Текст книги "Всё вернётся"

Автор книги: Кей Мортинсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– До встречи, – тихо прошелестел он у ее губ и быстро зашагал к дому.

9

Утро было очень спокойным. Избавившись от страха за Ника и получив согласие Мартина на дальнейшее проживание в его доме, Рената могла расслабиться.

То, что он собирался разобраться с обвинениями в адрес ее отца, было уже хорошим признаком. Этим он как бы признавал, что между ними существует особая внутренняя связь. Рената коснулась пальцами своих губ и мягко вздохнула, наслаждаясь воспоминанием о его поцелуе. Внезапно жизнь предстала перед ней в розовом свете, она почувствовала себя счастливой.

Рената покормила и перепеленала Ника, затем приготовила себе большую чашку чаю и достала из коробки сдобное печенье. Миссис Скотт составила ей компанию, женщины немного поболтали. Повариха, не переставая, нахваливала Мартина. Рената слушала ее с большим интересом. Из коротких обрывков она составила некоторое представление о его бывшей жене. Она действительно была очень красивой, но невероятно избалованной женщиной. И, как сказал Мартин, в Гринвуде ее не любили.

– Почему бы вам не прогуляться, пока Ник спит? – сказала миссис Скотт, раскатывая тесто для пирога. – На улице светит солнышко. Я поставлю коляску в тени напротив двери кухни и буду приглядывать за ним. Вы перенервничали из-за него, так что прогулка вам не помешает.

– Я бы не против, – засмущалась Рената, – но…

– Ступайте, – решительно сказала миссис Скотт, подтолкнув ее к двери. – Возвращайтесь через час, как раз к обеду. Никто вас не осудит, если вы отдохнете часок в саду. Мистер Мартин всегда это делает, он любит свободу.

– Правда? – спросила Рената, жаждущая узнать о нем как можно больше.

– Сколько его помню, – подтвердила миссис Скотт. – Бывало, когда на улице зарядит дождь, он сам не свой. Убежит и возвращается через несколько часов – насквозь промокший, грязный, но счастливый. Он не может долго находиться в четырех стенах. Как молния, я всегда думала. Его хлебом не корми, дай поскакать на лошади или поработать в саду. Он любит почувствовать себя свободным, как птица. А ведь на его плечах лежит все хозяйство, – уважительно добавила она.

– Он… – Рената умолкла, боясь показаться слишком любопытной. Но миссис Скотт подбодрила ее улыбкой, и она продолжила: – Он похож на своего отца или… на двоюродного брата?

Миссис Скотт фыркнула.

– Совсем не похож! Не хочу говорить плохо о покойном, но мистер Эдвард довел Гринвуд до нищеты. А мистер Стивен, он был добрым. Хорошо относился ко мне, хотя в то время я была неприметной служанкой в доме.

– Но он уехал, – робко заметила Рената, довольная тем, что хоть кто-то сказал доброе слово о ее отце.

– Случилась неприятность. – Миссис Скотт вдруг замкнулась. – Больше ничего не скажу. Дело это семейное, меня не касается. Отправляйтесь на прогулку, потом с аппетитом будете есть мой обед.

Рената поняла, что больше ничего не узнает. В другой раз, подумала она.

– Вы ангел! – сказала она, чмокнув повариху в пухлую щеку. – Спасибо. Вернусь и помогу вам с обедом.

– Ни в коем случае! – в ужасе вскричала миссис Скотт. – Я потеряю работу. Идите в парк, не мешайтесь под ногами, – добродушно проворчала она.

Когда Рената вышла за чугунные ворота, перед ней открылся двор конюшни. За ней виднелось поле, на котором паслись лошади. Одна из них, очевидно, осталась в стойле, так как оттуда слышалось недовольное фырканье и ржание.

– Привет! – крикнула Рената стройной девушке, в которой она узнала Шейлу.

– Привет! – ответила та и озабоченно спросила: – Как ваш ребенок?

