Текст книги "Добро пожаловать на Олимп, мистер Херст"

Автор книги: Кейдж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Тем временем миссис Брайс вроде бы пришла в себя и встревоженно уставилась на Льюиса.

– Мистер Кенсингтон, – заявила она низким, утробным голосом. – Чучхе сообщила мне, что вы человек, которому не суждено обрести покоя.

– Неужели? – Льюис начал нервно озираться по сторонам.

– Чучхе чувствует, как с вами пытается поговорить астральный дух чьей-то души, но вы плохо воспринимаете тонкие космические вибрации и не слышите его.

"Пусть позвонит тебе по телефону!" – беззвучно поддразнил я Льюиса.

– Вот так всегда, – развел руками Льюис. – Все тонкое мне не по зубам. Я слишком груб и не способен воспринимать даже толстые космические вибрации.

Какие еще космические вибрации! Я прекрасно понимал, что вытворяет эта стерва. Она была типичной шарлатанкой. Стоило ей узнать хоть что-то о человеке, как она тут же придумывала о нем какую-нибудь страшную историю и начинала ее излагать, внимательно следя за реакцией своей жертвы, чтобы по ходу дела корректировать повествование. Сейчас ей было достаточно узнать о том, что стоявший перед ней с разинутым ртом Льюис работал когда-то с Рудольфом Валентино. Впрочем, я не сомневался, что она скоро потеряет интерес к такой на первый взгляд мелкой сошке, как мой дорогой Льюис.

– Чучхе видит мужчину. Стройного смуглого мужчину, – продолжала миссис Брайс, со зловещим видом сверкая глазами. – На нем восточные одеяния…

Марион залпом осушила свой коктейль.

– Миссис Брайс, вон Грета Гарбо, – сказала она. – Грете наверняка очень нравятся ваши книжки.

Миссис Брайс тут же перестала вращать глазами и начала оглядываться по сторонам.

– Грета Гарбо?! – воскликнула она и тут же двинулась прямо к актрисе, прозванной Застывшим Пламенем, повернувшись к Льюису спиной и не обращая внимания на Чучхе, рвавшуюся к нему изо всех сил с оскаленными клыками. Узрев миссис Брайс с собачками, Грета Гарбо сжалась в кресле. – Да, "ясновидящей" явно был нужен кто-то поважнее Льюиса!

Я так и не узнал, как протекал телепатический контакт Чучхе с Гретой Гарбо, потому что в этот момент услышал где-то наверху лязг бронзовых дверей и скрежет шестерен. К нам – с некоторым опозданием – спускался самый важный человек в этом доме.

Подобравшись бочком к потайной двери в стене, я почувствовал, как у меня пересохло во рту и вспотели ладони. Неужели и Мефистофель так же нервничает, предвкушая очередную сделку?!

Лифт с негромким стуком остановился. Потайная дверь беззвучно скользнула в сторону. Ни одна живая душа не заметила, как в зале появился Уильям Рэндольф Херст собственной персоной. Льюис его тоже не заметил, потому что снова отплясывал чарльстон с Конни Толмедж. Вот так и вышло, что только я обратил внимание очень высокого пожилого человека, скромно севшего в углу.

Клянусь, у меня от чего-то побежали мурашки по коже. Пару недель назад Уильям Рэндольф Херст отпраздновал свое семидесятилетие. У него были седые волосы и грузное старческое тело, но в его осанке по-прежнему чувствовались сила и уверенность в себе.

Он тихо сидел в углу и наблюдал за гостями, резвившимися в его огромном зале, а я незаметно следил за этим человеком, создавшим современную журналистику и построившим благодаря своей решительности и неистощимой энергии финансовую империю, включавшую газеты, журналы, кинематограф, радио, шахты и бесчисленные ранчо. Херст назначал удобных ему президентов страны так, словно они состояли у него на службе. Он безжалостно принуждал окружающих вести игру по его правилам. Он устанавливал собственные нормы морали. И все же сидевший в углу человек казался мне подавленным, его странные бездонные глаза потухли.

Знаете, кого он мне напомнил? Громилу из какого-то нестрашного комикса. Огромного, как гора, грозного на вид и при этом печального.

