355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кейси Майклз » Роковое наследство (Опасные связи) » Текст книги (страница 12)
Роковое наследство (Опасные связи)
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 10:27

Текст книги "Роковое наследство (Опасные связи)"


Автор книги: Кейси Майклз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 13
 
…она
Прекраснейшая в мире, и вместил
Всю красоту ее лучистый взор.
 
Джон Мильтон, «Потерянный Рай»

Мелани спустилась из своей спальни за добрых четверть часа до того, как Бизли сообщил, что обед подали. Ну как только Мойна позволила ей проспать весь день!

К тому времени, когда она вышла к ланчу, оказалось, что Люсьена давно нет в доме, что он ездит где-то по полям с Джереми Ватсоном, этим тупым, как стоячая вода, мужланом – или еще черт знает с кем. И что она опять осталась одна, не зная, чем заполнить еще один бесконечный пустой день.

Ей, правда, удалось проскользнуть к нему в комнату, пока Хоукинс отлучался по какому-то поручению хозяина, и она всласть повалялась на его высокой кровати, сунула нос в подушку и насладилась таким памятным, таким любимым запахом. А не то она бы наверняка уже решила, что его возвращение ей только приснилось. Ну, зато теперь он наконец-то вернулся: она слышала его голос в соседней комнате. Он беседовал со своим лакеем по меньшей мере полчаса, пока она не услышала шаги мимо ее спальни по коридору и вниз по лестнице.

Противный мальчишка. Он даже не постучал к ней и не спросил – может быть, она уже готова спуститься вместе с ним. Она будет с ним холодна как лед. Да, так и надо сделать. Она оттолкнет его, дразня своей обворожительностью, и ничем не намекнет, что хочет вновь видеть его в своей постели, – накажет за то, что он сам не потрудился поискать ее.

Но, возможно, так даже лучше. У него еще будет вдоволь времени полюбоваться на ее спальню и поразиться сиянию множества восковых свечей. Ему будет чем полюбоваться, прежде чем они долюбуются своими телами, слившимися в самом древнем эротическом танце, под огромным зеркалом, закрепленным как раз под пологом кровати.

Как она будет любоваться его лицом, когда он придет к ней и она не спеша станет расстегивать пуговицы у него на рубашке, а его взор затуманится от страсти.

Но довольно об этом! Она и так уже достаточно нафантазировала.

Сосчитав как можно медленнее до ста, Мелани встала из-за своего туалетного столика и поспешила вслед за Люсьеном. Перед тем как уйти, она еще раз предупредила Мойну не забыть зажечь свечи.

И вот она уже пересекла мозаичный пол фойе и остановилась у самых дверей гостиной, прижав к груди ледяные пальцы, стараясь унять свои чувства. Нельзя дать Люсьену понять, что она только о нем и мечтает. Она покрутилась перед зеркалом, изучая свое отражение. Мелани провела напряженные полдня, готовясь к этой минуте. Ее несравненные пышные волосы были забраны назад и вверх, открывая личико безупречной формы; локоны были стянуты атласной лентой, и лишь несколько завитков оставлены на свободе: они свисали вдоль висков, щекоча шею, отчего мужчины должны возбуждаться до безумия. Люсьен однажды нарочно попросил ее собрать назад волосы и повернуться к нему в профиль: тогда она превращалась в точную копию драгоценной камеи, вывезенной в прошлом его предками с Капри. Напомнить ему об этом не принесет вреда.

Выбранное ею платье мягкого васильково-синего цвета было сшито по самой изящной выкройке. Она привезла его из Бата, и именно в этом платье она когда-то впервые обратила внимание на Люсьена Тремэйна – он стоял неподвижно, откровенно любуясь ею через все пространство бального зала, словно увидел богиню, сошедшую на землю с небес, – и именно тогда и именно там у нее созрело решение.

Наверняка Люсьен тоже об этом вспомнит и будет благодарен ей за это воспоминание. И воздаст ей за это должное.

Она повернула головку так и этак, слегка прищурившись, так как была немного близорука, уверяя себя, что у нее все то же свежее, с прозрачным взором милое личико, которое она совсем недавно разглядывала в ручное зеркальце.

