Текст книги "Оракул"

Автор книги: Кэтрин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Он ощущает опасность темных мест

Записка была вложена в бумаги на его письменном столе. Почерк был изящным и уверенным, клиновидные буквы плавно перетекали друг в друга, но от вида записки по спине Сетиса пробежал холодок. Он не успел хорошенько разглядеть лица Шакала, однако голос рассказал ему многое об этом человеке. Аристократ. Человек образованный. Руки ухоженные, аккуратные. Сетис нахмурился. Разве нормальный человек отважится грабить могилы?..

Записка гласила:

«В час Заката будь у ног Cocтрuca под стеной. Захвати с собой то, что нам нужно».

Если бы записку нашел кто-нибудь чужой, она ничего не раскрыла бы ему. Сетис торопливо сжег ее: думая о Мирани, он держал бумажку в пламени, пока от нее е осталось и следа. Потом вернулся к письменному столу и бросил взгляд в глубину длинного зала, высматривая Надзирателя.

Надзирателя нигде не было. Значит, он, скорее всего, направился к тайному запасу воды, который устроил в коридорах под крепостной стеной. Сетис усмехнулся. Надзиратель обнаружит, что воды осталось гораздо меньше, чем он рассчитывал...

Его рука скользнула под перечни Архоновых запасов риса, зерна и олив, заказов на резную слоновую кость и нашарила спрятанный под ними старый, ветхий папирус. Бросив еще один осторожный взгляд в заполненный писцами зал, он достал его.

Гробница Состриса была очень древней, и мало кто знал, где искать планы. Он улыбнулся той самодовольной ухмылкой, которая, как он знал, бесила многих. Что ж, он не такой, как все. Всего несколько месяцев работает он четвертым помощником архивариуса, однако с самого начала поставил себе цель изучить содержимое всех полок в огромном хранилище, которое тянулось этажом ниже во всю длину огромного рабочего зала. Путь туда лежал по винтовой лестнице в углу. Он провел в хранилище много долгих часов, читал, делал заметки, изучал хрупкие свитки, которые никто не разворачивал уже много сотен лет; обшаривал коробки с документами, вдыхая заплесневелый аромат гниющих слов, самозабвенно изучал деяния Архонов Древности; нащупывая дорогу перемазанными в чернилах пальцами, проникал в самые тесные, самые душные туннели. Знания – это власть, а он жаждал власти. Если один из документов потеряется, не кто-нибудь, а он будет знать, где его искать. Он станет незаменимым. Вскоре его назначат первым архивариусом...

Но мечтать было некогда.

Чертежи сохранились очень плохо. Надо бы снять с них копию, но он сможет отдать их кому-нибудь из писцов только после кражи. Это слово обжигало его словно огнем. Сетис покачал головой – этот мелкий, суетливый жест он позволял себе, лишь когда был один.

– Кто-нибудь неправильно написал твое имя? Сетис чуть не вскрикнул. Рука сама собой легла на планы, он проворно обернулся.

Перед ним стоял Креон.

Он даже не был писцом. Всего лишь уборщиком. Опершись о свою метлу, он заметил:

– Пуглив.

– Чтоб ты пропал, – сердито проворчал Сетис.

– Не могу. Слишком хорошо знаю все здешние ходы и выходы.

Возможно, это и было правдой. Про Креона говорили, что он родился в Городе Мертвых и никогда не выходил за его пределы. Самые языкастые из писцов утверждали, что он никогда не видел солнца, а в коридорах, мол, было так темно, что его мать даже не разглядела его отца. Держали пари, сколько раз за день он наткнется на углы, и посылали его с ненужными поручениями на поиски несуществующих бумаг. Креон шел, если ему этого хотелось. Он хромал, разговаривал сам с собой, спал по углам на огромных грудах пергаментов. Сетис не был уверен, все ли у него в порядке с головой.

И вот теперь он искоса наблюдал за Сетисом, а Сетис наблюдал за ним. Альбинос. Кожа бледная, как молоко, глаза розовые, длинные волосы белы как крыло чайки.

Не убирая ладони с планов, Сетис рявкнул:

– Я что сказал?! Проваливай! Я работаю.

Креон склонился ближе.

– Сегодня его вскрывают, – прошептал он.

