Текст книги "Затерянные во времени"

Автор книги: Кейт Донован

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Джон стоял в холодной воде по пояс, глядя на нее глазами, сверкающими от желания. Сердце Шеннон радостно забилось от того, что глаза Джона сверкали так же ярко, как вода в пруду. И он был нагой! Широкая загорелая грудь покрыта густыми каштановыми завитками. Ей нравилась его дерзость. Шеннон нетерпеливо вошла в воду.

– Не трогать! – напомнила она Джону, наверное, сотый раз за день. – Давай поплывем наперегонки.

– Подожди. – Джон схватил ее за талию и игриво усмехнулся. – Вы просто обольстительны, мисс Шеннон. Я не настолько глуп, чтобы не понять, что Кахнаваки поразило золотое сияние твоих волос… – Его глаза скользили по груди Шеннон. Белый леотард намок и стал почти прозрачным. – Твои большие красивые груди…

– Как грубо, – строго сказала Шеннон. – Знаешь, что я думаю, Джон Катлер?

– Что?

– Женись-ка побыстрее! – Она выскользнула из его рук, взвизгнула с притворным ужасом, нырнула и быстро поплыла, будто за нею гнались. В эти мгновения она была довольна своей жизнью, пусть та и давала ей столь суровые уроки.

«У тебя еще много будет таких прекрасных мгновений, – пообещала себе Шеннон, скользя сквозь прохладную зеленоватую воду. – Ни Кахнаваки, ни Джон, ни XVII век так пленили тебя, а жизнь, которую ты выбрала для себя, два дня назад, как и обещала своему отцу. Ты думаешь о себе, о своей жизни, а не об особых случаях, как ты обещала Филиппу».

Филипп. Путеводная звезда на ее пути в будущее, домой. Он не поверит ни одному слову из ее рассказа, но будет внимательно слушать и обязательно сделает точный поучительный вывод. Шеннон в раю. Наверное, так назовет он ее историю, и, конечно, будет прав.

Шеннон вынырнула прямо в объятия Джону. Она вскрикнула от неожиданности. Джон поднял ее над водой и усмехнулся:

– Теперь ты моя, Шеннон Клиэри.

– Разве? – сияющая улыбка исчезла с лица Шеннон, когда глаза Джона потемнели от желания. – Джон? Давай еще поплаваем.

– Ты моя, – повторил он, как в трансе. Он медленно опускал ее, прижимая к своему телу. Когда груди Шеннон оказались у его рта, он нежно, но жадно, провел языком по одному соску, потом по другому. Его губы ласкали, посасывали сосок сквозь прозрачную ткань леотарда.

Тело Шеннон затрепетало от наслаждения. Непроизвольно она запрокинула голову, как бы стремясь, чтобы сосок поглубже проник в его рот. Ей хотелось обхватить ногами сильное тело Джона. Но, когда он опустил ее ниже, в воду, и в игру вступило его мужское естество, Шеннон пришла в себя и попыталась оттолкнуть его.

– О чем ты думаешь? – простонала она. – Вспомни о сестре Кахнаваки…

– У Кахнаваки блестящий ум, – Джон еще крепче прижал Шеннон к своему телу. Он громко застонал от острого наслаждения, когда ее бедро прижалось к его напрягшейся плоти. – Он знал, что я не смогу устоять…

– Я запрещаю тебе, Джон. Не заставляй меня сопротивляться.

– Ты не сможешь сопротивляться, – его рука скользнула под эластик леотарда у основания бедер.

– Кахнаваки знает нас лучше нас самих. Нас тянет друг к другу, Шеннон. Огонь, что горит в нас, заставит обо всем забыть…

– Сегодня я ухожу домой, – Шеннон вздохнула, зная, что Джона нужно остановить. Его пальцы скользнули по коже живота вниз. – Джон? Сегодня я ухожу домой, а ты женишься завтра. Ты ждал этого шесть лет. Неужели ты пожертвуешь всем этим ради краткого мгновения наслаждения?

– Уходишь домой? – Казалось, Джон не понимал ее слов. Его рука гладила ее ягодицы, как будто знакомясь с их изгибом. – Ты что-то сказала?

Шеннон глубоко вздохнула, потрясенная глубиной своего разочарования из-за несостоявшейся близости. Ни один мужчина не возбуждал ее так сильно, и даже сейчас ей хотелось бесстыдно прильнуть к нему всем телом.

