Текст книги "Раньше умрешь, раньше взойдешь (ЛП)"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Я кивнула, думая, что это имело смысл. Чем ближе по времени от поворотного момента вспыхивает видение, тем яснее восприятие хранителя времени. Поморщившись, я взглянула на часы. Было уже поздно, и еще требовалось время, чтобы вернуться домой, даже на крыльях.

– Я должна вернуться в школу, – сказала я обеспокоенно. – Отметиться у папы. Забрать домашнее задание у Джоша.

– Я останусь здесь, – сразу заявил Барнабас, а Накита, естественно, ощетинилась.

– Почему? – спросила она воинственно, расставив ноги на ширине плеч. Я встретилась глазами с Барнабасом, без слов соглашаясь с ним. Она уже бесилась от одного его вида.

– Потому что Барнабас не убьет Шу, если Рон отправит кого-нибудь следить за нами.

Накита начала было протестовать, и я рассердилась.

– Посмотри, – сказала я, не скрывая свое негодование. – Черных крыльев в поле зрения не наблюдается. Я не обращалась к будущему, значит и Рон тоже. Барнабас, ты сможешь передать мне мысленное сообщение на таком расстоянии?

– Не тогда, когда ты под щитом, – угрюмо сообщил он.

– Не проблема, – ответила я, проводя рукой по волосам, сглаживая прическу. – Я не нуждаюсь в защите у себя дома. Рон знает, где я живу, и если он увидит что я там, он может перестать следить. Накита сможет прилететь домой и обратно, когда папа ляжет спать. А ты тем временем сможешь сообщить нам, если что-то произойдет.

На мой взгляд, план был хорошим, но Барнабас и Накита не отнеслись к нему с видимым энтузиазмом.

– Я сообщу, если что-нибудь изменится, – согласился он, его взгляд был удрученным, и я поняла, что его беспокоит резонанс амулета, перемещенный вниз по спектру. Больше он не мог относить себя к светлым жнецам, независимо от своей веры. Его связь со мной изменила его также, как изменила Накиту.

– Хорошо, – сказал он покорно, не желая показывать свою депрессию. Он был светлым жнецом в течение долгого времени. Он никогда не станет темным жнецом, даже если его амулет станет черным, как у меня. Он будет одиноким и обособленным всю свою жизнь.

Я пододвинулась к Наките; никогда не летала с ней раньше, но думаю, раз Барнабас мог меня нести, то и она сможет. На мгновение показалось, будто она собирается запротестовать, но заметив несчастное выражение Барнабаса, она просто раскрыла крылья, касаясь кончиками высоко над головой. Я смотрела на них, думая, что они прекрасны, даже если совсем не подходили к ее яркой одежде и сандалиям. Я бросила взгляд на Барнабаса, очень не желая оставлять его в таком состоянии.

– Ты в самом деле можешь лететь с другим человеком? – спросила я ее, и Накита перевела взгляд с Барнабаса на меня.

– Через минуту мы узнаем, – сообщила она, и я порадовалась, что умереть дважды невозможно.

Наблюдая за нашими приготовлениями, Барнабас состряпал улыбку на лице.

– Летите, – сказал он. – Я найду какое-нибудь укромное место, где смогу незаметно наблюдать за Шу. Думаю, что у нас есть время до полуночи, пока Рон не выделит резонанс Шу в линиях местного времени.

Я не знала, верить ему или нет. Вздохнув, я откинулась назад, к Наките. Ее рука нерешительно обернулась вокруг моей талии, и споткнулась, когда ее крылья открылись, подняв нас на дюйм вверх и снова опустив. Мое сердце заколотилось, она переместила свой вес.

– Мне жаль, что ты изменился, – сказала она Барнабасу. Слова были сказаны очень тихо, но я знала, что он услышал. – Она изменяет людей, – добавила она, будто меня здесь не было. – Может быть, это ее цель.

– Возможно, – сказал Барнабас, потом чуть поднялся от земли, как Накита, раскрыв крылья.

