Текст книги "Дар небес (СИ)"
Автор книги: Кейт Ринка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Ты пришел... изнасиловать меня?
– Вряд ли, – сказал он, мягко касаясь губами ее лба, – это будет, – потом опустился ниже и поцеловал кончик носа, – ...насилием, – закончил он, обхватывая губами губы.
И с этим поцелуем мир Лики разлетелся на куски, и она окончательно потерялась в пространстве. Этот поцелуй был теплым, мягким... и немного колючим, но такое странное ощущение все сильнее пропадало с каждым влажным напором. Уже с трудом стоя на ногах, Лика схватилась за руки незнакомца, сжимая в кулачки кожаную ткань плаща. Все, что она чувствовала, было лишь слабым отголоском того, что с каждой новой секундой давал этот поцелуй. Язык мужчины проскользнул ей в рот, а губы обхватили ее еще плотнее. Он облизывал, посасывал и водил языком по всему ее рту, доводя каждым движением до полуобморочного состояния. Между ног уже невыносимо саднило, а тоненькие трусики совсем промокли.
И уже поддаваясь одним желаниям и инстинктам, Лика потянулась к его шее, скользя ладошками по теплой коже, обнимая и прижимаясь к его обнаженной груди своей, так что на прикосновение отозвались соски... и мужчина, застонал ей в рот, до боли сжимая пальцы на ее бедрах. И срывая с шеи ее руки, развернул к себе спиной, да с такой силой, что вышиб из тела воздух. Если бы не его крепкая хватка, от головокружения Лика рухнула бы на пол.
– Только есть одно "но" – я не "насилую" невинных девушек. И уж точно не собираюсь допускать, чтобы они "насиловали" меня.
Лика положила ладонь на свой лоб, пытаясь вернуть себе чувство равновесия. Боже мой! С ней такого еще никогда не было, и еще никогда она так не вела себя рядом с мужчиной, но еще и никогда не ощущала такого влечения и такой правильности во всем происходящем. Сейчас в ней было такое странное понимание того, что она всегда ждала этой встречи. Да, был страх, но он находился лишь в самом конце ее списка всех чувств. Была тревога, но такая необъяснимая, что невозможно было понять ее причины, и вроде бы из-за того, что с ней сейчас происходит, и словно... словно каким-то странным образом внутри нее все ныло, отзываясь на ЕГО боль. Она чувствовала ее, но так, словно это его чувство было многократно сжато, и ей доставалась мельчайшая его частичка. И так хотелось ему помочь... А еще откуда-то проснулась невыносимая нужда, но в чем именно? Вот это понять Лике никак не удавалось.
– Все эти картины, они твои? – спросил незнакомец, и потерся носом о ее затылок, пока его руки крепко сжимали бедра.
– Да, – выдохнула она.
– Они прекрасны, – сказав это, он поцеловал ее в плечо и стал медленно опускаться на колени, скрипя кожей штанов и плаща, скользя руками по ее телу, и целуя, кажется, каждый сантиметр на пути своих губ, – как и ты, Анжелика, – добавил он, целуя бедро, когда его колени опустились на пол по обеим сторонам от ее ступней.
О-о-ох... мамочки! Она сейчас точно лишится чувств. Да что же он с ней такое делает!? Сердце уже стучало где-то в районе горла, и не просто стучало, а выдавало барабанную дробь. Запустив пальцы в ее трусики, он потянул их назад, и ткань тут же вспыхнула. Лика ойкнула, но вопреки всем законам физики, огонь ее не обжег, а лишь коснулся потоком воздуха, при этом сжигая ткань. Но незнакомец не дал ее время, чтобы спокойно удивиться этому явлению. Отбросив сожженный кусочек ткани, он продолжил водить губами по ее коже, опускаясь руками по ногам, которые едва ее держали. И уже не выдерживая такого напряжения, Лика стала медленно оседать.
Сжав ее талию, мужчина стал придерживать Лику, помогая осторожно встать на колени, и прижал к своему телу, так, что спина коснулась его голой кожи. И его губы снова оказались возле ее уха.
