Текст книги "Верность сердца"

Автор книги: Кейт Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Кейт Уолкер
Верность сердца

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Посреди стены висел календарь. Подолгу глядя на него, Кассандра напоминала себе о быстротечности времени.

Молодая женщина не всегда так относилась к своей жизни. Но она знала точный день и час, когда в ее сознании был запущен некий докучливый метроном.

Кассандра посмотрела на календарь и на этот раз чуть ли не физически ощутила, как утекла еще одна секунда ее жизни, затем другая и так далее. Она взглянула на большую яркую фотографию календаря, на которой была изображена латинская фиеста – зрелище привлекательное и волнующее. Запечатленный момент, когда жизнь кажется праздником, неподвластным времени.

Она вновь посмотрела на жирные черные и красные числа, выстроенные в столбцы и шеренги, марширующие из месяца в месяц. При взгляде на них, жизнь представлялась размеренным и понятным бытием. Зима, весна, лето и осень; будние дни, выходные и праздники.

Теперь жить ожиданием любой из дат для Кассандры означало приближать конец. Но она ничего с этим не могла поделать. Все всегда зависело от Хоакина. Это он властной рукой отмечал на календаре каждую веху своей жизни.

Он делал это по-разному, в зависимости от настроения. Мог подвести черту, мог обвести кружком, мог перечеркнуть по косой или накрест, мог и зачернить до непроглядности.

– О! Прекрати это! – взмолилась Кэсси и закрыла лицо руками. – Оставь! Сколько можно? Неужели обязательно делать это при мне?

Но он уже старательно рисовал очередной кружочек, не обращая внимания на ее просьбы.

Кассандра не сводила с календаря повлажневших голубых глаз. Она насчитала три недели. Это все, что ей оставалось. А после них – пустота. Она сама приучила себя так думать.

Середина третьей недели июня – день их первой годовщины – день их грядущего расставания.

И что это за нелепая идея? Что за глупые правила? Зачем все рушить, когда еще хорошо? Что за жестокий эксперимент? И как она могла на него согласиться?

Кассандра уже мысленно прощалась с этим домом. А ведь чуть менее года назад она переступала его порог уверенная, что сможет стать счастливым исключением в череде меняющихся каждый год любовей Хоакина.

Каждому хочется чувствовать себя исключительным. Другое дело, что не всем это удается. Хоакин сумел сделать так, что его условия принимались безоговорочно. Даже его необъяснимый страх перед постоянством в любви находил понимание среди его подруг. Каждая из них добровольно соглашалась войти в его жизнь на заранее оговоренный срок. На год…

Почему?

Да только потому, что каждая из них верила: именно я стану счастливым исключением. И скольким это удалось? Ответ очевиден.

– Не понимаю, – произнесла Кассандра. – Хоакин, о чем ты думаешь? Скажи, что ты чувствуешь?

– Кассандра, не надо, – укоризненно проговорил Хоакин.

Только он произносил это «р» так рельефно и яростно и в то же время нежно, ласкающе.

Она сама бы давно ушла, не будь этого нежного взгляда и многообещающего нетерпения в глубине черных глаз. В этом противоречии была его притягательность. Он мог нежно ранить и мучительно осчастливить. Любившим его казалось, что ему подвластно все.

Он был Хоакин Алколар, испанский аристократ, владелец гигантского винодельческого концерна имени себя. В деловых кругах он заслужил уважение, а среди подчиненных – почитание. Ему постоянно приходилось сносить благоговейное отношение к собственной персоне со стороны различных людей. Из этих элементов в значительной степени складывалось и его отношение к самому себе. Помимо того, что с самого рождения он был обласкан любовью близких, еще и дальние норовили преподнести ему свое восхищение.

У него на все был свой закон, свой срок, своя мера.

И поэтому кто-то звал его одиноким волком, а кто-то чокнутым. Справедливости ради следует заметить, что ему льстило и то и другое. Он не старался нравиться, зная, что самое сильное уважение порождается как раз чувствами негативными…

Кэсси с трудом оторвала взгляд от календарных пометок.