Я ахнула, когда кукурузное поле внезапно оказалось под нами, а мы парили в воздухе. От изменения атмосферного давления я вздрогнула, – не говоря уж о шатком подъеме Накиты, – и посмотрела вниз, где Барнабас наблюдал за нами. Он стоял посреди пустынной дороги, и тень от крыльев Накиты походила на созревший урожай вокруг него. Мой желудок сжался, и я схватила руку темного жнеца, держащую меня. Она не так хорошо как Барнабас удерживала мой вес, но она могла это сделать, и я расслабилась, услышав ее вздох облегчения.

Пока она транспортировала меня назад к Трем Рекам, мой мозг продолжал обрабатывать тот факт, что Накита сочувствовала горю Барнабаса, когда совсем недавно она чувствовала только презрение. Я изменила и ее тоже.

Посвятить свою жизнь человеку, который случайно погрузил внутрь тебя черные крылья, пожирающие воспоминания и преподавшие урок осмысления смерти – к этому нелегко прийти.

Глава 5

Макаронный соус благоухал пряностями, прям как я люблю. Или как любила. Я повертела вилку и накрутила на нее макаронный шарик, который собиралась передать Джошу, как только отвернется отец. Быть мертвой – полный отстой. Я никогда не осознавала, как наслаждаюсь едой, пока не лишилась этого. Накита, сидящая напротив за кухонным столом, также отодвинула свою порцию. Джош не помогал ей с поеданием спагетти, и мой отец потихоньку начинал волноваться по поводу ее полной тарелки.

– Переборщил с душицей? – спросил он, подталкивая очки обратно на переносицу.

– Все просто великолепно, мистер Эй, – с полным ртом бодро заявил Джош.

Несмотря на его заверение, папа перевел взгляд на меня, и я улыбнулась, заставив себя отправить полную вилку еды в рот и пережевать. Просто это все не то. Плотная иллюзия моего тела брала все необходимое из амулета. Мне не нужна энергия от пищи, чтобы существовать, и я уже не чувствую голода. Я все еще могу есть, но вся еда словно безвкусная рисовая лепешка.

– Высший класс, пап, – сказала я, но судя по его подозрительному «хммм», он мне не поверил. – Я просто перекусила, когда пришла домой после школы, – продолжила я и мысленно добавила, пытаясь таким жалким образом избежать прямой лжи: «В прошлом году, когда еще училась в средних классах».

– Ладно, только не перекусывай хотя бы завтра, договорились? – попросил он, вытерев руки о салфетку прежде чем отпить из стакана. – Я устал готовить еду, лишь затем чтобы она оседала на твоей тарелке.

Папа поднялся и подошел открыть окно над раковиной. Песни ранних сверчков и затихающий гул проезжающей по нашей жилой улице машины просочились внутрь на пару с золотистым свечением заходящего солнца. Я быстренько обменялась с Джошем вилками, а Накита нахмурилась. Ей придется избавляться от своей еды как-то иначе. Джош был достаточно вместительным, но не настолько.

Мы с Накитой вернулись примерно в три с половиной часа и нашли Джоша на ступеньках моего дома. Он выглядел довольно мило, сидя с охапкой новеньких учебников. Я была должна ему по-крупному. Должна гораздо больше, чем просто один ужин в моем доме. Я согласовала все с папой по телефону, а затем мы обосновались на заднем дворе и пока Джош поедал чипсы, я рассказывала ему произошедшее. Он выслушал меня и явно разочаровался, что сам не присутствовал там.

Сейчас было уже около семи, и я нехило тревожилась по поводу Шу. К этому времени Рон уже должен был что-то нарыть, но Барнабас молчал, и это подразумевало, что статус-кво не изменился. Вздохнув, я намотала на вилку еще один макаронный шарик и передала ее Джошу. Он с энтузиазмом принял вилку, кивнув головой и все еще пережевывая предыдущую порцию. Туфли отца заскрипели по выцветшему линолеуму, когда он обернулся и подошел к столу, а я вдохнула запах масла и чернил, приставший к нему с работы. Мысли отца определенно не витали вокруг ужина. Скорее, вокруг меня.

Мой отец был классической лабораторной крысой, из подвида высоких и худых, может даже немного чудковатых, когда был моложе, которым уютнее в лабораторных халатах, нежели в обтягивающих фирменных рубашках. Он выглядел в точности как тогда, десять лет назад, когда развелся с моей мамой, не считая разве что проблесков седины в волосах и еле заметных «улыбчивых» морщинок вокруг глаз.