Херст напомнил мне еще кое-кого, но об этом мне совсем не хотелось думать…

– Ты опять нас напугал! – воскликнула Марион, притворившись, что только что заметила Херста. – Смотрите! Вот он! Он обожает внезапно возникать в зале, как какой-нибудь Гудини [Гудини Гарри (1874-1926) – известный американский иллюзионист.]!.. Ну давай, Уильям! Поздоровайся с нашими дорогими гостями!

Марион взяла Херста за руку. Повинуясь, он встал и улыбнулся во весь рот. Его улыбка способна была напугать. Это была улыбка молодого и ненасытного человека.

– Здравствуйте, друзья! – произнес Херст своим неземным голосом. Амброуз Бирс [Бирс Амброз (1842-1911(?)) – американский журналист, сатирик и писатель.] как-то сравнил его голос со звуками, которые мог бы издавать аромат фиалок. Я никогда не слышал такой мелодичной человеческой речи. Казалось, бессмертен он, а не я. Впрочем, выглядеть заурядно – входит в мои обязанности.

Нужно было видеть последовавшую за этим сцену! Все собравшиеся замерли на месте, повернулись к Херсту, заулыбались и склонились перед ним. Совсем чуть-чуть. Наверняка они и сами не отдавали себе отчета в том, что кланяются, но я-то долго вращался при дворах могущественнейших владык и хорошо знаком с внешними проявлениями подобострастия. Из всех смертных, собравшихся в этом огромном зале, Херста не боялась только Марион. Даже Грета Гарбо поднялась из кресла.

Марион по очереди подводила к Херсту гостей – знаменитостей и никому не известных субъектов, – представляя тех, с кем он не был знаком. Херст со смущенным видом здоровался с каждым за руку. Да он же стеснялся! Он неловко чувствовал себя с другими людьми, а Марион не только ублажала его в постели, но и помогала ему найти с ними общий язык!.. Так, этим можно было воспользоваться!..

Я незаметно стоял в стороне, пока Марион представляла Херсту остальных гостей, и вышел из тени только в тот момент, когда она стала оглядываться по сторонам, разыскивая мою персону.

– А это… Иди сюда, Джо! Я чуть про тебя не забыла! Это Джо Дэнхем. Он работает на студии мистера Мейера [Мейер Луис В. (1885-1957) – влиятельнейший голливудский кинопродюсер, руководитель крупнейшей киностудии "Метро-Голдвин-Мейер" ("МГМ").]. Он был так любезен, что помог мне…

В этот момент у нас за спиной разверзлись врата ада. Один из проклятых мопсов вырвался на свободу и ринулся на свою жертву. Судя по воплям, жертвой был Льюис. Марион бросилась его спасать. Я шагнул вперед, чтобы пожать руку Херсту, который нахмурившись смотрел поверх моей головы вслед Марион.

– Очень приятно, мистер Херст, – негромко сказал я. – Бернард Шоу просил меня нанести вам визит. Поговорим об этом, когда у вас найдется свободная минута.

Естественно, Херст тут же перестал пялиться в глубь зала и впился в меня глазами. Меня словно обдало раскаленной лавой. Я с трудом перевел дух, но попытался не выйти из роли, загадочно улыбнулся, высвободил руку, которую все еще сжимал Херст, и отступил в тень.

Херст ничего не успел мне сказать, потому что к нему стремительно приближался Льюис, преследуемый по пятам Чучхе. Льюис взвизгивал, нечленораздельно извинялся и перепрыгивал через стулья и прочие предметы мебели. Марион с истерическим смехом пыталась поймать мерзкую собачонку. Миссис Брайс ничего не предпринимала, с понимающим видом и демонической улыбкой на устах созерцая происходящее.

При виде этой сцены Херст еще больше нахмурился. Впрочем, он тут же вспомнил о главном, нашел меня взглядом и неторопливо кивнул.

В дверях появился дворецкий, объявивший, что кушать подано. Херст первым прошествовал в столовую, гости послушно толпились у него за спиной.

