Текст книги "Интимные тайны"

Автор книги: Кэтрин Гарбера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кейн вынужден был отвозить Мэри на своей машине. Он был подавлен неудачным завершением сумбурного диалога.

Мэри предупредила Макса по телефону, что, возможно, опоздает. В машине она была хмурая от сознания собственной вины в возникшем между нею и Кейном недопонимании, при этом, подспудно радуясь своей власти над этим незаурядным мужчиной, все же понимала, что есть некая тонкая грань, заходить за которую опасно для них обоих.

Езда в кабриолете «ягуар» приятно освежила обоих.

– Спасибо, что подбросил, – словно чужая поблагодарила Мэри. Ее страсть к Кейну стала более управляемой, спокойной.

В былые дни она панически боялась любых возникавших в их отношениях обострений. Часто брала вину на себя и заглаживала ее в любовных играх. Тогда она ощущала себя лишь любовницей влиятельного человека. Но не теперь.

– Всегда к твоим услугам, – нерадушно ответил Кейн, продолжая смотреть на дорогу.

Самонадеянность Мэри пошатнулась, она поняла, что в этот миг уже не была для него оазисом наслаждения.

– Прости. Мне не следовало…

– Ты здесь ни при чем, – резко оборвал Кейн.

Мэри почувствовала себя никчемной. Старые уловки стали неприемлемы, новыми она не владела. Его аристократический профиль оставался непримиримо жестким. Аргументы правоты бурлили в ней, не осмеливаясь обрести голос.

Кейн ввел код, и массивные металлические ворота открыли подъезд к величественному особняку Дюваллов. Не заезжая в глубь поместья, Кейн остановил авто и, повернувшись лицом к Мэри, взял обе ее руки в свои ладони, нежно погладил их и поцеловал.

– Сдается мне, ты что-то от меня скрываешь, – уверенным тоном предположил Кейн.

Мэри выдала себя, невольно вздрогнув. Спокойствие, с которым он выразил свою догадку, искушало ее сей же миг открыть все свои постыдные тайны. Благоразумие безмолвствовало, и Мэри с трудом удалось сдержаться.

– Мэри-Белл?

– Это просто эмоции – результат моего скверного характера, который, увы, плохо поддается исправлению.

– Ты можешь полностью довериться мне, – уверил ее Кейн, гипнотизируя ее взглядом.

– Буду иметь в виду. Только не принимай мою взбалмошность слишком близко к сердцу, я с ней борюсь. – Мэри никогда не считала себя великой актрисой, оттого порой чувствовала огромную необходимость оттачивать мастерство лицедейства. Много возможных реплик промелькнуло в ее голове, прежде чем она нащупала ту, которой можно было бы завершить этот неудобный разговор.

– Я обожаю, когда ты дикая. Ты много потеряешь, если переусердствуешь с самовоспитанием. Возможно, из-за этого ты и перестала рисовать, – Кейн словно чувствовал ее слабые места и ни разу не промахнулся.

– То, что ты называешь дикостью, не очень помогает жить среди людей. А рисовать я перестала потому, что у меня изменились приоритеты.

– Даже если ты и права, от себя не убежишь.

– Давай не будем говорить друг другу банальностей. Ты можешь помочь мне приспособиться к этой нормированной жизни, но мешать мне я никому не позволю, даже тебе.

– Я тебя понял, – рассмеялся Кейн.

– Над чем ты хохочешь? Я не шутила. Да, я слабый человек, но хотя бы стараюсь работать над собой.

– Мне больше нравится, когда ты просто слабая, без этих никчемных потуг. Прости, оставим эту специфическую тему.

– Я не возражаю. Но позволь напомнить: вчера ты сам сказал, что не можешь выворачиваться наизнанку по первому моему требованию. Я тоже не способна на это.

– Однако женщины более склонны к откровенности. Ты не исключение, – Кейну очень импонировал этот курс на прямолинейность. Ему казалось, что с этой стратегией он более свободен, чем Мэри.

Сейчас она существенно отличалась от той восторженной дикарки, которую он когда-то знал. Подавленная внешними обстоятельствами и внутренними переживаниями, Мэри жила с оглядкой, опутанная сомнениями. Она словно дозировала себя, экономила чувства.

Мэри знала это про себя, она изо дня в день шла как по канату, балансируя в неестественной позе. Она хотела похоронить в себе обеих Мэри: одну бесстрашную, другую уязвимую. Кто придет им на смену, она не знала сама.

