Текст книги "Извращенный Найт-Крик (ЛП)"

Автор книги: Кей Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Этот город токсичен. Он испорчен, он извращен, и я не хочу быть частью этого.

ИДЕН ГРЕЙДИ

ПРОЛОГ

Потеряна.

Один

ТОБИАС

Звук поворачивающегося замка в двери эхом отдается вокруг меня, заставляя мои глаза моргнуть, но моей реакции все еще недостаточно, потому что кто-то тянет меня сзади за рубашку, прежде чем я успеваю что-либо разглядеть. Свет все еще не горит, так что, должно быть, раннее утро. Что за черт?

– Просыпайся, маленький засранец, – рычит охранник, опуская мои ноги на пол рядом с кроватью, пока я смотрю на взрослого мужчину, его рука все еще сжимает мою футболку у горла. Гребаная колония для несовершеннолетних и эти гребаные охранники. Все они приспешники моего отца. Хотя я не слишком знаком с этим парнем.

– Что происходит? – спросил я. Я слышу рычание Ксавьера, и когда я смотрю в сторону его кровати, я обнаруживаю, что его держат так же, как и меня, когда кто-то включает свет, на секунду ослепляя меня. Быстрый взгляд справа от меня показывает, что Хантер в точно таком же положении.

Черт возьми.

– Тебя ждут во дворе, – заявляет Берни, охранник, удерживающий меня, и я, наконец, прихожу в себя настолько, чтобы попытаться толкнуть его в грудь, но он только ухмыляется мне сверху вниз. – Наденьте на них наручники, нам нужно идти.

Я борюсь с другими охранниками, которые окружают меня, но мое четырнадцатилетнее "я" недостаточно сильно, чтобы устоять на ногах, и я вынужден развернуться. Я чувствую прикосновение металла к своим запястьям, когда они борются со мной, прижимая меня к стене камеры.

Когда они начинают вытаскивать нас из нашей крошечной угловой комнаты с кремовыми стенами, покрытыми потертостями и пятнами, я мельком замечаю Хантера и Ксавьера, которых тащат за мной. Может быть, мы здесь потому, что Илана так решила, но мой отец, Грант Холмс, начальник тюрьмы, всегда получает огромное удовольствие от того, что кто-то выбивает из нас дерьмо. Я не думаю, что когда-нибудь пойму почему, и на данный момент меня это не настолько волнует, чтобы пытаться это выяснить.

Тишина заполняет залы, когда мы втроем выстраиваемся в шеренгу, позволяя охранникам снова вести нас навстречу нашей судьбе. Качая головой, я пытаюсь ускорить процесс пробуждения, потому что у меня такое чувство, что во дворе нас ждет очередная взбучка. Надеюсь, это последняя, прежде чем мы снова сможем убраться отсюда ко всем чертям. Мой отец облажался с нами, когда мы приехали, и, похоже, он ждал, пока большая часть синяков заживет, так что меня бы не удивило, если бы он был готов пометить нас новыми.

Адреналин струится по моим венам, когда они открывают дверь во двор, я слышу ворчание Ксавье: – Будь начеку. Эти ублюдки забыли, с кем связались. – К счастью, никто из охранников, похоже, не обращает на него внимания и не слышит, что он хочет сказать.

Всегда оптимист в любой ситуации, Ксавье прав. Мы чувствуем, что ось медленно меняется в нашу пользу, особенно с тех пор, как мы прибыли, но наиболее определенно с тех пор, как мы были здесь в последний раз. Люди осознают нашу ценность, или, что более важно, заключенные осознают.

Ночное небо приветствует нас, когда мы выходим на улицу, прожекторы, окружающие двор для взрослых, – единственное, что освещает территорию, и, как и ожидалось, горстка мужчин ждет посередине. Позволяя охранникам тащить нас вниз по ступенькам и по грязной дорожке, мы останавливаемся прямо перед пятью заключенными, стоящими вокруг стола.