Трудно было сказать, сколько ему лет, – худой, узловатый, слишком высокий, как цветок, выросший в темноте, он казался старым, хотя на самом деле был молод. Зловонное дыхание вылетало из щербатого рта. Туника потемнела от грязи.

– Кого?

– Его. Меня. Архона. Вынимают внутренности. Мозг. Что они ищут? Бога? Существуют ли внутри человека туннели, в которых прячется Бог?

Сетис нахмурился.

– Я пробовал. Но Бога нельзя увидеть, правда? Хотя внизу, в коридорах, я видел его тень. Она ходила. Выскакивала из-за угла и вытягивалась передо мной. А когда я останавливался, она тоже останавливалась.

Вернулся Надзиратель. Выругавшись, Сетис засунул планы под бумаги и начал записывать число апельсинов, которые будут уложены в могилу. Из-под его пера проворно вылетали черные клиновидные буквы. Проваливай, – тихо повторил он.

– Как поживает твоя сестра?

Сетис изумленно поднял глаза.

– Откуда ты знаешь, что у меня есть сестра?

Креон задумчиво махнул по полу метлой.

– Рассказали. Она больна, а у вас, там, где живые, сейчасзасуха. Что ты намерен делать?

Сетис яростно вцепился в стиль.

– Это тебя не касается. – Заметив, что другие писцы с любопытством поглядывают в его сторону, он взял себя в руки и, понизив голос, добавил: – Ей намного лучше.

– Значит, ты ее любишь. И на многое готов ради нее.

– Да. А теперь...

– ... Исчезаю. – Креон кивнул. – Нелегко для меня. Но другим, в темноте – очень просто. – Он бочком скользнул прочь. Но через мгновение вернулся. – Как ее зовут?

– Телия, – процедил Сетис сквозь стиснутые зубы.

Немного позже он поднял глаза. Креон исчез, Надзиратель сидел на своем месте – в высоком кресле. Стиль замер в воздухе – Сетиса пронзила внезапная мысль.

Откуда Шакал узнал, какой из столов – его?!

Как они доставили сюда записку?!

Объятый внезапным страхом, он украдкой огляделся по сторонам. В громадном зале, кроме него, сидела еще сотня других писцов. Он окинул взглядом их согбенные спины, прислушался к нескончаемому скрипу перьев по бумаге. Неужели один из них участвует в заговоре?

Вряд ли...

Он торопливо встал, взял папку со списками съестных припасов к похоронам и сунул в нее планы. Потом, не оглядываясь, зашагал между рядами столов к винтовой лестнице и спустился вниз. Шорох перьев за спиной постепенно затих, воздух стал затхлым и теплым. Ноги сами несли его по крутым каменным ступеням.

На самом нижнем ярусе в темноту уходили бесконечные полки хранилища.

Сетис зашагал по длинному узкому проходу. Под ногами скрипел песок – он просачивался всюду, даже сюда, на каменные плиты хранилища.

В правом дальнем углу было темнее всего. В единственной плошке с маслом чадил крохотный фитилек, и фигура Сетиса отбрасывала на стену громадную тень – его неотвязного зловещего спутника. Подняв лампу повыше, он проскользнул между плотными рядами полок, дошел до конца, повернул направо, потом налево и очутился в самом древнем, самом душном закутке, тесной пещере, вытесанной в скале, где на недосягаемой высоте, почти под самым потолком, хранились проеденные молью чертежи забытых гробниц.

Он выучил схему гробницы Состриса наизусть, проводил над чертежом дни и ночи, проверяя и перепроверяя себя. Он знал, где надо повернуть, как открывать потайные двери, где проходят тупиковые коридоры, какие туннели ведут во внутреннюю камеру, в усыпальницу, в сокровищницу... Он прочитал отчеты, продиктованные двести лет назад генералом Макри, который заблудился в этих лабиринтах и проплутал там неделю. Особенно тщательно он изучил схемы западней и ям-ловушек, зарисованных на ветхом, рассыпающемся папирусе, хотя и понимал, что в список они внесены далеко не все. Рабов, выкопавших их, убили, чтобы сохранить тайну; теперь их кости лежат рядом с останками Состриса, во прахе и безмолвии.

Он высоко поднял лампу, осматривая полки. Ограбить мертвого Архона – крайняя степень государственной измены, осквернение мертвых, предательство Города. Кроме того, это смертельный риск.

