Текст книги "Ночной обман"

Автор книги: Кэтрин Мэлори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5

Якоб Нокс не отличался щедростью, и Наташа получала более чем скромное для ее должности жалованье. Однако кабинет ассистентки в галерее был обставлен дорогой мебелью: белый ультрасовременный рабочий стол и вся остальная мебель – чистых строгих линий, в том же стиле. Ощущение легкости и простора усиливал утренний свет, лившийся сквозь двухцветные стекла окон, которые выходили на Мэдисон-авеню. За толстыми стеклами гудки такси и шум автобусов были едва слышны, но сегодня даже они страшно раздражали Наташу.

Вздохнув, она оттолкнула от себя желтый деловой блокнот и нервно забарабанила карандашом по столу. Наташа терпеть не могла рассеянности на работе, но именно такой она и была ежедневно вот уже три недели – с той самой ночи, когда в ее жизнь вошел Марк, «ночи француза», как мысленно окрестила ее Наташа с мрачным юмором.

Разумеется, она изо всех сил старалась вообще не вспоминать о ней. Всего лишь один звонок Трейси положил начало длинной череде свиданий с «подходящими» нью-йоркскими холостяками, каждого из которых – Наташа знала точно – была бы счастлива заполучить любая одинокая женщина. Ее водили на балет в Линкольн-Центр, на шикарную танцевальную вечеринку в самом модном из новых ночных клубов, на премьеру новой пьесы современного автора последнего любимца критиков… Ей старались угодить во всем, осыпали комплиментами и цветами… и все же ей было так неимоверно скучно в их обществе.

Единственное, в чем Наташа находила себе хоть какое-то развлечение, это безжалостно разрушать в общем-то понятные надежды ее спутников провести с ней ночь. Об этом не могло быть и речи!

Временами она задумывалась, сможет ли вообще когда-нибудь снова чувствовать себя с мужчиной настолько свободно, чтобы быть в состоянии заняться с ним любовью. Даже сама мысль, что такое когда-нибудь может произойти, приводила ее в ужас. Любой эксперимент заранее был обречен стать разочарованием: Наташа знала, что ни один мужчина как любовник не может сравниться с Марком.

Отбросив карандаш, девушка откинулась на спинку своего кожаного с хромированными подлокотниками кресла и нахмурилась. Почему, ну почему она не может выбросить его из головы раз и навсегда! Ей отчаянно хотелось забыть «ночь француза» и продолжать жить дальше, но это оказалось чертовски трудно сделать.

Даже работа, которую она всегда любила, не могла отвлечь девушку. Конечно, ее жизнь не облегчало и то, что задание, которым она сейчас занималась, было особенно противным.

На краю рабочего стола лежала целая кипа газет, которые Наташа каждый день приносила из киоска на Большой Центральной станции. Это были специально доставляемые авиапочтой выпуски газет из крупных городов страны и из нескольких европейских столиц. В обязанности Наташи входило каждое утро внимательно просматривать деловые разделы, некрологи и колонки светских сплетен.

Смерть, развод, банкротство – это три события, в результате которых чаще всего выбрасывают на рынок картины. Когда одно из этих бедствий постигает известного коллекционера предметов искусства, на которых специализируется галерея, Якоб тут же срывается с места, чтобы наперегонки с другими торговцами и владельцами аукционов мчаться к наследникам и их адвокатам. Именно такая погоня за картинами и толкнула Якоба в Калифорнию несколько недель назад.

Наташа представила себе, как жадные торговцы, словно стервятники, кружат над открытой могилой, ощупывая глазами автомобили и траурные одежды родственников покойного, пытаясь прикинуть, смогут ли те содержать поместье или им придется выставлять имущество на аукцион, чтобы заплатить налог на наследство.

Конечно, на самом деле все происходило не совсем так. Такие деликатные вопросы решались более тактично – добрая улыбка, несколько сочувственных слов, тисненная золотом визитная карточка, которую предлагают чуть ли не извиняясь. Позже, через несколько дней, Якоб позвонит из отеля. Назначаются встречи, проводится оценка, подаются заявки, и вскоре – если повезет – в галерею начинают поступать коробки с картинами.

