Текст книги "Последнее лето в Ильзенге"

Автор книги: Киони Сэндзё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Его запястье мягко, но настойчиво перехватила рука лохматого парня.

– Мне очень жаль, господин Глаукер, – ответил он почти безмятежно, – но вы проиграли спор. Ваша нынешняя память не содержит и половины того, что произошло в действительности.

– Что это означает? – прошептал профессор с замирающим сердцем, уже обреченно готовясь к финалу.

– Вы нам интересны, – резюмировал подросток, руководящий действиями компании. – Придется вам примириться с нашим присутствием. Простите.

– Да, а что я вам говорил? – горделиво добавил смуглый Филипп.

–Зомбирование? – предположил Бендик-младший, когда между ним и Кларой воцарилось молчание.

Она искоса взглянула на него.

– Возможно. Глигор так и не сумел докопаться до этой части памяти профессора. И теперь Томас Глаукер живет только дневной стороной сознания, в то время как ночная беспрерывно точит его изнутри. Будьте осторожны с ним, Отон...

"Вот и вечер, – думал он, спускаясь по лестнице, – дом оживает; я слышу, как поскрипывают половицы в том месте, где Алекс, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо караулит мейстера; слышу, как ножи на кухне дробно постукивают по доске, – это Кристина и Жюли. Я словно наяву вижу, как одна и та же бесконечная нота, извлекаемая Рахилью из фортепьяно, заставляет дрожать на другом конце дома и без того натянутые нервы Глигора. Я даже могу представить, как Эрнё в самой большой и старой спальне особняка лежит, свернувшись в клубок, и считает удары своего такого непосильно древнего сердца. А еще я слышу, и ожидаю, и предчувствую шуршание гравия под ногами апостолов, и среди них – равная с равными, – та, которая так дорога для меня. Сегодня случится что-то..."

Как в воду глядел.

Глава 7. Пир под сетью.

– А вам это не напоминает дрянные утренники для молокососов? – раздался поблизости резкий голос Ирен. Явно кривляясь, она пропищала:

– А ну-ка, детишки, все хором сказали: "С днем рождения, дорогой Филя! Многая лета!" Тьфу! – Блондинка едва не сшибла с ног Отона, вошедшего в помещение. Он опасливо посторонился – Ирен казалась ему слишком неуравновешенной, – и, отойдя к дальней стене, сделал вид, что всего лишь осматривает праздничное убранство.

Арену для проведения торжества устроили в восточном крыле – оно было ниже западного, так что раскрытые настежь стеклянные двери находились почти вровень с землей, а от самого порога начинался буйный сад, рассекаемый в разных направлениях еле заметными тропками. У противоположной стены установили шведский стол, между двумя окнами поместилось неизменное фортепиано, вот, собственно, и весь интерьер.

Над ухом у Бендика громыхнуло, и он проворно обернулся: Кристина, обсыпанная конфетти, с виноватым видом вертела в руках случайно пальнувшую хлопушку. Из беседующих вампиров никто и ухом не повел. Отону сделалось любопытно, и он прислушался.

– ...независимо от того, как ты относишься к Филиппу, – негромко втолковывал блондинке Казимир. – Мейстер его любит, а, значит, и мы...

– Мейстер! – кисло сказала Ирен. – Мейстеру давно бы пора выкинуть этого мерзавца за дверь! Этого кота, эту бездарь...

– Боже, – Жюли поставила на пол табуретку и картинно округлила глаза, какой слог!

– Не вмешивайся, дорогая, – бесцеремонно оборвала Ирен. – У родственников это служит выражением любви и ласки, уж поверь мне.

– Ирен, – вступился Глигор за спорщиков, – они ничего не знают, помнишь?

Блондинка и одноглазый многозначительно переглянулись.

– Чего мы не знаем? – с подозрением спросила Жюли.

– Неважно, – после колебания произнесла Ирен. – Спросите у Датской Ветчины, если хотите.

– Алекса лучше сейчас не трогать, – вмешался Наби, вытирая ладони о модные брюки и присоединяясь к группе. – Он какой-то странный.

