Текст книги "Интимные тайны"

Автор книги: Кэтрин Гарбера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кровь отхлынула от ее лица, глаза наполнились гневом. Она приблизилась к Кейну и пристально посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит всерьез.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что знаю много такого, что способно заинтересовать твоего любознательного родственника.

– Но ты не сделаешь этого.

– Должны быть серьезные причины, чтобы я решился на этот поступок. В любом случае, все зависит от тебя, – неопределенно сказал он, не пожелав развеять ее тревогу.

– Это нечестно. И жестоко, – Мэри ощутила себя перед ним такой уязвимой, его угроза шантажа уже стала реальностью.

Труднее было понять, чего действительно он от нее хочет. Годы и расстояния сделали их чужими.

– Зачем я тебе нужна?

Кейн медлил с ответом. Он провел рукой по ее густым, некогда курчавым волосам, которые она укротила и укоротила, отчего они стали мягче и послушнее.

– Зачем женщина нужна мужчине?

– Почему ты всегда дерзишь?

– Я такой. За это ты меня и любишь, – вызывающе объявил Кейн.

В сущности, он вряд ли мог честно ответить на вопрос, что именно побудило его искать Мэри и нестись на похороны неизвестного человека, прочтя в газете ее имя.

– Ну так что? – допытывался он, цепко обхватив Мэри за талию.

– Это та цена, которую мне придется заплатить за твою помощь? – с горечью спросила она.

Ему всегда нравилось играть ее чувствами, от этого жизнь представлялась полнее. Казалось, что взаимные мгновения счастья способны окупить любую причиненную им боль. Сейчас он смотрел на нее с видом триумфатора, на белом коне въезжающего в поверженный город. Он не понимал ее колебаний, уверенный, что воссоединение станет благом для них обоих. И собирался доказать ей это, руководствуясь принципом, что в любви и на войне все средства хороши.

– Ты не голодна?

– Что? – удивил ее такой резкий переход.

– Пообедаем?

– Да, пожалуй.

– На сытый желудок беседовать приятнее, не так ли?

– Да, да, – отсутствующим тоном произнесла Мэри. – Вернемся в дедушкин, я имею в виду, в мой дом, я сделаю салат, и мы поедим.

– Как скажешь. Ты теперь мой босс.

– Забавно. Посмотрим, надолго ли хватит твоего энтузиазма подчиненного. Мне всегда казалось, что ты сторонник мужского превосходства.

– Это так. Но мне нравится ублажать тебя. Помнится, мы всегда любили поиграть. – В последнюю фразу он вложил столько подтекста, что Мэри зарделась, отчего ее глаза приобрели необыкновенное сапфировое сияние.

Когда они оставались наедине, то не задавались вопросами о дозволенном и запретном. Просто безоглядно упивались друг другом, исследуя глубины боли и наслаждения, пряной отрады обладания другим человеком.

– Мэри-Белл, ты вспоминала обо мне? – Он остановился, обхватил ее голову и заглянул в глаза.

– Да, – выдохнула она сквозь пересохшие губы.

Ее испуганные глаза осветил лучик облегчения, как если бы она сняла со своих плеч часть груза, тяготившего ее изо дня в день.

– Наше притяжение было фантастическим. Уверен, оно нисколько не ослабело.

– Да, – повторила она как во сне.

Они сблизились в поцелуе. Она чувствовала, что от нее уже ничего не зависит. Ей страшно было подчиниться, но этот голод нельзя было утолить иначе.

В кухне Мэри столкнулась с экономкой Кармен и, поздоровавшись с ней, приступила к стряпне.

– Могу я чем-нибудь вам помочь, мисс Мэри?

– Я приготовлю салат, а вы сделайте нам чай и накройте в кабинете. Кейн, пить хочешь?

– Перье, пожалуйста.

– Отлично.

Перекусив, они честно приступили к обсуждению инвестиционных планов Мэри, то и дело сбиваясь на нежные прикосновения и легкие поцелуи. Их прервал тихий отзвук чьих-то шагов.

