Текст книги "Друг по четвергам"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Вы не посмеете!

– Конечно, посмею. Да, на самом деле посмею. Я вполне способен сделать что-то подобное. На тот случай, когда мне хочется чего-то очень-очень сильно, у меня есть некий потайной источник куража, к которому я всегда могу обратиться. В большинстве других ситуаций я проявляю трусость и просто сбегаю. Кажется, я бегу всю свою жизнь, но порой, изредка, я поворачиваюсь лицом к происходящему, и думаю, что завтра может статься как раз такой случай.

– Пожалуйста, не надо.

– Почему нет? – Теперь голос Дэвида был совершенно серьезен. – Если вы не пообещаете встретиться со мной завтра, для меня это будет обычное воскресенье. По воскресеньям я просыпаюсь поздно. Питер заранее интересуется, буду я обедать дома или нет. Если да, то он готовит превосходное жаркое; если же нет, то я обычно обхожусь без еды до самого вечера. Потом перекусываю где-нибудь и иногда, не часто, иду к Трафальгарской площади в церковь Святого Мартина на полях, а после службы спускаюсь вниз, чтобы узнать, не могу ли я чем-нибудь быть полезен. Но это совсем нечасто, потому что я отнюдь не склонен к благотворительности. Даже более, я далек от всего этого. Но я встречал людей, которые на самом деле являются филантропами в прямом смысле слова. Вот вам мой привычный воскресный день. Джилли и Наташа частенько приглашают меня в гости, но я чувствую, что им стоит посвятить этот день себе. Обычно они ходят на кладбище – навещают могилку Родни. А сейчас, даже не решившись пообедать со мной завтра, просто подумайте о том, например, как мы сможем повеселиться. Покатаемся на катере или возьмем напрокат машину, и я отвезу вас куда-нибудь далеко-далеко. С тех пор как я поселился в Лондоне, автомобиля у меня нет, но я частенько беру его напрокат. Можем поехать на побережье или в другое место, куда захотите. Просто подумайте над этим. Разве это будет не здорово?

Ханна мягко улыбнулась Дэвиду и покачала головой:

– Я не должна… То есть я не могу.

– Вы начали с «не должна». Снова Хамфри. Ладно, в котором часу возвращается Хамфри?

– По-разному, обычно около половины десятого.

– В половину десятого в воскресный вечер. – Дэвид дважды прищелкнул языком. – Так-так... Так-так. – Потом сказал: – Если мы не встретимся завтра, то я не увижу вас до самого четверга, если только вы не пообещаете пообедать со мной в какой-нибудь из дней до этого.

– Я не могу, нет… нет. Хамфри…

– О, Хам… фри. – Дэвид словно выплюнул надоевшее имя, и в его тоне слышалось раздражение, когда он продолжил: – Мне уже начинает сильно не нравиться этот ваш Хамфри.

Ханна не стала защищать мужа, объясняя Дэвиду, что он совсем не знает Хамфри и потому его слова несправедливы, вместо этого призналась:

– Мне бы хотелось пойти на службу в церковь Святого Мартина.

– Правда? О, это замечательно. Так и сделаем. И… и вы зайдете ко мне снова попить чаю, на этот раз настоящего? Как вы на это смотрите? Во сколько мы встретимся? Вы собираетесь к сестре на обед, я полагаю?

– Да, да, я должна. Мы… мы можем встретиться около трех или полчетвертого у станции метро Тоттенхэм-корт-роуд.

– Лучше в три, а? Это будет прекрасно. На самом деле прекрасно. Тогда я смогу допоздна поваляться в постели и съесть свое жаркое на обед. – Дэвид подхватил Ханну под руку и, притянув ее ближе, сказал: – Вы очень добры ко мне, и я вам безмерно благодарен.

И как ей было на это реагировать? Но ответа и не ожидалось; Дэвид показал на реку, где рассекало волны буксирное судно, и закричал:

– О, вот и она, Старушка Фанни-Дырявое-Дно!

– Что?

