Текст книги "Какая еще любовь?"
Автор книги: Кейси Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 2
«Ни в коем случае не выпытывай у детей сведения о родителях и прочем», – гласило правило номер два миллиона с чем-то из огромного списка правил и обязанностей, который Джейни составила специально для сестры. Она надеялась, что Молли все-таки прочтет. Молли действительно кое-что прочла и даже упаковала список сегодня утром в один из чемоданов: оказалось, что он действует на нее гораздо лучше любого снотворного. Стоило прочитать пару строк, и она засыпала мертвым сном.
Сначала Молли сама должна была отправиться на «интеллектуальный» курорт в качестве «сопровождающей». «Сопровождающей» исключительно в платоническом смысле для тех гениев, которым расщепить атом проще, чем познакомиться с девушкой. Требовалось добыть для газеты пару сенсаций погорячее – о сенаторе Обри Харрисоне и его намерении стать президентом. Но потом Молли осенила идея – отправить вместо себя кузину.
Вместе с Харрисоном собирался приехать один из «бывших» Молли. Как выяснилось, он приходился Харрисону племянником и теперь страстно Молли ненавидел – непонятно почему.
Нужно было что-то срочно предпринять, как-то уладить дело. Если она раздобудет эксклюзив, ее не выгонят с работы. А испытательный срок в редакции вашингтонской газеты как раз подходил к концу.
Своими соображениями она поделилась с Джейни – тогда все это действительно было важно для Молли. Правда, несколько минут назад она сама уволилась из редакции… но это мелочи. Пусть кузина хоть неделю поживет по-человечески, тем более что Джейни недавно перестала наконец прятать голову в песок и теперь наверняка отрывается по полной программе. По полной – потому что Молли отключила мобильный. Во-первых, незачем слушать постоянные отчеты о том, «как прошел день», во-вторых, чтобы развить в кузине самостоятельность.
Джейни уже рассказала ей про своего «подопечного» – Джона Романовски, самого настоящего профессора из университета. Рассказала она и про остальных гостей (среди которых, между прочим, затесалась одна голливудская звезда). Она даже не поленилась пересказать последний сюжет теленовостей про Харрисона. Крошка оказалась на редкость способной.
Солнце, песок, интересные люди, новая стрижка – разве можно это сравнивать с толпой чумазых малявок? Если как следует разобраться, это она сделала Джейни одолжение.
Потому что это Молли снабдила Джейни новой одеждой и отправила на курорт. И пообещала присмотреть за «Беззаботным детством» те несколько дней, что оставались до начала летних каникул.
Правда, Молли бросила кузину на произвол судьбы, как только та приехала в Кейп-Мэй, но это еще как посмотреть, должна же у нее быть своя голова на плечах. Ничего с ней не случится. К тому же Молли сдержала обещание и честно управляла «Беззаботным детством», тот факт, что за эти несколько дней заведение не обанкротилось, должен привести Джейни в восторг.
За все это время случилась только одна крупная неприятность. Если не считать того, что в первый же день отключилось электричество, а четырехлетнего Мейсона Фурбиша дважды застукали, когда он демонстрировал Эйприл Феддерман свой «фонтанчик». Но, кроме этого, все в порядке.
Если бы не сотрудники Джейни, заварившие эту кашу с Лонгстритом. Перепутали время, на которое он хотел спровадить в «Беззаботное детство» племянников. Самое замечательное, что Молли не имела к этому никакого отношения. И тем не менее ради Джейни она великодушно решила расхлебать эту кашу, ближайшие две недели выполняя роль специалиста по детоводству.
Девчонка что надо!
Факт, что все познания Молли в вопросах обращения с детьми сводились к тому, что новорожденным полагаются розовые или голубые банты, детей кормят с ложечки, а «Отверженные» – жутко грустная книга, не имел ровным счетом никакого значения. А Доминику Лонгстриту и подавно не стоит об этом знать.
И потом, возню с его племянниками можно рассматривать как очередную работу, с этой точки зрения тоже все тип-топ. Чтобы иметь возможность пользоваться своим состоянием (а оно равнялось сумме, нулей в которой было больше, чем татуировок на теле рок-звезды), не меньше десяти месяцев в году Молли должна была работать. Или выйти замуж – но это уж слишком; ей и так неплохо живется.
