Текст книги "Оракул"

Автор книги: Кэтрин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Второй Дом.
Обитель Музыки

Я понял, что я молод.

Совсем недавно я был старым – изнуренным, тревожным и невыносимо усталым, но это прошло, и я снова молод. Это случалось и раньше. Наверно, так бывает с богами. Они сбрасывают кожу, как змеи.

Сейчас я молод и довольно хрупок. Мое тело мало, но моя сущность внутри этого тела еще меньше, она загнана в уголок трепещущего разума, словно отблеск света, который я замечаю только изредка, когда поворачиваюсь.

Кажется, мое тело еще не знает, что в нем живет Бог; оно покрыто синяками, на губах запеклись трещины. Оно жаждет воды. Дорога к его поверхности очень длинна: я посылаю по ней слова, но они отдаются эхом, рассыпаются, выходят наружу жалкими обрывками.

У богов не должно быть таких трудностей.

Может быть, одних только слов недостаточно. Потому что где-то, в какой-то комнате, если это комната, я слышу музыку. Играют флейты. И это тоже поднимается откуда-то из глубины, по венам, дыханию, металлическим трубам, по пальцам на клапанах флейты, потом выходит наружу, проникая в души и умы других людей.

Быть может, и я отправлюсь в путь вместе с музыкой, взлечу к самому солнцу.

Она ищет музыканта

Ничто не могло нарушить плавного течения Утреннего Ритуала, даже смерть Архона, даже отсутствие дождя.

Мирани стояла в заднем ряду и радовалась, что ей ничего не надо делать. За год, проведенный в Храме, Ритуал дошел до автоматизма, превратился в спокойный, размеренный повтор жестов и слов.

Сегодняшний Ритуал отличался только тем, что в нем участвовала новая Вышивальщица. Высокая светловолосая девушка уже выучила слова и произносила их гораздо отчетливее, чем в свое время это удавалось Мирани. Она грустно улыбнулась.

Статую Бога, стоявшую в Храме, не видел никто, кроме Девятерых. Говорили, что она поднялась со дна моря много веков назад после страшного землетрясения, того самого, что откололо Остров от пустыни и сделало его священным. Статуя изображала красивого юношу с оливковой кожей и внимательным, словно недоумевающим взглядом. Увидев ее в первый раз, Мирани очень удивилась. Бог принимал множество обличий: скорпиона, змеи, Солнца. В теневом облике он был своим собственным близнецом, темнотой и ядом, несущим смерть. Обращаясь в светлого Властителя, он становился Лучником, Возделывателем лимонов, Мышиным Богом. Люди считали Архона воплощением Бога на земле, думали, что Бог живет внутри него. Но эта статуя была совсем иной. Глядя на этого юношу, на его мраморные руки и тело, обмытое и умащенное Персидой, Мирани думала: «Значит, это ты говоришь из Оракула?» И тотчас же вернулась тревога, не дававшая ей спать почти всю ночь, тревога из-за письма, пропавших обрывков. Почти все они сгорели. Да, наверняка большая часть. Хватило же ей глупости не проверить!

Сейчас девушки одевали Бога. Мягкая белая туника каждое утро была свежей: драгоценная вода пахла розами, венок из благоуханных цветов сплели на рассвете. Из задней комнаты лились звуки тихой музыки. Наконец Иксака отступила назад, и принесли пищу.

Угощение поставили у ног Бога на трех серебряных подносах. Фрукты, медовые лепешки, хлеб, оливки. Ретия, Виночерпица, принесла вино – непременно самого лучшего урожая – и водрузила наполненную до краев чашу на невысокий стол вместе с другими подношениями.

Каждый вечер еду уносили и выбрасывали. Бог съедал и выпивал дух этих блюд; никто другой уже не смел к ним прикоснуться.