– Ай-ай-ай, Мэри, – раздался укоризненный голос.

– Я думала, у тебя есть дела поважнее, чем лично шпионить за мной. Поменяй приоритеты, иначе твоя мануфактура быстро прогорит, – дерзко осадила Мэри бесцеремонного Ченнинга.

– Не волнуйся, меня па все хватит.

– Может быть, но кое-что вас все же не касается, – вступился за Мэри Кейн.

– А вам бы не стоило встревать, – взвился Ченнинг.

– Позвольте мне самому решать. Предупреждаю, любой, кто станет третировать Мэри, будет иметь дело со мной. Она уже не так беззащитна, как вам бы того хотелось.

Наблюдая за словесным поединком таких разных мужчин, Мэри втайне радовалась, что не поддалась переполнявшему ее инстинктивному желанию запереться с Кейном в спальне, как только они переступили порог дома. Ей приятно было осознавать, что дедушкина муштра в очередной раз сослужила ей добрую службу. Ченнинг удалился ни с чем, и, подкрепившись легким салатом за милой болтовней, они переключились на темы хоть и приземленные, но необходимые.

– Кейн, я сама справлюсь. Тебе не обязательно ввязываться в эти склоки, – посчитала она необходимым предупредить его.

– Если тебе это по силам, почему ты так напугана?

– Мы родственники, и он не исчезнет из моей жизни, как это можешь сделать ты, если тебе надоест роль покровителя.

– Ты полагаешь, я руководствуюсь сиюминутными капризами? – с обидой в голосе спросил Кейн.

Мэри не ответила. Она не имела представления, что руководит Кейном Брентвудом. Просто она воспользовалась случаем, чтобы сказать, что не имеет оснований безоглядно полагаться на него и что ее жизнь больше не замыкается на романтическом безумии, которое он хочет ей вновь навязать. Она знала, где проходит водораздел, отделявший стихийность ее юности от ровного течения зрелых поступков. Это память о невосполнимых утратах, саднившая душу, стоило ей остаться наедине с собой. Кроме того, она хорошо знала Кейна. Его независимая натура не терпела уз и оков. Когда он закрывал за собой дверь, у нее никогда не было уверенности, что он вернется. В отличие от подруг, ее не страшило одиночество, в сущности, только им она и жила.

– Пренебрегая мной, ты можешь меня обидеть, но не избавиться от меня, – шутливо предупредил Кейн, видя, что Мэри вновь уходит в себя.

– Я не пренебрегаю тобой, а лишь пытаюсь обуздать свой норов.

– У тебя это отлично получается, – сердито проворчал он.

Мэри не ожидала услышать ропот из уст этого великана. Она находила крупицы перемен в человеке, которого, казалось, изучила вдоль и поперек.

* * *

– Давай работать, – призвала его Мэри к порядку, вооружилась ручкой и развернула блокнот, усаживаясь за рабочий стол в кабинете деда.

– Твое желание – закон, – голосом, полным театрального смирения, согласился Кейн.

– Я уже набросала кое-что, почитай, – она передала ему свои заметки. – И договорилась о встрече с хорошим адвокатом. Он мой друг. Я полностью ему доверяю.

Мэри говорила таким уверенным тоном, а записанные ею идеи были настолько хорошо проработаны, что Кейн быстро сменил снисходительное отношение мецената на внимание коллеги и увлеченно занялся изучением ее проекта.

– Учти, что инвестиционный план должен предусматривать возможность хотя бы частичной компенсации затрат, если меня вынудят вернуть наследуемые средства.

– Нельзя начинать работу с таких пессимистичных мыслей.

– К сожалению, выбора у меня нет.

– Когда именно ты вступишь в права?

– По словам мистера Превина, через три месяца. Испытательный период будет длиться два года.

– То есть, в течение этих двух лет ты будешь под неусыпным надзором?

– Совершенно верно.