– Сделайте так, чтобы было больно, парни. У вас десять минут, – говорит Берни с усмешкой, подталкивая меня вперед, и я чуть не спотыкаюсь о собственные ноги. Остальные охранники не произносят ни слова. Иногда это потому, что у них действительно есть совесть, но это все равно не мешает им выполнять приказы начальника тюрьмы.

Никто не отвечает ему, когда охранники отступают, оставляя Ксавьера, Хантера и меня здесь со все еще скованными руками, лицом к лицу с мужчинами лет двадцати, если не тридцати, которых я совершенно не знаю. Превосходно.

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как захлопывается тяжелая металлическая дверь, это не изменит неизбежного. Ксавьер встает слева от меня, в то время как Хантер подходит справа, глядя на мужчин сверху вниз. Мы ждем их первого шага, пока они оглядывают нас.

Тишина нарастает, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь подготовиться к тому, что должно произойти. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем все пятеро расслабили плечи и откинулись на деревянную скамью позади себя. Но я пока отказываюсь терять бдительность. Наше положение выросло в колонии для несовершеннолетних, а не там, где разгуливают взрослые.

– Так кто из вас, ребята, Тобиас Холмс? – спрашивает парень, сидящий во главе стола. Я замечаю шрам, пересекающий его лицо, начинающийся на лбу и доходящий до самой шеи. Неровность зажившей раны привлекает мое внимание, но я прочищаю горло, отказываясь прятаться.

– Я, – отвечаю я, и широкая улыбка растягивается на его лице, заставляя меня выпрямиться.

– Итак, кто же Ксавьер и Хантер? – он продолжает, переводя взгляд с моих друзей, которые продолжают смотреть ему прямо в глаза, когда я следую за его взглядом.

– Это, блядь, имеет значение? – Ксавьер выплевывает язык, и ухмылка парня становится шире.

– Тогда это сделало бы тебя Ксавье, – говорит он, указывая прямо на Ксавье, прежде чем ткнуть пальцем в Хантера. – А ты, должно быть, Хантер. Кто-нибудь из вас знает, кто я?

Я бы солгал, если бы сказал, что знаю, но я просто пожимаю плечами, пока Ксавье продолжает говорить о большой игре.

– А мы должны знать? – он возражает, и парень хлопает в ладоши, по-видимому, в ответ на реплику Ксавьера.

– Ну, я Марко. В деле на всю жизнь, детка, но знаете, кто еще есть здесь? Хм? Мой младший брат. Вы знаете, как его зовут? – Он вообще собирается дать нам шанс ответить на его вопросы или просто продолжит забрасывать нас ими? – Далтон Бун. – Уперев руки в бедра, он наблюдает, как осознание омывает наши лица.

Ну, я помню это имя, он с нами в зоне для несовершеннолетних. Он имел дело с кучей дерьма, им помыкали во дворе, и мы вмешались. Я даже не уверен, зачем мы это сделали, но люди, блядь, слушали, когда мы требовали, чтобы все следовали нашим гребаным правилам, и по большей части это, казалось, работало.

Нам пришлось запачкать руки, заработав несколько дополнительных синяков в драке, прежде чем нас отправили в одиночки, но Далтон отчаянно старался сделать все, чтобы угодить нам, как и девяносто процентов всех остальных в колонии для несовершеннолетних. Это вселило в меня надежду на более крепкий союз, когда мы снова будем здесь, потому что, черт возьми, Бог знает, что это не в последний раз.

– Он говорил, что вы, ребята, прикрывали его спину и перестраиваете то дерьмо, которое творится в колонии для несовершеннолетних. Это правда? – он спрашивает. Четверо его друзей продолжают молча наблюдать за нами, как хорошие маленькие солдатики, ожидая нашего ответа.

– Возможно, мы внесли некоторые изменения, – наконец отвечает Хантер, но Марко качает головой.

– Я хочу поговорить с мальчиком начальника тюрьмы, – требует он, его взгляд прикован к моему, и мне приходится сдержаться, чтобы не закатить глаза. Он должен видеть, что я не лажу со своим отцом, поэтому я не понимаю, почему это имеет значение. Если только он не проверяет меня.

