Текст книги "Какая еще любовь?"
Автор книги: Кейси Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Не особенно. – Молли перекатилась на спину и вскочила с кровати. Еще одной атаки платье не выдержит. Иначе по степени его измятости миссис Джонни наверняка поймет, что происходило – почти произошло – сегодня в комнате Молли. – Но вместо этого мы можем обсудить Малыша Тони. Бедный мальчик.
– Почему это «бедный»? – Доминик все еще валялся на кровати. Выглядел он ужасно соблазнительно, прямо как тройная порция сливочного мороженого с карамелью. – Обыкновенный хороший мальчик.
– Да, но это не объясняет, почему ты издевательски называешь его Малыш Тони, – глядя в стоявшее на туалетном столике зеркало, Молли поправила прическу и заново нанесла на губы блеск,
– Может, немного обидно… Своего брата я зову Тони, а тех, кто не приходится нам родственниками, – Энтони. Поэтому Малышу Тони не подходит ни одно из этих имен. Не мог же я назвать его Младший. Так что брата теперь зовут Большой Тони, а парня – Малыш Тони.
– Тогда уж лучше Малыш Энтони, – скривилась Молли. – О, так вы музыкальная семейка: «Малыш Энтони и Империалы»! [13]13
«Малыш Энтони и Империалы» (1958 – 1975) – негритянский дууоп-квартет. Далее в тексте перечисляются названия его хитов.
[Закрыть]
– Точно. Ты знаешь эту группу?
– Я люблю старичков. «Подушка в слезах», «Разбитое сердце». А, и еще «Шимми, Шимми, Коко-боп». Обожаю. Хотя в основном я урывками слушаю все, что показывают ночами по телевизору.
– Ты смотришь телевизор по ночам? А спать когда?
– Спать вообще вредно, – улыбнулась Молли. – Надеюсь, ты понимаешь, что называть его Малышом Тони, если он не из той группы, невозможно. Что, если он вырастет и станет выше отца? Тогда вы станете называть их Дряхлый Тони и Юный Тони?
– Об этом мы как-то не подумали. Особенно о Дряхлом Тони. Может, что-нибудь подскажешь?
– Подскажу. Спроси самого Малыша Тони, как он хочет, чтобы его называли.
– А что, неплохо. – Доминик встал с кровати. – Надо этим заняться.
– Как, прямо сейчас? А обед? Ты что, забыл – бутерброды с арахисовым маслом и джемом?
Доминик распахнул дверь в коридор и широким жестом пригласил Молли вперед. Она быстро надела сандалии и вышла.
– Знаешь, тебе все это скоро надоест, – проговорила она, спускаясь по лестнице. – Все это отлично, но не твое.
– Что не мое?
– Перестрелки из водяных ружей, арахисовое масло, виноградный джем. Все это очень весело, но если больше ничем не заниматься, скоро надоедает. Ты просто играешь.
– Да? А как же ты? Тебе самой это не надоест за две недели?
– Только не за две недели. Хотя, конечно, рано или поздно надо будет подыскать себе еще что-нибудь.
– Новую работу.
– Не болтай чепухи. Новая работа – новая игра. За десять лет я только и делала что играла. Точнее, я всю жизнь только и делала; что играла. И я никогда не упускаю своей цели. Как комар. Не веришь – спроси у Джейни. Она тебе все расскажет. У нее память, как у Эйнштейна.
Доминик взял ее за руку, остановил и мягко развернул к себе.
– Это было предупреждение, правильно? Не успею я к тебе привязаться, как ты уже исчезнешь.
К ее искреннему удивлению, от этих слов в сердце у Молли что-то оборвалось.
– Да, предупреждение. Мне бы очень хотелось сказать тебе: я не такая, я гораздо лучше, но – что есть, то есть. Я стараюсь не… привязываться. Сильно.
– А как же твоя кузина? К ней ты привязана.
Молли опустила голову.
– К ней – да. Но она мне как семья. Я за нее могу убить. – Она подняла голову и с улыбкой взглянула на него. – Эй, не будем так углубляться. Это вредит моему беззаботному образу.
Доминик погладил ее руки – сверху вниз, снизу вверх – и сжал ладонями локти.
– Вы гораздо сложнее, чем я думал, Молли Эпплгейт.
У нее даже во рту пересохло. Какого черта ей так хочется выложить ему всю правду? Выплакать все свои горести и страхи, а потом сесть к нему на колени, обвить руками его сильную шею и забыть обо всем? Она просто пыталась заранее подготовить себя к расставанию. На этот раз оно будет не из легких.
– Ловко получилось? – она ослепительно улыбнулась. – А ты и поверил.
Доминик сделал шаг назад.
– Ты… ты меня разыгрывала? Зачем?
– Я всегда всех разыгрываю, Доминик. Ты имеешь дело с лучшей актрисой в мире. Не бери в голову: я просто испорченная богатая девчонка. Попрыгунья-стрекоза, пустышка, дилетант. Везде найду наклонную плоскость, чтобы скатиться еще ниже. А если не найду – сама ее наклоню. Перед тобой совершенно бесполезное создание. И что самое ужасное – мне жутко нравится быть такой. А теперь пойдем. Есть очень хочется.
– Нет, подожди, – сказал он, не отпуская ее рук. – Ты начала с того, что в моей жизни должно быть еще что-то кроме игры с племянниками. Хорошо. Но я могу уравновесить такую жизнь. Работой, игрой, семьей. Прежде я так не делал, но ведь могу, если захочу. Хочешь сказать, что ты не можешь? Или у тебя просто не было причины, чтобы остановиться и никуда не убегать?
– А я и не бегу, – сказала Молли. Сердце тяжело стучало у нее в груди. – У меня полно друзей по всей стране, во всем мире. Я просто… перемещаюсь.
Она взяла его за руки и сделала шаг назад.
– Сейчас, например, я собираюсь переместиться на кухню и поесть бутербродов с арахисовым маслом и джемом, потому что это здорово. Потом я пойду смотреть лошадей, потому что люблю их. Потом постараюсь подбодрить Синару, потому что ей это сейчас очень нужно. Я не строю грандиозных планов на будущее, понимаешь? А теперь прости, мне пора бежать.
– Ты говоришь так, будто тебе на все наплевать. Что же тогда произошло у тебя в комнате? Как это назвать – экзамен или вроде того? Если так, мне кажется, пока не ввалились племянники, я его сдавал на «отлично».
– О, можешь не сомневаться. Я просто хотела тебе напомнить: у тебя здесь своя жизнь, своя работа. А я через месяц, возможно, буду за тысячу миль отсюда, найду себе другое приключение. – Она скорчила гримаску и пожала плечами. – Просто… просто я не хочу, чтобы кому-нибудь было больно, вот и все.
– Вот как, неотразимая Молли. Не такая уж ты неотразимая. Думаю, что вполне смогу сдержать свой пыл, пока ты здесь, не рухну на колени, не предложу руку и сердце и тем более не повисну на тебе с рыданиями, умоляя не уезжать. Расслабься, никто на тебя не посягает.
Он отошел в сторону, пропуская ее. Оказавшись спиной к нему, Молли быстро-быстро заморгала. Он за ней не пошел, и это хорошо.
А еще он не стал уточнять, кому именно она не хотела делать больно. И это тоже хорошо. Наверное.
Глава 9
Еще целый час после завтрака Молли чувствовала себя так, словно вместо бутербродов с арахисовым маслом и джемом наглоталась камней. Хотя после того, что она наговорила Доминику, даже омлет переваривался бы с трудом. Ее собственные слова тяжелым комом застряли внутри.
Нет, она не жалела о сказанном. Или жалела? Ладно, может, она и упустила поезд, пароход, самолет – что там еще ходит в рай? Главное сейчас – держаться от Доминика Лонгстрита подальше. Он опасен. Он захватил ее мысли, как будто собирался поселиться в них навсегда. И в сердце тоже.
Этот человек не понимал, какой обладает властью.
Вот Джейни понимала и никогда этой властью не пользовалась. Как и ее родители. Они всегда были такими чуткими, никогда на Молли не давили. Она сама решала, сколько с ними пробудет. А когда решала уехать – они просто махали вслед и просили приезжать снова. Когда захочет.
Они понимали. А Доминик? Нет, мужчины вроде Доминика такого не понимают.
Когда лошади съели всю принесенную морковь, Молли пообещала Лиззи и Элу (после долгих раздумий Малыш Тони выбрал имя Эл, временно), что завтра днем они непременно поедут кататься верхом. Потом все трое взялись за руки и пошли к театру.
– Ты точно хочешь ехать на Дэйзи? – спросила Лиззи. Она шла вприпрыжку, а Дуфус игриво пытался лизнуть ее пятку. Дуфус тоже навестил лошадей. В конюшне его удивил шотландский пони, ростом чуть выше его самого.
– Она же огромная.
Молли вспомнила пегую лошадь с длинной светлой гривой и улыбнулась.
– Зато – настоящая леди.
– Только не с Джонси, – сообщил Эл, имея в виду одного из грумов. – На прошлой неделе она его сбросила. Два раза. Хотя она все равно не такая, как Сильвестр. Конь дяди Ника – настоящий зверюга.
– Думаешь, дядя Ник тоже поедет? – спросила Лиззи, когда они поднимались на крыльцо домика из белого кирпича. – Вообще-то он должен с нами играть и все такое. Нас для этого оставили.
– Это тебе мама сказала? – скрывая улыбку, спросила Молли.
Лиззи кивнула.
– Да, мы должны отвлечь его от работы, чтобы он отдохнул.
Молли взялась за ручку двери.
– И что? Удалось вам, как считаешь?
– Ни капельки, – покачал головой Эл. – Дядя Ник не хочет ни отвлекаться, ни отдыхать.
– Это все потому, что он не любит детей. – Лиззи отступила от двери, как будто передумала входить.
– Лиззи, по-моему, ты ошибаешься. – От жалости у Молли защемило сердце. – Он же так здорово поливал нас из водяного ружья.
– Это тебя он здорово поливал.
– И нас тоже, Лиззи, – вступился за дядю Эл. – Просто стрелять в Молли ему больше нравилось.
Молли закрыла дверь и приложила ко лбу ладонь, изобразив глубокую задумчивость. Детям необязательно видеть, какое у нее выражение лица.
– Знаете, мне кажется, вы к дяде Нику слишком строго относитесь. Ведь он вам не папа, а дядя. И он плохо понимает, как с вами обращаться. Но это не значит, что он вас не любит.
– Ладно, – вздохнула Лиззи, чуть наклонив голову. – Раз Молли так говорит… Но он мог бы узнать нас получше. Мы же не младенцы.
– То есть?
– Он не разрешает Лиззи петь и танцевать, – заявил Эл, позабыв, что здесь двадцати пяти центов ему никто не даст.
– Заткнись, малявка, тебя не спрашивают!
– Я не малявка, я – Эл. Сама ЗАТКНИСЬ. – сжав кулаки, он подошел к Лиззи.
– Это ты мне говоришь? – возмутилась Лиззи.
– Тебе!
– Мне?
– Так-так, наша знаменитая няня, – раздался голос Доминика. Молли обернулась и увидела, что он высунул голову в приоткрытую дверь. – Никто лучше Молли не умеет общаться с детьми. Но мы здесь некоторым образом репетируем, поэтому либо угомонитесь, либо деритесь в другом месте.
Ей захотелось его отшлепать. И хуже всего то, что он это понял. Поэтому она просто улыбнулась и сказала:
– Простите, мы немного увлеклись. Репетировали одну сценку. Так, дети?
Лиззи соображала быстрее и тут же с Молли согласилась. Эл озадаченно спросил «Чего?..», но Молли быстро сцапала его и притянула к себе.
– Сценку? – переспросил Доминик. – Понятно. Я сделаю вид, что поверил каждому слову, если больше не услышу ни звука. Значит, на репетицию вы не собираетесь?
– Почему не собираемся? – Молли гордо вскинула голову. – Вперед, дети. Актерами мы только что были, теперь потренируемся быть зрителями.
И она широко распахнула дверь. Доминику пришлось отойти с дороги, чтобы она могла провести детей в зал. С достоинством вдовствующей императрицы.
– Молли, я здесь!
Молли помахала Синаре в ответ. Она провела детей по короткому центральному проходу, жестом велела им сесть во второй ряд, а сама прошла к сцене. Если бы она никогда не видела домашних театров Новой Англии и Европы, этот произвел бы на нее сильное впечатление. Такая уж она, Молли: просто принимала то, что видела, не глазела попусту и давным-давно научилась быть счастливой там, где оказывалась.
– Я вижу, вы с Ангелом отлично поладили, – сказала она. – У тебя изумительная прическа.
Синара встряхнула свежезавитыми волосами.
– Нравится? Ангел взмахнул несколько раз ножницами и сотворил это чудо. Огромное спасибо за то, что отыскала его мне. Вот взгляни, – она протянула руку, – французский маникюр. Ангел предложил. Сказал, для того, кому приходится много жестикулировать, это лучше всего. То есть для меня. Иначе, сказал он, ногти будут отвлекать внимание от лица, а кому это надо?
Пока Синара щебетала, Дерек подошел и остановился у нее за спиной.
– Почему бы вам двоим не перебраться в одну спальню, чтобы всю ночь болтать о ногтях, волосах и прочих женских штучках? – предложил он с ехидцей в голосе. – Синара, ты ведь все равно ночуешь одна.
– Это уж как я захочу, дорогой, – промурлыкала Синара и потрепала его по щеке. – Тебе-то выбирать, конечно, не приходится.
Мгновение Дерек смотрел на Синару, потом ловко развернулся на каблуках и отошел на другой край сцены. Там он взял с невзрачного деревянного стола какие-то ноты и принялся их изучать.
– Бедный Дерек, – прошептала Синара, слегка приподнимаясь в кресле, чтобы дотянуться до уха Молли. – Он был абсолютно уверен, что все три недели я прокувыркаюсь с ним в постели. Нет, больше я подобной ошибки не совершу. Хочешь посмотреть, как Дерек бежит сломя голову? Шепни ему на ухо «как я к тебе привязалась», и он испарится, глазом не успеешь моргнуть.
Молли посмотрела на Дерека. Все время, пока Синара с ней шепталась, тот украдкой на них поглядывал.
– Ты его любила? – спросила она.
– Ха! Вот именно – «любила», в прошедшем времени. А теперь мы друг друга терпеть не можем. Разве не заметно?
Молли пожала плечами и улыбнулась. Сначала она думала, что между двумя звездами и в самом деле кошка пробежала, но теперь уже не была в этом уверена. Кто разберет, что на самом деле происходит между мужчиной и женщиной?
– Синара, что ты сегодня поешь?
– Сначала дуэт. – Синара встала. – Чтобы не задерживать великого Дерека. Пусть займется своими делами, пока мы прогоним мое соло во втором акте.
– Я мечтаю услышать, как ты поешь, – искренне призналась Молли. – Я раньше никогда не бывала на репетициях. Это так интересно.
– Это долго. Скучно. Это работа, – печально вздохнула Синара, покачав головой. – Слава богу, хоть Тейлора здесь нет. Он останавливал меня еще до того, как я начинала петь, и кричал, что я перевираю мелодию. Было бы что перевирать!
Доминик уселся в кресло на последнем ряду.
– Ну, Синара, пора начинать.
– Я ему объяснила, – как ни в чем не бывало продолжала жаловаться Синара, – мне нужен оркестр, живой оркестр. А не дурацкая пластмассовая коробка, квакающая в лицо. Какое тут вдохновение?
– Синара? Давай начнем сегодня, если ты не против. – Доминик взял с соседнего кресла бумаги и перелистал их.
– Ты еще не видела, что творит Дерек. Даже здесь, на репетиции, он все время пытается задвинуть меня в угол, чтобы лишний раз покрасоваться на моем фоне. И так все время, и ему не стыдно. Я уверена, стоит притащить на сцену труп, он и перед ним начнет выделываться, лишь бы ему лишний раз похлопали. И самое главное…
– Синара, – вмешалась Молли, – Доминик просил начинать.
Актриса взглянула на последний ряд и пожала плечами.
– Да? А почему он сам об этом не скажет? Извини меня, дорогая. Пора отрабатывать свой ужин.
Она отвернулась и пошла прочь. Небольшая сцена театра сразу стала еще меньше оттого, что все глаза мгновенно обратились к Синаре. Манера держаться, гордо поднятая голова – все в ней как будто говорило: «Вот и я, можете аплодировать». Это было прекрасно.
Но еще прекрасней была улыбка, с которой она взглянула на Дерека: теплая, дружелюбная, почти любящая. Она встала рядом, взяла протянутый им лист и вместо «спасибо» послала ему воздушный поцелуй. Ее пальцы доставили этот поцелуй по назначению. Только после этого она вернулась к Молли. Теперь она стояла напротив Дерека, на противоположном краю сцены, и смотрела на него любящим взглядом.
Дерек тоже послал ей воздушный поцелуй и нажал кнопку проигрывателя. Молли уселась в кресло рядом с Лиззи и приготовилась наслаждаться.
Даже в записи музыка была восхитительна. После нескольких тактов вступил Дерек. Он стоял лицом к зрителям, сложив ладони, и пел о любви, обещанной, потерянной, любви, которую мечтал обрести снова.
Вдруг волшебство закончилось. Дерек оборвал себя на полуфразе и произнес:
– Черт, Синара, ты же здесь вступаешь. Тебе что, отдельное приглашение нужно?
Молли взглянула на Синару. Та листала ноты, пытаясь отыскать нужное место.
– Где? – спросила она, потрясая нотами. – Может, ты слышал скрипки? Лично я – нет. А если я вступлю раньше, то перебью тебя, идиот.
Дерек наклонился и выключил проигрыватель.
– Ник? – почти умоляюще позвал он.
– Попробуем еще раз, хорошо, Дерек? – только и сказал Доминик. Молли уловила в его голосе усталость и покорность судьбе. Он не верил, что у Синары получится. Молли это почувствовала.
И у Синары действительно не получилось. Они начинали дуэт еще четырежды и ни разу не допели до конца. Все время – из-за Синары. В конце концов Дерек отшвырнул ноты и ушел, заявив, что у него есть дела поинтереснее, чем слушать бездарных певичек.
Оставшись в одиночестве на сцене, Синара должна была репетировать соло из второго акта. Она только попросила устроить пятиминутный перерыв, чтобы заглянуть в ванную. Сумочку она захватила с собой.
К этому моменту Молли успела заполучить текст соло. Партию Синары в дуэте она уже выучила – четырех раз для ее отличной памяти вполне достаточно – и теперь разучивала соло.
Оно оказалось прекрасным. Завораживающим. А ведь это пока еще только слова. Тони Лонгстрит – настоящий гений. Когда Синара допоет последнюю ноту, в притихшем после бурного сопереживания зале не останется сухих глаз.
– Ну и скучища, – сказал Эл, когда Синара вышла. – Можно я пойду на кухню к миссис Джонни и посмотрю, как там наше самодельное мороженое?
– Только, чур, синее мое. Слышишь, Эл? – крикнула Лиззи вслед брату и скрестила руки на груди. – Мальчишки, – фыркнула она, презрительно закатив глаза. – И как только в голову придет сказать, что здесь скучно?
– Тебе нравится? – Молли заметила, что с того момента, как Лиззи уселась в кресло, она не шелохнулась, не издала ни звука, почти не дышала.
– Ага, – ответила Лиззи. Потом вздохнула. – Ты же знаешь, я пою и танцую. Но папа, дядя Ник и мама все время говорят, что мечтать попасть на сцену – это одно, а прежде чем туда на самом деле попадешь, придется долго-долго работать. Мама сама играла на Бродвее. Танцевала и пела в хоре. И там познакомилась с папой. Очень романтичная история.
– Я не знала. Лиззи, у тебя очень талантливые родители.
– Может, и так, только они ни в какую не хотят, чтобы я занималась тем же, чем они. А у меня хорошо получается. Правда. Просто не знаю, что сказать, Молли. Синара звучит ужасно. А ведь мы еще даже не видели, как она танцует… Ой, здрасьте, дядя Ник, – быстро сменила она тему, когда Доминик сел в кресло, оставленное Элом.
– Ну, что скажешь, мартышка? – спросил он и потрепал ее по волосам. Племянница скривилась.
– Дядя Ник, ты Эла треплешь по голове. Меня ты целуешь.
– Кто такой Эл? – спросил Доминик у Молли. Как будто разговора между ними не было. Что ж, если он так себя ведет, значит, и она так же.
– Твой племянник. Он пожелал, чтобы его звали Эл. Сокращение от Энтони Лонгстрит. «Э». «Л». Понятно?
Доминик затряс головой.
– Элизабет на такое ни за что не согласится.
– Ничего, – беззаботно махнула рукой Молли. – Это имя еще успеет ему надоесть. Прежде чем найти то, которое ему по-настоящему понравится, он десять раз его поменяет. Но ты должен признать, что «Эл» гораздо лучше «Малыша Тони».
– А вот и я! – преувеличенно громко объявила Синара, бросила сумочку на стол и поправила юбку. – Начинаем?
Доминик извинился и поднялся на сцену к проигрывателю. Чуть наклонив голову, Молли наблюдала за Синарой. Каким-то образом ей удалось взять себя в руки. Она даже улыбалась – что после того удара, который нанес ей своими словами Дерек, требовало большого самообладания.
Пять к одному, что в сумочке у нее колеса, подумала Молли и вздохнула. Что, если эти манеры светской львицы – просто бравада?
– Нет, спасибо, Доминик, дорогой. Текст мне не нужен. Я все знаю. – Она встала в центре сцены, скрестила руки так, что кончики пальцев касались плеч, повернула голову влево и чуть склонила ее. Трагическая героиня вместо улыбчивой женщины.
Доминик включил проигрыватель. Музыка была такой прекрасной, что у Молли даже мурашки по спине побежали.
Голос Синары наполнил зал. И почти каждая нота звучала великолепно. Неподражаемо. Почти каждая.
К несчастью, это почти портило все. В одном месте она вступила слишком поздно, в другом недотянула и как-то неуверенно взяла финальную ноту.
– Ой, как лажает, – чуть слышно прошептала Лиззи, спрятавшись за спинку кресла. – Посмотри на дядю Ника. Он прямо язык проглотил.
Как и Молли.
Одна только Берта Уайт, называвшая себя Билли (для дочери – мама Билли), чувствовала себя как ни в чем не бывало.
– Кошмар! – с порога завопила она, грохнув входной дверью. – И вы еще хотите, чтобы моя Бетани играла на одной сцене с ней! Если она танцует так же безобразно, как поет, мы с Бетани немедленно отсюда уезжаем, понятно? Я не допущу, чтобы моя дочь участвовала в третьесортном спектакле.
Молли быстро оглядела маму Билли. Восхищения эта женщина у нее не вызвала. Волосы – такие же черные, как у Бетани, только торчат во все стороны. У обеих – кожа цвета слоновой кости, но у матери она пошла красными пятнами от злости и выглядела крайне непривлекательно.
Кроме того, у нее явные проблемы с весом, и она пыталась решить их с помощью облегающей одежды и ремня, безжалостно впивавшегося в жирные бока. Она оказалась из тех скандальных особ, которых даже терпеливая Молли переносила с трудом.
– Билли, на эту репетицию посторонним вход воспрещен. – Доминик быстро спрыгнул со сцены и преградил ей путь. – Пожалуйста, выйдите отсюда. Мы потом все обсудим.
