Текст книги "Добро пожаловать на Олимп, мистер Херст"

Автор книги: Кейдж Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Кейдж Бейкер
Добро пожаловать на Олимп, мистер Херст

Начало фильма: 1926 год

– Дубль десять! – крикнул режиссер и, опустив мегафон, развалился на стуле. Песок под стулом просел. Раздраженно крякнув, режиссер вытащил ножки стула из песка и уставился на коня, скакавшего по гребню песчаной дюны. Замотанный в бурнус всадник прильнул к шее скакуна, пряча лицо от мощного потока ветра, исходящего от вентилятора, гнавшего ветер.

– Хорошо! Пока хорошо! – приговаривал ассистент режиссера. Стоявший рядом в таком же бурнусе, как и всадник, Рудольф Валентино [Валентино Рудольф (1895-1926) – популярнейший американский киноактер; снимался в основном в романтических драмах и, в частности, в кинофильме "Сын шейха" (1926).] молча кивнул. Все впились глазами в коня. Все ближе и ближе… Еще немного, и сцена будет снята!

И тут оператор выругался. С моря налетел настоящий ветер, оторвал ветку у худосочной пальмы, воткнутой в песок в качестве декорации у шатра шейха, и швырнул ее прямо под копыта скакуна. Конь встал на дыбы и стал гарцевать на месте. Мужественно продержавшись у него на спине пару секунд, всадник вылетел из седла, молотя руками и ногами, перевернулся в воздухе и воткнулся головой в песок.

– Черт! – зарычал режиссер. – Вырубайте ветер!

– Льюис, ты цел? – заорал помощник с хлопушкой. Всадник с трудом сел, отбросил за спину складки бурнуса и помахал рукой. – Мол, все в порядке…

– Дубль одиннадцать! – крикнул ассистент режиссера. – Приготовиться!

Всадник кое-как поднялся на ноги, успокоил фыркавшую лошадь, взял ее под уздцы и повел назад за дюны. Соленый морской ветер тут же стер следы на песке.

– Он так и будет дуть, – мрачно заявил Валентино, с отвращением теребя старившую его фальшивую бороду.

– А что, тут не водятся лошади, которым плевать на пальмовые ветки? – осведомился оператор.

– Одни клячи! – буркнул режиссер. – А мы выложили кучу денег за настоящего арабского скакуна… А в чем, собственно, дело? Кто-нибудь жалуется на ушибы? Я что-то не слышал!

– Я его вообще не вижу, – сказал ассистент режиссера, изучавший из-под ладони горизонт. – Что он там, умер, что ли?

Но в этот самый момент на дальней дюне появился вышедший на старт всадник.

– Сам ты умер! – хмыкнул режиссер. – Этот парень – не промах.

Глядя на всадника, режиссер поднес к губам мегафон. Помощник написал на хлопушке мелом номер дубля. – Хлоп!

– Ветер!.. Дубль одиннадцать!

Конь и всадник снова мчались против ветра навстречу закату по желтым, как львиная грива, дюнам. Камера жужжала. Всадник и конь исчезли в последней впадине между дюнами и… И…

Ассистент режиссера и оператор хором застонали.

Валентино поморщился.

– Я их не вижу, мистер Фицморис, – сказал помощник с хлопушкой.

– Куда они провалились?! – заорал режиссер. – Камера – стоп! И выключите проклятый вентилятор!

– Извините! – Это на вершине последней дюны показался Льюис. Он вел за повод нервно дергавшего головой коня. – Извините. Конь споткнулся.

– Конюхи! Джадаан упал! – не своим голосом завопил ассистент режиссера, и из лагеря на океанском пляже к съемочной площадке бросилось сразу пятеро конюхов. Оставив на их попечение коня, Льюис хромая подошел к режиссеру. Бурнус съехал Льюису на затылок. Ветер трепал его взмокшие от пота светлые волосы. На их фоне темный грим, – а точнее, то, что от него осталось после падений лицом на песок, – выглядел особенно нелепо. С полным ртом песка, отплевываясь и отлепляя фальшивую бороду, Льюис ослепительно улыбнулся.

– Если хотите, я сделаю еще один дубль, мистер Фицморис, – сказал Льюис.

– Не надо, – сказал Валентино. – Вы свернете себе шею, или погубите коня, или убьетесь оба.