– Мы – единое целое. Не имеет значения, с кем из нас ты говоришь. Это утверждение будет исходить от всех нас.

Обдумывая мои слова, он смотрит на нас троих, поджимая губы и заглядывая нам в глаза. Я не знаю, что он ожидает найти, но в конце концов он пожимает плечами, и мне приходится сдержать хмурый взгляд.

– Никто больше на вас не набросится. Это моя благодарность за защиту моего брата, так что я вам больше ничего не должен, вы ничего не сможете просить у меня позже, – говорит Марко, не оставляя места для споров, кивает нам и встает со скамейки, его головорезы следуют за ним, пока он направляется к двери на другом конце двора.

Я смотрю, как распахивается дверь, охранник впускает их, и не упускаю рукопожатия между ними, прежде чем дверь закрывается.

– Что, черт возьми, только что произошло? – Спрашивает Хантер, его брови хмурятся, когда его взгляд перебегает с двери, через которую ушли Марко и его группа, на нас, но я так же шокирован, как и он.

– Так мы укрепляли наше положение в этом гребанном месте, – ворчит Ксавье, и напряжение внутри меня немного спадает.

Он чертовски прав.

Потому что с тех пор никто нас и пальцем не тронул.

Воспоминания об этом месте преследуют меня последовательно, как это всегда бывает, начиная с самых ранних воспоминаний и продолжаясь вплоть до самых недавних, поэтому я всегда испытываю свежее чувство спокойствия, когда мой разум осознает тот факт, что мне больше не нужно бояться людей, как раньше. Угроза того, что кто-то придет и разбудит нас посреди ночи, меня больше не преследует. Черт возьми, даже охранники теперь у нас на жалованье. Во всяком случае, здесь мы в большей безопасности от Иланы.

Но Иден – нет.

Вот что постоянно крутится у меня в голове – ее безопасность. Хантер смог подтвердить, что она была с Бетани и Райаном, используя одного из тюремных охранников, чтобы проехать мимо их дома в первую ночь, чтобы сфотографировать G-Wagon Иден, припаркованный снаружи.

Однако Ксавьер непреклонен в том, что она должна бежать, и, честно говоря, часть меня чувствует то же самое. Хантер говорит, что Райан знает, что делает, и я ему верю. Блин, я даже сам это видел, но я бы предпочел, чтобы он разрулил ситуацию с Иден как можно дальше от Найт-Крик. Так ей будет безопаснее.

Я не могу избавиться от замешательства в ее глазах, когда она смотрела, как мы отъезжаем, и мне больно, но каждый раз, когда она просила о визите, мы отказывались. Она не должна видеть нас такими, в тюрьме, в этих ярко-оранжевых комбинезонах, и это только привлечет к ней внимание моего отца, а также позволит Илане следить за ней. Это ранит мою гребаную душу, но мы делаем это не для себя, мы делаем это для нее. Я просто надеюсь, что она в конце концов поймет это и не возненавидит нас слишком сильно.

– Эй, "Звезды", есть минутка? – Спрашивает Далтон, подходя к нашему столику. Мы сидим прямо посреди двора, солнечные лучи обжигают нам затылки, пока мы наблюдаем за всеми вокруг. Зона тюрьмы для взрослых и близко не так страшна, как когда-то, когда я был моложе.

– Что случилось? – Спрашивает Ксавьер, пока я наблюдаю за несколькими парнями, бросающими мячи справа от нас, но вздох Далтона заставляет меня повернуть голову, чтобы уделить ему внимание, и я замечаю, что Хантер делает то же самое.

– Есть несколько новых парней, которые приехали вчера поздно вечером из другого города. Они пытаются установить свои собственные правила, но у Марко такое чувство, что дорогой папочка определенно поощрял их, – бормочет он, и я сдерживаю стон разочарования.

