Текст книги "Женатый мужчина"
Автор книги: Кэтрин Эллиотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
– О! – Мэйзи обернулась и ударила себя по лбу. – Чуть не забыла. Звонила Роуз.
– Неужели? – Я подняла голову.
– Сказала, что в четверг она тебя ждет.
– Угу.
– И еще что-то про няню.
– Какую няню? – Я села на корточки и думать забыла о Максе, который просунул руку только в один рукав. – Что? Что про няню?
– Она подумала, что будет лучше, если ты будешь по вечерам ужинать с ними, а не сидеть в одиночестве в своем доме, – неуверенно проговорила Мэйзи. – Видишь ли, она не может допустить, чтобы вся семья сидела за столом, а тебя не было, поэтому она пригласила одну девушку – очень милую, по ее словам, – чтобы та приходила и сидела с мальчиками. – Мэйзи замолчала и, нахмурившись, посмотрела на мужа. – Так она и сказала, правда, Лукас?
Лукас медленно оторвал карие глаза от газеты и посмотрел на меня.
– Да, дорогая, – тихо произнес он, – так она и сказала. Почти слово в слово. Что ужинать ты должна будешь с ними, в доме.
Он пристально смотрел на меня, но я не выдержала и отвела взгляд. Посмотрела в чашку и поспешно глотнула. Чай был совсем холодный.
Глава 2
Нед умер при родах. Рожала, естественно, я, а не он. Даже Неду, который легко справлялся с большинством дел, было не под силу произвести на свет ребенка. Нет, он умер, когда я рожала Макса. Когда я тужилась и потела, ругалась и проклинала все на свете, выталкивала наружу этого несчастного младенца и орала на врачей и медсестер – где, черт возьми, мой муж? Я впивалась ногтями в руку Мэйзи и кричала: «Приведите его сюда, немедленно! Не хочу, чтобы он пропустил рождение сына! И он сам хотел присутствовать при родах!» И все это время ребенок толкался у меня внутри. Я боролась с приступами боли, стиснув зубы и зажмурив глаза, и каждая схватка приносила новые мучения, а Нед все не приходил – так где же он? Почему он не пришел? Как он мог пропустить такое?
А потом вдруг мне стало все равно. Вдруг экран компьютера рядом со мной, который отслеживал сердцебиение малыша, стал тревожно пищать. Линия сердцебиения завращалась, стала рисовать какие-то безумные, бессвязные точки, и врачи взволнованно склонили головы. Помню, как они обеспокоенно бормотали, что ребенок в опасности, что пуповина обмоталась вокруг шеи – а потом бесцеремонная рука врача ощупала меня, чтобы подтвердить опасения.
После этого на их лицах застыла судорожная паника. Действительно, пуповина обмоталась вокруг шеи. Может, ему не хватает драгоценного кислорода? Повезут ли меня в операционную делать кесарево? Нет, уже слишком поздно, ребенок выходит, появилась головка, и… боже мой, умоляю, спасите моего ребенка, моего бесценного малыша! Потом, когда вышла голова, помню только пронзительную слепящую боль. Отвратительный последний толчок – и он выскользнул, как тюлененок.
Я в бессилии откинулась на подушки, вперившись в потолок расширенными от потрясения глазами: боль прошла. Кто-то радостно подхватил ребенка, поднял его в воздух над моей головой. Все замерли, и мне протянули малыша.
– Смотрите, у вас мальчик.
Я с нетерпением посмотрела на него, губы растянулись в слабой улыбке – я так ждала этого момента, так хотела сжать его в объятиях. Я посмотрела на него. И раскрыла рот от ужаса. Сначала я даже не могла говорить, а потом…
– О господи, – ахнула я. – Он негр.
В голове был сплошной туман, я не могла поверить! «Но… я ничего такого не делала, – судорожно размышляла я, – ничего такого не было! Я бы обязательно запомнила, если бы…»
– Нет, дорогая, – поспешила успокоить меня медсестра. – Он просто посинел. Очень сильно посинел, но кожа уже становится нормального цвета, видите? Это из-за недостатка воздуха в легких.