А если выйти из игры? Об этом не может быть и речи. Если даже сейчас подойти к Надзирателю и все ему рассказать, его карьере конец. Не будет больше воды для отца и Телии. А однажды утром его найдут в переулке с перерезанным горлом. Он зашел слишком далеко, отступать поздно. Кроме того, если его не поймают, никто ни о чем не узнает. Никто из живых...

Он не сразу отыскал на полках узкое пыльное гнездо, в котором раньше лежали свернутые чертежи, и стал осторожно вкладывать их обратно, внутрь, так, чтобы никто не заметил, что их трогали. Но мятые папирусы никак не умещались; раздраженно вздохнув, он вытащил их и сунул руку в щель, нетерпеливо ощупывая наметенные холодным сквозняком горки песка и обрывки волокон, выискивая, что могло помешать. Кончики пальцев коснулись чего-то маленького и твердого. И оно ужалило.

С криком ужаса он отдернул руку; на ней висел скорпион. Он стряхнул его на пол, потом с силой наступил ногой, еще и еще раз. Маленькое твердое тельце хрустнуло под каблуком.

Бог, подумал он. Бог! Ему конец. Это божья кара. Его покарал Сострис. Кто же еще, если не Сострис?

Прекрати. Успокойся. Думай.

На подушечке указательного пальца выступила капелька крови. Укол был совсем крохотным. Никакой опухоли. Его тошнило, кидало то в жар, то в холод. Яд действует быстро. Слишком быстро. И ничего нельзя поделать.

Дрожа всем телом, он опустился на колени и принялся искать кусачую тварь среди неверных теней покачивающейся лампы. Если он окажется из породы маленьких, черных, – на ноги можно больше не подниматься.

Рука коснулась изогнутого твердого тельца и отдернулась. По соломе расплескались капли масла. Он увидел скорпиона.

Не черный. Красный. Глаза странно поблескивают.

Забыв о боли, Сетис изумленно уставился на находку.

Скорпион был вырезан из твердого драгоценного камня. На тонких рубиновых гранях играли блики света, внутри крохотного туловища переливались миниатюрные радуги, изогнутый хвост был произведением ювелирного искусства. На Сетиса смотрели крошечные золотые глаза, внезапно потемневшие, когда он опустил руку и поднял вещицу с земли. От брюшка отвалилась острая булавка, отломившаяся там, где он на нее наступил.

Застежка Брошь.

Драгоценная, священная.

Сокровище, какого ему не заработать и за долгие годы.

На него нахлынуло такое облегчение, что подкосились колени, потом оно сменилось любопытством и острой алчностью. Пальцы стиснули брошь, капли крови замутили ясное сияние рубина. Он протер камень и задумался.

Как скорпион здесь очутился? Когда он доставал чертежи, его тут не было. На миг ему в голову пришла безумная мысль: Надзиратель узнал о пропаже чертежей и подкинул брошь, чтобы проверить его честность, но он тут же отмел ее как смехотворную. Может быть, вещица лежит тут уже давным-давно, а он, как и все остальные, ее просто не заметил? Может, она здесь уже много сотен лет?

Он не мог придумать, как продать ее и не попасть под подозрение.

Возле уха зазвенел комар. Он поглядел наверх, в глубь темной расселины между полками, совершенно черной, если не считать неверных отблесков лампы, пересеченных его собственной тенью, беспокойно перебегающей по грудам свитков. Потом снял с шеи кошелек и опустил в него брошь. Она звякнула о немногие лежащие там монеты.

Застигнутый внезапным укором совести, он подхватил лампу и торопливо побежал по запутанным коридорам к центральному проходу. Едва он вышел туда, лампа зашипела, разбрасывая голубые искры, и погасла. Он отшвырнул ее и пошел, пытаясь успокоить дыхание, по гигантскому хребту хранилища обратно к свету, к винтовой лестнице.

И остановился на полпути, удивленно ахнув.

У боковой полки стоял, опираясь на метлу, Креон.

Он лукаво помахал Сетису.

– Проваливаю, уже проваливаю, – сказал он.

* * *

– Входите, пожалуйста, – прошептала Мирани.

