Текст книги "Прикосновение Макса"
Автор книги: Кей Хупер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 6
Охваченная беспорядочными эмоциями Дайна прекратила свое сопротивление. Он притянул ее в свои объятия и задержал напротив себя. Девушка не понимала, что те чувства скрывались в ней, и осознании их, было одной из самых трудных задач в ее жизни.
«Я люблю тебя, Дайна, – сказал Макс.» Эти воспоминания отпечатались в ее уме, заставляя дрожать в его руках. Воспоминания о том, что произошло в ее предположительно безопасной спальне в Бостоне. Темнота, накрывшая все вокруг, само отсутствие предчувствия беды, что сделало произошедшее потом еще ужаснее. Страх и боль, ужасная деградация и задыхающиеся осознание полной беспомощности. И, худший из все кошмаров, знать, что жестокий человек, использующий ее, мог разрушить ее жизнь также легко, как прихлопнуть муху, и что не было ничего, что она могла бы сделать, чтобы остановить его.
А потом, позже, позор – и чувство вины. То как люди смотрели на нее. Шептались. Даже ее брат… Даже Гленн намекнул, что она должно быть сделала что-то такое, что привлекло внимание насильника – иначе, во-первых, почему он обратил на нее внимание? Позже, она подслушала разговор Гленна с его другом, в котором он задавался вопросом, почему у нее не было никаких видимых ушибов и ран после нападения, почему она, видимо, не боролась с насильником. Как говорил Гленн, казалось странным, что этот человек тал легко проник в ее квартиру, минуя сигнализацию и замки, так как будто кто-то впустил его…
Как будто кто-то впустил его.
Это было то, почему Дайна решила уехать из Бостона, разорвав все связи с прошлым. Если даже ее собственный брат, единственный человек, которому она еще доверяла, полагал, что она сама так или иначе ошиблась в том, что она была изнасилована – и это после того что она пережила – кто вообще мог быть на ее стороне? Если даже Гленн мог сомневаться в ее словах и подозревал ее в том, что она лжет относительно того, что случилось с ней, то, действительно, в Бостоне для нее ничего не было.
Как говорил ее адвокат, это было нормальной практикой, что общество осуждало женщину, преследовало, подвергая сомнению и сомневаясь относительно нее. Все еще существовала тенденция рассматривать насилие как сексуальное нападение, вызванное обольстительной одеждой или провокационным отношением, слишком много людей все еще считали, что человек, должно быть, был соблазнен, чтобы совершить такое преступление – и это означало, что всегда виновата женщина.
И вина, которую чувствовала Дайна, как объяснил адвокат, была результатом пережитого нападения. Другой из возмутительных и устаревших традиций общества, накладываемых на женщин, была смехотворная вера о «судьбе, хуже, чем смерть», и что любая женщина должна пожертвовать своей жизнью, а не «подчиниться» изнасилованию – и тем более пережить его. Человеческие эмоции редко бывают рациональными или логичными. Как и уверенность в том, что она никогда не будет чистой снова, сколько бы и как тщательно она не пыталась отмыться. Считалось, что она навсегда отмечена, испорчена тем, что случилось с ней.
Не только девственность. Но и невинность. Доверие.
«Я люблю тебя, Дайна.»
Независимо от того, как хорошо она сможет поправиться, мягко произнес адвокат, ее восприятие жизни навсегда измениться. Она всегда будет помнить о темных углах и оставленных помещениях. Выключение света уже никогда не станет легкомысленным актом, как это было раньше. В ее кошмарах всегда будет присутствовать насилие, так как теперь она знает, что это такое. Настороженное отношение к незнакомцам и доверие, будет даваться с огромным трудом. И безопасность уже никогда не будет считаться как само собой разумеющееся.
Это было последствием насилия, оставшееся на душе.
Дайна боролась теперь с этим изо всех сил, пытаясь при помощи разума победить эмоции. Попытаться убедить себя, что она не была грязной или недостойной, ничего не заслуживающей, только потому, что перенесла трагедию, подверглась зверскому нападению со стороны другого человека. Это не была ее ошибка… Это не имело…
«Я люблю тебя.»