– Намного лучше. Спасибо. Думаю, что все обойдется, – сказала Рената, тронутая ее вниманием. – О Господи! – воскликнула она, испуганно отскочив от стойла, дверь которого сотрясалась от стука копыт.

– Это Черная Молния, – смеясь, сказала девушка. – Жеребец Мартина. Жалуется, что его не выгуливали с рассвета. Настоящий дьявол. Никому не дается, кроме Мартина. Он умеет ладить с лошадьми, делает с ними все, что хочет. Они даже позволяют ему чесать животы, как собаки! А вот и он.

Наклонив голову, Рената прислушалась, но ничего не услышала.

– У вас слух, как у летучей мыши! – сказала она восхищенно.

– Не у меня, у лошадей, – ответила Шейла. – Взгляните.

Все лошади, пасущиеся в поле, дружно подняли головы. Рената увидела, как Мартин подъехал на лошади к воротам, и у нее перехватило дыхание. Лошади в поле, приветствуя его ржанием, поскакали к нему.

– Я бы тоже хотела иметь такую власть над ними, – с завистливым восхищением сказала Шейла. – У него есть какая-то внутренняя связь со всеми животными. Раненые птицы, покалеченные лисы и барсуки спокойно подпускают Мартина к себе. Он выходил бесчисленное количество зверьков, пострадавших под колесами автомобилей. У Томми тоже есть этот дар. Он не боится животных, и они чувствуют, что он их любит.

– В Италии считается, что у таких людей есть цыганская кровь, – сказала Рената, с восхищением наблюдавшая, как лошади теснились вокруг Мартина, соперничая друг с другом за его внимание.

– Может, и есть, – с улыбкой сказала Шейла. – Правда, у Мартина скорее индейская. Недаром у него такие черные волосы.

Рената засмеялась.

– Фарино были бы в шоке от ваших слов! Вскоре Мартин въехал во двор конюшни. Он легко спрыгнул с седла и улыбнулся Ренате.

– Привет! – весело сказал он, снимая седло с лошади.

Черная Молния ударил копытом в дверь стойла. Мартин засмеялся, обнажив два ряда крепких белых зубов.

Да, подумала Рената, по-новому взглянув на его темно-карие, сверкающие глаза и волнистые волосы. В нем действительно есть что-то индейское. Может, именно отсюда его интригующая привлекательность. Он был сочетанием контрастов. Рената заметно вздрогнула, когда дверь стойла задрожала от каскада ударов.

– Я займусь Молнией, – сказала Шейла, забирая у Мартина поводья. – А ты разберись с этим.

Мартин снова засмеялся.

– С Черной Молнией или с Ренатой?

– Сам выбирай! – хихикнула Шейла.

– Молния? – сделав испуганные глаза, переспросила Рената.

– Томми назвал ее так.

– Молодец! – похвалила она мальчика, так как лошадь оправдывала свое имя.

– Приятно видеть тебя здесь, – тихо сказал Мартин, не обращая внимания на фыркающего жеребца, который пытался снести укрепленную дверь своего стойла.

Рената ощущала неистовое биение своего сердца. Мартин выглядел очень сексуальным в белоснежной рубашке, обтягивающих брюках для верховой езды и высоких сапогах. У Ренаты потемнело в глазах от нахлынувшего желания.

– Нику, очевидно, стало лучше, иначе тебя бы не было здесь, – сказал Мартин.

– Намного лучше, – хрипло ответила Рената. – Сыпь почти исчезла.

– Я очень, очень рад.

Шейла бросила ему полотенце, и Мартин стал вытирать лицо и руки. Но он бы с большим удовольствием подхватил Ренату на руки и отнес в свою спальню. Вместо того чтобы успокоить его страсть, прогулка на лошади сделала его еще более нетерпеливым. Он отчаянно хотел Ренату. Зыбкая почва – лицемерно говорил его разум. А почему нет? – отвечали остальные чувства.

Недавно он заявил ей, что она не может оставаться в его поместье. Мартин был в шоке оттого, что нестерпимо хотел женщину, которая могла унаследовать от своего отца самые худшие черты.