В ее мысли опять прокралась «ночь француза», но Наташа неумолимо прогнала ее прочь. Она принялась с некоторой брезгливостью переворачивать измятые страницы лондонской «Тайме», пока не дошла до раздела некрологов. Их было несколько, все написаны в вычурном газетном стиле – обстоятельные и хвалебные. Наташа пробежала глазами подробности карьеры известной актрисы, мельком просмотрела достижения выпускника Оксфорда и задержалась на имени бывшего министра. Кажется, это достаточно важная персона, чтобы обратить на него внимание.

Поднявшись с места, Наташа подошла к противоположной стене, где был оборудован не бросающийся в глаза шкаф с картотекой. Выдвинув один ящик, она принялась просматривать ряды карточек, помеченных условными знаками цветового кода. Есть! Уэллс, Джеффри Кингман. Под его адресом и профессией сообщалось, что десять лет назад он приобрел на аукционе Сотбис небольшое полотно Курбе за пятьдесят тысяч фунтов. Ни о каких других покупках записей не было.

Наташа сделала пометку в рабочем блокноте. Позже она напечатает для Якоба докладную записку, а уж он потом решит, бросаться ли в бой. В данном случае он, наверное, не станет участвовать в «гонках». Одно-единственное полотно не стоит того, чтобы мчаться за ним в Лондон, тем более что местные английские торговцы явно опережают соперников на старте.

Вести учет и обновлять картотеку было довольно противным занятием, к тому же нудным и отнимавшим много времени. Но система, которую наладил Якоб, чтобы отслеживать полотна интересующих его художников, внушала Наташе определенное уважение. Этот порядок обеспечивал Якобу преимущество перед менее организованными торговцами. По заявке клиента он мог быстро просмотреть картотеку, причем классификация была прекрасной – по владельцам, фамилиям художников и по тематике картин, – и тут же определить, где находится, к примеру, речной пейзаж Добиньи. Иногда, если предложить хорошую цену, можно убедить нынешнего владельца расстаться с картиной. В таких случаях Якобу удавалось зарабатывать свои комиссионные, не дожидаясь непредсказуемых смертей, разводов и банкротств.

Над дверью замигала маленькая красная лампочка – это Патрик, охранник галереи, подавал сигнал, что пришел клиент. Приветствовать всех посетителей было одной из Наташиных обязанностей, по мнению Якоба, самой важной из них. Предполагалось, что, войдя в галерею, посетитель прежде всего будет ослеплен высочайшим качеством выставляемых произведений, тут-то к нему и выйдет Наташа – улыбающаяся и прекрасная. Стратегия, может, и грубоватая, но она срабатывала, особенно с мужчинами, стимулируя их дорогостоящие фантазии.

Выпрямившись, Наташа поправила прямую синюю юбку и белую блузку с гофрированной вставкой спереди. Ее изящный, но в то же время деловой костюм дополняли туфли на шпильках. Отбросив назад волосы, она легко выпорхнула в дверь и направилась в основное помещение галереи.

У Наташи была отличная память на имена и лица – одна из составляющих ее успеха в работе. Но чтобы вспомнить имя невысокого японца, который, сложив руки за спиной, терпеливо ждал в центре зала, ей не нужно было рыться в памяти.

– Мистер Шимазу! – удивленно воскликнула она, – Доброе утро, мисс Бэррон. – Представитель «Такамуры» кивнул, тщательно выговаривая английские слова. С появлением Наташи едва различимое недовольство сменилось на его лице столь же трудноуловимым выражением симпатии. А его глаза… они и вправду танцевали.

– Рада видеть вас снова, – быстро проговорила Наташа, протягивая руку.

Шимазу формально пожал ее.

– Я тоже рад. Однако мне необходимо видеть мистера Нокса. Он меня ждет.