– Ты идешь, Кэсси? – спросил ее Хоакин.

– Иду.

Она всегда была так радостно-трогательна в своем послушании. Казалось, ее чувств не задевал ни сухой повелительный тон его голоса, ни безличность приказаний.

Но она вспыхивала всякий раз, когда Хоакин называл ее уменьшительным именем. Так же, как его младшая сестра, Мерседес, которая как и все благоговела перед своим старшим братом и так же была ему послушна.

Кассандра сбежала по ступенькам вниз. Она светилась счастьем, словно не было этих слезных всхлипываний несколько минут назад.

Молодая женщина, как всегда, украдкой любовалась им. Она умудрялась всякий раз выискивать в его хорошо знакомой внешности что-то для себя новое, достойное восхищения.

Черные упругие волосы, которые она хорошо знала на ощупь, как и то, что они всегда пахнут солнцем и ветром… Мускулистая шея с выразительным кадыком… Черные глаза, прямо смотрящие из-под высоких, сходящихся над переносицей бровей, черных и отчетливых, как крылья большой и сильной птицы. Кожа гладкая, как атлас охристого цвета, облюбованная солнцем…

Рост Хоакина был сопоставим с его высоким положением в обществе. Широкая и мускулистая грудь, длинные сильные ноги, стройное статное тело… Ко всему этому великолепию можно было давно привыкнуть, но Кэсси всегда умела разглядеть в нем нечто ранее незамеченное. Так она каждый раз влюблялась в него заново, доказывая себе, что все не напрасно.

Вот итеперь, увидев его в строгом бледно-сером костюме, Кассандра удивилась тому, как тонкоон сумел подобрать серебристо-свинцовый оттенок галстука, который так необычно оттенил жемчужно-неуловимый тон его рубаш ки.

Хоакин определенно обладал врожденным Вкусом и чувством стиля. Ему не требовалось многовремени и усилий для того, чтобы для кажд огозначительного выхода подбирать именно такое сочетание красивых идобротных вещей, которые бы всовокупности выглядели в лучшем смысле консервативно и новаторски одновременно. Его можно было с полным основанием отнести к тем, кого англичане называют «денди».

Хоакин Алколар, видимо заметив ее пристальный взгляд, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, размяв шею.

Кассандра с удовольствием отметила, что даже в демонстративно небрежных проявлениях он смотрится волнующе элегантным.

Ослабив галстук, Хоакин словно переступил черту, которая отделяла его от ипостаси беспечного прожигателя жизни, каким он мог почувствовать себя только дома или в увеселительных поездках. Поскольку все остальное время он отдавал любимому делу.

На этом послабления не закончились. Он расстегнул пиджак, притом сделал это весьма решительно.

Кассандра внимательно наблюдала за каждым его действием, стараясь угадать намерения. Она предпочитала не задавать возлюбленному вопросов, делая это лишь в исключительных случаях.

– Что такое, Кэсси? Почему ты так на меня смотришь?

Кассандра покачала головой.

– Так просто, – тихо ответила она.

– Может быть, ты от меня что-то скрываешь? – прищурившись, спросил Хоакин.

– Что, например?

– Любовника… Признавайся, ты прячешь его под лестницей или в стенном шкафу? – разыгрывал шуточную ревность Хоакин.

– Зачем мне любовник? – невинно спросила Кассандра, отлично понимая, что возлюбленный шутит.

– Действительно, зачем женщине любовник?! – Хоакин рассмеялся. – Полагаю, чтобы коротать с ним часы одиночества. А ведь тебе подолгу приходится бывать одной, – двусмысленно произнес он.

Кассандру обидели его скользкие намеки, но она постаралась воздержаться от комментариев. Женщина опасалась, что на нынешней стадии их отношений любая размолвка может стать последней. Она лишь отвела в сторону грустный взгляд.