– Обсудим? Чего тут обсуждать? – Билли ткнула пальцем в сторону Синары. – Вы должны от нее избавиться, вот что. Мне плевать, с кем вы спите, Доминик, подсунуть эту подержанную певичку в один спектакль с Бетани вам не удастся.
Лиззи сползла с кресла почти на пол и потянула за собой Молли.
– Я еще ребенок, я не должна такое слушать, – прошептала она, зажмурившись.
– Ого, Берта, – донесся со сцены мягкий голос Синары. Как будто она пела колыбельную. – Я и не знала, что ты так ревнуешь ко мне. Наверное, твоя позавчерашняя попытка закрутить с Ником роман оказалась такой же безуспешной, как и все предыдущие. Ну, ничего, думаю, в твоем возрасте пора бы уже привыкнуть. Сочувствую. Может, тебе обратиться к хорошему хирур…
– Синара! Перестань! – Доминик встал между ними: Синара уже была готова броситься вниз со сцены и вцепиться в маму Билли. – На сегодня репетиция закончена. Мы еще раз попробуем в понедельник, когда вернется Тейлор, договорились? А ты, – прибавил он, хватая маму Билли под локоть, – пойдешь со мной.
Когда дверь за ними захлопнулась, Молли облегченно вздохнула и посмотрела на Синару, которая выглядела совершенно убитой.
– Синара, с тобой все в порядке? – спросила она, но актриса даже не обернулась. Она отложила ноты, взяла сумочку и вышла через служебный выход в правой кулисе.
– По-моему, ей нехорошо. – Лиззи вскочила. – Ты видела, какой был дядя Ник? У него чуть дым из ушей не повалил.
– Кажется, он сильно расстроился, – согласилась Молли, поднимаясь на сцену, хотя это строго запрещалось. – Бедняжка, вид у него был – хоть в прорубь головой. Ух ты, отсюда все совсем по-другому. Иди сюда, Лиззи, здесь так здорово.
И хотя она просто хотела отвлечь внимание девочки от недавнего скандала, на сцене действительно все ощущалось иначе. На этой маленькой сцене, в маленьком зале. Молли так развеселилась, что даже начала отстукивать каблуками несложный ритм.
– Хочешь посмотреть, как я танцую «Леденцовый кораблик»? [14]14
«Леденцовый кораблик» – песня и танец из фильма «Сияющие глаза» (1934), где ее исполняет американская актриса Ширли Темпл (р. 1928).
[Закрыть] – улыбнувшись, спросила она. – Когда я училась во втором классе, мой танец произвел фурор.
И, не дожидаясь ответа, она принялась отбивать чечетку, подпевая и размахивая руками.
– Фу, ну и старье, – протянула Лиззи. – Ширли Темпл сейчас никто не исполняет. Даже вонючка Бетани.
– Ты знаешь Ширли Темпл? – поинтересовалась Молли, продолжая танцевать.
– А кто про нее не знает? Мама заставляет меня смотреть «Маленькую мисс Маркер» раз в год, а то и чаще. У нее полно дурацких старых фильмов. Смотрит их и рыдает в три ручья. Попробуй лучше вот это. – Она подошла и встала рядом. – Я покажу, а ты повторяй.
Молли остановилась. Лиззи медленно подняла одну руку и взялась за невидимую шляпу, а второй уперлась в бедро.
– На голове – шляпа, правильно? – Молли повторила движение. – Это из «Чикаго»?
Не меняя позы, Лиззи кивнула.
– Я его видела четыре раза. Три раза с родителями и один – с друзьями. Вот это фильм! Но мне все-таки больше нравится спектакль. Знаешь, где они вдвоем, все в черном… и танцуют… – Лиззи вытянула носок, сделала ногой полукруг и снова поставила ноги вместе. – Ты видела «Чикаго» на сцене?
– Конечно. Между прочим, с Биби Ньювирт [15]15
Биби Ньювирт (р. 1958) – американская актриса. Среди ее фильмов – «Джуманджи», «Факультет».