– Как интересно... я уже очень давно ничего подобного не ощущал, – тихо сказал он, поглаживая ее живот и проскальзывая пальцами между ног. Лика ахнула от нахлынувшей волны непривычных и ошеломляющих чувств, цепляясь за его руку. – Если не возражаешь, я приду к тебе, когда ты будешь не так невинна.
Хоть и с трудом соображая, но Лика прекрасно понимала, о чем он говорил, но не вполне понимала, почему именно он не хочет лишить ее этого, как вдруг оказалось, недостатка. Она сейчас была готова, как никогда, и она хотела этого именно с ним, и это совершенно не казалось бредом. При всей своей доброте и приветливости Лика плохо сходилась с людьми и избегала любых контактов с мужчинами, вплоть до паники, когда некоторые из них начинали напирать. Ей даже советовали посетить сексолога, намекая на то, что с ней было не все в порядке. И с ней действительно было не все в порядке, только теперь она понимала почему. Она ждала именного этого человека, или кем бы там он ни был, не важно, ведь и она имела свои странности. И вопреки всем случайно брошенным предположениям, у нее было совсем не низкое либидо. Она часто мечтала, часто предавалась фантазиям и остро реагировала на некоторые прикосновения или образы, но ее истинной страстью всегда оставалась живопись, которой она отдавала все силы, всю энергию и эмоции. Но, это было до сегодняшней встречи...
– Я возражаю, – сдавлено ответила она, откидывая голову ему на плечо, и переставая ощущать все вокруг, кроме его теплых пальцев в своих складочках. – Я не хочу потом, я хочу сейчас.
– Прости, мой Ангел, но сейчас я не так много могу тебе дать. Я лишь могу продолжить то, что начал, для тебя. Хочешь?
Лика смогла только выдохнуть короткое "Да", лишь бы он не останавливался.
Раздвинув свои колени, он заставил последовать его примеру, давая возможность ей откинуться на него спиной и расслабиться на крепком теле, пока его пальцы скользили по ее влажности, натирая до невыносимого ощущения необходимости в чем-то очень важном... необходимости в этом мужчине. Перехватив руку Лики, он опустил их ладони к ее промежности, направляя и слегка проталкивая два пальчик внутрь жара. И она застонала, открывая рот, чтобы глотнуть воздуха, и куда тут же заполз его палец, позволяя с удовольствием сомкнуть на нем губы. Она еще никогда подобного не делала, но уже смело шла на любые эксперименты, особенно, если учесть, какими приятными они оказывались. Все, что она где-то видела, знала и фантазировала о сексе, теперь воплощалось в самых ярких картинках. Одна его рука сжала ладонь, управляя ее движениями на самом краешке её лона, когда вторая – не вытаскивая изо рта палец, стиснула подбородок. И его дыхание опалило щеку, прерывистое и срывающееся, и губы коснулись ее влажным поцелуем.
Уже не понимая, на каком небе находится, Лика задвигала бедрами навстречу их рукам, безумно желая чего-то большего, уже не ощущая ни капли страха, ни толики сомнений, ни даже окружающего пространства. И тихо стонала в его руку, царапая кожаные штаны на его ноге, до которой могла дотянуться. А в такт движениям Лики, об ее попу стали неугомонно тереться его бедра, вминая в нее выпирающую твердость, когда его рука давила спереди, бесстыдно помогая себе и ей, пока он не перехватил инициативу, начиная напирать и заставляя двигаться вместе с ним. Лике казалось, что она сейчас не выдержит всех ощущений, которые разрывали тело. Их было слишком много. И слишком сильными они были.
– Какая порочная невинность, – прошептал его голос, переходя на недовольный рык: – Откуда же ты такая взялась?
Он резко, но лишь чуть дальше протолкнул в нее их пальцы, задевая чувствительную точку над складочками. И губы прошлись по щеке, оставляя мятый влажный след, и с ноющим стоном выговаривая слова, которые она едва понимала:
– Ты убиваешь меня своим телом и своим светом...