– Конечно. Будьте любезны пройти сюда…

Наташа повела его в кабинет Якоба, тщательно соразмеряя длину своих шагов, чтобы не обогнать гостя. Шимазу был всего лишь чуть выше пяти футов. Ей было известно, что небольшой рост представителя «Такамура Групп» находится в обратной пропорции к финансовой мощи компании. Инвестиционный капитал консорциума был почти безграничен. Два года назад на аукционе Сотбис они заплатили за картину Тулуз-Лотрека рекордную сумму в миллион долларов, а едва ли не через неделю после этого купили в Нью-Йорке пейзаж Сезанна за полтора миллиона.

Хотя в Токио картины попадали в темные хранилища с контролируемым составом воздуха, где их никто не мог видеть, компания покупала только шедевры, написанные признанными мастерами высочайшего класса, и платила за них очень щедро. Было нетрудно понять стремление Якоба установить прочные отношения с «Такамура Групп», и он собирался добиться этого после продажи картины Матисса.

Судя по всему, дело должно быть закончено сегодня – накануне Якоб наконец забрал картину из квартиры своей ассистентки. Предыдущие три недели она простояла, завернутая в простыню, в глубине ее шкафа, но Наташа все равно была счастлива, что избавилась от нее. О безопасности картины она уже не беспокоилась, ее тревожило другое – с этим полотном у нее были связаны сложные, болезненные и приятные одновременно, воспоминания.

– Надеюсь, у вас все в порядке? – вежливо поинтересовался Шимазу.

– Да, спасибо, – ответила Наташа чуть более сердечно, чем теребовал этикет. Незаметно присматриваясь к посетителю, она обратила внимание, что его костюм был явно сшит в Англии, а ботинки сделаны из мягкой телячьей кожи.

Перед дверью в кабинет Якоба, как часовой на боевом посту, сидела секретарша.

– Миссис Хабер, к Якобу пришел мистер Шимазу, – объявила Наташа. Потом, обращаясь к гостю, добавила:

– Не хотите ли присесть? Я уверена, что мистер Нокс сейчас же вас примет.

Кивнув в знак благодарности, японец подтянул брюки на коленях и сел на шикарный диван для посетителей. Считая свою миссию законченной, Наташа вернулась в зал, предоставив гостя сомнительному гостеприимству миссис Хабер. Ей не улыбалась перспектива возвращения к некрологам. В последнее время Наташе просто не хватало терпения заниматься монотонным делопроизводством. Вместо этого девушка немного постояла в зале, восхищаясь окружавшими ее произведениями искусства. В экспозиции было двадцать картин самых дорогих работ из тех, что принадлежали Якобу. В отличие от обычной практики выставления полотен Якоб приказал развесить их на сравнительно большом расстоянии друг от друга. Этим он хотел подчеркнуть что каждая вещь – уникальный шедевр, хотя, по правде говоря, некоторые из них были весьма посредственными. К примеру, «Танцовщица» Дега – темные краски, вялая композиция. Ценность ей придавало лишь имя автора. Наташа бросила на картину неодобрительный взгляд. Лично ей больше нравились сияющие краски и восточная соразмерность «Сада в Лувесьенне» Клода Моне, что висел на противоположной стене.

Это полотно стало гордостью галереи, и стоило оно безумно дорого. Разумеется, цена в полмиллиона с хвостиком не была указана на белой картонной табличке, прикрепленной к стене рядом с картиной. Там были только аккуратно напечатаны имя художника, название картины и ее происхождение, то есть имена ее владельцев в разное время. Последнее имело решающее значение для цены картины: если происхождение подтверждалось соответствующими документами, то покупатель мог быть уверен в подлинности картины.

Наташа не одобряла подход Якоба к торговле живописью. Ей не нравилось, когда на коллекционера оказывали хоть малейшее давление, потому что в конечном счете у него оставался неприятный осадок на душе. Наташа предпочитала только лишь проводить клиента к тем работам, которые, на ее взгляд, могли понравиться ему больше всего, и предоставить картинам говорить самим за себя.