– Ну ладно, – нерешительно проговорил режиссер. – Мы уже немало отсняли. Темнеет… Да и последний дубль, возможно, сгодится…

Льюис кивнул и пошел прочь по песку, стремясь поскорее освободиться от восточных одеяний. Внезапно Валентино шагнул вперед и положил ему руку на плечо. Льюис поднял на него глаза, смахивая песок с ресниц.

– Ты очень хорошо работаешь, друг мой, – сказал Валентино. – Но не садись больше на лошадь. Тебе и так уже досталось!

– Это точно. Но все равно интересно побыть несколько часов, так сказать, в шкуре Рудольфа Валентино, – ответил Льюис и невесть откуда достал авторучку. – А вы не дадите мне автограф, мистер Валентино?

– Конечно, – ответил Валентино, озираясь по сторонам в поисках бумаги.

Очередным жестом фокусника Льюис извлек из пустоты экземпляр сценария и протянул его Валентино.

– Так как тебя зовут?

– Льюис, мистер Валентино. Напишите вот здесь! – попросил Льюис, показав пальцем на пустое место под самым названием "Сын шейха", и, улыбаясь со сдерживаемым торжеством, смотрел, как Валентино пишет "Льюису, моему второму "я". Рудольф Валентино".

– Держи, – сказал Валентино, протягивая Льюису сценарий. – И не падай больше носом в песок. Договорились?

– Спасибо, мистер Валентино… Но не переживайте за меня, – ответил Льюис. – Падать – моя профессия.

Спрятав сценарий под одежду, Льюис побрел по песку к старому грузовику на берегу океана. Статисты и съемочная группа уже карабкались в кузов. Водитель поспешно заводил двигатель ручкой. Ему совсем не хотелось снова застрять в мокром песке во время прилива. – Пора было возвращаться в Писмо-Бич.

Глядя, как Льюис идет к грузовику, Валентино сокрушенно покачал головой.

– Брось, Руди! – сказал режиссер, вытряхивая песок из мегафона. – Кажется, что его соплей перешибешь, но с ним еще ни разу ничего не случилось. Ни разу!

– Вечно так продолжаться не может, – криво усмехнувшись, сказал Валентино. – Удача, как песок. Она сыплется сквозь пальцы, – добавил он, глядя на длинные тени дюн на закате. – А этот Льюис похож на человека, которому суждено умереть молодым…

Вряд ли Рудольф Валентино стал бы так говорить, знай он, что ему самому оставалось жить меньше года, а Льюису в этот день исполнилось тысяча восемьсот двадцать пять лет, хотя тот и не праздновал дня рождения. У бессмертных это не принято.

Семь лет спустя: 1933 год

– Смотри, уже Писмо-Бич! – воскликнул Льюис и чуть не выпал из машины, стараясь получше разглядеть городишко, со стоявший всего-навсего из гостиницы и множества лотков, с которых торговали моллюсками. – Давай полакомимся, Джозеф!

– Ты что, не объелся ими, пока снимался в "Сыне шейха"? – буркнул я и полез в карман за очередной мятной таблеткой от изжоги. Есть мне совсем не хотелось. Обычно я неприхотлив (и даже неразборчив) в еде, но на этой работе черт те что стало твориться даже с моим железным желудком.

– Конечно, объелся, – признался Льюис и поднялся на ноги, ухватившись за ветровое стекло нашего "форда-А"; встречный ветер растрепал ему волосы. – Но давай хоть выпьем за упокой души бедного Руди.

– Хочешь выпить – пей! – сказал я, протягивая Льюису фляжку. – Нам надо спешить в гости к Уильяму Рэндольфу Херсту [Херст Рэндольф Уильям (1863-1951) – американский медиа-магнат].

Льюис сел на место, хлебнул теплого джина и скривился.

– Ave atque vale – здравствуй и прощай, дружище! – сказал он, обращаясь к призраку Валентино. – А чего ты так психуешь? – спросил он тут же у меня.

– Ничего я не психую, – усмехнувшись, ответил я Льюису. – Чего мне психовать? Мы ведь просто-напросто едем к одному из самых влиятельных богачей на свете.