– Кассандра?! – строго окликнул ее Хоакин Алколар.

– Прошу тебя, перестань, – тихо проговорила женщина, подняв на возлюбленного нежно голубой взгляд тревожных глаз.

Кассандра потянулась к нему, чтобы поцеловать, но он сделал резкое движение, и ее губы скользнули лишь по его щеке.

Она и прежде плохо понимала этого человека, в последнее же время он сам старательно усложнял ей эту задачу.

– Пойду сварю кофе, – смиренно произнесла Кассандра. – Или ты предпочитаешь выпить что-то прохладительное? Сегодня жарко.

– Никаких прохладительных напитков. Этим вечером все только горячительное, – сообщил Хоакин Алколар.

– Значит, кофе? – робко уточнила женщина.

– Нет. – Он покачал головой.

– Что я могу тебе предложить? – вновь переиначила свой вопрос услужливая Кассандра.

– А ты не догадываешься?

– Нет. – На сей раз покачала головой она. Хоакин прошел мимо нее, направляясь в свой

кабинет

– Хоакин?! – безнадежно окликнула его Кассандра.

– В ближайшее время я занят, – сухо сказал он.

Но Кассандру не удовлетворил этот ответ. Она догнала Хоакина и пролепетала:

– Хорошо. Ты не хочешь кофе. Но почему ты так холоден со мной?

– Тебе показалось, – отмахнулся он.

– Нет, не показалось. Прекрати так себя вести. Намеренно взялся меня мучить… – надломленным голосом произнесла Кассандра.

– Ты очень мнительная, – коротко ответил он на ее обвинение.

– Ты сознательно провоцируешь меня на всяческие подозрения своим жестокосердием. Твое обхождение становится все хуже и хуже с каждым днем. Как я должна это принимать? – истерически спросила она.

– Что ты называешь моим жестокосердием, Кэсси? – смягчил тон Хоакин, но взгляд его сделался еще более колючим.

– Жестокосердие – оно и есть жестокосердие, – пролепетала Кассандра. – Жестокосердие – это то, как ты поступаешь со мной.

– Я отказываюсь тебя понимать, Кэсси, – подытожил Хоакин и зашагал дальше.

– Почему ты не позволил мне поцеловать тебя? Раньше тебе нравились мои ласки, – слезливо напомнила ему оскорбленная женщина, семеня вслед за ним подлинному коридору.

– Нравились, – скупо согласился мужчина.

– Значит, все уже было? – чуть не в ужасе спросила Кассандра. – Хоакин, я надеялась, наша любовь еще не в прошлом…

– Кэсси, ответь искренне. Я хоть раз обидел тебя, обманул, оскорбил, предал? – требовательно спросил ее Хоакин.

– Нет, – ответила она, испуганно распахнув синие влажные глаза. А подумав, добавила: – Ничего такого… Но я ведь не об этом говорю. Не о крайностях.

– Значит, это пустые придирки, – хладнокровно подытожил он, не удостоив женщину взглядом.

– Вот как все у тебя просто?! И тебе не интересно знать, почему я так переживаю? – в отчаянии воскликнула Кассандра.

Хоакин резко остановился и повернулся к женщине лицом.

– Дорогая Кассандра, мне невыносимо видеть тебя в таком состоянии, но я не терплю истерик. Тебе должно быть это хорошо известно. Поэтому я отказываюсь вести какие бы то ни было дискуссии до тех пор, пока ты не возьмешь себя в руки. Поостынь. Вот увидишь, эта мнительность связана лишь с твоим дурным настроением, – самоуверенно отчеканил он, склонившись над ней.

– Значит, по-твоему, я придирчивая истеричка?!

– Успокойся, дорогая, – миротворческим тоном проговорил он и положил руки на плечи Кассандры.

– Не смей прикасаться ко мне! – Она резко дернула плечами и сбросила его руки. – И не называй меня «дорогая»! Я не чувствую, что дорога тебе.