Удовлетворенная, в последний раз поправив двойную нитку жемчуга, которую предпочла бриллиантам, подаренным ей Эдмундом, Мелани направилась к дверям, по дороге турнув идиота-лакея, который собрался было распахнуть перед ней створки. Положив трепетные ладони на бронзовые ручки двери, она набрала в грудь побольше воздуха, улыбнулась, подняла нос повыше и вошла.

Он стоял возле столика с напитками с бокалом кларета в руках. С головы до ног облаченный в идеально сидевший на нем похоронно-черный сюртук, в жилете, таком белоснежном, что от него слепило глаза, Люсьен до кончиков пальцев смотрелся джентльменом. Единственным украшением на нем было кольцо с огромным рубином: камень интригующе вспыхивал на левом мизинце.

Красивый. Очень красивый. Просто превосходный самец – с мощными мышцами, ловкий и могучий. Мальчик был многообещающим, а мужчина превзошел все ожидания. Тонкие ноздри Мелани затрепетали, и она наконец отцепилась от дверей, приняла изящную позу и прошла в комнату, где знакомые запахи самца – вина, одеколона, хорошего табака – подействовали на нее как всегда возбуждающе.

– Мелани, – донеслось до нее, пока она стояла, застыв в ожидании его приветствия и алчно всматриваясь, вспыхнет ли в его глазах та же страсть, что бушевала в ней. Но он не двинулся с места, не поклонился, не поцеловал ей руку. – Я уже начал гадать, не придется ли мне снова обедать в одиночестве. Надеюсь, что ты достаточно оправилась от недомогания и сможешь составить мне компанию за столом, хотя и выглядишь еще довольно слабой, не так ли, дорогая? – Он снова отвернулся к столику с напитками. – Может быть, маленький бокальчик шерри поможет розам вернуться на эти бледные щечки?

Мелани почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы, ее недавнюю уверенность как ветром сдуло. Как это так получилось, что теперь здесь все пляшут под дудку Люсьена?

– Как скажешь, милый, – отвечала она, на ватных ногах подходя ближе и принимая протянутый ей бокал.

Когда она взяла его, Люсьен отступил назад и окинул ее фигуру ленивым взором полуприкрытых глаз. Это оживило ее надежды. Он мог не понимать, как ее ранят его слова. Но если он это знает и позволяет себе с ней так обращаться, ей придется его возненавидеть. Но ненавидеть Люсьена – это уж слишком. Ведь она же его любит!

– Во время верховой прогулки я познакомился с невообразимо смешным французом и позволил себе пригласить его к нам на обед завтра вечером, чтобы оживить наше общество. Ты ведь не очень-то находчивый собеседник, насколько я помню. Ах да, у тебя амплуа красавицы. Такие женщины, как ты, считают ум не более чем помехой, верно? Хотя, будь ты поумнее, ты, быть может, выбрала бы более подходящий наряд дорогая, и не напяливала то, что на тебе сейчас надето.

Болван! Она ошибалась. Она приписывала ему качества, о которых он и понятия не имеет. Равно как и о хорошем тоне. И о способности прощать. И о способности понять, какая мука терзала ее все эти нескончаемые годы. Каждый Божий день она только о том и думала, что ему сказать, как поступить, когда он наконец явится за ней.

Он не из тех, кто способен это понять.

Отступив назад и гордо задрав носик, она заявила:

– Он твой, знаешь ли.

Люсьен препроводил ее к изящному стулу с атласной обивкой, заботливо усадил и лишь после этого уселся напротив.

– Граф де ла Крукс – мой? Вряд ли, дорогая. Я повстречался с ним совсем недавно впервые в жизни и не имел большого желания приглашать его. Если уж на то пошло, я был уверен, что он станет твоим, если ты пожелаешь. Похоже, он весьма увлечен тобой. Но скорее всего это окажется невозможным, ты и так с головою погружена в заботы и треволнения. Муж, цепляющийся за жизнь, как собака за кость. Пасынок, от которого ты ожидаешь любви. Бедняга Гай, боюсь, что его ждет разочарование.

Мелани стиснула руки на коленях, комкая платье. Как он смеет быть таким непроходимым тупицей? Она подалась вперед, сощурив глаза, горя желанием во что бы то ни стало испортить Люсьену его развеселое настроение.