– Да уж, – пробормотал Льюис, отхлебнул еще джина и снова поморщился. – Слава Богу, недолго осталось нам пить эту мерзкую контрабанду. "Прощай сухой закон!" – скоро скажем мы… А что до сильных мира сего, так ты наверняка видал людей и покруче. Ты же служил у одного византийского императора!

– Не у одного, а у трех или четырех, – поправил я Льюиса. – Но уверяю тебя – в руках Уильяма Рэндольфа Херста сосредоточено гораздо больше власти, чем у любого из них. На его фоне они просто бургомистры. Сейчас вообще все по-другому. Ты же не думаешь, что этот самодовольный коротышка Наполеон смог бы создать в наше время свою империю? А прибрал бы Гитлер к рукам всю власть, если бы о нем не трубили все газеты? Теперь, сынок, правят те, в чьих руках средства массовой информации!

– Но ведь Херст – простой смертный, – сказал Льюис. – Мысли шире! Мы просто едем за город к одному богачу, где весело проведем выходные в приятном обществе. Мы будем гулять в парке, любоваться природой, купаться, кататься на лошадях, играть в теннис… Нас будут кормить и поить – надеюсь, – приличными напитками…

– Размечтался! – хмыкнул я. – Херст терпеть не может забулдыг.

– А Компания поручила нам всего лишь оставить у Херста вот это, – как ни в чем не бывало продолжал Льюис, похлопывая по чемоданчику, в котором лежал сценарий с автографом Валентино. – Своего рода запоздалый подарок ко дню рождения нашему радушному хозяину…

– Это от тебя больше ничего не требуется, – сказал я. – А мне предстоит непростой разговор с "нашим радушным хозяином".

– Это – да, – пожав плечами, согласился Льюис. – Но тебе же будет с ним проще, чем с фараоном, о котором ты мне на днях рассказывал. Здесь-то нас точно не посадят на кол…

Я неопределенно хмыкнул. Мне трудно было объяснить Льюису, почему я так нервничаю на этом задании. Возможно, я и сам этого не понимал. Видите ли, я часто лукавлю сам с собой. Эта привычка выработалась у меня тринадцать тысяч лет назад, и теперь мне от нее не избавиться, как от манеры жевать мятные таблетки, якобы помогающие от изжоги.

У нас, бессмертных, свои безобидные чудачества…

Мой "форд-А" ехал вдоль побережья. Вскоре мы миновали захолустный городишко Сан-Луис-Обиспо, где почетные гости Херста пересаживались из его персонального железнодорожного вагона в лимузины, присланные за ними из его "скромного загородного дома". Потомки назовут это поместье Замком Херста, а пока оно было известно просто как Ранчо, хотя лица, склонные к романтике, именовали его La Cuesta Encantada – Зачарованный Утес…

А вы там еще не бывали? Как жаль!.. Ну что ж. Представьте, что в вашем распоряжении оказался величественный холм с прекрасным видом на горы и океан. Вы решили построить там дом, и у вас откуда-то появились средства, позволяющие воплотить в жизнь ваши самые безумные мечты, а по окончании строительства вам прислали целый поезд антиквариата для интерьеров…

Ну что? Прельщает такая перспектива? А что бы вы стали делать, обставив ваш сказочный дом? Окажись вы на месте Уильяма Рэндольфа Херста, вы наверняка наприглашали бы гостей, чтобы им похвастаться. И не простых гостей! Вам хватило бы денег, чтобы заманить к себе лучшие умы вашего времени: художников и мыслителей. К вам приехали бы и Альберт Эйнштейн и Ирвинг Тальберг [Тальберг Ирвинг (1899-1936) – известный американский кинопродюсер, сотрудничал со студией "МГМ".], Олдос Хаксли [Хаксли Олдос (1894-1963) – известный английский писатель.] и Бернард Шоу. А если бы у вас была любовница-киноактриса, она позвала бы к вам своих друзей: Кларка Гейбла [Гейбл Кларк (1901-1960) – популярный американский киноактер.] с Кэрол Ломбард [Ломбард Кэрол (1908-1942) – американская киноактриса, третья жена Кларка Гейбла.], Бетт Дэвис [Дэвис Бетт (1908-1989) – американская киноактриса.], Мэри Дресслер [Дресслер Мэри (1869-1934) – американо-канадская комедийная киноактриса.], Бастера Китона [Китон Бастер (1895-1966) – популярнейший американский комедийный киноактер.], Харпо Маркса [Маркс Харпо (1988-1964) – американский комик.] и Чарли Чаплина.