Столовая выглядела торжественнее зала, в котором мы пили коктейли. Несмотря на пламя, ревевшее в трубе готического камина, в ней было холодно. Атмосферу немного оживляли висевшие под потолком огромные шелковые флаги со скачек эпохи Возрождения и многочисленные серебряные подсвечники. Вдоль стен стояли скамьи из средневековых монастырей. Возможно, я сиживал на них, когда монашествовал в XV веке. Скамьи казались мне подозрительно знакомыми…

Гости уселись за длинный трапезный стол. Херст с Марион расположились посередине друг против друга. Остальных гостей рассадили в зависимости от их положения в обществе. Рядом с Херстом и Марион находились самые выдающиеся личности или те, кто оказал хозяевам особо ценные услуги. Зануд и назойливых субъектов мистер Херст посадил подальше от себя.

"Мы на самой нижней ступеньке!" – беззвучно сообщил мне Льюис, обнаружив карточки с нашими именами в самом конце стола. Я заметил, что мистер Херст наблюдает за тем, как мы берем наши тарелки (из непритязательного в свое время фарфора марки "Голубая ива", которые мама Херста наверняка, не жалея, брала с собой на пикник) и идем за едой к буфету.

"Очень скоро мы поднимемся на самый верх!" – беззвучно ответил я.

"Значит, ты уже поговорил с Херстом?" – Льюис потянулся через плечо Кларка Гейбла к аппетитной на вид холодной оленине.

"Пока только намекнул", – беззвучно ответил я, избегая смотреть на Херста, шагавшего к столу с тарелкой утятины.

"К чему такая осторожность? – Льюис проскользнул мимо Греты Гарбо, направлявшейся к суфле из спаржи. – Ведь от Херста только и надо, чтобы он спрятал сценарий с автографом в шкафчике, на который мы ему укажем, и все!"

"Да нет, не все. От Херста еще кое-что потребуется!" – Осмотрев бесчисленные кушанья, я решил не трогать острое и потянулся за картошкой.

"Что-то секретное?"

"Вот именно!" – Я наложил себе на тарелку достаточно еды, чтобы никто не подумал, что я брезгую угощением, и пошел к столу. Херст смотрел на меня. Его взгляд следил за мной, как прожектор противовоздушной обороны. Я учтиво улыбнулся Херсту, кивнул и уселся за стол напротив Льюиса.

"Выходит, Компания не сочла нужным посвящать меня во все подробности операции!" – беззвучно посетовал Льюис, развернул бумажную салфетку и многозначительно поднял свой бокал. Проходивший мимо официант наполнил его вином и двинулся дальше.

"Ну и что! – беззвучно ответил я Льюису. – Ты же знаешь Компанию. Наверняка она и меня посвятила не во все подробности".

Я говорил это, чтобы успокоить Льюиса, не подозревая, насколько я близок к истине…

Итак, мы вкушали ужин вместе со смертными за роскошным княжеским столом. Кларк Гейбл с авторитетным видом рассуждал с мистером Херстом о животноводстве. Марион и Конни хихикали и перебрасывались шуточками с гостями мужского пола, сидевшими напротив них. Сын Херста о чем-то перешептывался со своей девушкой, а Лернейскую Гидру и Чучхе, непрерывно рычавших на кроткую таксу, устроившуюся под стулом у Херста, выдворили слуги. Миссис Брайс не возражала. Она деловито вещала Грете Гарбо что-то о прошлой жизни – непонятно только чьей. Мы с Льюисом молча поглощали пищу в нашем конце стола.

Впрочем, и нас не оставляли вниманием. Марион время от времени отпускала нам какую-нибудь шуточку, а Херст постоянно сверлил меня загадочным взглядом голубых глаз.

В конце ужина мистер Херст встал, подобрал с пола таксу и повел гостей в глубь дома, в свой личный кинотеатр.

Наверное, вы и сами догадываетесь о том, что зрительный зал не уступал своими масштабами всему остальному. Стены были обиты парчой, расписной потолок поддерживали позолоченные кариатиды в два человеческих роста. Гости расселись по местам, инстинктивно придерживаясь порядка, в котором сидели за столом. Мы с Льюисом опять оказались с самого края. Усевшись в необъятное кожаное кресло, Херст приказал в телефонную трубку начинать сеанс. Погас свет, некоторое время царила тьма, и, наконец, загорелся экран. Показывали "Путь в Голливуд", самый последний фильм Марион, в котором она снялась с Кросби Бингом [Кросби Бинг (1903-1977) – американский певец и актер.]. Увидев свое имя среди титров, Марион пронзительно свистнула. Все рассмеялись.

