Текст книги "Верность сердца"

Автор книги: Кейт Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Желаю тебе твердости, Кэсси. Собирайся пока, я скоро приеду. Я помогу тебе, – пообещал «другой брат».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Если может одна неделя быть дольше другой, то эта Кассандре казалась нескончаемой…

Женщина отсылала все тревожные вопросы вглубь себя, они вливались в нее подобно ледяной газированной воде из запотевшего стакана с позвякивающими кубиками льда на дне. Да и сама она чувствовала себя скованной льдом.

В таком оцепенении она прожила всю последнюю неделю, поселившись в квартире Рамона, помогшего ей не отступиться от своего намерения, поддержавшего ее в момент внутреннего разлада.

Ей было за что благодарить его. Но она больше не была собой. Она не жила…

Угрюмо и напряженно, сиротливо и безразлично влачила она себя сквозь изнуряющее одиночество, хотя и понимала, что и при Хоакине была не менее одинокой.

Умом сознавая правильность своего поступка, сердцем Кассандра не умела быть мудрой и справедливой. И, пожалуй, этот разлад убивал ее сильнее перемен в жизни. В мечтах она устремлялась назад, в те времена, которые теперь рисовались ей бесконечно счастливыми.

На каждый внутренний порыв стряхнуть с себя эту апатию она отвечала вздохом глубочайшей усталости и безучастным взглядом. Попытки Рамона взбодрить гостью тоже не увенчались успехом. Он лишь верил, что верный лекарь время сделает свое дело, на это и уповал, чутко обращаясь со своей подопечной.

Но каждое утро Кассандра переживала один и тот же кошмар пробуждения, когда с новой силой сознавала, как далеко она от Хоакина, что не увидит его черного пронзительного взгляда, который неизменно прожигал ее насквозь. И эти мысли пронимали ее до дрожи, до слез отчаяния, до пустыннического безмолвия.

И только часы сна оставались ее отрадой. В них она по-прежнему жила в окружении его виноградников на вершине облюбованного солнцем вечнозеленого холма. В доме, в который Хоакин возвращался каждый вечер, расслабив узел галстука, расстегнув ворот рубашки. Таким она ждала его каждый вечер, таким он и являлся в ее снах. И она вновь могла делить с ним постель, дарить ему свою любовь, упокоиться в его объятьях, ловить мгновения его ласковости. И настолько живо это было в ощущениях, что, казалось, кожа горит от его неистовых поцелуев и тело ноет от бурных метаний.

Так за минуту до пробуждения она была самой счастливой женщиной на свете.

Тем горше было осознание яви.

Кроме того Кассандру мучило, угнетало, терзало то обстоятельство, что все же именно она бросила любимого. Ей стало казаться, что был какой-то шанс, который она упустила, стали представляться возможности, на которые стоило уповать. Она тосковала по Хоакину настолько, что готова была обречь себя на его презрение ради возможности быть с ним. Ее воспаленный рассудок рождал столько допущений, уступок и компромиссов, о которых человек в своем уме и с чувством собственного достоинства и слушать бы не стал.

А ведь только этим Кассандра и коротала время до очередного сладостного сна.

Женщина бесцельно бродила по квартире

Рамона в убийственной тишине и представляла, как много она могла бы стерпеть от Хоакина, лишь бы осязать его ночами.

Кассандра вздрогнула, когда услышала шум машины Рамона. Вскоре она услышала стук в дверь и пошла открывать, полагая, что Рамон забыл ключ от квартиры.

Кассандре нравился Рамон. Она заставляла себя быть ему благодарной, понимала и ценила все его бесчисленные попытки помочь ей свыкнуться со своей участью, выбраться из этого тупика. Но и в этом она не могла сохранять целостность. Порой она ненавидела Рамона изза того, что он не желает понять всей глубины ее зависимости от Хоакина. Тогда она усматривала в нем зависть Каина. Женщина старалась изо всех сил сдерживать себя, чтобы не выдать этого постыдного подозрения.