И в этот момент ее напряжение, достигнув невыносимого пика, разлетелось на кусочки чистого блаженства. Лика неосознанно укусила его за палец, чувствуя, как импульсивно сжимаются стенки ее лона. Она была готова лишиться чувств от переизбытка эмоций, обмякая на крепком теле.
Но незнакомец не дал ей спокойно утонуть в этом блаженстве, резко нагибая и толкая ее на пол, до боли вжимая бедра в пол своими, ерзая и напирая, когда она и так едва дышала.
– Проклятье... – позвучало резкое слово возле ее уха. – Как же я хочу твою плоть...
Он зарылся носом в ее волосы на затылке, прошелся губами по основанию шеи, скользнул к плечу, с нажимом, почти с болью, прикусил зубами в своеобразном поцелуе. А перед лицом Лики в пол ударила ладонь, вспыхивая языками пламени, которые поползли по руке, лишь облизывая кожу.
– О, Боже... – выдохнула Лика.
– ОН тебе уже не поможет, – прохрипел голос. – И мне уже никто не поможет...
Лика даже не успела испугаться, как вдруг, ослаб напор горячего тела, лежащего на ней. Пропала и его ладонь перед ее глазами, после которой остались лишь танцующие спирали черного дыма. Он исчез! Незнакомец исчез, оставив ее едва живую, неспособную ни мыслить, ни двигаться, и почти неспособную что-то чувствовать. Лика еще никогда не ощущала себя такой аморфной. Что же такое с ней сейчас произошло?..
Но когда вернулись чувства, накатила такая тягучая и невыносимая тоска, что внутри все сжалось, будто его боль осталась вместе с ней, заглушая все приятные ощущения, которые она только что пережила. Перевернувшись на бок, Лика прижала к груди ладонь, пытаясь унять разгулявшиеся чувства, и ощущая, как по щекам стекают соленые капли. Поджимая к себе ноги, она свернулась в комочек боли, ЕГО боли, и, наконец, ощущая, какой липкой стала кожа после его прикосновений. Его тьма оставила на ней свои следы. Но она не чувствовала отвращения в этот раз, как бывало раньше. Она чувствовала жгучее сожаление, что ничем не может помочь.
И постепенно к ней стало возвращаться трезвое сознание, проясняя мысли. Но боль не утихала, она лишь свернулась внутри нее, найдя себе уютное местечко, и оставив о себе напоминание в виде горечи. Такое с ней было впервые, как и все, что тут сегодня происходило.
Вопросы! Вопросы! Вопросы! Они атаковали ее, как свора голодных и диких котов. Кто же этот незнакомец? Зачем он приходил? Почему ушел? Когда же вернется, и когда она снова сможет его увидеть? Почему не овладел ею? И что вообще происходит?! Кем же была та дикая и рогатая стайка "обезьян"? И что же ей теперь делать с испорченными картинами?
Оглядев комнату, Лика застонала. Вокруг было все плохо... очень плохо. В ее студии царил полный бардак, какого еще не знала эта комната при всей одержимости и порой невнимании её хозяйки к мусору. Хотя, и не все было так безнадежно, кое-что осталось целым. Только вот...
Смахнув с глаз слезы, Лика подползла к холсту, на котором сегодня пыталась запечатлеть своего незнакомца, и на который было страшно смотреть. Картина было испорчена безвозвратно. Но как же так! Она должна нарисовать его портрет, ей НУЖЕН этот портрет. Она хотела смотреть на ЕГО лицо бесконечно, и если этого не желал позволять ей сам незнакомец, у нее, хотя бы, будет изображение как его частичка. Это казалось ей таким жизненно необходимым, что Лика поднялась на ноги, вернула на место мольберт, поставив на него чистый холст, отыскала карандаш, и даже не заботясь об одежде, снова села рисовать знакомые черты.