– Дорогой, – проворковала блондинка, облокотившись на плечо араба, – когда ты лицезрел нормального Алекса? Он же постоянно не в себе.

– Точно, – хихикнула Жюли. – Позавчера он не заметил, куда идет, и свалился с придунайского обрыва.

– Стойте, – Казимир сдержал готовые сорваться реплики заграждающим движением руки, – мы не про Йортлунна говорим. Что вам известно? – он в упор поглядел на Глигора.

Одноглазый поджал губы:

– А разве вы не заметили свежие ссадины на шее у Эрнё?

– Куда уж нам? – насмешливо протянула Жюли. – Мы ведь не вламываемся к нему в спальню под разными предлогами.

Глигор вспыхнул и нервно дернул щекой.

– Недавно мне рассказали забавную историю, – вызывающе сказала никем не остановленная русоволосая художница, – якобы некий вампир позволил себе парочку дерзостей в адрес Филиппа, после чего совершил незабываемую посадку на клумбе.

– Я тоже слышал эту историю, краем уха, – выдавил одноглазый, прожигая ее взглядом, – а еще говорят, болтун – находка для шпиона.

– Господа... дамы... – между ними вклинился Казимир. – Предлагаю не портить праздник. Вы еще успеете высказать имениннику свое дружное "фе".

– День рождения Граховски – еще не повод для праздника! – напоследок выдала Ирен, однако ругаться перестала. Быть может, потому, что на горизонте нарисовался сам именинник. Вошел, заложив руки за спину и фальшиво посвистывая, – заметно было, как старательно он изображает спокойствие и как натянуто держится. Блондинка хищно подобралась, лицо Глигора перекосила неприятная гримаса – смесь досады, злости и невольного уважения, остальные явственно напряглись, однако реагировали более сдержанно.

– Смешно, право слово, – прогудел у Отона за плечом бас отца. – Живешь, как в большой песочнице. Или как в окружении собачьей свадьбы...

– Тебе это нравится, отец? – прошептал Бендик-младший, не поворачивая головы. – Или ты с ними, потому что нет иного выбора?

– Они забавны, – тягуче отозвался Джас. – Полезны... Кому, как не им, под силу разгадать тайну моего рождения?

– А тайна существует? – Отон обеспокоился. – Ты никогда не говорил мне.

– Зачем? – в голосе родителя ему почудилась насмешка. – Вон приближается более подходящая тебе компания, – оглядевшись, Бендик-младший заметил в дверях группу апостолов. – А мне надо обсудить с Эрнё будущее тех кустов с северной стороны...

Джас направился в сторону мейстера, Отон же, передернув плечами, занял наблюдательную позицию возле стены – ему не хотелось выглядеть излишне навязчивым.

В зале, слишком скромном для такого количества приглашенных персон, сделалось душно и тесно. К Филиппу, похоже, вернулось хорошее настроение, и он оживленно пожимал руки столпившимся вокруг смертным и бессмертным. Отон заметил, что Ирен и Глигор упорно держались в стороне, а еще упорней избегали друг друга.

– Предлагаю тост, – закричал смертный-негр, торопливо разливая вино в протянутые бокалы. По голосу юноша угадал в нем ночного собутыльника Филиппа. – Предлагаю тост! Нашему имениннику сегодня... сколько?

– Триста семьдесят шесть, – серьезно подсказал Алекс с подоконника.

– Нда... Не совсем, конечно, круглая дата, – снова воодушевился чернокожий апостол, – но выпить стоит!

Вокруг раздались смешки.

– Так вот, Граховски, – заключил оратор, – В надежде, что со мной все согласятся, я желаю тебе прожить еще столько же – и еще, если не надоест, конечно... Так, друзья, все ли охвачены? – призывно помахивая в воздухе полупустой бутылкой, негр посмотрел на Глигора, чья фигура четко выделялась на фоне открытого окна. Одноглазый не шелохнулся, создав тем самым вынужденную паузу, в продолжение которой лица мрачнели, а тяжкие вздохи неощутимо витали в воздухе. Ирен сокрушенно покачала головой и пригубила из своего бокала.

– Глигор... – мягко сказал Эрнё от фортепиано.