Она знала, что от унизительного бегства к порогу дома Хоакина ее отделяет только терпеливый и добрый взгляд Рамона, его покой и душевное тепло, его бескорыстное стремление спасти человека…

Его глазами, она видела ту сторону правды, игнорировать которую было бы преступлением. Вместе с ним она начинала надеяться, что время все излечит, что наступит счастливый день, когда все связывающее ее с Хоакином отомрет и узы с собственной судьбой станут прочнее. Тогда она успокоится. Так говорил Рамон. Он был уверен, что Кассандра жаждет излечения.

Сама же Кассандра в этом уверена не была.

Она никогда не искала любви уютной. С юности она видела истинную любовь только жертвенной. Она и пошла за Хоакином, потому что он позволял ей отдавать себя всю. но он не потрудился познать ее, просто владел ею, как коллекционер старинных вин, заполняющий бутылками погреба вовсе не для того, чтобы однажды их распечатать.

Кассандра понимала все это. И тем не менее ее влекло назад к Хоакину.

Женщина представляла, как на рассвете откроет дверь его дома и войдет. Она будет сильной и непреклонной, потребует от него прямых ответов. Он либо сделает ее своей по закону, либо отпустит на все четыре стороны. Она полагала, что сможет сохранить хладнокровие, если вновь увидит его…

– Если тебе известно, где она, ты должен мне немедленно это сказать! – прогремел из-за двери голос Хоакина, когда Кассандра прикоснулась к холодному металлу дверной ручки.

Дыхание Кассандры участилось, стало прерывистым, глаза наполнились слезами, а голова закружилась прежде, чем она сознала, что слышит любимый голос.

Кассандра медлила открывать. Она лихорадочно пыталась сообразить, как следует поступить в сложившейся ситуации. Но желание видеть любимого оказалось сильнее разума. Она рывком на себя открыла входную дверь и жадными глазами впилась в испанца.,

Хоакин стоял напряженный и ошарашенный.

– Ты?! – возмущенно воскликнул он наконец.

Кассандра робко кивнула, и в этот миг все вернулось на круги своя. Женщина даже не успела заметить, как быстро все переменилось. Еще мгновение назад она могла решать, открывать или не открывать дверь Хоакину. Теперь же от нее ничего не зависело.

Хоакин стремительно вошел в квартиру брата, не дожидаясь приглашения. Его переполняли гнев и недоумение. Но он старательно сдерживался.

Кассандра виновато следила за ним. Казалось, она видит себя его глазами, видит и признает свою неправоту. Он еще не раскрыл рта, а она уже принялась обвинять себя его словами. Кассандра зажмурилась и истерически прокричала:

– Уходи!

– Ну уж нет! – Хоакин покачал головой, остановившись напротив нее. – Я намерен выяснить, что здесь происходит.

– Что?

– Это я должен спрашивать, что. Как ты посмела, как он посмел? – принялся свирепеть Хоакин, увидев плодородную почву в ее истерике для своего гнева. – Я требую объяснений, Кассандра! Что ты здесь делаешь? Почему ты в квартире моего брата в одном пеньюаре?

– Я здесь живу, – коротко ответила она и запахнула полупрозрачный пеньюар.

– Живешь… Ты здесь живешь… Очень интересно. А могу я узнать, как так получилось, что ты здесь живешь?

– Я переехала, – пролепетала женщина. – Рамон позволил мне пожить у него… Пока, – почти оправдываясь, объясняла она.

– Как мило! Рамон вообще такой милый! Он ведь милый, не так ли?! – прогремел Хоакин.

Кассандра невольно вздрагивала от каждого его выпада. Она тряслась как осиновый лист. Но при этом что-то в глубине, что не давало ей покоя всю эту неделю, унялось.

– Так, значит, теперь ты живешь с моим миленьким братцем, – ядовито подытожил Хоакин. – Неплохо придумали. Только что вы этим хотели доказать?

– Ничего, ровным счетом ничего, – взволнованно ответила Кассандра.

– Не то чтобы я ничего не понимал, просто надеялся услышать это из твоих уст. Но если ты уверяешь, что это «ничего», это нормально, когда женщина уходит от одного брата к другому без объяснения причин, не попрощавшись… Известно ли тебе, что я места себе не находил всю эту неделю? Обыскался!

– Это правда? – недоверчиво спросила его Кассандра.