– Ты должна быть просто хорошей девочкой или существует какой-то особый кодекс поведения?

– О да. Я должна буду жить в полном соответствии с заветами моей великосветской прабабки – подобно обеим моим бабушкам и маме. Это свято чтимый свод правил, хранимый в кожаном переплете, к соблюдению которых мой дед обязал меня как продолжательницу династии Дюваллов, – с легкой иронией произнесла Мэри.

Кейн внимательно посмотрел на нее, но от комментариев воздержался. С этим циркуляром она отождествляла все ужасы своего взросления. Сколько Мэри себя помнила, ей приходилась слышать, что носить фамилию Дювалл – огромная ответственность и худший грех для юной девицы – запятнать это гордое имя.

– В этой книжке есть картинки?

– Только назидания и правила, нарушение которых карается по всей строгости.

– Понятно, почему она тебе не нравится.

– Можно подумать, в вашей семье нет чего-либо в этом роде.

– Не без того. Но на меня эти предписания больше не распространяются.

– С каких нор? – воскликнула она в изумлении.

Для Мэри оставалось загадкой все, что происходило в его жизни после расставания три года назад. Конечно, у нее была возможность заполнить этот пробел благодаря общению с общими знакомыми или чтению светской хроники, но прикосновения ко многим струнам прошлого вызывало болезненные ощущения. Она была уверена, что он с другой. Все остальное не имело значения.

– После развода с Викторией я, можно так сказать, сжег мосты.

– Радикальный поступок. Прости мое любопытство, но почему вы расстались?

– Разве это имеет отношение к предмету нашей деловой беседы? – отрезал он.

– Нет, извини, – осеклась Мэри и сконфуженно склонилась над старинным столом орехового дерева.

– Я пошутил, – рассмеялся Кейн. – Ты все утро так настаивала на сугубо деловом тоне, что я не удержался, чтобы не подтрунить над тобой.

– Всем хочется меня проучить. Грустно сознавать это, – без притворного кокетства отметила Мэри.

Кейн подошел к ней и, подняв за руку, усадил ее на край стола. Затем крепко обхватил и прижал к себе. Он проделал это в сосредоточенном молчании. Она тоже не издала ни звука, подмечая, как напружинилось его лицо и все тело. И он не мог не заметить изменений под тонким шелком ее блузки, столь очевидных и бесстыдных, стоило ему оказаться между ее бедрами.

– Поверь, успех нас ждет по всем фронтам. Одно другому не мешает.

– Ты склоняешь меня к разврату?

– Кто говорит о разврате, милая?

Тяжело дыша, он плотно прижал свои губы к ее жаркому рту. Он ждал ее нетерпения, ее ответа. Она выстояла, затушив необоримое желание ответить на его поцелуй. Кейн посмотрел на ее скованное лицо и, снимая оцепенение, нежно провел языком по карминным губам. Их объятия сделались крепче, а тела напряглись. Он легонько укусил ее нижнюю губу и впился в приоткрывшийся рот.

Их дыхание соединилось в ритме стократных поцелуев, прежде чем они застыли, отдаляя взрыв страсти. Она сдавила его бедра своими, перекрестив щиколотки. Ее сдерживаемая страстность готова была прорваться в любой момент, и на короткий миг ему показалось, что она горячее, чем он может выдержать. Он ощутил яростную цепкость ее ногтей на своей коже.

В отличие от слов, их чувства не поддавались контролю. Единение, как если бы они расставались ненадолго, обрадовало обоих. Он торопливо расстегнул ее блузку, оголив атласные плечи, сорвал рубашку и вновь прижался к ней всей упругостью своего могучего тела.

Мэри отпрянула, отстранив его согнутыми в локтях руками, прикрывавшими грудь. Она смотрела на него своими бездонными синими глазами, затененными густыми ресницами. Ее щеки горели, дыхание волновало грудь. Кейн провел подушечками пальцев по ее увлажнившейся ключице вниз к животу.