И не важно, что она устала, не важно, что в комнате не горит свет, которого ей вскоре станет достаточно с улицы, где уже пробивались первые лучи солнца. Как и не важно, что хочется плакать, даже выть от тоски. И совсем не важно, что ей ни капельки не стыдно после того, что она позволила постороннему мужчине... нет, он уже не был посторонним... и никогда им не был. Он был тем, кого признали ее душа и тело как кого-то родного и необходимого. И она нарисует его портрет, и не для кого-нибудь, а для себя. И пока карандаш скользил по бумаге, в голове Лики продолжали крутиться вопросы: "Ей показалось, или он назвал ее по имени?.. И как же зовут... ее незнакомца?.."
***
Он горел. Он полыхал факелом в самом сердце адского пекла, и пекло полыхало внутри него. Едва убрав руки с кожи девушки, он бросился в Ад, где ему было самое место, и где он мог свободно спустить с цепи свою сущность – свой внутренний, неудержимый огонь. Его плоть, подаренная ему лишь для наслаждения и разврата, не горела. Она просто невыносимо ныла, и никакое пламя не могло выжечь из него это ощущение всепоглощающей нужды, которая заставила его упасть на колени, опустить голову в раскрытые ладони и закричать в унисон с отвергнутыми душами.
Грядут перемены... Как масштабно звучали эти слова, эхом прокатываясь по всем закоулкам Ада, и как остро он сейчас ощутил на себе их смысл. Похоже, перемены пришли и к нему.
Сколько веков он не знал такого влечения? Вечность? Или вообще никогда? Эта девушка... одним своим появлением она нарушила весь обыденный ход его существования. Ему не стоило поддаваться такому соблазну. Слишком велик он оказался. Ее чистота манила, ее свет убивал, а ее плоть скручивала его в тугой узел от безумной... безмерной необходимости в ней.
Анжелика... прекрасна, чиста, необычна... идеальна!
Такая невинная и такая готовая дать ему то, в чем он нуждался, без страха и сожаления, прекрасно чувствуя его тьму, и мало того, откликаясь на нее, понимая его природу... это было совсем не то, что он когда-то знал. Это было чем-то большим, слишком огромным, чтобы осознать сразу и привычно среагировать. И это случилось тогда, когда он думал, что уже ничто в мире неспособно его взволновать. И случилось почти так же, как когда-то первый, плотский Грех, который навеки стал его проклятьем, увлек в свои сети, поглощая и не оставляя права для спасения.
Но Рэмиэль не просто возжелал эту девушку, она стала непомерной, сильнейшей потребностью, с первого взгляда, с первого касания, с первого стона в его губы, раскрытые для нее. И каким же невыносимым препятствием оказалась невинность этой девушки. И не только ее Свет, уже давно забытый, такой тягучий, обволакивающий, болезненный, манящий и желанный, был тому причиной. Рэмиэль просто не имел права прикасаться к такому непорочному созданию. И не с него должен был начаться этот ее Грех. Он мог только наслаждаться теми, кто его уже познал, без любви, без чувств, кто был запятнан перед Небом, так же как и он. Таково было условие его сделки, навязанное ему Дьяволом, словно в насмешку. Он не мог прикасаться к Свету, он мог только наблюдать за ним издалека, но зато свободно купался в пороке, топя в нем как себя, так и то прелестное создание, которое окажется на его пути.
О, Небо! Его проклятье, как никогда прежде, показалось ему сейчас самой настоящей адской мукой. Но он уже слишком давно со всем смирился, и уже давно для него все потеряло смысл. Так стоит ли сейчас поддаваться очередному искушению? Нет...
Пламя побежало по телу Рэмиэля, затухая от пят и собираясь в ладони, где туго сжавшиеся пальцы оборвали его последний танец.
Нет смысла, нет цели, нет надежды... и остается только на миг закрыть глаза и открыть их с закатом, чтобы вслед за тьмой снова раскинуть крылья над миром порочных и добродетельных душ, где теперь для него отчетливо и ярко светилась лишь одна из них.
***
Уже третий холст полетел в дальний угол. Кусая губы, Лика смотрела на четвертое белое полотно, не решаясь к нему прикасаться. У нее больше не получалось нарисовать своего незнакомца. Почти те черты, почти то лицо, и все же... только почти. Ей нужно отвлечься и отдохнуть. Она слишком спешила и спала всего пять часов, после чего снова села за мольберт. За окном солнце уже опускалось за горизонт, обещая погрузить комнату во мрак, где странным образом в одну ночь перегорели все лампочки, о которых у нее не было времени позаботиться сегодня днем.