Моя мама переехала во Флориду с довеском в виде меня. Она была экспертом по приобретению фондов, что дословно значило, что она являлась киллером для разного рода солидных благотворительных учреждений. Ее специальностью было вытягивать деньги у пожилых женщин – то, в чем она была действительно хороша, и что являлось постоянным камнем преткновения между нами, так как я ненавидела надевать белые перчатки и служить опорой для ее агитаций. А мой отец остался здесь.

Слабый грохот надвигающегося грома все нарастал, и золотистое солнечное свечение из окна постепенно затухало, подавляемое тяжелыми облаками. И вот уже снаружи воцарились ранние сумерки. Я покатала очередной макаронный шарик по тарелке и, встретившись взглядом с Накитой, поежилась. Ее тарелка была полной. Я кивнула ей на Джоша, чтобы она, по крайней мере, передала ему одну вилку с едой, и она поджала губы, обдумывая это.

Папа сел обратно и откинулся на стуле, прожевывая еду и изучая меня.

– Вы, девушки, не выглядите слишком тощими, – сказал он, в его коричневых глазах все еще виднелся отголосок обиды.

– Чего? – заикнулась я, оглядывая себя.

– Должно быть, все дело в женско-подрастковом периоде, – добавил он, улыбнувшись Наките. – А знаете что? Мэдисон, как насчет того чтобы помочь мне завтра приготовить ужин? Все что захочешь.

Джош фыркнул, склонившись над своей тарелкой, а я вздрогнула, вспоминая, как готовила с отцом ужин, когда мне было пять. Дошкольный горошек был не слишком аппетитным, но мои родители просто тоннами поглощали овощи, запеченные с соусом, и для моего пятилетнего возраста не было ничего вкуснее. Тот вечер барбекю прошел в шутках и смехе. Может нам стоит готовить горох на барбекю почаще.

– Ладно, – ответила я и отвела взгляд, вспоминая.

И вновь отец издал свое «хммм», словно заглядывал в будущее. А может в прошлое. Мною завладела какая-то меланхоличная грусть, и я заставила себя проглотить макаронную пасту, стараясь насладиться вкусом томата и мускусной сладостью душицы.

Меня сослали сюда почти шесть месяцев назад, прямо по окончанию средних классов. Я пропустила как выпускной вечер, так и все остальное. Что послужило той каплей, переполнившей чашу терпения моей мамы, было все еще загадкой. Может быть копы, притащившие меня домой, когда я прогуливалась в неурочное время, а мама думала, что ее ребенок наверху торчит в интернете. Или когда я пошла на пляжную вечеринку, когда пообещала этого не делать, или мой круиз в сумерках с приятелями, когда мы плавали за дальними буйками, что уж точно не было моей виной. Я звонила матери и сказала, где нахожусь. У нее чуть глаза из орбит не повылазили.

Но в любом случае, мама решила отправить меня обратно на север, и я была этому рада, улыбаясь и разглядывая уродливые постеры с желтыми розами, которые я еле помнила из своего детства. Я думала, что переезд станет просто передачей от одного несправедливого тюремщика к другому, но вновь узнать своего отца стало приятным сюрпризом, особенно учитывая, что он реально прислушивался к моим объяснениям, почему я предпочла одни сандалии другим. У мамы же вообще не было никакого чувства стиля. У отца, кстати, тоже, но по крайней мере, он пытался.

Я серьезно старалась быть послушной девочкой. И даже не сбегала из дому почти неделю, не считая того случая когда пыталась скрыть Джоша от черных крыльев. Я звонила, когда знала, что опаздываю, и никогда не пропускала семейные ужины, по крайней мере, когда не притворялась, что ем у Джоша. Хотя, это и стало более трудным, с тех пор как я стала темным хранителем времени и пыталась спасти души.

– Вы все необычайно тихие, – внезапно послышался голос отца, и я вскинула голову. – В школе все в порядке?

Черт, он хочет поговорить о школе?