– Ты ошибаешься, Кэсси. Давай не будем ссориться, – ласково промурлыкал Хоакин. – Если я с тобой, то я буду прикасаться к тебе. – В подтверждение сказанного он обнял взволнованную женщину, приник губами к ее шее и пробормотал: – Буду ласкать тебя… – Он провел рукой по спине Кассандры, которая отозвалась сладострастным изгибом. – Целовать тебя… – Он притронулся губами к ее приопущенным векам. Слегка, еле ощутимо, сначала к одному, затем к другому, но этого оказалось достаточно, чтобы напряженное лицо страдающей женщины просияло улыбкой упоения. – Кассандра, что ж ты делаешь со мной, бесстыдница? – упрекнул ее мужчина.

– Хоакин… – сладостно пролепетала она.

– Так я по-прежнему жестокосерд? – спросил он Кассандру, отпустив ее от себя.

Но ее лицо было красноречивее всяческих ответов.

– Я дурно с тобой обращаюсь? – продолжил выяснения Хоакин.

Кассандра отрицательно повела головой, откровенно любуясь им томными глазами.

– Тираню тебя?

Она вновь покачала головой и потупилась.

– Так ты позволишь мне прикасаться к тебе? – спросил он в заключение.

– К чему все эти вопросы? – прошептала осчастливленная женщина.

Хоакин оттеснил Кассандру к стене и прижал ее руки вдоль ее торса. Она не могла ни пошевелить руками, ни пошевелиться сама. Она смотрела на него как крольчиха на удава. Затаив дыхание, заворожено, благоговейно. Ее сердце приготовилось выпрыгнуть из груди от восторга, вызванного близостью любимого мужчины.

Он склонился к ее губам словно для поцелуя. Меньше дюйма отделяло их лица друг от друга.

Кассандра попыталась приподняться на цыпочках, чтобы дотянуться до вожделенных губ. Но Хоакин без труда удержал ее от этого. Дразнящая волна его жаркого дыхания скользнула по ее лицу и растаяла.

Он вновь предпринял обманное движение ей навстречу. На этот раз их губы едва не соприкоснулись, но Хоакин откинул голову и захохотал.

Кассандра простонала от муки и закусила нижнюю губу, послушно застыв в тисках его рук.

– И все-таки я жесток. Признавайся, – потребовал он.

– Это сладкие муки, – пролепетала женщина.

Хоакин в очередной раз склонился к ней. Его губы скользнули по губам Кассандры и остановились на ее груди. Он стиснул ее еще крепче и проговорил гортанно:

– Сегодня я хочу быть очень жестоким со своей женщиной.

Кассандра с наслаждением услышала самые сладкие слова. Своей женщиной! Быть его женщиной – так можно было бы обозначить ее величайшую мечту.

– Но даже для жестоких игр требуется комфорт, – продолжил он. – Не перебраться ли нам в место поудобнее? Что скажешь, страдалица?

Кассандра вздрогнула в его руках от предвкушения. Она блаженно безмолвствовала, и это было признаком абсолютной покорности.

– Так что скажешь? – испытывал ее Хоакин. Кассандра приоткрыла рот, чтобы ответить,

но издала лишь томный вздох.

– Что это было? – переспросил ее Хоакин.

Она слабо улыбнулась и, набравшись сил, проговорила:

– Но я на всякий случай уже сварила кофе. Он стынет…

Хоакин отошел к противоположной стене коридора и прислонился к ней.

– Ты устал? – сочувственно спросила его Кассандра.

Он сорвал с себя галстук и перекинул его через плечо.

– Я вымотан… Я обессилен… Я полностью истощен, – эмоционально признался мужчина.

Кассандра понимающе кивнула. В такие минуты ей казалось, что только она способна ему помочь своей чуткостью, терпением, преданной женской любовью.

– Так, значит, ты будешь пить кофе? – трепещущим материнским тоном вновь спросила она его.

Хоакин нахмурился и покраснел. Казалось, он вот-вот взорвется.