Она едва нашла время очистить студию от мусора, не переставая удивляться необычным следам, которые сейчас были хорошо видны даже на потолке. Кажется, те маленькие обезьянки наступили в краску и обтоптали ей всю комнату разноцветными мазками. Это было даже забавно и любопытно, потому что она терялась в догадках, кому бы могли принадлежать эти следы. Лика решила их оставить, как напоминание об этой ночи, которое позволяло ей верить, что все происходящее не было сном.
Сном...
С мечтательной улыбкой Лика закрыла глаза и прикоснулась к своим губам, вспоминая, как к ним дотрагивались нежные пальцы. Она облизнула губы, пытаясь пробудить пережитые ощущения. И от этой попытки по ее телу прокатилась приятная дрожь, отзываясь внизу живота тягучим, ноющим желанием почувствовать все это снова. Лика опустила туда руку, сжимая пальцы так же, как сегодня ночью там сжимались пальцы незнакомца... как вдруг, внезапный и резкий звук грубо прервал ее мечтания. Взвизгнув, Лика свалилась с пуфика, бросая возмущенный взгляд на разрывающийся мобильный, который вибрировал и мигал на том месте, где она только что сидела.
– Да, – ответила она своему менеджеру.
– Лика, милая, ты где?
– Эм... я дома, – честно ответила она, сразу же вспоминая, зачем именно ее об этом спрашивает Бетси.
– Что?! А почему ты еще дома? Я звонила тебе час назад, и ты сказала, что уже почти выходишь.
Лика посмотрела на настенные часы, где на стекле красовались два сине-зеленых следа. Неужели, они разговаривали час назад? А ей показалось, что максимум прошло минут пятнадцать. Впрочем, стоило ей зайти в студию, как время для нее замедляло ход.
– Правда?
В трубке послышался вздох:
– Ты рисовала?
– Да, – призналась она. – Прости.
– Нет, не извиняйся, это хорошо, что ты рисовала, но сейчас ты нужна здесь. Может, мне за тобой заехать?
– Ой, нет, не стоит, я уже собираюсь, а ты лучше пока отвлеки мистера Свона, – ответила она, поспешно поднимаясь на ноги, и направляясь в ванную комнату.
– И чем же?
– Скажи ему, – мечтательно ответила она, останавливаясь и закрывая глаза, чтобы снова вспомнить черты красивого лица, – что меня задержал самый настоящий и прекрасный Темный Ангел, которому требуется моя помощь.
– Ну да, который вылез из твоей картины, и ты решила вернуть ему Небеса, – усмехнулась Бет. – Конечно, мистер Свон мне обязательно поверит и еще спросит имя твоего Ангела, на которого ты променяло его общество...
Имя...
Как жаль, что она его не знает. И как странно – а почему она подумала о своем незнакомце, как о Темном Ангеле? Он ведь больше похож на Демона, который скитается по миру, соблазняя невинных девушек, да... как самый порочный Инкуб. Разве что... она решила так из-за его боли, несоизмеримой ни с чем, и которая бывает только у Ангелов. Уж кому как не ей знать об этом?
– Анжелика! – оборвал ее мысли голос Бетси. – Ты тут?
– Да.
– Мистер Свон устроил этот вечер в твою честь. Он очень взволнован твоим отсутствием, и первые гости уже о тебе спрашивают. Лика, милая, ты должна быть здесь, а не там. Давай, я все-таки приеду.
Лика вздохнула и сдалась на милость своего менеджера:
– Ладно, Бет, приезжай.
– Вот и славно, у тебя есть полчаса на то, чтобы собраться, – быстро ответила та, кладя трубку.