Мирани шевельнула ногой, нарисовала в пыли маленький кружок. Что будет, если однажды Бог действительно съест пищу? Если он спустится с пьедестала? При этой мысли она с трудом сдержала улыбку: Крисса в панике, Ретия на коленях, Гермия бьется в истерике...

А сама Мирани? Она-то удивится больше всех. Потому что они все верят в Бога. А она – нет. Это был ее секрет, ужасный тайный грех.

Никто не должен об этом узнать!

* * *

Когда Ритуал окончился, к ней подошла Гермия и коротко сказала:

– Вот ключ от сундука с личными вещами Архона. Принеси чистую одежду и сандалии; их приготовит слуга. С тобой пойдет Ретия.

У Мирани упало сердце: «Неужели они следят за мной?!»

Ретия ждала у дверей Храма; рука об руку они прошли через Мужской двор, потом через Женский двор и вышли к внешнему портику. Собравшаяся толпа почтительно расступилась, склонив головы, уткнув подбородки в грудь. Мирани никак не могла к этому привыкнуть. Такое поклонение смущало ее, но Ретия невозмутимо прошествовала мимо, словно ничего не заметив.

Солнце взошло всего час назад, а день уже был жарким. По каменной стене сновали юркие ящерицы.

– Мы пойдем пешком? – тихо спросила Мирани.

– Девятеро не ходят пешком! Я заказала носилки. Значит, ничего не изменилось. Теперь Мирани была выше рангом, чем Ретия, и имела право отдавать приказы. Но обе знали, что она этого делать не станет.

Паланкин ждал их у подножия лестницы. Внутри душного темного ящика с алыми шелковыми занавесками располагались два мягких сиденья. Пол был усыпан лепестками цветов, оставшихся от прошлых седоков. Ретия критически оглядела носильщиков.

– Отнесите нас ко дворцу Архона. Идти быстро, носилки не раскачивать!

И забралась внутрь.

Четверо носильщиков переглянулись, поправляя подушечки на плечах. Мирани понимала, что поездка будет душной, тяжелой и, в общем-то, совершенно ненужной; она молода, крепка и вполне могла бы пройти весь путь пешком. Эта мысль наполнила ее каким-то болезненным гневом, не только на всех остальных, но и на саму себя. Ей захотелось сказать носильщикам что-нибудь доброе, ободряющее, но на губах выступила лишь умоляющая улыбка. Она поспешно нырнула за занавески.

Едва она села, носильщики подняли носилки. Паланкин сильно качнуло. Ретия вполголоса выругалась.

Путешествие прошло спокойно. В такую рань на Острове было мало народу. Когда носильщики вступили на мост, Мирани откинулась назад и раздвинула тонкие занавески, чтобы полюбоваться небесно-синим морем, плещущимся о камни далеко внизу. Вдалеке проплыл дельфин, потом еще один, и вот уже целая стая принялась весело выпрыгивать из воды.

– Интересно, как дельфины пьют? – вслух подумала Мирани.

– Откуда я знаю? – огрызнулась Ретия.

Вскоре ритмичный перестук сапог по дощатому мосту стих – дорога свернула в пустыню. Вокруг носилок тучей вились мухи; под жестокими укусами насекомых носильщики досадливо шипели и вполголоса ругались. Ретия беспокойно ерзала на своем месте. Наконец она не выдержала:

– До сих пор не понимаю, почему избрали именно тебя!

Мирани вздохнула, не зная, что ответить. Она достала ключ и несколько секунд пристально рассматривала его.

– Наверно, это вроде того, как человека избирают Архоном, – наконец сказала она. – Ты этого не хочешь, приходится смириться, и все. – Она подняла глаза. – Его смерть ничего не исправила, правда?

– Еще как исправила!

– Но ведь дождь не пошел.

– Может быть, так хотел Бог. Все равно, даже если дождя не было, Храм не пострадает.

Храм не пострадает! Мирани уставилась на нее, не веря своим ушам.

– А как же люди в Порту? Как же скот и урожай?

