Текст книги "Верность сердца"

Автор книги: Кейт Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кассандра упивалась этой иллюзией женского счастья. Возможность быть любимой и желанной превозносилась ею над всеми прочими опасениями. Когда же правда прорывалась наружу в виде ясных напоминаний Хоакина о близящемся завершении их взаимоприятного общения, она отказывалась понимать и принимать такую реальность, предпочитая жить от ночи к ночи. И надеясь на что-то неясное.

Хоакин же только способствовал этому упрямому заблуждению. Он постепенно отдалялся от Кассандры в свете дня, но не отказывал себе в горячих ночных удовольствиях. Он, как и во всякую ночь до этого, вновь отвел ее в свою спальню.

– Хоакин… – прошептала Кассандра. Ее шептание горчило обидой, но было нежным, как сама любовь, и сладким, как прощение.

У нее не получилось бы ни возразить ему, ни, тем более, воспротивиться. Она покорно принимала такой исход любой их размолвки, прекрасно сознавая, что их еженощное слияние никак не отразится на твердости его решения расстаться.

Но понимать, что Хоакин лишь тешит себя, наслаждаясь своей мужской властью над ее женской слабостью, она отказывалась.

Чувства Кассандры давно уже не умещались в рамки обычного влечения, так неужели Хоакином движет лишь похоть?

Хоакин нежно положил ее на постель и лег подле. Он обнял ее и соединился с ней сначала в легком, затем в страстном, а после и в неистовом поцелуе, который разросся до тисков объятий и влажных покусываний.

Кассандра пробивалась сквозь это наваждение, пытаясь собраться с мыслями, задать волновавший ее вопрос…

Это оказалось выше ее сил. В безуспешных попытках она лишь обессилела прежде срока и покорно вверила себя в его безраздельное владение.

Кассандра млела от каждого прикосновения Хоакина. Она словно уносилась в иное измерение, где не было надежд, уязвленной гордости, потуг сохранять лицо. А была только любовь к этому жестокому мужчине и беспредельная жажда его нежности, нежности любой ценой. И она получала от него все, чего жаждала в этом ином измерении своей жизни.

Ночью она забывала все свои тревоги и волнения. Забывала о том, что грядет утро нового дня, которое еще на одну ячейку календаря сократит оставшийся ей срок ночного счастья с Хоакином. Ночью она не могла сознавать ничего, кроме своей принадлежности этому мужчине. Для нее переставали существовать прошлое и будущее, мир внешний и даже внутренний. Все ее чувства сосредоточивались на поверхности кожи, там, где она теснее всего соприкасалась со своим возлюбленным.

И в ту минуту, когда Хоакин с упоением расцеловывал все ее разомлевшее тело, со всей характерной для него испанской пылкостью, когда его лирические бормотания наполняли пространство спальни, будоража каждую клеточку тела Кассандры, она чувствовала себя на вершине блаженства. В ту минуту она сама не взялась бы понять, как могла так беспокоиться всего несколько часов назад, как могла так переживать о том, чего еще не случилось. Ведь в этот самый миг она блаженствует, как, может быть, еще никогда не блаженствовала, потому что каждая изночей, проведенных с Хоакином, была особенной, незабываемой, несравненной…

– Хоакин, – неустанно шептала Кассандра. – Боже милостивый! G, Хоакин… – нелицемерно тешила она слух возлюбленного.

Каждую ночь для нее все было ново, неповторимо.

Она и предположить не могла, что такое возможно. Днями она часто задумывалась над тем, как Хоакин смог стать для нее незаменимым. Он просто вошел в ее жизнь и сделался для Кассандры всем. Она знала, что не сможет без него. А мысли о том, что их история конечна и дата ее окончания известна заранее, лишь усиливали это чувство острой потребности в Хоакине. Безотчетное блаженство повторялась всякую ночь, но когда Хоакин поднимался с постели, когда его шаги затихали на нижней ступеньке, когда захлопывалась входная дверь, перед Кассандрой с новой силой восставала ее мука, а мгновения счастья казались невыносимо быстротечными.