– Может быть, теперь ты мне расскажешь, что произошло? – неожиданно смягчившись, спросил ее Хоакин.

– А что тут рассказывать? По-моему, без объяснений все понятно.

– Это только по-твоему. У меня же к тебе очень много вопросов, – заверил ее мужчина.

– Я давно пыталась тебе все объяснить.

– Пыталась? О, да! Ты пыталась. Припоминаю, ты не хотела, чтобы я шел работать. А когда не смогла отговорить, собрала вещи и уехала. Какая поистине женская логическая последовательность! – с откровенной издевкой проговорил Хоакин Алколар.

Кассандра, которая с момента его появления балансировала на грани восторга и отчаяния, не выдержала этой эмоциональной турбулентности и зарыдала.

Хоакин смягчил тон настолько, насколько мог.

– Прости, – процедил он в ответ на ее слезы. – Но и я не заслужил такого обращения. У нас была волшебная ночь. Мы любили друг друга как никогда. А ты даже не удостоила меня записки.

– Любили? Ты говоришь, любили? – воскликнула женщина. – Да для тебя это был не более, чем занимательный секс!

– Да, секс. Я люблю секс. Мне нравится заниматься им. Мне нравится делать это с тобой. И тебе это нравилось, насколько мне известно. Ведь поэтому мы вместе.

Хоакин смотрел на Кассандру вопросительно. Он ждал от нее ответов, объяснений, оправданий, извинений, раскаяния. Он требовал от нее признания его правоты в ущерб ее самомнению.

Кассандра молчала, отведя взгляд.

– Каждую ночь у нас был секс. Хороший, мощный, бесподобный секс. Тебя все устраивало. Я хочу знать, почему ты сбежала после ночи лучшего секса и всего того, что было в наших с тобой отношениях? – продолжал допрос Хоакин. – Или он не показался тебе лучшим? Я разочаровал тебя? Не дал тебе удовлетворения? Опротивел тебе?

– Как ты можешь такое говорить?! – сквозь слезы пробормотала женщина.

– Тогда в чем дело, Кассандра? Я требую объяснений, – проговорил он, нежно поддев ее подбородок рукой. – Должно быть, ты самая талантливая актриса в мире. Я мог поклясться, что доставил тебе наивысшее наслаждение. Я помню каждый вздох той ночи. Помню, как ты изгибалась в моих руках. Какие сладостные стоны исторгала твоя грудь. Мне казалось, я знаю тебе. Я был в тебе, чувствовал тебя, просочился в тебя, наполнил тебя собой. Думал, что ты моя. А теперь узнаю, что ты ушла к моему братцу.

– Он тут ни при чем. Я по-прежнему твоя. Вернее…

– Что? Договаривай.

– Я не могу стать другой. Мне невыносимо представить, что я не желаю тебя. Это мучительно. Но я ничего не могу с собой поделать, – обессилено созналась Кассандра.

– Поэтому ты собрала вещи и ушла с Районом?! – снова грянул громовой раскат голоса Хоакина.

– Рамон просто помог мне, не более того. Все прочее было моим желанием. Я надеялась справиться с собой, – пыталась объясниться Кассандра.

– И каким же образом разлюбезный Рамон помогал тебе справляться?! – презрительно поинтересовался Хоакин.

– Рамон не такой как ты. Он ничего не требует от меня. Не нужно этих грязных намеков, – робко попросила Кассандра.

– Очень трепетные у вас отношения, я смотрю… Я налью себе выпить. Ты что будешь? – спросил ее Хоакин, подойдя к бару.

– Я ничего не хочу. И… тебе не советую, – рискнула оговориться Кассандра.

– Это еще почему? – рассмеялся он. – Помоему, самый достойный повод напиться в стелечку. Мой братец стащил у меня женщину буквально из постели. Ловок и скор, ничего не скажешь.

– Послушать тебя, я вещь какая-то, – слабо оскорбилась Кассандра.

– Ты ушла с моим братом! Как еще я должен это воспринять? – прикрикнул на нее Хоакин, сделав большой глоток бренди.

– Ты вообще не слушал того, что я тебе говорила! – в отчаянии воскликнула женщина.