Он страха у нее пересохли губы, свело живот. Аргелин коротко кивнул, прошел мимо нее и огляделся. На мраморном полу в гостиной стояли два кресла, она чрезвычайно долго выбирала для них места. Теперь она села в одно из них, но, к ее огорчению, генерал не опустился во второе. Опершись ладонями о спинку, он склонился к ней.

– Не соблаговолишь ли объяснить мне, – негромко начал он, – для чего именно тебе понадобился музыкант по имени Орфет?

Она облизала губы. Его вежливость путала ее, в ней таилась шелковистая, безжалостная угроза. Всю ночь она лежала без сна, придумывая, что скажет, как будет себя вести. Если сейчас она даст слабину, то тем самым погубит и себя, и Орфета, и писца. И подведет Архона...

Поэтому в ответ она лишь улыбнулась.

– О, мне очень, очень жаль, что так получилось! Я и не думала, что доставлю вам столько хлопот. Какая досада!

Он долго и пристально смотрел на нее, потом обошел вокруг кресла и сел. Ей это показалось маленькой победой. Он мрачно заявил:

– Ты знала, что он должен умереть вместе с остальными?

– Нет, что вы, конечно не знала! Понятия не имела! Когда я узнала об этом, то пришла в ужас Я уже говорила Криссе, что, если бы я знала, мне бы и в голову не пришло...

– ... Вытащить его из тюрьмы?

Она хихикнула. На нем были черные перчатки, усеянные блестящими металлическими заклепками; когда он снял одну из них, она увидела его руки – гладкие, загорелые, безволосые.

– Понимаю! Это звучит так нагло!

– Это и было наглостью, госпожа. Удивительной наглостью. И какова же причина?

– Ну, я же вам рассказала... Разве нет? О, дело в том, что раньше он служил в моей семье. Много лет назад, когда я была совсем маленькой. На Милосе. Вот я и решила: раз Архон скончался, ему, наверно, понадобится новая работа, и мой отец был бы рад видеть его. Да, между нами говоря, он, конечно, любит выпить, но играет просто восхитительно.

Не переигрывает ли она? Мирани скромно опустила глаза на свои усыпанные кольцами руки, чувствуя, как пылают щеки под толстым слоем одолженной у Крис-сы пудры. Пудра слиплась неаккуратными комочками. Он наверняка это заметил. Он все замечает.

Аргелин кивнул. Его гладкое лицо ничего не выражало.

– Понимаю. Мой сотник – кстати, ему на две недели вполовину урезали жалованье – утверждал, что ты была очень настойчива.

Она жеманно улыбнулась.

– Генерал Аргелин, мне очень жаль беднягу. Не простите ли вы его на первый раз? Уверяю вас, он очень хороший стражник. Просто я слишком упорно настаивала на своем. – Она надула губки. – Так часто бывает со жрицами из Девятерых. Но если вы считаете... Надеюсь, половинное жалованье это не слишком мало...

– Где он? Этот Орфет?

Ее глаза широко распахнулись.

– На борту корабля, где же еще! Вчера я дала ему денег на проезд...

– Я уже послал запросы на все три судна, отправляющиеся на Милос, госпожа. По-видимому, он отклонил ваше предложение. – В его голосе послышался сарказм.

Мирани постаралась напустить на себя оскорбленный вид. С хорошо заученным достоинством она запахнула на плечах дорогую шаль и робко проговорила:

– Неужели вы хотите сказать, что он пропил все деньги?!

Улыбка Аргелина была по-прежнему спокойной.

– Не знаю, что и думать...

Поверил ли он ей?! Все зависело от того, много ли сведений уцелело на сожженных обрывках записки и кто их прочитал. Проклиная себя за то, что не сожгла ее дотла, Мирани бросила на генерала жеманный взгляд из-под обильно начерненных ресниц.

– Даю слово, что никогда больше не повторю своей ошибки. Мне так неловко! – Она чуть-чуть подалась вперед. – И, генерал, если он напился допьяна, пожалуйста, найдите его. Пусть отправляется, как и положено, в могилу. Одним глупцом больше, одним меньше – какая разница?

Он внимательно смотрел на нее.

– Будучи Носительницей, госпожа, ты должна лучше других знать, что Бог обязан получить все, что ему причитается. Когда умирает Архон, все его домочадцы уходят в Загробный Мир вместе с ним. Кроме того, насколько я понимаю, от этого человека всегда было много хлопот.