Все, кроме меня. Мне было не до смеха. Мистер Херст поднялся с кресла и шел ко мне в темноте с таксой на руках. Если бы мы, бессмертные, не обладали способностью видеть во мраке, я, наверное, вскрикнул бы от неожиданности и обмер на своем стуле, когда Херст положил в темноте мне на плечо свою огромную лапу и наклонился к моему уху.

– Я хотел бы поговорить с вами наедине, мистер Дэнхем, – сказал он.

– Как прикажете, – с трудом проговорил я и поднялся со стула. Сидевший рядом Льюис смотрел на меня широко открытыми глазами.

"Ни пуха!" – беззвучно шепнул он и отвернулся к экрану.

Я боком выбрался из ряда и пошел за Херстом, который шагал, не оборачиваясь и не сомневаясь в том, что я следую за ним. Покинув зрительный зал, он пробормотал:

– Пойдемте сюда. Так будет быстрее…

– Хорошо, – согласился я, хотя и не имел ни малейшего представления о том, куда мы направляемся.

Мы шли по какому-то коридору. В доме было тихо. Ни звука, кроме эха наших шагов. Наконец мы добрались до Парадного зала, освещенного неверным светом, и Херст подвел меня к потайной двери в стене, за которой был лифт. Дверь открылась, мы с Херстом и таксой вошли в лифт и через секунду уже ехали куда-то вверх.

У меня пересохло во рту, ладони вспотели, а в животе бурчало… Нет, конечно, у меня ничего не бурчало в животе. Мы, бессмертные, не страдаем несварением желудка. Тем не менее я чувствовал себя почти как простой смертный, у которого скрутило от страха желудок. В тот момент я отдал бы половину шедевров мирового искусства из этого дома за пригоршню мятных таблеток. Такса смотрела на меня с нескрываемым сочувствием.

Мы вышли на третьем этаже и прошли в кабинет Херста. Из этого помещения он управлял своей империей когда отдыхал на Зачарованном Утесе. Отсюда шли прямые телефонные линии в редакции крупнейших газет страны. Здесь он знакомился с новостями на телетайпной ленте. Отсюда он раздавал приказы. Как только мы шагнули на ковер, заработала скрытая под потолком миниатюрная кинокамера. Раздался еле слышный щелчок. Это включился, спрятанный в каком-то ящике диктофон. Строжайшие меры безопасности образца 1933 года.

Это помещение понравилось мне больше остальных в этом доме. Конечно, кабинет был огромен – с расписанными на старинный испанский манер потолком и позолоченными канделябрами, – но деревянные панели, книги и ковры на стенах делали его даже уютным. На окне позади поблескивающего в свете канделябров необъятного письменного стола из красного дерева я увидел портрет Херста в полный рост. Хороший портрет, написанный, когда Херсту было лет тридцать пять. На нем Херст напоминал молодого императора, взирающего с непроницаемым видом на своих подданных. Сначала казалось, что изображенный на портрете человек и мухи не обидит, но потом под его взглядом становилось как-то не по себе.

– Очень похож, – сказал я.

– Его писал очень хороший художник, – ответил Херст. – Мой друг. Он безвременно скончался. Почему такое происходит?

– Почему люди умирают молодыми? – слегка заикаясь, переспросил я, мысленно выругав себя и приказав себе успокоиться: "Не дергайся! Перед тобой простой смертный! К тому же он уже сам завязал разговор на нужную тему!.."

Загадочно улыбнувшись, я покачал головой:

– Такова участь всех смертных, мистер Херст. Даже самых талантливых. Жаль, правда?

– Конечно, жаль, – ответил Херст, не сводя с меня глаз. – Об этом мы сейчас и поговорим. Не так ли, мистер Дэнхем? Прошу вас, садитесь…

Херст жестом указал мне не на стул у стола, а на удобное кресло и устроился напротив меня так, словно мы старые друзья и присели поболтать о пустяках. Собачка свернулась калачиком на коленях у Херста и вздохнула. В кабинете царил покой.