– Я учусь домоводству, – с сомнением предложила свой выход из ситуации Накита, увидев, что я на грани паники.

На лице папы появилась едва заметная гримаса, но он расслабился, положив локти на стол.

– Я ненавидел этот предмет. Они и в этом году заставляют шить сумки для книг?

Накита стряхнула макаронный шарик со своей вилки, а затем начала наматывать еще один.

– Зачем это книге сумка?

– Эээ, мы с Накитой вместе ходим в фотографический класс, – вмешалась я, пытаясь отвлечь папу от ее растерянного выражения лица. Из того, что знал мой отец, Накита была родом из Новой Шотландии и ее родным языком был французский. В школе знали, что она проживает у меня, и тут, увы, не обошлось без ангельского вмешательства. Зато никто не озаботился проверить, откуда она действительно появилась. Хотя, если задуматься, даже я не знала, куда она ходит без меня.

Джош откусил немного хлеба.

– Мы вместе ходим на физику, – с набитым ртом сказал он. – Ура.

Я улыбнулась от его нехитрого восклицания.

– Было приятно вернуться и повидаться со всеми, – сказала я, накручивая на вилку макароны.

Папа понимающе улыбнулся.

– Этот год будет лучше предыдущего. Сама увидишь, – предсказал он, взяв ломтик хлеба из каравая и обмакнув его в оливково-уксусном масле. – А потом колледж…

– Можно я вначале разберусь с физикой? – со стоном поинтересовалась я. – По крайней мере, у меня есть мой фотографический класс, хоть немного веселья в этом году.

Папа коротко кивнул.

– Кстати, это мне кое о чем напомнило, – сказал он, всматриваясь на доску для напоминаний на стене возле телефона за моим плечом. – Мне сегодня звонила твоя учительница по фотографическому классу и отправила список с перечнем необходимого для этого года. Почему, во имя всего святого, она просто не отдала тебе его в школе?

– Мисс Картрайт? – спросила я, чувствуя нарастающую тревогу, и папа кивнул. – Мм, может, она его просто поздно составила? – предложила свою версию, стараясь не врать прямо. – Просто прекрасно, – подумала я, покосившись на Джоша, который лишь пожал плечами.

– Тебе сегодня нужно в торговый центр? – спросил папа, задержавшись взглядом на черных ногтях Накиты.

– Я могу подбросить, – предложил Джош, определенно уловив в этом свой шанс поучаствовать в предотвращении скоса, но мой первый импульс согласиться исчез. Это будет неплохим способ исчезнуть с папиного радара на пару часиков, но я не могла уйти, пока он не будет считать, что я мирно сплю в постели.

– Э, не нужно, – с запинкой ответила я, и Джош еле сдержал разочарование. – Скорее всего, все нужное уже имеется наверху, в моей комнате. – Я не видела списка, но сохранила все вещи с прошлого года.

– Мне нужна камера, – взволнованным голосом внезапно сказала Накита.

– У меня есть запасная, которую я могу одолжить, – быстро перебила я. – Накита, не волнуйся об этом.

Она промокнула губы салфеткой.

– Я прежде никогда ею не пользовалась. Не хочу сломать.

Накита казалась искренне убежденной в том, что говорит, и отец рассмеялся.

– Я так думаю, это одна из тех вещей, в которых ты ошибаешься. – Он оперся локтем о стол и подался вперед. – Мэдисон когда-то была очень небрежной со своими камерами, но не вини ее. Просто она занимается фотографированием аж с четырех лет. А ты сколько уже по ту сторону линзы?

Накита моргнула, явно удивленная, впрочем, как и всегда, когда папа пытался включить ее в разговор. Она нравилась папе, хоть мне и было спокойнее, когда она строила из себя тихое воплощение прилежности. Скорее всего, я вполне могла привести в дом даже байкершу, и папа все равно попросит ее остаться на ужин, лишь бы я не хандрила одна в своей комнате или избегала людей, как когда я только переехала. А то, что я сегодня привела на ужин аж двух друзей, видимо просто осчастливило отца на целую неделю.