– У меня такое чувство, что я просчитываю тебя, вместо того чтобы разгадывать.

– Не делай ни того, ни другого. Я и так живу как под микроскопом. Ты действительно проницательный человек и пугаешь меня этим. Не становись одним из тех, кто хочет вывести меня на чистую воду.

– Даже если и так, не забывай, что я на твоей стороне и мне легче будет помогать тебе, если я узнаю больше.

– Просто высади меня возле дома, мы можем поговорить об этом позже, – Мэри тревожило чувство, что Кейн не оставляет надежды манипулировать ею, становясь все более изощренным.

– Как скажешь. – С видимой покорностью он выключил зажигание, будучи у парадного подъезда, и, обхватив за шею, сладострастно поцеловал ее на прощание.

– Я говорила, что эта вертихвостка не способна владеть собой, как это от нее требуется, – обернулись они на крикливо-капризный голос Лоретты.

Чуть в стороне от особняка в ожидании Мэри стояли оба претендента на наследство и адвокат.

Кейн изобразил угрожающий прищур в адрес ее родственников. Мэри принялась объяснять им что-то, но вскоре замолкла и на секунду плотно прикрыла глаза, видимо приходя в себя. Пауза длилась недолго. Она мигом преобразилась в спокойную и уверенную даму.

– Что предосудительного вы все видите в том, что она целовалась со своим женихом? – спросил Кейн.

– Ничего, если бы вы были помолвлены! – взвизгнула Лоретта.

– Простите, что не отчитались перед вами, но это действительно так. Мэри согласилась стать моей женой. – Он обхватил ошалевшую Мэри, прижал к себе и вновь с упоением поцеловал на глазах у склочных родичей.

Мэри нешуточно испугало такое внезапное исполнение ее самого потаенного желания. Кейн не спеша помог ей выйти из машины. Пульс на виске готов был прорвать бледную кожу Мэри.

– Кармен, бутылку шампанского, пожалуйста, и бокалы на террасу, – по-хозяйски скомандовал Кейн.

– Сейчас, сэр.

Кейн жестом собственника обнял «нареченную» за плечи и направился к террасе. Пройдя мимо собравшихся, он остановился, неторопливо развернулся и небрежно проронил:

– Кажется, нас не представили.

– Это Макс Превин. Макс, это Кейн Брентвуд, – зачастила Мэри, напуганная происходящим.

Кейн пожал руку адвоката и с насмешливой строгостью спросил:

– Вы тоже один из ее родственников?

– Нет. Я поверенный в делах семьи Дювалл. Лоретта и Ченнинг были озадачены отсутствием Мэри. Мы еще вчера договорились о встрече.

– Простите, Макс, – вступила Мэри, – разве ваш ассистент не передал, что я опоздаю?

– Только за пару минут до вашего прибытия.

– Но мы уже в курсе, что ты не ночевала дома. Кармен сказала.

Кейн, обозленный царившими в этом семействе деспотическими нравами, демонстративно проигнорировал выпад Ченнинга и, обратившись к Максу, объяснил:

– Это целиком моя вина. Я знал о назначенной встрече, но не позволял Мэри уйти, пока она не даст свое согласие на брак. Такой уж я настойчивый.

– Кейн, – кашлянула Мэри, – а мы бы не могли поговорить наедине?

– С удовольствием, любимая, – искрометно рассмеялся Кейн. – Мы присоединимся к вам на террасе и отпразднуем это великое событие, – бросил он ошеломленной троице, удаляясь.

Вслед за Мэри он последовал в кабинет деда. Она плотно затворила дверь и еле слышно прошептала:

– О чем ты думаешь? К чему приведут эти игры с помолвкой? Ты считаешь, так мне поможешь?

– Это не игры. Мы помолвлены.

– Правда? Напомни мне, это случилось, когда я уснула, переборщив с мартини, или когда ты заперся в ванной комнате?

– Даже если это мой экспромт, на который меня вынудила твоя родня, я все равно собирался сделать тебе предложение. Но если ты не хочешь…

– Что значит – не хочу? Если бы ты меня спросил, я бы подумала о твоем предложении. Мы только начали восстанавливать наши отношения… – Она замолчала, задумавшись. – Но уже для того, чтобы заткнуть эти злорадные рты, я готова не раздумывая согласиться на помолвку.

