И теряю терпение.

– Вот на нем и пробуй свой гипноз, – сказала баронесса.

– А как же он тогда увидит его действие? – спросил Миллер-Мельник.

– Ты ему потом расскажешь.

– Прекратите пустую болтовню, – рассердился Ленин. – Иначе я сейчас уйду, и вы не получите никаких, повторяю – никаких средств на продолжение опытов. Более того, я, голубчик, позабочусь, чтобы ваши опыты перешли к другому, более лояльному ученому.

– Вот видишь, – сказала баронесса.

Миллер-Мельник и на самом деле испугался Ленина и не нашел ничего лучше, как послушаться баронессу. Он ее вообще всегда слушался.

Мельник-Миллер опустил сизый рубильник на щите за спиной и, не отпуская его, вытянул вперед худющую руку с растопыренными костлявыми пальцами.

И вдруг из кончиков пальцев веером вылетели синие молнии, которые устремились к Ленину. Тот не успел отскочить, и одна из молний поразила его в щеку.

Схватившись за щеку, Ленин зажмурился и покачнулся.

– Гриша! воскликнула баронесса. – Что вы наделали!

– Вы же сами просили, – удивился Мельник-Миллер.

Ленин медленно, стараясь удержаться за угол стола и чуть его не опрокинув, опустился на пол.

Он сидел, запрокинув голову, и блаженная улыбка заставила по-кошачьи шевелиться его усики.

– И что вы намерены делать? – спросила баронесса.

– Он не умрет, – ответил Мельник-Миллер. – Он обо всем забудет.

– Надо помочь ему уйти, – сказала баронесса.

Она крикнула вдоль коридора:

– Лидочка! Поспешите на помощь нашему бестолковому гению. Он загипнотизировал своего гостя.

– Это не гость, он сам пришел!

Лидочка уже бежала по коридору.

– Ой! – воскликнула она. – Это же Ленин!

– Тогда тем более нам надо как можно скорее от него избавиться. Берите его под руку с той стороны, а я с этой! Гриша, откройте входную дверь. Надеюсь, что там нет гвардейцев с красными пушками.

Гвардейцев не было, потому что шофер Гирс не беспокоился, С Ильичом сегодня ничего не должно было случиться.

И потому он крайне удивился, увидев, как из подъезда две женщины – старая и молоденькая – выводят под руки спящего Ильича.

– Что с ним?

– Ровным счетом ничего страшного, – сказала Мария Дмитриевна. – Наверное, солнечный удар.

Гирс посмотрел на небо. Со стороны Кремля быстро надвигалась сизая грозовая туча, и в ней проскакивали молнии. Гром грохотал непрерывно, словно отдаленный водопад.

Гирс посадил Ильича на заднее сиденье, и тот сразу завалился набок, свернувшись калачиком.

– Может, кто-то из вас поедет со мной? – сказал он без уверенности.

– Ничего страшного, – повторила баронесса Врангель.

Они с Лидочкой смотрели вслед осторожно катившему прочь автомобилю.

– Ох и доиграется наш Гриша со своими опытами, – сказала Мария Дмитриевна. – И без того к нашей квартире повышенное внимание. Одна я с моими сыновьями-генералами чего стою! А тут еще электрический гипноз.

Вечером зашел на чай паи Теодор.

Лидочка рассказала ему о происшествии с вождем, и Теодор заволновался:

– Чего же ты молчала! Судя по всему, изобретение вашего Мельника-Миллера произошло куда раньше, чем дозволено логикой науки. А это чревато отклонением в истории. Как бы здесь, рядом с вами, не зародился ложный вариант. Ложный вариант, ложный рукав, ложное русло реки Хронос.

Не допив чай, пан Теодор пошел знакомиться с Гришей.

Он просидел у ученого больше часа и вышел оттуда убежденный в том, что очередное нарушение может возникнуть именно в захламленной комнате Мельника-Миллера.

– Время, когда одинокий гений мог потрясти мир, завершается, – сказал он, прощаясь с Берестовыми. – Изобретение Гриши ужасно, сила его гения бесконтрольна.