– Храм важнее, – отрезала Ретия. – Все это знают, даже ты. Каждый из них с радостью отдаст нам последнюю чашу воды.

Это была правда, и Мирани замолчала. До самого конца длинного, тряского пути через пустыню она не проронила ни слова.

Дворец Архона стоял неподалеку от Порта. Это было небольшое белое здание с непропорционально маленьким фасадом. Вокруг росло несколько чахлых деревьев, внутри располагался сад с целебными травами и фонтанами, ныне пересохшими.

Резким рывком носилки остановились. Ретия в ярости спрыгнула на землю. Носильщики задыхались и обливались потом; один из них держался за бок, согнувшись от мучительной боли, однако это не помешало Ретии высказать все, что она о них думала. Мирани больше не могла этого терпеть. Чистым голосом она произнесла:

– Благодарю вас. Сходите на кухню, выпейте воды. Скажите, что у вас есть разрешение Девятерых.

Они с изумлением воззрились на нее. Старший хотел что-то сказать, но тут Ретия схватила ее за руку и оттащила в сторону.

– Может, ты и Носительница Бога, – прошипела она, – но не смей вольничать со мной! Моя семья лучше твоей, и я живу здесь намного дольше...

Мирани отпрянула. Потом увидела, что возле пересохшего фонтана их поджидают какие-то люди.

Их было двое. Один – Главный Управитель дворца, смуглый потный толстяк в роскошном халате. Позади стоял писец, возможно из Города, молодой человек не старше самой Мирани. Не успела она сделать и шагу, как Ретия выхватила у нее ключ и метнулась вперед, вздымая пыль подолом своей туники. Удрученно вздохнув, Мирани последовала за ней.

– Пресветлая, – Управитель склонился в учтивом поклоне. – Мы все подготовили, комнаты освобождены, покои прибраны, как приказала Гласительница. Личные вещи покойного Архона, да благословит его...

– Спасибо. – Ретия, не останавливаясь, стремительно прошагала мимо. – Показывайте дорогу!

Ретия разговаривала с людьми, как с рабами. Хорошо быть такой уверенной в себе, с завистью подумала Мирани.

Писец шел в паре шагов позади. У дверей она обернулась и подождала его. Он, казалось, был так погружен в собственные мысли, что, не заметив, чуть не наткнулся на нее. Испуганно отпрянув назад, юноша низко поклонился.

– Прости...

– Ничего, я сама виновата. – Ее голос был тих. Щеки зарделись. Она отвернулась и быстро зашагала прочь.

Лишь войдя в дом, она поняла, что означает слово «прибрано». Все вещи Архона были вынесены. В комнатах не осталось ничего: ни мебели, ни статуй; кругом было пусто, голо, в воздухе витал слабый запах ароматического масла.

Ретия пронеслась по комнатам, как вихрь, высокомерно поглядывая по сторонам. Потом сказала:

– Где личное имущество усопшего?

– В библиотеке, Пресветлая.

Библиотека тоже была пуста – лишь в самом центре на полу стоял небольшой сундучок из кедрового дерева. Мирани отступила на шаг и тихо спросила:

– Куда все подевалось?

У писца были темные вьющиеся волосы; он был красив и, как ей показалось, знал это. Он бросил на нее изумленный взгляд, а, когда ответил, в голосе его звучало чуть-чуть меньше почтения. Совсем чуть-чуть, но она это заметила.

– Убраны, госпожа. Все, что было во дворце, пойдет вслед за Архоном в могилу. Все переписано и тщательно упаковано до наступления Дня Собранных Пожитков.

Ей следовало это знать. Мирани почувствовала себя униженной.

Они молча наблюдали, как Ретия роется в сундуке.