Но его отношение к ней изменилось. Мартин поверил, что Рената глубоко порядочна и отчасти наивна, поскольку не ведает, какое воздействие оказывает на мужчин. Но здравый смысл советовал ему оставить ее в покое, в то время как все мужские инстинкты Мартина восставали против этого. И с моральной точки зрения он не мог отправить Ренату домой. Ему надо было узнать ее лучше. И ее умершего отца тоже.

Мартина обеспокоило, что он был счастлив, когда принял окончательное решение. Он будто открыл дверь и в комнату ворвался солнечный луч. На этот раз он поступает правильно. Его потревоженная совесть может успокоиться.

Однако пока он не собирался сообщать Ренате, что является внебрачным ребенком. Если окажется, что ее отец негодяй, и она все же унаследовала его дурные черты, он с чистой совестью выпроводит ее и тем самым спасет Гринвуд.

Но если Рената чиста… Мартин задумался. Он не знал, как поступит в этом случае. Он не сможет жить без Гринвуда. И Томми будет несчастным.

– Мартин! – окликнула его Шейла. – Хватит теребить это дурацкое полотенце, займись своим дьяволом!

– Извини. Я задумался. – Он взглянул на Ренату и внезапно оживился. – Один момент.

Словно не замечая взлетающих копыт бешеного жеребца, Мартин открыл дверь стойла.

– Я плохо знаю лошадей, – нервно сказала Рената, отступая.

– Лучше отойти подальше, с этим парнем шутки плохи! – крикнул ей Мартин через плечо.

Как обычно, Черная Молния выскочил из стойла и стал энергично топтать землю мощными копытами. Мартин с трудом удерживал его за уздечку. Каждый раз, выводя жеребца из стойла, он испытывал благоговение перед красотой этого сильного животного. Он гордился тем, что горячий норовистый конь считает его своим другом, которому можно доверять.

– Тихо, тихо, – успокаивал он жеребца, поглаживая его ритмичными, гипнотизирующими движениями.

Черная Молния тряхнул головой, как бы признавая право своего хозяина, незлобно фыркнул, и полностью отдался в руки Мартина.

– Я знаю, ты ненавидишь клетку, – приговаривал Мартин. – Я тоже не терплю ее. Но тебе надо было отдохнуть после нашей ночной прогулки. Пошли.

Мартин вывел относительно успокоившегося жеребца в поле и отпустил поводья. Когда он задвинул засов на воротах, отделяющих загон для выпаса лошадей от двора конюшни, Рената подошла к нему.

– Фантастический красавец, – сказала она, глядя на жеребца, который, получив долгожданную свободу, носился по полю, радостно вскидывая задние ноги.

– Чистокровный арабский Скакун, – ответил Мартин, наблюдая за своим любимцем. – Моя слабость.

Радостное возбуждение лошади передалось и ему. Он тоже мог почувствовать себя свободным. Мог отпустить тормоза, если бы захотел, сломать все ограничения, которых он придерживался многие годы, и отдаться своим порывам. Как Рената.

Мартин скосил на нее глаза. Ветер развевал ее шелковистые волосы. Не сводя глаз с жеребца, перешедшего на легкий галоп, Рената машинально заправила разметавшиеся по лицу пряди за уши.

Солнце освещало ее высокие скулы и соблазнительные округлости грудей. Мартина пронзил столь мощный приступ желания, что он сжал зубы и отвернулся. Сейчас не время и не место.

Мартин бросил сердитый взгляд на жеребца, позавидовав его свободе, в которой он отказывал себе. К черту запреты! Он знал, чего он хочет, и он хотел это сейчас!

– Пойдем.

Не дожидаясь ее согласия, Мартин взял ее за руку и повел через двор на сеновал.

– Что?.. – Рената посмотрела на кипы душистого сена и все поняла. – О, Мартин! – пролепетала она с притворной застенчивостью деревенской скромницы. – Что у вас на уме, сэр?