Девушка вдруг вспомнила, что на сегодня у нее назначена встреча со Скоттами – состоятельной молодой парой. Они были еще новичками в коллекционировании. Якоб не отнесся к ним как к серьезным покупателям, поэтому и препоручил их Наташе. Однако она подозревала, что Скотты просто не совсем уверены в своей компетенции. Если бы она смогла помочь им достаточно расслабиться, они бы взглянули на картины с той точки зрения, что им действительно хочется купить, а не что им следует купить. Наташа не сомневалась, что тогда они наверняка сделали бы покупку. Накануне она составила список из двадцати пяти картин, которые нужно подготовить для показа Скоттам. Через дверь, скрытую перегородкой, Наташа прошла в запасник. Здесь на установленных рядами деревянных стеллажах хранилась запасная экспозиция галереи. Сейчас тут было около трехсот картин, размещенных в алфавитном порядке имен их авторов. В углу стояли две специальные тележки на колесиках для перевозки крупных полотен.

– Рауль, картины для Скоттов подготовлены?

Рауль Гермес ведал запасником и вел в галерее дела, связанные с перевозкой и приемом картин. Это был коренастый, поседевший раньше времени мужчина среднего возраста с пышными усами.

– Я как раз стираю пыль с последних, красавица. – Подняв глаза от верстака, он дружелюбно подмигнул. – Хочешь, чтобы я сложил их в определенном порядке?

– Да, так, как я их переписала.

– Будет сделано, – кивнул Рауль. – Что наш мистер Ворчун – на месте сегодня?

«Ворчун» – это Якоб.

– Да. Думаю, что он вскоре попросит подать работу Матисса.

– Тогда, пожалуй, стоит поставить ее поближе, – рассудил Рауль. – Когда деле вплотную приближается к продаже, Ворчун становится ужасно нервным, взрывается по любому поводу.

Наташа согласилась. Она не стала добавлять, что на этот раз и сама будет радоваться завершению сделки ничуть не меньше, чем Якоб. Ей хотелось, чтобы злополучная картина как можно быстрее исчезла из ее жизни навсегда.

Через двадцать минут она была снова у себя в кабинете и задумчиво просматривала список картин, подготовленных для Скоттов. У Наташи было сильное предчувствие, что им должен понравиться маленький натюрморт Ренуара, который она отобрала. Однако в ее списке он стоял одним из первых, и Наташа опасалась, что Скотты могут просто упустить его из виду. Пожалуй, разумнее будет оставить его напоследок, в качестве кульминации, решила она.

Выйдя из-за стола, она сразу же направилась в запасник, чтобы внести изменения в порядок представления картин, понимая, что если отложит это дело на потом, то может попросту забыть.

Обогнув перегородку и ступив на порог запасника, Наташа замерла на месте: ее глазам предстали яростно спорящие Якоб и мистер Шимазу.

Якоб был крупным мужчиной, около шести футов ростом, с заметным брюшком. Борода у него была густая, но рыжие волосы росли только сзади и немного по бокам, так что прическа его напоминала по форме подкову. И теперь, когда он стоял рядом с маленьким темноволосым японцем, то контраст между ними был почти комичным. Однако в словах, которые они швыряли друг в друга, ничего смешного не было.

– …Как вы можете только предположить, что я способен на такое! оскорбленно восклицал Якоб. – У меня безупречная репутация!

– Ваша репутация не столь безупречна, как вам хотелось бы думать, твердо возразил Шимазу. – И доказательство тому – прямо перед нами.

Японец указал рукой на мольберт, на котором был установлен Матисс. Изумленная Наташа так и осталась стоять, незамеченная, за стеллажами с картинами. Она понимала, что ей следовало бы уйти, но ноги словно приросли к полу.

– …Подозрения нашего консультанта весьма обоснованны, – продолжал Шимазу. – Первый настораживающий момент – сомнительное происхождение, а исследование характера мазков, которое я провел, следуя указаниям консультанта, – это неоспоримое доказательство.