– О! О господи, а я подумала…
Я оглянулась – все медсестры были с Ямайки. Ни одного белого лица. Четыре пары больших темных глаз разглядывали меня поверх масок.
– Извините, – пробормотала я. – Я не хотела… с ним все в порядке?
– Все хорошо, – хихикнула одна из сестер. – Все в порядке. Здоровый, крепкий мальчик – Она сняла маску и протянула мне малыша с широкой улыбкой на лице. – Думала, что придется назвать его Уинстоном, дорогуша?
Тут все они расхохотались, ударяя себя по бедрам и хватаясь друг за друга. Я смущенно улыбалась, глядя на маленький сверток, который и вправду розовел с каждой минутой.
– Я просто потихоньку схожу с ума, – пробормотала я. – Кто угодно сойдет с ума после таких схваток.
Да после любых схваток, раз уж на то пошло. Мэйзи… где Мэйзи? – Я оглянулась: меня вдруг охватила эйфория. Мне срочно надо было поделиться с кем-нибудь радостью. – Эй, нельзя ли позвать хоть кого-нибудь из моих родных? – со смехом произнесла я.
– Я здесь, дорогая, – раздался тихий голос из угла. Я повернула голову. Мэйзи была в комнате, но почему-то стояла за моей спиной, в тени, и прятала в рукаве носовой платок. Ее большие голубые глаза были полны ужаса.
– Нет, нет, Мэйзи, с ним все в порядке, все хорошо, – заверила я ее, одной рукой прижимая ребенка, а другой потянувшись к матери. – Не волнуйся, ему просто не хватало кислорода, а сейчас все в норме!
Она кивнула, подошла ко мне и взяла меня за руку, глотая слезы.
– Тогда я пойду скажу Лукасу, – пробормотала она. – Он в коридоре.
– Да, конечно, и Неду, – напомнила я, когда она собралась выйти. – Мэйзи, вы до него дозвонились? Попробуйте еще раз позвонить на мобильный или…
И тут я все поняла. Поняла, когда она опять повернулась ко мне лицом. По ее глазам я увидела, что случилось что-то чудовищное. В них таилось предзнаменование беды и страх.
Она покачала головой:
– Нет, я не дозвонилась. Но я попробую еще раз.
Я выпустила ее пальцы, и в моем сердце вдруг зародилось кошмарное предчувствие неизбежного. Я была парализована. Произошло что-то ужасное, настолько ужасное, что даже думать страшно. Что-то, о чем она не может мне рассказать – не сейчас, когда у меня на руках новорожденный. Когда прошло всего несколько минут после его рождения.
Я окаменела, мне было страшно, я начала дрожать. Через полчаса меня на кресле-каталке отвезли в отдельную палату, а Макса отнесли в детскую. Я лежала на кровати, парализованная страхом, и думала о том, что невозможно было вообразить. Так что, когда это случилось, я, как ни странно, была уже готова.
Вошли Мэйзи и Лукас. Они сели рядом на серые пластиковые стулья, лица у них были бледные и хмурые. И Лукас все мне рассказал. Ровным, тихим голосом, теребя в руках фетровую шляпу, с пепельно-серым лицом, он рассказал мне о том, как Нед спешил в больницу и потерял управление. Он решил срезать путь по дороге с работы, из видеомонтажной мастерской, и, говоря по мобильному телефону, слишком резко свернул и врезался в грузовик. Он не был пристегнут, пролетел сквозь ветровое стекло и умер мгновенно.
Теперь я помню, как на секунду у меня остановилось дыхание, и я подумала: вот так, наверное, чувствовал себя Макс, когда у него вокруг горла обмоталась пуповина. Мне казалось, будто меня душат. И в голове вдруг завертелись странные, неуместные мысли. Например, я подумала о том, что в тот самый момент, когда мой сын сделал первый в жизни вздох, его отец вздохнул в последний раз.
К счастью, после этого все воспоминания превратились в сплошное расплывчатое пятно: помню только, как дрожь переросла в неконтролируемую тряску, как кто-то накрыл меня одеялом и укутал, как маленького ребенка. Еще помню, что Мэйзи постоянно была рядом, все время держала меня за руку и не отпускала, и выглядела как девяностолетняя старуха.