Горящие зеленые глаза Джона говорили, что он понял ее состояние. Он знал, что она хочет его. Но он также знал о неизбежном расставании.

– Куда ты пойдешь? Ты даже не знаешь, где твой дом.

– Я знаю дорогу домой. И я должна уйти одна. Не знаю, как объяснить тебе это.

– Я не отпущу тебя, – Джон отошел от Шеннон. Теперь их разделяла водная гладь. – Я понял. Ты хочешь убежать к Кахнаваки?

– Нет, – Шеннон вспыхнула от удовольствия, услышав ревнивые нотки в его голосе. – Он все равно приведет меня назад, к тебе.

– Какая горькая участь! – с издевкой сказал Джон. – Какой бессердечный негодяй!

– Перестань! – Шеннон пылала от гнева. – Ты же обручен, Джон Катлер! Хочешь ты или нет взять в жены сестру Кахнаваки?

Джон молча смотрел на нее, потом подошел, ласково убрал прядку мокрых волос с ее щеки. Шеннон стало ясно, что Джон Катлер сделал свой выбор. Он предпочел любовь к сестре Кахнаваки страсти к Шеннон Клиэри. Какая невозместимая утрата! Никогда больше ей не встретить такую неистовую страсть и такого необыкновенного мужчину.

– Нам пора идти, – голос Джона был спокоен. – Твое состояние ухудшается. Не стоило приводить тебя сюда. Нельзя было разрешать тебе так много плавать. – Он медленно пошел к берегу. – Остаток дня ты проведешь в постели. И никаких возражений!

– Ты обещал отвести меня к священной земле саскуэханноков! – напомнила Шеннон.

– Я привяжу тебя к кровати, – спокойно предупредил Джон.

Все начинается сначала? Шеннон улыбнулась, успокоенная его непринужденной шуткой. Они стали друзьями, даже больше, чем друзьями. Вдруг ей показалось важным, что они устояли перед искушением. Им были необходимы общество и советы друг друга. И все же, глядя вслед выходящему из воды Джону, нагому, с блестящей от воды кожей, Шеннон почувствовала, как ее снова охватывает страсть. В неловком молчании она опустила глаза.

* * *

– Мне действительно лежать в постели весь день?

– Да.

– Ты мне расскажешь еще о чем-нибудь?

– Нет. У меня домашние дела.

Улыбка осветила лицо Шеннон. Она вспомнила, как Джон заставил ее надеть свою хлопчатобумажную рубашку, чтобы постирать ее грязные джинсы и мятую футболку. Джон строго потребовал «эту штуковину», и Шеннон, смеясь, отдала ему лифчик. Несмотря на заросшее лицо и угрожающий вид, он нравился Шеннон. Белье постирано и развешено во дворе, а Джон подает ей травяной чай.

– Какой же ты домовитый, Джон, – поддразнила его Шеннон.

– Спи, Шеннон.

– Расскажи что-нибудь, Джон. Пожалуйста.

– Хорошо, – он сел на краешек кровати и пристально посмотрел на нее. – Что ваше величество хочет услышать?

Шеннон сдержалась и не спросила о сестре Кахнаваки. Когда Джон впервые увидел ее? Когда они полюбили друг друга? Как она выглядит? Наверное, более нежная и женственная копия гордого воина? И решила задать нейтральный вопрос.

– Лучше я спрошу тебя о кое-чем серьезном. Хорошо?

– Спрашивай.

– Ты боишься разжигать костер на священной земле?

– Боюсь? – Джон пожал плечами, недоумевая, как можно спрашивать об этом. – Только глупец может решиться на такое. Саскуэханноки жестоко пытают за надругательство над умершими.

– А если саскуэханноки далеко отсюда на каком-нибудь сборище племен? Если ты будешь знать, что никто и никогда не узнает об этом? Ты разожжешь костер?

– Никогда.

– Даже если ты сильно замерз?

– Я никогда не стану разжигать костер на священной земле.

– Я была уверена, что ты так ответишь. Скажи, почему? Ты же не веришь в Великий Дух? Ну, ты не считаешь, что он… ну, Бог. Так ведь? – Шеннон в волнении приподнялась.

– Лежи спокойно. Я скажу тебе, что я думаю. Я уважаю обычаи людей, поклоняющихся кому-то или чему-то, к чему они относятся с уважением и любовью, – Джон задумался, как бы подбирая более точные слова. – Мне кажется, это преклонение перед Всемогуществом Природы, Культ Всемогущества. Мне нравится этот обычай, и я уважаю его.