Плечи упрямца вздрогнули, пальцы судорожно сжались, но он так и не поднял взгляда от паркетных досок, лишь решительно скрестил руки на груди.

– Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! – вспыхнул цыган и сердито осушил свою емкость. И в то время как его примеру последовали остальные, снаружи сверкнула мимолетная зарница. "Гроза на подходе", – неизвестно о чем подумалось Отону.

Кажется, это предопределило конец официальной части, потому что, сделав по глотку, общество разделилось и занялось своими делами. Отон наконец-то отделился от стены и разыскал Клару.

– Вы как раз вовремя! – воскликнула она, хватая его за локоть и увлекая в сторону двери. – Сейчас, сейчас...

Они протолкались сквозь небольшой затор, возникший у входа, и сделали несколько шагов по дорожке. После духоты зала особенно приятно было ощутить прохладные упругие порывы ветра на лице, вдохнуть полной грудью запахи сада и услышать, как шуршит по веткам и кустам редкий, почти незаметный дождь. "Сейчас, вот-вот..." – твердила Клара, взбудораженная вином и ночью, но все попытки Отона выяснить, что такое должно случиться, наталкивались на смешки и просьбы потерпеть. Все казалось немного нереальным: и сад, и темнота, и теплое прикосновение чужой руки, и звук шагов по соседней дорожке, следующий за эхом их собственных. Молодой человек почувствовал, как к его боку прижалось что-то маленькое, требующее защиты, – Рахиль. Все пространство сада в момент осветилось вспышкой сотни разноцветных фонариков. Радужные пятна преобразили траву, цветы, однообразно зеленые, мокрые листья, накрыли лица людей газовыми покрывалами и расцветили окрестность мотыльками, ночными бабочками, лягушками и прочими крошечными обитателями ночи, которых необычный свет заставил встрепенуться и притянул ближе к себе. Желтый фонарик над самой головой у Отона тихо дребезжал, подрагивая от дуновений ветра, в остальном же вокруг царила мертвая тишина. Он вспомнил сон двухлетней давности, в котором блуждал по лесу Аида и где в точности, как сейчас, огибал колючие кусты, запятнанные витражным светом, пока не вышел на берег огненного ручья...

Мерным шагом они незаметно дошли до самой границы освещенной области и остановились. Впереди шумел невидимый Дунай, а сбоку смутной тенью наплывала уже знакомая молодым людям беседка. И, как всегда бывает ночью, казалось, что темнота вместе со всем миром совершает таинственные, полные смысла движения.

Возвращаясь к дому наперегонки по разным тропинкам, они потеряли друг друга из виду. Праздник все длился, в зале стоял немолчный гул, и не было счета выпитому, а из окон по правую руку опять тянуло запахами кухни. Кристина высказала идею, что завтра надо будет еще раз съездить в город. Наби и Жюли поблизости от Отона затеяли спор гурманов о том, что вкуснее – гуляш или плов. Ирен заинтересованно слушала и время от времени вставляла искусные замечания, только сильнее раззадорившие спорщиков. К делу привлекли грубого профессора, который пробурчал, что у повара должен быть талант, а иначе ничего путного не получится, он из плова сварит гуляш и наоборот...

– И прекрасно, авось изобретет новое блюдо, – раздался от двери веселый незнакомый голос. Все как по команде повернули головы к вошедшему.

– Аллан! – воскликнул один из апостолов, отрываясь от тихой задушевной беседы с Алексом.

– Черт возьми! – обрадовался Казимир. – Аллан Даррэт, собственной персоной!

Вошедший улыбнулся в ответ и пристроил на пол себе под ноги большую спортивную сумку.

– Приветствую всех собравшихся – особое почтение имениннику. Я мог бы приехать раньше, но внеочередное собрание меня задержало. И, честно говоря... я начал думать, что никогда не найду вас в этой глуши.

– Мы рады видеть тебя, Аллан, – сказал мейстер, приближаясь и протягивая новичку руку в перчатке. – Что собрание?

– Хм... – приезжий вампир нахмурился. – Они обсуждали вопросы, касающиеся тебя.