Наконец, эти пропитанные чувством слова проникли в ее хаотические мысли как заживляющий бальзам. Он говорил именно то, что подразумевал, поняла она теперь. Невероятно, казалось девушке, он действительно любил ее. Она не знала, не могла знать, окажется ли это истинной непреходящей любовью, но он любил ее сейчас, и пока этого было достаточно.
Постепенно девушка перестала дрожать. Раны все еще были в ней, но сейчас они были выставлены на свет, и она пыталась противостоять им. Они уже не причиняли, такую жуткую боль, не рвали когтями и зубами.
Она не понимала, что плачет в течение долгого времени.
Когда она наконец, немного успокоилась, он не позволил ей покинуть его. – Я должно быть похожа на черта, – пробормотала Дайна, стирая последние слезинки кончиками пальцев, и глядя на мужчину. Слава Богу, что на ней водостойкая тушь, мелькнуло где-то в глубине сознания. По крайней мере, она не похожа на панду. – И вероятно я испортила Ваш пиджак…
– Не бери в голову мой пиджак. – Он улыбался, но бледность все еще покрывала его лицо, как будто ее тихая, жестокая борьба затронула его столь же глубоко, как и ее. – И ты никогда не могла бы быть совсем некрасивой.
Она должна была хоть что-то сказать. Он сказал ей, что любит ее, и она ответила диким недоверием, а затем потоком слез. Она не могла позволить лжи повиснуть между ними, как будто это не имело значения для нее. – Макс…
Он слегка коснулся ее губ пальцем. – я знаю, что ты чувствуешь… сырой (растревоженной). Я тоже. Давай дадим этому немного времени, хорошо? Мы вытащили твоих демонов из темноты, и пока этого достаточно.
Более удивленная его пониманием, она не кивнула. Она не могла оставить этого так просто. – Я также чувствую себя лучше, – честно призналась девушка. – Более сильной.
– Хорошо. Достаточно сильной, чтобы пойти со мной на это мероприятие?
Дайна почувствовала, как улыбка скользит по ее губам, так как поняла, что у вытаскивания демонов из темноты была одна выгода: у Изящных животных из семейства кошачьих в блестках и перьях больше не было власти раздражать ее. – Я думаю, что смогу справиться с этим. Дай мне десять минут, чтобы подкраситься, и я буду готова.
– Нет абсолютно ничего неправильного с твоим лицом. Покрасневшие веки еще больше заставляют твои глаза походить на сапфиры, – уже не столь серьезно произнес Макс.
Дайна хотела было рассмеяться, но не стала терять время и направилась в спальню, приводить себя в порядок.
Если и были какие-нибудь ехидные комментарии, направленные в ее сторону тем вечером, то Дайна их просто не заметила. Позже вспоминая, она решила, что этого не было, частично потому, что Макс едва отходил от нее и не дал никому возможности выпустить свои коготки. Он держался поблизости не из-за того, что она нуждалась в защите, а просто потому, что не хотел быть где-нибудь еще.
Что касается Дайны, то она чувствовала только умеренный, отстраненный интерес к блестящей толпе заполнившей красивый особняк Лео Кассиди, по большей части ее внимание было сосредоточено на Максе. Он же вообще не делал попыток скрыть или замаскировать свои чувства, и Дайна справлялась с шоком и удивлением от того, чтобы быть лелеемой.
Это было… странно. Часть ее просто не могла поверить в это, и все же она понимала, что Макс любил ее. Она знала что он уверен в этом, не лжет и не пытается обмануть ее в любом случае. Если она вообще знала что-то о нем, так это то, что центром его индивидуальности была глубокая и уникальная честность. Он никогда не лгал бы о том, что чувствовал. И на всем продолжении вечера, ее уверенность в нем только крепла.