– Ты издеваешься надо мной, Кассандра?!

– Ты что? Нет, конечно, – изумленно заверила его Кассандра.

Она всегда пугалась как школьница, когда он так строго произносил ее имя.

– Кэсси, – тотчас смягчился Хоакин, к ее умилению. Он подошел к двери своей комнаты и приоткрыл ее. – Кэсси? – вопросительно повторил он. – Так ты идешь?

Но в этот момент входная дверь с шумом творилась и на пороге появился почти такой же высокий, как и Хоакин, мужчина.

– Рамон, входи! – пригласила Кассандра в дом единокровного брата своего возлюбленного.

– Рамон? Что ты здесь делаешь и откуда у тебя ключи от дома? – возмутился такому неожиданному появлению Хоакин.

– А разве я не был приглашен? – жизнерадостно спросил тот. – А ключи мне одолжила Кассандра. Чтобы я не ждал на улице, если мы разминемся.

– Проходи в гостиную, Рамон. Мы сейчас будем пить кофе. К сожалению, я не успела предупредить Хоакина, что пригласила тебя к нам на ужин, – радушно сообщила Кассандра.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– К черту! К черту! К черту его, этого Района! – сдавленным полушепотом частил Хоакин, напряженно застыв у огромного окна своей комнаты и ударяя стиснутым добела кулаком по подоконнику. – К черту!

Он уединился в комнате под предлогом необходимости переодеться и освежиться после работы. Он бы не возвращался в гостиную, где его дожидались, вовсе, если бы и для этого нашелся предлог.

Для визита Рамона момент был явно неподходящим. Да и особого желания видеть единокровного брата Хоакин не испытывал.

Хоакин свирепо ударил кулаком по стене. Внезапно он заподозрил Кассандру в игре.

А вдруг Рамон был приглашен отнюдь не случайно? И эти ее непонятные капризы…

Он полагал постепенно охладить Кассандру к себе, подготовить к грядущему разрыву, который, по мнению Хоакина, был неминуем.

Во-первых, разрыв необходим для его душевного равновесия; во-вторых, такой разрыв традиционен и многократно оправдывал себя; в третьих, он положит начало новым любовным победам.

Хоакину претило жить рутиной, он не хотел исчерпывать любовные отношения с женщинами до такого тошнотворного состояния, когда оба стремятся удрать на край света один от другого. А потом он хорошо знал на примере своих бедолаг-друзей, что когда женщине кажется, будто она занимает прочное место в жизни мужчины, она норовит всеми правдами и неправдами женить его на себе. Хоакин не собирался проверять справедливость этой теории. А начинающиеся истерики Кассандры такие опасения только подтверждают.

И как можно рассчитывать на благоразумие женщины, если с самого начала было ясно, сказано, что роман, длящийся более года, – не в правилах Хоакина Алколара, который предпочитает не доводить приятности до оскомины.

Но вот только в чем суть вторжения Района? Этого Хоакин еще не понимал.

Эта женщина, которая ему уже почти чужая, но все еще его женщина, и его единокровный брат, которого лично он к себе не звал, сидят сейчас в гостиной и за милой беседой попивают кофе. Есть от чего прийти в ярость. Хоакин заскрежетал зубами.

Рамон – один из незаконнорожденных сыновей Хуана Алколара, любвеобильного отца Хоакина – наряду с Алексом, другим незаконнорожденным потомком, отнюдь не был наперсником единственного законного наследника старшего Алколара. Тем более, что отец больше всех любил именно Района. Ему он готов был завещать все самое ценное из своего многомиллионного состояния, но сдерживали приличия и обязательства.

Конечно же, Района ни в чем нельзя было упрекнуть, Хоакин точно это знал. Его нельзя было заподозрить в нечестной игре против законного наследника, в лицемерии по отношению к отцу, в недостойном поведении, в дурных манерах, в глупости, в конце концов.