И она затараторила, чтобы он не успел ее перебить:

– Нодди, Люсьен. Нодди – твой. Как ты думаешь, отчего еще я так охотно приняла предложение Эдмунда? Как же это смешно, дорогой. Старому дураку наставили рога не единожды – но дважды! Теперь ты понял? Теперь ты представляешь, как я страдала, живя с этим мерзким старикашкой, который лапал меня, грубо тискал мое тело – все то время, пока тебе угодно было играть в солдатики, не вспоминая ни меня, ни свое семя, которое ты столь беззаботно посеял перед отъездом? Ты ведь помнишь нашу последнюю ночь вместе, не правда ли, дорогой? Ту последнюю, чудесную, бесконечную ночь.

Сделав это сообщение, Мелани снова уселась прямо, не спуская с него глаз, готовясь проявить снисходительность, когда он рухнет к ее ногам, умоляя о пощаде.

– Ну, мой дорогой Люсьен, что ты на это скажешь?

– А я что-то должен сказать? Ну просто ничего не могу придумать. – Он подавил легкую зевоту. – Если ты ждешь ненароком, что публика разразится аплодисментами, то боюсь – тебе придется ужасно разочароваться. На лондонской сцене выступают гораздо лучшие актрисы.

Нет! Она вскочила на ноги, но только для того, чтобы рухнуть на пол у его стула. Он что, не понял? Он, наверное, просто не слушал ее!

– Но ты должен мне поверить! Нодди – твой сын. Послушай меня! Я поняла, что беременна, как раз после того, как умерла Памела. Подумай, Люсьен! Ты себе даже представить не можешь, в каком отчаянии я была! Когда Эдмунд был в таком состоянии, разве могла я сознаться ему, что ношу незаконного ребенка от незаконного сына его мертвой жены?..

Он снял ее руки со своих колен и сложил кончики пальцев, любуясь блеском рубина. Кроваво-красный камень привораживал взгляд, и она позавидовала кольцу: ведь оно сидело на руке, которая некогда ласкала ее.

Его следующие слова заставили ее вернуться с небес на землю.

– Да, пожалуй, ты права, дорогая. Я сильно сомневаюсь, что Эдмунд решил бы отослать объявление об этом в лондонские газеты. Позволь подумать: как бы это пришлось сформулировать? Мистер Эдмунд Тремэйн, из Тремэйн-Корта, с гордостью сообщает о деликатном положении невесты незаконнорожденного сына Памелы Кингсли Тремэйн, мисс Мелани – нет, это чересчур замысловато, не так ли?

– Перестань!!! – Она была в отчаянии. Сцена вышла совсем не такой, как она рассчитывала. Какая же она дура! Опять полезла напролом, поспешила все выложить и снова нарвалась. – Выслушай меня, ведь это все правда! Я была беременна твоим ребенком. Эдмунд вышвырнул бы меня. Я не знала, к кому обратиться, что делать. Когда Эдмунд ворвался ко мне в комнату, пьяный, почти ничего не соображавший, я попыталась с ним бороться…

– К тебе в комнату, дорогая? А я слышал краем уха, вот только запамятовал где, что это ты пришла к нему в комнату, в ту самую, которую он незадолго до того делил с моею матерью.

Люсьен достал из жилетного кармана свою знаменитую табакерку и занялся ею.

– Умоляю, дорогая, я всего лишь простой смертный… Столько трагедий в один присест – ты совсем смутила меня. Так что ты говорила?

Он колеблется – она была в этом уверена.

– Да, конечно, мой дорогой. Давай вернемся к самому началу. Когда я с ним боролась, я внезапно поняла, что могу воспользоваться им, чтобы помочь тебе, чтобы помочь нам всем. Если я позволю Эдмунду овладеть собой, если он поверит, что зачал со мною ребенка – он почти наверняка женится на мне и наше дитя будет в безопасности. Ребенок будет носить имя Тремэйнов, как раз так, как того бы хотела и Памела, а впоследствии мы трое завладели бы и самим Тремэйн-Кортом!

Люсьен встал, вскочила и она. Сейчас!.. Сейчас он заключит ее в объятия!