«Неужели это все, что осталось после целой человеческой жизни?! – думала Мирани. – Негусто!» Четыре туники, несколько пар сандалий, портрет женщины («Его мать», – торопливо пояснил Управитель), небольшой кожаный футляр, в котором лежали увядшие листья и высушенный морской конек, какая-то книга, три золотых кольца, брошь в виде скарабея и кошелек с золотыми монетами, ненужными, потому что Архон не нуждался в деньгах. Управитель пробормотал:

– Деньги предназначались для бедняков. Такова была его просьба.

Ретия нетерпеливо копалась в вещах, потом достала изысканно расшитую тунику и сандалии и захлопнула сундук.

– Этого достаточно. Остальное можно класть в могилу. – Она направилась к дверям. – Мирани!

Это прозвучало как приказ, невысказанная команда Наверное, писец это понял; уголки его губ поползли вверх в презрительной усмешке. Мирани заставила себя выпрямиться.

– Иди, – тихо проговорила она. – У меня еще есть дела.

Ретия изумленно выпучила глаза.

– Какие еще дела?

На мгновение в голове у Мирани помутилось. Потом пришли нужные слова.

– Дела, угодные Богу! – произнесла она каким-то чужим голосом.

Этого было достаточно, и Ретия это прекрасно понимала. В присутствии посторонних любые расспросы и требования о разъяснении были невозможны, поэтому она лишь метнула на Мирани хмурый взгляд и сказала:

– Я так и передам Гласительнице.

– Передай, – все так же тихо ответила Мирани. Храбрость уходила из нее, как вода в песок.

Было уже поздно. Ретия ушла, унося одежды, Управитель семенил за ней, отдуваясь и многословно заверяя, что все сделано как полагается, что все приготовления будут выполнены в срок.

Наконец его голос угас, затерялся среди опустевших покоев.

Мирани обернулась. Писец достал стиль и быстро, деловито составлял список оставшихся в сундуке предметов. Не поднимая глаз, он спросил:

– Твой ключ – единственный?

– Что? – Она с трудом вышла из задумчивости.

– Кто-то открывал этот сундук, госпожа. Замок был взломан и затем снова закрыт. Посмотри.

Да, теперь и она увидела, что на замке остались следы. Глубокие царапины на слоновой кости. Это значило, что в вещах Архона кто-то рылся. Может быть, обыскали весь дом, но старый Архон мало что оставил после себя. «Сожги это», – написал он на клочке папируса. Старик был осторожен. Но кое-что все-таки осталось. Точнее, кое-кто, и Мирани с внезапным отчаянием поняла, что ей не найти этого человека без посторонней помощи.

Она спросила:

– Как твое имя и кто ты такой?

Не переставая писать, он коротко глянул на нее.

– Сетис, госпожа. Я четвертый помощник архивариуса в Палате Планов. Мы занимаемся приготовлениями к похоронам Архона.

– Что стало со слугами?

– Простите?

Она нетерпеливо переспросила:

– Со здешними слугами. Наверняка их было оченьмного. Куда они все делись?

Он отложил стиль.

– Каждому Архону полагается двести человек прислуги, удовлетворяющих его повседневные нужды. После его смерти все они следуют за ним. Новый Архон получает новых слуг.

– Следуют за ним? Как это?

Юноша удивленно приподнял бровь.

– Умирают, – коротко пояснил он.

Она это знала. Вопрос сам сорвался с языка.

– Не мог бы ты помочь мне отыскать одного из них, прежде чем... это произойдет?

Писец поднял глаза. Мирани поняла, что ее просьба прозвучала слишком горячо, поэтому отошла к окну и выглянула во двор, стараясь, чтобы в голосе звучали лишь скука и легкое раздражение.

– Это музыкант. В Храме много слышали о его чудной игре. Кажется, его зовут Орфет...

Юноша не успел ответить: в комнату заглянул Управитель.

– Я больше не нужен тебе, Пресветлая?

– Госпожа ищет музыканта по имени Орфет, – сказал Сетис, прежде чем она успела его остановить.