– Это старая баржа, я зову ее Старушка Фанни-Дырявое-Дно. Послушайте, что она бормочет. Просто прислушайтесь… Прислушайтесь к ней. Слышите? Вы ее слышите?

Ханна покачала головой, и он продолжил, посмеиваясь:

– Прислушайтесь: «Тук-тук-тук, тук-тук-тук, молю тебя… молю, не браню, молю. Тук-тук-тук, молю тебя».

Ханне пришлось приложить ладонь к губам, чтобы сдержать смех, и, прислонившись к перилам и вытерев глаза, она сказала:

– Знаете, вы, пожалуй, малость чудаковаты.

– Я? – Крейвентон тоже оперся на перила, подтолкнул камешек носком туфли и, когда тот с тихим всплеском упал в воду, заметил тихо: – Это прекрасное чувство – знать, что кто-то считает тебя чудаком, ведь не с каждым можно быть таковым.

Они повернулись, в молчании глядя друг на друга. Баржа исчезла из виду, и, если не считать волн, бившихся о берег, река замерла без движения. И когда Дэвид протянул руку и нежно накрыл ладонь Ханны своею, она также не шелохнулась.

Глава 5

Ханна приехала к Джейни в одиннадцать. Это было намного раньше, чем обычно, но она хотела поговорить с сестрой перед тем, как та начнёт готовить воскресный обед.

Но в прихожей с гостьей поздоровался Эдди, который высунул голову в проём кухонной двери.

– А, это ты, Ханна! Боже, как же я рад тебя видеть; ты никогда не приходила так вовремя.

– В чём дело? Где Джейни?

Эдди уже шел по коридору, вытирая руки чайным полотенцем.

– Джейни наверху; у неё опять спина разламывается. Сколько я ей ни говорил – ты же слышала, – но эта упрямица так и не перестала таскать мальчишку вверх по ступенькам, хотя он вполне в силах сам забраться. А если не в силах в свои два с половиной года, то уж никогда не сможет.

– Привет, тётя Ханна! Я так рада, что ты пришла, – донёсся голосок с лестницы.

Увидев десятилетнюю Мэгги, Ханна улыбнулась:

– Прекрасно: уже два человека рады меня видеть.

– У мамы болит спина.

Ханна сняла плащ и повесила на вешалку.

– Я уже слышала.

Мэгги хитро посмотрела на отца.

– Папа говорит, это потому, что мама носит Джона наверх. Он никогда не захочет ходить сам, если мама его носит, ведь правда?

– В скором времени, Мэгги, я оттягаю тебя за любопытное ухо так…

– Знаю, папа, знаю. – Дочка широко улыбнулась и спросила: – Ты приготовил картошку?

Эдди дочери не ответил, а посмотрел на Ханну:

– Иди-ка потолкуй с ней. Я принесу тебе чаю.

– Я буду кофе, если можно, Эдди.

– Я тоже буду кофе, тётя Ханна. Среди всего прочего, мне до смерти надоел чай в этом доме, – воскликнула Мэгги, перед тем как быстро убежать на кухню.

– Мэгги умеет разыгрывать козыри, – заметил Эдди, – на редкость умно действует, когда видит их под рукой. Дочка – настоящая помощница; заботится и о маме, и об остальных ребятишках. Хорошая девочка. Но сегодня воскресенье, Ханна, а ты знаешь, что Джейни готовит по воскресеньям: жаркое и гарнир из четырех видов овощей как минимум. Вот если бы ей приходилось их покупать, то, небось, не стала бы так усердно нас потчевать. – Его тон изменился. Эдди мотнул головой в сторону второго этажа: – Скажи ей там, что здесь всё в порядке; пусть не думает, будто дом рухнет, если она не сможет спуститься.

– Доктор приходил?

– А ты попробуй, скажи ей про доктора. Оброни словечко и посмотри, какой ответ получишь.

Когда Ханна открыла дверь в спальню, Джейни лежала на спине, а её голову поддерживала тонкая подушка. Ханна подошла к кровати.