– Я понял. Да, теперь все стало совершенно ясно. Какая удивительная простота. Кое-кто даже счел бы ее извращенной. Ты все это сделала для меня. Какое самоотвержение, самопожертвование! Как ты бесконечно бескорыстна! Да тебе памятник надо поставить.

Ее руки судорожно вцепились в его плечи.

– Да! Да! Я сделала это для тебя, дорогой! Для нас. Я хотела тебе сказать это еще тогда, в первый раз, когда ты только вернулся домой. Просто я растерялась от желания поскорее быть вместе с тобою. Но Мойна была права: я поспешила и тоже потом впала в истерику – после всего, что перестрадала ради нас. И я говорила тогда всякие ужасные вещи, я знаю, но я должна была защищать свое положение в Тремэйн-Корте. И я должна была защитить нашего дорогого, драгоценного Нодди. Мойна предсказала, что в свое время ты вернешься ко мне, и вот ты здесь. Только все не так, как обещала Мойна. Ты теперь ненавидишь меня, тогда как я… я так тебя люблю!..

Ее голосок прервался, поскольку ей больше нечего было сказать, и она припала головкой к его плечу, горько рыдая. От того, что он сейчас скажет, зависит вся ее жизнь. Ее будущее. Весь ее мир!

Он долго молчал, позволяя ей рыдать у себя на плече, но, к ее ужасу, не делая попыток ее обнять. Наконец – то ли через минуту, то ли через целую жизнь, когда она уже совершенно утратила надежду, – он подхватил ее на руки и понес к двери.

Она тут же приникла к нему, разгораясь от тепла его тела. Она верила, что он несет ее в спальню, где все давно готово к этому чудесному моменту. Но вдруг Мойна забыла зажечь свечи? Ах, они осветят комнату огнем своей пылкой любви! И она почувствовала, как у нее повлажнело между бедер – ее тело уже было готово к его приходу.

И вдруг, не успели они даже дойти до фойе, ее туфельки коснулись пола. Он еще какое-то время поддерживал ее за плечи, не давая упасть, но вскоре убрал руки, оставив в совершенной растерянности.

– Люсьен? Что-то не так? Ты не хочешь отнести меня в спальню?

– Бедная, обманутая Мелани. Ты и впрямь поверила, что я сейчас затащу тебя наверх, чтобы заняться любовью? На самом деле я сначала решил было отнести тебя к Эдмунду, как уже сделал однажды, чтобы ты могла ему повторить свою трогательную историю. Но только что мне в голову пришла превосходная мысль. Я подумал, что еще лучше справлюсь с этим сам.

Она подняла на него глаза, взглянула в его красивое безжизненное лицо, холодные темные глаза. Что за непостижимый человек! А ведь она считала, что он принадлежит ей, – стоит только поманить его, и он будет ее.

– Люсьен, дорогой, – взмолилась она. – Ты не поверил мне, да? Но ведь ты должен знать, как я тебя люблю и что я никогда тебе не лгу. Разве я не доказывала тебе это много раз прежде? – Она тряхнула его что было сил, словно от этого он должен был прийти в чувство, и ее детский голосок поднялся до крика от какого-то непонятного ужаса. – Посмотри же на меня, черт бы тебя побрал! Ты что, не понял?! Нодди – твой! И теперь ты должен меня любить! Что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?

– Вот вы где, миссис Тремэйн. Обед подан, мадам.

– Вон отсюда, осел!!! – взвизгнула Мелани, не поворачиваясь в сторону Бизли, который вошел в гостиную через противоположную дверь.

– Похоже, у тебя постоянные проблемы со слугами то в одном вопросе, то в другом, дорогая? – заметил Люсьен после того, как за Бизли захлопнулась дверь, тем безразличным тоном, который доводил ее до истерики. Люсьен вернулся, но от этого в ее жизни ничего не изменилось.

Его руки потянулись к ее шее, и мгновение спустя в них оказались жемчуга, принадлежавшие некогда Памеле. Мелани почувствовала себя странным образом обнаженной.

– Я ничего не могу с собой поделать, но застежка на этом ожерелье совершенно не внушает доверия, – сказал он, опуская жемчуга в карман. – Я бы не хотел, чтобы такая чудесная вещь потерялась, а ты?