Одно я помню точно: мне почему-то не приносили Макса. Может, думали, что я не хочу его видеть? Что это для меня слишком? Или по моему невнятному бормотанию они решили, что я его отвергну и вымещу на нем свое горе? В конце концов я просто села на кровати и стала орать. Медсестра с ребенком тут же прибежала по длинному коридору.
Бену тогда было четыре года, и кто-то должен был с ним поговорить: эту задачу взяли на себя Лукас и Мэйзи. Он пришел меня навестить. В моей памяти хранятся отдельные кадры того времени, но связной картины нет. К примеру, я помню, как Бен лежит на моей больничной койке и я прижимаю к груди его и Макса. Следующий кадр: Лукас отвозит нас домой; я на заднем сиденье, держу Макса, обнимаю бледного, молчаливого Бена. Потом мы оказываемся в подъезде моего дома, и нам предстоит преодолеть четыре лестничных пролета с колыбелькой на руках; Мэйзи открывает дверь наверху, и рядом с ней стоит моя сестра Ди, которая живет в Италии и только что прилетела: на их лицах застыла тревога.
Теперь мне говорят: «Наверное, с маленьким ребенком пережить трагедию было еще сложнее». Но на самом деле именно благодаря малышу я и справилась. И еще я никак не могла поверить в то, что произошло, поэтому мои умственные процессы затормозились и почти остановились. Тогда мне казалось, будто я – это не я. Я словно наблюдала за своей жизнью на расстоянии: у меня не было ни мыслей, ни планов, я просто существовала, внутри меня горел яркий огонь, но я была в растерянности, словно после мощного взрыва. Я не могла позволить себе расклеиться, так как мне надо было заботиться о Бене и Максе, и я все время чувствовала, что Мэйзи и Лукас рядом, что они следят за тем, чтобы у нас все было в порядке.
Мои родители тогда спасли мне жизнь: мы проводили все время или дома, или у них. Но и друзья очень меня поддерживали. Горе позволяет понять, кто из твоих друзей взрослый, а кто еще ребенок Кое-кто из моих друзей пропал, решив подождать, пока я не «приду в чувство», и с тех пор мы почти не виделись, а некоторые, например Джесс, всегда были рядом. Не надоедая мне, Джесс всегда приходила, когда я в ней нуждалась, и напивалась со мной, сидя до утра; она смеялась, когда смеялась я, и плакала, когда плакала я.
Я ходила к психотерапевту по понедельникам вечером – все равно что на курсы рукоделия. Вооружившись рулоном туалетной бумаги, я хныкала и злобно орала на очень милую женщину средних лет, страдавшую нервным тиком. Как-то раз я даже стала биться о стену, и ее тик стал неуправляемым. Она была не против, но и не помогала. Как раз после того случая один из моих соседей встретил меня на лестнице и сказал: «Если захочешь сломать стену, приходи к нам!» Так я и сделала.
В общей сложности у меня было пятеро соседей: Тереза, Карло, Тео, Рэй и Розанна, и все они, и мужчины, и женщины, вели себя просто потрясающе. Между прочим, в то время, когда я изо всех сил колотила их стены, я иногда поднимала голову и видела лицо Неда, улыбающегося мне с небес; клянусь, я слышала его радостный голос, который говорил: «Вот видишь? Смотри, каких друзей я тебе нашел, Люси! Смотри, какими людьми я тебя окружил! Мы приняли правильное решение, не так ли?»
Перед самой его смертью мы решили поселиться в этом доме. Раньше мы жили в квартире на первом этаже в Фулхэме; квартира была маленькая, темная, но ничего лучше мы позволить себе не могли. Правда, появился просвет, когда меня повысили в «Кристи», а Неду пообещали режиссерский контракт на съемку артхаусного фильма в его кинокомпании в Сохо. Хотя все это необязательно означало большой приток денег, доходы все же должны были увеличиться, поэтому мы и решили переехать. К тому же нам недавно повысили плату за квартиру, и должен был появиться второй ребенок.