– Пустые оправдания, – отрезал он. – Очевиден факт: ты ушла с моим братом. И только это имеет значение.

– Но через день-другой ты бы сам меня выставил. Ты ясно дал мне понять, что не желаешь продолжения наших отношении, что не изменишь своим привычкам и по истечении года укажешь мне на дверь!

Но Хоакин ее не слушал. Он нервно расхаживал по комнате с бокалом бренди в руках.

– Ну, братишка! Ну, мастак! Не ожидал я от него такой прыти! – не то возмущался, не то восхищался испанец. – Видно, недооценивал я его.

Кассандра внимательно посмотрела на Хоакина. Тот словно забыл о ее присутствии. Его глаза горели огнем соперничества. И это уязвило ее.

– У меня больше нет времени обсуждать с тобой что бы то ни было, – тихо сказала она. – Я должна…

– Что значит, нет времени? – грозно напустился на нее мужчина, не потрудившись дослушать. – Я нахожу тебя после недельного отсутствия, и ты смеешь утверждать, что у тебя нет времени объясниться со мной? Допускаю, что твой новый любовник терпит такое обхождение. Но не забывайся, когда разговариваешь со мной! Ты, должно быть, совсем спятила, если оставила мою постель ради такого слизняка!

– Ты ошибаешься, Хоакин. Во-первых, мы не любовники. Во-вторых, Рамон вовсе не слизняк. Он очень хороший человек, – заступилась за друга Кассандра.

– Не будь он бесхребетен, он давно бы сделал тебя своей. У него было достаточно для этого времени: В конце концов, соблазнить тебя – задача несложная, – проговорил он, мстительно ухмыльнувшись.

– Не смей! – воскликнула Кассандра и ладонями закрыла лицо.

– Чем же вы с ним занимались всю эту неделю? – снисходительно поинтересовался Хоакин.

– Общались.

– Общались? Ну-ну… – сказал он и рассмеялся. – Я этого так не оставлю! – пригрозил он после недолгой паузы.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он думал отнять у меня женщину, наглец! Не знаю, чем он тебя заманил, но у него ничего не получится. У меня найдется аргумент почище. Мы поженимся. Посмотрим, что он тогда предпримет, – злорадно проговорил Хоакин.

– Поженимся? – пролепетала Кассандра.

– Хм…

– Ты сделал мне предложение? – недоверчиво уточнила женщина.

– Ты слышала, – коротко огрызнулся он.

– Это не было похоже на предложение, – растерянно проговорила она.

– Извини, что не преклонил колена. Старость, – саркастически отговорился Хоакин.

– Как-то это все странно…

– Прошу тебя, Кэсси, брось мяться. Можно подумать, ты не этого хотела.

– Но что заставило тебя изменить своим правилам? – выясняла она.

– А это так важно?

– Полагаю, это имеет значение.

– А я так не думаю, – отмахнулся он от нее, уверенный, что она согласится. – Ну, так что? Каков твой ответ?

– Если бы ты сделал это предложение прежде….

– Я делаю его теперь. Считаю, что теперь – самое время. Прежде я так не считал. Ты была со мной. Нам было хорошо вместе.

– Да, было…

– Мы идеально подходим друг другу. Тебе это известно не хуже, чем мне.

– Это так… Но ты имеешь в виду только секс, – упрекнула его влюбленная женщина.

– Каков твой ответ? Я не собираюсь делиться тобой с другими мужчинами, – объяснился, наконец, Хоакин.

– Ты согласен жениться на мне, даже будучи уверенным, что я спала с твоим братом?

– Я способен на великодушные поступки, что бы ты обо мне ни думала. И готов простить вас обоих, – цинично объявил испанец. – К тому же, сравнив нас, ты поймешь, что нашла лучшее из всего возможного.

– Ты так самоуверен?

– Только когда речь заходит о вещах очевидных! – провозгласил Хоакин Алколар. – Твой ответ?

– А как тебе кажется, что я должна ответить? Что должна ответить женщина на такое предложение? Ты сам-то понимаешь, как карикатурно оно звучит?

Хоакин выжидающе смотрел на нее, сузив глаза.