Они ели и танцевали, Макс показал ей многие из прекрасных картин и другие произведения искусства, находившиеся во внушительной коллекции Лео. Без комментариев, она отметила присутствие нескольких скромных охранников в штатском, формально одетых как гости, но так как она следили за ценностями, она приняла как очевидное, что витрины и картины были защищены невидимыми, но без сомнения многочисленными системами безопасности. Но даже упоминание возможных воров, или красота искусства, не могли надолго отвлечь ее внимание.
Макс постоянно держал ее за руку или клал свою ладонь ее на спину, как будто этот физический контакт был необходим для него. Его серые глаза теплели, останавливаясь на ней и его голос, невероятный голос, каждый раз глубоко проникал в ее сердце, стоило ему заговорить, даже если это были всего лишь случайные слова.
Время шло, и сквозь туман в Дайне пробивался росточек счастья.
Она была представлена многим людям, общалась, но в действительности не говорила ни с кем кроме Макса, пока, спустя, несколько часов после их прихода, рядом с нею не появилась Морган. Макс стоял слева от Дайны, разговаривая с Лео Кэссиди – оказавшимся весьма красивым и очаровательным человеком, приблизительно лет на десять старше Макса, и чье обаяние действовало и на мужчин и на женщин. Они находились в прекрасном холле, украшенном изящными картинами, а большая часть гостей танцевала в танцзале, на расстоянии нескольких футов.
– Я не знаю, зачем я вообще трудилась предупреждать Вас, скептически произнесла Морган, появившись рядом с Дайной. – Каждая женщина в этом доме знала, что Макс недоступен в тот же момент, как только вы вошли. Очевидно, они решили допустить свое поражение даже без символической борьбы.
С ее левой рукой, надежно удерживаемой Максом, Дайна чувствовала себя готовой обсудить любую тему. Но вместо этого она повернулась к женщине, которая выглядела просто сияющей в платье цвета чистого золота – Где Вульф? – спросила девушка.
– Он оставил меня из-за блондинки, беззлобно хихикнула Морган. – Я полагаю, что должна была бы его предупредить, что та с кем он сейчас танцует, является акулой с ртом, полным острых зубов, но он – взрослый юноша. Я решила позволить ему самому бороться за себя.
Лео развернулся, чтобы лучше видеть Морган, и было очевидно, что он услышал ее замечание. – Вы говорите о нашей Ниссе, Морган? – спросил он с искорками смеха в его глазах.
– О ней самой, – последовал быстрый ответ. – Она не только заманивает в ловушку моих кавалеров, но и уже дважды за сегодняшний вечер, пыталась получить мое обещание, что ей разрешат увидеть Тайны Прошлого даже перед частным показом.
Лео приподнял бровь. – Я бы предполагал, что она просила бы Макса, – прокомментировал он.
Морган усмехнулась. – Она пробовала все, и приставала к Максу в течение многих месяцев, пока наконец, допустила поражение. Так она мне сказала. Так что теперь моя очередь. Если она попытается подкупить меня, Макс, и предложит мне большие доллары, я реально собираюсь соблазниться.
На это удивленный Макс сказал, – Дайте мне шанс улучшить любое предложение, которое она сделает.
– Идет. Наконец, успокоившись, Морган произнесла, – Она также спросила меня, рассматриваете ли Вы продажу какой-либо части коллекции. Я думаю, что все уже знают ответ на этот вопрос.
– Она знает, – ответил Макс. – Просто она сдается так легко.
– Она коллекционер? – спросила Дайна, заглядывая в открытые двери танцзала, чтобы понаблюдать за Вульфом, танцующим с высокой и ошеломляющей блондинкой приблизительно тридцати пяти лет.
– Бешеный, – подтвердил Лео. – Когда она похоронила Льюиса Армстронга десять лет назад, вскоре после их медового месяца, он оставил ее с внушительной коллекцией картин и миленькой заначкой. Она очень умно распоряжается деньгами – и очень честолюбива в достижении всего, что может пополнить ее коллекцию. Его глаза внезапно сверкнули. – Она также чрезвычайно талантлива в различных искусствах… убеждения.