– Думаю, насчет характера мазков вы заблуждаетесь, – возразил Якоб. Художники не пишут все свои картины в совершенно одинаковой манере.

– Однако Матисс не пользовался в этот период творчества кистями такого размера! Более того, в рассматриваемый период для него было нехарактерно столь тщательное нанесение краски на холст, как на вашей картине. И это еще только начало! Мне очень жаль, мистер Нокс, но вывод однозначен: это полотно – фальшивка!

Пораженная Наташа поспешно попыталась вспомнить последний спор с Марком Дюшеном. Он действительно говорил, что пришел к заключению о картине, но так и не сказал, в чем именно это заключение состояло. И он тоже упоминал исследование характера мазков. Разумеется, Наташа считала, что он подтвердил принадлежность полотна кисти Матисса. У нее не было причин думать по-другому: подделки встречаются не так уж и часто, да и картина выглядела вполне убедительно.

Якоб сложил руки на животе.

– Мистер Шимазу, при всем моем уважении к вам не могу назвать вас экспертом по Матиссу.

– Я не эксперт, но наш консультант…

– Однако картину никто не осматривал, – с невинным видом перебил Якоб. – А не видя ее лично… Японец помахал перед собой листком бумаги.

– Вот! Здесь его инструкции – они очень подробные и точные! По всем пунктам, которые перечислил эксперт, картина не соответствует требованиям. Я мог бы еще допустить одно-два расхождения, но если картина вызывает сомнения по двенадцати пунктам, это наводит на очень серьезные размышления! Вы попытались нас одурачить!

– Уверяю вас, что это не так! У меня не было причин сомневаться в подлинности работы! Подпись совпадает, композиция и колорит соответствуют другим работам этого периода…

– Вас не удивляло, что картина нигде не всплывала?

– Происхождение? Нет! Поскольку полотно целых восемьдесят лет принадлежало одной семье и о нем никто не знал… Такое случается сплошь да рядом! Многие шедевры были обнаружены на малоизвестных аукционах, в точности как этот Матисс.

Шимазу прищурил и без того узкие глаза.

– Хм, нашей фирме пришлось провести небольшое расследование. В начале века семейство, которому якобы принадлежала картина, относилось к слою мелких буржуа – они были бакалейщиками. Такого рода публика восхищается традиционным, сентиментальным искусством, если интересуется им вообще. Маловероятно, чтобы они приобрели столь дерзкую, новаторскую работу!

– Но…

– Следующий вопрос: почему Матисса продали такой мелкой галерее, как ваша, – это же не та вещь, которую норовят упрятать подальше, чтобы никто не видел. Просто не правдоподобно! Если вы действительно приобрели картину именно так, как утверждаете, то должны были задать эти вопросы себе самому.

Якоб пожал плечами. Японец фыркнул.

– Вы не новичок в нашем бизнесе, мистер Нокс. Вы ведь сомневались в подлинности картины, однако представили ее нашей компании как подлинник! Вы просто жулик!

– Черта с два, жулик! – взревел Якоб. Он стал походить на разъяренного быка. – Вы не смеете бросать мне такие обвинения!

Шимазу оставался внешне невозмутимым, но его слова попадали точно в цель:

– Я не просто смею, мистер Нокс, я постараюсь донести свое мнение до каждого коллекционера, который пожелает его услышать. Эту подделку вам никогда не удастся сбыть, и, надеюсь, вы вообще не продадите больше ни одной картины! До свидания, мистер Нокс.

Уходя, японец заметил Наташу, которая стояла, прислонившись спиной к полке с картинами. Немного помедлив, он виновато кивнул:

– Мне жаль, мисс Бэррон, что вы стали свидетельницей столь резких высказываний в адрес вашего шефа. Не понимаю, как может такой человек, как вы, работать на мистера Нокса. Но тем не менее желаю вам всего наилучшего.

Он двинулся было дальше, но Якоб задержал его:

– Мистер Шимазу! Как, вы говорите, фамилия вашего консультанта?