– Э, нет, милая. Либо ты хочешь быть моей женой, либо не хочешь. Я не позволю тебе использовать меня.

Они смотрели друг на друга, как бы уличая один другого в подвохе. Каждый почувствовал, что зашел в тупик. Кейн поразмыслил и серьезно произнес:

– Этим вечером мы все обстоятельно обсудим.

– А сейчас – что же мы выйдем отсюда и будем лгать этим людям еще больше, вооружая их против нас?

– Не придется лгать, если ты знаешь другой выход.

– У меня нет полной уверенности, что я готова ответить согласием на твое предложение.

– Помнится, этим утром ты более уверенно согласилась, что принадлежишь мне. Чему я должен верить?

Мэри отступала, пока не задела край письменного стола. Кейн подошел к ней вплотную и сделал то, к чему она всегда была готова: надавил ладонями на ее ягодицы, а своим щедрым поцелуем вознес ее сознание к головокружительным высотам беззаботности. На минуту они в унисон усомнились в необходимости слов, когда их физическое единство много больше, чем взаимопонимание рассудков.

– Не настаиваю на браке, мне достаточно иметь тебя в постели. Я готов признать это перед твоими огнедышащими сородичами, если ты не желаешь их обманывать. Пошли, скажем, что мы любовники, – предложил Кейн.

– Опять шантаж. Я думала, ты выше этого.

– Цель оправдывает средства. Когда они прогонят тебя из этого храма благочестия, ты гарантированно станешь моей, и только моей.

– Ты очень доходчиво объясняешь. Я согласна быть твоей женой.

Ее согласие стало хорошим поводом для короткой здравицы, которую произнес Кейн, с невестой в обнимку присоединившись к ожидавшим на террасе хозяевам. Торжество ограничилось единственным тостом, после которого Кейн чмокнул Мэри, сообщил, что будет аккурат в шесть к ужину, и покинул собрание.

Почти сразу Ченнинг и Лоретта отозвали Макса для уединенной беседы – после того как Мэри призналась, что была знакома с Кейном, еще живя в Европе, но их отношения прервались задолго до ее возвращения в Америку.

Оставшись одна, Мэри решила укрыться в студии – бывшем будуаре своей бабушки, недавно переделанном под мастерскую. Затворившись, она избавилась от вечернего платья, такого надоевшего и сейчас уже неуместного.

Стоя посреди комнаты голой, как иствикская ведьма, она не спешила одеться. Ей нравилась эта абсолютная свобода быть собой. Она открыла мольберт с холстом, над которым работала по ночам втайне от всех. Мэри всегда славилась колоритными пейзажами, но этот раз она писала портрет. Собирала на кончике кисти все свои сожаления о былом, саднящее чувство вины, погибшие надежды и воплощала их в цвет и форму, убеждая себя в том, что все было не напрасно.

Она чувственно провела руками вдоль своего дышащего всеми порами тела, особенно нежно поглаживая скучавшие без Кейна островки. Достаточно было закрыть глаза, и наслаждение возвращалось почти в той же мере. Ей стало жарко. Волны накатывали одна за другой.

Бесцеремонный стук в дверь отвлек Мэри. Она торопливо накинула рабочий халат, расцвеченный брызгами краски, и открыла дверь.

– Что, Кармен? – с еле скрываемым неудовольствием спросила Мэри.

– К вам пришли.

– Кто еще?

– Эмма Диаборн и Лили Картрайт, они на террасе.

У Мэри не было достаточных оснований отсылать друзей, она дорожила их добрым отношением.

– Скажите, что я умоюсь и тут же спущусь.

Когда шаги Кармен затихли в дальнем конце коридора, Мэри быстро вышла из мастерской, заперла ее и побежала в спальню, торопливо сбрызнулась под душем и упаковалась в приталенный сарафан. На полпути на террасу она обнаружила, что идет босиком. Чувствуя себя неисправимой, вернулась и нашла подходящую пару сандалий.

Подруги ждали ее на террасе, удобно расположившись в шезлонгах и нежась на солнце в темных очках и с запотевшими от ледяного лимонада стаканами в холеных ручках.

– Прошлось ждать? Простите. Не думала, что вы придете. Что-то случилось?

– Экстренное сообщение. – Таинственно улыбаясь, Лили сместила очки па кончик носа, медленно приоткрыла глаза и сощурилась от солнца.

– Какое экстренное сообщение? – искренне заинтересовалась Мэри. Но что-то в тоне подруги заставило ее насторожиться.