– Значит, вас послал Джордж Бернард Шоу, – сказал Херст.

– Не то чтобы послал, – ответил я, скрестив руки на груди. – Он просто упомянул, что вас может заинтересовать предложение моих хозяев.

Херст молча сверлил меня взглядом. Я откашлялся и продолжал:

– Он благоприятно о вас отзывался. То есть настолько, насколько мистер Шоу может благоприятно отзываться о людях. Кроме того, судя по тому, что я здесь, у вас и у основателей моей Компании, как мне кажется, много общего. Вы цените прекрасные произведения искусства. Вам невыносимо больно смотреть, как они гибнут по воле слепой случайности. Вы посвятили немало времени их спасению. Это говорит о вашей прозорливости. Современная наука не пугает вас своими возможностями. Вы лишены предрассудков. Будучи смертным, вы не пляшете под дудку ограниченных моралистов. Значит, вы весьма мужественны.

Мои слова, кажется, не польстили Херсту и не обрадовали его. Он слушал меня с непроницаемым лицом. О чем же он думает? Я продолжал, подражая героям Клода Рейнса [Рейнс Клод (1889-1967) – англо-американский актер, прославившийся ролями злодеев-интеллектуалов.]:

– Мы долго и пристально за вами наблюдали. Мы не делаем наших предложений кому попало… И все же я и теперь вынужден задать вам несколько вопросов.

Херст молча кивнул. Он что, язык проглотил?!

– То, что мы предлагаем, – продолжал я, – по зубам не каждому. Подумайте как следует, не устали ли вы от жизни? Может, вам иногда хочется уснуть навсегда?

– Не хочется, – ответил Херст. – Если бы я устал от жизни, я бы махнул на все рукой и умер. Мне не нужны сон и вечный покой, мистер Дэнхем. Наоборот, я хочу еще пожить. У меня уйма дел. Я не выношу праздности. Без дела я умираю от скуки.

– Допустим, – кивнул я. – Но надо подумать еще кое о чем. Не слишком ли изменился мир со времен вашей молодости? Взгляните на этот портрет. Когда его писали, вы были в расцвете лет. Ваше поколение было молодо. Мир принадлежал вам. Вы знали, по каким правилам играть, и ничто вас не пугало… Но ведь вы родились еще до того, как Линкольн выступил со своей речью в Геттисберге [Президент США Авраам Линкольн выступил со своей знаменитой краткой речью 19 ноября 1863 года в разгар Гражданской войны в США на открытии Национального кладбища в городе Геттисберге, штат Пенсильвания]. С тех пор мир очень изменился. Теперь игра идет по другим правилам, в моде иная музыка, а танцы больше напоминают физзарядку. Короли быстро вымирают, и власть переходит в руки беспринципных тиранов. Вас не пугает скорость, с которой стали разворачиваться события? Вам лишь семьдесят лет, но не чувствуете ли вы себя иногда динозавром? Живым ископаемым из предыдущей геологической эпохи?

– Нет! – решительно заявил Херст. – Мне нравится жить здесь и сейчас. Я люблю скорость и все новое. А в будущем мне, наверное, понравится еще больше. Кроме того, что бы там ни говорили циники, история показывает, что человечество меняется к лучшему. Грядущие поколения будут лучше нас, как бы нас ни пугали разные новомодные увлечения. Да и что такое мода? Что мне до музыки, которую слушает теперь молодежь?! Повзрослев, наши дети будут сильнее и умнее нас. Они смогут учиться на наших ошибках. Я бы хотел увидеть, как они прочно встанут на ноги.

Я кивнул, и некоторое время царило молчание. Наконец я снова заговорил:

– Не забывайте и о сердечных делах, – предупредил я Херста. – Если у человека есть люди, к которым он привязан, то чем дольше он живет, тем больше вероятность, что с ними может случиться нечто такое, от чего ему будет очень и очень больно. Подумайте об этом как следует, мистер Херст!

Медленно кивнув, Херст наконец опустил глаза.