Конечно, так и есть. При любом удобном случае, когда сюда попадает новое мясо, он пытается натравить их на нас, зная, что никто другой внутри не будет драться в его углу, но чего мой отец отказывается признавать, так это того, что здесь практически все служат нам. Это высокомерно, но это чертовски правдиво, так что пришлось бы приложить немало усилий, прежде чем добраться до нас, если бы мы хотели так играть, но это не так. Мы никогда не уклоняемся от конфронтации.

– Показывай дорогу, – бормочет Хантер, поднимаясь со своего места, и мы с Ксавье следуем за ним.

Двигаясь синхронно, мы с Ксавье немного отстаем, когда идем бок о бок с Хантером. Это никогда не было спланировано, просто так мы действуем. Мы всегда следим за тем, чтобы кто-то из нас шел впереди, чтобы у обычных заключенных не возникло никаких идей и они не подумали, что среди нас есть слабый.

Заключенные, как правило, держатся группами. Соглашение заключается в том, что мы устанавливаем правила, когда мы здесь, но это не мешает проблемам возникать, когда мы уходим, и мы это уважаем. Марко действительно приговорен к пожизненному заключению, как и Далтон, которого судили по взрослым меркам, как только ему исполнилось восемнадцать, и вынесли тот же приговор – за убийство. Они убили своих родителей, и с такими родителями, как у нас, я, блядь, это понимаю.

Пока мы проходим между столами, все, как обычно, избегают смотреть нам в глаза. Планировка двора довольно проста. Скамейки, расставленные рядами в крайнем правом углу, баскетбольная площадка слева с тренажерами, расставленными в верхнем углу, и полоса желтой высохшей травы, которая завершает квадратное пространство. Обычно на каждом углу стоят охранники, особенно когда нас здесь нет, но сегодня во дворе, вероятно, дежурят восемь охранников.

Я замечаю, что Марко сидит на своем обычном месте у тренажеров, а рядом слоняются четверо парней. Должно быть, это новые заключенные, и я отсюда слышу, какую чушь они несут.

– Никто, блядь, не собирается указывать нам, что делать. Мне насрать. Эти игроки будут действовать по нашим правилам или не будут действовать вообще, ты слышишь меня, брат? – говорит ближайший парень, его голос наполнен ядом, когда он выплевывает слова, его тело дрожит. Когда мы подходим ближе, я сразу замечаю, что его зрачки расширены, и тогда все становится на свои места. Он под кайфом. Это не чистый наркотик, нет, мой отец предпочитает накачивать их низкокачественным пойлом, чтобы вывести их из себя и усилить их ярость.

– Как долго он вот так ходит? – Спрашиваю я Марко, подходя и становясь рядом с ним, и он закатывает глаза от дерьмового шоу, которое, как он знает, грядет.

– Прошло целых двадцать минут, но я надеялся, что он успокоится. Я могу справиться с этим, если вы хотите, я не был уверен, – отвечает он, глядя на нас в поисках одобрения, что всегда вызывает у меня улыбку внутри. Боже, как все изменилось.

Без паузы Ксавьер обходит скамейки и останавливается перед группой новичков, которые свирепо смотрят на него. Весь двор, вероятно, наблюдает за происходящим, но я не оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться в этом.

– Какого хрена тебе надо? – ухмыляется придурок, вытаскивая сигарету из кармана и демонстративно прикуривая. – Почему бы тебе не сбегать и не найти мне ублюдков, которые думают, что они здесь заправляют? Я хочу перекинуться с ними парой слов, – выдавливает он, и мне приходится сдержать ухмылку, когда мы с Хантером делаем шаг вперед и останавливаемся бок о бок с Ксавье, уверенно стоя как единое целое.

– Это были бы мы, придурок, – говорю я ему, и все четверо усмехаются. Я почти чувствую себя оскорбленным, но, честно говоря, мне всегда доставляет дополнительное удовлетворение, когда до них наконец доходит.