Управитель помолчал, достал из складок халата белую тряпицу и промокнул вспотевший лоб. Его маленькие черные глазки уставились на нее с внезапным, пугающим любопытством.

– Правда? Но, госпожа, здесь ты его не найдешь. Его арестовали. Вчера ночью.

– Арестовали? – она испуганно подалась вперед. – За что?

– Надо думать, для сохранности. За ним приходили люди генерала Аргелина. Что-нибудь еще?

После ухода Ретии вся его почтительность испарилась без следа. Мирани покачала головой и спросила:

– А ты? Ты тоже... отправишься вслед за ним?

В дверях он остановился и, не оглядываясь, бросил через плечо:

– Да.

И удалился.

Писец искоса следил за ней.

Она в ужасе обернулась к нему, пытаясь собраться с мыслями. Итак, Орфета схватили. Так всегда происходит, когда умирает Архон? Или они прочли его имя в записке, на тех обгорелых обрывках?! Если так, она сама виновата в его аресте. И теперь обязана его разыскать.

Она поспешно подняла глаза.

– Послушай, – сказала она. – Ты знаешь, где держат арестованных?

– В тюрьме, под охранными постами в гавани. Но тебе, госпожа, туда нельзя.

Она гордо выпрямилась, стараясь не показать охватившей ее паники.

– Я одна из Девятерых. И иду, куда захочу!

– Да, но...

Уже в дверях она обернулась:

– Ты пойдешь со мной?

Она собиралась произнести эти слова властно, приказным тоном, но они прозвучали скорее как мольба.

Сетис аккуратно скатал пергамент и убрал его в небольшую плетеную корзинку за спиной. Пальцы его были в чернилах. Он задумчиво потер их.

– Зачем? – спросил он. И в его голосе послышалось высокомерие.

Она удивленно взглянула на него.

– Потому что я так хочу! И потому, что мне может понадобиться помощь.

Он заключает выгодную сделку

Она как робкая серая мышка, думал он. Пугливая. Не умеет держать себя. Начать с того, что она то и дело останавливается и ждет, пока он ее догонит, хотя правила требуют, чтобы он шел в трех шагах позади и не заговаривал первым, пока она к нему не обратится.

Как будто солдаты по одной ее просьбе выдадут ей слугу Архона! Зря он впутался в это дело. От богатых девчонок одни неприятности...

Сетис порылся в корзине со свитками, достал флягу и отпил глоток прохладной воды.

Жрица заметила это; она искоса следила за ним. Он не знал, предложить ей или нет – и в том, и в другом случае она могла счесть это за оскорбление. Ладно, как бы то ни было, это его дневной рацион. Он убрал флягу.

Выйдя из дворца, они обнаружили, что паланкин исчез; он пришел в ужас, но девчонка восприняла это на удивление спокойно и торопливо зашагала в сторону Порта. По дороге никто не проронил ни слова. Она, похоже, робела, а он устал после бессонной ночи и к тому же тревожился. Некогда ему возиться с ней! У него всего два дня на то, чтобы раздобыть планы.

Но даже если он их найдет, дальше его будет поджидать еще одна трудность. Нельзя просто так взять и отдать планы гробницы Состриса такому человеку, как Шакал! Воры исчезнут вместе с ними, и всё! Нет никаких гарантий, что он будет и дальше получать воду, а если их схватят и найдут карты, ему вообще конец. Но он не так глуп! Нет, хоть дело и рискованное, единственный способ обеспечить Телию водой – сделать так, чтобы Шакал и дальше в нем нуждался. Тут надо поступить с умом. Потому что если они поймут, что он водит их за нос, то запросто могут убить...

Тут он понял, что девчонка его о чем-то спрашивает.

– Что?

Она, похоже, обиделась.

– Я спросила, ты был знаком с Архоном?

Он удивленно взглянул на нее.