– Это было бы особенно тяжело для человека с прочными семейными связями, – сказал он. – У каждого человека должны быть такие связи. Но многое в мире происходит не так, как надо бы, мистер Дэнхем, – хоть я и не знаю почему…

Что он имеет в виду? Может быть, ему хочется более близких отношений с сыновьями?.. Задавая себе эти вопросы, я напустил на себя понимающий вид.

– А что до любви, – немного помолчав, продолжал Херст. – То есть вещи, с которыми приходится смириться. Это неизбежно. Любовь и боль шагают рука об руку.

Может, Херст сожалеет о том, почему Марион не желает ради него бросить пить?

– Любовь невечна, и от этого тоже бывает больно, – заметил я, и Херст снова поднял на меня глаза.

– Слишком долгая любовь тоже причиняет боль, – сообщил он мне. – Но, уверяю вас, я умею терпеть.

Что ж, Херст правильно ответил на все вопросы, и я поймал себя на том, что поднял руку, чтобы погладить себя по бороде, которой раньше щеголял.

– Трезвый взгляд на вещи, мистер Херст, – сказал я. – Теперь давайте обсудим условия.

– Сколько вы мне еще дадите? – тут же взял быка за рога Херст.

– Двадцать лет, – ответил я. – Плюс-минус год или два. Какой огонь вспыхнул в глазах Уильяма Рэндольфа Херста!

А я-то чуть не забыл, с кем имею дело.

– Двадцать лет?! – презрительно фыркнул он. – Мне же только семьдесят. У меня был дед, который прожил до девяносто семи! Да я и без вас проживу еще двадцать лет!

– С таким сердцем, как у вас, не проживете. И вы это прекрасно знаете, – парировал я.

Херст поморщился и нехотя кивнул:

– Ну ладно. Двадцать так двадцать… Если вы на большее не способны! Что вы хотите взамен, мистер Дэнхем?

– Две вещи, – ответил я, подняв два пальца. – Компания хочет, чтобы вы предоставили ей право время от времени хранить кое-что в вашем замке. Ему ничего не будет угрожать. Речь идет не о контрабанде, а о книгах, картинах и других произведениях искусства, которые могут погибнуть, если будут храниться в менее защищенном месте. В известном смысле мы просто будем пополнять ваше собрание.

– Значит, моему дому не суждено погибнуть? – с мрачным удовлетворением на лице спросил Херст.

– Да, – ответил я. – Это творение ваших рук значительно вас переживет.

Услышав это, Херст осторожно опустил собачку на пол, встал и ушел в другой конец кабинета. Когда он наконец вернулся, на его губах играла едва заметная улыбка.

– Ну хорошо, мистер Дэнхем, – сказал он. – А что вы еще хотите? Что-нибудь невыполнимое?

– Вы должны внести в ваше завещание кое-какие новые пункты, – сказал я. – Тайно предоставить моей Компании право распоряжаться некоторыми из ваших активов. Немногими, но совершенно определенными.

Услышав это, Херст так свирепо усмехнулся, что я невольно задрожал. У меня покрылся испариной лоб, взмокла рубашка под мышками.

– Эта ваша Компания, кажется, считает меня полным дураком? – по-прежнему улыбаясь, спросил Херст.

– Вы повели бы себя, как дурак, если бы согласились на ее предложение, не задавая никаких вопросов, – улыбнулся я в ответ, с трудом подавив желание броситься наутек. – Компании не нужны ваши деньги, мистер Херст. Вы можете оставить все вашей жене и детям. Завещайте Марион сколько хотите. Пусть она ни в чем не нуждается. Условия Компании никоим образом не ущемят интересы ваших наследников. Вы должны понимать, что речь идет о том, что принесет реальную выгоду лишь через пару сотен лет. Сейчас, в 1933 году, это может казаться сущим пустяком, но в далеком будущем это станет бесценным. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Скорее всего, да, – сказал Херст и, поддернув брюки, уселся в кресло. Такса прыгнула ему на колени.