Шеннон растрогала бесхитростная философия Джона.

– Когда я разжигала костер, я не знала, что это священная земля саскуэхонноков. – Глаза Шеннон расширились. Она придвинулась поближе к Джону. – А вдруг я действительно сумасшедшая?

– От этого ты становишься еще очаровательнее. Я уже говорил тебе.

Шеннон вспыхнула от удовольствия.

– Спасибо, Джон. Думаю, ты прав. Сегодня мне следует отдохнуть, – она поцеловала Джона. – Я очень рада, что встретила тебя. Я тебя никогда не забуду.

– Звучит, как прощание. Ты же не собираешься уходить домой сегодня. Шеннон? Ты просто ложишься спать. Когда ты проспишься, я буду рядом.

ГЛАВА 7

Проснувшись, Шеннон уловила аромат свежеиспеченного кукурузного хлеба. В ногах кровати лежала аккуратно сложенная чистая одежда. Джон Катлер тихо ходил по комнате, накрывая на стол к ужину. Он был в хлопчатобумажной рубашке и обтягивающих кожаных штанах. Шеннон из-под полуопущенных век долго любовалась его длинными сильными ногами, широкой грудью и узкими бедрами. Да, сестра Кахнаваки – самая счастливая женщина на свете.

Шеннон поморщилась от охватившей ее ревности и велела себе думать только о собственном будущем. Хотя и не лишенный недостатков, XX век был ее домом. Ей необходимо вернуться туда и начать новую жизнь. Может быть, со временем ей посчастливится встретить рослого, стройного, бородатого героя, который громко смеется и любит пофилософствовать.

– Джон.

– Наконец-то, ты проснулась, – улыбаясь, Джон стремительно подошел к кровати. – Я уж подумал, ты проспишь до утра.

– Пропустить такой изумительный ужин? Ни за что!

Она решила, что ей надеть: джинсы и футболку или остаться в рубашке Джона. Рубашка – мягкая, теплая, удобная – была велика Шеннон. Она напоминала самое модное мини-платье XX века. Шеннон вскочила с постели, неловко одернула рубашку и поспешила к столу. Глаза Джона весело смеялись, наблюдая, как поспешно она садится на скамью у стола.

– Проголодалась?

– Ужасно, – Шеннон торопливо схватила кусок хлеба и миску аппетитного супа из дикого лука, глубоко вздохнула и сказала: – Джон сделай мне одолжение.

– С удовольствием.

– О? – ее сердце согрела блеснувшее в его глазах чувство симпатии. – Мне нужна твоя помощь… Будь моим переводчиком в разговоре… с Кахнаваки.

– Понятно. Уж не собираешься ли ты попросить его руки?

– Вряд ли. Перестань дразнить меня. Я говорю серьезно.

– Хорошо, я буду твоим переводчиком. А теперь ешь.

– Обещаешь?

– Конечно, обещаю.

– Обещай, что ты точно переведешь Кахнаваки все, что я скажу. Слово в слово. Неважно, насколько безумной тебе покажется моя речь!

– Ешь.

– Джон, прошу тебя!

– Я дал тебе слово, не так ли? – проворчал он. – Ты – единственная женщина в мире, кто после шестичасового сна просыпается еще более безумной, чем перед сном.

– Очень смешно. Кажется, ты скучал без меня, ворчун.

Джон неохотно улыбнулся.

– О чем речь, Шеннон? Какую чепуху я должен перевести Кахнаваки?

– Я подожду, пока мы не доберемся до деревни. Там и скажу.

– Лучше я узнаю это сейчас, чтобы ко всему быть готовым. Я хозяин этого дома, поэтому скажи сейчас, и перестань морочить мне голову.

– Ты не можешь передумать. Ты обещал перевести, что скажу. Не так ли?

– Шеннон…

– Хорошо, хорошо. Слушай внимательно и не перебивай. Окей?

– Слушаю тебя.

– Помнишь, днем ты сказал мне, что уверен в том, что мне известно о запрещении разжигать костер на священной земле саскуэханноков?

– Да, я знал это. Увы, если будешь спорить с женщиной, заплатишь за это, – Джон нежно погладил руку Шеннон. – Извини. Мне не следовало этого говорить… А теперь. Давай поужинаем спокойно!