Женщина оставалась наедине со своей безысходностью, с проклятой любовной зависимостью. Поэтому она очень боялась момента, когда за ним закрывалась дверь, что означало переход в обыденность с ее тревогами, неуверенностью и ожиданием неизвестного…

И она почувствовала себя безмерно счастливой, когда после очередных любовных утех, исчезнув из постели, он через некоторое время вновь открыл дверь. Он вошел в спальню с подносом в руках и поставил его на постель возле женщины. Восторгу Кассандры не было предела.

На подносе были ловко нарезанные кусочки хлеба, сыр, свежие фрукты и бутылка вина из винограда с его знаменитых плантаций. Вино – самое лучшее, которое в подвалах его винодельни откладывалось для владельца. Вино, которое топазом сияло в хрустале, которое огнем разливалось по жилам, которое кружило голову так, как могут кружить лишь поцелуи Хоакина. Влажные, терпкие, острые, принизывающие до костей, завладевающие и обрекающие на муки ожидания новых поцелуев, нового глотка пьянящего нектара…

Хоакин кормил ее с руки. Он отламывал хлеб или сыр, отрывал сияющую виноградинку и вкладывал в рот своей женщины. Он позволял ей надкусить абрикос, поднося плод к ее губам, а потом слизывал сок, который оставался в уголках ее рта. Он делал это с преувеличенным тщанием, как бы могла мать питать свое дитя. И Кассандра безоговорочно принимала его игру. Она целовала руки, которые ее кормили.

Он подносил бокал к ее губам, и она запрокидывала голову, позволяя солнечному соку течь по жаждущей гортани. Он приникал к ее губам и в поцелуе отнимал каждый последний глоток. И она уже не понимала, чего отведала, – вина или мужчины…

Когда трапеза завершилась, Хоакин отставил поднос и напористым зверем обхватил свою жертву-женщину и поволок за собой. Он повлек ее в ванну, где они часто в пенной купальне предавались любовным ласкам. Они заботливо обмывали тела друг друга, перемежая прикосновения губки прикосновениями губ. И это было новым приглашением к близости.

И ласки в ванной комнате были для Кассандры дороже, чем самые страстные минуты и часы, проведенные в спальне. Здесь они были скованы, спаяны теснотой и неудобством. Они крепко вжимались друг в друга, всякую секунду рискуя поскользнуться, балансируя на тонкой грани наслаждения и опасности. Они оба понимали, чем им грозит потерять равновесие в душе, когда экстаз зашкаливает и тело живет собственными порывами, но с радостью повторяли этот опыт вновь и вновь, теряя всяческую осторожность. В этой запотелой клетушке они единились по-настоящему…

Их ночное общение отличалось бессловесностью. Звучали только имена, прорывающиеся сквозь стоны, междометия неизъяснимого восторга и приглушенное испаноязычное бормотание Хоакина, которое уподоблялось острой приправе их пиршества, а для Кассандры еще и магическим наговором, с каждым разом все сильнее привораживающим ее к этому мужчине.

Они и днем немного беседовали. Но день в жизни Кассандры был лишь вынужденной необходимостью в ожидании ночи. Она и не стремилась к иному общению, а Хоакин сознательно пресекал все лишнее.

Их общение сосредоточилось на уровне ощущений, желаний, фантазий и воплощений, которое прекращалось внезапно, когда утомление брало верх, и любовники, все еще полные неизжитой страстью, погружались в сон.

А когда Кассандра пробуждалась, его подушка была уже холодна. Ибо для Хоакина с рассветными часами начиналась другая полная жизнь. Он возвращался в нее ровно с таким же рвением, с каким накануне отдавалась ему женщина.

Испанец обожал свое дело, которое не могло даже зваться работой, столько радости оно дарило. Он был успешным бизнесменом, что явилось лишь следствием его увлеченности. Будь Хоакин нищ, он так же любил бы свои плантации, солнце Андалусии, что напитывало виноград сладостью, и щедрые земли родного края, что славились неоскудевающим плодородием. Хоакин обожал ощущать эту причастность. Он желал стать необходимым этой земле также, как были ему необходимы ее дары. Но Кассандры в их числе не было.