– Это ты должна нам сказать, – с наигранной суровостью произнесла Эмма. – Почему мы узнаем от этой ящерицы Лоретты, что наша лучшая подруга выходит замуж за высокородного англичанина?

– Все произошло так быстро, меньше часа назад, когда он привез меня домой, – с чувством облегчения оправдывалась Мэри, обрадованная, что причиной визита подруг стали последние события, а не застарелые язвы ее души.

– Вы провели эту ночь вместе? Ты обязана нам все рассказать в мельчайших подробностях, – сгорала от нетерпения Лили.

– Никаких подробностей, – категорически произнесла Мэри. При всей любви к подругам по клубу любовь к Кейну была неприкосновенна. Она налила лимонада в свой стакан и присела напротив Эммы.

– Мэри, позволь заглянуть хотя бы в щелочку, – взмолилась Лили. – Мы уверены, что вас связывает что-то необычное, иначе ты не упала бы в обморок, увидев его.

– Я упала в обморок из-за переутомления, а не из-за него.

– Ну разумеется. Ты всегда падаешь в обморок, переутомившись, – ехидно заметила Эмма.

– Я думала, что никогда не увижу его вновь. Не знаю, почему я потеряла сознание именно в тот момент. Глупо получилось, – Мэри чувствовала усталость, ей хотелось скорее отделаться от любознательных подруг.

– Не смей сожалеть. Получилось очень романтично, а не глупо. Любая хотела бы оказаться на твоем месте, когда он так галантно подхватил тебя на руки, – восторгалась Лили, возбуждая у Мэри воспоминание о его обжигающе горячих руках.

– Я уже в тот момент готова была поклясться, что он сделает тебе предложение, – подытожила Эмма.

– А у меня еще вчера не было такой мысли, – разочаровала их Мэри.

– Показывай кольцо, – с горящими глазами потребовала Лили.

– Нечего показывать.

– Новая мода – помолвка без кольца? – изумилась Эмма.

– Официально помолвка состоится только сегодня вечером.

– А сейчас у вас, значит, неформальная помолвка, так, что ли?

– Похоже на допрос с пристрастием. Мне это не нравится.

– Я все поняла! – воскликнула Лили. – Они барахтались в постели, когда он сделал ей предложение. Молодец, Мэри. Не каждая женщина способна так воспламенить мужчину.

– Это всего лишь твои домыслы, дорогая.

Еще тридцать минут они жонглировали ничего не значащими фразами, прежде чем подруги сочли возможным удалиться, взяв с нее обещание, что официальное предложение станет достоянием гласности. Мэри смотрела вслед удаляющимся экс-дебютанткам, благодарная уже за то, что они не считают ее аферисткой.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кейн изрядно поволновался, приближая урочный час приятными заботами. В стремлении достичь совершенства он то и дело утрачивал свойственное ему хладнокровие, начиная мыслить крайностями. Желая Мэри в жены, он рассчитывал на большее с ее стороны воодушевление. Легко добившись ее тела, он все еще пребывал в неведении относительно истинных ее чувств.

Встреча с калифорнийским финансовым гением была все-таки отложена, побледнев перед более насущными целями Кейна, ясными как никогда. И четче всего в его сознании вырисовывалось кольцо его мечты, предназначенное для покорения Мэри. Материализовавшись, оно стало ждать своего часа в кармане его брюк.

Кейн сосредоточенно склонился над листком бумаги, коротко формулируя на ней свои требования к прислуге. Свежесрезанные цветы в эффектных композициях уже украшали чуть ли не все уголки его особняка, ароматизированные свечи в изящных подсвечниках готовились наполнить воздух благоуханием. Коридор, ведущий в спальную комнату хозяина, еще не знал, что его усыплют ароматными розовыми лепестками. Сама же опочивальня должна была превратиться в ориентальный рай, пестрящий сочными орнаментами драгоценных тканей. Кейн разделял пристрастие Мэри к роскоши.

Приближался вечер. Повар корпел на кухне. Кейн дотошно исследовал преобразившееся пространство, поглядывая на часы. Он вышел из дома уже к вечеру, и сентябрьский ветерок слегка охладил его разгоряченные мысли.

Кейн не стал поднимать тент автомобиля. Несясь навстречу судьбе, он внимал безмятежным увещеваниям зефира.