– Прекрати! Я говорю серьезно. Ты не обидел меня своими словами. Напротив, они заставили меня задуматься. В известном смысле, ты прав. Объясню, почему. – Шеннон нетерпеливо наклонилась вперед. – Когда мне было восемь лет, мой брат Филипп и я пришли на священную землю. Угадай, для чего?

– Не знаю.

– О’кей. Я расскажу тебе. Мы пришли, чтобы развеять пепел моего отца. Понимаешь, когда он умер, его кремировали. Вместо того чтобы похоронить его, мы развеяли его пепел. И эта земля стала священной для нас. Мы не знали, что она священна для саскуэханноков. – Она тихо добавила скорее для себя, чем для него: – Они даже не существовали тогда.

– Ты много болтаешь.

– Дело в том, что я знала, что земля священна. Но я ничего не знала о кострах… до той ночи. Потому что той ночью, – голос Шеннон дрожал от волнения, – когда я была маленькой девочкой, которая никогда не слышала о саскуэханноках, я разожгла костер на этой земле и увидела Великий Дух.

– И ты думаешь, я буду переводить Кахнаваки этот бред?

– Ты обещал! – Шеннон вскочила и с силой ударила по столу кулаком. – Я настаиваю на этом, Джон Катлер! Ты обещал! И что глупого в моих словах? Ты говорил, у Кахнаваки бывают видения. У меня тоже, не «бред», а «видения»!

– Сядь и успокойся, – Джон устало потер глаза. – Рассказывай дальше. Великий Дух говорил с тобой?

– Нет. Он просто смотрел на меня. Его злой взгляд испугал меня. Невозможно описать, в какой он был ярости. Тогда я не связала его появление с костром, по крайней мере, сознательно… Я не была на этом месте много лет, но… Однажды я приехала туда, и разожгла еще один костер. Понимаешь? Все было, как ты и говорил! То ли я испытывала себя, то ли искушала судьбу… Я виновна, хотя и не из-за неуважения к священной земле.

– Ты виновна?

– Да, виновна.

– Но ты сожалеешь о своем поступке?

– Да, конечно!

– Тогда, – голос у Джона стал торжественный, – я прощаю тебя.

Шеннон пристально смотрела на Джона. Она поняла, что он подшучивает над ней. И Джон, не выдержав, громко расхохотался.

– Ты настоящий мучитель, Джон Катлер. Ты знаешь об этом? – Джон почувствовал угрызения совести.

Обиженная, Шеннон вышла из-за стола.

– Идем, Герцогиня, погуляем.

– Если ты встретишься с духами, передай им мой привет.

«Ничтожество!» – сердито подумала Шеннон.

Во время сна она как будто пришла к решению своей задачи. Она оскорбила умерших саскуэханноков. Ее перенесли в XVII век, чтобы она понесла наказание. Не было смысла возвращаться на священную землю для пустых извинений. Ей необходимо искупить свою вину. Шеннон хотела, чтобы Кахнаваки наказал ее, и была к этому готова.

– Но не ты, Джон Катлер. Лучше бы тебе не смеяться до моего исчезновения. – Она торопливо добежала до туалета, сопровождаемая борзой, и снова поспешила в хижину.

– Ты злишься? – Джон широко улыбался. – Я больше не буду смеяться.

– Ты сдержишь слово?

– Конечно. Кахнаваки считает тебя сумасшедшей. Твой рассказ подтвердит, что он прав. Никакого вреда от этого не будет. Обещаю переводить каждое слово твоего бреда.

– Ты должен передать Кахнаваки нечто очень важное.

– К твоим услугам.

– Ты должен сказать ему, что я заслуживаю наказания так же, как он наказал бы любого другого, оскорбившего священную землю его предков. Вот и все. А теперь – спокойной ночи, Джон.

Даже с закрытыми глазами Шеннон чувствовала, как Джон навис над ней. Неохотно она приоткрыла один глаз и нервно улыбнулась. Косматая борода Джона угрожающе встопорщилась.

– В чем дело, Джон?

– Я хочу, чтобы ты освободила меня от данного слова.

– Нет! – Шеннон перевернулась на живот, задыхаясь от смятения.

Джон грубо перевернул ее на спину.

– Джон…

– Ты испытываешь мое терпение! Я не стану передавать твои слова Кахнаваки. Временами он бывает крайне фанатичен, Шеннон. Ты же его совсем не знаешь. Вдруг он решит наказать тебя, если поверит, что ты дважды разжигала костер.