– Я не говорил, но если вам интересно – это Марк Дюшен. – С этими словами японец удалился.

Имя Марка прозвучало для Наташи как пощечина. Это имя вот уже три недели без конца крутилось у нее в голове, но когда оно прогремело во всеуслышание, то резануло слух. Наташа словно получила подтверждение, что Марк действительно существует и живет своей жизнью, вполне независимой от ее мучительных воспоминаний.

Якоб в ярости метался взад-вперед.

– Черт! Черт! Черт! – бормотал он. – Этот человек – просто заноза в…

– Кто? – внезапно спросила Наташа.

– Дюшен! Эксперт. – Казалось, Якоб ничуть не удивился, обнаружив ее здесь. Он был слишком взбешен. – Дюшен не имел никакого права впутываться в это дело! Даже не видя картины, он ухитрился убедить японцев, что это подделка! – раздраженно объяснил Якоб.

Внезапно Наташа осознала, как близка она к тому, чтобы потерять работу. Если Шимазу рассказал Якобу… Но может быть, японец и сам не знал, что Марк держал картину в руках? Если так, то ему не известны и остальные тесты, которые выполнил Марк.

– Как же ему удалось их убедить? – спросила Наташа, обращая вопрос столько же к Якобу, сколько и к себе самой.

Якоб уселся на пустующий рабочий табурет Рауля.

– Для начала он задал все эти вопросики о происхождении картины, прорычал он. – Затем он составил популярное руководство на тему «Двенадцать простых способов распознать поддельного Матисса», – съязвил Якоб.

– Должно быть, Дюшен – непревзойденный специалист по Матиссу, раз ему это удалось?

– О да! Он отличный эксперт! – мрачно произнес торговец. – Но он еще и блестящий мастер показухи! Искатель славы! Я уже о нем наслышан: если есть хоть малейшее сомнение в картине, он тут же на весь мир заявляет о подделке. Это дает ему отличную рекламу. Проблема в том, что он так часто бывал прав, что люди стали уже автоматически верить любому его сообщению!

– Но объявить полотно поддельным – слишком большая ответственность. Наверняка он не стал бы это делать, не проведя серьезного исследования с помощью современных тестов, не так ли? – спросила Наташа нервозно.

– Именно это он и сделал! – Якоб вскочил и снова принялся метаться по комнате.

Наташа решила осторожно, не вызывая подозрения, прояснить ситуацию:

– Так почему бы вам самому не выполнить эти тесты? Тогда бы отпали все сомнения в том, что картина настоящая.

Якоб побледнел, но быстро взял себя в руки.

– Я не нуждаюсь в проверках! Мне и так ясно, что картина настоящая. Стал бы я покупать фальшивку?!

– Похоже, Шимазу считает именно так, – осторожно предположила Наташа.

– Да, черт побери! И это становится серьезной проблемой!

Пройдя комнату из конца в конец еще несколько раз, неудачливый торговец удалился, нервно теребя бороду. К облегчению Наташи, разговор был окончен.

Вернувшись в свой кабинет, она обессиленно рухнула в кресло. По опыту она знала, что с этой минуты работать с Якобом станет совершенно невыносимо. Но как раз это волновало ее меньше всего. Она была гораздо больше озабочена смешанными чувствами, которые поднялись в ее душе. Вся боль и растерянность, которые остались от «ночи француза», нахлынули с новой силой.

Будь он проклят! Марк Дюшен ворвался в ее жизнь, точно ураган, соблазнив ее еще до того, как она успела решить, чем защитить себя. Он мастерски разжег ее страсть и опалил разум, у нее не было ни единого шанса устоять против его мужского обаяния! И все это – ради денег, ради, несомненно, высокой платы за услуги консультанта. Наташа отказывалась верить, что его действиями управляли какие-то другие чувства. Только одно непонятно: почему он никому не сказал, что лично осмотрел картину? Уж не для того же, чтобы защитить ее – в это Наташа не могла поверить, во всяком случае, после того, как он безжалостно ее использовал. Нет! Марк Дюшен навсегда ушел из ее жизни. Если бы ему нужна была она сама, а не то, что удалось получить с ее помощью, то у него было целых три недели, чтобы загладить свою вину.