Иногда в ваш дом попадала бы и мелкая сошка вроде нас с Льюисом. Дело в том, что я оказал Марион Дэвис [Дэвис Марион (1897-1961) – американская киноактриса, возлюбленная Уильяма Рэндольфа Херста.] одну услугу и попросил ее раздобыть нам в знак признательности приглашение к Херсту. За нами не прислали персональный железнодорожный вагон. Нам пришлось проделать весь путь из Голливуда своим ходом, хотя, знай Херст, кто мы на самом деле такие, он наверняка не пожалел бы для нас каравана лимузинов. Однако Компания, на которую мы работаем, не афиширует личность своих сотрудников, да и мы сами ничем не напоминаем бессмертных гонцов всемогущей Компании XXIV века. У меня совсем заурядная внешность, смуглая кожа и, признаться, небольшой рост. Льюис, конечно, может похвастаться привлекательной наружностью, но и он не Геракл. Наша Компания всегда следит за тем, чтобы ее сотрудники внешне походили на смертных. Поэтому в Сан-Луис-Обиспо, Морро-Бей и Каюкосе никто и краем глаза не взглянул на двух бессмертных, промчавшихся по дороге на новехоньком "форде".

Итак, мы миновали эти затерянные на океанском побережье городки, преодолели немало километров по открытой всем ветрам дороге на вершинах холмов и налюбовались всласть потрясающими калифорнийскими пейзажами. То есть это Льюис любовался, непрерывно восхищаясь дикими цветами и кипарисами, а я просто жевал мятные таблетки и рулил. До дома Херста оставалось еще семнадцать миль, а мы уже ехали по его земле.

Наконец мы заметили, что на отдаленной зеленой вершине холма что-то белеет: две высокие башни. Совсем как в средне вековой Испании, Франции или Италии. Льюис, кажется, тоже об этом подумал, потому что он пихнул меня в бок и рассмеялся.

– Такое впечатление, словно мы подъезжаем к средневековому городу! Вон – замок. Через полчаса я буду отвешивать поклоны виконту или архиепископу и гадать, хватит ли мне запасных струн для лютни!

– А я буду прикидывать, хватит ли мне золота, чтобы подкупить герцога, – сказал я и кинул в рот очередную таблетку.

– Да, нелегко работать оператором нашей Компании! – сочувственно сказал Льюис, а я молча кивнул.

Ощущение странствий во времени и пространстве еще больше усилилось от того, что на зеленых лугах вдоль дороги стали попадаться стада не то зебр, не то яков, не то жирафов. Теперь мы не удивились бы, увидев над головой птеродактиля с антилопой в клюве. Даже Льюис замолчал и хлебнул для храбрости еще джина.

Не успел он спрятать фляжку, как мы повернули направо по узкой дорожке с небольшим указателем "Ранчо Херста". Скоро мы остановились у закрытых ворот. Из будки с вопросительным видом высунулся какой-то смертный.

– Мы гости мистера Херста! – крикнул я, напустив на себя вид завсегдатая Зачарованного Утеса.

– Имена.

– Джозеф Дэнхем и Льюис Кенсингтон! – хором воскликнули мы.

Сторож полистал журнал и открыл ворота.

– Скорость пять миль в час, – сказал он. – Уступайте дорогу животным.

– Мы приехали! – Льюис восторженно пихнул меня в бок. Я буркнул ему в ответ нечто неопределенное, нажал на газ и пересек воображаемый порог с таким волнением, словно взошел на подвесной мост перед очередным баронским замком.

Мы нервничали все больше и больше, потому что ехать пришлось пять миль в гору по очень извилистой дороге, непрерывно останавливаясь возле ворот в оградах, разделявших вольеры разных животных. Льюис вылезал из машины и открывал ворота, стараясь не наступить на оставленные буйволами лепешки и прочие сомнительного вида кучи. При этом возле третьих ворот его чуть не заклевал страус. Наконец мы оказались в аллее апельсиновых деревьев и цветущих олеандров.

– Совсем, как на юге Франции, – заметил Льюис.

– Это точно, – пробормотал я.