– Я не попаду домой, пока он не накажет меня. Великий Дух заставляет меня говорить… вздор, пока я не искуплю свою вину.

– Замолчи!

– Что?

– Ты слышала, что я сказал. Не желаю больше слушать твой бред. Я хочу, чтобы ты освободила меня от моего обещания. Немедленно!

Шеннон упорно молчала. Тогда Джон начал ее нерешительно упрашивать.

– Не стоит ссориться, Шеннон. Тебе скоро станет лучше… ты скоро выздоровеешь, вернешься к родным… и я… Всегда с удовольствием буду вспоминать это время. Ты самая прекрасная женщина.

– У меня плохое настроение, Джон, – она демонстративно зевнула. – Как ты любишь повторять, я нуждаюсь во сне. И если мы собираемся идти завтра в деревню саскуэханноков, тебе тоже следовало бы отдохнуть, – Шеннон снова перевернулась на живот и приготовилась к очередной атаке.

Но Джон молчал. Слышался только шорох сбрасываемой одежды. Несомненно, он, как всегда, раздевается догола. Шеннон едва не застонала вслух, сознавая исходящую от него опасность.

Джон лег рядом, стал играть длинными золотистыми волосами.

– Разве ты не будешь заплетать косу на ночь? – прошептал он. – Я бы помог тебе.

– Сегодня не буду. Не будь упрямцем, Джон.

Он понимающе фыркнул.

– На оскорбление обижаешься только один раз. Сейчас я нахожу его милым, даже кокетливым. – Теплое дыхание Джона щекотало ее шею, действуя на Шеннон возбуждающе. – Мне нужно поговорить с тобой, Шеннон.

Она понимала, что Джон заигрывает с ней, чтобы добиться своего. Тело Шеннон, против ее воли, отзывалось на ласку. «Было бы оскорбительно, – подумала Шеннон, – позволить ему овладеть ею без любви, только чтобы утолить желание». Кровь быстрее побежала по жилам, тело Шеннон затрепетало… У нее не было выбора, и она прошептала:

– Спи сегодня на полу. Я освобожу тебя от этого проклятого обещания. Джон снова фыркнул, шлепнул Шеннон по ягодицам и легко спрыгнул с кровати. Шеннон проклинала Джона за то, что послушал ее, проклинала себя за принятые меры и, наконец, уснула беспокойным сном. Завтра она увидит Кахнаваки и найдет способ поговорить с ним, пусть даже только для того, чтобы досадить бородатому хозяину.

* * *

Воздух этим апрельским утром был свежим и бодрящим. Просыпался лес; громко щебетали птицы. Хижина Джона Катлера купалась в солнечном свете. Этот уголок природы можно было бы назвать райским, если бы не неприятные воспоминания о вчерашнем вечере.

– Нельзя все время злиться, мисси.

– Отстань!

Джон терпеливо улыбнулся, затягивая шнуровку кожаных штанов.

– Обычно я держу свое слово и горжусь этим. Но вчера ты потребовала слишком многого. Просить Кахнаваки наказать тебя? – Он наклонился к Шеннон и прошептал: – Я здесь, чтобы заботиться о тебе. Как я могу безучастно взирать на то, как тебя будут наказывать?

– Будь добр, убери свою ужасную бороду от моего лица, – Шеннон фыркнула и отошла в сторону. – Она царапается.

– Тебе не нравится моя борода?

– Я горжусь своей честностью, и потому признаюсь: нет, не нравится.

Посмеиваясь, Джон наблюдал, как Шеннон расчесывает золотистые волосы.

– Мне помнится, в день нашей встречи, когда ты упрашивала брата Кахнаваки не оставлять тебя со мной, тебя передернуло от прикосновения к моей бороде.

– Это правда?

– Но вчера на пруду она тебе не была противна, – самодовольно заметил он.

Шеннон втиснулась в чистые джинсы.

– Ты не целовал меня вчера, – достав из сумки пудреницу, она неодобрительно посмотрела на выражение своего лица. Было заметно, что воспоминания о том, как он прикасался к ней вчера, взволновали ее. – Не обижайся, Джон, но ты – не мой мужчина. Именно это я и хотела сказать бравому воину в тот день. Он действительно брат Кахнаваки? Красивый юноша.

– Ты прикоснулась к его лицу, – Джон задумчиво кивнул. – Потом к своему…

– Чтобы показать ему, что похожи он и я, а не ты и я, но, – Шеннон вздрогнула от неожиданной досады, – кажется, они так не считают.

– Похожа? – Глаза Джона сузились. – И это все? Черт возьми! Как это я не понял раньше?

Шеннон не успела ничего сказать, как он вылетел за дверь, оставив ее в полном недоумении. Его чувства не были задеты, она достаточно хорошо его знала, чтобы понять это. Он был невозмутим, хотя она изводила его все утро. А она сознательно делала это в наказание за вчерашние заигрывания и за то, что он не сдержал обещания.

Шеннон не хватало Джона, хотя они были знакомы меньше сорока восьми часов. Ей казалось, она любит его. Но она знала, что часто ошибается, принимая за любовь глубокие душевные переживания. Джон отказался передать Кахнаваки ее просьбу, несмотря на ее гнев и раздражение. Значит, она небезразлична Джону. Он был готов пренебречь шестилетней дружбой с Кахнаваки, хотя дорожил ею.

Чтобы угодить Кахнаваки, ему нужно доказать, что он не влюблен в золотоволосую пришелицу из другого мира. Но Джон не воспользовался случаем, чтобы завоевать доверие саскуэханноков.

Шеннон снова взглянула в зеркальце. Ее лицо, ничем не защищенное от солнца, приобрело красивый смуглый цвет. На нем играл легкий румянец. Раньше Шеннон достигала такого эффекта с помощью румян и бронзового геля. От природы у нее длинные густые ресницы. Наверное, надо подкрасить их на всякий случай, чтобы глаза стали выразительнее.

Синяк на лбу – сначала багровый, потом сине-зеленого цвета – почти совсем исчез. Многочасовой сон в мягкой удобной постели Джона Катлера чудесным образом изменил ее глаза. Белки глаз – ослепительно белые, радужная оболочка – сияющая. Лицо ее светилось счастьем. Неужели она влюбилась?

Дверь резко распахнулась. У Шеннон перехватило дыхание. Перед нею стоял Джон Катлер с чисто выбритым твердым и волевым подбородком.

– Ну? – нетерпеливо спросил он. – Теперь лучше?

– Потрясающе! – Шеннон вздохнула с восхищением, бросила в сумку пудреницу и благоговейно погладила гладкую кожу на высоких скулах. – Беру назад все свои слова!

– Все? – пробормотал Джон, обнял Шеннон своими ручищами и осторожно прижал спиной к двери.

Глядя ей прямо в глаза, он заявил серьезным голосом, что хочет ее.

Его губы приблизились к ее рту. И она не противилась. Его язык нежно коснулся ее губ, языка. Он изучал ее рот со всей мужской страстью, постанывая от желания и наслаждения. «Нельзя было разрешать Джону целовать себя, – подумала Шеннон. Только не сегодня. Сегодня он идет к своей саскуэханнокской невесте».

Гордость помешала Шеннон полностью отдаться охватившему ее желанию. Она осознавала, что стоит Джону удовлетворить свое вожделение, как его поведение изменится. Он станет «своенравным», и не сможет сохранить преданность одной женщине. Пока язык Шеннон изучал и пробовал рот Джона Катлера, она крепко держала его руки ради блага их хозяина.

Казалось, поцелуй длился вечно. Оба задыхались и ловили ртом воздух. Губы Джона оторвались от ее рта. Он опирался лбом о дверь, прижимаясь к щеке Шеннон гладко выбритой теплой щекой.

– Мне хотелось поцеловать тебя с тех пор, как только я увидел тебя. Я хотел чувствовать тебя, пробовать тебя, обнимать тебя…

– Вот ты и поцеловал меня. Мы оба никогда не забудем этого поцелуя. Ты необычный мужчина, Джон. Ты знаешь, как доставить женщине удовольствие и, – ее умиротворяющий голос упал до шепота, – знаешь, когда остановиться.

– Разве?

– Если мы займемся любовью, ты потеряешь сестру Кахнаваки. Даже если Кахнаваки никогда не узнает об этом…

– Я всегда буду знать, что слаб. Я всегда буду жалеть об этом, – закончил за нее Джон. – Ты права. Очень мудро. Очень, – он постучал лбом по гладкой двери, – разумно, Шеннон.

– Я рада, что ты поцеловал меня, – Шеннон нежно погладила его по щеке. – Ты для меня побрился?