Ограничение, «в воспитательных целях» наложенное на наследство родителями-оптимистами (большую часть жизни не обращавшими на дочь никакого внимания), Молли сумела превратить в очередное развлечение. Безответственная, взбалмошная сорвиголова Молли Эпплгейт.
По завещанию требовалось, чтобы она работала десять месяцев в году. Но про то, что эти десять месяцев она должна провести на одной и той же работе, ничего не говорилось. И теперь Молли резвилась на рабочем рынке, как дитя в песочнице.
В год она успевала сменить от шести до восьми работ. За последние двенадцать месяцев она демонстрировала нижнее белье; рекламировала на телевидении компанию, занимавшуюся производством автомобильных покрышек; помогала одной старой перечнице печатать мемуары; нянчила младенца в Монако; работала официанткой на роликовых коньках («Принесет вам заказ и споет песенку»); разносила напитки в казино в Лас-Вегасе; выгуливала собак на Манхэттене. Это не считая газеты, из которой только что уволилась. Хотя там она была не репортером, а скорее курьером. Всеми обожаемым курьером.
Может, кто-то назовет это взбалмошностью. Лично Молли предпочитала термин «смена впечатлений». И – развлечений.
Первые несколько дней управлять детским центром было интересно. Она научила детей отбивать несложную чечетку; потом, пока не закончилась коричневая краска, все рисовали пальцами собственный вариант «Моны Лизы». Потом разучивали кувырок назад через голову. Дети прозвали ее Хали-Гали Молли.
Вероятно, заботиться о детях надо как-то еще, но Молли отлично со всем справилась – спасибо сотрудникам Джейни и записочкам, которыми та обклеила все стены центра. Под каждым выключателем красовалась надпись: «Прежде чем уехать домой, убедись, что не забыла никого из детей в ванной ».
Мысли Молли снова вернулись к «Правилам Джейни», особенно к тому, которое запрещало выведывать у детей сведения о родителях и прочем. «А зачем вообще нужны правила, если их не нарушать?» – сказала она себе. За свою жизнь Молли успела проучиться самое малое в двенадцати частных школах, и из всех ее выгнали со скандалом.
– Расскажи-ка мне, детка, – сказала Молли, затормозив перед светофором, – про своего дядю Ника. Во всех подробностях.
– Ага, самые подробные подробности. Суровые факты. Запросто, Молли. А что именно тебе нужно?
Молли широко улыбнулась. Что за девчонка! Если бы они вместе росли и учились в одних и тех же школах, владели бы сейчас всем миром. Или отбывали срок в тюрьме.
– Начнем с семейного статуса. Женат? Разведен? Закоренелый холостяк?
– Нет, жены у него никогда не было, – сказала Лиззи. – Я слышала, мама однажды ночью говорила папе: это все оттого, что он такой бессовестный, эгоистичный ублю…
– Ну, про это пока достаточно, – перебила ее Молли, стараясь не улыбаться. – Значит, убежденный холостяк. А как насчет подружки?
Лиззи поерзала, поудобнее устраиваясь на сиденье.
– Целая куча. То одна, то другая. Мама говорит, это все оттого, что он считает себя пупом зе…
– Вот что, Лиззи, давай договоримся: ты сообщаешь только факты, без маминых комментариев, хорошо? Что-то мне подсказывает, я сама могу сообразить, что она говорила, а это как раз самое интересное, понимаешь?
Лиззи пожала плечами.
– Ладно. Значит, про Синару тебе не нужно?
– Синара? Звезда Бродвея? Та самая Синара? Аи contraire, та cherie [6]6
Наоборот, моя дорогая (фр.).
[Закрыть]. Валяй, куколка.
– Мама говорит… ой, извини. Синара живет с нами в поместье. То есть «с нами», потому что у нас дом стоит рядом с домом дяди Ника, только на нашей земле. У нас десять акров. А у него целый миллион.
– Позволь мне высказать смелое предположение. Думаю, твоя мама про это наверняка что-то говорила папе?
– А разве мы не договаривались, что ее слова мне не нужно пересказывать?
– Правила, моя сладкая, созданы для того, чтобы их нарушать – я про это недавно вспоминала. Даже мои правила. И потом, у тебя язычок так и чешется, верно?