Прислушавшись к здравым советам, вслед за всеми нашими друзьями мы послушно занялись поисками более просторного жилья.
Как-то днем Нед позвонил мне на работу.
– Давай встретимся в обед, – взволнованно проговорил он. – Я кое-что нашел.
– Что именно?
– Квартиру. Дом двадцать четыре по Ройял-авеню, в Челси. В двенадцать тридцать. Пожалуйста, Люси, просто приходи, и все.
И я пришла. Бегом прибежала с работы, правда, бежать было недалеко, от Южного Кенсингтона до Фулхэм-роуд, через переполненную людьми Кингс-роуд, потом налево, к Королевскому госпиталю и к реке. Приблизившись к нужному адресу, я замедлила шаг и в недоумении проверила записную книжку. Я оказалась на самой чудесной площади в Лондоне. Широкая и длинная, по обе стороны – высокие белые дома, похожие на свадебные торты, и у каждого – черно-белое клетчатое крыльцо, блестящие черные парадные двери и медные молоточки, поблескивающие на солнце. Я замерла и затаила дыхание. Такое впечатление, что я очутилась в Париже: гравий вместо травы, и кажется, что вот-вот появятся пожилые мужчины в беретах, играющие в лото. Но вместо этого на горизонте показались пенсионеры из Челси с медалями и тростями: они сели на скамейку погреться на весеннем солнышке. Я взволнованно сглотнула слюну. В одном конце площади толпились люди, но блестящие витрины Кингс-роуд не пропускали их с улицы, и никто не проходил на площадь мимо цветочника на углу. В другом конце были сады Королевского госпиталя: теплый, безмятежный островок зелени.
– Ты с ума сошел, – сказала я Неду, когда он появился. – Что это такое? Обувная коробка?
– Практически, – весело ответил он. – И не совсем по нашему бюджету, но ты только посмотри вокруг! – Он демонстративно обвел площадь рукой.
– Я вижу, но Нед…
– Пойдем, я тебе покажу!
Сжимая в руке ключи, он потащил меня к высокому каменному крыльцу, в общий холл. Дверь тихонько закрылась за нами. Мы поднимались по широкой лестнице, все выше и выше, пока наконец не добрались до четвертого этажа – еле дыша.
– Как мы будем подниматься с маленькими детьми? – прохрипела я. – С колясками? С велосипедами?
– Хорошая физическая нагрузка, – улыбнулся он. – А коляску будем оставлять внизу.
– Да что ты говоришь. А канистры с кислородом?
– Не трусь, – фыркнул он и вставил ключ в замок. Мы оказались в крошечном холле с белыми стенами, который вел в коридор.
– Это там, – проговорил он, шагая впереди, и, так как вдвоем протиснуться было сложно, я последовала за ним. Он свернул налево в спальню.
Я оглянулась и повела плечами.
– Неплохая, просторная комната, признаю, и… ты только посмотри на этот вид!
– Эй, потише, еще рано! Я припас самое лучшее на потом. А пока взгляни сюда. – Он вывел меня из спальни по коридору в другую комнату без мебели.
– Спальня мальчиков, – сообщил он. – Кровати поставим здесь, в углу.
– Мальчиков? – удивилась я, положив руку на маленький выпирающий живот. – Откуда ты знаешь, что будет мальчик?
– Поверь мне, я же перспективный кинорежиссер, – улыбнулся он. – А тут у нас вроде как кухня, – он исчез за дверью.
– Вроде как – это точно. То есть… – я обернулась. – Со спальнями все? Всего две?
– Именно – меньше придется убираться. Но Люси, ты только взгляни на кухню! Очень аккуратная, опрятная и… хм-м… чистая… И французская мебель, это же потрясающе! Очень шикарно, очень стильно, и сколько шкафов! – Он распахнул один из них, закрыл глаза и закружился. – М-м-м… отличное крепление, и… нет, Люси, подожди, не смотри пока в окно. – Он закрыл мне глаза рукой, увел из кухни, и мы очутились перед двойными дверьми. – Прямо как у Джейн Остин, правда? – засмеялся он, взяв за обе ручки и торжественно распахнув дверь. – Та-да!