Перед нами беззвучно распахнулись массивные чугунные ворота, и мы подъехали к Главной лестнице.

Нам навстречу выбежала ватага заурядного вида слуг в униформе. Они тут же похватали наши чемоданы и через секунду уже неслись с ними прочь.

Я подавил желание заорать: "Положи на место!" и повернулся к Льюису, который уже раскланивался с внушительного вида дамой, появившейся из-за какой-то статуи. В наш "форд" залез молодой лакей и укатил на стоянку.

– Я – домоправительница мистера Херста, – говорила дама. – Я покажу вам ваши комнаты. Следуйте, пожалуйста, за мной. Вы будете жить в Casa del Sol – Солнечном Доме…

– Как это мило! – защебетал Льюис.

Я шел за ним по широченной лестнице и бескрайней террасе, пока Льюис оживленно болтал с дамой. По левую руку от меня был бассейн, выложенный римской мозаикой. Такого огромного бассейна я не видел и в самом Риме. А я работал там как-никак двести лет! Статуи нимф, наяд и прочих морских божеств явно были современной работы или копиями музейных экспонатов. Выходит, Херст вывез еще не весь Рим, чтобы украсить его древностями свой загородный бассейн… Ну ничего, у него еще все впереди…

Выше по склону холма возник первый из "домиков для гостей". Мы разглядывали его, задрав головы. Этого помещения вполне хватило бы для какого-нибудь мелкого монарха с полной свитой придворных.

– Очаровательно! – воскликнул Льюис. – Почти в античном стиле!

– Да, сэр, – сказала домоправительница и направилась вверх по очередной лестнице. – Вы ведь впервые у нас, джентльмены?

– Ну да, – пробормотал я.

– Мистер Херст желает, чтобы вам у нас понравилось. Его служащие выполнят любое ваше желание, – отчеканила домоправительница, приглашая нас пройти во двор за домом. У дверей стоял филиппинец в ливрее. Увидев нас, он отвесил поклон.

– Это Джером, – представила его домоправительница. – Он будет вас обслуживать. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните ему по телефону, и он тут же явится.

Отперев дверь, она посторонилась, пропуская нас внутрь. Джером тем временем молча исчез за служебной дверью.

Вытаращив глаза, мы принялись разглядывать антиквариат. Льюис восхищенно присвистывал и щелкал языком, а домоправительница продолжала:

– Как вы видите, мистер Херст обставил эти помещения произведениями искусства из своего собрания, но находящаяся за этой дверью ванная комната оснащена всеми самыми современными удобствами, включая душевые кабины.

– Как это мило! – воскликнул Льюис и беззвучно прорычал, обращаясь ко мне: "Что ты молчишь, как пень?!"

– Здорово! – сказал я и беззвучно сообщил Льюису: "Я нервничаю еще больше, чем раньше!"

– Благодарю вас, джентльмены! – просияла домоправительница. – Ваш багаж уже в ваших спальнях. Сейчас Джером распаковывает ваши чемоданы.

– Распаковывает?! Шикарно! – сказал я. – А где моя комната? Может, покажете?

– Сию секунду, мистер Дэнхем, – слегка прищурившись, сказала домоправительница. Она провела нас под аркой, явно извлеченной из какой-то испанской епископской резиденции XVI века, и я увидел Джерома, раскладывающего на постели содержимое моего дешевого коричневого чемодана. Мой черный чемодан стоял на полу в закрытом виде.

– Если вы соблаговолите отпереть этот чемодан, сэр, – сказал Джером, – я его тоже распакую.

– Не стоит, – сказал я и запихнул черный чемодан под кровать. – Я сам с ним разберусь. Попозже…

Воцарилась неловкая тишина. Джером с домоправительницей переглянулись. Льюис тяжело вздохнул, а я почувствовал, что без очередной мятной таблетки мне сейчас придет конец.

Домоправительница откашлялась.

– Надеюсь, вам по душе эти покои, мистер Дэнхем, – сказала она.

– Шикарно, – повторил я.

– У меня наверняка такая же роскошь! – подхватил Льюис, и Джером проследовал распаковывать его чемодан.