– Мой ответ – нет! – нашла в себе силы для отказа оскорбленная женщина. – Нет! Никогда! Ни за что не свяжу свою жизнь с тобой. Я не позволю тебе больше пользоваться мной как вещью, самоутверждаться за мой счет. Не собираюсь становиться козырной картой в твоем соперничестве с братом. Никогда я не буду твоей женой!

– Отлично. Я просто хотел услышать ответ, – спокойно проговорил Хоакин и направился к выходу.

– И это все? – изумленно воскликнула женщина, приготовившаяся к полемике.

– Поверь, мне этого достаточно, – с удивительным спокойствием ответил он. – Должен раскланяться. Желаю тебе и Рамону всех благ, Кэсси. Уверен, вы будете счастливы, – сказал он, выходя за дверь.

– Хоакин… – прошептала она, нагнав его. Он проигнорировал ее оклик, спускаясь по

лестнице.

– Хоакин! – крикнула Кассандра ему вслед, стоя в дверях. – Хоакин! – повторила она, когда его силуэт скрылся под лестничным пролетом и слух улавливал лишь твердую поступь. – Хоакин, прошу тебя, остановись. Не уходи! Вернись! Умоляю…

Она звала его, не думая в эту минуту, как воспримет ее зов жестокий возлюбленный. Не думала так же и о том, как низко роняет себя в его недобрых глазах, равно как и в своих собственных. Она лишь надеялась вернуть его.

Кассандра бросилась за ним. Хоакин приближался к краю тротуара, когда она в тонком пеньюаре выпорхнула из подъезда под летний дождь и окликнула его осипшим голосом:

– Хоакин!

Он обернулся на ее зов. Его поворот был неловким. На бордюре он оступился и не смог устоять на мокрой брусчатке…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Непросто вообразить такого человека, как Хоакин Алколар, лежащим на больничной койке, да еще в беспамятстве.

Но и с бескровным лицом и под белоснежной больничной простыней он казался могучим, непоколебимым.

Кассандра смотрела на него. Она вглядывалась в спокойное лицо, неправдоподобно бледное. Это при его-то загаре!..

Лишенное мимики лицо казалось юным, мягким, сердечным. Даже заставая Хоакина спящим прежде, Кассандра не наблюдала его таким.

В его палате она провела всю ночь. Женщина ни на миг не сомкнула глаз, в ужасе думая, что никогда не дождется его пробуждения. И в очередной раз винила себя…

А Хоакин Алколар лежал без чувств, без движения, а значит, и без тревог, сомнений и боли. Кассандра еще никогда не испытывала такой близости с человеком, с мужчиной, с возлюбленным. Его беспомощность и безответность оказались недостающими звеньями…

Под утро, когда рассвет первыми лучами коснулся окон больничной палаты, пациент попытался открыть глаза.

Кассандра затаила дыхание, когда его ресницы задрожали под первыми золотыми брызгами солнечного света.

– Хоакин, ты слышишь меня?! – с надеждой прошептала она и нежно сжала его руку. – Хоакин, прошу тебя, дай знать, что ты меня слышишь, – молила его Кассандра. – Пожалуйста, открой глаза. Мне невыносимо гадать, все ли с тобой в порядке, – призывала его любящая женщина.

Пока он пребывал в забытье, Кассандра в Мельчайших подробностях воспроизводила в памяти детали его рокового падения. Они то застывали перед ее мысленным взором, как по команде «стоп-кадр», то прокручивались на минимальной скорости, терзая ее душу чувством вины. Она вновь и вновь видела, как он оборачивается на ее крик, как оступается, падает ниц, с ужасом вспоминала, как его голова ударяется о бордюр тротуара, как закатываются его глаза и обмякает тело.

Вспомнился и момент паники во всей остроте, когда она бросилась к нему с криком. Кассандра попыталась поднять его, но смогла лишь переместить его голову на свои колени. Она кричала и звала на помощь, кричала так, что очевидцы незамедлительно вызвали «неотложку». Она знала, что вызов сделан, но не могла успокоиться, пока не увидела медиков.