И почему, интересно, ее мучает неотвязное ощущение, что Марк все еще затаился где-то в тени и по-прежнему манипулирует ее жизнью для собственного развлечения?

На следующее утро, в начале десятого, Наташа с нетерпением проталкивалась через толпу на Мэдисон-авеню. Ее модная, чуть ли не до пят шерстяная юбка в складку закрутилась вокруг ног. Когда длинный вязаный шарф размотался и стал сползать, она автоматически перекинула его через плечо. Наташа опаздывала.

Обычно у нее оставалось еще несколько минут, чтобы рассмотреть витрины дорогих бутиков, ювелирных лавок и конкурирующих галерей, что выстроились вдоль Мэдисон-авеню еще в шестидесятых годах. Но сегодня времени на это не было.

Ночью она спала плохо, ее мучили кошмары, эротические видения, в которых являлся Марк. В довершение всего она проснулась на сорок минут позже обычного. И только чудом ей все же удалось так быстро добраться до места.

Однако еще больше, чем собственное опоздание, Наташу раздражало сегодня утром странное обстоятельство, что она постоянно слышала где-нибудь поблизости французскую речь. Чужой говор был обычным явлением в разноязычном Нью-Йорке, но чтобы слышать именно французский во всех трех поездах подземки, на которых она добиралась до места работы, а потом еще дважды – на улице, – это уже слишком! Можно подумать, сюда на недельку перебрался весь Париж.

Наконец Наташа вздохнула с облегчением: вот и элегантный квартал, в котором находится галерея Нокса. Впереди нее не спеша вышагивал господин в кашемировом пальто. Обогнав его, Наташа помчалась вперед и… мгновенно затормозив, замерла на месте.

Перед входом в галерею – он располагался на уровне тротуара – стояли две бело-голубые патрульные машины полиции с включенными красными «мигалками».

Не на шутку встревожившись, Наташа направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, обогнав входящих в здание полицейских. Внутри, в галерее, под подошвами ее туфель захрустели осколки стекла, только тогда до нее дошло, что тяжелая входная дверь разбита.

Их ограбили! Наташа в панике огляделась по сторонам. Удивительно – или, может быть, странно: все картины по-прежнему на местах.

Якоб был уже здесь, но все еще в пальто. Отчаянно жестикулируя, он спорил с двумя мужчинами в полосатых костюмах. Один из них держал в руках папку, а другой – доску с зажимом, на которой он заполнял какую-то справку.

Наташа уже видела их однажды – несколько месяцев назад, когда загоревшаяся урна причинила небольшой ущерб кабинету Нокса.

– …значит, я просто-напросто забыл включить вчера систему сигнализации! – Якоб почти кричал. – Это что, преступление? Вчера у меня был трудный день, и, уходя, я забыл обо всем на свете. В любом случае это никак не влияет на вашу ответственность. Вы все равно должны заплатить мне страховку за украденное.

– Якоб! – воскликнула Наташа, с опаской обходя на цыпочках осколки стекла. – Что пропало?

– Матисс, – последовал краткий ответ.

– Вы уверены, что украдена только эта картина? – спросил один из представителей страховой компании.

– Уверен. Первое, что я сделал, – это проверил все по описи, подтвердил Якоб.

– Грабителям на редкость посчастливилось, что они решили прийти именно в ту ночь, когда вы забыли включить сигнализацию, – сухо заметил другой страховой агент.

– Я всего лишь немного облегчил им работу, – проворчал Якоб. – Тут действовали профессионалы, они бы все равно преодолели систему безопасности.

Наташа в смятении взирала на беспорядок. Вид галереи вполне соответствовал тому, что творилось в душе девушки в последние три недели. Хотя это было абсолютно нелепо, но мысленно Наташа винила во всем, что произошло, Марка Дюшена. Поэтому она крайне удивилась, услышав, как Якоб упомянул его имя.