Ее руки поднялись к голой шее, а потом опять вцепились в лацканы его фрака. От ярости она утратила остатки осторожности.

– С застежкой все в порядке! Ты просто не хочешь, чтобы я их надевала, потому что когда-то они принадлежали твоей матери. Ну, теперь-то твоя бесстыжая мамаша мертва. И эти жемчуга теперь мои, Люсьен. Все ее драгоценности мои. Я заплатила за них! Боже милостивый, как я за них заплатила!

Ожерелье оставалось в его кармане.

– Да. Ты заплатила. Но ты должна меня теперь извинить, дорогая. Наша с тобой дискуссия просто приводит меня в восторг, однако утром я проснулся с легким насморком, и хотя попытался не обращать на него внимания, чувствую, сейчас он усилился. Кажется, я вынужден буду обедать у себя, осчастливив Хоукинса возможностью поухаживать за мной. Возможно, мы увидимся завтра, чтобы продолжить эту милую дискуссию с того самого места, на котором ее пришлось прервать. Ты ведь не забудешь, на чем мы остановились, и, я уверен, сумеешь доказать свою бескорыстную, неувядающую любовь ко мне.

И пока она стояла не в силах пошевелиться, он отцепил от своих лацканов ее пальцы, словно их прикосновение было ему противно.

– А может быть, и не сумеешь, – добавил он.

Мелани попятилась, прижав ладони к щекам, беспомощно округлив ротик, не в силах поверить в то, что он все-таки уходит от нее.

– Люсьен, не уходи, я умоляю тебя. Я люблю тебя. Мне не нужны драгоценности. Не бросай меня! Ты не понимаешь, что творишь! Я умру, если ты меня не простишь! Правда умру. Ты не можешь снова меня бросить! Это нечестно!

Голова Люсьена величаво повернулась, и он кинул на нее взгляд через плечо, слегка приподняв одну бровь .

– Честно, дорогая? После того, что ты изволила продемонстрировать, я сильно сомневаюсь, имеешь ли ты хотя бы отдаленное представление о том, что означает сие слово. Доброй ночи.

– Люсьен! Не бросай меня! – Мелани смотрела, как он уходит. Она ненавидела его, она хотела его так, что все ее тело болело.

Невероятность происшедшего ошеломила ее. Все ее надежды, все ее мечты – все рухнуло. Ее обожаемый Люсьен ее ненавидит.

Никто еще не смел ненавидеть Мелани. Никто. Даже мысль об этом была невозможна. Все любили Мелани. Кое-кто мог, конечно, ее ревновать. Как Фелиция. Фелиция, которая до сих пор заставляет ее платить за то время, что они вместе провели в Бате, еще до Люсьена, когда ей пришлось пожертвовать своим телом, чтобы ее приняли в обществе.

Но все любили Мелани. Даже Фелиция. Красавица Мелани. Милая Мелани. Мужчины, женщины – никто не мог устоять перед ее красотой. Даже Эдмунд любил ее. Она может вернуть его в один момент, если захочет. Да, может! Она может получить любого мужчину. Но не Люсьена. Не ее обожаемого Люсьена. Она отдала ему то, чего не удостоился ни один мужчина на свете, она дала ему свою любовь.

И он втоптал ее в грязь.

Мелани развернулась на месте и бесцельно прошлась по гостиной, чувствуя себя опустошенной, разбитой. Вместе с тем знакомый плотский голод безжалостно терзал ее, требуя удовлетворения.

Неужели эта боль так и останется в ней? Неужели она обречена мучиться от этого ужасного голода до конца своих дней, постоянно пытаясь утолить его и всегда оставаясь не удовлетворенной полностью, чтобы хоть на минуту обрести покой?

К черту Люсьена Тремэйна! К черту, пусть его корчится в самом ужасном, самом жарком адском огне! Он может спасти ее. Только Люсьен. Все ее приспособления, все ее любовники и любовницы могут дать лишь временное успокоение, они лишь изматывают ее, но не удовлетворяют до конца. Только его любовь, его ласки могут полностью удовлетворить ее.

А он отказался. Он оттолкнул ее, и не раз, не два – трижды! И он расплатится за это, Мелани клянется. Она заставит его заплатить!