Радуясь тому, что Херст перестал сверлить меня взглядом, я поспешно продолжал:

– Мы покажем вам проект изменений в вашем завещании, но вам не следует знакомить с ним юристов…

– Это я понимаю, – сказал Херст, махнув здоровенной рукой. – Я пока сам в состоянии разобраться, грамотно ли составлен контракт, и ничего никому не стану показывать. Но давайте уточним одну вещь, мистер Дэнхем! Вы только что дали мне понять, что среди моих активов есть кое-что такое, что в один прекрасный день очень понадобится вашей компании. Вам не кажется, что было бы логично, если бы я теперь поднял цену? А еще мне хотелось бы побольше узнать о ваших хозяевах. Мне нужны доказательства того, что вы, да и мистер Шоу, если уж на то пошло, говорите правду.

Я и не сомневался в том, что мы очень скоро придем к этому.

– Разумеется, мистер Херст! – воскликнул я. – Все необходимые доказательства у меня с собой.

– Ну вот и отлично, – сказал Херст, взял телефонную трубку и распорядился: – Анна! Прикажите прислать в кабинет два кофе. Что?.. Вам со сливками или с сахаром? – спросил он меня.

– И со сливками, и с сахаром.

– Со сливками и с сахаром, – сказал Херст в телефонную трубку. – И соедините меня с Джеромом.

– Джером? – произнес он после короткой паузы. – Принесите черный чемодан, который лежит под кроватью у мистера Дэнхема.

Я вытаращил глаза на Херста.

– Но ведь ваши доказательства в этом чемодане? – спросил он. – Я не ошибся?

– Нет.

– Вот и отлично! – Херст откинулся на спинку кресла. Собачка подставила ему голову, чтобы он ее погладил. Херст с любовью посмотрел на таксу и стал чесать ей между ушей. Я тоже откинулся в кресле, почувствовав, что рубашка насквозь промокла у меня на спине.

Слава Богу, пот хоть не течет ручьями у меня по лицу!

– А вы простой смертный, мистер Дэнхем? – негромко спросил меня Херст.

Теперь пот потек у меня по лицу.

– Никак нет, – ответил я. – Я был смертным лишь в раннем детстве.

– Вот как? А когда же вы родились?

– Около двадцати тысяч лет назад, – ответил я, и Херст вновь вперил в меня свой убийственный взгляд.

– Ну да? Такой коротышка, и двадцать тысяч лет?

Неужели метр шестьдесят пять действительно "коротышка"?!

– В мое время все люди были такого роста, – стал объяснять я. – Наверное, плохое питание.

Херст кивнул, помолчал и сказал:

– Значит, перед вашими глазами прошла вся история человечества?

– Так точно.

– Вы видели, как строят египетские пирамиды?

– Да, видел… – отвечая, я молил Бога, чтобы Херст не спросил, как именно их строили, потому что он все равно не поверил бы мне.

– Вы видели Троянскую войну?

– Да, хотя все было и не совсем так, как писал Гомер.

– А библейские предания? Это правда? Вы видели Иисуса Христа? – сверкая глазами, спросил меня Херст.

– Видите ли, – разведя руками, сказал я. – Я не встречался лично с Иисусом Христом, потому что в то время работал в Риме. В Иудее я впервые оказался намного позже, во время Крестовых походов. Что же до библейских преданий, некоторые из них – правда, другие – нет. И к тому же все зависит от того, что именно считать правдой.

Не выдержав, я вытащил носовой платок и промокнул им вспотевший лоб.

– А как вообще насчет религиозных догм? – подавшись вперед, спросил Херст. – Наши души бессмертны? Есть ад? А рай?

– К сожалению, мне там не привелось побывать, – покачал головой я. – Разрешите напомнить вам о том, что я бессмертен.

– А ваши хозяева что, ничего об этом не знают?

– Если даже и знают, – с извиняющимся видом начал объяснять я, – они ничего не говорили мне об этом. Они вообще далеко не все рассказывают своим служащим.

Херст поджал губы, но у меня сложилось впечатление, что – в общем и целом – он удовлетворен. Я обмяк в кресле, как выжатая губка. А я-то мнил себя коварным Мефистофелем!.. С другой стороны, Херст любит быть хозяином положения. Может, быть, в этой роли он будет сговорчивее.

Нам принесли кофе. Херст налил себе полчашки и долил доверху сливок. Я добавил в кофе сливок и положил в чашку четыре кусочка сахара.