Кассандра была женщиной, а следовательно, как всякая женщина в представлениях Хоакина, олицетворяла тенистую сторону природы.

Кассандра сознавала, что была для него лишь женщиной ночи. Или просто безымянной женщиной, на чье тело отзывалось его либидо. Но это не имело для нее значения. Потому что Хоакин был ее солнцем…

Дверь спальни вновь приотворилась.

– Кассандра! – шепотом окликнул ее Хоакин.

Женщина вздрогнула и приподнялась.

– Я думал, ты еще спишь, – тихо сказал мужчина.

– Ты надеялся, что я все еще сплю? – уточнила женщина.

Хоакин недовольно вздохнул и изменился в лице. Он не терпел женских упражнений в проницательности, что всегда равнялось усилению подозрительности.

Кассандра осеклась. Ей хотелось обнять его, слиться с ним, но она сама неосторожной фразой охладила его.

Она виновато посмотрела на возлюбленного, великолепного, облаченного в элегантный костюм.

– Просто не хотел будить тебя, если ты еще спишь, – напряженно произнес он после красноречиво-укоризненной паузы.

– Как я могу спать без тебя? – жалобно произнесла Кассандра.

Она никогда не могла определить ту грань, которая отделяет признание его могущества от заурядного нытья. Иногда подобные высказывания льстили Хоакину и побуждали подтвердить, что она обречена зависеть от его нежностей. Но порой они раздражали его, подобно жужжанию докучливой мухи.

На сей раз он лишь криво улыбнулся, чем озадачил свою любовницу.

– Мне всегда плохо спится, когда тебя со мною нет, – попыталась исправиться Кассандра.

– А мне вообще не спится, когда плохо спится тебе, – рассмеялся он.

– То есть? – непонимающе спросила она.

– Работать надо, – коротко ответил он.

– Я думала, ты о другом, – разочарованно произнесла Кассандра. – Удивляюсь, как ты способен работать, после таких ночей?! – Она сладко потянулась.

– Ты же не собираешься жаловаться? – с прежней усмешкой произнес он.

– Мне ли жаловаться, – отозвалась она, блаженно улыбаясь в ответ.

– А то мне вчера показалось, что ты чем-то недовольна… – сухо произнес Хоакин.

– И поэтому ты был так страстен этой ночью?

– Ты ведь не хочешь сказать, что я принудил тебя к близости? – Он прищурился.

– Нет, конечно! Что ты, – испуганно пролепетала она.

– Я никогда не принуждаю женщину к сексу. В этом нет необходимости. И если ты не хочешь подобных отношений со мной, скажи прямо. Я это переживу, – пресно произнес он.

– Я никогда не говорила ничего подобного. Наоборот, ты необходим мне как воздух, я лишь надеюсь, что так будет всегда, – засыпала его заверениями Кассандра.

– Тебе известно, что ничто не может длиться вечно. Я не хочу дожидаться того момента, когда нас будет связывать привычка, взаимные упреки и подобные утренние разговоры, – процедил Хоакин.

– Черт возьми, да что я такого сказала?! – в отчаянии воскликнула женщина. – Как бы я хотела все изменить! – взмолилась она.

– Это возможно, – сказал Хоакин, снимая пиджак. – У меня есть еще время, – сообщил он, приближаясь к постели.

Он видел, как вспыхнул надеждой взгляд Кассандры. Она вновь была побеждена без боя.

Кассандра лежала под тонкой простыней до того, как он властным взмахом руки откинул это покрывало. Он впился плотоядным взглядом в ее обнаженную грудь.

Кассандра неловко прикрылась рукой. Ею овладело смущение. Она не впервые была нага перед ним. Но этот взгляд был особенным.

Хоакин словно прочел ее мысли.

– Одним взглядом можно либо испачкать, либо возвысить человека. Ты об этом когда-нибудь задумывалась? – спросил он.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – смущенно прошептала она.

– Не виляй. Это у тебя на лице написано, – презрительно проговорил он. – Тебе всегда нравилось, как я смотрю на тебя обнаженную. Но прежде я думал о другом, исследуя твою наготу, потому ты и не конфузилась.