– Ты, – прорычал он, едва сдерживая нетерпение.

Рената озорно улыбнулась.

– Я очень рада. – И протянула к нему руки. Мартин притянул ее к себе и впился в ее рот горячими губами. Через секунду они уже лежали на ворохе сена. Мартин стал осыпать лицо и шею Ренаты неистовыми поцелуями.

Рената распаляла его нежными, шаловливыми словами, которые шептала ему на ухо. Она как бы вела Мартина в этой любовной игре, словно опасалась, что он передумает и у них ничего не получится.

У Мартина кружилась голова. Он уже ничего не соображал, не мог подчинять свое тело велению разума. Это были настоящие эмоции, никаких заученных движений. Лишь чистая, совершенная гармония двух тел.

Его восхищала гладкая нежная кожа Ренаты. Он скользил губами по ней, как по гладкому атласу. Каким-то образом Рената оказалась обнаженной – Мартину показалось, что это произошло само собой, – и на нем уже не было рубашки. Они прижимались друг к другу обнаженными телами, Мартин слышал биение их сердец: сумасшедшее – свое и частое – ее.

Рената оплела его ноги своими ногами, а он продолжал целовать ее, не в состоянии насытиться ее сладкими губами. Она была красивой и невероятно желанной.

– Рената, – хрипло произнес Мартин, ошеломленный пугающей силой своих разгулявшихся эмоции.

Она коснулась кончиком языка уголка его рта. По его телу прошла сильная судорога, потом еще одна, когда Рената опустила руку вниз и дотронулась до него. Мартин уже не мог сдерживать себя.

– Я… не могу… я…

Мартин закрыл глаза. Он уже был внутри Ренаты, в теплой, влажной, пульсирующей глубине. В этот момент он ощутил себя свободным, свобода пронизывала все его поры. Он безраздельно принадлежал Ренате и чувствовал лишь восхитительно свободное движение их тел и нескончаемую радость, которая заполняла все его существо.

Он посмотрел на Ренату, и в этот момент она поняла, что влюбилась в этого мужчину и что отныне навсегда связана с ним, что бы ни случилось.

– О, дорогая! – прошептал Мартин, нежно касаясь губами ее лица. – Прости меня, я был слишком…

Рената прижала палец к его губам и улыбнулась.

– Это было прекрасно. Море страсти и огня, – прошептала она, переводя дыхание. – Просто великолепно.

Мартин наклонил голову, блестящие черные кудри упали ему на лоб, и Рената вспомнила жеребца – нетерпеливого, рассерженного, застоявшегося в стойле, а после получения свободы сходившего с ума от радости. Они оба были черные, оба были наделены магической и мощной мужской силой. Создания, которым необходимо ничем не ограниченное пространство для полнокровной жизни. Рената была в восторге оттого, что подарила Мартину эту радость свободы.

Когда Мартин слизал языком каплю молока с соска, Рената вцепилась в его густые волосы и застонала от удовольствия.

– Мне надо идти, пора кормить Ника, – прошептала она неохотно.

Мартин недовольно вздохнул.

– Время! Вечный враг влюбленных. Я бы хотел остаться с тобой здесь до утра. Но ничего не поделаешь. Мне надо принять душ и навестить маму. Я обещал ей.

– Да, – согласилась Рената, но Мартин продолжал целовать ее, не отпуская от себя. – Мартин. – Она мягко оттолкнула его и все с той же неохотой воскликнула: – Я должна идти!

– Ты ведь понимаешь, что ты сделала, – пробормотал он хрипло.

– Да! – радостно прошептала Рената. Мартин улыбнулся.

– Думаю, что понимаешь не до конца. У меня сейчас такое ощущение, что я должен быть с тобой все двадцать четыре часа в сутки.

Рената засмеялась и стала одеваться, ежесекундно отбиваясь от его поцелуев.

– Ненасытный! – ласково пожурила она Мартина, когда он опять завладел ее ртом.

– Сведен с ума колдуньей, – проворчал он и застыл, когда Рената крепко обняла его.