Санитары положили ее возлюбленного на носилки и закрыли задние створки кареты «скорой помощи». Кассандра еще долго провожала их взглядом, замутненным слезами, пока машина не скрылась за поворотом. Тогда она заставила себя подняться в дом, переоделась и помчалась в больницу, из которой больше не выходила.

Рамон смог найти ее, выслушав рассказы очевидцев.

– Прекрати убиваться. Такое могло произойти с каждым. Твоей вины в этом нет. Ты доведешь себя до сумасшествия, если не успокоишься, – внушал он, обняв ее за плечи. – Врачи делают оптимистичные прогнозы. А его кома может продлиться хоть всю ночь. Ты должна отдохнуть.

Но Кассандра не слушала друга. Ее парализовал страх того, что она может навечно лишиться своей единственной любви.

До позднего вечера Рамон не отходил от нее ни на шаг. Он носил ей горячий кофе, своими руками согревал ее оледеневшие от нервного озноба пальцы, подставлял свою грудь под ее слезы, многократно выслушивал одну и ту же историю о том, как все это произошло, гладил ее по голове как маленькую, утешал и понимал, насколько все это бесполезно.

Порой Рамон замечал, что Кассандра его не слышит. Впрочем, он знал, что для нее никого не существует, кроме Хоакина. Рамон же только выполнял свой долг, не рассчитывая на благодарность.

Кассандра ждала. Она сосредоточила напряженный взгляд на лице Хоакина.

Женщина боялась моргать. Можно было подумать, что она не дышит. Лишь изредка она переводила глаза на монитор, отражающий основные параметры состояния больного.

Кассандра уже выслушала все уверения врачей о том, что повреждений, опасных для жизни, нет, что возвращение сознания – вопрос времени. И теперь она ждала.

При тусклом свете ночника, когда тишина казалась оглушающей, а одиночество – загробным, в предрассветном паническом неведении, при первых всплесках рассветного марева она ждала, не шелохнувшись. Ждала, пока не вздрогнули ресницы любимого…

Кассандра не считала часов ожидания, не мерила количество исчерпанных сил и излитых слез, растраченных на замаливание своей вины. Она верила, трепеща от страха, она надеялась, упиваясь своим горем, она любила, превозмогая боль многочисленных обид, превознося каждую из них. Она смирилась с тем, что умрет без этого мужчины.

И она впервые не чувствовала себя одинокой…

Рамон позвонил отцу и другому брату, Алексу, связался с младшей сестрой Мерседес.

Поздно вечером Кассандра отослала Рамона домой. Теперь уже она уверяла того, что с Хоакином все будет хорошо. Ей хотелось остаться наедине с возлюбленным, когда он придет в сознание.

Те слова, которые Хоакин сказал ей в запальчивости всего лишь вчера, которые так ее оскорбили, представились сейчас совсем в ином свете. Он не хотел делить ее с другими мужчинами. Этого было достаточно.

Перед уходом Района Кассандра сказала:

– Я должна тебе кое в чем признаться.

– Думаю, это может подождать до лучших времен. Тебе нужно отдохнуть, – сдержанно отозвался брат Хоакина.

– Это важно… – проговорила она.

Рамон устал от ее излияний. Он опасался, что своими мыслями вслух она вновь доведет себя до истерического состояния и ему придется еще долго успокаивать ее. Но он внимательно всмотрелся в Кассандру и произнес:

– Я тебя слушаю. Догадываюсь, что это касается твоих отношений с братом. Я и прежде знал, что ты солгала мне, утверждая, что порываешь с ним окончательно.

– Ты прав, – вынуждена была согласиться Кассандра. – Но я не лгала. Я искренне так думала. И я бессильна противостоять этому чувству.

– Не оправдывайся передо мной, Кэсси. Мне действительно жаль, что это зашло так далеко, – сказал Рамон и вышел.

Кассандра не потрудилась понять, что именно означали его последние слова. Она была счастлива, что осталась наедине с любимым.

– Хоакин! Ты слышишь меня? Ответь.

Кассандра склонилась над ним и поцеловала в щеку, затем провела ладонью по его бледному лбу.

– Хоакин! – позвала она возлюбленного, положив ладонь на его грудь.

Кассандра чувствовала, что его сознание пытается прорваться сквозь тьму небытия. Она звала его с другой стороны, протягивала ему руку.