– А о чем ты подумал сейчас? – робко спросила его Кассандра.

– О том, что знаю тебя насквозь, – холодно сообщил он.

– Не удивительно, что мне стало так неуютно.

– Знаю насквозь… И все-таки прошедшей ночью ты меня удивила, – признался он.

– Чем? – не удержалась от вопроса Кассандра.

– Все было иначе, – неопределенно ответил Хоакин.

– Ты был другим, – уверенно произнесла она. – Возможно, в этом вся причина.

– Другим? Что ты имеешь в виду? – заинтересовался мужчина. – Лучше, чем обычно?

– Ты всегда великолепен, Хоакин, – поспешила убедить его женщина. – Я в восторге от всего, что ты делаешь.

– А мне нравится, что ты не жалуешься… Почти, – уточнил он после короткой паузы.

– Мне не на что жаловаться, – заверила его Кассандра, которую все более и более смущал нахлынувший диалог.

– Почти… – тихо повторил он. – Кэсси, не пора ли быть откровенной со мной? Скажи, что у тебя на сердце?

Кассандра не знала как поступить. С одной стороны, она желала доверить ему все свои переживания и надежды, сделать его своим понимающим другом, молить о снисхождении. Но в то же самое время она боялась, что он воспользуется ее сетованиями для того, чтобы иметь основание еще сильнее отдалиться от нее.

Она с болью смотрела в спокойное лицо Хоакина, стараясь угадать истинные мотивы своего возлюбленного.

– Итак, Кэсси? Неужели тебе нечего сказать? – произнес он, разорвав ее немоту.

– Ты… Ты уже собираешься на работу? – промямлила женщина, заботливо поправив его галстук.

– Да, собираюсь, – ответил он, язвительно улыбнувшись. – Так же как и в любое другое утро. Надеюсь, проблема не в этом?

– Я – вновь попыталась изъясниться Кассандра, но осеклась и порывисто прижалась к его груди, надеясь, что он обнимет ее. – А ты мог бы сегодня, всего только один разочек, остаться со мной?

– А почему я должен сделать это именно сегодня, а не вчера или завтра? – холодно спросил он.

Кассандра отстранилась и отвела от него глаза, полные слез.

– А, понимаю… Это потому, что эта ночь показалась нам обоим особенной, – цинично проговорил он.

– И еще нам надо поговорить, – блеклым голосом прибавила Кассандра.

– И тем не менее я должен работать. Очень жаль, но остаться не получится… Достаточно того, что вчера я вернулся с работы значительно раньше. Дел много, понимаешь? Такое бывает, когда живешь не одними лишь наслаждениями, – выговорил ей Хоакин.

– Я не понимаю, любимый, – пролепетала она. – Ты так богат. Для чего тебе столько работать? Твои отсутствия изводят меня. Я словно не живу, когда тебя нет со мной.

– Пустой разговор, – резко оборвал он. – Мне пора. Много осталось сделать до следующей пятницы. А тебе известно, что это за день!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Кассандра расценила как трусость свое внутреннее опасение продолжать этот непростой разговор. Впрочем, любую их беседу можно было счесть рискованной, поскольку о внутренней жизни друг друга они знали крайне мало.

Хоакин в принципе не интересовался душевными переживаниями Кассандры, Кассандра же рада была бы узнать о Хоакине больше, да только он, скрытный по натуре и сознательно закрытый в отношениях с женщинами, сделать этого ей не позволял.

– Пятница, – проговорила она и задумалась, стараясь припомнить, что ей известно о важности этого дня. – Пятница, – еще раз озадаченно произнесла Кассандра.

– Да, пятница, – подтвердил Хоакин.

– А чем наступающая пятница отличается от всех предыдущих пятниц? – рискнула-таки спросить женщина.

Хоакин очень-очень хмуро посмотрел на нее, выдержал глубокомысленную паузу немого укора. После чего его лицо чудесным образом просияло, и он воскликнул:

– Ну как ты могла забыть?! Мы же ждем оптовиков из Лондона!

– Мы?! – вдвойне удивилась Кассандра.