Лиззи выразительно вытаращила нахальные зеленые глаза.
– Она сказала, что он компенсатор. Я посмотрела в словаре, что это значит, когда поняла, как это слово пишется. Если компенсатору не хватает чего-то, он вместо этого будет использовать другие вещи. Бедный дядечка Ник, наверно, ему многого не хватает. Иначе зачем ему столько домов и всего остального? Но я больше всех люблю этот.
– Понятно, едем дальше. Что это за поместье? Название? И не забудь про то, как его называет твоя мама.
– Ну, папа его называет «Наше поместье». Дядя Ник обычно говорит «вирджинская недвижимость». Он никогда ничего не называет по-своему. Мама называет дядину часть поместья «Его личный Версаль». А знаешь, как она называет его « Ламборгини » ?
Молли улыбнулась.
– Нет, кажется, я уже догадалась. Лучше расскажи, что там есть.
– Ага. Дом. Сараи. Конюшня. Дорожки. Два бассейна, один снаружи, другой внутри. Театр. И еще «Вход воспрещен».
Молли удивленно уставилась на Лиззи.
– Что?
– Дядя Ник так зовет свою студию, или кабинет, в общем, называй как хочешь. Видишь, все-таки иногда он придумывает названия. Ключи есть только у него, папы и дяди Тейлора. А для всех остальных «Вход воспрещен». В прошлом году он даже приписал «К тебе, Лиззи, это тоже относится». Мама говорит, что на будущий год он окопает студию рвом, а в ров напустит крокодилов.
– Кажется, твоя мама начинает мне нравится.
– Ты же ее не увидишь, ты что, забыла? Она уплыла на Гречневые острова, а когда она вернется, ты уже уедешь.
– Греческие острова, Лиззи. Ты же знаешь.
– Ну да, – протянула Лиззи. – Вовсе им не обязательно было уезжать. Мы с Тони не всегда себя плохо ведем.
Как будто что-то укололо Молли в сердце. Ей захотелось обнять девочку, прижать к себе. Мать родила Молли, не успев снять платье от «Шанель» – до последней минуты не хотела уезжать с вечеринки. А как только ее выписали, родители бросили Молли одну и уехали, и потом бросали еще много раз, пока не разбились на самолете в горах Аргентины.
Нет-нет, не думайте, они заботились о дочери. Сбагрили ее сначала во все по очереди частные школы, какие нашлись, а когда она училась в колледже, потому что ни одна частная школа уже не хотела ее принимать, – родителям Джейни. И потом, они же составили это дурацкое завещание, верно? Обеспечили детке будущее.
Молли представила, как в стремительно теряющем высоту самолете папочка с мамочкой утешают друг друга: «Ничего, зато теперь Молли придется попотеть, чтобы получить наши денежки».
– Твои родители часто уезжают? – спросила она.
– Ага. Очень часто. Два года назад они не взяли нас с собой на похороны маминого дяди в Кентукки, а сами пробыли там целых три дня. И потом они все время уходят ужинать. Почти каждый вечер, когда мы в Нью-Йорке.
У Молли отлегло от сердца.
– Лиззи, когда для того, чтобы пересчитать дни, которые ты провела с родителями, тебе хватит пальцев на одной руке, обратись ко мне, я помогу тебе додать на них жалобу в суд. По-моему, твои родители – отличные ребята. Твой папа работает с дядей Ником?
– Папа для него пишет. Дядя Ник – продюсер.
– Эх, надо было мне программку внимательнее читать. Значит, твой папа пишет и музыку, и слова?
– Только слова. Музыку пишет дядя Тейлор.
– Точно, ты же про него говорила. Еще один брат?
– Ты что, совсем глупая? Тейлор Карлайл. Это он просто попросил, чтобы мы его так называли. Он сейчас тоже в «Нашем поместье». И Синара, – Лиззи снова вытаращила глаза.
– Интересно. Больше в «Вашем поместье» никого нет?
– Мистер Кембридж. Ну, Дерек Кембридж. В новом шоу он будет играть главную мужскую роль, а Синара – главную женскую. Они там все репетируют, пока папа не знает.
Лиззи показала на въезд в поместье, и «Мерседес» Молли свернул налево.