Поправляя на себе халат, Лика поежилась. Она не любила подобные общественные мероприятия, особенно в ее честь, где много людей и слишком много внимания. Если бы не мистер Свон, она бы до сих пор рисовала свои картины для себя и скромного числа зрителей, что ее вполне устраивало. Именно этот мужчина показал ее картины всему миру и предложил продавать их частным лицам. Но и тут Лика мало на что могла пожаловаться, иначе не было бы у нее такой возможности помогать стольким людям, скольким она помогала сейчас, как материально, так и во всех других отношениях.
Еще год назад она жила в северной части Лос-Анджелеса в скромном домике своего дяди, где у нее была одна небольшая комнатушка. Там она спала и там же рисовала, тратя на краски и холсты почти все свои деньги, которые ей присылала блудливая мать.
Мать...
От этого слова щемило сердце. Лика помогала чужим людям, но так и не смогла помочь своей матери. Она просто не знала, где ее искать и как к ней приехать. Та лишь изредка звонила, отсылая ей чеки из разных уголков земного шара. Лика уже почти забыла родные черты, так давно мать оставила ее, объяснив свои мотивы одной фразой:
– Ты делаешь мне больно.
Чем? Как? В пятнадцать лет Лике было еще сложно это понять. Как и то, почему внутри матери постоянно клубилась тьма, если Лика все время пыталась ее стереть. Ответы пришли позднее – мать просто не хотела, чтобы ей помогали.
Дядя же относился к ней со всей добротой, только считал немножко... странной. Он восхищался ее талантом, но порой не знал, как реагировать на ее "одержимость живописью". Он был глубоко верующим католиком, служил Богу и Церкви, воспитывал ее в строгости, и очень нервничал, когда она рисовала демонических существ. Поэтому, порой старался отвлекать ее и подавлять весь творческий потенциал. Хотя, сам часто смотрел на ее картины с Ангелами, поистине испытывая трепет и восторг. Лика видела это в его глазах. Но именно он привел ее к мистеру Свону, который дал ей свободу для творчества и возможность совершать благие поступки. Так она оказалась в центре событий и города, где жила сейчас в небольшой квартире с отдельной студией, о чем мечтала всю свою сознательную жизнь.
Оставив телефон на тумбочке, Лика вышла на балкон, где с высоты семнадцатого этажа просматривался прекрасный вид на горизонт. Солнце садилось, обещая ей надежду на новую встречу, ставшую теперь самым главным желанием в ее жизни. Она больше не задавала себе безответных вопросов, она просто решила ждать и довериться своему сердцу, как делала это всегда. А сердце подсказывало, что нет ничего важнее того, что происходит с ней сейчас, как и нет никого важнее ее незнакомца, который обязательно к ней вернется. У Лики в этом не было никаких сомнений, ведь он был тем, кого она всегда ждала... и искала, вглядываясь в калейдоскоп лиц и рисуя Ангела за Ангелом, Демона за Демоном...
Лика подошла к перилам балкона и посмотрела вниз. Там искрился и гудел Лос-Анджелес... Город Ангелов... город ее Ангелов.
Ну что ж... мистер Свон слишком много для нее сделал, чтобы она заставляла его волноваться. Лика ушла с балкона, закрыла его стеклянные двери и направилась в ванную комнату.
***
Нежась под струями теплой воды и мечтая о своем незнакомце, Лика даже не представляла, что в это время происходит в ее квартире...
...в мастерской завибрировал и заискрился воздух. Потрескивая ало-желтыми искрами, пространство преломилось, и из этого излома выпрыгнули четыре демоненка.
– И где она? – нетерпеливо спросил Бабл.
Восемь пар лап торопливо прошлепали к двери. Взобравшись на Чипа, Флип схватился за ручку и осторожно приоткрыл ее, от усердия вываливая на бок темный язык. Четыре морды просунулись в щель, обшаривая взглядом просторную гостиную.
– Вода шумит, – заметил Буч, смотря в сторону спальни, где находилась ванная комната.
– Все за мной, – сказал Флип, спрыгивая на пол, и черти дружно посеменили за своим сородичем.
Но уловив по дороге знакомый запах, Чип вспомнил, что в прошлый раз тут кое-что недоел. Он остановился и развернулся в сторону холла.