В коридоре раздались шаги, и благоразумие велело им остановиться. Но, разомкнув объятья, они вновь приникли друг к другу. Он соскользнул на ее гибкую шею, прижался губами к мягкой возвышенности груди. Она обхватила его голову руками, запрокинувшись назад и в наслаждении сомкнув веки.

Подгоняемый шумом в конце коридора, Кейн дерзнул соединиться с ней, не медля ни секунды, и не встретил сопротивления с ее стороны. Она лишь сипло прошептала его имя. Ее пылающее тело содрогалось в его крепких объятиях. Кейн дождался, когда оно станет податливым, а трепет размеренным, и отдался чистому наслаждению. Самые яркие воспоминания о былой страсти померкли в этот упоительный миг.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мэри оттолкнула Кейна. В голове шумело. Она с трудом понимала, как это произошло. Поспешно приводя себя в порядок, она с тревогой поглядывала на дверь. Для нее стало ясно, что Кейн считает возможным добиваться своего любой ценой, невзирая на ее увещевания. Тяжелее было принять, что именно он теперь будет властвовать над ее чувствами и мыслями. И все же забавляло то, что все произошло в этом священном кабинете, где ее благопристойные предки читали ей ханжеские нотации.

– Мэри… – тихим, но властным голосом вывел ее Кейн из состояния рассеянной задумчивости.

– Полагаю, на сегодня более чем достаточно, – с нескрываемой досадой прервала она его.

Слишком близко подпустила она его к себе. Это угрожало не только ее благородным планам в отношении наследия семьи, но и сохранению тайны, разоблачение которой грозило потерей честного имени.

– В дальнейшем все, что невозможно будет решить в телефонном разговоре, мы перенесем в официальные учреждения. А сейчас прошу меня оставить, – тоном, не допускающим возражений, заявила она.

Не проводив посетителя, она торопливо покинула кабинет и через холл направилась к заднему дворику, мимо бассейна и домика для гостей, в очаровательный и ухоженный садик, служивший ее деду местом уединенных раздумий. Облюбованный им уголок под развесистой плакучей ивой, который Мэри знала с детства, всегда привлекал ее своей безмятежностью и простотой.

Под этими свисающими до самой земли ветвями, в прохладной тени, можно было ощутить себя огражденным от всего внешнего, подчас враждебного и неизменно тревожного. Мраморная скамья, нежная травка под ногами, мощный ствол дерева были такими же, как в далеком детстве. Это место стало их с дедом тайным заповедником, в котором время останавливалось и ничто не могло заглушить голос собственного сердца.

Слезы застилали глаза, ком в горле предвещал жалобный стон. Все усилия взять в свои руки собственную жизнь, собственную судьбу казались Мэри тщетными. Это был один из немногих моментов отчаяния, которые запоминаются на всю жизнь. Ей горько было признать, что, поступая вопреки или благодаря, она всегда от кого-то зависела. И чем отчаяннее старалась разорвать эти путы, тем глубже увязала в трясине всё прибывающих проблем.

Она так долго внушала себе, что стала другой, сдержанной и рассудительной, и старательно убеждала в этом других. И все для того, чтобы признать постыдную правоту злорадного Ченнинга.

– Мэри, – прозвучало над ней.

Кейн остановился перед каскадом ниспадающей зелени, не решаясь проникнуть в ее убежище. Мэри подняла на него покрасневшие и испуганные глаза. Щеки блестели от слез, губы распухли.

– Я просила тебя уйти, – прохныкала она, превратившись в малое дитя.

Кейн раздвинул лиственный занавес, шагнул в тайное капище, рассекая воздух порывистыми движениями, и небрежно сел рядом с ней на скамью, закинув ногу на ногу. Его вторжение задело Мэри.

– Пожалуйста, уйди, – процедила она.

– Не думаю, что ты этого хочешь, – самоуверенно предположил Кейн и добавил: – Очевидно, что ты несчастлива.