Я затаила дыхание. Потому что одно было очевидно: эта комната – просто прелесть. Большая, просторная, пустая – что усиливало впечатление, разумеется; акры светлого деревянного паркета. С одной стороны всю стену занимали высокие окна со средниками, в середине окна были от пола до потолка и распахивались на балкон. Кто-то нарочно оставил их открытыми, и полотна муслина цвета слоновой кости, подвешенные вместо штор, развевались на ветру. И самое главное – какой отсюда был вид! Меня как будто потянули к окну на веревочке; я вышла на балкон и окинула взглядом крыши. На меня смотрела большая часть старого Лондона: справа – Кингс-роуд, слева – река и сады Королевского госпиталя.
– Может, там можно будет кататься на велосипеде, – заметила я. – Если разрешат, конечно.
– Конечно можно. А площадь? У нас есть ключ к воротам. И Люси, здесь есть ванная…
– Очень надеюсь, Нед, – проговорила я, заходя вслед за ним в квартиру. – Я же не собираюсь мочиться в реку. – Я заглянула в ванную. – Маленькая, – вздохнула я. – И душа нет. И все-таки подумай: всего две спальни. Хотя бы еще одну, – я закусила губу.
– Нам ни к чему больше двух, Люси. Иди сюда, я тебе кое-что еще покажу.
– Еще комнаты? – обрадовалась было я.
– Нет, но… – Он взял меня за руку и вывел из квартиры. Не отпуская моей руки, протащил через холл и постучал в зеленую дверь напротив.
– Нед! – Я в ужасе отпрянула. – Ты что такое делаешь?
Дверь открылась почти сразу: хорошенькая, южной наружности девушка высунула голову.
– Ага! – Она широко распахнула дверь. – Пришел! Говорил, что придет, и пришел. – Она уперлась руками в бока и восторженно глядела на моего мужа.
– Конечно, – просиял Нед. – Я всегда держу слово.
Я пораженно взглянула на него, а девушка потянулась и затащила нас через порог, одновременно крича через плечо:
– Карло! Non indovinerai mai, ё ritornata![1]1
Ни за что не угадаешь, кто пришел! (итал.)
[Закрыть]
– Даешь обещания симпатичным девушкам, пока мать твоего будущего ребенка гнет спину на работе? – прошипела я на ухо Неду.
– И приводи твой красивый жена. – Она просияла, глядя на меня. – И беременный! Счастливица. – Я улыбнулась в ответ. Она мне сразу понравилась.
– Люси, это Тереза, – познакомил нас Нед. – У нее магазинчик на Кингс-роуд, где продается?..
– Так, всякий всячина, – она беззаботно отмахнулась. – Красивый шарф с бусина, пояс, шелковый штучка и бантика, который я покупай дешевле дома, в Италии, и продавай здесь сильно дорогой! – весело прощебетала она. – А это, – она махнула рукой, – моя муж Карло – у него нет магазин, но он всегда учить мне, как я должен заправляй мой бизнес!
Маленький смуглый человечек поднялся из-за стола в другом конце гостиной, где он и еще двое пожилых мужчин играли в нарды. Он отвесил легкий поклон и улыбнулся:
– Думаешь, она меня слушай? А? Очень приятен, Люси.
– А это, – продолжала Тереза, – наш хороший друзья, Тео и Рэй, который проживай на первый этаж, в хороший, крутой квартирка – они очень рад с вами ознакомляться!
Тео и Рэй вежливо встали: красивые, хорошо сохранившиеся мужчины в возрасте, в отглаженных джинсах, рубашках поло пастельных цветов и кашемировых свитерах, небрежно накинутых на плечи. Они одновременно пригладили блестящие седые волосы, и я заметила, что на запястьях у них висят маленькие кожаные барсетки. Явно дорогие. Они вместе выступили вперед и пожали нам руки.
– Значит, вы к нам переезжаете? Как здорово, – прогремел Рэй театральным голосом.
– Ну, я…
– Это так здорово, потому что ты имей маленький Бен, а я имей маленький Пьетро! – вмешалась Тереза. – Тоже четыре год, да? – Она бросилась показывать мне фотографию на заставленном безделушками комоде. Со снимка улыбался маленький темноволосый мальчик с курносым носом и озорными глазами. – Они подружайся, да?