– Не очень долго, – сказала она тоном, говорившим «никогда», а затем добавила: – Я не слишком творческая личность. Я пошла на фотографические уроки лишь потому, что Мэдисон считает, будто это поможет мне освоиться…

– В новой школе, – поспешно выпалила я.

– Мне никогда не удастся сделать такие снимки, какие делает Мэдисон, – сказала Накита.

– Это точно, – заявил Джош, промокнув последние остатки соуса ломтиком хлеба. – Мэдисон делает просто отличные снимки.

– Ох! – воскликнул папа, заставив меня подпрыгнуть. – Все без исключения творческие личности. Тебе лишь нужно войти во вкус. Мэдисон уже этим занимается довольно давно, – продолжил он, вновь погружаясь в воспоминания. – Она, скорее всего даже не помнит, но я брал ее с собой, когда выезжал на отдаленные участки для образцов. Ее мать тогда давала ей камеру, чтобы хоть как-то занять.

– Я помню, – сказала я, раздумывая, заметит ли папа, если я обменяюсь тарелками с Джошем. Почти три года назад я попыталась выбросить фотоальбомы со снимками разных участков и облачков, но мама спасла их из мусора и где-то спрятала. – Моя старая камера как раз наверху. – Увидев в этом возможность выбраться из-за стола, я встала и взяла свою почти полную тарелку.

– Как, вы уже закончили? – воскликнул папа, смотря на меня потерянным взглядом, когда Накита поднялась следом за мной. Джош моргнул, взглянув на нас, а затем быстренько доел последний кусочек хлеба и также встал из-за стола.

И вновь меня затопила вина, даже несмотря на то что я честно открыла кран дабы помыть тарелку. Папа действительно держался молодцом с тех пор, как я переехала, давая мне возможность почувствовать себя нужной, и все же предоставляя мне ту свободу, которая была мне необходима. Смерть и вынужденное молчание, по-видимому, создали ту стену между нами, которую не могли выстроить даже сотни миль разлуки.

Но я не могла избавиться от чувства, что папа, все же, вспомнил ту ночь, когда я умерла. Он ничего не сказал, но у него явно появились некие сомнения, которых не было раньше. Барнабас все исправил так, чтобы папа не помнил, но я думаю, что память вернулась, по крайней мере, какими-то отрывками. И я не хотела оставаться с отцом наедине, опасаясь, что он поднимет эту тему.

Накита молчала, пока очищала тарелку от еды. Позади нее, Джош вымыл свою.

– Мне, наверное, следует вернуться домой, – сказал он, явно разочарованный. Я была бы рада, если бы он смог полететь со мной в Форт Бэнкс, но Накита сможет унести лишь одного. – Хотя у меня все же есть немного времени, чтобы помочь с посудой, – добавил он.

– Все в порядке, мы с Накитой справимся, – быстро сказала я. Я вроде как должна тебе, – мысленно добавила, но не сказала вслух. – Тебе следует вернуться, прежде чем начнется дождь.

– Я могу водить под дождем, – с ухмылкой сказал Джош.

Папа отодвинул стул и присоединился к нам у раковины.

– Спасибо, что пришел, Джош, – радушно сказал он. – Мне нравится, когда в доме шумно и когда я могу готовить больше чем на одного человека.

– Пап, – недовольно начала я, – я просто не голодна.

Отец ничего не ответил, лишь приподнял брови. Джош вытер руки о джинсы, отойдя от раковины, и посмотрел на меня, явно желая что-то сказать.

– Пойду заберу свои вещи, – наконец промолвил он и быстро вышел из кухни, оставив после себя неуютную тишину.

Накита поднесла тарелку с хлебом и засомневалась лишь на секунду, прежде чем все же положить его в кулек.

– А можно мы потом домоем? – спросила я папу. – Я хочу… – Хочу что? – в панике подумала я. Ну не могу я признаться, что хочу поговорить с Джошем, отец подумает, что мы встречаемся или нечто в этом роде. То-есть, мы вроде как встречаемся, но пока даже не целовались. Пока.

– Давай, иди быстрее, – сказал он, демонстрируя, будто прогоняет меня. – Я уберу. А тебе следует поговорить с Джошем.