– Хоакин, – нежно окликала его женщина. Она нежно подула в его лицо, его веки затрепетали, сухой рот приоткрылся.

– Хоакин! Ты слышишь меня? – четко проговорила Кассандра, тихо торжествуя победу.

– Что?.. – прошелестел его бессильный сиплый голос.

Его взгляд скользнул по потолку и устремился на Кассандру.

Этот взгляд казался безразличным. Он вновь скользнул в сторону и остановился на мониторе.

– Где я? – просипел Хоакин.

– Ты в больнице, – нежно проговорила женщина, любовно всматриваясь в него. – Ты упал. У тебя сотрясение мозга. Помнишь, как это произошло? – ласково спросила его Кассандра.

– Нет… – ответил он и болезненно поморщился, когда почувствовал боль, слегка качнув головой.

– Осторожно, – взволнованно прошептала женщина. – Не делай резких движений. Не помнишь – и не надо. Просто отдыхай, – проговорила она и погладила его по плечу.

Хоакин с недоумением посмотрел на нее, затем на ее руку.

Не зная почему, Кассандра отдернула ее от плеча Хоакина.

– Доктор сказал, что все будет хорошо. Но потребуется время для восстановления, – рассеянно проговорила женщина, смущенная его странным взглядом. – Отдыхай, – вновь сказала она, но это было уже излишним, потому что веки больного закрылись.

Вскоре и Кассандру сморил сон. Она проснулась, когда пришел Рамон. Он вошел хоть и тихо, но сон женщины был чуток. Равно как и сон больного.

– Привет, – прошептала Кассандра, когда глаза Хоакина вновь открылись.

– Думаю, стоит позвать дежурную медсестру… И еще я позвоню папе и Мерседес, – подумав, добавил Рамон и вышел из палаты.

– Ммм, – простонал Хоакин и поморщился.

– Что такое? Где-нибудь болит? Позвать доктора? – захлопотала Кассандра, стараясь нежно взбить подушку пострадавшего.

Женщина вновь опешила, когда поймала на себе его хмурый взгляд. Ей сделалось не по себе, и она прекратила свою суету.

– Хоакин, почему ты молчишь? Ты слышал, о чем я тебя спросила? – обеспокоенно проговорила Кассандра, вглядываясь в его лицо.

– Я устал, – скупо произнес он и еще что-то неразборчиво пробормотал, как он обычно поступал, когда его донимали.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – горестно предположила женщина.

Черные брови испанца сдвинулись к переносице. Он тяжело посмотрел на Кассандру и так же тяжело вздохнул.

– Если хочешь, я уйду, – проговорила женщина.

Но он сохранял молчание. Они оба напряженно всматривались в лица друг друга, женщина с растерянностью, мужчина со странной сосредоточенностью.

Лицо Хоакина было жестким и спокойным. От тяжелого дыхания ноздри мерно приподнимались. Сухие губы, сведенные молчанием, четко вырисовывались на лице, обрамленном щетиной. Впрочем, в глазах влюбленной женщины он выглядел бесподобно вопреки всему.

Но помимо напряженной созерцательности его лицо не выражало ровным счетом ничего. Обычно он играл с Кассандрой в ту или иную игру, и, даже когда он демонстративно игнорировал ее, женщина это знала по множеству признаков. Когда Хоакин был холоден и пренебрежителен, он все равно источал невероятную притягательность, и Кассандра все прощала. Теперь же ей сделалось не по себе от такого взгляда. Она поднялась со своего стула и направилась к двери.

– Я думаю, будет правильнее оставить тебя, чтобы ты отдохнул. Скоро приедут твои родные. Я буду ждать в коридоре….

– Нет, – твердо произнес пострадавший.

Женщина удивленно приподняла брови.

– Нет, – так же твердо повторил он. Кассандра нерешительно вернулась к его

постели. Она выжидала, полагая, что он хочет ей что-то сказать.

Хоакин поморщился, казалось, он напряг все бывшие в нем силы.

– Кассандра… – просипел он.

– Я слушаю тебя, говори!..

– Не уходи, пожалуйста, – со вздохом облегчения проговорил он.