– Да, я несчастлива. А ты только усугубляешь это. Не в твоих силах что-либо изменить к лучшему, – вздохнула она, отирая кулачком соленые щеки.

– Ты удивишься, но я умею делать женщин счастливыми, – хвастливо заявил англичанин. – Во всяком случае, я могу загладить свою вину перед тобой, – посерьезнел он.

– Какую вину? – всхлипнула Мэри.

– Когда в Париже… – начал было Кейн, но она не дала ему закончить.

– Я не хочу об этом, – замотала она головой.

Ей вспомнилась ее весна в городе любви, когда она с нетерпением ждала возвращения Кейна. Не терпелось поскорее порадовать его вестью о своей беременности и услышать, что он отказывается от «идеальной партии», которую ему навязывал общественный статус, но… ее ждало разочарование.

– Я мог бы все исправить.

– Увы. Это невозможно. Есть вещи, которые нельзя изменить.

– Признаю, я был с тобой резок, даже жесток. Но как я мог реагировать на то, что у тебя другой мужчина и ты носишь его ребенка?

Глядя в прошлое, трудно было понять, что именно заставило ее так запутаться, что подвигло придумать какого-то мужчину вместо того, чтобы прямо отвергнуть оскорбительное предложение Кейна оставаться его любовницей, тогда как официально он будет жить с Викторией.

– Мы оба поступили неразумно, – вслух подытожила Мэри свои размышления о прошлом и позволила Кейну обнять себя за плечи, уютно устроившись в его сильных руках, и тихо улыбаясь маленькой мимолетной надежде.

– Кейн, объясни, зачем ты приехал, – вновь задала она вопрос, тревоживший ее эти два дня.

Его затянувшееся молчание действовало угнетающе. Ей хватало собственной неразберихи. Хотелось думать, что такой волевой и независимый человек, как Кейн, более властен над своими страхами и желаниями.

– Я же говорил, что искал тебя. Искал с тех самых пор, как аннулировал свой брак, – наконец ответил он и добавил: – Потому что ты мне нужна.

– Другими словами, оставшись один, ты вспомнил о своей прежней любовнице.

– Не стоит так опошлять.

– Кейн… ты сказал, что аннулировал брак. Я думала, ты развелся. Что это значит?

– Это сложно и неинтересно, – попытался увильнуть он.

Кейну было неприятно вспоминать, тем более рассказывать, о своих семейных казусах. Мэри и Виктория были для него непересекающимися темами. С Викторией его никогда не связывали глубокие чувства. Этот брак был всецело плодом родительских стараний.

– Твоя скрытность наводит на неприятные мысли, – строго заглянула Мэри в его глаза.

Кейн нехотя поддался:

– Я рассказывал тебе о моем старшем брате Найджеле? – спросил он, отлично зная, что никогда о нем не упоминал.

Трагедия, унесшая жизнь старшего брата, переживалась тяжело и в одиночестве. Найджел был страстным альпинистом и погиб во время схода лавины, когда Кейну был двадцать один год.

– Нет. Я никогда о нем не слышала, – уверенно ответила Мэри. – Не помню, чтобы ты когда-нибудь рассказывал мне о своей семье.

– Верно. Ты была моим оазисом наслаждений, Мэри-Белл, – признался он и поцеловал ее в темечко.

– Оазисом наслаждений? – удивленно воскликнула Мэри. – Не знала, что ты поэт.

Кейну тоже понравился этот экспромт, он помог понять, что его влекло к Мэри, что он искал рядом с ней.

– Ты хотел рассказать о старшем брате, – напомнила Мэри.

– Он был любимчиком всей семьи. Этакий золотой мальчик. Он родился победителем. С ним сопрягали много надежд по части продолжения семейных традиций. В общем, он был полной противоположностью мне.

– Из-за этого ты о нем никогда не рассказывал?

– Нет. Из-за того, что он трагически погиб. Это сильно подточило всю нашу семью. Он погиб во время восхождения на Эверест.