– Вы знаете это непосредственно? – с затаенной улыбкой спросила Морган.
Задумчивым тоном Лео произнес, – я отклонил ее предложение в тридцать тысяч за мою греческую чашу. – Он улыбнулся, произнеся, – Простите меня, – и отошел прочь.
Дайна перевела взгляд на удивленного Макса, а потом на, посмеивающуюся, Морган. – Греческая чаша? – спросила она.
– Она уже у Ниссы, – ответила Морган. – Вот видите, Макс, я говорила Вам, когда Нисса начала хвастаться своей греческой чашей несколько месяцев назад, что это была чаша Лео. Причем она говорит, что получила ее всего за десять тысяч, и Вы можете держать пари, как она заплатила остальное.
– Морган, – умеренно запротестовал Макс.
– О, Макс, она не заботиться о том, что о ней говорят. И надо отдать ей должное, честна в этом. Жестко честна. Она мне лично говорила, что имела краткое дело с Джеком Стюартом, которое наделало столько шума прошлой зимой, что она хотела его Ренуара, и она получила его по очень сниженной цене. Скажите ей, что она заработала что-либо на спине, и она сочтет это комплиментом.
Дайна не могла не задаваться вопросом, какие же меры убеждения, включая ее предполагаемые таланты в спальне, Нисса применяла к Максу, она никак не могла избавиться от этой мысли. Она не имела никакого права ревновать к тому, чего возможно и не было, и что могло случиться еще до того как она встретила Макса – и была немного потрясена, когда осознала, что испытываемое ею чувство – ревность.
– Оставьте это, – спокойно ответил Макс Морган. – Вы прекрасно знаете, насколько преувеличиваются истории, когда коллекционеры начинают сравнивать ценность и цену.
– Это порочный круг, – торжественно согласилась Морган, затем отставила свой бокал шампанского и добавила, – Простите меня, но думаю, что я пойду и спасу Вульфа, нуждается он в этом или нет. Увидимся.
– Она упоминала Куина при Вас? – Спросила Дайна, наблюдая за уходящей женщиной.
– Только на той нашей встрече на днях, – глядя сверху вниз на девушку, ответил Макс. – А что?
Дайна поколебалась, а затем покачала головой. – Просто так.
– Потанцуем, Дайна?
– Я люблю танцевать. И тем не менее она была немного удивлена, когда Макс увлек ее через танцзал на широкую террасу. Она была освещена фонарями и имела много удобных мест, предназначенных для гостей, желающих избежать переполненного танцзала. Их окутывала ночная прохлада, но не было никакого ветра или тумана, которые могли бы помешать. На террасе уже было много людей, но все еще оставалось достаточно много места и можно было ощутить чувство близости, когда Макс привлек девушку в свои объятия.
Доносившаяся из танцзала музыка сменилась к ленивым, почти пульсирующим звукам, и она очень отчетливо чувствовала это, когда они двигались в прекрасной гармонии.
– Почему ты спросила меня, упоминала ли Морган Куина? – спокойно спросил Макс.
Пристально вглядываясь в его обманчиво спокойное лицо, в золотом свечении ламп, Дайна пришлось заставить себя сконцентрироваться на его словах.
– Хорошо… она столкнулась со всемирно известным вором, во время ограбления музея, и это неординарная ситуация. Это, думаю, конечно, может являться темой для разговоров. И Морган, которая говорит фактически обо всем, что происходит под солнцем, молчит об этом. Это только кажется мне странным – вот и все.
Дайна поколебалась, а затем добавила, – Возможно, Куин произвел на нее большее впечатление, чем она хочет в этом признаться. Даже если ты считаешь его преступником, такой незаурядный характер окутан аурой романтичности.
Тут же последовал мгновенный ответ Макса, – я, надеюсь, нет. Сомнительно, что она когда-либо увидит его снова.