– Госпожа, никто не может быть знакомым с Архоном. Он никогда не выходит из дворца без маски; никому не дозволено разговаривать с ним, кроме дворцового Управителя, да и то лишь о повседневных делах. Всю свою жизнь он не разговаривает ни с кем, только с народом и с Богом.

Не замедляя шага, она бросила через плечо:

– Одиноко ему живется, должно быть.

Сетис пожал плечами.

– У него есть все, что нужно: лучшая пища, вода, одежда. Многие горожане охотно поменялись бы с ним местами. А если повезет, ему никогда не придется платить единственный долг, которого от него ждут.

– Этому пришлось...

Он снова пожал плечами.

Мирани откинула с лица каштановую прядь. Потом сказала:

– Я была там. Когда он умер. Поднесла ему Бога..

По его телу пробежала дрожь. Он и не думал, что она так высокопоставленна. Вторая жрица казалась гораздо более важной.

Тут они подошли к воротам. У девушки, похоже, не было пропуска. Она просто подошла к будке стражника и сказала:

– Я – одна из Девятерых. Вы меня узнали?

Ворота распахнулись. Стражники испуганно раскланялись.

Сетис прошел следом за ней.

– Впечатляет, – пробормотал он.

Она едва заметно покраснела.

– На самом деле я к этому не привыкла. Куда дальше?

– Вниз, к берегу.

Он внутренне сжался при мысли о том, в какое место поведет ее. Вонь гниющей рыбы, толпы пьяных матросов, ругань, языкастые торговки, воры, купцы. Он остановился. Поглядел на ее белую тунику из тонкого дорогого льна, золотое ожерелье.

– Может, взять с собой кого-нибудь из стражников?

Она искоса посмотрела на него.

– Они – люди Аргелина.

– Да, но ты можешь...

– Нет. Мы пойдем одни!

Он вспомнил про нож в сапоге и сглотнул. Защита слабая. Если по его вине к одной из Девятерых пристанет какой-нибудь пьяный матрос, его завтра же выгонят из Города без ушей и отправят просить подаяние.

Она, впрочем, похоже, этого не понимала. Когда они по крутым переулкам и лестницам спустились к гавани, она лишь прибавила шагу, с нескрываемым интересом поглядывая по сторонам; видимо, ей нечасто доводилось выходить из Храма Она небрежно перешагивала через кучи верблюжьего дерьма, ловко уворачивалась от катящихся повозок, на которых грудами были навалены ящики с креветками, мидиями, скользкими кальмарами... Казалось, соленая вонь и крики чаек только придают ей сил; она с улыбкой обернулась и сказала:

– Как дома!

– Дома?!

– На Милосе. Это остров из Геклад. Мы жили прямо над гаванью.

Сетис кивнул. Он догадался, что она скучает по дому, но, в конце концов, она ведь живет на Острове, а кто может пожелать большего?! Он хотел взять ее под руку, но передумал и вместо этого сказал:

– Вот, госпожа, пришли.

Позади рыночной площади возвышался темный каменный фасад. Здесь располагались казармы стражников, здесь же генерал Аргелин устроил свой штаб. Внутри Сетис никогда не был, да и не хотел очутиться.

Девушке тоже стало не по себе. Она остановилась и глядя на мрачное здание, вдруг схватила Сетиса за руку.

– Как мне быть?! Что, если они меня и слушать не станут?

Сетис удивленно взглянул на нее, пожал плечами.

– Действуй, как твоя подруга, – решительно. Они обязаны выслушать. Все-таки ты одна...

– ... из Девятерых. Да. – Она умолкла на миг, потом заговорила торопливо: – Мне нужна твоя помощь! Ты лучше меня разбираешься в людях.

Тут в голову ему пришла неожиданная мысль, и он усмехнулся, сдерживая волнение.

– Если я помогу, ты посодействуешь моему продвижению?

– Какому продвижению?

– Я всего лишь четвертый помощник архивариуса. Жалованье ничтожное. Будь я третьим... или вторым... я бы получал больше.