Остальная троица подошла к двери ванной. И тут Буч заметил, как его лапы лизнула полоска яркого света, просачивающаяся через щель. Реакция последовала незамедлительно – взвизгнув от страха, Буч прыгнул на Бабла, крепко обнимая задними лапами за торс, а передними – за голову, и закрывая тому глаза. Баблу это так не понравилось, что он начал порыкивать, стараясь отлепить от себя Буча.
– Идиот! Отвались от меня... – зашипел демоненок, не замечая, как искажает слова, которые нахватался от людей.
– Тихо вы, мелкие ушлепки, – зашипел на них Флип.
Только любые слова уже были бесполезны. Два чертенка сцепились в драке, покатившись кубарем по полу, сверкая зубами и когтями. Проводив их строгим взглядом, Флип заметил отсутствие Чипа и вытянул шею, пытаясь понять, куда тот делся. Откуда-то доносилось громкое чавканье.
– Опять че-то жрет... ррр...
Недовольная морда снова повернулась к ванной... и тут резко открылась дверь, впечатывая Флипа в стену...
***
Лика выбежала из ванной. Она так торопилась, что в сумерках сразу не заметила в своей спальне постороннего присутствия, пока под ноги не выкатился странный комок... и этот комок еще рычал... и шевелился!
– А-а-а!
Лика закричала, отскакивая назад, обо что-то спотыкаясь и падая попой на пуфик. Комок замер и... нет, ей не показалось... но он начал кричать вместе с ней. О, Боже! Что это? Глаза, уши... рожки? А это что, хвост?
Положив руку на бешено стучащее сердце, Лика всмотрелась в необычных существ. Хотя, самым необычным являлось лишь то, что они были... настоящими, живыми чертенятами, каких она иногда рисовала. И эти чертенята, казалось, были напуганы не меньше нее.
Ох-ох, не может быть...
Но за первым потрясением последовало второе...
– Что вы тут забыли? – услышала она уже ставший знакомым, такой красивый, спокойный голос, отчего сердце вновь понеслось вскачь.
На пороге спальни стоял ее незнакомец, и от одного взгляда на него стало трудно дышать. Воздух приобрел такую тяжесть, что с трудом проходил в легкие. И Лика порадовалась, что уже сидит, иначе вряд ли бы смогла удержаться на ногах от неожиданного появления такого долгожданного гостя.
На нем был все тот же плащ, капюшон которого скрывал почти все лицо, оставляя видимыми лишь губы и подбородок, а вот не застегнутые пуговицы открывали прекрасный вид на рельефный торс, позволяя усладиться взгляд изгибами твердой груди и красиво очерченными кубиками живота. От всей этой загадочной красоты впору было упасть в обморок. И с Ликой так бы и случилось, если бы не дикое желание поглощать эту красоту всеми органами чувств.
Чертенята метнулись к мужчине. Откуда-то появилось еще двое таких же. И эти четверо маленьких существ, все как один, поджали уши, обхватили лапами остроконечные хвосты и виновато затараторили:
– Хозяин, прости нас...
– Прости нас хозяин...
– ...мы только хотели посмотреть...
– ...хотели только посмотреть...
– Убирайтесь, – невозмутимо перебил их мужчина.
И разом стихнув, чертенята сорвались с места, пытаясь незамедлительно скрыться с глаз. Но из-за такой спешки они лишь создали суетливую кучу, сталкиваясь друг с другом лбами, падая на пол и один на другого, буксуя лапами и попутно кусаясь за все части тельцев, которые попадались на зуб. Лика с интересом следила за этими забавными созданиями, постепенно теряя чувство страха. Вместо него появлялось нечто другое – любопытство... и непривычный трепет при каждом взгляде на своего гостя.
Между чертенятами уже завязалась нешуточная драка, и было сложно разглядеть в этой куче, кому какие принадлежат конечности, и кто кого кусает или дергает за уши и за хвост. А от усердия они так кряхтели, что Лика не сдержала улыбки.
Но вот мужчину совсем не интересовало то, что творилось у его ног. Он не смотрел на чертей, он смотрел на нее. Во всяком случает, так казалось даже в сумеречной полутьме. И от такого внимания у Лики зарделись щеки.