– Только не надо закидывать меня вопросами и командовать, что нужно сделать внизу, я начну с главного: твою спину должен осмотреть врач, или же эта комната надолго станет твоим постоянным жилищем.

– Доброе утро, Ханна! Как мило, что ты зашла. Конечно, ты уже успела внизу сговориться с папочкой Эдди и мамочкой Мэгги!

Всё это было сказано таким вежливым и кротким тоном монастырской воспитанницы, что Ханна, смеясь, ответила в той же манере:

– Да, я встретила дорогого папочку Эдди, и он очень беспокоится о тебе. А что до мамочки Мэгги, так она потрясающе справляется, и сию минуту, представь себе, филе и овощи уже готовы. – Нормальным голосом Ханна добавила: – Теперь твоя душенька довольна?

Она придвинула кресло к изголовью и села поближе к сестре.

– Шутки в сторону, Джейни. Твою спину должен осмотреть врач.

– Правда? Не смеши меня, Ханна. Я знаю, как будет дальше: меня положат в больницу и растянут – ну, что-то в этом роде. Так сделали с нашей соседкой через дорогу, миссис Саундерс, и ей сейчас кошмарно плохо. Мне нужна ещё парочка таких спокойных дней, как этот, и всё пройдёт. Я же в курсе, что со мной такое: седалищный нерв. Помнишь сестру Амнезию?

– О, забывчивая Флорри, сестра Флорентина?

– Да. Она давала нам уроки биологии, помнишь? Там был большой холщовый плакат, который вывешивался на доске. На нем было изображено человеческое тело, но все «сомнительные» части аккуратно прикрыты. Удивительно, что мы знали, где наши зады! Никогда не думала, что у монахинь они есть. Как и ноги. Но посмотри, как монашки бегают сейчас: юбки задрались выше некуда и…

– Перестань болтать, Джейни. Хорошо, пусть это седалищный нерв, но один лишь аспирин его не вылечит. Тебе необходима консультация врача. Не знаю, о чём думает Эдди; нужно не потакать тебе, а вызвать доктора вопреки твоим настояниям.

– Он не такой дурак, чтобы действовать мне вопреки.

– Ха, много шума из ничего!

– Однако ты ведь пришла пораньше, чтобы рассказать кое-какие новости? Ну, выкладывай. Что вчера случилось? Ты его встретила?

– Да, встретила.

– И что было дальше?

Ханна рассказала все, что произошло накануне, начиная с обеда у Микки и до того момента, как они с Дэвидом расстались. И про обещание встретиться с ним снова.

– Когда?

– Когда-нибудь.

– Сегодня?

Ханна покачала головой:

– Нет, не сегодня.

– Врёшь. Ты собиралась встретиться с ним сегодня, но увидела меня в лежку и думаешь, будто должна сыграть роль любящей сестры и присмотреть за оравой внизу. Что ж, этому не бывать.

– Нет, я останусь!

– Посмотрим!

Они пристально уставились друг на друга, и Джейни спросила:

– Какой он?

Ханна ответила не сразу, а покосилась в окно, следом оглядела современно обставленную спальню, которая казалась непривычно опрятной, вновь перевела взгляд на Джейни и сказала:

– Не могу выразить это словами. Он замечательный собеседник, забавный и добрый.

– О Боже! Не попадись на «доброту» ещё раз. У тебя уже был один такой. «Дорогой Хамфри так добр. Я не должна делать больно Хамфри, потому что он добрый».

Повысив голос, Ханна воскликнула:

– Я имею в виду не такую доброту!

– И что же собой представляет другая доброта?

– Я… Я не могу сказать, но он не такой.

– Высокий и симпатичный?

– Да. И то, и другое.

– Состоятелен?

– Ну, не совсем, но… Думаю, условия его жизни достаточно комфортны.

– Тебе понравилась его квартира?

– Да, всё, что я там видела, было чудесным.

Джейни поморщилась, пытаясь двигаться в кровати, но спросила со смешком:

– Он показывал тебе спальню?