– Не-а, обычно это кто-то из пожизненно заключенных, а не какие-то гребаные младенцы. Чоп-чоп, – усмехается он, и мы просто продолжаем пялиться на него. Я чувствую, как все во дворе прекращают свои действия, зная, что все довольно быстро пойдет наперекосяк, и чем дольше мы выжидающе стоим в тишине, тем быстрее осознание появляется на их лицах.

– Итак, вы готовы говорить о деле, или мы сразу перейдем к драке? – Спрашивает Хантер, расправляя плечи, и четверо мужчин выстраиваются перед ним в линию.

– Пошел ты, – ухмыляется один из парней, когда болтун щелчком направляет сигарету в нашу сторону, и я наблюдаю, как она падает к моим ногам.

Готовый напасть, Ксавьер рычит: – Ты пожалеешь, что открыл рот, новенький.

Я протягиваю руки, но прежде чем успеваю сделать шаг вперед, перед нами встает Марко.

– Вы можете отстаивать свою позицию, "Звезды", но держите руки чистыми перед игрой. Вы знаете, мы все любим ставить деньги на вашу победу. Это единственное развлечение, которое мы здесь получаем. Кроме того, мы делаем всю грязную работу, так что вам это не нужно.

С этими словами заключенные со всего двора бросаются к Марко и его банде, чтобы преподать этим ублюдкам урок, а мы поворачиваемся спиной и уходим. По крайней мере, это остановило драку заключенных между собой на целый день, и ничто здесь так не демонстрирует силу, как поддержание чистоты рук.

Взглянув в окно, я не удивляюсь, увидев, что мой отец стоит там, засунув руки в карманы, и горчичное пятно на его рубашке видно даже отсюда, когда он свирепо смотрит на нас сверху вниз. Одарив его ухмылкой, я игнорирую его, когда мы возвращаемся к нашему столику.

Покончив с этим, мы втроем погружаемся в молчание, размышляя, что, черт возьми, нам делать с Иден.

Два

ИДЕН

Я снова чищу зубы, но все еще чувствую кислый привкус в горле. Утренняя тошнота полностью уничтожает меня. Меня тошнит по нескольку раз в день почти неделю. Что за куча дерьма.

Вытирая руки полотенцем, висящим рядом с туалетным столиком, я смотрю на себя в зеркало. Темные мешки под глазами и опущенные веки показывают, насколько я измотана. Из-за внезапного появления симптомов беременности, постоянных отказов видеться с Ксавье, Хантером и Тобиасом, вперемешку с угрозами и Иланой, я в полной растерянности.

Я распускаю резинку для волос и провожу пальцами по кончикам, прежде чем собрать их все на макушке в неряшливый пучок. Без макияжа, в просторной футболке и свободных шортах, я спускаюсь вниз с телефоном в руке, где, я знаю, меня будет ждать Бетани.

Я сижу здесь взаперти уже пять дней, с тех пор как "Звезды" уехали на задних сиденьях полицейских машин, угроза в мой адрес все еще висит в воздухе, пока я ошеломлена новостью о том, что беременна. Я вроде как надеялась, что тест на беременность дал ложноположительный результат, но постоянная тошнота, боль в груди и отсутствие месячных только подтверждают это.

Половицы скрипят, когда я спускаюсь по лестнице, и я направляюсь на кухню, когда слышу, как Бетани зовет меня по имени.

– Иден, ты хочешь есть?

При мысли о еде у меня снова сводит живот, когда я захожу на кухню и нахожу ее у плиты, одетую по-домашнему, с Райаном и Коди за барной стойкой для завтрака. Сейчас чуть больше восьми утра, и солнце уже слишком яркое для моих усталых глаз.

– Мне невыносима мысль о том, чтобы съесть что-нибудь нормальное прямо сейчас, – признаюсь я, опускаясь на стул напротив Райана, в то время как Коди сидит между нами на своем стульчике для кормления. Я кладу телефон на стол рядом с собой и, устраиваясь поудобнее, опираюсь локтями на поверхность.