Накита нахмурилась. Джош ей не слишком сильно нравился. Несмотря на это, я была довольной и поспешно обернулась, чтобы вытереть руки о кухонное полотенце.

– Спасибо, пап!

– Мне все равно следует перезвонить офицеру Леви, – добавил он, взглянув на часы в печке.

Офицеру Леви? Вот блин.

Я резко остановилась, обменявшись взглядами с Накитой. В моем взгляде сквозила тревога, а вот ее был раздраженным, скорее всего из-за того, что Барнабас помешал ей скосить эту женщину. Однако папа вовсе не выглядел встревоженным, когда выпрямился в полный рост.

– Пап, я могу объяснить, – начала я. Ну и как я это объясню? – подумала я, мысленно проклиная Барнабаса. Это был уже второй раз, когда он менял людям воспоминания лишь затем, чтобы последние вернулись ровно настолько, чтобы осложнить мне жизнь. Наверное, старая привычка в стиле «спаси человека и слиняй». Он никогда не сталкивался с людьми, которые помнят ту ложь, в которую он заставил их поверить.

Но мой папа отнюдь не выглядел расстроенным, домывая за собой стакан.

– Она звонила с работы. Хотела удостовериться, что у тебя есть разрешение парковаться на школьной стоянке, – сказал он с явным удивлением, открывая все краны. – Я сказал ей, что у тебя даже машины-то нет, и она слегка запуталась. Но в любом случае, она хотела поговорить еще и о пожертвовании в какой-то там фонд.

– О, – сказала я, расслабляясь. Позади отца стояла Накита и ее глаза были неизменно синими. Если бы они стали серебряными, это бы значило, что ее самоконтроль терпит урон. Что бы ни сделал Барнабас, оно, оказывается, возымело действие.

– Ну, полагаю, нам не стоит волноваться насчет машины, не так ли? – кисло спросила я, и отец вздохнул. Я ныла по поводу оставленной во Флориде машины с тех пор, как переехала, но ответ отца оставался неизменным: «Пока нет».

Но на этот раз вместо своего заготовленного ответа, папа обернулся ко мне, смотря взволнованным взглядом, и спросил:

– Мэдисон, с тобой все в порядке?

Я услышала, как Джош с топотом спускается вниз по лестнице и кивнула, а затем отпихнула от себя подальше полотенце, когда поняла, что неосознанно накручиваю его на руку.

– Поверь мне, пап, – сказала я с, надеясь, правильной дозировкой раздражения и искренности, направившись в прихожую и поймав по пути Накиту. – Мне здесь нравится, и я не собираюсь это портить. Теперь у меня есть друзья и все остальное, даже несмотря на отсутствие машины.

Его внимание переключилось на Накиту и, улыбнувшись, он сказал:

– Только пообещай, что обратишься ко мне, когда тебе понадобиться поговорить. Я не смогу помочь, если не буду знать, в чем суть.

Это было слишком близко к тому, что я в действительности хотела – прийти и на чистоту попросить совета. Но вместо этого я лишь сдернула с холодильника список с необходимым к фотографическому классу и пробормотала:

– Это лишь обычные подростковые разборки.

– «Обычные» и «подростковые» вместе не совмещаются, – сказал он, но я уже подошла к проходу в гостиную. – Позвони своей маме сегодня, ладно? – добавил он, когда Накита проскользнула передо мной. – Она звонила сегодня днем и хотела поговорить с тобой. Как раз когда ты была на занятиях. Я, конечно же, успокоил ее и сказал, что ты не можешь говорить по телефону, когда занимаешься, но полагаю, ты знаешь свою мать.

В его голосе явственно слышалась давняя тоска, и я остановилась посреди прохода, смотря, как отец вновь переживает прошлое. Впрочем, лично я была гораздо больше обеспокоена настоящим. Мама находилась за тысячу миль отсюда, однако ее внутренний радар неприятностей все еще работал.

– Я перезвоню ей. И спасибо, что разрешил Наките заночевать.

– Даже не знаю, как тебе удалось уговорить меня на это, – проворчал отец, отвернувшись к мойке и засучив рукава. – Мне никогда не разрешали приглашать кого-то переночевать, особенно перед учебным днем.