Мелани резко повернулась и помчалась к столику с напитками, надеясь хотя бы в вине обрести некое подобие утешения, но не успела она снять крышку с тяжелого хрустального графина, как ее покинули остатки самообладания.

Мгновение спустя пол был усеян мириадами блестящих осколков, а на китайских обоях ручной росписи растекалось огромное кроваво-красное пятно.

Перепуганный Бизли тут же примчался в гостиную и увидел, что Мелани стоит на коленях, поджав ноги под себя, под прикрытием подола устроившись так, что пятка правой ноги вдавилась ей в лоно. Руками она обхватила себя за плечи что было сил, и раскачивалась взад-вперед, взад-вперед, закусив нижнюю губу.

– Пошли за ним, Бизли, – пробормотала она. Дальнейших разъяснений не требовалось – дворецкий знал, что должен делать и за что ему платят.

Повернув голову, Мелани заглянула в зеркало Памелы Тремэйн, и оттуда на нее взглянула Мелли: глаза широко распахнуты, тело скрючено на полу – и тем не менее все та же прекрасная Мелли. Она просто как чудесный летний цветок, сорванный в самом соку. Все то же. Все повторяется. Красота при ней, а вместе с ней и похоть. Как только Люсьен смог смотреть на нее и не любить?

– Скажи, чтобы пришел сейчас же!

Нижняя половина ее тела начала судорожно подергиваться – эти судороги предвещали спровоцированный ей самой оргазм. Но такие упражнения никогда не дают полного оргазма. Только дразнят этот голод. И эту неутолимую боль. Ни голод, ни боль никогда не оставляют ее. Только Люсьен оставил ее, оставил ее любить саму себя. Снова. Бедная Мелли. Бедная, бедная Мелли.

– Но, мадам, как же обед?

Неужели ей теперь так и проводить свои дни в окружении идиотов? Кретинов?

– Делай, что я сказала, или свой следующий обед ты будешь жрать на помойке!

Кое-как она поднялась с пола, обхватив себя руками, словно стараясь зажать свежую рану, и заковыляла к двери на террасу.

– Быстрее, Бизли! Скажи ему, что Мелли будет ждать в обычном месте.

Граф Гай де ла Крукс привязал лошадь к огромному дереву в достаточном удалении от стен Тремэйн-Корта и в свете луны, то и дело выглядывавшей в просвете между туч, добрался до укромной двери, через которую можно было попасть в мансарду в северном крыле. Он двигался очень осторожно.

Вытащив из жилетного кармана ключ, он как можно быстрее проскользнул внутрь, аккуратно запер за собой дверь, поднялся по каменной лестнице к еще одной двери, через которую можно было попасть в элегантно обставленную комнату, где, вне всякого сомнения, лежит Мелани Тремэйн, поджидая его. Или же в засаде на него. Это было существенным различием.

Еще с порога он ощутил сладковатый запах опиума и улыбнулся, подумав, что она начала без него. Она была ненасытна, эта миниатюрная белобрысая сучка, и так восхитительно талантлива.

А вот и она – лежит обнаженная на скомканных простынях, спиной к нему, ноги широко раздвинуты и закинуты на резную спинку кровати, а прелестные ручки заняты своим делом между бедер. Сколько раз она успела позабавить самое себя, пока он в своем коттедже не спеша приканчивал обед, заставляя ее ждать? Два раза? Три? Пожалуй, не меньше десяти. Она вполне готова к небольшому развлечению, к игре не по правилам.

Эта мысль огнем прошлась по его жилам.

Он поздоровался с ней по-французски, зная, что она не понимает ни слова. Это позволяло ему с легкостью крыть ее грязнейшими ругательствами в разгаре их любовных игрищ. Не поспевая за воображением, тело Гая только теперь начало реагировать.

Вступления не предвидится. Да и к чему тратить свои таланты на то, чтобы возбуждать ее, когда она уже давно готова? Быстро скинув панталоны, не говоря ни слова, он подскочил к кровати. Встал на колени, грубым рывком расправил ей руки, а ноги опустил со спинки. Перевернув ее на живот, он подтащил ее зад к краю кровати. Мелани вскрикнула, когда он взял ее сзади, ворвавшись одним движением, грубо тиская и раздвигая пухлые ягодицы.