– Я не знаю, – сомневаясь, ответила девушка. – У нас, кажется, повсюду воры. Они наполняют город искусством остроумия и ценностями. Макс, действительно ли ты уверен, что это подходящий момент, чтобы открыть твою выставку? – Он слегка улыбнулся. – Я дал слово.
Дайна не хотела обсуждать эту тему, но что-то вынуждало ее сделать это. – Банда, ограбившая тот музей, так и не поймана. Есть еще и Куин, и все говорят, что он очень хорош в своем деле. И что относительно того вора, который пытался использовать меня? Он все еще где-то рядом. Учитывая, как далеко он зашел…, он не сдаться.
Как всегда, Макс, казалось, понял, какой вопрос она действительно хотела задать, и именно на него он ответил. – Пока мне не повезло его обнаружить. Нет почти ни одной зацепки, за что можно было бы ухватиться. Правда, возможно, я вообще не в состоянии найти его. Дайна, ты оставишь меня, когда пройдет эта неделя?
– Я не знаю, – честно ответила девушка. – Я все еще не уверена, что причины моего пребывания правильные. Я не хочу быть нечестной с тобой, Макс.
– В твоем теле нет ни одной нечестной косточки.
– Я должна убедиться. Обязана, – произнесла она с ударением. – Я должна знать, что просто не прячусь с тобой.
Наступила долгая тишина, в течение которой они просто продолжали танцевать, и затем Макс сказал, – Ты не дала себе достаточно времени, чтобы убедиться в чем-либо. У нас есть всего лишь неделя.
Захваченная ощущением руки мужчины на ее спине и того, как близко они танцевали, Дайна прошептала, – Возможно, и не надо там много времени. Возможно то, что я должна знать…, могу ли я исцелиться от того, что случилось два года назад.
Макс прекратил танцевать, но продолжил удерживать ее в своих объятиях, и пристально вгляделся в ее склоненное лицо. Он знал о чем она говорила, и ответ его тела был настолько немедленным и интенсивным, что он практически не мог думать о чем-либо еще. Но он обязан был думать, потому что был все еще убежден, что если бы позволил своему голоду выйти из-под контроля, то он потерял бы ее навсегда.
С усилием, от которого перехватило горло, он заставил свой голос звучать спокойно.
– Дайна, любимая, я надеюсь, ты знаешь, как я хочу тебя. Но больше этого, я хочу, чтобы ни один из нас не сделал ошибки. Я люблю тебя и буду ждать столько сколько потребуется, чтобы ты убедилась, что тоже хочешь меня. Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что обязана сделать то, к чему пока не готова, только потому, что надвигается какой-то срок.
– Ты сам сказал это, – напомнила девушка. – У нас есть только неделя.
Макс покачал головой. – Неделя, это то, что ты пообещала мне, так как не могла сказать останешься ли ты со мной. Это не крайний срок, любимая. Я надеюсь, что будешь со мной в течение следующих сорока или пятидесяти лет.
Дайна чувствовала что-то необъяснимое. Ей одновременно было и горячо и холодно, она чувствовала себя и взволнованной и напуганной, отчаявшейся и надеющейся. И было чувство нереальности происходящего, как будто она стоит на краю чего-то столь важного, что девушка просто боялась пошевелиться, из страха разрушить это мгновение. Когда она пропустила через себя произнесенные им слова, она поняла, что ее инстинкты были безошибочными, только рассудок, находившийся в смятении, запутался в эмоциях и все подвергал сомнению.
– Я не знаю, что значит ощущать любовные ласки, – нервно прошептала девушка. – Но я знаю, что никогда не буду в состоянии любить, пока не узнаю этого. Я не смогу позволить себе любить, пока не смогу доверять, даже когда я … так уязвима. Я хочу любить тебя, Макс. Я никогда ничего так сильно не хотела. И мне не нужна для этого неделя, не нужен даже час. Все в чем я нуждаюсь…, является тобой.