Мэри сама открыла дверь, когда он позвонил в условленный час. Элегантная, тонкая, в облегающем платье без рукавов неуловимого цвета. Видимость спокойствия нарушала узкая кисть, нервно теребившая череду жемчужных капель на ключицах.

– Добрый вечер, – он почтительно поцеловал руку своей избранницы.

– Здравствуй, Кейн. Ты отлично выглядишь, – заглушила она нервозность поспешным комплиментом.

– Приятно слышать. А ты бесподобна, Мэри-Белл, – он сторицей вернул комплимент и, положив руку на обнаженную спину подруги, повел ее к своему авто.

Не отказывая себе в удовольствии разглядеть свободные от тканей атласные прелести любимого тела, он отметил смелость кроя, казалось бы, традиционного платья для коктейля. Глубокий разрез открывал гибкую спину и подчеркивал плавную линию бедер.

– Теперь я знаю, где проходит граница между сексапильностью и вульгарностью.

– Мое скромное платье не могло стать причиной такого серьезного открытия.

– В фас – ты образец целомудрия. Но, глядя на твою спину, я, кажется, вижу языки адского пламени, в котором мечтаю сгореть вместе с тобой.

– Порочный, – низким голосом с нотами кокетства сказала она, садясь в машину.

Они понеслись по дорогам города, который Кейн не без удовольствия начинал считать своим.

– Как прошел день? – поинтересовался он.

– Чудно.

– Чудно?

– Утром какой-то безумец попросил стать его женой в присутствии двух драконов, приходящихся мне родней. Потом встречалась с друзьями, которые взяли меня за горло, выбивая секретную информацию, которую, оказывается, знает уже чуть ли не весь город.

– Обычный денек, ничего особенного.

– Для безумца.

– Считаешь, только безумец может желать жениться на тебе? Ты не допускаешь мысли, что это кто-то, кому необходимо обрести смысл жизни?

– Смысл жизни? Ты еще больший безумец, чем я думала до сих пор. Или гений. А это пугает даже сильнее.

Кейн рассмеялся в попытке развеять нарастающее волнение. Незнакомая рассудительность Мэри лишала его полновластия над ней. Хотелось знать, какой частью непредсказуемого существа она вверяет ему свою судьбу.

– Надеюсь, твой день был более продуктивным, – проявила Мэри ответную заинтересованность.

– Увы. И всему виною – ты.

– Знать бы, почему?

– Ты обнадежила меня своим согласием.

– Больше не буду.

– До этого дня моя личная жизнь никогда не пересекалась с профессиональной.

– А сегодня пересеклась?

– Не просто пересеклась, а перечеркнула ее.

– Опасная тенденция, – в свой черед рассмеялась Мэри, чтобы заглушить возникшую тревогу.

Вызывало подозрение необычное чистосердечие Кейна, прежде замкнутого и эмоционально сдержанного. Будучи его лондонской любовницей, она видела его не чаще трех раз в неделю. Он щедростью покупал себе право па отчужденность и независимость от нее.

– Вовсе нет, – спокойно разуверил он. – Настало время изменить приоритеты, как это сделала ты.

– Я боюсь разочаровать тебя.

– Этого не случится.

Оказавшись на его террасе, Мэри уразумела, сколь много потрудился Кейн, подготавливая этот вечер. Но даже это не могло разуверить ее, что предложение брака не было продиктовано лишь желанием защитить ее от нападок Ченнинга и Лоретты. Со слишком подозрительной поспешностью он его сделал. Но сколько версий она пи перебрала за истекший день, были они одна нелепее другой.

– Мартини? – предложил Кейн.

– Нет-нет, – категорически отказалась Мэри, памятуя о выпитом накануне.

Заиграла музыка. Упоительный бархатный голос Шаде наполнил гостиную, сквозь распахнутые двери вырываясь на террасу, исподволь вовлекая пару в медленное кружение.

– Ты помнишь наш первый танец? – шепнул Кейн.

Он не сомневался, что Мэри помнила минуты их первого единения под звуки песни Шаде «Бриллиантовый обман». Они впервые вышли в свет, он – английский лорд, привыкший блистать и очаровывать, и она – дикая провинциалка, знавшая лишь претензии и нравоучения. Его объятия стали лекарством для закомплексованной американки. Его проникновенного шепота и ободряюще заинтересованного взгляда оказалось достаточно, чтобы пробудить в угловатой девушке кошачью грацию нарождающейся чувственности.