Она попыталась было приподняться на локтях, но он пихнул ее вниз, уткнув лицом в простыни, заглушавшие страстные мольбы делать это еще и еще – всегда. Он отнюдь не был уверен в том, что не придушит эту красивую, неотразимую сучку на месте, если сегодня вечером она опять обзовет его Люсьеном. Всякому терпению есть предел!

Скользя руками по ее спине, по ребрам вниз, он добрался до белых кремовых грудей, сжал их мягкие округлости в ладонях, крутя соски между указательным и большим пальцами. Соски тут же встали торчком от его прикосновений. Тогда он стал крутить их сильнее и услышал горловой низкий стон. Он знал, чего ей надо, и знал, как это ей дать.

Их бешеная скачка становилась все быстрее, быстрее, ее тело дергалось под ним с такой силой, что он едва удерживал в руках колыхавшиеся груди с каждым новым, все более глубоким рывком – пока она не завизжала от оргазма, как раз когда он в судорогах рухнул на нее, извергая ей в лоно свое семя.

Гай не пожелал отдохнуть на кровати: он поднялся, и тело его влажно блестело от пота и от того, что выделялось во время их занятий любовью. Нет, не любовью, торопливо поправил он сам себя. Они просто совокуплялись, как две дикие твари, и с любовью это не имело ничего общего. Да и не могло иметь. О, он строил в отношении Мелани весьма важные и далеко идущие планы, касавшиеся его будущего – но ни в один из них не вписывалась любовь. Это нежное чувство, столь противное его натуре, не могло иметь места в его планах.

Гай направился в другой угол комнаты, чтобы приготовить Мелани еще одну трубку. Надо было постараться поскорее ее чем-то занять – иначе она уже через минуту снова вцепится в него, умоляя повторить. Он наделен в этом деле недюжинными способностями, но ведь ему уже в два раза больше лет, чем ей, вряд ли он может конкурировать с двадцатилетними самцами.

Мелани повернулась на спину, прикрыв лоб ладонью, не подумав соединить влажные, липкие бедра – бесстыдно открытая, абсолютно расслабленная, невообразимо отвратительная. На вкус графа, не было на свете ничего тошнотворнее вида голой бабы после совокупления. Ему стоит держать перед своим мысленным взором именно эту картину. И тогда он запросто сумеет сделать то, что должен.

– Гай? – окликнула она с некоторым смущением во взоре, как будто только сию секунду обнаружила его присутствие в мансарде. – Ох, да, теперь я вспомнила. Я ведь посылала за тобой, правда? Как это мило с твоей стороны, что ты пришел, – проблеяла она тем детским голоском, который он и ненавидел и обожал одновременно. Сейчас, в данный момент, он его ненавидел. Она же принялась хихикать над собственной шуткой,

и Гаю пришлось сжать зубы – так хотелось надавать ей оплеух.

Ее руки скользнули вниз по груди, к соскам, а бедра приподнялись над кроватью и стали медленно покачиваться, приглашая продолжить игру.

А потом Мелани улыбнулась. У нее была широкая клыкастая волчья улыбка – дикая и ненасытная. О, она совершенно не походила на ту улыбку, которой Мелани пользовалась за пределами этой комнаты, – та была милая, невинная, напоминавшая ту, которую скульптор придал статуе Пречистой Девы в его парижской церкви Св. Терезы. И он улыбнулся в ответ – вовсе не своей светской, старательно отрепетированной улыбкой беспечного повесы.

Они являлись вполне достойной парой – он и Мелани Тремэйн – и настолько подходили друг другу, что поняли это без слов с первой встречи.

Он отвернулся, стараясь не выдать своего отвращения, ибо в такие минуты, как эта, Мелани приоткрывала ему некоторые стороны его собственной натуры, о которых он предпочел бы никогда не знать.

Да, они были похожи. Но Гай был хитрее ее и искуснее. Намного искуснее. И потому он знал, как использовать того, кто хочет использовать тебя.

Гай ждал, что Мелани скажет дальше. Ей вечно что-то было от него нужно – как будто он и так недостаточно для нее сделал. Но настанет и его час. Его план уже приведен в действие и начал приносить первые плоды. И скоро Гай больше не будет в ней нуждаться. Скоро он возьмет свое. Жаль. Ему иногда доставляла наслаждение ее неукротимая похотливость.