– Ну что ж, – вновь откашлялась домоправительница. – Мистер Херст приглашает вас на коктейль с остальными гостями. Напитки подадут в семь часов в Парадном зале, находящемся в Главном здании по другую сторону двора. Сам мистер Херст присоединится к гостям в восемь. В девять будет подан ужин. После ужина мистер Херст приглашает гостей проследовать с ним в зрительный зал, где будет показан кинофильм. После кинофильма мистер Херст удалится к себе в кабинет, а его гости могут разойтись в свои покои или отдохнуть в библиотеке. Алкогольные напитки подают только в Главном здании, но сэндвичи и другого рода закуски можно затребовать по телефону на кухне в любое время, – добавила домоправительница, сверля меня взглядом.

"Она думает, что у тебя в черном чемодане спиртное!" – беззвучно передал мне Льюис.

"Заткнись!" – Я расправил плечи и уставился на домоправительницу честными глазами.

Все знали, что в гостях у Херста нельзя пить по одиночке в комнатах, а спать вместе могут только женатые пары. Впрочем, второе правило явно не распространялось на хозяина поместья, не связанного с Марион узами законного брака.

Домоправительница дала нам еще несколько ценных советов, объяснив, как найти зверинец, теннисный корт и конюшни. Затем она удалилась, а мы с Льюисом пошли в сад – прохлаждаться между статуй.

– По-моему, мы произвели не очень хорошее впечатление, – пробормотал Льюис.

– Мягко говоря, – ответил я, сунув руки в карманы.

– Ничего! – ослепительно улыбнулся мне Льюис. – Первое впечатление обманчиво! Как только ты все покажешь…

– Эй! Джо! Ребята! Вы уже приехали! – раздался чей-то звонкий голос у нас над головами.

Мы повернулись и впервые узрели во всей красе величественное Главное здание. Оно напоминало огромный испанский собор, но явно было освящено в честь каких-то языческих богов, потому что из окна третьего этажа высовывалась махавшая нам рукой Марион Дэвис.

– Да! Привет! – крикнул я.

Льюис во все глаза смотрел на Марион. Она, кажется, была одета только в полупрозрачную ночную рубашку. Может, на ней еще что-нибудь было, но на таком расстоянии это было не видно.

– А это твой друг? Какой симпатичный! – крикнула Марион. – Похож на Фредди Марча [Марч Фредрих (1897-1975) – американский актер.].

– Я его дублирую! – крикнул покрасневший Льюис и глупо захихикал.

– Чего?!

– Я его дублирую. Я каскадер!

– Понятно!.. – ответила Марион. – Хотите имбирного эля? А то до вечера тут ни-ни!

С этими словами она скорчила смешную физиономию и поднесла руку ко рту, словно что-то пила из горлышка бутылки.

– Да! Хочу! – заорал Льюис.

– Я скажу, чтобы вам принесли! – ответила Марион и исчезла.

У следующей статуи мы повернули налево и оказались во дворе перед домом. Двор был в несколько раз больше любой городской площади. Он вместил бы толпу возмущенного народа из "Ромео и Джульетты" и атакующий ее рысью эскадрон веронской конной полиции. Однако в настоящее время его украшали только фонтан и несколько плетеных кресел. В одном из них сидела Грета Гарбо [Гарбо Грета (1905-1990) – легендарная голливудская актриса шведского происхождения.] и угрюмо чистила апельсин.

– Здравствуй, Грета! – сказал я, гадая, помнит ли она меня.

Грета Гарбо, насупившись, зыркнула глазами и, не говоря ни слова, продолжала чистить апельсин. А ведь она меня точно узнала!

Мы с Льюисом уселись на почтительном расстоянии от нее. Рядом с нами словно из-под земли возник молодой слуга. У него на подносе стояли два стакана безалкогольного эля со льдом.

– Марион Дэвис сказала, что я симпатичный, – с довольным видом сказал Льюис и тут же нахмурился. – А это не помешает нам выполнить задание? Что, если ее слышал Херст? Она же орала во все горло.

– Не волнуйся. Ничего страшного не случится, – устало пробормотал я, потягивая ледяной имбирный эль. – Марион считает, что почти все мужчины на свете симпатичные, и никогда не стесняется орать об этом.

Некоторое время мы грелись на солнышке. Лед у нас в стаканах начал таять. Грета Гарбо жевала апельсин. Заспанные голуби тихо ворковали на часовой башне, а я думал о том, что скажу Уильяму Рэндольфу Херсту.