Макс был потрясен. Он хотел ее так сильно, и только потому, что так любил ее, честно полагал, что своей любовь может излечить раны, причиненные другим человеком. Единственное, в чем он был не уверен, действительно ли Дайна была готова проверить это. Если бы они начали заниматься любовью, а страх или паника оттолкнули бы ее, то ростки ее доверия были бы навсегда сломаны. Для Дайны это стало бы абсолютным подтверждением того, что она не сможет оставить позади ее прошлое и вести нормальную жизнь, после этого она уже не смогла бы выздороветь.
Но, пристально вглядываясь в ее личико, он видел, что это было не спонтанное решение человека, в независимости от того готов он к этому или нет, он видел тоску, сладость, застенчивой рвение и надежду.
Это почти разбило его сердце.
Он наклонил голову и мягко поцеловал девушку, сдерживая свои желания жесткой уздой контроля. – Давай уйдем отсюда, – пробормотал он у ее губ.
Дайна никого не замечала, даже когда он вел ее через переполненный зал, к передней двери. Все ее внимание было сосредоточено на Максе, не отвлекаясь больше ни на кого. Намного позже Морган сказала ей, что они исчезли со скоростью вспышки. Но даже если бы Дайна тогда осознавала это, ее бы это не заботило. Она все еще балансировала на краю, все ее чувства кипели, а мысли были сосредоточены на той единственной вещи, в которой она нуждалась.
Только позже она осознала, что они задержались, чтобы взять их пальто, появившиеся как будто по волшебству, и даже как Макс прощался с хозяином дома – она не помнила этого. Дом мог взмыть как ракета за их спиной, но даже этого она бы не заметила.
Макс поместил ее левую руку на свое бедро и удерживал ее там на всем протяжении пути до дома, а она не могла отвести взгляд от профиля его лица. Как и в тот первый день в парке, когда он вытянул из нее всю правду, она чувствовала себя связанной с ним каким-то способом, которого он не могла понять, а только чувствовать. Весь вечер они находились в почти постоянном физическом контакте, и в этом не было ничего случайного. У нее было какое-то неопределенное понимание того, что их длительная близость позволила ей видеть вещи такими, какими они являлись на самом деле, и теперь она должна избавиться от призраков прошлого.
Когда они приехали домой, она зашла с ним в лифт. Достаточно любопытным было то, что она не боялась. Да, возбужденная, да, взволнованная относительно своей способности ответить, когда наступит этот момент, но не было даже тени страха перед Максом или его желанием.
Он преуспел в том, чтобы научить ее доверять ему, не взирая на разногласия, и потому что это было доверие, возникшее и взращенное на пике ее сомнений и недоверия, это было вероятно, самое сильное и ценное чувство в ее жизни. Девушка полагала, что Макс никогда преднамеренно не причинит ей боль, более того его необычно решительная природа делает даже неумышленное причинение вреда фактически невозможным. И она действительно верила, что он любил ее.
Она была готова проверить это, обнаружить, может ли она чувствовать желание – и любовь. Однако, судьба в лице незнакомца, предназначила ей еще немного ожидания.
Пентхаус Макса занимал весь верхний этаж здания, и чтобы просто подняться на этот этаж требовался или специальный ключ или разрешение кого-то в квартире. То же самое относилось и к самой квартире. Так что когда двери лифта раскрылись, и перед глазами возник высокий незнакомец, ожидающий в холле, единственной мыслью Дайны было, что госпожа Перри должно быть вернулась и позволила этому человеку войти. Но тогда почему она оставила его ждать здесь?
Макс на мгновение замер около нее, и она поклялась бы, что слышала тихое проклятие, но когда он пропустил ее и заговорил с мужчиной, его голос был спокоен как обычно. – Прекрасный выбор времени.
Ореховые глаза мужчины на одно мгновение задержались на девушке, а затем он посмотрел на Макса и произнес, – Мы должны поговорить. – Его голос был совершенно спокоен.