Она переменила свою соблазнительную позу, перевернулась на бок и потянулась на простынях.

– У меня для тебя приготовлен сюрприз, дорогой Гай. Я разослала десятки приглашений на обед, который будет дан в честь возвращения Люсьена. Но в список гостей будут включены не одни сельские мужланы. Я лично пригласила женщину, которая не поленится проделать путь сюда от самого Лондона.

– Как это мило, – машинально отвечал Гай, почти не вслушиваясь…

– Нет. Нет, вовсе не мило. Она самая ужасная женщина, дорогой. Но я приготовила для нее миленький сюрпризик. Понимаешь, никто не будет знать, что она приедет. И я хочу, чтобы мы вдвоем разделались с ней по дороге, до того, как она доберется до Тремэйн-Корта. Ты должен знать, что она очень долго делала Мелли несчастной. Честно говоря, я даже не могу любить Лю… любить тебя так, как я бы того хотела, пока с этой женщиной не будет покончено раз и навсегда. Она слишком отвратительная, и из-за нее начались все мои проблемы. Ты ведь поможешь своей милой Мелли, правда?

Гай поглубже затянулся, потом протянул трубку Мелани, уселся рядом с ней на кровать и изо всех сил постарался сохранить на лице безразличие. Она едва не оступилась, едва опять не брякнула имя Люсьена. И что же это за новая блажь вступила в ее белокурую головку?

Он выпускал дым как можно медленнее, наслаждаясь этим моментом, чувствуя, как опиум размягчает, расслабляет его напряженные нервы.

– Постарайся лежать неподвижно, малышка, чтобы опиум как можно лучше подействовал на тебя. Так что ты собралась сделать с той ужасной женщиной, Мелли? Избить ее до полусмерти, чтобы она убежала на край света и никогда больше не беспокоила тебя? Но для этого ты могла бы нанять каких-нибудь громил, оui?

Она затянулась, вернула ему трубку и вопреки его советам перевернулась и подползла к нему на животе – змея, проникшая в эдемский Сад и предлагавшая невероятные наслаждения телу в обмен на бессмертную душу.

Зажав его все еще вялый член между пальцев, она пощекотала его влажным концом языка и улыбнулась. Член слегка наполнился кровью и шевельнулся у нее в горсти, и Гай втайне порадовался тому, что, стало быть, он еще не так уж и стар. Он улыбнулся, подумав, что иногда даже будет немного скучать по этой изощренной маленькой шлюхе, когда покончит со всем. О да, бывали такие моменты, когда он почти любил ее. И ему придется быть как можно тверже, не забывать, что она всегда хотела только воспользоваться им.

– Отлупить ее будет недостаточно, дорогой. Тогда она причинит мне еще большие неприятности, вот и все.

Вот как? Ну а ему-то какое дело до этой неизвестной женщины, которая испортила жизнь Мелли? На свете до черта сговорчивых, любвеобильных женщин, которым не надо от него ничего, кроме случайной встречи. И как только он уяснит себе, почему всякий раз так охотно мчится на зов Мелани, а просто не разыщет себе какую-нибудь из этих сговорчивых женщин, он станет вполне счастливым мужчиной. Но терпение. Если он даст себе труд дослушать до конца, он может разузнать нечто важное. Он прибыл сюда, в Тремэйн-Корт, с совершенно определенной целью, и его битва только начинается, а лишнее оружие еще никому не мешало в бою.

Гай постарался нахмуриться и выглядеть как можно озабоченнее, не прекращая при этом заигрывать с ней:

– Как это гнусно по отношению к тебе, ma chienne enragee! Тебе нужно решительно с ней разделаться. И конечно, ты решила, что я должен ради тебя убить эту гнусную тварь, не так ли?

– Да! О да, дорогой Гай, – услышал он, как промурлыкала в ответ Мелани, соскальзывая с кровати и вставая на колени между его ног: ее длинные белокурые волосы разметались, они словно поток жидкого золота струились по его бедрам. Глупая девка! Размечталась! Она и вправду хотела бы, чтобы он прикончил для нее ту женщину. Что за наглая, ни с чем не сравнимая самонадеянность!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю