Текст книги "Невесты Шерраби"
Автор книги: Кей Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
– Думаю, если бы Шерраби было моим, я чувствовала бы то же самое, – промолвила Оливия.
Себастьян бросил на нее острый взгляд, и женщина забилась в дальний угол сиденья.
Вскоре машина свернула на узкий проселок под зеленой аркой каштанов; когда они снова выехали на солнечный свет, то оказались на большой поляне у реки. В центре поляны стояла старая мельница. Ее колесо давно бездействовало, однако оранжевые кирпичные стены напоминали о тихом идиллическом времени, когда жизнь была короче, но менялась мало. На берегу мельничного пруда стояли простые деревянные столы.
– Будем есть на открытом воздухе? – спросила Оливия. Она должна была догадаться, что Саймон выберет нечто необычное.
– Если хотите. Внутри мельницы тоже есть ресторан, так что если предпочитаете…
Оливия покачала головой.
– Нет. Тут так хорошо, так мирно…
– Пока не налетит мошкара.
Она засмеялась – впервые за весь вечер.
– Дует ветер. Она не станет нам надоедать.
Саймон пожал плечами и повел ее к столику, стоявшему немного в стороне, под ветвями плакучей ивы.
Они сидели, потягивали вино, любовались тихой гладью пруда и наслаждались летним вечером.
– "Луга вкруг мельницы тихи, спит за плотиной сонный пруд…" – негромко процитировала Оливия. – Кажется, со времен Теннисона [6]6
Теннисон Альфред (1809–1892) – знаменитый английский поэт.
[Закрыть]здесь мало что изменилось. Это ведь его края, верно?
– Да. Но в его дни вас бы не попотчевали здесь лучшим французским вином. Или едой, которую не приготовишь на деревенской кухне.
Он шутил, но был абсолютно прав.
Блюда действительно оказались изысканными, сухое вино – тонким и ароматным. Они ели не торопясь, а когда начало темнеть и налетела мошкара, пошли на мельницу пить кофе.
У Оливии, которая много лет не пробовала такой вкусной еды, слегка зашумело в голове. Она совсем забыла, что не должна расслабляться.
Саймон Себастьян, обладавший обольстительной улыбкой и сексуальным голосом, непринужденно подливавший вина в ее бокал и беседовавший о любимой им деревне, был чрезвычайно опасным человеком. И, судя по всему, абсолютно безжалостным. По крайней мере, в его прежней жизни. К тому же он не делал секрета из того, что хочет получить от нее больше, чем она готова дать…
При этой мысли по ее спине побежали мурашки.
– Вы… вы всегда жили один в таком большом доме? Я хочу сказать, после того, как он достался вам в наследство? – внезапно спросила Оливия.
О боже… Она имела в виду совсем не это. Тем более что Саймон в тот миг отвечал на ее предыдущий вопрос о том, как приводилось в действие колесо, когда мельница еще работала. Теперь Себастьян знает, что она его вовсе не слушает.
Саймон прищурился, сцепил лежавшие на столе руки, наклонился вперед и уставился на нее так пристально, как будто хотел просверлить взглядом.
Оливия широко улыбнулась, пытаясь скрыть внутреннее смятение.
– Извините. Я не хотела вас перебивать. Просто мне пришло в голову, что… – Ее голос увял. На самом деле ей пришло в голову, что Саймон невероятно красив. Его светлая голова сияла на фоне стены, обитой темными деревянными панелями; тени от светильника придавали его лицу таинственность. Сама того не желая, она представила эту голову лежащей на подушке… или на темно-зеленой траве Шерраби.
Саймон неторопливо улыбнулся, и Оливия испугалась. Кажется, он догадался о ходе ее мыслей и нашел их многообещающими.
– Нет, – сказал он, откидываясь на спинку кресла. – Я не всегда жил один. Но теперь один, если не считать миссис Ли и Энни. А что? Вы хотите предложить свои… услуги? – Последнее слово прозвучало очень двусмысленно.
– Ох… – Оливия отпрянула, не сводя глаз с губ, которые произнесли столь вызывающую фразу. – Нет! – воскликнула она. – Нет, я не… Послушайте, это не мое дело. Я сама не знаю, почему спросила.
Она и вправду не знала. Вопрос вырвался сам собой.
– Понимаю, – пробормотал Саймон. – Но раз уж вы спросили, отвечу. В Шерраби жила моя мать, пока снова не вышла замуж и не уехала в Шотландию играть в гольф. Это случилось меньше года назад. Поэтому можете забыть все свои подозрения о том, что я устраиваю у озера пьяные дебоши и оргии. Матушка придерживается строгих правил. – Он погладил себя по подбородку. – Но поскольку в данный момент она отсутствует, как вы посмотрите на то, чтобы стать моей… скажем, компаньонкой? Думаю, условия вас вполне удовлетворят.
У Оливии перехватило дыхание и побежали по спине мурашки. Он что, серьезно? Но тут она увидела его обольстительные насмешливые губы и поняла, что ее дразнят.
– Прошу прощения, но меня ваше предложение не интересует, – сказала она, пытаясь подделаться под его непринужденный тон. – Я не занимаюсь оргиями.
– Потому что не умеете. А чем вы занимаетесь, Оливия?
В вопросе слышался прозрачный намек. Заметив его лукавую усмешку и искрящиеся глаза, Оливия ощутила холодок в животе. Она не должна уступать. Это доведет до беды.
– Ничем таким, что представляло бы для вас интерес, – ответила она.
Саймон посмотрел на нее сквозь пушистые, неожиданно темные ресницы и протянул:
– Не уверен.
Несмотря на жару, Оливию бросило в дрожь.
– Вам следовало взять с собой шаль, – сказал Саймон, вставая и подавая ей руку. – Пора домой, миссис Нейсмит.
Оливия поднялась. Когда она не приняла протянутую руку, Саймон многозначительно улыбнулся, решительно обнял ее за талию, повел к двери и не отпускал, пока не усадил в "роллс".
Хотя больше ничего особенного не было сказано и нервничать было не из-за чего, всю обратную дорогу Оливия провела, прижавшись к дверце машины. А когда они остановились у ее дома, очутилась на тротуаре еще до того, как Саймон выключил двигатель.
– Что за спешка? – спросил он, выбравшись наружу и неторопливо обойдя "роллс". – Я понимаю, пригласить меня к себе вы не можете. Слишком много свидетелей. Но это не значит, что мы не можем попрощаться.
– До свидания, – сказала она. – Спасибо за… приятный вечер.
– Вы говорите, как викторианская барышня. Это самое большее, на что вы способны?
– Да. Самое большее.
– Чего вы боитесь, Оливия? Меня? Я абсолютно безобиден.
Улыбка Себастьяна была какой угодно, только не безобидной, но сам он знать об этом, естественно, не мог. У Оливии похолодело внутри.
– Нет. Нет, конечно, я не боюсь вас, – прошептала она.
– А вы не хотите поцеловать меня?
Она облизала губы и попыталась отвести взгляд от его рта, но не смогла. О да, она хотела его поцеловать. Понимание этого потрясло ее, как пощечина. Но она не хотела хотеть. Он был гипнотически притягателен, притягателен невыносимо… Однако если бы она поцеловала его, вся мучительная история любви могла начаться сначала. Нет, конечно, Саймон не женился бы на ней. Но даже короткая связь может причинить боль. И обязательно причинит. Она не из тех женщин, которые легко относятся к любви. Или хотя бы легко грешат. Иначе тот ад, через который она прошла с Дэном, не был бы таким страшным и не заставил бы ее прикрыть сердце броней…
Губы Саймона изогнула дразнящая улыбка.
– Нет, – прошептала Оливия, делая еще один шаг к калитке. – Нет, я не хочу поцеловать вас.
Он прищурился и тихо спросил:
– В самом деле? Оливия, я слишком опытный человек, чтобы не понимать, когда мне лгут.
Ах, так? Внезапно она отбросила все колебания и сомнения. Оливию охватил гнев. Лютый гнев на этого холодного, самодовольного, самоуверенного, непроницаемого человека, считающего, что он видит ее насквозь. А то, что он совершенно прав, что она и в самом деле лгунья, только подлило масла в огонь.
– О'кей, мачо [7]7
Самец (исп.); настоящий мужчина. Оливия употребляет его в негативно-ироничном смысле.
[Закрыть]! – выпалила она. – Тогда и вы скажите правду! Вы действительно считаете, что стоит женщине увидеть вашу физиономию, как она готова упасть к вам в объятия? Если так, то вы еще большая крыса, чем я думала!
– А вы еще более хорошенькая кошечка, – парировал Саймон. – Какой мужчина способен устоять перед таким искушением?
Он шагнул вперед и обнял ее.
Жар. Невыносимый, всепожирающий жар пронзил Оливию в тот миг, когда его пальцы коснулись ее обнаженного плеча. Это было ее первое ощущение. В следующее мгновение оно сменилось паникой. Оливия больше не хотела испытывать этого жара. Ни за что. Не с Саймоном. Только с Дэном. Но Дэн мертв. Это лишний раз доказывало, что такие чувства опасны и что от них следует немедленно избавиться.
Саймон держал ее легко, но бежать было некуда. Пахнущие вином губы нежно прикоснулись к ее рту. Оливия отчаянно пыталась вырваться, чтобы избавиться от страха и смущения. Но в глубине души знала, что не хочет избавляться от Саймона, который пробормотал что-то неразборчивое и тут же отпустил ее.
– Примите мои извинения, – с поклоном сказал он. – По-видимому, я ошибся. Там, где я ожидал встретить темперамент, оказался всего-навсего плохой характер. Спокойной ночи, Оливия. – Он отвернулся и поставил ногу на подножку машины.
Оливия смотрела на его напрягшиеся плечи, не в состоянии осмыслить случившееся. Ее тело еще дрожало от возбуждения.
– Нет, – сказала она, поняв, что Саймон сейчас уедет. – Нет, вы не ошиблись во мне.
Она не могла лгать ни ему, ни себе. Тем более что в этом не было смысла.
Саймон медленно обернулся, захлопнул дверцу "роллса", прислонился к ней и сложил руки на груди.
– Что-то не так, Оливия? – спросил он. – Да, я поцеловал вас. Но, клянусь, у меня и в мыслях не было набрасываться на вас… на виду у кошки миссис Кричли. – Он кивнул в сторону черной тени, сидевшей на калитке и презрительно смотревшей на них желтыми глазами.
Оливия посмотрела на кошку, проглотила слюну и выдавила слабую улыбку.
– Я знаю. Просто… я не могу… слишком быстро…
– Почти год. Вы собираетесь хранить целомудрие всю свою жизнь?
Она снова проглотила слюну, следя за тем, как вздымается и опадает его мускулистая грудь. Потом подняла глаза и увидела стройную, сильную шею, подбородок и крепко сжатый, но от этого еще более обольстительный рот. Собирается ли она хранить целомудрие? До сегодняшнего дня она над этим не задумывалась. Но…
Нет! Нет, она не должна думать об этом. Разве жизнь с Дэном не научила ее, что любовь в лучшем случае риск, а в худшем – быстрая катастрофа? В глубине души она знала, что ни на что меньшее, чем любовь, не согласится. Вот почему следовало забыть о поцелуях.
– Да, – сказала она. – Да, я собираюсь… жить одна.
– Я не предлагал вам брак, Оливия. – Голос Саймона, сухой, как пыль, доносился откуда-то издалека.
– Знаю. Я не имела в виду… – Она тяжело вздохнула и ощутила слабый запах роз миссис Кричли. – Извините, если у вас сложилось впечатление, что я доступна. Потому что это не так.
– Нет? – Саймон посмотрел на ее руки, тесно прижатые к бокам, и спокойно сказал: – Увидим.
Оливия сжавшись ждала, что он снова станет доказывать, насколько она уязвима. Но вместо этого Саймон решительно развернул ее и подтолкнул к калитке.
– Спокойной ночи, миссис Нейсмит.
– Спокойной ночи, – ответила Оливия. Дверь машины захлопнулась. – И… э-э… спасибо вам. – Она сама не понимала, почему благодарит его, но так было нужно. Даже если Саймон не слышал ее.
Когда она пошла к боковой двери, откуда-то стрелой вылетела черная кошка и начала тереться о ее ногу. Оливия нагнулась и взяла ее на руки.
– Ты желаешь мне удачи, Эбони? – пробормотала она, прижимаясь щекой к нежному меху. – Надеюсь, она мне не понадобится.
Она вспомнила о чувстве, которое испытала, на несколько секунд оказавшись в объятиях Саймона. Если бы она не вырывалась, удалось бы ей испытать то же, что с Дэном? И не пожалеет ли она в один прекрасный день о потерянной возможности? Может быть, и пожалеет… Но… все к лучшему. Она довольна своей жизнью с Джейми. Зачем подвергать себя опасности?
Совершенно незачем, убеждала она себя, поднимаясь наверх. Но тогда почему же так ноет грудь?
На лестнице было темно. А там, у мельничного пруда, рядом с Саймоном, все было таким ярким…
Саймон спрыгнул с седла, похлопал по шее Кактуса – угольно-черного арабского жеребца со снежно-белыми ногами – и передал его Джону Казинсу.
– Ничто так не прочищает мозги, как хороший галоп, мистер Саймон, – заметил Казинс. – Вы выглядите намного лучше.
– Я и чувствую себя лучше, – ответил Саймон, не перестававший удивляться способности своих слуг замечать его настроение. Если бы этой способностью обладали канальи, которые были у него в подчинении, едва ли он сидел бы здесь и бил баклуши.
Он размашисто шагал к дому и слышал за спиной негромкое ржание Кактуса. Жеребец тоже умел разбираться в настроении хозяина.
Иногда Оливия напоминала ему Кактуса. Сильная, одухотворенная, чувствительная. Но на том сходство и кончалось. Хотя Оливия извивалась в его объятиях как червяк, Саймон успел заметить, что тело у нее удивительно нежное и женственное.
Саймон шел и рассеянно хлестал плеткой траву. Оливия тоже нуждалась в осторожном обращении, небольшой тренировке и очень легком прикосновении к поводьям. Иными словами, если следовать плану, который созрел у Себастьяна между кофе и поцелуем, от него требовалось сохранять невозмутимость игрока в покер и действовать куда тоньше, чем он привык.
Он наклонился и взял на руки Риппера, который радостно тыкался в колени.
– Что скажешь, Рип? – спросил Саймон. – Со всеми серьезными привязанностями я давно покончил. А она умна. Ей не понадобится много времени, чтобы привыкнуть к узде.
Рип помахал хвостом.
– Знаю, – ответил ему Саймон, – знаю. Алтея Каррингтон-Коутс уже привыкла к узде. Но Алтея Каррингтон-Коутс не заставляет меня смеяться. Алтею Каррингтон-Коутс бессмысленно дразнить, потому что она даже не понимает, что ее дразнят, не говоря о том, чтобы находчиво ответить. Кроме того, меня совсем не тянет делить ложе с мисс Алтеей К.-К.
Рип лизнул его в ухо.
– Ты прав, – сказал Саймон. – Надо еще несколько дней подумать. Но я уверен, что овчинка стоит выделки. – Он прижался подбородком к извивающемуся тельцу собаки. – И знаешь что, Рип? Если все пойдет хорошо, этот ублюдок-переросток, иначе именуемый моим двоюродным братом Джералдом, скоро поймет, что его ожидания тщетны. А если Эмма думает, что я должен жалеть его, это ее трудности.
– Ррр, – согласился Рип.
– Так и есть. Конечно, сначала мать будет горой стоять за Алтею, но я думаю, что в конце концов останется довольна.
Рип сказал "уфф" и лизнул хозяина в другое ухо.
Саймон улыбнулся, опустил пса на землю и пошел на кухню, насвистывая сквозь зубы.
Глава 4
Зак ворчливо поблагодарил таможенного чиновника аэропорта имени Кеннеди и снял с транспортера поношенную дорожную сумку, с которой расстался бы только в том случае, если бы сумка окончательно развалилась.
Ее купила Мораг, когда Зак уезжал учиться в Кембридж. Она так гордилась им! Зак первым в семье должен был получить высшее образование. Это было ей наградой за самоотверженность. Тогда Зак не понимал, что ради младших братьев и сестер Мораг жертвовала своей юностью. Отец, никогда особенно не заботившийся о сбивавшейся с ног матери, умершей от туберкулеза, приносил домой жалованье, пока не утонул в реке. Едва ли это был просто несчастный случай. После его смерти все свалилось на плечи Мораг, которая шила, присматривала за чужими детьми, клеила почтовые конверты и делала все, что могла, чтобы сохранить семью.
Сначала работники социальной сферы не спускали с них глаз, но потом убедились, что Мораг им упрекнуть не в чем.
Когда Зак получил стипендию, Мораг обняла его и сказала, что первым делом надо купить хороший саквояж – пусть остальные студенты знают, что он приехал из приличного дома. Зак так никогда и не сказал ей, что другие студенты приезжали с дорогими чемоданами, а не дорожными сумками, и что они ничуть не интересовались его багажом.
На его левый локоть налетел высокий мужчина с бородой. Справа от Зака женщина в желтом сари пыталась управиться с двумя чемоданами и двумя очень маленькими и очень шустрыми детьми.
Аэропорты. Всюду одно и то же. Шум, толчея и люди, отчаянно торопящиеся к месту назначения и думающие о том, что их ждет.
– Вам помочь? – спросил Зак женщину в сари. Та посмотрела на него удивленными карими глазами и покачала головой.
Зак вздохнул и пошел на стоянку такси. Современные люди разучились принимать помощь, предложенную от чистого сердца. Для этого они либо слишком пугливы, либо слишком независимы. А вот сам он от помощи бы не отказался – предпочтительно в виде машины с шофером, присланной Мэтью Колфаксом. Но Мэтью и его жена Маргарет были в Сан-Франциско. Ему разрешили пользоваться домом и любой машиной по его выбору, но до "Дубов" еще надо было добраться.
Он сошел с тротуара, обходя самозабвенно целующуюся парочку, услышал свое имя, поднял глаза и громко ахнул.
– Эмма! Черт побери! – пробормотал Зак, когда навстречу шагнула знакомая фигура.
– Да, это я, – сказала Эмма, роскошно выглядевшая в белых шортах, сандалиях и кремовой шелковой блузке. – Ты что, не рад?
– Не очень.
– А следовало бы радоваться, потому что я на машине. В очереди на такси ты простоял бы целую вечность.
– Не простоял бы. У меня есть свои способы.
– Ну, сегодня они тебе не понадобятся, потому что я приехала на "порше".
– Ты хочешь сказать, что остановилась в "Дубах"? Ты же в Греции. С кем на этот раз? С Ари Андракисом?
Эмма вздрогнула, и он понял, что попал в яблочко.
– Да, конечно, где же мне еще останавливаться, если не у себя дома? И, как видишь, я не в Греции. – Она кивком указала направление. – Пошли. Машина там.
Идя вслед за ней сквозь оживленную толпу, Зак волей-неволей смотрел на аккуратный зад Эммы. Сзади она выглядела очень неплохо. Он никогда не считал Эмму красавицей – для этого у нее были слишком острые нос и подбородок, – но в привлекательности не отказывал. Зак обошел двух японских бизнесменов с чемоданами и фотоаппаратами и напомнил себе, что именно чрезмерная привлекательность девятнадцатилетней Эммы заставила его жениться на Саманте.
Этот брак кончился крахом.
Черт! Почему Саймон не предупредил его? Знай Зак о том, что Эмма будет в Нью-Йорке, он заказал бы себе номер в гостинице. С решетками на окнах и телохранителем у дверей. Хотя едва ли бы это помогло. Он вздохнул. В ловкости этой ведьмочки отказать никак нельзя. К несчастью, она испорченная и избалованная дочь Мэтью Колфакса, чья финансовая мудрость много лет назад принесла его семье огромное состояние. А в довершение беды Эмма приходится кузиной Саймону.
В том, что его друг и партнер происходит из другой социальной среды, нет ничего плохого. Но Зак достаточно хорошо знал Эмму, чья связка мужских скальпов с каждым годом становится длиннее, и понимал, что любая попытка завязать с ней роман обречена на провал. Мало того что оба они вскоре разочаруются и лишатся иллюзий, но после этого можно будет поставить крест на дружбе с Саймоном.
Нет. Зак на мгновение поднял голову и посмотрел в голубое июльское небо. Хотя за пять лет, прошедшие с того дня, когда Эмма пыталась соблазнить его в лесу, она стала еще красивее, но будь он проклят, если откажется от всего, чего добился своими руками – включая спокойствие духа, – ради этой сумасбродной, взбалмошной девчонки, коллекционирующей мужчин, как будто они охотничьи трофеи, которые можно прибить к стене.
И все же он продолжал следить за Эммой, нагнувшейся, чтобы отпереть "порше". Можно было сто раз не желать становиться частью ее коллекции, но отказывать себе в приятном зрелище он не собирался…
Эмма слегка покрутила руль, привычно въехала в ворота и направила машину к большому белому особняку, стоявшему на берегу узкого пролива Лонг-Айленд. Конечно, это не Шерраби, но жить здесь можно. Движение на шоссе было страшное, однако, когда она свернула на подъездную аллею "Дубов", мир стал казаться вполне приемлемым. Рев двигателей и шелест вращающихся шин сменились криком чаек и диких уток, обитавших ниже, на скалистом берегу.
Сидевший рядом Зак всю дорогу молчал. Конечно, злился. Как минимум, был недоволен тем, что она оказалась в Нью-Йорке. Во всяком случае, равнодушным не оставался. Стоило Эмме сконцентрироваться на дороге, как он косился на девушку, словно решая, что делать с этой непредвиденной помехой.
Естественно, быть помехой Эмме не нравилось.
– Надеюсь, ты здесь не одна? – наконец спросил Зак, когда Эмма остановила машину на гравии под ветвями огромного дуба.
А если одна, так что? Он стрелой понесется обратно в город?
– Честно говоря, нет, – не кривя душой, ответила она. – Большинство слуг в отпуске, но Харви остался присматривать за домом.
– Я так понимаю, что и за тобой тоже.
Кент говорил презрительным тоном, словно был убежден, что сама о себе она позаботиться не в состоянии.
– Нет. Харви стареет, Зак. Теперь он не тот, что прежде. Но слуга он хороший, и родители не собираются расставаться с ним. Он служит у них больше тридцати лет.
– Гмм, – недоверчиво хмыкнул Зак. – Но наверняка он убирает дом. И готовит еду.
– Нет. – Эмма сдерживалась из последних сил. – Убирать в доме нечего, а готовлю я сама. Разве что он придет на кухню раньше меня. Тогда готовит он. Харви вроде тебя – он тоже думает, что я ничего не умею.
Зак от неожиданности поднял голову, и она испытала легкое удовлетворение.
– А ты умеешь?
– Да. Так что не волнуйся, с голоду не умрешь… Зак, ты наконец поможешь мне выйти из машины? Мы что, будем сидеть здесь весь день?
Зак пробормотал себе под нос что-то об избалованных принцессах.
Эмма прикрыла ладонью рот. Проклятье! Зачем она сказала это? Должно быть, во всем виновато его пренебрежение. Тонко завуалированный намек на недостаток хороших манер Зак мог принять за нечто худшее… и решить, что он ей не пара.
Его губы плотно сжались.
– Тысяча извинений, миледи, – с преувеличенным раскаянием произнес он. – Как я могу подумать, что вы в состоянии сами нажать на ручку?
Эмма начала было оправдываться, что она пошутила, но Зак уже вышел и рывком открыл дверцу водителя. Когда Эмма, чувствуя себя дура дурой, ступила на гравий, Кент склонился в столь низком поклоне, что его голова оказалась на одном уровне с ее коленями.
– Не смеши меня, – пробормотала она. – Я ничего такого не думала.
– Покорнейше благодарю вашу светлость, – прохрипел Кент. Теперь его нос достигал уровня щиколоток.
– Зак, перестань! Если ты наклонишься еще ниже, упадешь!
– Не упаду. – Он резко выпрямился. – Ты еще убедишься, что мое тело в очень хор-рошей фор-рме!
Эмма бросила на него подозрительный взгляд. Он что, дразнится? Зак всегда раскатисто произносил "р", когда провоцировал ее. Но он никогда не делал скабрезных намеков, так что его упоминание о собственном сухом как щепка теле действительно могло чего-то стоить.
Надо было срочно проверить.
– Может, докажешь? – хихикнула она и соблазнительно откинулась на капот "порше".
Глаза Зака, в которых скорее всего скрывалась насмешка, моментально потемнели.
– Едва ли это тебе понравится, – проворчал он. – Веди себя прилично, Эмма.
Девушка вздохнула и выпрямилась. В воздухе пахло солью и розами.
– И почему все требуют, чтобы я вела себя прилично? – промолвила она куда-то в пространство.
– Наверное, потому, что ты этого не умеешь. – Зак взял свою сумку и направился к широким деревянным ступеням крыльца. – Кстати, что там у тебя вышло с Ари Андракисом?
Эмма чуть не ахнула. Лучше бы Зак не слышал об Ари!
– Разве Саймон тебе ничего не сказал? Насколько я знаю, Ари все еще в Скиросе. Сидит и в тысячный раз гоняет по видео давно сошедшие фильмы со своим участием.
Зак долго молчал, а потом бросил через плечо:
– Не верится. Впрочем, мужик, видно, окончательно сошел с круга, если даже тебе не по силам его расшевелить.
– Спасибо, – сухо сказала Эмма ему в спину. – Это что, комплимент?
– Нет. – Зак поставил сумку на верхнюю ступеньку и полез в карман за ключами, которые родители Эммы переслали ему через Саймона.
Но воспользоваться ими Кенту не пришлось. Только он собрался вставить ключ в скважину, как дверь распахнул старый сгорбленный негр, морщинистый, словно только что вспаханное поле.
– Привет, Харви, – сказал Зак. – Рад видеть тебя.
– И я тоже рад видеть вас, мистер Кент. Рад видеть вас, – пробасил Харви. – Входите, входите.
Зак со своего прошлого и единственного посещения "Дубов" запомнил, что Харви Симпсон все повторяет по меньшей мере дважды.
Он вошел в просторный холл, обшитый кедровыми панелями. Эмма шла за ним по пятам.
– Я приготовил вам ту же комнату, что и в прошлый раз, мистер Кент, – сказал Харви. – Ту же комнату. С видом на пролив. На…
– Спасибо, Харви, – поспешно перебил Зак, не дав старику повторить слово "пролив". – Я сам найду дорогу.
Добравшись до середины полированной лестницы, приятно пахнувшей кедром, он почувствовал, что Эмма идет следом.
– Мне нужно принять душ, – сказал Кент, поворачиваясь к ней. – И еду я себе приготовлю сам. Нам вовсе не обязательно мозолить друг другу глаза.
– Но я уже приготовила для тебя ужин, – сказала Эмма.
Этого следовало ожидать. Зак открыл было рот, чтобы отказаться, но Эмма выглядела такой несчастной, что у него не хватило на это духу.
– Ну хорошо, согласен! – Кент поднял руки и засмеялся. – Если так, конечно, я спущусь.
Ее большие глаза прояснились.
– Будут холодные закуски. Так что можем начать, когда захочешь.
Холодные закуски? Это что-то новенькое. Раньше Эмма могла приготовить разве что салат, да и то регулярно забывала мыть листья… Он поглядел на часы.
– Как насчет семи часов? К тому времени я стану похож на человека.
– Хорошо, – сказала Эмма, думавшая, что в спортивной куртке и рубашке с открытым воротом он и так выглядит человеком. Даже после шести часов полета.
Она заторопилась на кухню, обрамленную буфетами из полированной сосны. Надо было нанести последний штрих на блюда, которые она готовила весь день. Едва ли путь к сердцу Зака лежал через его желудок, но попробовать стоило.
– Как, ты накрыла в столовой? – воскликнул Зак. – Эмма, нас же всего двое!
Вот черт. Опять она попала впросак. Она всегда забывала, что Зак, хотя и привык иметь дело с сильными мира сего и легко общался как с герцогами, так и с их слугами, все же в душе продолжал считать себя "мальчиком не с того берега реки". Мальчиком, который видел достоинство в простоте и ни в грош не ставил богатство, роскошь или голубую кровь.
Эмма вовсе не собиралась пускать ему пыль в глаза. Она выбрала столовую из-за того, что там было спокойно и уютно. Ей как-то не улыбалось соблазнять Зака за сучковатым сосновым кухонным столом или у холодильника. Но здесь, в большой, светлой столовой с бледно-золотистыми шторами и развешанной на стенах материнской коллекцией старинных тарелок с птичками, она без труда представляла себя хрупкой южной красавицей, принимающей таинственного и притягательного иностранного гостя…
Ей следовало знать, что Зак наверняка постарается сунуть ложку дегтя в бочку меда.
– Да, я уже накрыла в столовой, – мрачно сказала она, жалея, что взяла материнский фарфоровый сервиз с гербами вместо бело-голубого фаянса.
– Ну что ж, столовая так столовая, – с фальшивым энтузиазмом отозвался Зак.
Он знал. Черт побери, он сразу увидел, что Эмма расстроилась, и пытался подыграть ей. В этом и заключалась вся трудность. В глубине души он был добр. Когда Эмме хотелось расквасить ему нос, Зак пускал в ход свою редкую убийственную улыбку, и она моментально теряла голову.
Так что надо было держать ухо востро. Тем более что в джинсах и голубой шелковой рубашке, надетых, возможно, без всякой задней мысли, он выглядел ужасно… трогательно. А вот она чуть ли не час провела в раздумьях, пока не остановилась на белом летнем платье с вышитыми на лифе красными маками.
Зак отодвинул ее стул, как будто они обедали по меньшей мере в "Уолдорфе" [8]8
«Уолдорф» – фешенебельная лондонская гостиница на улице Олдуич.
[Закрыть]. Эмма смущенно села и лишь тогда сообразила, что ненароком отвела Заку место на дальнем конце стола. То место, которое всегда занимал ее отец.
Зак посмотрел на необозримое пространство, заполненное полированным деревом, без лишних слов взял свою тарелку и прибор и поставил их слева от Эммы.
– Вот так, – сказал он. – Теперь я смогу говорить с тобой без мегафона.
Она состроила унылую гримасу.
– Я не подумала.
– Нет, – мрачно согласился он, и Эмма поняла намек. Зак считал, что она вообще не способна думать.
– Хочешь попробовать вино? – спросила она, надеясь, что эта фраза окажется абсолютно нейтральной.
Зак кивнул и попробовал. Лицо его было серьезным, но в то же время чувствовалось, что он находит все это представление довольно забавным. Эмма широко улыбнулась и передала ему корзину со свежими булочками.
– Надолго в Штаты? – спросила она, надеясь, что Зак не догадается, как много значит для нее его ответ.
– Не знаю. Это зависит от клиентов.
– Ах, вот как… И кто же твои клиенты?
Зак очень долго и сосредоточенно резал булочку, прежде чем терпеливо ответил:
– Эмма, клиенты нанимают нас именно потому, что знают: на этот вопрос мы никогда не отвечаем.
– Да, конечно. Я просто хотела спросить, что тебе предстоит делать.
– Все, за что мне платят.
– Это понятно. Но что именно? Уж мне-то ты можешь сказать.
Зак молча разглядывал ее поверх ободка бокала.
– Нет, не могу. В прошлом я отвечал за безопасность членов правительства и руководства компании, был личным телохранителем у богатых и нервных людей…
– Телохранителем? – воскликнула Эмма. – Ты? Но почему?..
– А почему бы и нет? Потому что во мне меньше шести футов роста и вешу я не двадцать два стоуна [9]9
183 см и 140 кг соответственно.
[Закрыть]? Не беспокойся, я всегда справлялся со своим делом.
Эмма в этом не сомневалась, но тем не менее стала автоматически переводить стоуны в привычные ей фунты.
– Я имела в виду совсем другое, – сказала она, надеясь, что Зак не обиделся. – Здесь ты тоже будешь телохранителем?
Зак пожал плечами.
– Может быть.
– Зак-улитка [10]10
То есть молчун (ср.: «молчать как улитка»).
[Закрыть], – сердито пробормотала Эмма. – А это опасно – быть телохранителем? – Она не хотела, чтобы Зак подвергал себя опасности.
– Не особенно. – Он намазал маслом еще один кусок булочки. – Салаты замечательные. Что ты в них кладешь?
Тут Эмма поняла, что больше ничего из него выжать не удастся. Ну ладно. Если Зак хочет сменить тему, она сделает ему одолжение. И все назовет своими именами.
Следующие десять минут Эмма во всех подробностях описывала ингредиенты каждого салата. Она ждала, что у Зака глаза полезут на лоб, но они не полезли. Наоборот, он слушал с видимостью искреннего интереса, как будто был приятно удивлен ее познаниями.
Он действительно профессионал, неохотно подумала Эмма. Неудивительно, что Саманта развелась с ним. Как может женщина жить с таким бирюком? Она отрезала большой кусок зеленого перца. Если бы Зак хоть раз забыл о том, что должен все время быть настороже, и позволил ей перебраться через эту непреодолимую стену…
Не меняя выражения, она продолжила:
– …И щепотка куркумы в майонез. – И на том закончила перечисление.