– Мартин, – прошептала она, – я так рада, что мы нашли друг друга.

Он быстро поцеловал ее в последний раз и повел к двери.

Когда Рената торопливо шла к дому, ей казалось, что сердце ее выскочит из груди. Недавно она была в полном отчаянии. А сейчас… Рената впервые в жизни чувствовала себя удовлетворенной.

10

Мартин испытал облегчение, лишь когда, наконец, ушел от матери. Она расспрашивала его о Ренате с удивительным для серьезно больной женщины интересом. Мартину было неприятно лгать ей, это было похоже на предательство.

Он разрывался на части. На первом месте для него всегда был Томми, а уже потом шли обязанности, мать и Гринвуд. А теперь даже одна мысль о том, что однажды Ник станет законным наследником поместья, вызывала у него страх, что он лишает своего сына будущего, не говоря о его собственной жизни.

Мартин с ненавистью думал о любовнике своей матери, несмотря на то, что был обязан ему своим появлением на свет. Одолеваемый мрачными мыслями, он шел к раскидистому дубу, под которым стоял стол, накрытый для обеда.

Рената сидела в расслабленной позе на плетеном стуле, и по мере того, как Мартин приближался к ней, его настроение поднималось. Удивительно.

Еще более удивительным было то, что стоило Ренате улыбнуться ему, как все его проблемы куда-то исчезли.

Сев рядом с ней на соседний стул, Мартин взглянул на Ника, лежавшего на руках матери. Ник радостно заулыбался.

Мартин тоже улыбнулся и посмотрел на Ренату.

– Он выглядит совершенно здоровым.

Ее блаженная улыбка перевернула сердце Мартина. Он протянул малышу палец, и Ник крепко ухватился за него.

– Какой крошечный, – удивленно проговорил он. – Даже не верится, что этот маленький человечек вырастет во взрослого мужчину.

И в наследника Гринвуда, с болью подумал Мартин, но тут же испытал угрызение совести, потому что не мог желать плохого этому чудесному малышу. Иначе говоря, он должен признать его законным наследником.

– Можно, я возьму его на руки? – спросил Мартин. – Я помню Томми в таком же возрасте. Каждый раз, когда я смотрел на него, у меня к горлу подкатывал ком. Мне не верилось, что это мой сын, и я дотрагивался до него, чтобы убедиться, что это не сон.

– Конечно, – сказала Рената и поцеловала его в щеку.

Мартин ответил ей поцелуем в губы. От Ренаты пахло грудным ребенком. А ее волосы… волосы напомнили Мартину запах цветущей яблони. Кожа ее…

Чувствуя, что теряет контроль, Мартин отстранился от Ренаты и приподнял Ника. На него доверчиво смотрели два голубых глаза. Сердце Мартина наполнилось любовью, которая переплеталась с острым ощущением вины. – Великолепный малыш, – растроганно произнес он.

Рената не ответила. Более того – она отвернулась. Удивленный Мартин свободной рукой взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Глаза у Ренаты повлажнели, и Мартину показалось, что она пытается совладать с собой.

– Не надо расстраиваться, – сказал он, нежно проведя рукой по ее щеке.

Рената через силу улыбнулась.

– Я не расстроилась, просто не могу равнодушно смотреть на сильного мужчину с маленьким ребенком на руках. Это так трогательно. – Рената засмеялась. – Глупо, конечно, но мне так приятно, что ты любишь Ника! Будем обедать? – уже непринужденно спросила она.

Рената не могла сказать Мартину о том, что хотела бы иметь от него детей. Что бы, интересно, он ответил на это? – подумала Рената, шокированная собственными фантазиями. Возможно, запретил бы мне появляться в Америке, не говоря уже о Гринвуде.

– Как твоя мама? – спросила Рената, когда Мартин, положив Ника в коляску, придвинул стул к столу.

– Мое поведение вызвало у нее подозрения. У Ренаты расширились глаза.

– Почему?

Мартин грустно улыбнулся.