– Опять о моем сыне? – тихо спросил Эрнё. Что-то в его тоне заставило Отона непроизвольно съежиться и втянуть голову в плечи.

– Нет, слава богу, им наскучила эта тема, – рассмеялся Аллан. – Но снова всплыла та старая история с гибелью твоего создателя...

– А! – пьяно и громко подхватил Глигор с другого конца комнаты. – Ведь кости так и не нашли, я полагаю?

От мейстера полыхнуло ощутимым жаром застарелого гнева:

– Я своими руками выкопал его останки и поместил их в более безопасное место! Это единственное, что я мог сделать для него после истории с поединком.

– Я понимаю, – голос одноглазого смягчился, – но им кажется подозрительным твой отказ указать место погребения. Мне бы ты мог...

Его тираду прервал на середине резкий, отрывистый смех Эрнё.

– Чего стоит собрание, не способное отыскать кости древнего вампира?.. Возможно, следующий мессия наткнется на них – и довольно об этом! Давайте танцевать, – он отвернулся к фортепиано, а Отон успел заметить загадочную улыбку, промелькнувшую на губах у Филиппа.

Часом позже, когда Отон, сидя на крыльце, недоуменно катал на ладони сверкающий кукольный глаз, неизвестно как попавший в карман его джинсов, он услышал объяснение всему, чему был свидетелем.

– Не хотите прогуляться, Бендик? Кажется, я не досказал вам историю Ильзенге...

Глаза и волосы мейстера блестели, словно в их состав входили хрусталь и амальгама, в то время как весь он казался сотканным из теплого тумана.

– Не стойте столбом! – нетерпеливо велел Эрнё. – Я во власти музыки, но скоро она умолкнет. Вперед!

Гравий захрустел у Отона под ногами, иллюминация, побледневшая с приближением рассвета и потерявшая часть своего очарования, обвела область их прогулки заколдованным кругом, и юноше показалось, что он уловил мелодию, о которой сказал его бессмертный спутник...

Sub rosa.

– ...Итак, – непринужденно повествовал Эрнё, – в то время как в Венгрии старый вице-ишпан сражался с судьбой и цветами, упорно не желавшими подчиняться воинской дисциплине, я находился в Великобритании. Однажды моя тяга к музыке привела к странным последствиям. Я встретил в Лондоне вампира, который величал свой город не иначе как Лугдунум; Вену он по старинке называл Виндобоной и утверждал, что еще в бытность ее римским укрепленным лагерем там показывали могилу самубийцы-Пилата. Как-то вечером накануне Троицы он явился ко мне домой и велел собираться в дорогу. Мы долго плутали по окольным путям, и на все мои вопросы и протесты он, усмехаясь, говорил, что хочет показать одно место, которое мне, несомненно, понравится. Так мы достигли развалин римского амфитеатра – надо заметить, что, сделавшись кровопийцей при Нероне, Гай бежал до самых окраин тогдашней империи и обосновался в Англии, которую считал своей вотчиной, и знал эту землю как никто другой. Пока местные жители воевали, а затем скрещивались с пришельцами, он вольно кочевал с юга на север страны, изучая ее туманные ландшафты и дополняя знания, почерпнутые из античных авторов, своими.

Была середина ночи; после сильной тряски и приличной кровопотери перед моими глазами все представало в каком-то смазанном виде. Он собственноручно вытащил меня из экипажа и отвел в центр арены, велев спеть любую известную мне арию. Я стоял в растерянности, однако после недолгих препирательств подчинился. При встречах с Гаем мне обычно очень хотелось сбежать, но он всегда был начеку, а я не знал, что последует за моей попыткой, подозревая все же, что вряд ли добьюсь снисхождения. Итак, я приступил к демонстрации вокала, Гай же, присев на втором ряду амфитеатра, не спускал с меня глаз. И когда через некоторое время мне почудилось, что остальные места заполняются живыми существами, я сделал вид, будто не происходит ничего необычного. Мало того – я увлекся и водушевленно балансировал на грани между возможным и невозможным. Я импровизировал, позволяя себе рискованные эксперименты с мелодией и смыслом, и задыхался от переполнявшего меня чувства блаженства. Боже, как я был молод тогда!