– Я жду покупателей из Лондона, буду принимать их у себя, а ты, соответственно, будешь хозяйкой.

– Хозяйкой?

– … и переводчицей, – добавил Хоакин.

– Но ты отлично говоришь по-английски! Зачем тебе переводчица?! – недоумевая, воскликнула Кассандра.

– Затем же, зачем и хозяйка. Встретим их по-домашнему, немного усыпим бдительность. Это важно для того, чтобы заключить контракты на моих условиях. И ты обязана мне помочь. Я даже придумал, как это лучше обставить. Слушай внимательно! – распорядился Хоакин. – Заставим их думать, что я не владею английским языком. Ты будешь переводить неофициальные беседы и официальные переговоры. Из женских уст все мои требования будут звучать мягче, а потом многоступенчатость общения утомляет, заставляя принимать решение быстрее. К тому же труднее манипулировать собеседником, если твои доводы интерпретирует переводчик. Ты же будешь действовать в моих интересах. А потом, в тот момент, когда тебя не будет рядом, они не смогут беседовать со мной напрямую, а только между собой. Тогда я смогу узнать, что они думают о бизнесе со мной.

– Это будет нечестно по отношению к твоим партнерам, – робко проговорила Кассандра.

– А ты думаешь, что они – сама честность? Откуда нам знать, к каким хитростям прибегнут наши так называемые партнеры, чтобы заключить контракты с выгодой для себя? Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы предупредить возможный сговор, – развил свою идею мужчина.

– Не думаю, что они будут настолько неосторожными, чтобы выбалтывать собственные секреты, – предположила она.

– Ну, значит, эта идея просто не оправдает себя. Тем не менее ничего крамольного я в ней не вижу… В общем, в пятницу я приглашу их к себе домой на деловой ужин. Вернее, мы начнем с неофициальной трапезы, а потом перейдем непосредственно к переговорам. Они отведают мое вино из моих собственных погребов, насладятся яствами, расслабятся. Мы сделаем все, чтобы они потеряли бдительность… – планировал Хоакин, но, внимательно посмотрев на Кассандру, осекся и воскликнул: – Что за мина?

– Не поняла? – переспросила она.

– Что ты изобразила на своем лице?! – еще энергичнее возмутился он.

Кассандра внимательно посмотрела в зеркало и непонимающе покачала головой.

– Глядя на тебя, можно подумать, что я склоняю тебя к соучастию в преступлении. Заставляю пойти на смертный грех. Как, по-твоему, этот смертный грех называется? Убийство? Воровство? Прелюбодеяние? Как?

– Лжесвидетельство, – подсказала ему Кассандра.

– Лжесвидетельство? Как мило! Ну, если не хочешь лжесвидетельствовать, вообще рта не открывай. Мудрец сказал, что каждое произнесенное слово есть ложь. Как с этим прикажешь быть? – негодовал Хоакин, услышав возражение в свой адрес. А это никогда не прощалось возражающему.

– Я не осуждаю твоих намерений, дорогой! Не подумай! – поспешила оправдаться перед ним Кассандра. – Я лишь пытаюсь тебе сказать, что вряд ли смогу им солгать. Я не умею. Они сразу обо всем догадаются.

– Тебе не придется импровизировать. Они приедут, я выйду поприветствовать гостей, а ты просто начнешь переводить. Мы даже объясняться с ними не станем, и без объяснений будет понятно, что босс не говорит по-английски, а если и говорит, то недостаточно хорошо. Пусть понимают, как им заблагорассудится. А ты знай себе переводи. Спрос с переводчика какой? Тебе велели переводить, вот и переводи все подряд. Или не справишься? – сощурившись, спросил Хоакин.

– Справлюсь, – уныло проговорила Кассандра.

– А я тебе за это цветы и шоколад. Ведь у нас вроде как годовщина грядет, – словно только что припомнив, произнес он.

– Да, – все так же уныло подтвердила женщина.

– Не очень-то я романтичен? – самодовольно спросил Хоакин и вгляделся в лицо Кассандры.

– Я думала…

– А что поделаешь, – перебил ее испанец. – Дела. Эта встреча с покупателями была намечена давно. Работа – прежде всего! – провозгласил он.