– Де-де. Де-де. Привет, Де-де, – бормочет Коди, растопляя мое сердце, и слезы наворачиваются на глаза, когда эмоции берут надо мной верх.

– Привет, малыш. Ты готов завтракать? – Спрашиваю я, наслаждаясь тем, как он нетерпеливо кивает в ответ. Я глажу его по щеке, его кожа такая мягкой под моими прикосновениями, когда он улыбается. Он выглядит чертовски очаровательно в своей темно-синей рубашке поло и джинсовых шортах.

– Доброе утро, Иден, – приветствует Райан, дожидаясь, пока я впитаю свою утреннюю дозу Коди, прежде чем заговорить, и я мягко улыбаюсь ему.

– Доброе утро, – отвечаю я, скрещивая руки на груди.

– Иден, я могу приготовить тебе сухарики, это поможет успокоить твой желудок, или, может быть, еще немного имбирного печенья, если тебе от этого станет лучше? – Предлагает Бетани, подходя к нам, ставя перед Коди тарелку и сочувственно поглаживая меня по спине.

– Что бы ты ни посоветовала, я готова попробовать. Только без яиц, от одной мысли о запахе меня тошнит, – бормочу я, и она сжимает мое плечо, направляясь к кухонным шкафам в поисках ответа на все мои кулинарные молитвы.

Мой взгляд возвращается к Коди, когда он ест свои блинчики, и я ловлю себя на том, что повторяю те же мысли, которые всю неделю крутились у меня в голове.

Внутри меня растет ребенок.

Ребенок.

Я не знаю, как с этим бороться. Я не знаю, как переварить тот факт, что я собираюсь стать родителем, матерью, или что я могла бы сделать так, чтобы все это исчезло в одно мгновение. С тех пор как я выросла только с мамой и папой, разговоров об аборте никогда не было. Я могу рассмотреть этот вариант, но в глубине души я знаю, что это неправильное решение для меня.

Что-то в этом маленьком человечке, растущем в моем животике, вселяет в меня решимость дать отпор, выжить и жить долго и счастливо – даже если это только я и ребенок. Я чувствую, как в моей душе горит желание сделать для него больше, чем мои родители сделали для меня. Может быть, мне просто сейчас горько, но мне трудно вспоминать свою жизнь до Найт-Крик, поскольку этот город поглотил меня с того момента, как я приехала.

Я хочу быть Бетани; Я хочу быть жестокой, неудержимой защитницей. Но больше всего это заставило меня осознать, как сильно я хочу жить. Жить ради ребенка и жить ради себя.

Бетани ставит передо мной тарелку и стакан воды, прерывая ход моих мыслей, и я бормочу слова благодарности, глядя на ломтик сухого тоста и горсть имбирного печенья.

Поднося печенье к губам, я осторожно откусываю, радуясь, что мой рот не начинает наполняться слюной по совершенно неправильным причинам, когда Бетани садится рядом с Райаном. Мы все едим в тишине, за исключением Коди, который все время кричит: – Папа! Когда Райан, постоянно играет в прятки, чтобы вызвать у него улыбку.

Когда я съедаю столько, сколько могу переварить, а это едва ли больше двух печенек, я отодвигаю тарелку, делаю глоток воды, прежде чем прочистить горло.

– Есть успехи с тюрьмой? – Спрашиваю я, во мне мгновенно растет надежда, хотя я знаю, что этого не должно быть, по выражению лица Райана – это все, что мне нужно понять.

– Прости, Иден, – сочувственно бормочет он, и я пожимаю плечами, пытаясь вести себя беззаботно, но это продолжает задевать меня до глубины души.

– Как ты думаешь, это они делают или начальник тюрьмы? – Спрашиваю я, проводя пальцами по бокалу, чтобы занять руки, и Бетани вздыхает.

– Если честно, об этом трудно предположить. Я знаю, что у них там большое влияние, к большому неудовольствию начальника тюрьмы, но может быть и так, что Грант или Илана отказывают им в доступе к кому-либо снаружи, – добавляет она, и я хмурюсь. Почему это должно быть так чертовски сложно?