Я завершил выступление арией из "Орфея" Сарторио и сам поразился тому, что ночной ветерок давно и безуспешно осушает слезы в моих глазах. После того, как в воздух вырвалась последняя нота, все затихло. Только тут я сообразил, что безмолвные и безымянные слушатели не являлись плодом галлюцинации. Весь амфитеатр был покрыт их темными копошащимися телами; они бесшумно перемещались за спиною Гая, все такого же прямого и собранного. Но вот он соскочил вниз, быстрым шагом приблизился ко мне и крепко сжал руку. "Не смотри на них слишком пристально, – пробормотал он, наклонившись к моему уху, – это дикие вампиры, живущие в здешних лесах. Пока что они зачарованы твоим голосом, но вскорости, возможно, нам придется драпать".

Прижавшись друг к другу и замерев, мы – незваные гости – ожидали действия хозяев. Внезапно воздух взорвался пронзительными нечленораздельными криками, шорохом и хлопками в ладоши – дикие вампиры рукоплескали мне, и, хотя я видел жадный блеск их глаз, понял, что смогу выбраться отсюда невредимым. В довершение всего сверху на меня посыпались разнообразные твердые предметы: я разглядел под ногами высохшие заячьи и беличьи лапки, куски жесткого сырого мяса с отпечатками чужих зубов, несколько черствых ломтей хлеба и даже пару мелких монет. Я удивленно взглянул на своего провожатого. "Похоже, эти вампиры решили одарить тебя тем, что они единственно имеют. Таким образом, мы не в убытке, а в выигрыше; помимо наших жизней получили вот это барахло". Нам под ноги, разбрызгивая кровь, шлепнулась оторванная мужская рука. "Ого! воскликнул Гай, брезгливо отряхивая одежду. – Сдается мне, эти добрые хозяева слопали моего конюха! Я, кажется, узнаю рукав своего старого костюма, подаренного малому два года тому назад..."

Пока он произносил эту тираду, амфитеатр быстро пустел; зловещие существа, оценив мое выступление, не задержались на месте. Проводив глазами последнего, мы с Гаем откланялись пустому пространству и поспешили назад в город, поближе к цивилизации. "Ты выдержал испытание, Эрнё. В тебе есть сила", – сказал он напоследок, коснувшись указательным пальцем моей щеки. Больше мы не говорили об этом, а я с тех пор тянулся к музыке, словно обжора – к сладостям...

Отон в очередной раз проснулся на постели, которую уже привык считать своей, и без удовольствия констатировал, что сон проделал ощутимые дыры в его вчерашних воспоминаниях. Разговор с мейстером получился длинным и хаотичным; его разрозненные обрывки крутились в голове у юноши подобно разноцветным бабочкам:

– ...когда ваш отец, Отон, получил внутрь порцию вампирской крови, он был мертв уже несколько часов. Кто вернул его к жизни? Он, как и мы, не знает ответа.

– ...Рахиль дарит глазки посвященным в тайну; апостолы прикалывают их к одежде обычными английскими булавками и так носят. Что это означает? Честное слово, не знаю. Наверное, для каждого – свое.

– ...мой создатель погиб смертью до того нелепой, что общество до сих пор спорит: а был ли это в действительности несчастный случай? Даже меня в особо тревожные минуты одолевают сомнения...

Отон тряхнул головой и задумался о вечернем омовении. В шкафу отыскалось свежее полотенце, которое он обмотал вокруг предплечья, намереваясь ускользнуть из дома незамеченным – ему отнюдь не улыбалось плескаться в реке под пристальным наблюдением вампиров. Он выбрал самый безлюдный путь, то есть прошел на заднюю террасу, с которой в первый день приезда смотрел на розовый сад. Но в двух шагах от свободы ему пришлось остановиться: за остекленным верхом двери двигались чьи-то головы, а в небрежно оставленную щель заодно с табачным дымом просочилось ровное гудение нескольких голосов. Пару раз ложечка звякнула о край чашки, потом голос Клары спросил: "Кому чаю налить?" Отон шумно вздохнул и скрипнул половицей. Совершенно в согласии с его чаяниями дверь приоткрылась, и лицо Клары в проеме приветливо кивнуло и улыбнулось.