– Я поняла. Я не жалуюсь, лишь хотела сказать, что…

– Ты ведь не станешь просить, чтобы я отменил ее? – вновь перебил женщину Хоакин.

– Нет, – испуганно проговорила она.

– Надеюсь, ты понимаешь, насколько эта встреча важна для меня? Ее результаты определят успех целого года труда.

– Да, я это отлично понимаю. Но…

– Какие могут быть «но»?! Как ты вообще можешь об этом судить?! Я впервые попросил тебя помочь мне в делах. И был бы крайне благодарен, если бы ты просто согласилась. Но тебе, как всякой женщине, необходимо поломаться, прежде чем ответить согласием! – преувеличенно гневно выговаривал ей Хоакин.

Но Кассандра была так напугана его гневом, что не сумела разглядеть притворства. Она искренне посчитала себя склочной ломакой.

– И имей в виду, я не считаю, что годовщина нашей встречи – дата достойная того, чтобы ее праздновать. Я вспомнил об этом только потому, что случилось такое совпадение с деловым ужином и просто к слову пришлось. Если бы мы были женаты, все эти глупости имели бы хоть какой-то смысл, а поскольку мы лишь спим вместе, то избавь меня от этой ерундистики… Мы спим вместе к взаимному удовольствию, а следовательно, каждый получает то, чего заслуживает. И этого вполне достаточно! – четко подытожил он. – Или может быть, ты думала, что я собираюсь жениться на тебе? Ты этого хочешь? – рассмеялся Хоакин.

– Я не говорила, что хочу, чтобы ты женился на мне… – взволнованно пролепетала Кассандра, отводя глаза.

– То есть у тебя нет такого желания? – продолжал испытывать ее Хоакин.

Кассандра молча потупилась.

– Отвечай! – грубо крикнул мужчина. – Ты фантазировала, как бы сделаться моей женой?

– Нет, никогда! – истерически солгала женщина. – Если ты считаешь, что я каким-то образом манипулирую тобой, то это заблуждение. Я никогда не думала, что ты захочешь жениться на мне. И не стану требовать этого от тебя, ибо сознаю бесполезность таких фантазий.

– Правильно, – одобрительно проговорил он. – Потому что я с самого начала предупреждал: наша связь прекратится, как только зайдет речь о каких-то там обязательствах.

– Я помню, – согласилась Кассандра,

– Как же я рад, что мы друг друга понимаем, – констатировал Хоакин с выразительным облегчением в голосе. – А ты, Кэсси?

– Я тоже, – вынуждена была ответить женщина.

– Замечательно! – жизнерадостно заключил он.

Кассандра готова была просить его уйти, настолько ее измучил этот разговор. Она нуждалась в передышке.

Хоакин Алколар, сын своего отца, запутавшегося во внебрачных связях, свято верил, что быть честным с женщиной – это значит ничего ей не обещать, не подпитывать иллюзий, называть вещи своими именами и отпустить, когда в этом возникнет потребность.

Так он и делал. Сразу определял рамки действия интимного соглашения. Год, и ни днем больше. Секс, а не любовь. Сожительство, а не брак. Утехи и абсолютная свобода, а не дети и обязательства.

И формально все было честно. Не так, как у старика Хуана Алколара, который, распутничая, всегда играл в любовь. Увлекался при этом настолько, что женщины спешили порадовать его ребеночком, в чем был, конечно же, и определенный меркантильный расчет с их стороны…

Хоакин еще раз строго посмотрел на Кассандру. Она напряглась, сосредоточенно выжидая.

– Итак, могу я считать, что получил твое согласие? – спросил он.

Женщина нахмурилась, старательно соображая, чего касается этот вопрос – ее участия в переговорах в качестве переводчика или сознательности в интимных отношениях с ним?

Она ответила наобум:

– Да!

– Вот и умница, – похвалил он. – Лучше, чем было, уже не будет. С каждым днем нашего совместного пребывания мы приближаемся к концу милых отношений. От прочих пар мы отличаемся только тем, что не носим розовые очки и не стремимся к невозможному.