– Я, наверное, сиял, как бриллиант, когда вошел к ней. У меня действительно было такое ощущение, что я могу покорить целый мир. Так хорошо мне было. И она, разумеется, не могла этого не заметить. Она допрашивала меня, как заправский следователь!

У Ренаты весело заблестели глаза.

– Что ты сказал ей?

Мартин потянулся за куском копченой лососины.

– Сказал несколько слов о тебе, но, думаю, она все поняла. Мой небрежный тон, конечно, не обманул ее. Мама хорошо меня знает. Она догадалась, что мы стали любовниками. – Мартин поднял на нее вопросительный взгляд. – Ты не против?

– Нет, разумеется. Мы свободные люди и можем делать то, что нам хочется. А она возражает? – Ренате было приятно, что Мартин, перегнувшись через стол, поцеловал ее.

– Не думаю. Она, вероятно, рада видеть меня счастливым. Разве мы не хотим того же для своих детей?

Мартин подумал о том, что Рената заставила его выпустить эмоции на свободу, и он очертя голову бросился в пропасть, впервые почувствовав, что такое полет. И хотя он добровольно и с большой радостью отдался безумству, Мартину нелегко было расстаться с многолетним самоограничением.

– Но для наших детей важно, чтобы мы тоже были счастливы, – прошептала Рената ему на ухо.

– Иногда это невозможно.

– Ты имеешь в виду свою мать, которая пожертвовала собой ради тебя? У нее была несчастливая жизнь? – мягко спросила Рената. – Мне трудно поверить в это. Она вырастила мужчину, которым может гордиться, и она очень любит тебя. И Томми, наверное, является большой радостью для нее.

– Да, конечно, – согласился Мартин, но в его голосе прозвучала боль.

Глядя на его потемневшее лицо, Рената поняла, что он что-то от нее скрывает. Возможно, это связано с болезнью его матери. Это означало, что Мартин не доверяет ей. Рената расстроилась.

– Твоя мать не единственная, кто хочет видеть тебя счастливым, – сказала она.

Мартин вскочил, опрокинув стул, подошел к Ренате и с жадностью накинулся на ее губы.

– Рената! – шептал он срывающимся голосом. – Рената!

Она страстно отвечала на его поцелуй, надеясь, что Мартин забудет о своих тревогах и найдет в ней свое утешение.

– Лучше? – спросила она, когда они отпрянули друг от друга из-за нехватки воздуха.

– Намного. – Мартин улыбнулся, но улыбка показалась Ренате не совсем искренней. – Давай обедать, а то у нас много дел.

– У нас? – удивленно переспросила Рената.

Она решила не давить на Мартина. Он сам скажет ей, что его тревожит, когда сочтет нужным. Но неприятный осадок у нее все же остался.

– Если ты не против.

С каждой секундой Мартин отдалялся от нее все дальше и дальше. Рената нахмурилась.

– Не против чего?

Мартин задумчиво гонял вилкой по тарелке помидорчик.

– Я подумал, что тебе будет интересно проехать со мной по поместью. Мне нужно сделать кое-какие дела.

Рената повеселела.

– С удовольствием. Но сначала я должна перепеленать Ника и уложить его спать.

– Миссис Скотт сделает это, – твердо сказал Мартин.

– Если она не возражает… – неуверенно проговорила Рената.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Это важно, – сказал Мартин, глядя ей в глаза.

– О, тогда конечно. – Рената была польщена. – Я уверена, что миссис Скотт хорошо позаботится о Нике… Ой!

– Что такое? – озабоченно спросил Мартин.

– Лицо. Там наверху, в окне.

– Какое лицо? В каком окне?

– Я видела только седые волосы. Вон там, где герб. – Рената показала рукой. – Прямо над ним два больших окна.

– Это окна спальни моей матери, – хмуро сказал Мартин.

Рената облегченно вздохнула.

– Тогда все в порядке. Она, наверное, почувствовала себя лучше.

– Или ее одолело любопытство.

– Ох, Мартин… А вдруг она видела, как мы целовались? А если она еще узнает, кто я, она подумает…

– Она не узнает об этом! – с неожиданной резкостью воскликнул Мартин. – Не должна узнать. – Помолчав, он сказал уже более спокойно: – Если ты готова, тогда поехали.

Рената приуныла. Мартин внезапно стал чужим. Настроение было испорчено. Но Рената решила не падать духом, и в этом ей поможет ее любовь к Мартину.

У Мартина было ощущение, что он идет по канату, конца которому не видно. И он постоянно балансирует – то сгорает от дикой страсти, то снова привычно замыкается в своих чувствах.

Но в ближайшие несколько часов ему предстояло узнать немного больше о Ренате. Его арендаторы – люди прямые, они все называют своими именами. Они не ослеплены, как он, страстью, поэтому быстро раскусят Ренату, если она что-то скрывает.

Зайдя в дом, Мартин наполнил корзину свежими персиками, прихватил кипу журналов и несколько романов, купленных на прошлой неделе, и отнес все это в машину. Рената весело болтала с ним, когда они направлялись к первой остановке на их маршруте – небольшому домику, в котором жила миссис Кроув. Мартин кратко отвечал на ее вопросы, он нервничал, не зная, что его ждет в конце этой поездки.

Он чувствовал, что ему хочется, чтобы Рената понравилась людям. Это было равносильно самоубийству. Если Рената чиста как первый снег, ему придется освободить Гринвуд. Но если она опростоволосится… это будет ему на руку. Он отправит ее домой.

Мартин старался не думать о том, что с ее отъездом будет чувствовать себя неполноценным человеком. Как если бы у него отняли правую руку. Мартин заскрежетал зубами и резко дернул рычаг переключения скоростей. Впервые в жизни он, известный своими четкими, мудрыми решениями, не мог совладать со своим проклятым разумом.

– Миссис Кроув, – отрывисто сказал он притихшей Ренате, когда они подъезжали к домику, – пожилая женщина, она практически не выходит из дома.

– О! Эти журналы и книги для нее? Взять их?

– Не надо. Она подумает, что я изображаю Санта-Клауса.

Мартин остановил машину. Он помог Ренате выйти из машины и, подойдя к двери, потянул за шнур звонка. Послышались шаркающие шаги, и старческий голос спросил:

– Кто там?

– Серый Волк, Красная Шапочка! – весело крикнул Мартин.

– Обманщик!

Посмеиваясь, миссис Кроув открыла дверь и подставила Мартину дряблую щеку для поцелуя.

– Надеюсь, я не побеспокоил вас. Мы с Ренатой, моей знакомой, едем за покупками, и я подумал, что, может, вам тоже что-нибудь нужно.

– Может быть, – с достоинством ответила старая женщина. – А может, и нет. Рада знакомству, Рената. Входите. Я приготовлю чай.

Мартин отметил, что Рената понравилась миссис Кроув.

– Спасибо. С удовольствием, – сказала Рената.

Пятерка, мысленно одобрил ее Мартин. Она не предложила хозяйке свою помощь. Миссис Кроув обладала очень независимым характером, и Рената, почувствовав это, не сделала ошибку.

– Не знаете никого, кто бы мог забрать у меня несколько книг и вещей, а? – спросил Мартин, когда они сидели за столом и пили дымящийся крепкий чай. – Моя мать уже прочитала их, и я хотел отвезти их на благотворительную ярмарку, но у меня нет времени на это.

– Может, и знаю, – осторожно ответила старая женщина. – Давайте-ка, посмотрим, что там у вас.

Пряча улыбку, Мартин быстро вышел. Когда он вернулся, то еще в прихожей услышал смех миссис Кроув – Рената что-то рассказывала ей. Мартин замер.

– Я уже стала параноиком, – смеясь, говорила она под скрипучее хихиканье старой женщины. – Думаю, что больше никогда не повешу себе на шею сумку с ребенком. А то, чего доброго, меня примут за сестру Квазимодо!