– …Дюшен, оценщик и эксперт по живописи. Он единственный, на кого я могу подумать, – услышала она ответ Якоба на какой-то вопрос страхового агента.

Тот оторвался от своих записей и с любопытством спросил:

– Почему именно он?

– Дюшен – один из немногих, кому было известно, что Матисс находился здесь. А еще, как может подтвердить мисс Бэррон, – добавил Якоб, указывая на Наташу, – этот клоун убеждал покупателя, с которым я уже договорился о сделке, что картина фальшивая. И это даже не взглянув на картину! Зачем бы он так старался, если не… – Он выразительно пожал плечами, как бы оставляя вопрос открытым.

«Если бы не хотел сохранить Матисса для себя самого», – мысленно закончила Наташа. Очевидно, специалист по оценке убытков тоже понял предположение Якоба, потому что записал имя в свой отчет.

Якоб погладил свой лысый череп.

– Когда же я могу рассчитывать на получение компенсации за украденную картину? – настойчиво поинтересовался он.

Но агент предпочел уйти от ответа:

– На это нужно время. Вы заявляете об убытке… на какую сумму?

– Четыреста тысяч долларов.

– О! На это определенно потребуется время! Перед тем, как платить такие деньги, мы должны предоставить полиции возможность пойти по следу предполагаемых преступников. Компания, возможно, даже наймет частных детективов, чтобы попытаться отыскать пропажу. Это может обойтись дешевле, чем выплата страховки.

– Что ж, желаю удачи, – пожал плечами Якоб. – Вы, вероятно, не знаете профессиональных воров картин. Они работают чаще всего по заказу, для частных коллекционеров, которые не прочь приобрести краденое. Матисс Утерян навсегда.

– Тем не менее мы, вероятно, попытаемся его отыскать, – подтвердил второй страховой агент.

– Буду с нетерпением ждать ваших вестей, – не слишком любезно буркнул Якоб. – Однако послушайте моего совета, если хотите начать поиски, начните с Марка Дюшена. Он обосновался в Париже.

Слыша этот разговор, Наташа побледнела. Пока не совсем ясно, какие именно проблемы могут возникнуть у нее в связи с этим событием, но она точно знала, что ничего хорошего ждать не приходится.

Под предлогом, что ей нужно позвонить уборщице, чтобы она пришла собрать битые стекла, Наташа удалилась в свой кабинет и закрыла за собой дверь. Десять минут спустя она тревожно вышагивала по комнате. Потребовалось не слишком много времени, чтобы понять: указав из-за своей мстительности полицейским на Марка, Якоб поставил под удар всю ее карьеру.

Марк не крал картины, уж это-то она знала точно. Вероятно, это хорошо известно и Якобу, но он решил усложнить эксперту жизнь, чтобы расквитаться с ним за срыв сделки с «Такамурой». Тут-то и начинались сложности. Страховая компания обязательно станет задавать Марку вопросы, ему, естественно, придется защищаться, и в конце концов станет известно, что в действительности Марк видел картину. Только таким путем он может вполне убедительно объяснить, почему дал представителю «Такамура Групп» совет, который на первый взгляд мог показаться необоснованным. Тогда-то и всплывет история ночи Хэллоуина и то, как Наташа по глупости предоставила ему возможность взять картину для экспертизы. Рано или поздно все это станет известно Якобу.

У Наташи засосало под ложечкой. Когда это случится, ее карьера будет окончена. Якоб не просто уволит свою ассистентку, он, вероятно, сделает все, что в его силах, чтобы очернить ее репутацию. А это до смешного просто! Ему даже не придется признаваться, что он сам совершил глупость, спрятав картину за пределами галереи. Достаточно нескольких расплывчатых намеков на «некорректное поведение», как бы случайно оброненных за ленчем где-нибудь в Сарди или другом подобном заведении… Вкупе с ее внезапным увольнением этого будет достаточно, чтобы по офисам музеев и галерей поползли слухи. В мире искусства обожают сплетни!