– Никаких уз, никаких обязательств, – сдала экзамен Кассандра.

– Совершенно верно, – одобрительно произнес Хоакин.

– Разве я когда-нибудь просила тебя о большем? – внезапно спросила она.

– Открытым текстом, – нет. Но твои недовольства в последнее время заставили меня думать, что ты с сомнением относишься к нашим предварительным договоренностям, – дипломатично проговорил винодел. – Но как можно требовать от человека то, что он заведомо не способен дать тебе? Когда ты поймешь это, жизнь станет намного проще.

– А если я никогда не смогу этого понять?

– Это будет самым печальным исходом… для тебя, дорогая. В первую очередь для тебя.

Кассандра почувствовала, что если сейчас не останется одна, то будет жестоко задушена подкатившими слезами.

– Я все-все поняла, Хоакин. Если ты торопишься на работу, не задерживайся. Я все сделаю так, как ты скажешь, – пообещала она. – Ты вернешься к ужину?

– Я вернусь раньше. А после ужина мы продолжим то, на чем остановились, – зловеще проговорил Хоакин и провел рукой вверх по обнаженному бедру Кассандры. – До вечера, – сказал он и властно поцеловал ее в дрожащие губы.

– До вечера… любимый, – пролепетала Кассандра и разрыдалась, лишь он успел прикрыть за собой дверь.

Но Хоакин услышал эти невольные всхлипы и тут же вернулся.

– Чего стоят все твои уверения?! – прогремел он. – Как вообще с тобой можно о чем-то договариваться?! Ты могла не соглашаться на мои условия, но ты приняла их. Притом добровольно, без всякого принуждения. Согласилась быть моей любовницей, жить со мной, зная наперед, что это временно, что никаких брачных клятв никогда не услышишь. К чему теперь все эти слезы? Ты полагаешь, что на меня это подействует и я передумаю? Ошибаешься. Я лишь окрепну в своем желании поскорее развязаться с этим. Я вообще не понимаю, как вы, женщины, делаете трагедии из подобных пустяков. Мы что, плохо время проводим? Тебе, может быть, плохо со мной? Тогда тем более нужно радоваться, что нас не связывают узы! – разъяснил ей Хоакин. – Так мы продолжим то, на чем остановились? – фривольно поинтересовался он, вновь задрав ее легкую тунику.

Кассандра в слезах была готова прокричать «нет», но лишь робко спросила:

– Прямо сейчас?

Впрочем, Хоакин начал исполнять задуманное и без ее согласия. Он слишком долго клокотал гневом, чтобы теперь отказать себе в возможности выплеснуть накопившееся эмоциональное напряжение. Так он ставил точку в дискуссии.

Но Кассандра любила его безумно. Она покорялась, наслаждаясь. Женщина отдавала себе отчет в том, что такая любовь – болезнь. Но она не знала лекарства от этой болезни и совершенно не желала излечения от нее.

Кассандра испытала такой экстаз, какого не переживала прежде. Ее слезы жгли лицо, безудержно сочась из глаз, а она была счастлива.

Хоакин попытался подняться с постели, но она обхватила его за плечи.

– Останься, любимый. Останься! Побудь со мной еще немного! Умоляю тебя, – шептала женщина, не переставая плакать.

Он холодно посмотрел на нее и, жестко освободившись от ее рук, покинул комнату. За ним вновь закрылась дверь.

В этот миг что-то перевернулось в Кассандре. Она видела, с каким раздражением он хлопнул дверью, и ее сердце словно погрузилось в холодную темную пустоту. В один миг слезы перестали литься из глаз.

Обледенелая Кассандра застыла на постели. Женщина с брезгливостью думала о себе, о той, какой стала за прошедший год. Она всю себя исчерпала для него одного. Она больше не была собой прежней. Добровольно превратила себя в придаток похоти этого человека, сделалась средством для достижения удовольствия. На ее месте могла быть любая женщина, он, не лукавя, многократно давал ей это понять.

– Боже! – воскликнула она. – Как я могла надеяться на что-то? Как? На каких основаниях? Какая же я дура!..

Кассандра уронила голову на руки.