Улыбнувшись, я тихонько подкралась к нему и поцеловала в щеку. Она была колючей, а отец пах… как отец.

– Это все потому, что я твоя любимица, – сказала я, вспомнив семейную шутку десятилетней давности.

Папа улыбнулся, разом смахнув все мои дурные предчувствия.

– Единственная и неповторимая, – сказал он, неуклюже меня обняв и стараясь не запачкать мыльной пеной. – И чтобы свет погас в десять. Я серьезно!

Итак, между мной и отцом все нормализовалось, так что я с легким сердцем вышла в коридор и застала Джоша с закинутым на плечо портфелем, стоящего рядом с Накитой. Увидев меня, он снял сумку и опустил ее на пол. Из кухни послышался постепенно смолкающий шум воды.

Джош покосился в сторону кухни, а я подошла ближе.

– Увидимся завтра? – предположил он, и я кивнула. Увидимся мы или нет, все решится с рассветом.

– Спасибо за все, – сказала я, смотря на его портфель, а затем нахмурилась. – Джош, прости. Я понимаю, что ты бы предпочел отправиться с нами…

Его взгляд обосновался где-то на потолке.

– Может в следующий раз, – промолвил он, заставив меня почувствовать себя еще хуже.

Накита скрестила руки на груди, переступив с одной ноги на другую. Взгляд Джоша обратился к ней, и он нахмурился.

– Ты не против, если я поговорю с Мэдисон наедине? – спросил он.

Та лишь вздохнула, закатив глаза. Фыркнув, Накита крутанулась на пятках и потопала наверх. Клянусь, некоторые «маскировочные» приемы она учила даже слишком быстро.

Я все еще улыбалась, когда перевела взгляд на Джоша. Но увидев, как его глаза словно наполнились внутренним светом, когда я посмотрела на него, почувствовала толику нервозности. Он хочет побыть наедине со мной?

– У тебя есть все необходимое? – спросил он, взглянув на список в моей руке.

– Да, благодаря тебе, – ответила я, запихнув лист в карман. – Я действительно хотела, чтобы ты присоединился, но Накита не сможет унести больше чем одного человека.

Он взглянул на открытый проход в кухню.

– Не страшно, – сказал он, сделав шаг по направлению к двери. – Только не превращай меня в ботана, который всегда добывает для тебя информацию, но сам пропускает все интересное. – Он улыбнулся. – Ужин, кстати, был прекрасным.

– Ловлю тебя на слове.

Джош достал из кармана ключи от грузовика и нащупал дверную ручку позади себя.

– Ну, увидимся завтра, – сказал он, закинув портфель на плечо.

Во мне заворочалось разочарование, но чего я ожидала? Мы не то, чтобы встречались – не считая прошлогоднего бала, обернувшегося катастрофой. Приблизившись, я дотронулась до его руки. Джош застыл, а дверь распахнулась.

– Спасибо, – прошептала я. – Джош, я действительно благодарна.

Он взглянул на наши руки, а затем в сторону кухни, где папа шумно распределял тарелки в посудомойку.

– Как ты думаешь, если я поцелую тебя на прощанье, твой отец слетит с нарезки? – спросил он.

Я моргнула, а сердце на секунду подскочило к горлу.

– Возможно, – сказала я, забыв как дышать. Я целовалась прежде – будь я святой, мама не наказывала бы меня, но в последнее время не занималась этим, так как быть мертвой немного рассредоточивает. Знание, что Джош хочет меня поцеловать, вызвало трепет во всем теле.

Джош крепче сжал мою руку. Из кухни раздался грохот кастрюль в мойке. Я задержала дыхание, чувствуя, как память о моем сердце застучала сильнее.

– Не забудешь обо мне? – прошептал Джош. Его лицо было близко, еще не целуя, но уже намекая.

Запах спагетти, хлеба и шампуня поселял во мне чувство безопасности.

– Никогда, – ответила я, имея в виду именно это. Запрокинув голову, я прикрыла глаза. Как я и надеялась, наши губы соприкоснулись. Я лишь успела почувствовать их тепло, прежде чем Джош отстранился. По телу пробежала дрожь, и я распахнула глаза, встречаясь с ним взглядом. Джош мягко улыбнулся. Это произошло слишком быстро, но я услышала звон столового серебра, и парень кивнул. Я почувствовала тепло смущения. Возбуждение и спокойствие одновременно.