Она побледнела и нервно стиснула пальцы.

– Да, – прошептала она. – Понимаю.

Он встал.

– Но если, как ты и сказала, он валяется пьяным в каком-нибудь кабаке, мои люди найдут его. Благодарю, что уделила мне время, госпожа Мирани.

Она попыталась подняться с кресла грациозно, но шаль соскользнула с плеч. В дверях генерал обернулся.

– В будущем, – тихо произнес он, – полагаю, что ты будешь заниматься своими делами и оставишь моим людям их обязанности. Это предотвратит подобные... неприятности.

– О, да, – пробормотала она. – Да, простите. Какой же вы меня, наверно, считаете дурочкой.

Он немного помолчал, всматриваясь ей в лицо. Потом сказал:

– Нет. Уверяю тебя, я совсем так не считаю...

И вышел.

Дверь захлопнулась, но она еще долго стояла и смотрела ему вслед, холодея от страха. Потом в изнеможении опустилась в кресло. Убедила ли она его? Может быть, он решил, что она – капризная, безмозглая девчонка, слишком глупая, чтобы принимать ее всерьез. Ей очень хотелось, чтобы он думал именно так. Беда лишь в том, что она была в этом совсем не уверена. Слишком сильный озноб пробежал по коже от последнего замечания, слишком явная издевка прозвучала в его голосе.

Она с трудом встала, как во сне прошлась по комнате, потом принялась стирать с лица слипшуюся пудру. Ясно было только одно. Надо вытаскивать Орфета из Порта.

Сегодня же ночью!

Он стоит между шакалом и его добычей

– Ни за что – Орфет выплюнул лимонную корку. – У меня свои планы! Мирани села, с трудом переводя дыхание.

– Повсюду солдаты! Они ищут тебя! На всех кораблях!

На столе перед ней появилась чаша воды; она удивленно подняла глаза и увидела отца Сетиса.

– Для меня?! Ты уверен?

– Выпей, госпожа. Нам... хватает.

Вода была холодная, вкусная. Она залпом проглотила ее. Отец Сетиса сурово сказал:

– Эй, ты! Слушайся девушку. Если Аргелин тебя найдет...

– К черту Аргелина. Я никуда не пойду!

– Конечно. Будешь торчать в моем доме, пока не выживешь меня отсюда. – Бросив взгляд на Мирани,он пошел к двери. Она схватила его за руку.

– Ты послал за Сетисом?

– Он писец, госпожа, день и ночь за работой. Но я послал. – Он невесело усмехнулся. – Он придет, если решит, что в этом для него есть выгода.

Когда он вышел, Орфет положил ноги на стол, откинулся назад и, пережевывая кислую кожурку, внимательно взглянул на девушку.

– Жива еще, значит, – бросил он.

– Еще жива. – Она боялась музыканта, его громадного роста, его грубости.

Он кивнул.

– Не хочу показаться неблагодарным, но я никуда не пойду.

– Даже чтобы найти нового Архона?

Его глаза слегка расширились, но, не успел он ответить, как занавески на двери шевельнулись и в комнату вошел Сетис. Он был спокоен и казался весьма довольным собой. Мирани так обрадовалась, увидев его, что даже удивилась.

– Что случилось? – быстро спросил он.

– Аргелин. Он ищет Орфета.

– Тоже мне новость! – Он сел, налил себе воды. Его хладнокровие злило ее; не обращая внимания на презрительное фырканье Орфета, она выпалила:

– Зато я знаю, где искать нового Архона!

Орфет снял ноги со стола и выпрямился.

– Откуда?!

Крутя кольцо на пальце, она ответила:

– Со мной говорил Бог!

Наступило молчание. Мирани подняла глаза.

– Это правда. Я была у Оракула. Слышала его голос так же, как слышу ваши. Только внутри, в голове.

– И что же он сказал? – с интересом спросил Орфет. Неожиданно она поняла, что ни один из них не удивился ее словам. В конце концов, она ведь одна из Девятерых, жрица Оракула; может, им кажется, что Бог говорит с ней каждый день. Ей захотелось крикнуть: «Вы что, не слышали? Он существует! Он говорил со мной!», но вместо этого она лишь сцепила пальцы под столом и тихо молвила:

– Что новый Архон – десятилетний мальчик. Он живет в маленьком доме, где много других детей, близ рыночной площади, в Алектро. Надо его найти и привести сюда. Вы должны мне помочь!