Она любит, страдает, болеет своей любовью. Она счастлива быть с ним, и сознание этого окупало все ее муки до сего момента.

Она не сможет жить без него, но и жить с ним также не сможет, после того, как он презрительно оставил ее, насладившись своей сексуальной властью и демонстративно хлопнув дверью.

Кассандра прощала ему все и готова была простить еще больше. Но все ради того, чтобы однажды, когда он изменится, остепенится, быть с ним рядом. Она надеялась честно выстрадать этот тяжелый период взаимной притирки, пока он сам не поймет, что нашел свою спутницу. Она действительно верила в это. И эта вера крепла с каждым днем. И даже минуту назад именно эта вера толкнула Кассандру в очередной раз отдаться на волю его каприза… Пока он не хлопнул дверью. Не опустил занавес между собой и ею, между ее надеждами и реальностью. Он словно отсек все многоточия. Решил все за нее.

Кассандра поняла, что если у нее недостанет сил бежать из этого дома сию же минуту, она обречет себя на растворение в нем, сделается ничем, пустым местом, бездонной пропастью человеческого отчаяния. Но он свое намерение непременно выполнит, как только в календаре не останется свободных ячеек. И пойдет своим путем. А что станет с ней, этого Кассандра не могла представить.

В апатии она просидела на постели около часа, пока из забытья ее не вывел телефонный звонок.

Сработала привычка. Кассандра улыбнулась и бросилась к телефону с восторженным предположением: «Наверное, это Хоакин!»

– Хоакин! – воскликнула она, подняв трубку.

– Ошиблась. Другой брат, – ответил, рассмеявшись, Рамон.

Его жизнерадостный и ласковый голос резанул по сердцу, как сталь ножа.

– Но я ищу Хоакина. Хотел поговорить с ним. Полагаю, дома его нет… Жаль, – задумчиво произнес звонивший.

– Ты прав. Дома его нет, – разочарованно проговорила Кассандра. – Позвони ему на работу.

– У тебя странный голос, Кэсси. Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовался «другой брат».

Кассандра полжизни бы отдала за половину такой чуткости в ее возлюбленном.

– Кэсси, почему молчишь? Что с тобой?

– Все, – произнесла сквозь слезы женщина. – Рамон, понимаешь? Все!

– Беда какая? – взволнованно воскликнул тот.

– Я не могу больше.

– Вы поссорились? – предположил Рамон.

– Я ухожу. Это невыносимо!

– Странно. А мне всегда казалось… Так значит… Невероятно! Что случилось? Можешь ты мне толком объяснить? – пытался выяснить звонивший.

– Мне так стыдно, – прошептала в трубку Кассандра.

– Только не говори, что ты одна из тех дурех, которые соглашаются с его правилом «одного года»!

– Да, я одна из тех дурех, – призналась она, грустно ухмыльнувшись.

– А я-то был уверен, что у него с тобой все по-настоящему!

– Самое страшное, что и я до сегодняшнего дня так думала.

– Он – безумец! Но ты, Кэсси!.. Как ты могла пойти на это?! – возмутился Рамон. – Ты позволишь этому негодяю просто так выкинуть тебя?! Даже думать не смей! Борись! – призывал ее собеседник.

– Но зачем, если он меня не любит?! – воскликнула Кассандра.

– Слишком уж легко ему живется. Использует людей, избавляется от них, когда заблагорассудится. Кто-то должен дать ему отпор! – возмущался брат.

– Не впутывай меня в ваше внутрисемейное соперничество, – жалобно отозвалась она. – А потом, это не он меня выгоняет, а я сама решила уйти.

– Поздно в тебе проснулась эта сознательность, – упрекнул ее Рамон.

– Ты прав. Он мне говорил правду, а я слышала только то, что хотела услышать. Мне не за что обижаться. Он был предельно честен со мной. Всему виной моя глупость.

– Хороша честность! И ты тоже хороша. Любовь и веру зовешь глупостью?! Стыдно!

– Не ругай меня. Все кончено. Я решила. Я ухожу сегодня же. Мне только нужно еще кое-что сделать, и я отбуду…