[Закрыть], – Молли повторила за ней взмах ногой. – А ты когда-нибудь видела «Весь этот джаз»? [16]16
«Весь этот джаз» (1979) – фильм знаменитого американского режиссера, танцовщика, актера и хореографа Боба Фосса (1926—1987). Среди других его работ – «Кабаре», «Милая Черити».
[Закрыть] Не песню, а фильм?
Вдруг она вспомнила один танец из этого фильма, который (переключала каналы и наткнулась) сильно ее потряс.
– Нет, забудь о нем, такое тебе еще рано. Но ты же видела хореографию Боба Фосса в «Чикаго», хотя и не всю. Правда же он гений?
– Ага. Мама с ним никогда не работала, но во время одних гастролей танцевала то, что он поставил. – Лиззи взялась двумя пальцами за поля воображаемой шляпы и задвигала плечами в такт звучащей в голове музыке. – Он любил работать со шляпами. И широкие мягкие движения. Как это. – Она взмахнула руками и сделала несколько мягких длинных прыжков по сцене.
– Лиззи, у тебя здорово получается.
– Ага. Я знаю весь танец со шляпой и тростью, меня мама научила. Она много танцев знает. Давай, Молли, потанцуй со мной.
Молли критически оглядела свое летнее платье.
– А можно делать шаги поменьше?
– Конечно. Ладно, смотри и запоминай. Ноги должны быть очень прямые. Теперь немного согнись, как будто горбишься. Руки тоже прямые. Смотришь в зал. Делаешь три длинных шага, потом подпрыгиваешь, закрываешь глаза, щелкаешь пальцами, открываешь глаза, щелкаешь пальцами, стреляешь глазами в зал.
– Стреляю глазами, понятно, – повторила Молли, сдерживая смех. – Откуда ты знаешь, как стреляют глазами?
– Я же тебе говорю, мама научила. Ну, я на нее смотрела, смотрела, спрашивала обо всем, а потом она мне все объясняла.
– Ну давай, стрельни в меня.
И она стрельнула, юная акселератка. Она закрыла глаза, потом широко их открыла, одновременно выбросив руки вверх, и стрельнула в Молли глазами. Что ж, неплохо. Страшно подумать, скольких она уложит, когда у нее начнется половое созревание.
– Подожди, мне надо самой попробовать, – сказала Молли, присоединяясь к девочке.
– Отлично. Тогда начали.
И Лиззи прошлась «классическим шагом Боба Фосса». Не успела она дойти до середины сцены, как Молли уже повторяла за ней, и они обе останавливались, подпрыгивали, щелкали пальцами, стреляли глазами в невидимых зрителей и шли дальше, продолжая танец. Молли мешало платье, но не сильно,
– Ну все, хватит, – засмеялась Молли, выпрямившись. – А из какого это шоу?
– Не знаю. Мама знает очень много танцев, она тренируется на них. Говорит, чтобы сохранить фигуру. Но для «Весь этот джаз» очень подходит. Только я не могу его исполнить как надо – Малыш Тони такой недотепа, и потом, он слишком маленький, чтобы меня поднять. Подожди, я тебе покажу.
Лиззи побежала за кулисы и тут же вернулась с двумя котелками и тросточками.
– Это мой тайный реквизит. – Она отдала Молли котелок и трость. – Я иногда привожу сюда Малыша Тони – то есть Эла, – пока никто не видит, и мы репетируем. Но он так лажает, Молли, просто ужас. Ты готова?
Молли надела котелок, шлепком надвинула его пониже, игриво сдвинула на один глаз, потом подхватила черную трость с белым наконечником и повертела в пальцах.
– Готова. Так что мы делаем? Твой номер из «Весь этот джаз»?
– Ага. Ты поешь?
Молли еще раз шлепнула по котелку.
– Как павлин.
– Чего? Какой павлин?
– Не обращай внимания, это я неудачно сострила. Да, пою.
– Отлично. Начинаем на счет «три». Раз, два…