– Ты хочешь, чтобы я осталась? – переспросила она.

– Да, останься, – слабым голосом попросил Хоакин.

Кассандра с радостью села обратно на стул и, расчувствовавшись, сказала:

– Хорошо, Хоакин. Я с радостью останусь с тобой до приезда твоей родни. Я буду оставаться с тобой столько, сколько ты пожелаешь. Можешь всецело рассчитывать на меня.

Кассандра растроганно посмотрела на него. Она чувствовала, как пылают ее щеки, а по ним текут слезы – слезы умиления…

Еще пару дней Хоакин претерпевал неприятные последствия падения. У него случались сильные головные боли, головокружение, тошнота. Он очень быстро утомлялся и засыпал чуть ли не посреди разговора. Иногда больной путался в воспоминаниях, но Кассандра и не пыталась поправлять его.

Порой он бывал капризен, но как-то по-детски. Кассандра готова была снести от него и не такое. А в целом она была несказанно счастлива. Это счастье лучилось из ее глаз, соскальзывало с губ. Кассандра была легка и подвижна, услужлива и обходительна. Она следила за всем – за показаниями приборов, за температурой, симптомами, врачебными назначениями и их соблюдением…

В палату Хоакина постоянно норовили зайти посетители, и Кассандра регулировала этот нескончаемый поток родственников, друзей, коллег, многократно с неослабевающим доброжелательством разъясняя всем и каждому, чем чревато утомление для пациента.

Почти все это время с ней был Рамон, чуть реже – Мерседес и Алекс, у которого уже была собственная семья. Навещал и отец.

Кассандра старалась подмечать в состоянии возлюбленного каждую мелочь. Ее, например, поразило то заметное усилие, с которым Хоакин выслушивал занудные повествования брата Алекса о его малыше. Раньше она этого за ним не наблюдала. Разговаривая с родственниками теперь, он почти не отпускал своих обычных шуточек, не поддевал их. Иногда он просто терял нить разговора, что родные списывали на рассеянность, вызванную усталостью, и покидали его.

Дни стояли погожие, ночи – ясные. По ночам у его постели горел слабый ночник, и поэтому мир за окном вырисовывался черным прямоугольником окна, только насекомые колотились в стекло, прося приюта.

Хоакин ел мало и без удовольствия. Часто его лицо искажалось судорогами отвращения, но он превозмогал их, старался не жаловаться. А если и позволял себе поворчать, то делал это безадресно и никого не винил, что всякий раз удивляло Кассандру.

Когда он хотел пить, то виновато просил ее подать чашку с водой. Кассандра придерживала его за плечи, когда он пил, а после нежно вытирала салфеткой губы. Он всякий раз благодарил ее, а потом, когда наступала тишина, засыпал на несколько минут. И она снова с удовольствием разглядывала его спящего.

Сама Кассандра не спала уже несколько ночей, но она даже не испытывала такой потребности, подпитываемая неизъяснимым счастьем. И она всегда была рядом, при нем.

Кассандра рассчитывала, что Хоакин быстро поправится, потому что доктора давали самые оптимистичные прогнозы. Но тихие и погожие дни сменились пасмурными и дождливыми, и Хоакин стал чаще испытывать дискомфорт и быстрее утомляться. Он мог забыть слово, сказанное полминуты назад, забыть собственную мысль, еще не высказанную. И это причиняло ему сильные мучения. Казалось, туман, заполонивший собой улицы, проник и в его мозг.

Впрочем, по прошествии нескольких дней можно было с уверенностью сказать, что Хоакин Алколар стремительно идет на поправку. И снова засияло летнее солнце в настроении Кассандры, как и за окном.

Случались конфузные моменты забывчивости, но это скорее вызывало смех, чем волнение.

Хоакин стал живее приветствовать визитеров, охотнее задавал вопросы, добродушно шутил, начал лучше питаться, старался обходиться без помощи Кассандры, от чего та где-то глубоко в душе расстроилась.

Незадолго до выписки женщина осторожно сказала:

– У тебя такая страшная вмятина на голове. Твое счастье, что обошлось почти без последствий. А что ты сам помнишь о происшествии?