– Выспались? Заходите, поужинаете в нашей тесной компании.

Из-за двери веселый голос Эрика воззвал:

– Волочь! Не пущать! Я изобразил его писаной красавицей и умницей, так что Мишель с Марком начинают пускать слюнки!

– Типа простой, да? – протянул кто-то обиженным тоном.

– Не обращайте внимания, – тронув юношу за рукав, Клара заметила полотенце. – Отличная идея, мы тоже собирались после ужина.

Это решило Отонову судьбу. Образ Клары в купальнике, как ни стыдно ему было признаться в этом перед собой, прочно засел в подсознании, а ради такого можно было вытерпеть и все, что Кларой не являлось. С апостолами он раскланялся чисто машинально, отметив, что многих запомнил по прошлой ночи. Клара усадила его рядом с Эриком, под боком которого двое мужчин в возрасте от тридцати до сорока (те самые Марк и Мишель) рассеянно изучали то карты у себя в руках, то Отона, в свою очередь изучавшего их. Напротив совсем юная девушка (представленная как Дебора) со свежим, немного жеманным лицом вязала, проворно двигая спицами. Клара хозяйничала у плиты, грубый профессор опять углубился в какую-то научную головоломку и упорно не реагировал на реплики, вчерашний чернокожий оратор (его звали Джек Шелл) широко улыбался Отону, подперев кулаком подбородок. У каждого на груди красовались знаки внимания Рахиль. Затянувшиеся смотрины прервал Эрик, с присущей ему непосредственностью заметивший:

– Простите, что не обратили на вас должного внимания вчера, ведь праздник у вампиров для нас всегда – тяжелая задача.

– Почему? – спросил молодой человек, благодарно улыбнувшись Кларе, которая протянула ему тарелку с омлетом.

– Ну... во-первых, мы за ними наблюдаем, а, во-вторых... – Эрик замялся, нет, я вам не так скажу! Запомните, друг мой: если в комнате сидит больше двух вампиров, значит, они определенно будут интриговать друг против друга со страшной силой. Для нас это тоже повод пошушкаться по углам.

– Да и вас ранним утром видели под ручку с мейстером, – миролюбиво заключил то ли Марк, то ли Мишель и вновь с головой ушел в азартную игру. Козыряю!

– Кстати, где он? – оторвалось от изучения статьи светило исторической науки. – Я собирался уточнить по поводу вот этого и этого, – он ручкой отметил нужные строки для Деборы, которая понимающе кивнула, а украдкой от него скорчила уморительную рожицу. Джек, уткнувшись носом в стол, затрясся от беззвучного смеха, и за всех ответил более сдержанный Эрик.

– А вы не в курсе? Хозяева укатили в город на ночь и весь следующий день, так что мы предоставлены самим себе. Еще чаю, профессор? И вам, мой юный друг, – он наполнил чашку Отона.

– Дебора... актриса! – ласково сказал чернокожий, промокнув пальцем влажные глаза. – Айда купаться, ординарцы!

Тексты просачиваются в реальность.

– Вода, прохладная вода! – закричала Дебора на манер уличного продавца и потрясла над головой пластиковой бутылью. – Кому?

– Мне! Умница, красавица, мне! – завопил Мишель и ринулся к ней, однако на полпути запнулся о ноги загорающего Эрика и шлепнулся обратно в нагретый песок.

– Ну, ну, – газета, разложенная домиком, дернулась и сползла вниз, открыв укоризненное лицо канцлера. – Смотри, куда идешь.

– С тем же успехом, – парировал Мишель, комично ероша волосы, – я мог бы сказать тебе: "Смотри, где лежат твои ноги, Эрик, присматривай за ними получше".

Окружающие, привлеченные звуками энергичного Мишелева голоса, дружно рассмеялись, возвращаясь к прерванным занятиям.