– Отец Тобиаса сделал бы это, чтобы причинить боль ему и ребятам, как форму эмоциональной пытки? Или он сделал бы это потому, что Илана сказала ему? – Спрашиваю я, пытаясь понять правила и логику, окружающей эту ситуацию, но, очевидно, в этом городе все это ни хрена не значит.

На самом деле, меня это не удивляет, я просто беспокоюсь о том, чем еще они занимается в "Исправительном учреждении Холмс". Мысль о том, что они снова и снова будет заставлять их повторять то, что они делали раньше, выводит меня из себя. По общему признанию, часть моей души чувствует, что это все моя вина за то, что я подтолкнула Ксавьера к встрече с Иланой. Я просто не знаю, насколько это правда, поскольку у меня не было с ними никаких контактов.

– Вопрос в том, чего бы они не сделали? – Бетани возражает со вздохом, и я потираю виски, чувствуя приближение головной боли.

– Должен быть способ обойти все это дерьмо. Ничто из этого не имеет смысла. Их даже не должно быть там, и мы все это знаем. Это Илана и остальные семьи-основатели продолжают удерживать их там, – ворчу я, изо всех сил стараясь не ругаться при Коди, в то время как Райан хмыкает в знак согласия.

– В исправительном учреждении они, безусловно, подчиняются, но как бы я ни влиял на них, это не распространяется на решения, принимаемые семьями-основателями этого города. Это как тайное общество или что-то вроде того, – объясняет Райан, потирая затылок, когда встречается со мной взглядом, и я чувствую себя еще более растерянной, чем раньше.

Этот гребаный токсичный город весь испорчен для удовлетворения их потребностей, и я, блядь, ненавижу это. Я в безопасности, пока нахожусь в этом доме, и я все еще не могу уснуть от страха, что подвергаю Коди опасности. Несмотря на то, что Бетани и Райан непреклонны в том, что никто не может вторгнуться в собственность, это все еще давит мне на душу.

– Я не знаю, что я должна делать. Часть меня чувствует, что это "Звезды" отталкивают меня с тех пор, как последними словами Ксавьера, обращенными ко мне, были "беги". Они не звонили или что-то в этом роде, но тогда мне становится страшно даже подумать, что на самом деле делает начальник тюрьмы. Вся ситуация – это эмоциональный гребаный бардак.

– Мы разберемся с этим, Иден. Ты в этом не одна. В последний раз, когда это случилось, прошла почти неделя "задержания", прежде чем они смогли встретиться с адвокатом, – уверяет меня Бетани с мягкой улыбкой, которая не совсем соответствует ее взгляду, и я пытаюсь почувствовать ее надежду, но она продолжает рушится. Все, на что я надеялась с тех пор, как умер мой отец, исчезло.

Моя мама не ответила ни на один звонок или сообщение. Арчи и Чарли отчаянно хотят меня увидеть, но я не хочу еще больше втягивать их в это дерьмо, и делать мишенями. "Звезды" полностью недоступны, так что никто из них на самом деле не знает о моей текущей ситуации. Звонила Лу-Лу, но ей не обязательно знать обо всем этом, у нее и так полно своих проблем, а это мой беспорядок.

Таким образом, я остаюсь с тремя людьми в этой комнате, один из которых – малыш, в то время как двое других готовы рискнуть всем, чтобы обезопасить меня.

Я бы хотела, чтобы мой отец все еще был здесь. Я не видела и не слышала ни единого звука от Ричарда, что само по себе разрушает душу, особенно когда именно он вручил мне нашу общую фотографию, на которой мы с Арчи родились. Любой, кто хотя бы отдаленно может претендовать на роль родителя, либо мертв, либо его нигде не найти.

Идеально. Действительно чертовски идеально.

Мой телефон вибрирует на столе рядом со мной, вырывая меня из моих внутренних дебатов, но когда я смотрю на экран, мое сердце останавливается. Только не снова. Я не могу унять дрожь в пальцах, когда смотрю на сообщение, мелькающее на экране. Имя – Неизвестного продолжает разрушать мою жизнь.