Ну конечно, она рассказывает о том, как Томми назвал ее женщиной с горбатым животом. Мартин улыбнулся, вспомнив этот эпизод.

– Потрясающий ребенок, похож на своего отца, – заявила миссис Кроув. – А вот старого хозяина я не любила. Но его кузен, тот был совсем другой.

Да это же она о Стивене! Мартин превратился в слух.

– Вы их обоих помните, миссис Кроув? – спросила Рената, и Мартин услышал напряжение в ее голосе, хотя она и старалась говорить спокойно.

– Мистер Эдвард был самонадеянным индюком, – ворчливо сказала миссис Кроув. – Рада, что его больше нет. А мистер Стивен был добрым, порядочным человеком. Любил рисовать. Написал вон тот портрет. Он, правда, не закончил его, поэтому на нем нет подписи, но это его работа.

Мартин услышал звук отодвинутого стула и понял, что Рената пошла взглянуть на портрет. Он видел его много раз, но не знал, кто автор. На портрете была изображена миссис Кроув в молодости. Мартин всегда восхищался им, и портрет был предметом постоянных шуток между ними. Например, Мартин предлагал миссис Кроув за него какую-нибудь нелепую сумму, скажем, полмиллиона долларов, а она отказывалась, говоря, что портрет ей самой нравится, да и она не знает, что ей делать со всеми этими деньгами.

– Это же… – Голос Ренаты дрогнул.

Она, конечно, узнала работу своего отца и расстроилась. Портрет был написан с большой любовью и чувством. Мартин всегда думал, что художник обладал хорошим восприятием и способностью проникать глубоко в душу человека, и это находило свое отражение в портрете.

– Великолепно, – с нежностью сказала Рената. – Ему удалось ухватить суть вашей натуры.

– Вы тоже заметили это?! – обрадовалась миссис Кроув. – Я всегда узнаю родственную душу. Поэтому мы так хорошо понимали друг друга с мистером Стивеном. Здесь все очень любили его. Жаль, что ему пришлось уехать из Америки так неожиданно. И портрет мой он не успел закончить. – Она печально посмотрела на Ренату. – Он и не узнал бы меня сейчас, верно?

– Думаю, узнал бы, – тихо ответила Рената. – Вы же внутри не изменились, а на портрете изображено именно то, что он увидел в вас.

– Умница. – Мартин услышал, как миссис Кроув похлопала Ренату по руке. – Куда же пропал ваш молодой человек? Он и чай свой не допил.

– Он не мой… – начала Рената.

Мартин на цыпочках направился к входной двери, чтобы возвестить о своем приходе громким стуком.

– Меня вы не обманете, я видела, как он смотрел на вас. Надеюсь, он не упустит вас, а то найдется кто-нибудь другой… А вот и он! – объявила она, услышав стук двери.

– Прошу прощения за долгое отсутствие, – сказал Мартин с легкостью, на которую только был способен после всего услышанного. – Отбирал любовные романы со слишком откровенными сценами…

– О, я как раз очень люблю такие! – возразила миссис Кроув.

Мартин ухмыльнулся.

– Я знаю, поэтому откладывал их для вас! А в машине оставил те, на обложке которых изображены домохозяйки в аккуратных фартучках. Вы же получите страстные объятия и перекатывающиеся мускулы.

Женщины обменялись озорными взглядами и засмеялись. Мартин поставил Ренате наивысшую оценку за этот визит. Миссис Кроув могла отличить лицемерие за сто шагов.

Мартин сел за стол допивать чай и даже шутил, защищаясь от объединенных усилий двух женщин, но думал он о том, что подслушивание в прихожей открыло ему глаза. Возможно, его мать, в самом деле, ошибалась насчет Стивена Фарино. Мартин ощущал странный прилив радости и удивлялся, почему с таким веселым настроением приближается к своему изгнанию из Гринвуда. Но, взглянув на смеющуюся Ренату, он понял.

И это открытие явилось для него колоссальным шоком.