Но был он уж слишком правилен, приторно добродушен, блаженно чистосердечен, восторженно дружественен, тошнотворно душевен, он был таким, каким его воспитала мать, и таковым намеревался оставаться. И именно это несказанно раздражало Хоакина.

И не был Рамон виновен в том, что Хуан Алколар всю жизнь свою волочился за женщинами. Если его взгляд поднимался до уровня глаз женщины, можно было с полной уверенностью утверждать, что рано или поздно она окажется в его постели.

Глядя на неразборчивость старшего Алколара, наследник взял за правило бесстрастно регулировать поток своих дам, пропуская через турникет по одной в год.

Рамон же был полной противоположностью. Романтик, идеалист, восторженно дружелюбный, как щенок, конечно же, он не мог не понравиться Кассандре. Тогда отчего ему, Хоакину, так беспокоиться, если он в любом случае намерен от нее отказаться в самое ближайшее время? Пусть для нее это станет утешением, великодушно подумал Хоакин.

Конечно, какой-то там полубезродный Рамон не в состоянии заменить принца крови, истинного идальго, но и Кассандре не приходится выбирать, рассуждал он.

И все же ревность в этих мыслях сквозила.

Хоакин переоделся и направился в гостиную…

Он ясно помнил, как они встретились, как завязались их отношения. Это было удивительно, фантастично, чувственно. Они чуть не с первой минуты окунулись в водоворот сексуального узнавания. В Кассандре он нашел именно то, чего в тот момент желал.

Но момент тем и хорош, что быстротечен, а потом наступает охлаждение, с новой силой дает знать о себе плотский голод, жажда острого чувствования. Все мутнеет, заслоняется обыденностью, обрастает скукой. Рано ли, поздно ли, но это случалось.

Хотя с Кассандрой все протекало иначе. Они чуть не в первый миг встречи срослись в поцелуе, а первые полгода днями могли не покидать спальни. Могли голодать, маяться жаждой, но продолжали терзать друг друга любовью, изводить дерзкими ласками, дразнить бесстыдными разговорами.

Хоакин полюбил секс с Кассандрой потому, что до самого последнего времени она принимала его правила игры и, могло показаться, разделяла их.

Но не было еще в жизни молодого аристократа расставаний без женских слез, без мольбы передумать, без молчаливого отчаяния или желчной ненависти. Хоакин перевидал все оттенки поведения отвергнутой женщины и неизменно оставался к ним равнодушен, если не считать брезгливости – непременной спутницы его прощальных объяснений.

И он многое забыл. А день встречи с Кассандрой помнил отчетливо.

Стоял жаркий день. Кассандра плавала в бассейне. Ее аккуратная головка мерно выныривала из голубоватой воды. Собранные на затылке в тугой хвост белокурые волосы блестели на солнце. Когда она поднялась по лестничке из бассейна, Хоакин увидел стройную высокую женщину.

– Красотка! – не удержавшись, признал знаток.

Это было нечаянное импульсивное высказывание, но в него Хоакин вложил всего себя, свои желания, привычные намерения, свою уверенность, что намеченная претендентка непременно будет принадлежать ему. Он не рассчитывал быть услышанным, но это произошло.

Женщина в крохотном розовом бикини, которое не многое могло прикрыть, обернулась и заинтересованно посмотрела на Хоакина.

По прошествии года он иногда ловил себя на том, что может не желать ее лишь до определенного момента. Однако, когда этот момент настает, он уже не в силах, да и не стремится удержать себя.

В особенности будоражили его ее раскачивающиеся от ходьбы бедра и груди.

– Пламя адово! Шею можно свернуть, – вслух заметил он, когда она прошла мимо.