Он тогда впервые оплатил ее дорогую «обертку», чтобы, раздразнив весь свет нетронутой красотой своей спутницы, затем небрежно сорвать этот фантик и единолично насладиться сладостью доверчивости и чистоты. Кроме денег и комфорта, которыми Кейн щедро расплачивался с юной Мэри, он подарил ей толику присущей ему уверенности. Именно на этом кирпичике она возводила сейчас здание своей независимости.

Кейн – отменный танцор – и очаровательная Мэри стали с тех пор завсегдатаями танцевальных вечеринок и клубов. Л завораживающий голос Шаде сделался голосом их страсти, такой же глубокой и пьянящей. В один из ее дней рожденья Кейн водил Мэри па концерт любимой певицы, после которого преподнес ей усыпанный бриллиантами и сапфирами чокер.

Утянув гибкую шею этой драгоценной безделушкой, она обезоруживающе нагая предстала перед Кейном в ту незабываемую ночь. Так они и оставались нагими весь уикенд, испытывая на прочность кровать в номере люкс.

– Конечно, я помню эту песню, – произнесла Мэри, доверительно положив голову на его плечо.

Но тут заиграла обжигающе страстная музыка. Она положила ладони на его грудь. «Давай продолжим», – будоражил чувственный голос Марвина Гэйя.

– Кейн, ты слишком напорист, – посетовала Мэри, понимая, что это не случайный набор песен.

– Зачем откладывать то, что все равно случится? – спросил он, настойчиво проводя ладонями по ее бедрам.

– Когда? – Она игриво укусила его губу и вдела розовый язычок в изумленно приоткрытый рот. Он погрузил пальцы в гриву каштановых волос и отнял у нее инициативу в поцелуе.

– После ужина, – назначил он срок, когда запас воздуха в легких оказался на исходе.

Мэри не представляла возможным отложить этот порыв. Она, как проснувшийся вулкан, была на грани извержения.

– Ужин может подождать, но не я, – взмолилась она.

– Я запланировал другую очередность.

– Очень жаль, что ты не предусмотрел моего желания, – возроптала Мэри, оскорбленная необходимостью выпрашивать ласки.

Кейн выключил коварный диск.

– Ты когда-нибудь гуляла в окрестных садах?

– В детстве, когда Олстейны жили в этом доме. Их сын – ровесник моего брата – однажды пригласил нас на свой день рождения.

– Ты никогда не рассказывала о своем брате. Какой он был?

– Само совершенство, – с легкой грустью сказала Мэри и уточнила: – В глазах наших родителей. Настоящий Дювалл.

– А кем он был для тебя? – допытывался Кейн.

– Он был на четыре года младше меня, поэтому я отлично помню его с младенчества. Алекс всегда был находчив не по годам. Пока я не стала подростком, мы отлично ладили. Но затем последовали постоянные попреки со стороны родителей. Они целиком сосредоточились на нем, договорившись считать меня безнадежной.

– Странно это слышать. Я не понимаю, неужели у тебя с матерью не было чисто женских доверительных отношений?

– Мы оказались антиподами. Ее разочаровывало во мне абсолютно все. Она хотела скроить меня по викторианским лекалам… – Мэри внезапно замолчала, затем посмотрела на Кейна холодными глазами и добавила: – Не хочу говорить об этом.

Они вошли в сад. Глубину его наполнял яркий рукотворный свет. Как если бы кто-то инсценировал детский сон с его воздушной наивностью.

– Очень жаль. Мне бы хотелось знать историю твоей семьи, – не желал он ставить точку.

Мэри, сколько себя помнила, подчеркивала дистанцию, отделявшую ее от родных, с тем же воодушевлением, с которым многие упиваются рассказами о детстве, родителях, родственниках. Но привязанность все же была сильна. Она обнаружила это совсем недавно, когда с искренним сожалением подумала, что ее родители оставили этот мир в полной уверенности, что их дочь – неудачница. Усмехнувшись, она сказала:

– Теперь моя семья – это Ченнинг и Лоретта. Лучше расскажи о своей знатной династии.

– Аннулировав брак с Викторией, я порвал все связи с семьей.

– Есть хоть какая-нибудь возможность восстановить отношения?

– Сомневаюсь.

Мэри услышала не отчаяние или досаду, но решительность и уверенность в его голосе. Это испугало ее. Показалось, что за мнимым хладнокровием кроется глубокая обида на близких. Эта обида гуще и темнее, чем ее. Обида, которая будет с ним до конца. Обида, которая, возможно, распространится и на Мэри, когда он узнает о том, что это его сын скончался, лишь увидев свет, что это ее волей он пребывал в неведении.