Ханна чётко ответила:

– Да, сестричка, он показал мне и спальню, и ванную!

– Мило?

– На самом деле очень мило.

– Комната симпатичненькая или типично мужская?

– Джейни! Не испытывай моё терпение. Это просто спальня, обыкновенная спальня. Единственное, что бросилось в глаза – немного антикварной мебели в гостиной.

– А теперь честно, когда ты увидишь его снова? Мне любопытно.

– Я… Я точно не знаю.

– Ну, после вчерашней инвентаризации вы наверняка уговорились о встрече. При условии, что всё сказанное тобой – правда.

– Я ещё не назначила время. Обещала, что позвоню ему…

Знает ли она его номер? Нет. Но зато ей известен адрес.

– Никак не решу, верить тебе или нет.

– Ну, сестричка, веришь ты или нет, не суть важно. Я останусь здесь до конца дня и получу в награду мясо и овощи. И не берусь угадать, что ты припасла для пудинга.

– Фрукты. Их полно в холодильнике.

– Очень хорошо: можно приготовить прекрасный фруктовый салат. А ты не подумала заказать сливки?

– Ступай вниз, мисс Воображуля!

Ханна направилась к двери, и тогда Джейни необычно мягко сказала:

– Знаешь что, Ханна... Кем бы ни был этот парень, он сотворил с тобой чудо. Ты вновь стала такой, какой была в двадцать лет. Продолжай в том же духе.

В ответ Ханна не смогла вымолвить ни слова. Она лишь почувствовала, что покраснела, и Джейни немедленно заметила:

– Что-то определённо изменилось. Я давным-давно не видела на твоих щеках стыдливого румянца.

Ханна замерла, прикусив нижнюю губу. Джейни права: что-то в ней изменилось за последние четыре дня. С плеч слетели годы унылой монотонной рутины, которые старили её раньше времени. А ведь она почти превратилась в матрону, хотя ей пока нет и тридцати. Кто виноват? Несправедливо обвинять во всём одного Хамфри. Ей стоило потребовать объяснения, ещё начиная с отдельных комнат. Но как что-то требовать от Хамфри? Невозможно требовать, когда имеешь с ним дело: по правилам ты вежливо задаешь вопрос, а он так же вежливо отвечает.

Спустившись вниз, Ханна встретила Мэгги.

– Тётя Ханна, ты останешься у нас на весь день? – громко прошептала девочка.

– Ну, я… правда, не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Только потому, что тогда я смогу пойти к Нанетт. Она устраивает у себя дома праздник. Я никогда ещё там не была, но на прошлой неделе мама обещала, что отпустит меня. Она купила мне новую мини-юбку и шёлковую блузку, это восхитительно!

– Что восхитительно? Мини-юбка или шёлковая блузка?

Мэгги засмеялась:

– И то, и другое. У Нанетт большой-большой дом. Я очень сильно хочу его увидеть. Папа говорит, что когда-нибудь мы переедем, потому что это место становится похожим на спичечный коробок, сжимаясь всякий раз, когда мама делает это снова.

– Делает что? – Ханна посмотрела в круглые тёмные глаза Мэгги, столь похожие на глаза Эдди.

 – Ну, снова становится беременной. Она хочет ещё мальчика. Сказала, что папе не по нутру платить за прислугу, поэтому он собирается грузить работой свою семью.

Ханна отвесила Мэгги легкий подзатыльник, и девочка притворилась, будто пошатнулась.

– Ты ужасный ребёнок, – воскликнула Ханна.

Мэгги повернулась и ответила:

– Я не ребёнок, и, тётя Ханна, я не помню, чтобы была ребёнком – всегда только самой старшей. Мне было четыре, когда родилась Винни, шесть – когда появилась Клэр, и восемь – когда добавился Джон. Я тогда сказала маме: «Это всё, да?»

– Не верю!