Он сам этого не сознает. Не спускайте с него глаз.

Лидочке было трудно увидеть угрозу человечеству в чудаковатом человеке с его котятками и мышками, скорее надоедливыми и докучливыми, чем опасными.

– Если бы он выводил гигантов, – возразил Андрей, – мы бы с тобой встревожились.

– Именно так, – согласился Теодор. – Гигантская крыса пожирает жителей Петрограда! Это фантастический роман. Но для гигантской крысы ни у него, ни у его коллег еще не доросли возможности. Тогда как крыса, уменьшенная в сто раз, не менее страшна.

– Почему же? – спросила Лидочка.

– Знаешь, что мне сказал этот чудак? – произнес пан Теодор. – Он сказал, что мечтает уменьшить в сто раз человека. Но не берется за этот опыт, пока не отыщет надежных иностранных химикалиев и точных приборов. Он должен отработать технологию на простых организмах, А потом возьмется за людей.

– Это уже сказка.

– А это сказка? – Пан Теодор вытащил из кармана маленькую стеклянную баночку, завязанную марлей. В ней сидела мышка размером с ноготь и глазела на людей. – Мне пришлось ее украсть. Надеюсь, он не пересчитывает перед сном своих монстров.

– Они у него то и дело убегают, – сказала Лидочка.

– И может, даже размножаются, – сказал Теодор.

Кстати, – заметила Лидочка, – а он умеет гипнотизировать. Электричеством. Он загипнотизировал самого Председателя Совнаркома.

– Этого еще не хватало! – воскликнул пан Теодор. – А ну рассказывай по порядку…

* * *

– Вся эта русская революция, – говорил пан Теодор, – гигантская флюктуация, изгиб истории, который разрушит последовательность цивилизаций, но флюктуация слишком велика, чтобы мы могли ее исправить, к тому же силой своего притяжения она рождает постоянно новые уродливые парадоксы, ответвления от кошмара, рождающие фарс.

– Вернее всего, история с господином Мельником-Миллером не более как фарс, на который нам не следует обращать внимания.

Но после беседы с Гришей Теодор исчез на несколько дней, как говорил, побывал в Пензе, Самаре и даже Челябинске, там, где восстали части чехословацкого корпуса, которых везли поездами на Дальний Восток.

Первоначально он должен был проследовать дальше, к Владивостоку, но после совета со своими товарищами, с неизвестными Лидочке и Андрею, но реальными и могущественными бессмертными хранителями вечности, он срочно возвратился в Москву, потому что должен был наблюдать за Миллером-Мельником.

Он встретился с Лидочкой на берегу канала, чтобы его не видели в квартире.

– Это фарс. И мы признали, что это фарс, но он может погубить всю Землю, если случится самое опасное – если изобретение вашего Гриши изменит судьбу России.

– Как? – спросила Лидочка.

С утра была гроза, но она не принесла прохлады, воздух был влажным и тяжелым, даже плечи уставали от его давления.

– Лучше всего, как предлагают некоторые из моих друзей, сейчас же, пока не поздно, сжечь дом.

– А мы? – удивилась Лидочка.

– Может, не сжечь, может, отравить газом, может убить Миллера. Но мы не имеем права убивать.

– И никогда не убиваете?

– Очень редко, – ответил паи Теодор. Он смотрел прямо в глаза Лидочке, а она не могла, никогда не могла увидеть блеска его глаз в глубоких глазницах под густыми черными с проседью бровями. Вместо глаз могли быть просто бездонные ямы.

Пан Теодор ждал, скажет ли что-нибудь еще Лидочка, и когда не дождался то, продолжал:

– Удивительно то, что в Рижском политехническом институте никто не слышал о Миллере-Мельнике и его опытах по уменьшению животных. Наши люди обследовали все частные клиники и лаборатории, искали чудаков, которые пожелали вложить свои немалые средства в это дикое предприятие. Нет! Мы просмотрели все адресные книги Риги и других латышских губерний и городов. Безрезультатно! Такого человека в Латвии не было. Ни в Латгалии, ни в Курляндии.

– Он сказал неправду? Он обманывал вас?