Скоро стали подходить остальные гости. Грета Гарбо не обращала ни малейшего внимания и на них. Кларк Гейбл сел на бортик фонтана и заговорил со светловолосым молодым человеком со студии "Парамаунт" о лошадиных бегах. Пришел один из пяти сыновей Херста со своей девушкой и попытался познакомить ее с Гретой Гарбо, которая в ответ лишь буркнула что-то нечленораздельное. Наконец сын Херста махнул на нее рукой, и они с подругой пошли купаться в римском бассейне. Чарли и Лоренс, которых Марион знала еще по немому кино, завязали оживленный разговор о древнегреческой мифологии. У обоих был довольно потрепанный вид. Судя по всему, они давно сидели без работы.

Я разглядывал огромный дом и прикидывал, где сейчас Херст и что он делает. Покупает за миллион долларов очередную газету? Растолковывает сенаторам и конгрессменам, как они должны голосовать? Выписывает чек на приобретение оптом книг какой-нибудь средневековой библиотеки? В основном Херст занимался именно этим. Потому-то им и заинтересовалась Компания.

От этих глубоких мыслей меня отвлекло появление Констанс Толмедж [Толмедж Констанс (1897-1973) – американская киноактриса, снявшаяся в знаменитом немом фильме режиссера Давида Уорка Гриффита "Нетерпимость" (1916).]. Ей уже было под сорок, но она так же звонко смеялась и летала по двору, как и тогда, когда играла юную девушку с Гор в "Нетерпимости". При этом и ее бруклинский акцент сохранился. Она тут же подбежала к Льюису, которого давно знала, и они стали оживленно обсуждать общих знакомых. Вскоре распахнулись высокие двери, и из Главного здания появилась – нет, не процессия священнослужителей с крестами, – а Марион Дэвис в вечернем платье.

– Здравствуйте, друзья! – крикнула она поверх струй фонтана. – Извините, что заставила вас ждать, но пришлось обслужить хозяина первым!

Собравшиеся неуверенно захихикали, а здание за спиной у Марион, как мне показалось, нервно дернулось. Впрочем, Марион Дэвис, кажется, было все равно. Она подошла к гостям и стала тепло здороваться со всеми… Или почти со всеми. Грета Гарбо вроде бы не удостоила ни слова даже ее… Потом Марион пригласила всех пройти в дом.

– Кто у нас здесь впервые? – спросила она, когда мы вошли. – Джо, ты здесь вроде еще не бывал. И твой друг тоже.

– Смотрите! – воскликнула она, ткнув пальцем в мозаичный пол вестибюля. – Знаете, откуда это? Из самой Помпеи! На этом полу в ее последний день жарились люди!

Если Марион не врала, я лично знал некоторых из них. Веселее мне от этого не стало.

После солнечного двора обширный зал показался прохладным и сумрачным. Он был довольно удобен. Повсюду стояли современные диваны, мягкие кресла и маленькие пепельницы на бронзовых треножниках. Этот зал можно было бы даже назвать уютным, если бы он не тянулся почти милю в длину и не был увешан полотнами эпохи Возрождения. Одну из его стен украшал камин такого размера, что в нем поместился бы бык на вертеле. Потолок, терявшийся где-то в высоте, почти недоступной взгляду, кажется, опирался на дубовые балки. Здесь, как и в остальных помещениях, висели картины и стояли статуи, изображавшие Мадонну с Младенцем. Судя по всему, это был любимый сюжет Херста в изобразительном искусстве.

Некоторое время гости бесцельно слонялись по залу. Потом появились слуги со спиртными напитками, и перемещения гостей сразу стали гораздо целенаправленнее. Под снисходительным взором Мадонны мы бросились к подносам, как пираньи на оказавшуюся в реке антилопу.

Сразу стало веселее. Чарли сел за фортепиано и стал наигрывать популярные мелодии. Кларк Гейбл, Лоренс и молодой человек со студии "Парамаунт" нашли колоду карт и решили сразиться в покер. Остальными же гостями занималась Марион, следившая, чтобы каждому достался стакан с любимым напитком и никто не скучал.