– Хватит, – произнес он, и в первый момент Лике показалось, что это было сказано ей. Только, что он имел в виду?.. Она уже открыла рот, чтобы спросить его об этом, как заметила подозрительное затишье. Чертенята замерли в тех позах, в которых их застал строгий голос.
– Флип.
Лика и тут его не поняла, но, видимо, поняли черти. Один из них выбрался из-под остальных, собрал в лапу три хвоста и потащил под кровать своих сородичей, которые и не думали уже сопротивляться.
– Извини их, они больше не будут нарушать твой покой, – обратился теперь он и к ней.
На этом мужчина повернул голову в сторону, рукой резко откидывая назад полу плаща, чтобы та не путалась в ногах и не мешала ему развернуться. Лика запаниковала. Неужели он сейчас уйдет!? Нет-нет-нет...
– Подожди! – торопливо выпалила она ему в спину, поднимаясь на ноги.
Мужчина остановился, медленно закончив шаг. Остановилась и Лика, не решаясь сделать теперь свой. Ноги отказывались слушаться, и вернулось волнение, в порыве которого она начала одергивать халат и поправлять пояс. Что теперь ему сказать? Какой задать вопрос? О чем попросить? Столько всего было в голове, что та шла кругом. А мужчина так и стоял, чуть повернув голову и ожидая ее дальнейших действий, что заставляло Лику нервничать еще сильнее.
Тишину нарушил скрип кожи, когда незнакомец повернулся к ней. И за несколько неспешных шагов он сократил расстояние между ними до одного короткого шага. От такой близости Лика сразу забыла, что хотела сказать, а щеки снова запылали под пристальным взглядом. Да, теперь она могла видеть его глаза – темные озера невыносимой... муки... стоило в них заглянуть, как сбилось дыхание, и каждый нерв отреагировал коротким импульсом боли. Лика не сдержала стона, чувствуя, как теряет равновесие, но крепкая рука твердо поддержала за локоть.
***
– Аккуратнее, Ангел мой, ты играешь с огнем, – сказал он чистому созданию. Но заметив непонимание на лице девушки, тут же пояснил. – Не стоит задерживать меня, ибо ты для меня слишком непомерное искушение.
Какое скудное вышло объяснение его состояния... но какая разница, как это выразить, когда во всем мире не найдется слов, чтобы описать его нужду и муку. Его чувствам не было исчисления, им не было границ, и невозможно было вместить их в какие-то рамки простых человеческих слов. Перед ним стояло самое красивое, самое невинное создание. И его сущность тянулась к ней за спасением, тогда как его тьма жаждала поглотить и уничтожить.
– Прости, я не хочу, чтобы ты уходил, – тихо призналась девушка, смотря ему в лицо, но избегая прямого взгляда в глаза. – Тебе так плохо.
Хрупкая ладонь нерешительно накрыла его щеку, и от этого прикосновения свело все мышцы, когда блаженная истома вперемешку с болью пробежала по оголенным нервам.
– Я очень хотела бы помочь, но не знаю как.
– Не нужно, ты лишь погубишь себя. – Накрыв руку Анжелики своей, Рэмиэль сжал ее и убрал со щеки, поднося к губам и целуя раскрытую ладонь. Такое простое прикосновение, но как было сложно себе в нем отказать. Девушка шумно выдохнула и задрожала, а его губы закололо от желания продолжить этот поцелуй до тех пор, пока на ее теле не останется нетронутого кусочка кожи. И все же... отпустив ее руку, он сделал шаг назад.
Но выкрикнув короткое "нет", девушка бросилась к нему, прижимаясь к его телу и обжигая чистым светом... маня, как мотылька... искушая. И Рэмиэль обнял ее, уже внутри сгорая от желания, но крепко держа его в узде. Закрыв глаза, он потерся щекой о мокрые волосы. По его груди скатилась капля, и это оказалась капля ее тихих слез. Подняв за подбородок милое лицо, Рэмиэль стал губами собирать со щек блестящую влагу.