– Вероятно, от тебя потребовали, чтобы ты заменил его?

– Они до сих пор уверены, что имели на это право.

– А при чем тут твой брак?

– Виктория была невестой Найджела. Она переживала его гибель вместе с нашей семьей. Тяжелее, чем кто-либо из нас. Это стало причиной очень длительной депрессии. Она вызывала мое искреннее уважение и сочувствие.

– И поэтому ты женился на ней.

– Не совсем. – Кейн замялся. – Она была в глубоком отчаянии, замкнулась в своем горе. Нам приходилось буквально насильно вытаскивать ее из дома. Я часто навещал ее, мы много говорили, вспоминали Найджела, прошлое. Я симпатизировал ей. В какой-то момент мы увлеклись. Потребовалось время, чтобы понять, что это всего лишь подмена.

– Ответь честно. Ты сделал ей предложение, когда мы были вместе?

– Да.

– В таком случае ты – мерзавец, – четко произнесла Мэри.

– Жаль, но это так, – смиренно принял он ее вердикт.

Кейн искренне верил в то, что Виктория, воспитанная в строго английских традициях, будет идеальной женой для молодого перспективного аристократа. А простушка Мэри не могла рассчитывать ни на что, кроме как на честь быть его пылкой любовницей.

– Так почему все-таки брак был аннулирован? – продолжала допытываться Мэри.

– Незадолго до гибели брат позвонил мне с места их последней стоянки и заставил меня пообещать, что в случае несчастья я позабочусь о его невесте. Ради его спокойствия я дал обещание. Но сложилось так, что наш брак оказался фикцией. Мы не были супругами в полном понимании этого слова.

– Как долго это продолжалось?

– Больше года.

– Невероятно, чтобы за это время вы ни разу… – Мэри запнулась, подозревая, что Кейн ее дурачит.

Кейн почувствовал себя неловко. Ему очень хотелось, чтобы она поняла его правильно.

– Видимо, у тебя с твоим мужем все было иначе.

– Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой перед тобой? Это так. Я жестоко ошиблась.

– Вместо того чтобы сокрушаться о прошлом, мы должны воспользоваться шансом и все исправить, Мэри, – менторским тоном сказал Кейн. – Мы стали мудрее и можем простить друг друга.

– Кейн, пойми меня. В моей жизни сейчас такой период, когда я должна стать самостоятельной. А на это требуется время. Я должна понять, кто я и что я. А это можно сделать лишь в одиночестве. Ты сам убедился, чем чреваты скоропалительные решения. Мы должны подождать… несколько лет.

– Ты, должно быть, шутишь. С каждым годом я чувствую, как бездарно пролетает жизнь. Я бы мог тебя понять, если бы между нами стояли объективные преграды, но… – Он смолк и крепко обнял ее. – Расстаться сейчас станет еще более непростительной ошибкой, чем то, что мы натворили, будучи молодыми и самонадеянными. Мы знаем жизнь и сможем справиться с трудностями.

Остаток дня Мэри пребывала в состоянии растерянного удивления. Как же быстро и незаметно обида на Кейна сменилась чувством вины перед ним. Конечно, то обстоятельство, что он, будучи ее любовником, присматривал себе другую женщину на роль жены, ранило Мэри. Но свое прегрешение перед ним она расценила строже. Кейн все еще пребывал в неведении, чьего ребенка она носила, оставляя его. Мэри затруднялась предсказать его реакцию, случись ему узнать об этом.

Равновесие духа достигалось нелегко. Мысли перепрыгивали с его рассказов о семье на взрыв страсти, испытанной в кабинете деда. Блаженная нега быстро приходила на смену терзающему ощущению безвыходности.

Когда Кармен принесла напитки с закуской к бассейну, Мэри забеспокоилась, как бы экономка чего-нибудь не заподозрила в отношении ее и Кейна, слишком плохо у нее получалось вернуть себе душевное спокойствие. Вспоминался дед, строгий к эмоциональным вольностям.