Макс открыл дверь квартиры, и спокойно представил Дайну Кейну Тайлеру, сказав только, что это его друг. Девушка не просила дальнейших объяснений. Тем не менее, она узнала этого человека. Он был тем самым водителем, которого дал Макс, когда они с Морган отправились по магазинам. Она и тогда не поверила, что он простой шофер, но сейчас уже начала задаваться вопросом. Все ее инстинкты говорили, что он не простой служащий, он и Макс были на равных.
Как только они оказались в квартире, девушка спокойно извинилась.
Рука Макса тут же напряглась вокруг нее. – Дайна, ты не должна…
– Все в порядке. – Ее взгляд скользнул по Кейну, а затем вернулся к Максу, – я все равно должна переодеться. – Она мягко освободила свою руку из его и через зал направилась к своей спальне.
Спальня госпожи Перри находилась с другой стороны квартиры около кухни и хотя она не появилась, когда они вошли в квартиру, были заметны следы ее возвращения. Как обычно, кровать Дайны была разобрана и на тумбочке приветственно горела лампа.
Зачем пришел Кейн Тайлер и о чем они разговаривали?
Дайна думала об этом пока переодевалась, заняв свой ум этой загадкой, чтобы не волноваться о том, что их прервали. Она внезапно задалась вопросом, был ли это Кейн, кто еще в первый день говорил о ней с Максом. Или, возможно, это был Вульф.
Но у нее была странная мысль, что кем бы ни был каждый из них, это была ошибка.
В гостиной Макс сбросил пальто, пиджак, галстук и рассеянно вынул золотые запонки, положив их на крышку бара и закатав рукава.
– Макс, я действительно сожалею. – Он посмотрел мимо Кейна. – Выпьешь?
– Нет, спасибо. Я не задержусь.
Макс налил себе бренди и выпил его одним глотком, единственном признаке внутреннего волнения. Он отставил пустой бокал, облокотился на бар и взглянул на посетителя. – Что случилось?
Кейн молча медленно приблизился к нему. – Ты хотел, чтобы я сверился с NCIC. Информационный Центр Преступлений выложил довольно длинный список воров, чьим почерком является оказание давления и шантаж вовлеченных людей, чтобы оказать им помощь.
– Значит, ты больше не считаешь Дайну угрозой? – мягко спросил Макс.
Кейн вздрогнул, но прямо встретил пристальный взгляд Макса. – Хорошо, я был не прав относительно ее. Я сожалею, что поспешил с выводами. – Он заколебался, затем добавил, – После того, через что она прошла, неудивительно, что она не смогла бороться с этим ублюдком.
Макс слегка кивнул. – Я рад, что ты понимаешь это.
– Я могу быть циничным, – сказал Кейн, – но я не глуп или бесчувственен. Я – также единственный в Сан-Франциско, кто хочет поймать этого сукина сына почти также сильно, как и ты.
В тот же момент Макс спросил, – Сколько имен в этом списке?
– Когда я начал, было больше двух дюжин. Это заняло время, но постепенно я смог сократить его до дюжины, так как одни или находились вдалеке от Сан-Франциско или они не специализируются на драгоценностях или художественных ценностях. Из оставшейся дюжины я исключил еще восьмерых, так как они – мелочь, не имеющая достаточно мозгов или сил, чтобы попытаться покуситься на твою коллекцию.
– А оставшиеся четыре?
– Один был выпущен из тюрьмы несколько месяцев назад, и как говорят пытается исправиться. Я проверил его лично, и сомневаюсь, что он – наш человек. У него теперь новая жена и постоянная работа, и его инспектор думает, что он исправился. Я вычеркнул его из списка. Осталось трое. Два из них специализируются на ювелирных магазинах и обычно сосредотачиваются на легко доступных товарах. Ни один из них ни разу не был связан грабежом музеев, и ни один не имеет опыта в искусстве.
– Кто он?