На миг маленькие глазки Орфета встретились с ее глазами. Потом он встал и принялся расхаживать по комнате, могучий, словно зверь в клетке, босой, в грязной тунике.

– Хорошо, предположим, мы это сделали. Нашли его, привели сюда, представили как Претендента. Но допустит ли Аргелин, чтобы выбор пал на него? Подумай хорошенько, девочка. Ребенка легко убить...

– Нелегко, если мы будем его охранять. Тогда он будет в безопасности.

– Никто из нас не чувствует себя в безопасности. Даже ты...

Она это понимала. Но все-таки тихо промолвила:

– Бог этого не допустит.

Толстяк повернулся к ним спиной. Когда он заговорил, голос его был хриплым.

– Я любил старика.

– Ты это уже говорил, – сухо заметил Сетис.

Орфет обернулся, его лицо потемнело от ярости.

– Заткнись, чернильная душа. Ты-то, как я вижу, никогда никого не любил. Твоя сестра больна, а ты к ней даже не подходишь.

Сетис медленно поднялся.

– Успокойтесь, пожалуйста, – прошептала Мирани. – Сейчас не время для ссор!

Но они даже не взглянули на нее: тогда она, дрожа от страха, встала между ними, лицом к Орфету.

– Уходите из Порта сегодня же ночью! Я дам вам денег на еду, на все, что нужно. Найдите мальчика и приведите его на Остров. Вы должны это сделать. Ради Архона!

Через ее голову он гневно сверкнул глазами на Сетиса. Но все-таки ответил.

– При одном условии.

У нее упало сердце.

– Каком?

Он опустил глаза, облизал губы и вновь сел. Полотняное кресло протяжно скрипнуло. Голос Орфета был хриплым.

– Аргелин... Все дело в нем. Любой новый Архон будет в его власти, точно так же, как был в его власти старик. Аргелин здесь – царь и Бог, он у нас Оракул. Это ему пришло в голову принести старика в жертву, сменить его. Это он сохраняет налоги высокими, держит бедняков в голоде и жажде, управляет армией, посадил в Совет своих ставленников. – Его взгляд перебегал с Мирани на Сетиса и обратно. – Позвольте, госпожа, я расскажу, что сказал Бог мне, потому что музыканты тоже его слышат. Он сказал: «Отдай мне Аргелина. Уничтожь моего врага». Я услышал это ночью после смерти старика, услышал своими собственными ушами. Эти ноты...

Где-то снаружи прогрохотала тачка, человек, который ее вез, тихонько насвистывал. Во дворе Телия мурлыкала себе под нос какую-то песенку без мелодии и слов.

– Что ты хочешь сказать? – прошептала Мирани.

– Ты меня поняла...

Сетис покачал головой, словно не веря своим ушам.

– Ты хочешь его убить?!

– Не я. Бог. – Орфет поднял палец. – Бог, которого она носит в бронзовой чаше.

Мирани содрогнулась от ужаса.

– Нет, – прошептала она.

– Решать не нам, – криво улыбнулся музыкант. – Я нанесу удар, и если Бог захочет, он его заберет. – Он встал. – Я приведу тебе мальчика. Но за это, госпожа, ты поможешь мне разделаться с Аргелином. Мы втроем вступаем в заговор во имя Бога Я в долгу перед стариком. А ты в долгу перед Оракулом. Ты сама знаешь: именно так мы и должны поступить.

– При чем здесь я? – Сетис с лязгом поставил чашу на стол. Его лицо побледнело от волнения, дыхание участилось. – Я в этом не участвую. Это безумие! Я не желаю в это ввязываться!

Орфет нахмурился. Бычий лоб прорезала уродливая морщина.

– Теперь участвуешь. Потому что если ты проболтаешься, я обрушу на твою голову все известные мне проклятия. А музыканты их знают немало. Мертвецы будут преследовать тебя в кошмарах, ходить за тобой по Городу, пока не отыщут тебя и не высосут твою кровь. Бог всегда получает то, чего хочет. Даже такого самодовольного червяка, как ты.