А между двумя упругими полушариями дремала эта темная и глубокая как ночь ложбинка – самое притягательное зрелище, которое можно было себе представить. Тем более притягательное, когда влажная кожа горит на солнце. А мокрый трикотаж купальника рельефно отображает все самые откровенные подробности женского тела. Тогда каждый шаг (наклон, приседание) способен вызвать в наблюдателе экстаз вместе с горячим желанием стать, участником пиршества…

Хоакин нырнул в бассейн. Для красноречия диалога тел его плавки тоже должны были хорошенько намокнуть. Подплывая к бортику, Хоакин жестом пригласил ее поплавать наперегонки. Она тотчас приняла вызов. Несколько повторений он честно держался ее темпа, но после очередного разворота рванул со всей мочи вперед.

– Ты победил! – с готовностью прокричала отставшая Кассандра.

Он подплыл к ней и обнял под водой за талию. Ее синие глаза с любопытством смотрели на Хоакина.

– Победил… – тихо повторила она.

Он пощупал ее мягкие мокрые волосы. Она облизала губы, не отрывая взгляда от его лица.

– Я заслужил приз, – объявил Хоакин.

– А чего бы ты хотел?

– Поцелуй, – прошептал он. – Всего один поцелуй. Не так-то это и много.

Но это оказалось именно «много». Женщина охотно подалась в его объятья и посвятила ему долгий, умелый и волнующий поцелуй.

– Впечатлен. Но можно и лучше, – дерзко заметил Хоакин, отцеловавшись.

– Покажи, – отозвалась она.

– Охотно, – ответил он и продемонстрировал все свое мастерство обольстителя, которое не оставляло вопросов. – Могла бы так? – спросил он потом.

– Постараюсь, – откликнулась женщина и доказала свою обучаемость.

– Отлично! Вот теперь это настоящий поцелуй! – прокомментировал он тоном наставника и ловко выскользнул из плавок.

– Сеньор Алколар, но на вас ничего нет! – воскликнула она.

– Король голый? – шутливо спросил он Кассандру.

– Абсолютно, – ответила она, посмотрела вниз и, поперхнувшись, добавила: – Это уже неприлично, сеньор!..

– Ты так говоришь, потому что одета, – возразил Хоакин и потянул за завязочки на ее купальнике.

Его плавки и ее бикини уплыли далеко от них.

– Что теперь скажешь? – спросил ее Хоакин, любуясь увиденным.

– Я думаю…

Его руки дерзко скользили по ее спине, ягодицам, обволакивали бедра…

– Что ты чувствуешь? – вновь спросил он женщину.

– Хоакин… – проговорила она.

– Расскажи, – настаивал испанец.

– Я хочу тебя, – ответила она.

– Конечно же, хочешь. Но как ты хочешь меня? Вот вопрос.

– Безумно, – прошептала Кассандра. – Страстно. Неудержимо. Теперь же, – как просьбу произнесла женщина, но этого можно было не говорить, он уже исполнял ее желание. – Хоакин… – многократно повторяла она влажным шепотом.

У него не было прежде таких встреч, такого взаимопонимания, такой податливой и согласной партнерши.

Он благодарно поцеловал ее в основание тонкой шеи.

– О! Хоакин! – простонала она.

Ее тело плавно содрогалось, конвульсии гасились толщей воды, но ощущения словно преумножались этим.

– Мое! – проговорил в завершении Хоакин, куснув в неистовом поцелуе ее грудь. – Все это мое! – добавил он, обхватив ее за ягодицы.

За год вместе их тела так настроились друг под друга, что их интимный спорт сделался чуть ли не повсеместным удовольствием. Кассандру уже не смущала опасность быть застуканными. Они как птицы в густой листве могли щебетать о своем, не будучи понятыми.

Одного дерзкого прикосновения Хоакина было достаточно, чтобы его женщина затрепетала и приблизилась к тому призрачному, ускользающему, ни с чем не сравнимому взрыву, к которому стремятся многие, но достигают далеко не все.

Когда она была с ним, то не боялась ничего. Когда он был с ней, то мог позволить себе все. Сама природа благоприятствовала их занятиям. Все кругом было для их наслаждения.

Потому-то Кассандра и надеялась, что участь следующей по списку отвергнутых минует ее.