– Он не похож на лжеца. Но чудак он или хитрец? А знаешь ли ты, какова стоимость приборов, которыми набита комната в той квартире? Это сотни тысяч рублей, причем многие из приборов сделанные специально для опытов Мельника-Миллера, просто неизвестны современной науке.

– Он въехал сюда раньше, чем Мария Дмитриевна.

– Кто-то перевез все его добро и покупает химические реактивы, еду. Кто-то, в конце концов, добыл ему эту комнату в центре Москвы и до поры до времени скрывал ее от бдительных очей ВЧК – А потом перестал скрывать? – сказала Лидочка.

Вороны собирались в гигантские крикливые стаи и двигались к Кремлю. Солнце на несколько секунд пробилось сквозь тучи и облило Москву каким-то искусственным, словно электрическим, светом.

– Значит, кому-то нужно, чтобы о Миллере-Мельнике узнали в Кремле, – произнес паи Теодор.

– Кому это может быть нужно? – удивилась Лидочка.

– Именно то, что такое решение лежит за пределами здравого смысла, вызывает в нас уверенность, что мы знаем, кто это.

– Кто же?

– Ты сейчас думаешь о том, почему Андрей задерживается в университете, ты беспокоишься, потому что опасно ходить по Москве интеллигентному молодому человеку. Ты с трудом слушаешь меня. Так что давай перенесем разговор на следующий раз. Он слишком серьезен, чтобы говорить между делом.

– Только скажите, кто этот человек, – сказала Лидочка.

– Я не стал бы называть его человеком…

– А вас можно так называть?

– Если ты, Лидочка, человек, то и я человек, и Сергей Серафимович.

– Так кто же он?

– Если на свете есть добрые силы, а мне хотелось бы считать себя принадлежащим к их числу, то, значит, нам должны противостоять силы зла.

– Я читала, кажется, это манихейство? Борьба черного и белого, бога и дьявола?

– Начитанный ребенок – улыбнулись тонкие губы Теодора. – Принцип борьбы добра со злом, минуса с плюсом, черного и белого, жизни и смерти, огня и воды… Ты видишь, я сравниваю несравнимое. Ведь зло, даже абсолютное зло, является таковым только с моей точки зрения, и чем выше цель, тем труднее отыскать критерии. Ни один негодяй не считает себя негодяем в этом роковая ошибка начинающих писателей, которые заставляют своих мерзавцев бить себя в грудь с криком «Виноватые мы!».

– Значит, дьявол – не обязательно зло.

– Он – зло лишь с точки зрения доброго христианина или мусульманина. Любой сатанист будет уверять тебя в обратном. Его зло – попытка устроить добрый и справедливый мир по своим законам… А мы их признавать не желаем.

Лидочке не хотелось соглашаться с паном Теодором. Но она боялась, что у того есть веские доказательства своей правоты относительности добра и зла.

– Представьте себе, – сказала она, – что к власти в России пришел вождь погромщиков, какой-нибудь Пуришкевич или Шульгин. И он начал проводить в жизнь свою политическую программу – выселять, а то и истреблять евреев…

– Есть выражение, – перебил ее Теодор, – волки – это санитары леса. Волк благородно истребляет поганую часть фауны – больных и слабых, сохраняя чистоту вида. Вот вам и оправдание мя Пуришкевича-практика. Но я надеюсь, что двадцатый век ничего подобного не увидит.

– А что он увидит?

– Не знаю.

– Зачем тогда вы нужны?

– Чтобы людям не стало хуже. Чтобы они не погибли, и не прервалась цепь времен.

– А он… или они – противостоит вам?

– Очевидно, – согласился Теодор.

И разговор так и остался неоконченным.

По странной случайности за беседой Лидочка и Теодор не увидели, как из подъезда дома на Болотной вышел Миллер-Мельник, в плаще и шляпе, надвинутой на уши, хоть день был жарким. Следом за ним шагал незаметный человек. Незаметный настолько, что даже родная мать забывала ставить перед ним тарелку с супом. Они повернули за угол, где у начала Каменного моста их ждала обычная извозчичья пролетка.