– Кейн засунул руки в карманы и тяжело вздохнул. – Это не так легко, Макс. То, что список сократился до единственного имени, еще не значит, что этот человек виновен. Из того, что ты сказал мне, следует, что Дайна не сможет опознать его, так как никогда не видела его лица. И он не входил в музей, значит, мы не сможем ему инкриминировать грабеж или попытку грабежа. Нет никаких выданных ордеров, где было бы его имя. Я не могу найти никаких свидетельств против него – а я искал, поверь мне.
Тогда Макс спросил, – Почему ты не скажешь мне, кто он?
– Потому что ты мог бы признать его виновным. – Кейн сделал паузу и мягко добавил, – я никогда не оставляю заряженное оружие, если оно не находиться под моим контролем. – Он наблюдал за улыбкой Макса, и уже не впервые, подумал, что он последний человек на земле, которого он выбрал бы своим врагом. Слава Богу они были друзьями.
– Ты действительно настолько уверен, что я пошел бы за ним?
– Абсолютно. Ты совершенно не рационален, там где это касается Дайны, не так ли?
Вместо ответа Макс сказал, – Если ты не планируешь сказать мне, тогда что ты намереваешься делать с ним?
Кейн мысленно сосредоточился. – Если он не предпримет другой попытки относительно музея, я ничего не смогу сделать, Макс, он даже не был признан виновным ни в одном уголовном преступлении. Да он подозревался. Но никогда не признавался виновным. Если он не попробует еще раз, или если Дайна не сможет опознать его как человека, который терроризировал ее, я ничего не смогу сделать.
Макс с ничего не выражающим лицом, через всю комнату посмотрел в окно. Он достаточно хорошо знал Кейна, чтобы понимать – с ним бесполезно спорить, но в то же время он чувствовал непримиримое желание проследить, чтобы по крайней мере один зверей в человеческом облике, который причинил Дайне боль, заплатил за свои преступления.
Медленно он произнес, – Ты думаешь, он снова попытается добраться до коллекции?
Очевидно Кейн долго размышлял об этом, так как ответил немедленно. – Согласно его данным, он всегда высовывался по-крупному, и нет ничего более заманчивого, чем коллекция Баннистеров. Он попробует еще раз. – Кейн поколебался, затем сказал, – Он даже может попытаться использовать Дайну.
Лицо Макса окаменело. – Я знаю. Я знал это с самого начала. Пока она связана с музеем, она находиться в опасности. Но я не могу просить, чтобы она бросила работу. Она и так волнуется, что, оставаясь со мной, прячется от действительности. Фактически…
– Фактически?
Он, возможно, обращался к ней в музее, но с тех пор как я привез ее сюда, даже если это и было, Дайна не упоминала об этом. Я думаю, если бы он хотел, чтобы она что-то сделала, она сказала бы мне, но она могла не сказать, если он все еще звонит просто, чтобы терроризировать ее.
Кейн вздохнул. – Вполне вероятно. Мне жаль, но я не могу сказать, что, не используя Дайну, смогу поймать этого парня. Самое близкое, за что он мог бы быть пойман, это его невероятное высокомерие. Он был абсолютно уверен, что может управлять своими инструментами – даже если это женщина. Если он полагает, что то, что Дайна находится здесь является твоей идеей, а не ее, что это обусловлено личными причинами и не имеет никакого отношения к выставке, он может продолжать чувствовать себя уверенным, даже сейчас, и пытаться управлять ею при помощи страха.
– Я не буду использовать Дайну, чтобы расставить ловушку, – категорически заявил Макс. – Полиция однажды уже использовала ее в Бостоне, а затем они позволили тому животному добраться до нее. Я скорее расстанусь с любой частью коллекции, прежде чем попрошу, чтобы она опять подверглась этому риску.
– Я знаю. Я только хочу, чтобы ты был готов к тому, что он снова попытается оказать на нее давление. Поскольку это весьма вероятно, Макс. – Кейн покачал головой. – Я надеюсь, что я не прав, но я так не думаю. Твоя коллекция стоит любого риска – и его единственный шанс – Дайна. И он не забыл этого.