Неизвестный: Как долго, по-твоему, ты сможешь продолжать прятаться, маленькая Иден? Твое время вышло. Мы собираемся похоронить тебя заживо с твоим ребенком, который все еще внутри тебя.

Откуда… Откуда они вообще знают? Какого хрена на самом деле?

Бетани вырывает телефон у меня из рук, но я остаюсь неподвижной на месте. Мои ладони вспотели, а ноги подкашиваются, пока слова повторяются в моей голове. Они знают. Илана знает. Какого хрена мне с этим делать? Я просто не понимаю, что я, блядь, сделал не так, кроме того, что дышу, очевидно. Чего еще эти люди хотят от меня?

Мою жизнь?

Моего ребенка?

О, блядь, нет. Они могут делать со мной все, что им, блядь, заблагорассудится, но они только укрепляют мою любовь к моему будущему ребенку. Я сделаю все, чтобы мой ребенок был в безопасности. Что угодно.

– ИДЕН? Иден, – зовет Райан, и я открываю глаза, а мои брови хмурятся, когда я пытаюсь понять, когда я вообще их закрыла для начала.

– Я…я…

– Все в порядке, Иден. Мы разберемся с этим. Мы рядом на каждом шагу, но я отказываюсь душить тебя. До сих пор ты держала себя в руках. В каком направлении ты бы ни хотела двигаться, мы это сделаем, – заявляет Райан, в его голубых глазах горит решимость, когда я смотрю направо и вижу Бетани, успокаивающую плачущего Коди. Он должен быть способен почувствовать, что что-то не так.

Что я хочу сделать? Дело больше не в том, что лучше для меня, а в том, что лучше для моего ребенка. Это все, о чем я могу думать.

– Райан, я просто…… Больше всего на свете я хочу, чтобы мой ребенок был в безопасности. Я не понимаю, как я могу сделать это в этом городе, правда, больше не понимаю. Я не могу вечно жить в этом доме, прячась от них, когда они могут скрываться за воротами, – бормочу я, мое сердце бешено колотится в груди, когда я провожу руками по лицу, пытаясь избавиться от стресса.

– Все, что тебе нужно, Иден, – бормочет Бетани, повторяя слова Райана, и меня охватывает чувство спокойствия от осознания того, что они прикроют мою спину, что бы я ни решила. Взглянув на Коди, я наблюдаю, как он что-то напевает себе под нос, пока ест. Мои плечи расслабляются теперь, когда он перестал плакать, и его невинность показывает мне картину в целом.

– Думаю, я должна сделать то, что сказал Ксавье – бежать. Этот город токсичен. Он испорчен, извращен, и я не хочу в этом участвовать, – говорю я им, когда Коди протягивает руки в мою сторону, и я мгновенно заключаю его в свои объятия.

Ощущение его рук, обвивающих мою шею, дарит мне чувство покоя, когда я прижимаю его к себе. Все, что мы делаем, делается для них, для наших детей, и теперь я это знаю. Это то, о чем думали мои родители, когда сбежали, когда я была ребенком? Черт. У меня нет времени обдумывать это прямо сейчас, мне нужно сосредоточиться на здесь и сейчас.

– Мы поможем тебе на каждом шагу, – настаивает Райан, кладя ладони на стол и глядя мне в глаза, и Бетани тоже нетерпеливо кивает в знак согласия.

– Но я чувствую, что должна придумать способ увидеться с Хантером, Тобиасом и Ксавьером перед отъездом, чтобы я могла объяснить ситуацию, – отвечаю я, глядя вниз на свой плоский живот, а когда поднимаю взгляд, они оба все еще кивают, пока Коди играет с моими волосами.

– У меня есть идея, но я не знаю, как ты к ней отнесешься, – признается Райан, глядя на меня, и я нервно прикусываю губу.

– Расскажи мне.