– Правда, тётя Ханна, так я и сказала. Мне надоело заботиться о малышне, и однажды я объяснила отцу, что у других людей есть няни, – Мэгги рассмеялась, – а он тогда ответил: «Здесь козу держать негде, и никакой няни не будет, пока у нас есть ты». Так ты уйдёшь сегодня рано, тётя Ханна?

Ханна вновь посмотрела в тёмные умоляющие глаза и против воли произнесла:

– Нет, не очень. Я никуда не спешу.

Внутренний голос предупреждал: «Послушай! Что ты делаешь? Не валяй дурака!», но Ханна продолжила:

– Только мне нужно позвонить. Я собиралась встретиться с другом, но это подождёт.

– Уверена, тётя?

– Конечно, всем сердцем. – Она положила руку на грудь и сказала: – Перекрестись и знай, что умрёшь, если однажды скажу тебе ложь.

– Тётя Ханна! Подумать только – ты это помнишь! Каждый раз, когда я врала, то так говорила.

 – Да, помню. Ты была настоящим чертёнком. Ну, частично ты им и осталась.

 – Спасибо, тетя Ханна.

Девочка потянулась вверх и быстро поцеловала Ханну в щёку.

– Пойду и доложу маме, что ты остаёшься, чтобы я смогла сходить на праздник?

– Да, иди. Но не удивляйся, если она попытается вставить тебе палки в колёса; настаивай, что я сама сказала, что никуда сегодня не собираюсь.

На кухне Эдди спросил:

– Что это за совещание в коридоре? Мэгги пыталась упросить тебя остаться? Ну а я говорю, что ты не останешься. Как обед закончится, твоя помощь не понадобится, так что сможешь идти по своим делам. Наверное, у тебя свидание, если я всё правильно понял.

– Нет, ты неправильно понял, Эдди, ты ошибаешься. Всё, что мне нужно, это позвонить, но не хочу, чтобы кто-то подслушивал!

– Как будто я бы стал подслушивать!

 – Как будто бы не стал. У тебя до сих пор есть телефонная отводка?

– Да, аппарат в сарае в саду. Это теперь мой новый кабинет и единственное здешнее место, где я могу побыть в покое.

Ханна не стала отвечать зятю иронией, а вышла из кухни и проследовала мимо кладовки в сад, в дальнем конце которого виднелась деревянная хижина.

Сидя на табурете перед шероховатой скамейкой, которая использовалась вместо стола, Ханна позвонила в справочную службу, продиктовала имя и адрес Дэвида и получила номер.

Она не позвонила сразу же, а с минуту сидела, размышляя: не удастся ли все же увидеть его этим вечером и пойти с ним в церковь Святого Мартина. Другой раз настанет только в четверг, но всего на несколько часов, и снова придётся обманывать.

Она набрала номер Дэвида.

– Да, чем могу быть полезен?

Это был голос Питера, и она назвалась:

– Питер, это я, Ханна Дрейтон.

– О, здравствуйте, мадам.

 – Здравствуйте, Питер, – ответила она. – Я могу поговорить с… – Ханна засомневалась, как ей сказать «Дэвидом» или «вашим хозяином», и со смешком проговорила:  – хозяином дома?

– Мадам, хозяин дома ушёл десять минут назад. Но он вскоре вернётся, потому что обедает сегодня здесь. Послушайте, может, сообщите мне ваш номер? Вы дома?

 – Нет, Питер, я у сестры.

После того, как Ханна продиктовала номер, с которого звонила, Питер сказал:

 – Он огорчится, что вы не застали его, и, я уверен, сразу же перезвонит. Сегодня прекрасный день, вы согласны, мадам?

 – Да, день прекрасный, Питер.

После паузы он заговорил вновь, мягко и утешающе:

 – Надеюсь, всё в порядке, мадам? Вы не попали в беду?

Ханна ответила звонким и бодрым голосом:

 – Нет, Питер! Ничего подобного. У моей сестры разболелась спина, и она вынуждена лежать в постели, а у неё четверо детей и муж, который знает намного больше о продаже овощей, нежели об их приготовлении.