Кейн быстро пожалел, что затеял такой разговор. Дойдя до фонтанчика в центре сада, он остановился. Ласковое журчание воды растворило его молчаливую досаду.

На старинную скамью ажурной ковки были предусмотрительно положены пушистые диванные подушки. Несмотря на отдаленность, из окон дома отчетливо доносилась спокойная музыка, садовые фонарики напоминали гигантских светлячков. О большом мире вокруг шептал только прохладный океанический бриз, застрявший в густых кронах сада.

Кейн не стыдился своей сентиментальности, так как был уверен, что не обладает ею. Весь изысканно организованный вечер был результатом его желания удивить и порадовать любимую женщину. Сам же он не нуждался в глупостях подобного рода. Кроме того, ему льстило не столько исполнять свои мечты, сколько создавать и дарить их друзьям.

– Меня восхищает твоя настойчивость, – вслух высказала она то, что он хотел услышать.

– Да, это в моем характере.

– Я должна признаться тебе кое в чем, – сказала она после тяжелой паузы. – Ты должен узнать это прежде, чем решишь сделать мне предложение. Это касается моего брака с Жаном-Полем.

– Ты не обязана ничего рассказывать. Это меня не касается, – поспешил прервать ее Кейн. Ему казалось кощунственным упоминание о другом мужчине в такую минуту.

– Нет, послушай, – твердо произнесла Мэри.

– Мы уже достаточно зрелые люди с прошлым, но я не настолько лоялен, чтобы спокойно выслушивать истории о твоем прежнем браке.

– Я думала… Но, возможно, ты прав. Не стоит об этом. Должна признать, ты совсем не безумец, как я шутя назвала тебя. Твое предложение, наверное, самое разумное, что произошло со мной за последние месяцы. А этот день должен стать лучшим в моей жизни, и не позволяй мне его испортить, любимый. – Она очень нервничала, и это выражалось во всем: в звенящих нотах голоса, в учащенном дыхании, в трепете влажных ресниц.

– У нас еще будет время наговориться, – утешал он ее, взяв за руки.

– Я многое должна объяснить, – всхлипнула она.

– Позже.

– Этим вечером?

– Если хочешь, – успокаивал Кейн, втайне уверенный, что этим вечером разговоров не будет.

– Это нельзя откладывать, – с новой силой забеспокоилась Мэри.

– Не будем, – решительно произнес он и усадил ее рядом с собой на скамью – так, как он это мысленно прорепетировал прежде.

Воцарилось молчание. Они сидели, соприкасаясь коленями, и серьезно смотрели друг на друга. Ее красота и трогательная ранимость заставили его медлить. У него было кольцо, которым он мечтал утешить это раненое сердце. Образно говоря, конечно. Он не спешил, тщательно подыскивая слова.

– Мэри, – начал он, – я привык думать о жизни как о веренице последовательных поступков и достижений. Так меня учили. Наши прежние отношения хорошо укладывались в эту цепь, которой я сам себя опутал. Но тогда я не считал нашу любовь достижением, а напрасно. Расставшись с тобой, я смог понять только одно, но, наверное, главное: все сделанное без сердца ведет в пустоту. – Он встал на одно колено и, обхватив ее холодные пальцы, поцеловал их.

– Кейн…

– Позволь сказать, – он заглянул в ее растерянные глаза, словно пытался прочитать в них свою следующую мысль. – Поэтому я бросил все и стал искать тебя. И нашел такой же одинокой и потерянной, каким был сам. Я сполна заплатил за свою глупость и надеюсь, что ты согласишься стать моей женой, Мэри. – Он чуть замешкался, доставая из кармана бархатную коробочку. – Не из-за нападок твоей родни, не ради чьего-либо ободрения. Это мое выстраданное намерение. Моя не желавшая умирать надежда.

Кейн достал из футляра кольцо и надел его па тонкий палец растроганной Мэри. Слезы заволокли ее глаза. Она старалась и не могла разглядеть искрящуюся красоту его подарка.

– Конечно, я выйду за тебя, Кейн, – уверила она его сквозь слезы. – Я буду счастлива прожить с тобой всю мою жизнь, любимый.

Кейн поцеловал ее небывало нежно, ласково.