Мирани в замешательстве отвернулась. Ей казалось, что она нечаянно прорвала некую тугую паутину и теперь ощупью выбралась в какой-то другой, чужой мир. Всего несколько дней назад, когда она ничего этого не знала, жизнь казалась такой простой, и заботило ее только, чиста ли туника, не придется ли сегодня говорить с незнакомцами и какие еще колкости отпустит в ее адрес Ретия. Теперь все это осталось далеко в прошлом и стало неправдой. Некогда привычный мир неожиданно оказался полным опасностей. Убить Аргелина! Такое бывает только в песнях и легендах. Но ведь она слышала голос Бога, и Оракул говорил с ней, и слова его были ясны, тихи и печальны, как будто заговорила одна из статуй в Храме. Словно зашептал песок в пустыне.

– Слушайте меня! – сказала она, и голос ее прозвучал на удивление четко и твердо. Оба мужчины изумленно уставились на нее. – Прежде всего – мальчик! Орфет, ты отправишься за ним сегодня же вечером, и Сетис пойдет с тобой.

– Не нужен он мне!

– Ни за что! – эхом отозвался Сетис.

Она шагнула к ним.

– Пойдете. Оба!

Сетису захотелось рассмеяться ей в лицо. Но глаза ее были темны, и во взгляде ее сверкали молнии. Она говорила всерьез. Еще вчера она дрожала от ужаса и заикалась, робкая девчонка, которая едва осмеливалась поднять на него взгляд, но сегодня с ней что-то произошло. Она изменилась. И внезапно они оба осознали, что перед ними – жрица из Девятерых.

– Мне нужно кое с кем повидаться, – упрямо пробормотал Сетис.

– Когда?

– На закате.

– Тогда отправляйтесь сразу после этого. – Не дожидаясь новых возражений, она обернулась к Орфету. – Не подведите меня.

– Я сделаю это ради старика, госпожа, не ради тебя. – Орфет подошел к Мирани, распространяя запах пота и винного перегара. Она отшатнулась, страшась таящегося в нем жара. Но он лишь тихо спросил: – Я сбился со счета. В какой из Домов его доставят сегодня? Что с ним будут делать этой ночью?

Вот она, слабинка в его бахвальстве. Словно живительный порыв ветра пробился сквозь трещинку в непроницаемой стене.

– В Четвертый. В Обитель Окутывания.

Он кивнул. И сказал задумчиво:

– Такие пышные похороны! Столько плакальщиц! Все эти ритуалы, песни, хитроумные слова... А в целом мире только я один любил его.

* * *

Нога Состриса была огромной.

Вжавшись в расщелину между большим и вторым пальцами, Сетис сидел на корточках и слушал, как шелестит в ночи песок. У него за спиной на недосягаемую высоту вздымалась покалеченная статуя, черный базальтовый торс без рук и головы – ее верхняя часть была истерта многовековым дыханием ветра, жестокими прикосновениями мириадов песчинок, дневной жарой и леденящим ночным холодом. Неподалеку из песка выдавался полузасыпанный огромный нос. В правой ноздре нашли себе прибежище ящерицы.

На фоне темного неба вырисовывалась черная громада городской стены. Он видел статуи сидящих Архонов, вокруг них порхали летучие мыши; над каменными плечами переливчатой россыпью сверкали бесчисленные звезды. Он плотнее запахнул плащ, борясь с усталостью и жаждой.

Орфет явно сошел с ума. Если все это говорилось всерьез, если они и вправду замыслили убийство, он не желает в этом участвовать. Какая для него в этом выгода? Разве что... новому Архону понадобятся люди, которым можно доверять... Высокий административный пост...

Вот и они!

Их появление было неожиданным, хотя он давно ждал их, вглядываясь в темноту.

Две тени обогнули громадный палец и превратились в людей: один повыше, второй низенький и коренастый.

Сетис поднялся.

– Вовремя. – Ему было страшно. Голос прозвучал слишком громко.

Было холодно, и Лис закутался в теплый плащ. Он вытянул унизанную браслетами руку и, грубо схватив Сетиса за плечо, впечатал его в мертвый камень циклопической ноги.

– Какой-то ты нервный, красавчик.

– Принес планы? – Голос Шакала был холоден и спокоен.