– Конечно, – Джон вздохнул, отошел от нее и сел на край стола. – Не то, чтобы я побрился для тебя. Ты заставила меня подумать… Передо мной всегда стояла задача убедить Кахнаваки, что я – подходящий муж для его сестры. Когда я понял, как ты относишься к моей бороде, что тебе больше нравится выбритое лицо, меня осенило впервые за все шесть лет, что, возможно, не Кахнаваки противится браку.

– Понимаю, – Шеннон кивнула, стараясь не поддаться чувству ревности. – Возможно, ты прав, Джон. – И не удержалась, уколола его. – Значит, ты побрился для нее?

Джон был удручен.

– Я не такой, как саскуэханноки. И с этим ничего не поделаешь. Но я могу остричь или отрастить волосы, или одеться по-другому. Посоветуй мне еще что-нибудь, Шеннон. Мнение женщины – очень ценно.

Шеннон внимательно осмотрела его, покраснела и, наконец, сказала:

– Все прекрасно, Джон.

– Я польщен, – Джон добродушно усмехнулся.

– Когда ты улыбаешься, ты неотразим. Улыбайся, когда придешь в деревню. Перед такой улыбкой не устоит не только твоя невеста, но и никакая женщина в мире.

– Не устоит? – Джон схватил Шеннон за руку и усадил на колени. – Ни одна женщина не устоит?

– Джон… – выдержать еще один поцелуй, простонала она мысленно, невозможно. Она попыталась остановить Джона. К ее разочарованию и облегчению Джон, казалось, согласен с ней. Поцелуй был нежным и приятным с оттенком желания, таящегося в их сердцах.

Шеннон снова погладила его лицо.

– У меня есть лосьон. Он защитит твою кожу от ожога.

– Что бы ты ни говорила, Шеннон, – пробормотал Джон, уткнувшись лицом ей в волосы, – я рад, что ты заставила меня побриться. Из-за этой чертовой бороды я не мог почувствовать, какие у тебя мягкие, нежные волосы.

– Нам пора идти, Джон. Ты говорил, что до деревни идти четыре часа.

– Пора, – он позволил ей слезть с его колен. – Ты готова?

– Сначала я хочу заплести косы.

В глазах Джона промелькнула печаль.

– Хочешь быть похожей на жителей деревни?

– Мне все равно, понравлюсь я им или нет. Я хочу, чтобы они поняли, я – не сумасшедшая, – Шеннон грустно вздохнула. – Не ревнуй. Мне не нужен Кахнаваки. Если мы будем ссориться всю дорогу, для нас это будет невосполнимой потерей. Возможно, эти часы будут последними, что мы проведем вместе.

– Мы ни за что не будем ссориться. Пойду, оседлаю мула.

– Постой, – почти сразу рассеялось сияние любви. – Кто из нас поедет на муле?

– Я иду пешком, но хочу, чтобы ты приехала в деревню отдохнувшей.

– Нет, я иду, ты едешь. У тебя ведь болит нога.

– Ты поедешь.

– Стать похожей на Пилигрима или, как его там? Благодарю покорно. Лучше не бери мула совсем.

– Надо спросить у Герцогини, что она думает по этому поводу, – рассмеялся Джон. – Ей не нравятся такие длинные прогулки, не то, что Принцу.

– Собаки пойдут с нами? Как хорошо!

– Только Герцогиня. Поиграет и поохотится с деревенскими мальчишками. Принц останется стеречь хижину. У него есть чувство ответственности. А мул нам нужен, чтобы привезти из деревни шкуры. Послушай, давай-ка сюда вот это, – Джон взял ее сумку, схватил свой кожаный мешок и распахнул двери. – Только после вас, мисси.

Шеннон вышла из хижины и огляделась вокруг, отмечая все подробности, в особенности – лесную усадьбу Джона Катлера. Ей хотелось запомнить ее навсегда такой, какой она видела ее в эту минуту. Ей хотелось навсегда запомнить Джона Катлера – с бородой и чисто выбритым – и она знала, что не забудет его никогда.

– Шеннон?

– Иду.

* * *

– Это, наверное, самое прекрасное место на земле, – заметила Шеннон, когда они проходили через лесок, пронизанный лучами солнца. Ее безбородый спутник, соглашаясь, кивнул головой.