– А, понятно... – она ничего не понимала. – Помогу, если сумею. То есть, да, конечно, помогу. Если ты поможешь мне вызволить музыканта. Так, чтобы не узнал генерал...

Они переглянулись. «Что же здесь творится?!» – подумал он. Чувство самосохранения во весь голос кричало: «Беги!», по спине ползли мурашки. Меньше всего на свете ему хотелось ссориться с генералом. Тем более из-за какого-то музыканта!

– Так, чтобы он не знал?! Мне казалось, он нужен для Храма...

– Это тайна, – прошептала она. И повторила то, что уже говорила несколько раньше: – Дело, угодное Богу!

Сетис поднял брови. Что ж, Бога он уважает. И она, очевидно, знает, о чем говорит. К тому же владение любой тайной придает могущества; возможность при нужде шантажировать одну из Девятерых будет очень кстати.

– Хорошо, – сказал он. – Согласен. Для начала напусти на себя высокомерный вид. Как у твоей подруги. Ничего не говори, пока не спросят; переговоры поведу я.

Мирани горестно покачала головой.

– Как ты не понимаешь! Я не умею быть высокомерной! У меня не получится! Терпеть не могу, когда на меня смотрят!

– Тогда притворись.

– Не умею!

Он нетерпеливо вздохнул.

– Решай, госпожа, тебе нужен музыкант нет? У меня своих дел по горло...

Она покраснела. Потом взяла себя в руки" глубоко вздохнула, потеребила золотую цепочку.

– Да, – сказала она наконец. – Да.

– Тогда иди за мной.

Он пошел было вперед, но вовремя опомнился и жестом велел ей идти первой.

– Прости. Постарайся глядеть на них свысока. Словно они пыль у тебя под ногами.

И услышал тихий вздох.

– Это нелегко, – прошептала она.

У дверей он остановил ее и вошел первым.

– Госпожа Мирани, – громко объявил он выступившему из тени стражнику. – С поручением от Бога.

Комната была большая, и голос его гулким эхом разнесся по самым дальним закоулкам. Стражник в ужасе отшатнулся, прижав ладонь ко рту.

Девушка вошла в комнату.

Маленькая и очень бледная, она, тем не менее, огляделась довольно спокойно и сказала тихо, но внушительно:

– Я хочу видеть одного из ваших заключенных. Где они содержатся?

Сетис отдал ей должное: вопрос был задан напрямик. Он уже минут пять придумывал, с какой стороны подойти к делу.

Офицер – не слишком высокого ранга, всего лишь сотник, но, по-видимому, должно было хватить и этого – почтительно поклонился.

– Нас не предупреждали о вашем посещении, госпожа.

Мирани улыбнулась, и Сетиса охватила паника. Он сказал ровным голосом:

– Это визит не официальный. Госпожа Мирани пришла ради давнего слуги своей семьи, которого задержали... видимо, по чьему-то недосмотру. Она желает знать, на каком основании он арестован и можно ли с ним поговорить. – Он понизил голос и отвел офицера в сторону: нет нужды, чтобы об их делах знала вся казарма. Иначе рано или поздно это дойдет до Аргелина.

Сотник был седовлас и, по-видимому, малый не промах.

– Как его зовут?

– Орфет, – тихо ответила Мирани. – Он музыкант.

На стене висел список заключенных. Офицер вгляделся в него – видно, читать он умел с грехом пополам, – но Сетис уже нашел нужное имя.

– Вот, – сказал он, ткнув в пергамент пальцем. – Камера номер пять.

– Пятая? – Сотник слегка побледнел. – Наверно, это ошибка. Здесь содержатся... – Он покосился на Мирани. – Простите, госпожа. Я приму меры. Заключенного доставят в Храм. Сегодня же...

Мирани нахмурилась.