– Вы любите сладкое, – заметил Херст, пригубив свой кофе. – Но чему тут удивляться! Наверное, первые пять тысяч лет жизни вы вообще не пробовали сахара.

– Не пробовал, – подтвердил я, сделал глоток и отставил чашку остывать. – Нас, детей неолита, не угощали конфетами.

В дверь негромко постучали. Вошел Джером с моим чемоданом.

– Спасибо, – сказал я, когда он поставил чемодан между нами.

– Всегда к вашим услугам, – торжественным тоном ответил Джером и удалился, оставив меня в обществе Херста и таксы, смотревших на меня с вопросительным видом.

Я перевел дух, набрал код и открыл чемодан. При этом я чувствовал себя, как коммивояжер, каковым я, в известном смысле, сейчас и являлся.

– Вот! – сказал я, извлекая из чемодана флакончик из серебристого металла. – Это бесплатный образец. – Отведайте, и снова почувствуете себя сорокалетним мужчиной. Действие продлится сутки, но этого будет достаточно. Вы убедитесь в том, что мы легко можем продлить вам жизнь на двадцать лет.

– Значит, вы дадите мне эликсир? – спросил Херст, отпив немного кофе.

– Не совсем, – не слишком кривя душой, ответил я; помимо всего прочего мне предстояло осуществить криптохирургическую операцию на сердце Херста, чтобы временно привести его в порядок, но мы обычно не рассказываем клиентам о таких вещах. – А вот это вам, наверное, покажется более убедительным.

Я извлек портативный компьютер и поставил его на стол.

– Тысячу лет назад я сказал бы сидящему на вашем месте императору, что это – волшебное зеркало, а теперь… Вы знаете, что сейчас в Англии работают над созданием так называемого телевидения?

– Знаю, – ответил Херст.

– Это приспособление – результат двухсотлетнего развития телевидения, – начал объяснять я. – Я не могу принять у вас никаких телепередач, потому что их пока просто нет в эфире. Но я могу воспроизвести для вас несколько программ в записи.

С этими словами я достал из черного конвертика маленький золотой диск, вставил его в отверстие на передней панели и включил воспроизведение.

На столе у Херста тут же загорелся голубой экран. Из крошечных репродукторов послышалась музыка – фанфары, предваряющие вечерние новости 18 апреля 2106 года.

Ошеломленный Херст подался вперед и впился глазами в экран, на котором о чем-то оживленно повествовали привлекательного вида люди. Мелькали события: новые поселки шахтеров на Луне, бомбардировка Лондона террористами Лиги ольстерских мстителей, международные соглашения о новых ограничениях на использование искусственных комбинаций ДНК, протесты мексиканских рабочих против японских владельцев их автомобилестроительных заводов…

– Постойте-ка! – воскликнул Херст, подняв свою огромную руку. – Как остановить эту штуку?

Я остановил воспроизведение. На экране застыли мексиканские профсоюзные активисты, поджигавшие суши-бар.

– Значит, это и есть журналистика будущего? – спросил Херст, не отрывая глаз от экрана.

– Да. Никаких газет. Только передачи по каналам так называемой компьютерной сети, – стал объяснять я, опасаясь, что все это будет шоком для старика, посвятившего всю жизнь журналистике.

– Но ведь это крайне поверхностно! – воскликнул Херст, вперив в меня испытующий взгляд. – Что мы, собственно, узнали? Два-три слова о каждом сюжете и одна картинка! Да из любого нашего киножурнала вы узнаете сегодня в сто раз больше!

Выходит, шахтерские поселения на Луне совершенно его не поразили!..

– Конечно, это немного, – согласился я. – Но видите ли, мистер Херст, в двадцать втором веке среднему зрителю больше и не надо будет. Краткие, простые и понятные новости, – и все. У большинства населения не будет ни времени, ни желания вникать в суть происходящего.

– Можно мне еще раз посмотреть?

Я включил запись с начала. Херст впился глазами в экран. Мне стало его немного жаль. Что он может понять в этом хаосе звуков и стремительно меняющихся изображений?..

Херст, нахмурившись, досмотрел примерно до того же места, что и в первый раз, и жестом приказал мне остановить запись. Я повиновался.