Питер засмеялся:

– Значит, вы будете ангелом милосердия и возьмёте всё на себя, мадам?

 – Что-то вроде этого, только без ангела, Питер.

 – О, духи всегда являются под чужой личиной. В любом случае, мадам, как только мистер Дэвид придёт, я скажу ему, что вы звонили. Уверен, он свяжется с вами в ближайшее время.

 – Спасибо, Питер. До свидания.

 – До свидания, мадам.

Да, без сомнения, зная её номер, Дэвид даст о себе знать достаточно быстро…

Ханна звонила в двенадцать, и ещё не пробило и половины второго, когда шестеро едоков уселись за стол. Порцию Джейни отнесли наверх на подносе.

Пока телефон молчал, Ханна убеждала себя, что, вероятно, по воскресеньям Дэвид обедает не раньше двух.

– Забавно, тётя Ханна, что ты сидишь в мамином кресле.

– Мне это тоже кажется забавным, Винни, но, поверь, я не собираюсь сидеть в нём и дальше.

Эдди повернулся к шестилетней Винни, которая заняла место рядом с Джоном, и сказал:

– Милая, ты порежешь для братика мясо?

– О, чёрт возьми! Почему я всегда должна всё для него делать?

Винни ударила кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули, и наступила тишина, пока все присутствующие смотрели на Эдди, в то время как его взгляд был сосредоточен на взбунтовавшейся дочери. Эдди раздельно произнес:

– «Чёрт возьми»! Если я ещё хоть раз услышу что-то подобное, то отшлёпаю тебя так, что сидеть не сможешь.

С трудом удержавшись от комментария, Ханна возобновила трапезу. Кто-кто, а Эдди никогда понапрасну не повышал голос на своих детей.

Дрожащим голосом Винни выпалила:

– Ну ты-то всегда так говоришь, папа, а иногда ещё и похуже.

– Я могу, маленькая мисс, говорить и так, и ещё похуже, но ты не должна за мной повторять. Ведь помнишь, что сказала мама: если она опять услышит от тебя плохие слова, то пойдёт к директрисе.

Когда Винни начала хлюпать носом, Мэгги проворчала:

– Это называется подлить масла в огонь, папа. Если она разревётся, сам знаешь, что случится: Винни будет плакать не переставая, и мама приползёт вниз. Наверно, она слышала шум и уже интересуется, что здесь происходит.

– Мисс! Когда мне понадобится твой совет, я непременно его спрошу. А теперь ешь и благодари Бога, что у тебя на столе есть еда. Благодарить должны вы все.

Ханна сдержанно произнесла:

– И я тоже, папочка?

Дети за столом прыснули. Даже Джон понял, что есть повод для смеха; он расхохотался и попал вилкой прямо в подливку, заставив Клэр испуганно вскрикнуть:

– Посмотри, ты забрызгал мое чистое платье! Ах ты, грязнуля безобразный, Джон Харпер!

Эдди ничего не сказал, лишь поставил локоть на стол и дотронулся рукой до лба, но дети почувствовали предупреждение и – о чудо! – вновь принялись за еду, даже присмиревший Джон.

Пробило три часа. Они вымыли посуду, убрали на кухне и в гостиной. Джон, насытившись полной тарелкой мяса с гарниром и салатом из фруктов и сливок, теперь мирно спал в комнате у матери. Клэр смотрела телевизор, а Винни в спальне наблюдала за тем, как Мэгги собирается в гости. В зале Эдди сказал Ханне:

– Что ты собираешься делать до чаепития? Небось, тебе нужно идти.

– А ты?

– Я скажу тебе, что собираюсь делать, Ханна, – хочу полежать в тишине в ванне. Ни разу не слышал, чтобы здесь было так тихо. Можно подумать, дом опустел.

– Ну, в таком случае я пойду наверх, посижу и поболтаю с твоей женой.