– Видно, тебе подходит этот лес. Я думал, к этому времени ты устанешь до смерти…

– Ты это серьезно? Я хотела бы прожить в таком месте всю свою жизнь. Могла бы бесконечно идти рядом с тобой, слушать пение птиц и шелест листьев. Как смешно Герцогиня выглядит на спине у мула! Никогда бы не подумала, что она так быстро устанет. Мы идем не больше двух часов.

– Почти три. Герцогиню растили не для такой жизни. Моя сестра подарила мне ее, иначе она бы здесь не оказалась.

– Герцогиня – самая потрясающая собака на свете.

– Она – прекрасный охотник. Я не жалуюсь.

– Но Принц больше подходит для жизни в лесу, правда? Ты называешь его ответственным. Так всегда называл меня мой брат. Но по отношению ко мне – гиперответственность.

– Что это значит?

– Я поступаю всегда так, будто судьба мира у меня в руках. Я считаю себя ответственной за все и незаменимой там, где что-то идет не так. Несомненно, это плохая черта характера. Или… по крайней мере, Фил старается излечить меня от этого.

– У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, – нахмурился Джон. – А я надеялся, что это от ушиба головы.

Шеннон весело рассмеялась.

– Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.

– Ты выздоровела?

– Совершенно. Не волнуйся, – она игриво сморщила носик. – У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.

– Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!

– Почему?

– Когда я был мальчишкой, я мечтал стать королем или рыцарем. Я думал, все девочки хотят быть принцессами. Но ты…

Шеннон сдержала улыбку.

– Что я?

– Ты мечтала стать мужчиной! Выборы!

– Очень смешно. Там, откуда я пришла, Джон Катлер, совсем не обязательно быть мужчиной, чтобы иметь власть или быть полезным.

– Ты полезна в моем мире. Ты развлекаешь меня.

– Ах, успокойся. Ты настоящий шовинист. И это твой недостаток. Там, откуда я пришла, мужчина может разговаривать с женщиной на любые темы, и их отношения становятся более полными.

– Они говорят о политике?!

– Конечно. И об экономике. Они прямо и откровенно говорят о сексе.

– Секс? Что это?

– Половые сношения. Ну, я не знаю, как вы их называете. Спариваться?

Джон фыркнул.

– Ты говоришь непристойности, женщина. Я расскажу об этом Кахнаваки.

– Что?

– Не беспокойся. Я скажу, что тебе это подходит.

– Какой же ты несносный!

Джон бросил повод и схватил Шеннон, заставляя ее замолчать.

– Давай обсудим «спаривание» честно и откровенно. Ты девственница?

– Не твое дело!

– Ну вот! – Джон отпустил ее. – Нет на земле места, где бы мужчины и женщины могли обсуждать подобные вопросы. Это противоестественно.

– Ты же не пытаешься просто обсудить этот вопрос. Ты стараешься смутить меня, – высокомерно заметила Шеннон. – Прекрати. Пошли дальше.

– Подожди.

– Что еще? – Она хмуро посмотрела на Джона. Джон отошел от нее, поднес ко рту сложенные чашечкой ладони. Герцогиня тут же спрыгнула с мула и села у ног хозяина. И вдруг зазвучала мелодичная песня красногрудой малиновки. Вдалеке запела еще одна малиновка.

– Как красиво! Джон? Это Кахнаваки отвечает тебе?

Джон самодовольно кивнул.

– Он научил меня.

– Вы подаете друг другу сигналы! Как мне нравится!

– Кахнаваки может подражать дюжине птиц. Я научился только двум. Правда, крик совы у меня еще не очень хорошо получается.

– Покажи, пожалуйста, – попросила Шеннон. – Только один раз. Это так волнующе.

– Хорошо, – Джон еще раз сложил чашечкой ладони и раздалось почти идеальное уханье совы. Ответ Кахнаваки был более низким, и Джон слегка поморщился. – Он талантлив. И должно быть, смущен. Мы пользуемся криком совы ночью.

– Научи меня.

– Зачем? Сигналы нужны на охоте, а ты не ешь «мяса невинных животных», – Джон развязал свой мешок и вынул из него красиво украшенную бахромой кожаную куртку.

– Что это, Джон? Какая красивая! Разве не прелесть эти украшения! Стежки, вышивка бусами…

– Шкура невинного животного, – уколол ее Джон.

– Перестань дразнить меня, – пальцы Шеннон пробежали по бесчисленным рядам красных и белых стеклянных бусин. – Кто вышивал ее, Джон?