– Ого, – вырвалось у нее. Они оказались на узкой дороге из щебня. По обеим сторонам тянулся белый забор в три ряда. – Это все принадлежит твоему дяде?
– Почти угадала. Не забывай про наши десять акров. Но забор у нас общий. Ой, я забыла про Бетани Уайт! – поморщилась Лиззи. – Воображала. Потому что ей уже тринадцать, подумаешь. И потому что у нее волосы вьются. Тоже мне!
– Наверное, тихая, скромная девочка?
– Ну да, как же. Она же звезда. Ее мамаша про это только и трещит направо-налево. Две подлизы.
– Позволь мне сделать еще одно смелое предположение. Бетани – юная звезда? А ее мамаша – бывшая актриса?
– Никакая она не звезда. – Лиззи вцепилась руками в ремень безопасности. – Да я в десять раз лучше. Мама так говорит. Попробовали бы меня вместо нее.
– Подружками вас не назовешь, правильно я понимаю? – сказала Молли и притормозила. В отдалении показался пологий холм, а на нем нечто, по размерам напоминающее небольшой дворец. – Твою ма… мочка родная, вы только посмотрите! Знаешь, Лиззи, твой дядя Ник отлично умеет компенсировать.
Особняк был огромный, просто огромный. Весь из белого кирпича, вдоль фасада – терраса со множеством колонн. Рядом, ярдах в двухстах, стоял точно такой же дом, но поменьше. К едва видневшимся из-за деревьев гаражам, конюшням и прочим постройкам вели вымощенные дорожки. Перед главным домом стояли две тележки для гольфа.
Размеры поместья наводили на мысль о том, что где-то поблизости находится стенд с картой и пометкой «Вы находитесь здесь».
Молли подъехала к особняку и припарковалась возле «Ламборгини».
– Наш дом лучше, – сказала Лиззи, расстегивая ремень безопасности. – Он тоже из белого кирпича, только некрашеный. Я тебе покажу все, что есть снаружи, но пока мама с папой не вернутся, вовнутрь мне нельзя. Приходится торчать здесь.
– Ай-яй-яй, бедный ребенок. – Молли забросила на плечо ремень сумочки, вылезла из машины и внимательно посмотрела на дом. – Могу поспорить, здесь тебя держат на хлебе и воде. Ладно, пойдем поищем дядю Ника, пока он куда-нибудь не спрятался.
Не успели они пройти и половины лестницы, ведущей к массивной входной двери, из-за угла дома вылетел Тони.
– Приехали, приехали, приехали! – вопил он.
– До чего неугомонный ребенок, – с неожиданными для ее одиннадцати лет взрослыми нотками в голосе сказала Лиззи.
Молли покачала головой. Она отлично знала, каково это – притворяться гораздо старше, чем ты есть на самом деле.
– Еще один тюремщик бедной Лиззи.
– Точно тебе говорю. Он меня преследует, куда бы я ни пошла. Просто гадость.
– Он тебя обожает. Ты для него – cтаршая сестра. Это же здорово.
– Зря стараешься, Молли. – Лиззи выставила перед собой руки, чтобы Тони не врезался прямо в нее и не сшиб ее с ног. – Просто он ябеда. Ябедничает дяде Нику про все, что я делаю. Так ведь, ябеда?
– Не-а, – Тони расплылся в невинной улыбке восьмилетнего мальчугана, застуканного с бейсбольной битой возле разбитого окна. Владелец окна потрясает перед его носом мячом, а мальчик горячо клянется, что даже не знает, что такое бейсбол.
– Скажи Молли правду, малявка, – потребовала Лиззи.
Тони снова улыбнулся, на этот раз Молли.
– Он мне дает четвертак.
Молли закусила губу, чтобы не улыбнуться.
– О, здесь и собаки есть. Я раньше выгуливала собак на Манхэттене.
– Зачем? – спросил Тони. Подбежавшие псы (один большой, один маленький) принялись с сопеньем их обнюхивать, при этом маленький бешено лаял.
– Мне за это платили, – объяснила Молли. – Но меня хватило ровно на неделю. Представьте себе, каких размеров пакет с собачьими какашками приходится таскать, если выгуливаешь сразу шесть собак. Привет, ненаглядные, – она нагнулась, чтобы потрепать по голове большого пса.
Далеко нагибаться ей не пришлось – пес был сенбернаром. Весил он не больше полутонны, и это означало, что он еще не вышел из щенячьего возраста.
– Это Руфус. Он мой, – объявил Тони. – Мне его подарили на Рождество. А это Дуфус. Он Лиззин. Ей его тоже подарили на Рождество.
– Привет, Дуфус, – поздоровалась Молли с черным карликовым пуделем. Тот грациозно вспрыгнул на широкую спину Руфуса. – Вы вдвоем – просто пара клоунов.
– Дуфус хотя бы умеет танцевать на задних лапах и лает на чужих. Значит, он – сторожевой пес. – Лиззи взяла пуделя на руки и почесала ему шею. – А Руфус только ест, машет хвостом и везде какает. Дядя Ник не пускает его в дом.
– А Дуфуса, значит, пускает? Так нечестно, – посочувствовала Молли громадной собаке, которая удобно пристроилась на ступеньках и навалила кучу.
– Руфус любит сидеть на коленях, – сказал неожиданно появившийся рядом Доминик Лонгстрит. Все-таки есть в этом мужчине что-то неотразимое. Казалось, он всегда готов неотразимым пинком убрать с дороги любого, кто встанет у него на пути. – Вы когда-нибудь держали на коленях сенбернара, мисс Эпплгейт?
– Молли. Нет, не приходилось. Но пару раз на меня пытались взгромоздиться большие тупые животные. Я обнаружила, что, стоит как следует наступить каблуками им на задние лапы, они тут же теряют к тебе всякий интерес. Итак, Доминик, где вы собираетесь меня разместить? Я люблю, когда в комнате по утрам солнечно.
Глава 3
Впервые рассматривать шагавшую прочь Молли Эпплгейт было поучительно. Во второй раз – приятно. Но теперь у Доминика возникло ощущение, что она каким-то образом ухитрилась пробраться в режиссеры, а ему досталась крошечная роль в последнем ряду массовки.
– И куда, по-вашему, вы направляетесь, мисс… то есть Молли? – спросил он вслед поднимавшейся на крыльцо Молли.
– Куда? В дом, разумеется, – бросила Молли через плечо. – Не знаю, как вы, а я просто умираю от голода. Надеюсь, ужин подадут скоро?
– Да, минут через… постойте, я не про ужин. Вы что, не собираетесь помочь мне тащить ваши чемоданы?
– Разумеется, собираюсь. Багажник я вам уже открыла, – она вытащила из кармана ключи и поболтала ими в воздухе. Потом повернулась и снова направилась к двери.
И не успел Доминик сказать, куда именно ей следует засунуть свой багаж, Молли скрылась за дверью, оставив его в компании Руфуса и малыша Тони. Ладно, посмотрим, сколько у нее вещей.
Доминик подошел к «Мерседесу», открыл багажник и мысленно выругался.
Откуда у нее чемоданы от «Гуччи», он узнает потом, когда найдет того, кто дотащит все семь на третий этаж, в крыло прислуги.
Хотя… дети живут на втором. Если эта женщина собирается нянчиться с его племянниками, логичнее разместить ее ближе к детям.
Тут он увидел одного из помощников. Тот брел по дорожке, глядя под ноги, и насвистывал какую-то песенку.
– Кевин, – окликнул его Доминик. – Не поможешь мне?
– Конечно, мистер Доминик, – студент (театрального училища, как же иначе) рысцой бросился к нему. – Приехал еще кто-то из актеров?
– Да уж, багажа здесь на четверых. – Доминик выволок из машины самый большой чемодан. – Нет, это не актеры. Главные роли уже собрались, я с ними репетирую.
– И со мной, – раздуваясь от гордости, добавил Кевин. Когда Доминику понадобился чтец, Кевин вызвался подавать реплики за мелких персонажей. Да что там, когда Доминик спросил, сможет ли тот в нужный момент произнести пару строк, парень с такой скоростью рванул к театру, что чуть напополам не разорвался.
Неужели Доминик в самом деле такой великодушный? Представьте себе, да.
– Это вещи мисс Эпплгейт, она будет следить за тем, чтобы в ближайшие две недели Лиззи с Тони не путались у нас под ногами. Поможешь отнести их в комнату для гостей, которая рядом с детскими?
– Конечно, мистер Доминик. – Кевин схватил один из чемоданов. – Ого, кирпичи там, что ли?
– Нет, чугунные болванки, – пробормотал Доминик. Изнывая под тяжестью трех чемоданов, он медленно двинулся к дому. – Или золотые слитки. У такой женщины в чемодане может оказаться что угодно.
Звонок к обеду прозвучал в тот момент, когда Кевин и Доминик втащили багаж Молли наверх и свалили посреди комнаты для гостей.
Есть хотелось. Правда, не настолько, чтобы провести еще один ужин в компании дерущихся племянников, но с этим ничего не поделаешь: он пообещал Тони и Элизабет, что есть они с детьми будут вместе. Чтобы прививать им хорошие манеры.
Зато миссис Джонни точно обрадуется. Экономка ему все уши прожужжала, что она уже не в том возрасте, чтобы нянчиться с двумя «непоседами» . С этого момента воспитание детей поручается Молли Эпплгейт, рабочий график семь дней в неделю по двадцать четыре часа.
К работе приступать сегодня, за ужином.
О, кажется, у него разыгрался аппетит, отлично.
Молли с детьми были в гостиной: Молли стояла возле камина и вертела в руках статуэтку. Один из его «Тони». Словно пытается определить, сколько тот весит.
– Поставьте на место, – сказал он от двери.
– Видишь? Что я говорила? Жадина-говядина. Дрожит над ними, будто они бриллиантовые, – раздался голос Лиззи с одного из кресел, стоявших рядом с камином. Она восседала на нем, точно королева: руки свободно лежат на подлокотниках, ноги на пару дюймов не достают до пола.
– Я не дрожу над ними, мисс Элизабет, – рявкнул Доминик, вырывая статуэтку из рук Молли и водворяя на прежнее место на каминной полке, рядом с остальными тремя.
– Ага, конечно, – Лиззи закатила глаза. – И, между прочим, в платьях Барби им было гораздо лучше.
Молли взглянула на Доминика, в ее глазах плясали веселые искорки.
– Можете смеяться сколько влезет, Молли Эпплгейт. Только не забывайте, что согласно нашей договоренности в ближайшие две недели нянчиться с этой несносной девчонкой будете вы, с утра до вечера.
Улыбка Молли погасла.
– Вы понимаете, что сказали? – спросила она, когда Лиззи выбежала из комнаты. – Дубина, – прибавила она и быстро вышла вслед за девочкой.
Доминик смотрел, как она уходит, – что это с ним, еще одна навязчивая привычка? – и повернулся к малышу Тони. Тот сидел на полу и гладил Дуфуса.
– А что случилось? – спросил он.
Вопрос был риторический. Но не для малыша Тони. Не поднимая глаз, тот ответил:
– Лиззи думает, вы ее ненавидите.
– Ненавижу? С чего она так ре… да нет, это же глупости!
– Она говорит, вы считаете ее дурой, которая путается под ногами. И которая ничего не может сделать как надо. И что вы ждете не дождетесь, когда папа с мамой вернутся и вам не надо будет с нами возиться.
Так, парень уже и руку протянул. Доминик полез в карман за мелочью.
– Получишь еще столько же, если вспомнишь, что она еще говорила.
– Все, больше ничего. – Мальчик поднялся. – Мне надо руки вымыть, а то миссис Джонни говорит, что я похож на угольщика.
– Да, беги. – Доминик уселся в кресло, с которого вскочила племянница, и задумчиво потер живот.
Значит, она думает, что я ее ненавижу?
Черт.
А все брат с женой. Они же знают, что дети – не по его части, он совершенно не умеет с ними обращаться. Надо быть внимательнее. Искать общий язык. Он же любит этих детей. По-настоящему, черт подери.
– Размышляете над своим поведением? – Молли вошла в комнату и уселась в кресло напротив.
То, что она при этом закинула ногу на ногу, не вызвало в Доминике почти никакой реакции. Почти. Остаться полностью равнодушным смог бы только труп. Но сейчас его занимали гораздо более важные вещи.
Ого. Может, у него тоже начинается «не тот возраст»?
– Как она?
– Лиззи? Нормально. Когда размышляешь о способе мести, на душе сразу становится легче. Я оставила ее в ванной, она моет руки и придумывает вам наказание. Как вам понравится ночь на застеленных поперек кровати простынях? Мы, например, могли бы пробраться ночью к вам в спальню и окатить вас водой. Хотя, на мой взгляд, такого вы не заслужили.
Глаза Доминика сузились.
– Понимаю, что не вовремя спрашиваю, но кто вы, черт подери, такая?
– Я уже говорила. Двоюродная сестра Джейни Престон. Пока ее не было, я руководила детским центром. Предполагалось, что я пробуду в этой должности всего два дня, но в среду шел дождь, и наш пикник по случаю приближающегося Четвертого июля пришлось отменить. Поэтому я решила открыть центр еще на один день, после праздника.
– Звучит правдоподобно, – сказал Доминик, – но у меня такое чувство, будто вы кое о чем умалчиваете.
– Бред. Все правда, от первого до последнего слова.
– Ладно. Тогда рассказывайте дальше. Например, про «Мерседес» и чемоданы от «Гуччи».
Молли вздохнула.
– Ну, хорошо. «Мерседес», как всем известно, знаменитая немецкая марка автомобиля, а «Гуччи»…
– Хватит, – прервал ее Доминик. – Я не про то спрашиваю. Кузина оставила вас своим заместителем, так? И это значит, что вы дипломированная няня? Няня, которая разъезжает на «Мерседесе» и возит с собой столько чемоданов от «Гуччи», что в них можно упаковать костюмы к трем бродвейским мюзиклам?
Он ждал, что она ответит, но она промолчала. Просто спокойно сидела в кресле и разглядывала ногти на левой руке.
– Ну? Кажется, вы хотели что-то сказать?
– Я? Ничуть, – она широко ему улыбнулась. – Ой, подождите, вы меня, кажется, о чем-то спросили? Я такая рассеянная. Так о чем же?
– Мистер Доминик, я звонила к обеду дважды, – в дверях появилась миссис Джонни. – Дети уже в столовой, зачем-то придвинули к столу еще одно кресло. Хохочут во все горло – значит, придумали какую-нибудь гадость. – Она заметила Молли и нахмурилась. – Вы не предупреждали о гостях.
– Да, миссис Джонни, это – Молли Эпплгейт. – Доминик встал, протянул Молли руку и помог ей подняться (потому что она первая протянула ему руку, будто ждала от него такой галантности). Когда на тебя глазеет экономка, выбирать не приходится.
– Здравствуйте, миссис Джонни. – Молли пересекла комнату и пожала экономке руку. – Я – Молли, новая рабыня, а вовсе не гость. Мистер Доминик купил своим племянникам няню. Вот здорово, правда? Наверняка вам приятно узнать, что теперь я за них отвечаю, с утра до ночи. А в том, чего я не знаю, я полагаюсь на ваши советы.
– Э-э… спасибо, мисс… Эпплгейт?
Доминик прикусил губу. Молли сморщила нос и сказала:
– О, прошу вас, миссис Джонни. Просто Молли.
– Кажется, я сейчас упаду в обморок, – произнес Доминик, когда сияющая миссис Джонни танцующей (впервые за время пребывания в доме племянников) походкой вышла из комнаты. – Что все это значит?
– Ровным счетом ничего, – как-то слишком невинно отозвалась Молли, чем только удвоила подозрительность Доминика. – Кажется, она очень милая. За долгие годы я научилась разбираться в экономках. Они отличные парни. Вы в курсе, что в некоторых домах они практически в одиночку воспитывают хозяйских детей? И вообще, немного вежливости никогда не повредит. Может пригодиться, согласны?
– Пойдемте ужинать, – Доминик жестом пригласил Молли идти первой. – Но как только дети лягут спать, будьте готовы ответить мне на пару серьезных вопросов, Хали-Гали Молли. Зарубите это себе на носу.
– Жду с нетерпением. – В беззаботной улыбке – ни следа готовности серьезно отвечать на какие бы то ни было вопросы. – Скажем, около девяти, на террасе? Будет неплохо, если вы захватите для меня коктейль. Я люблю черничный.
И она пошла прочь, прямо в столовую, и дверь не перепутала. Предоставив ему, вывалив язык, тащиться следом, как какому-нибудь Руфусу или Дуфусу.