– Мне пора уходить, – сказал Джош, вновь натянув сумку на плечо.

– Ага, – согласилась я, задумавшись, как такая простая вещь как поцелуй изменяет мировоззрение.

– Увидимся завтра, Мэдисон, – добавил он, взглянув в сторону кухни.

– Пока. – Я честно не хотела, чтобы он уходил.

Джош сжал мою ладонь, и после того, как она выскользнула из его руки, вышел и закрыл за собой дверь.

Я, наконец, позволила себе выдохнуть (уже и не помню, когда задерживала дыхание) и мой взгляд обратился в сторону кухни, когда папа прокричал через окно:

– Пока, Джош! Веди осторожно!

– Непременно, мистер Эй, – донесся едва слышимый ответ, и я обернулась в сторону лестничного пролета, подскочив, когда увидела стоящую и ожидающую меня наверху Накиту. Джош никак не показывал, что видел ее, но по ее обеспокоенному выражению лица я догадалась, что она видела все от начала и до конца.

– Он тебя поцеловал, – сказала она, когда я была уже на полпути к ней.

– Хочешь повторить это погромче? – кисло заметила я. – Мой отец, может, еще не услышал.

Когда я приблизилась, она отступила, выглядя скованной.

– Это заставило твое сердце биться, – сказала она, следуя хвостиком за мной.

– Угу, – подтвердила я, улыбнувшись. Даже отсюда я услышала, как заревел грузовик Джоша. Мои мысли все еще витали вокруг него, когда я плюхнулась на кровать. Он действительно был хорошим парнем.

Накита закрыла за собой дверь.

– Как ты думаешь, может мне следует покрасить ногти?

Смена темы отвлекла меня от разглядывания потолка, и я привстала на локте.

– Заметила, как отец на них смотрел? – поинтересовалась я, и Накита кивнула. На ее прекрасном лице было почти смешное количество тревоги. – Если хочешь.

– Хочу, – с облегчением подтвердила она. – И на ногах тоже.

– Мне они нравятся такими, какие они есть, – заметила я и перекатилась на живот, чтобы дотянуться до прикроватного столика. Порывшись в ящике, я отыскала ярко красный лак, подходящий к ее сумочке, которая, кстати говоря, обосновалась в шкафу прямо за учебниками. Джош и их притащил. Черт, я реально ему должна.

– Подойдет? – спросила я, протягивая ей лак.

Она взяла его с бесстрастным выражением лица.

– А у тебя нет менее яркого оттенка?

Я вдруг поняла, что она просто старается выглядеть обычной, вписаться, и вновь перекатилась на живот, находя искомое.

– У меня есть розовый, – сообщила я, и Накита ощутимо расслабилась.

– Спасибо.

Она снова улыбалась. Подумав, что кто-либо другой будет выбит из колеи моим биполярным беспорядком, я захлопнула ящик и порылась в кармане, чтобы выудить на свет смятый список необходимого к фотографическому классу и мысленно сравнить с содержимым своего шкафа.

– Ну, большая часть у меня имеется, – сказала я, перевернувшись на спину и поджав под себя ноги. – Которую из моих камер ты хочешь – красную или черную?

– Черную. Нет, красную, – сразу же поправилась она, но затем вновь заколебалась. – Какую бы выбрала ты?

Я открыла шкаф и, положив руки на бедра, принялась вспоминать, в какую именно коробку запрятала их. Джош упомянул, что я делаю просто замечательные снимки. Отец сказал то же самое, но, мимоходом услышав это от Джоша, я сейчас чувствовала приятное тепло – то тепло, которое не ощущала месяцами.

– Вот она, – тихо проговорила я, отбросив в сторону юбки, топики и джинсы, и наконец добралась до коробки. Она была из бакалейной лавки моей матери, и я почувствовала приступ ностальгии по дому, поставив ее на стол. Перезвони матери, не забудь.

Когда я ее открыла, наружу просочился безошибочный запах электронных приборов, пробуждая воспоминания.