Появился сын Херста со своей девушкой. У них были мокрые волосы. Откуда-то возникла пара чрезвычайно пронырливых на вид служащих Херста. Завидев Грету Гарбо, они тут же бросились к ней за автографами. Вошла высокая, худая и очень импозантная дама с двумя тявкающими собачонками на руках. Марион приветствовала ее с распростертыми объятиями. Дама оказалась писательницей. По одному из ее произведений решили снять фильм, и ее пригласили в Голливуд писать сценарий.

Я осматривал стены зала, пытаясь отыскать потайную дверь личного лифта Херста. Льюис мужественно отплясывал чарльстон с Конни Толмедж. Марион подвела к ним писательницу.

– А это Констанс Толмедж. Вы ее, конечно, видели в кино… А это… Как тебя зовут, красавец?

– Льюис Кенсингтон… – В этот момент музыка замолчала. Пианист раскуривал сигарету.

– Льюис! Точно! А вблизи ты еще симпатичнее, – сказала Марион, потрепав Льюиса по щеке. – Ты ведь тоже снимаешься в кино, красавчик?

– В некотором смысле, – потупился Льюис. – Я каскадер.

– Значит, ты по-настоящему работаешь. Не то что разные длинноногие блондинки, – сказала Марион, имея в виду саму себя, и первой захохотала своей шутке. – Конни, Льюис, это – Картиманда Брайс. Вы о ней, конечно, слышали. Она пишет невероятно увлекательные и жутко страшные романы!

Импозантная дама шагнула вперед. Две чихуахуа рванулись было, чтобы вцепиться Льюису в горло, но хозяйка крепко держала их.

– А эт-т-то ее собачки, – заикаясь промямлила отшатнувшаяся Марион.

– Это мои родные и близкие, – скривив губы в мрачной усмешке, заявила Картиманда Брайс. – Их души временно переселились в собачью плоть, дабы способствовать нашему духовному совершенствованию.

– Ох, ничего себе! – воскликнула Конни.

– Ого! – пискнула Марион.

– Это Лернейская Гидра, – заявила миссис Брайс, встряхнув лупоглазого монстра поменьше размером. – А это – Чучхе.

– Какое очаровательное имя! – выдавил из себя Льюис и протянул дрожащую руку, чтобы погладить Чучхе по крошечной лапке. Чучхе ощерилась и завизжала. Что поделать! Некоторые животные чувствуют, что мы – не простые смертные, и иногда из-за этого возникают осложнения.

Льюис отдернул руку.

– Извините! Наверное, ваша собачка не любит чужих.

– Дело не в этом! – Миссис Брайс сверлила Льюиса взглядом. – Чучхе вступила со мной в телепатический контакт. Она сочла, что вы – необычный человек, мистер Кенсингтон.

"Если шавка расскажет этой карге, что ты – бессмертный, значит, это не собака, а сущий дьявол!" – беззвучно передал я Льюису.

"Заткнись!" – беззвучно прошипел Льюис.

– Неужели? – сказал он вслух. – Как интересно!

Тем временем миссис Брайс закатила глаза и нахмурилась. Она наверняка внимала на телепатическом уровне своей карликовой дворняге. Последовало неловкое молчание. Наконец Марион повернулась к Льюису и сказала:

– Значит, ты дублируешь Фредди Марча! Ну и как?

– Как обычно. Падаю за него. На меня настраивают прожектора, а потом я болтаюсь за него на люстрах, – ответил Льюис, а Чарли заиграл мелодию "Я – арабский шейх".

– Я помню, что он дублировал и Валентино, – сказала Конни.

– Ну да? – воскликнула Марион и обернулась к Льюису с живым интересом. – Бедный, бедный Руди!

– А мне всегда говорили, что Валентино – педик! – фыркнул молодой человек со студии "Парамаунт".

Марион нахмурилась.

– К твоему сведению, Джек, – сказала она ему, – Руди Валентино был настоящим мужчиной. И благородным к тому же. Не бегал за каждой юбкой!

– Кое-кто мог бы брать с него пример, – поддержала Марион Конни с презрительной усмешкой, которой отшивала на экране своих женихов в фильме "Нетерпимость".

– Но так же говорят! – стал оправдываться молодой человек со студии "Парамаунт".

– Другие пусть говорят что хотят, – сказал Кларк Гейбл, поднимая голову от карт. – А ты помни, что о покойниках говорят только хорошо или вообще ничего… Ты будешь играть или нет?