Из всех комнат столовую Доминик любил меньше всего: оттого, что ему приходилось ужинать там либо в одиночестве, либо со спонсорами (будущими спонсорами), либо с теми, кому что-нибудь от него нужно.
Для него это еще один кабинет, просто сюда подавали ужин из трех блюд. А на десерт – понижающая кислотность таблетка.
Поэтому Доминик не удостоил взглядом ни изящную мебель из вишни, ни натертые до блеска серебряные блюда, ни хрусталь за стеклянными дверцами шкафов, ни изысканную отделку стен, ни лепные украшения на потолке, ни, наконец, две элегантные медные люстры, висевшие над концами длинного стола.
И остановился как вкопанный.
Он всегда сидел во главе стола, а дети по левую и правую руку, но ближе к середине. Это чтобы не видеть набитого рта Тони и не слышать его громкого чавканья.
Но сегодня все оказалось по-другому. Все четыре прибора поместили посреди стола, два с одной стороны, два с другой. Друг напротив друга. В тесном соседстве. Все вместе. Как лучшие друзья.
Свободным остался стул рядом с Тони, напротив Молли Эпплгейт. Она уже демонстрировала детям, как надо класть на колени салфетку.
– Это первое, что делают благовоспитанные леди и джентльмены, когда садятся за стол, – она посмотрела на Доминика. Тому явно не хотелось за стол, да и благовоспитанным он себя сейчас никак не назвал бы. – Верно, Доминик? Вы ведь всегда первым делом кладете на колени салфетку, даже если еду еще не подали? Посмотрите, дети, сейчас ваш дядя еще раз покажет вам, как это делается.
Скрипнув зубами, Доминик с грохотом отодвинул стул, сел, выдернул из серебряного кольца салфетку и швырнул ее себе на колени.
– Очень хорошо, Доминик. Теперь твоя очередь, Тони.
В том, что случилось дальше, отчасти был виноват сам Доминик. Не стоило так демонстративно выдергивать салфетку из кольца. Разумеется, Тони дернул изо всех сил, кольцо отлетело влево и шлепнулось в стакан с водой, стоявший возле тарелки Доминика. Стакан перевернулся, вода разлилась, а Доминик даже выругаться как следует не мог.
Не очень-то выругаешься в такой компании. Он вскочил со стула, чтобы увернуться от ручейка воды, льющегося со стола.
– Ну, малявка, сейчас тебе всыплют по первое число, – прошипела Лиззи, и нижняя губа у Тони задрожала.
Молли тоже вскочила на ноги, но не так резко, как Доминик. Без всякой паники она грациозно подняла стакан и уже собирала воду салфеткой.
– Ну вот и все, никто не пострадал. С кем не бывает, верно, Доминик? К счастью, в нашем распоряжении огромный стол. Ну-ка, все переезжаем вон туда, все три стула. Ой, миссис Джонни, спасибо за помощь. Малыш Тони как раз пытался выяснить, сколько воды может впитать салфетка из настоящего ирландского льна.
Отлично. Теперь, значит, ему придется отвоевывать место за собственным столом. Так же, как право есть ножом и вилкой.
Но он улыбнулся, потому что малыш Тони смотрел на него, как на свирепого великана, питающегося маленькими мальчиками, и сказал:
– До чего смешно получилось, правда? Я не рассказывал вам, как на одном приеме опрокинул огромный кувшин для пунша? Честное слово. Толкнул его, и он ка-ак брякнется на пол. Несколько галлонов, Тони. Мы все едва не утонули.
– А-а, – произнес Тони. Он осторожно тянул за края салфетку, на которой стоял его прибор, так, что она ехала по столу. На два стула дальше от того места, где он сидел раньше.
– Пустяки. – Доминик потрепал его по голове. – То есть я хочу сказать, ничего особенного. Со всяким может случиться.
– Ого, – услышал он шепот Лиззи. – С кем это мы сегодня ужинаем?
Принесли первое. Суп. Между прочим, виши-суасс. Тони попробовал и скривился.
– Тебе не нравится? – спросил Доминик и сам удивился тому, как вдруг ему стало важно, нравится что-то его племяннику или нет. – Это просто холодный картофельный суп.