Дебора присела на корточки подле профессора и тоненьким голоском примерной ученицы принялась выпытывать у него: "А этот камень, мистер Глаукер, – он не может быть искусственного происхождения?" – "Я же говорил вам, – раздраженно гудел в ответ профессор, – это обыкновенный голыш, отшлифованный дунайской водой. Вы бы еще спросили меня, можно ли в здешней реке сделать из смолы янтарь!"

Марк, сидящий неподалеку от Отона, невольно фыркнул.

– Что смешного? – Джек Шелл лениво ткнул его локтем под ребра. – Никогда не видел, как девчонка клеится?

Мишель охнул.

– Ребята!.. как символично!

– Чего? – не понял Джек.

– Ну, – Мишель заговорщически понизил голос. – Дебора – апостол Ирен, а профессор...

– ...апостол Казимира! – улыбаясь, закончил Марк.

Эрик под газетой заворчал, завозился и грузно перевернулся со спины на живот.

– Чушь собачья! – изрек он. – В вашем возрасте, господа, стыдно увлекаться оккультизмом. И, кстати, о символах...

Отону жизнь, когда он размышлял над ней в мирные моменты, казалась эксцентричной теткой с острым профилем, с не всегда понятными причудами, но благоволящей к живущим. После вчерашнего вечера, когда быстрое, под влиянием сумерек и ощутимо веющей прохлады купание завершилось марш-броском до жилища апостолов, именуемого ими просто "берлогой", Отон с удивлением констатировал, что начинает восхищаться этими странными людьми, которые утверждали, что "стыдно заниматься оккультизмом", а жили практически на осадном положении: в окружении опасности, мистики и смерти. И он безропотно остался на ночь, впомнив, что особняк, куда следует возвращаться, пустует сверху донизу, – у него мурашки поползли по спине и рукам, когда он спохватился, что может снова услышать шепчущий голос либо разглядеть чью-нибудь призрачную фигуру под окнами кухни и жилых комнат. Отона до отвала напоили чаем и властной рукой закрепили за ним старенькую кушетку в угловой проходной комнате, которая обыкновенно исполняла роль гостиной. Здесь было прохладно, пахло пивом и немножко – плесенью. Мишель притащил из другой комнаты кипу своих заметок, свалил их к подножию кресла и во всеуслышанье объявил, что берет на себя нелегкий труд развлекать и ублажать гостя. Эрик хмыкнул и озадаченно потер переносицу. Марк в весьма корректных выражениях заметил, что Мишель – чересчур кипучая натура для некоторых да вдобавок ужасно храпит. Мишель возразил в том духе, что Марк вечно к нему придирается, хотя по сравнению с ним Мишель просто ангел во плоти (в качестве примера было приведено мошенническое поведение Марка во время сегодняшней карточной игры).

В продолжение этой шутливой перепалки Отон заинтересованно изучал картину на стене гостиной – при виде нее у юноши повторилось то самое чувство, что и в день знакомства с канцлером. Изображение складывалось из множества жестких продолговатых чешуек: на небе они были серыми, с фиолетовыми прожилками, ниже все больше становилось розового, но реющие меж землей и воздухом листья и ветки, наползая и наслаиваясь друг на друга, не позволяли определить, сколько этой картине осталось до рассвета; в ней только силуэт человека у правого края рамы да белое пятно розы у левого поражали смотрящего гладкостью фактуры и округлостью очертаний.

– Нравится? – заинтересованно спросил Мишель.

Молодой человек пожал плечами.

– Странное чувство.

– Все так говорят. Это Жюли нарисовала, когда мейстер пересказал ей легенду о пророчестве.

– Я так и не дослушал, кем был тот человек, увиденный вице-ишпаном, признался Отон.

– А! – собеседник махнул рукой. – Это был турчонок, бежавший из мадьярского плена. Вице-ишпан подарил ему жизнь в обмен на клятву ухаживать за розами. Потом все окрестные жители ходили глазеть, как парень молится Аллаху, и мадьярские девки тоже. Немудрено, что у местных кожа темнее. Потом, вроде бы, после смерти хозяина турчонок сбежал с каким-то цыганским табором. А вот розы, которые он сажал, прижились. Ирония судьбы: что не удалось хозяину удалось его слуге... Но мне больше нравится другая картина, – Мишель схватил Отона за рукав и на буксире перетащил в соседнее помещение. Они постояли, глядя на залитый солнцем переулок, сплошь в крапинках теплого летнего снега тополиного пуха.