– Простите, очень жаль, но он нужен мне немедленно. Я пришла, чтобы забрать его. Надеюсь, вы понимаете, что Храм и служение Богу превыше всего. Этот человек должен играть в Храме, и без него я не уйду!

Последняя фраза была явно лишней, и, несмотря на то, что голос девушки упал до едва различимого шепота, слова прозвучали на редкость ясно и четко. Сотник затравленно огляделся, будто в отчаянии ища, на кого бы свалить это хлопотное дело. Но тут вмешался Сетис:

– Это новая Носительница. На твоем месте я бы не заставлял ее ждать...

Это оказалось последней каплей: вспотевший от ужаса сотник что-то рявкнул в темноту коридора. В следующую секунду у него за спиной выросли два стражника.

– Приведите музыканта из камеры номер пять.

– Из пятой?

– Живо!

Стражники поспешно удалились. Сетис заметил, как они недоуменно переглянулись.

Наступило напряженное молчание. Сотник принес девушке стул, и та села на самый краешек, затравленно озираясь по сторонам. Входили и выходили солдаты. Проходя мимо девушки, они почтительно вытягивались в струнку. Она жалобно посмотрела на Сетиса. Обоим было не по себе; если войдет генерал, подумал Сетис, надо будет действовать иначе. Поскорее делать ноги...

Вернулись стражники. С ними был музыкант.

Почему-то Сетис ожидал увидеть юношу. Но, если это и был Орфет, вряд ли стоило из-за него так хлопотать. Пузатый, лысеющий, видимо, не дурак выпить, в состоянии тяжкого похмелья. Старая синяя туника была грязной, он непрестанно чесался, как будто его замучили вши. Лицо у него было обветренное и на редкость уродливое.

На какой-то миг Мирани застыла в нерешительности. Потом вскочила со стула.

– Орфет! Посмотри на себя, в каком ты виде!

Если музыкант и сохранил разум, то сейчас он явно помутился. Он заморгал, снова почесался и пробормотал заплетающимся языком:

– Ты кто такая?

Сетис поспешно обернулся к сотнику.

– Его избили? В каком преступлении его обвиняют?

Сотник усердно водил пальцем по пергаменту, который подсунул ему вспотевший клерк.

– Гм... его избили за пьянство. Его нашли в винном погребе Архона. Точнее, в том, что от него осталось; он выпил все, что только смог отыскать.

– С благословения старика, да возлюбит его Бог, – проворчал Орфет.

– И это все?

Офицер облизал губы.

– Да. Но все слуги Архона...

Сетис понял, что пора уходить. Мирани поднялась со стула.

– Ты пойдешь со мной, – тихо сказала она музыканту. – Тебя призвали для службы в Храме. Понятно?

Он угрюмо покосился на нее.

– Понятно, госпожа.

– Спасибо. – Она кивнула сотнику и вышла. Орфет неверным шагом поплелся следом, но Сетис не успел уйти: сотник схватил его за плечо.

– Что я скажу Аргелину?! Пятая камера – особенная...

– Чем?

– Они должны лечь в могилу Архона.

– Одним больше, одним меньше...

Сотник поежился.

– Если Аргелин узнает...

– Выпутаешься, – успокоил его Сетис. – Расскажи ему о девчонке, пусть сам разбирается. Я слыхал, он с Гласительницей на короткой ноге.

И он торопливо вышел, сбежал по широкой лестнице.

На улице палило солнце. Жара обрушилась на него, как стена, белое сияние моря резало глаза. В воздухе стоял портовый гомон и оглушающая вонь гниющей рыбы. Между домами, высоко над головой, с пронзительными криками носились толстые чайки.

Девушка и толстяк затерялись в толпе. Он кинулся следом, свернул за угол и был сбит с ног ударом увесистого кулака. Могучая рука схватила его за шиворот и больно впечатала в стену.

На него испуганно смотрела Мирани.

– Мне нужно знать, где ты живешь, – прорычал Орфет. – Немедленно!