Я улыбнулась:
– Было бы мило. Но нам с Недом еще нужно обсудить…
– Конечно! Нужно обсудить очень многое.
Я взглянула на Неда, который был бесконечно доволен собой. Он не смотрел мне в глаза, а завороженно разглядывал ковер.
– И скоро, – продолжала Тереза, – ты ознакомляйся Розанна, наш другой хороший друг. Обычно она захаживай за точило для нож, но сегодня нет, – она нахмурилась. – Не знай, почему. Она проживай на первый этаж, и…
– Как это сегодня нет, – промурлыкал шелковый голос за нашими спинами. – Я здесь, пришла за точилом, спасибо большое. Как обычно, Карло, ты просто прелесть. Извините за опоздание, дорогие, – проворковала она, дефилируя по комнате, – меня задержал отвратительный клиент. Хотел вернуться в детство, но я сказала ему, что больше не переодеваюсь в малышку мисс Маффет,[2]2
Мисс Маффет – героиня детского стишка.
[Закрыть] и пусть не пялится на мои пуфики. Уговаривала его, уговаривала, но в конце концов он ушел. Здравствуйте, мои милые, – протянула она, обратив к нам выразительные синие глаза. – Тереза говорила, что вы к нам переезжаете, и вы не представляете, как я рада. Гетеросексуалы, да еще англичане. Такая редкость в нашем доме – вокруг одни иностранцы и педики. – Она закатила глаза, и ее друзья рассмеялись. – И у вас будет ребенок! – просияла она, глядя на мой живот. – Рай.
Я изумленно смотрела на эту очень красивую девушку: блондинка, загорелая, с головы до ног закутанная в шелка и замшу. Она театрально накинула палантин на плечи и опять закатила глаза. – Знали бы вы, как я люблю детей. Когда срок?
– В мае.
– Чудесно. Весенний малыш – будем все по очереди катать его по площади, чтобы полюбовался на нарциссы. Зашли в нарды поиграть, ребята?
– Нет, нам уже пора, – хором проговорили мы, и наконец, наконец, после многочисленных прощаний, благодарностей, обещаний вернуться и в следующий раз обязательно выпить по маленькой, мы ретировались.
И с шумом побежали вниз.
– Хитрец, – прошипела я.
– Что? – рассмеялся Нед.
– Ты меня подставил!
– Ничего подобного! Просто хотел, чтобы ты почувствовала местный колорит. Признай, здесь намного веселее, чем на Крэнборо-роуд в Клэпхеме.
Намного веселее – это точно, и куда разнообразнее. Но больше всего меня подкупила теплота этих людей.
Сомневаюсь, что биржевые брокеры с Южного берега оказались бы такими же добряками: знаю только, что, когда через шесть месяцев произошел этот кошмар, я оказалась здесь, на Ройял-авеню, с новорожденным ребенком на руках и без мужа, и эти люди не просто проявили доброту – они стали моей семьей. Поэтому мне и казалось, что Нед смотрит на меня с небес.
В те мрачные дни после смерти Неда я часами сидела на диване в просторной светлой комнате, малыш спал у меня на животе, а передо мной лежала груда скомканных салфеток. Мне было некуда деваться, и я бы так и приросла к этому дивану. Я бы сидела так целыми днями, пока Бен не приходил из школы. Но, как оказалось, это было невозможно. Утром раздавался тихий стук в дверь, приходила Тереза и спрашивала, не хочу ли я посмотреть ее новую коллекцию шарфов, или Тео говорил, что не будет меня заставлять, но им нужен четвертый игрок для партии в вист. Они были добры, никогда не надоедали и вели себя очень непосредственно. Мне не надо было договариваться или обещать, что я приду позже; я просто выдавливала из себя улыбку, отрывалась от дивана и плелась вниз. Потом, через час или около того, поднималась наверх. И этого было достаточно.