Старик многим казался жестким, отпугивал своей бескомпромиссностью. Но у Мэри была возможность убедиться, что это лишь внешнее проявление его волевого характера. Когда в доверительном разговоре она рассказала ему о своем желании учредить педиатрическое отделение для детей из малообеспеченных семей, он благословил ее план. Он искренне сочувствовал ее потере и не сомневался в серьезности намерений. Однако нежная его любовь и понимание никогда не умаляли строгости главы клана. Его требования оставались одинаково обязательными для всех. Мэри была готова на многие жертвы, чтобы соответствовать высоким стандартам, предъявляемым к женщинам семьи Дюваллов. И это было нетрудно, пока она вновь не встретила Кейна.

– Не желаешь прогуляться по пляжу? – спросил ее быстро освоившийся Кейн.

– Придется переодеться, – согласилась она.

– Я подожду.

– Там, – она указала на кабинки для переодевания возле бассейна, – есть разная пляжная одежда. Подбери себе что-нибудь.

– Отлично.

Мэри надела свободную юбку и легкий топик без рукавов. И собралась было выпорхнуть из комнаты босиком, но, вспомнив о правилах семьи Дювалл, обула сандалии и степенно спустилась по лестнице, на нижней ступени которой замерла, насторожившись.

Внизу Кармен разговаривала с Ченнингом. Чтобы не привлекать их внимание, она разулась и бегом на цыпочках пересекла внутренний дворик. Кейн поймал ее за талию и спросил:

– За тобой кто-то гонится?

– Не хочу сталкиваться с Ченнингом.

– А мне бы очень хотелось с ним столкнуться, – воинственным тоном произнес Кейн.

Будучи превосходным боксером, он мог позволить себе даже открытые угрозы в адрес противника.

– Кулаками проблемы не решаются, – строго одернула его Мэри, видя, что Кейн не шутит.

– У меня свои методы решения спорных вопросов, и они меня никогда еще не подводили.

– Свои дела ты можешь улаживать, как тебе нравится. Но это моя семья и мои проблемы, – категорически заявила она.

Он с недовольным, но все же покорным видом взял из ее рук сандалии и, присев на одно колено, заботливо застегнул ремешки на ее ногах, чем несказанно растрогал Мэри. Смягчившись, она сказала:

– Это неправильно.

– Я не считаю, что заступиться за женщину – это неправильно, – сурово объявил Кейн, не глядя на Мэри.

Он извлек из кармана солнцезащитные очки и спрятал за ними свой ставший вдруг строгим взгляд, устремив его куда-то вдаль, из чего следовало, что нечто в ее позиции его сильно расстроило.

– Я ценю это. И все же не считаю, что рукопашный бой пойдет на пользу.

– Ты права с рациональной точки зрения. Однако с эмоциональной и этической скорее прав я.

– С этической? С каких пор мордобой прописывается этикетом?

– Со времен рыцарских турниров за прекрасных дам. Хрупкая женщина не имеет возможности самостоятельно противостоять таким негодяям, как он.

– Я не хрупкая и всегда могла постоять за себя.

– Возможно. Но я уверен, что та борьба, которая закаляет мужчин, способна искалечить женскую сущность. Об этом красноречиво говорит твой потухший взгляд.

Мэри знала истинную причину утраченного сияния глаз – ее несостоявшееся материнство.

– У каждого своя судьба, которая неминуемо отпечатывается на лицах.

– Наша судьба зависит от нас самих. Я никогда не соглашусь считать себя жертвой роковых обстоятельств. Именно поэтому я и приехал… Нас с тобой многое связывает, больше, чем банальное плотское влечение.

– Приключение в дедушкином кабинете говорит об обратном.

– Не моя вина, что ты такая красавица, Мэри-Белл. – Они постепенно возвращались к препирательству влюбленных, держась за руки и гуляя по знойному пляжу, искрящемуся острыми гранями мелкого песка и чешуей морской зыби.