– Жюли дала их нам для анализа, – пояснил Марк, не поднимая глаз от газеты, – но Мишель, видимо, вознамерился оставить картины себе.

– Для анализа? – переспросил зачарованный Отон. Неутомимый собеседник повел его к себе в закуток, где кабели извивались по полу наподобие змей и тускло светился экран монитора. Так юноша узнал, что Мишель – это правая рука Кристины Эльстер, а компьютер в его углу – модификация изобретенного вампирами "Хэролда", который они используют для разных целей, но в основном для научных и в качестве картотеки данных по всем бессмертным земного шара. На этом экскурсия завершилась, и ночью, в стране сновидений, Отона не побеспокоил никто, кроме женщины в белом купальнике, увиденной со спины, которая при свете полной луны медленно входила в воду, придерживая рукой маленький надувной плотик...

Отон оторвался от припоминания.

– ... но как быть с пророчеством? Если ты хотя бы на минуту перестанешь орать и размахивать руками, я с радостью изложу тебе свои соображения.

– Мы все внимание, дорогой Мигеллито! Выкладывай!

– Итак, какими сведениями мы располагаем? Во-первых, каждую розу можно отождествить с определенным вампиром из имеющихся. Во-вторых...

– Ты сначала докажи "во-первых", – перебила Клара, иронично улыбнувшись.

– Хорошо, – запальчиво отозвался Мишель. – Надеюсь, все согласны, что под розой, готовой осыпаться, понимается Эрнё?

– Савари, ты бестактный медведь, – заметила Дебора, надкусывая яблоко.

– Пусть! – отмахнулся оратор. – Не я это начал, но я продолжу. Белая роза – увечная...

– Предположим, Глигор, – перебила Клара. – Дальше.

– Бутон тоже возражений не вызывает. Вычеркиваем Рахиль. Далее, кто у нас вечно конфликтует с Глигором? Черная роза: Граховски! Ладно, не буду вас утомлять, скажу только, что по моим выкладкам алая – это Крис, пепельная Алекс...

– Вот тут ты и попался! – воскликнул Марк, тыча в грудь Мишеля указательным пальцем. – Скажи-ка мне, умник, кого обозначают чайная, бордовая и охряная розы?

– Ирен, Жюли и Казимира соответственно. Сличая текст с реальностью, вы могли бы сделать такие же выводы.

– Знаешь, – хмыкнул Джек, – если мы будем делать выводы на основании того, кто с кем был или находится в связи... – он прищелкул языком, – кранты!

– Нет, погоди, это что же, – недобро прищурился Эрик, – ты хочешь сказать, Савари, что Наби выпадет роль орудия?

– А вы предлагайте свои трактовки! – воззвал Мишель. – Я просчитал все варианты, клянусь, но это – самый разумный. Тем более что Наби – темная лошадка во всех смыслах, прямых и переносных.

– Если этот разумный, каковы же более абсурдные варианты? – обронил Томас Глаукер в пространство над головами.

– Пожалуйста, вот вам другие кандидатуры: Джас (прошу прощения, Бендик), Глигор, Филипп...

– Кажется, в этом есть доля здравого смысла, – внезапно высказалась Клара. – Я бы добавила к списку Шрагеля и создателя Джаса, о котором мы ничего не знаем.

Мишель наклонился к уху Марка и громко прошептал:

– А кто такой этот Шрагель?

Марк рассеянно отмахнулся; спор заглох сам собою.

Полчаса спустя Отон, прикомандированный к Деборе для налета на вампирскую кухню, переходил речку вброд, размышляя над услышанным.

– Думается, тебя они отослали, чтобы поломать на свободе головы, – сердито сказала девушка, остановившись на песке и вытряхивая из сандалии камушек. Меня тоже.

– Почему? – где-то он вычитал, что лаконичность меньше раздражает и без того расстроенных людей.

– Может, из-за возраста, – ее дыхание участилось во время подъема наверх. – А, может, я просто бесполезна в этой компании.