– Ей это понравится, Ханна. Точно. – Эдди кивнул. – Признаюсь тебе кое в чем по-тихому, Ханна. Никогда не говорил этого раньше, но знаю – это правда. Она здесь скучает. Джейни хорошая мать, и нельзя представить себе жены лучше, но она скучает. По тебе. По другим своим близким. Ведь Джейни здесь общается только с такими как я.

Ханна быстро добавила:

 – Ну, все могло сложиться намного хуже, поверь мне, Эдди. Просто чертовски хуже.

Эдди засмеялся.

– Забавно слышать, как ты ругаешься, Ханна. Нельзя, чтобы дети услышали, а то для них это будет навроде индульгенции повторять такие слова. Мило с твоей стороны уверять, что могло быть и хуже, но я тоже знаю, о чём говорю. Джейни не воспитывалась среди людей моего пошиба, а попала сюда, спустившись на ступеньку или даже две по социальной лесенке. Я помню, как она это сделала, и никогда не забуду. Я люблю Джейни, забочусь о ней и буду заботиться всегда. Знаешь что? Хотя она никогда не признавалась в этом, но ей бы наверняка понравилось, если бы дети, во всяком случае девочки, учились в какой-нибудь школе при монастыре.

– О, это просто, их же много поблизости.

– Думаю, для нашей мисс Мэгги уже поздно.

– Не думай так! Мэгги будет прыгать от радости, получив возможность развиваться, – это у неё в характере заложено. Почему ей так сильно захотелось пойти в тот дом сегодня? Да потому, что он большой и подружка наверняка им хвалилась. Как я понимаю, тут ты мог бы помочь. Ты же говорил о покупке жилища побольше, и у тебя есть деньги – знаю-знаю, что есть. Необязательно переезжать в другой район – подходящие дома имеются и здесь. Купи, а не арендуй, коттедж с садом. Знаешь что, Эдди? В детстве Джейни отличалась талантом к живописи, и он вернется к ней при наличии места и времени. И её время настанет. Но сейчас она прежде всего хотела бы для детей хорошего образования, какое есть у неё, что она усердно скрывает.

– Ага, вот здесь ты права, Джейни действительно усердно скрывает свою образованность. Надо об этом подумать. Не то чтобы я никогда не думал, просто рассматривал с другой стороны. Однако спасибо, Ханна, ты задала мне вектор. Прикинь, интересно совпало, что ты пришла сегодня и мы вот так потолковали. Между нами говоря, у меня появилась возможность заполучить дом на Грейндж Авеню – неплохое местечко, – но с моей колокольни видится, что мы будем торчать там как белые вороны, а мне не по нутру, когда на меня смотрят свысока. Господи! Терпеть этого не могу. Но учитывая твои слова, что ж, я знаю, что дом продаётся и уже довольно давно – цена-то завышена, – так что, думаю, к твоему следующему приходу у Джейни будут для тебя новости.

Надув губы и покачав головой, Ханна ударила кулачком в грудь Эдди и сказала:

– Поверю тебе на слово, Эдди, поверю тебе на слово. – Они улыбнулись друг другу.

Настал его черёд осторожно толкнуть её в грудь со словами:

– Уж поверь, что говорю, то и думаю. А сейчас кое-кому требуется ванна.

И Эдди отвернулся, напевая:

– Ты в теплой ванне вымоешь меня, после грязнули-дочки нальешь воды и мне, и стану я белее светла дня, белей побелки белой на стене...

Так мурлыкая себе под нос, он поднялся по лестнице, но раздался звонок в дверь; Эдди остановился и посмотрел на Ханну, а она – на Эдди, сказав:

– Иди, я сама открою.

Когда Ханна подошла к двери, то опешила от удивления и воскликнула:

– Ты? Как ты… Но зачем? О Боже!

– Что такое? – Эдди уже стоял рядом с ней, разглядывая высокого мужчину, застывшего на ступеньке.

– Я… я просто зашел за Ханной, – сказал мужчина. – Полагаю, вы её зять? – Дэвид переводил взгляд с одного на другую. – Мы должны были встретиться в городе, но я подумал, что ей вовсе необязательно туда ехать. Я… могу я войти?