Сглотнув, Сетис ответил:

– Да.

– Где они?

– Я их выучил наизусть.

Наступило молчание, такое тягостное, что заныли челюсти. Потом коротышка схватил его за грудки.

– Позволь, господин, я перережу ему горло.

Шакал не шелохнулся. В свете звезд его глаза казались нечеловеческими; они разглядывали Сетиса с холодным, безжалостным любопытством. Потом он мягко произнес:

– Тогда он не сможет проводить нас в гробницу.

– Послушайте. – Сетис отпрянул. – Я не смог вынести планы из хранилища. А на то, чтобы втайне скопировать их, уйдут недели. Поэтому я их выучил. Меня давно научили этому, и у меня... хорошие способности. Я многое запоминаю. Например, списки.

Лис с отвращением сплюнул.

– Другого выхода не было. – Он говорил слишком быстро, запинаясь. Постарался взять себя в руки, добавил уверенности в голос. – Я не шучу и не обманываю. Зачем мне играть с вами?! Клянусь, так будет лучше. И ни кого из нас нельзя будет ни в чем обвинить.

Шакал скрестил руки на груди. Его молчание было зловещим.

– И в конце концов, какая разница? – тараторил Сетис. – Мы все-таки...

– Разница огромная. – Пустынный ветер призрачной рукой шевелил длинные светлые волосы. – Это значит, что тебе придется спуститься с нами в гробницу. Как ты, без сомнения, и намеревался с самого начала...

Он едва заметно кивнул; Сетис услышал, как звякнул кинжал, вынимаемый из ножен.

– Вы мне не доверяете... понятно. Но...

– Твои отец и сестра получили воду?

Этот вопрос был задан не из вежливости. Он обреченно кивнул, не сводя взгляда с их лиц.

– Значит, мы со своей стороны договор выполнили, – констатировал Шакал.

– Я тоже выполню. Клянусь! – Они его убьют. Он зашел слишком далеко. Утром его найдут на песке, в луже запекшейся крови, и на его теле будет пировать стая грифов.

Он попытался отступить на шаг назад. Путь преградила каменная ступня.

Голос Шакала был легок и сух.

– Может быть, лучше завершить нашу сделку прямо здесь и сейчас?

– НЕТ! Прошу вас, не надо. Поверьте мне! – Глаза заливал холодный пот, плечи ныли от напряжения. – Послушайте. Мне надо уйти на несколько дней... работа, подготовка к поиску нового Архона Я вернусь к Седьмому Дню. Тогда и пойдем. В любое время! Когда захотите!

У него кружилась голова; жизнь казалась хрупкой и легковесной, как перышко. Миндалевидные глаза Шакала решали его судьбу. Вокруг бесшумно кралась и шелестела пустыня.

Кошелек на шее показался необычайно тяжелым. Внезапно ему захотелось сорвать его и вытряхнуть к их ногам скорпиона, чтобы доказать, что он владеет тайнами, которые им и не снились, но не успел он шевельнуть рукой, как Шакал, будто придя к какому-то решению, тихо произнес:

– Да будет так.

– Господин! – нахмурился Лис. – Ты ему поверил?

Шакал спокойно разглядывал Сетиса.

– Он раздражает тебя, Лис? Научись же справляться со своими чувствами.

Коротышка метнул на Сетиса яростный взгляд.

– Слишком самодовольный.

– Но тем не менее умен. И на этот раз убедил меня. Мы пойдем в гробницу на Восьмой День, в День Теней. Все будут тихо сидеть по домам. Порт опустеет, Город погрузится в темноту и тишину. В такую ночь никто не ожидает ничего подозрительного. А ты, – он протянул руку и легонько тронул Сетиса за плечо, – нас поведешь. Я не стану тратить время на угрозы. Если это ловушка, или ты замыслил предательство, то знай: моя месть настигнет тебя повсюду, даже через много лет. Ожившие страхи будут пожирать тебя заживо, и в конце концов, писец, я тебя найду.

Он глянул на своего спутника и кивнул.

И они исчезли, словно растворились в ночной тьме.

Сетис остался один. Обливаясь потом, он долго стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Кулаки были крепко стиснуты; он с трудом разогнул налившиеся болью, перемазанные чернилами пальцы.