В квартиру Розанны никогда никого не приглашали, и этому я была только рада. Бен и Пьетро, которые стали неразлучны, как-то раз, хихикая, постучали ей в дверь, но она их выпроводила, осторожно загораживая от посторонних глаз члена совета министров в халате. «Сюда нельзя, мальчики, – тихо промурлыкала она, разворачивая их на лестнице. – В будуаре любви Розанны вам делать нечего».
Верная своему слову, она регулярно гуляла с малышом в парке.
– Конечно, это мой ребенок, – огрызалась она на каждого, кто осмеливался спросить. – Вы только посмотрите на его глаза!
Когда она возвращалась, я сонно, иногда пошатываясь, поднималась с дивана, и она сидела со мной, заботливо готовила бесчисленные чашки чая, весело щебетала и ждала, чтобы убедиться, что я снова готова следить за малышом.
Спустя какое-то время, когда я окрепла, мы с Терезой стали вместе отводить мальчиков в школу, а потом я шла с ней в магазин. Макс сидел у меня за спиной в рюкзачке. Я проводила в магазине час или около того, пристроившись на табуретке, помогала ей раскладывать шарфы по пакетам и вешала кардиганы на «плечики». Я смотрела, как приходят и уходят посетители, а потом плелась обратно в квартиру, чувствуя, что хоть немного глотнула жизни.
Так я и жила, ощущая себя как никогда уязвимой, окруженная самыми заботливыми людьми: у меня были мои родители и Джесс в одной части Лондона и мои новые друзья из Челси – в другой. И все они были бесподобны, и все делали все возможное, чтобы облегчить мое горе. И еще были родственники Неда, Феллоузы, которые, как мне казалось, лезли из кожи вон, чтобы усилить его.
С семьей Неда я познакомилась лишь летом девяносто третьего года, незадолго до того, как мы поженились, и через год после того, как мы начали встречаться – тогда мы еще учились в Оксфорде. Слишком уж много времени прошло, решила я одним ясным апрельским утром, когда мы ехали на лекции на велосипедах. Черт возьми, думала я, ведь Нед тысячу раз встречался с Мэйзи и Лукасом и даже жил у Ди во Флоренции (мой брат, живущий в Индии, оказался менее благосклонен): он уже почти стал членом семьи. Так почему я ни разу не виделась ни с кем из его родственников? В чем проблема, в самом деле? Неужели он их стыдится? Или стыдится меня?
– Их, – решительно заверил меня он, когда я зажала его переднюю шину на велосипедной стоянке и отказалась пропускать его, прежде чем он не признается.
– Они не похожи на меня, Люси, и не похожи на тебя. И на Мэйзи и Лукаса. Они ненормальные.
Я рассмеялась:
– Это еще почему? Это как? У них волосы на ладонях растут? Глаза посреди лба? Если это так, я не против! Нед, в каком смысле – ненормальные?
Он криво улыбнулся:
– Поверь мне. У тебя будет жуткий шок.
– Еще чего, – взбунтовалась я. – Отвезешь меня к ним в эти же выходные. Поедем и повидаемся с ними, Нед. Я надену платье и куплю твоей маме цветы, а ты отвезешь грязное белье домой, как все нормальные студенты. Ну что с тобой, мне же хочется растормошить всех скелетов у тебя в шкафу!
– Это большая ошибка, – проговорил он, печально качая головой. – Я серьезно: большая ошибка. – Но я уперлась, и мы все же поехали.
Через два дня я вернулась в Лондон с выпученными глазами, потрясенная до глубины души. Уж лучше бы у них были волосатые ладони. Уж лучше бы они оказались циклопами! Вместо этого выяснилось, что я встречаюсь не с обычным представителем рабочего класса, а, как я поняла, с самим принцем Чарлзом! Отец Неда был лордом Феллоузом, и это благородное звание ему пожаловали за службу правительству Тэтчер; мать Неда звалась леди Феллоуз и леди Роуз: как дочери графа, ей и самой было чем похвалиться. Но это только цветочки. Кроме того, их «дом» находился в Незерби-Холле, величественном особняке эпохи короля Георга, окруженном двумя тысячами акров лучших оксфордширских фермерских угодий, включая две фермы, шесть коттеджей, три гостиницы и половину несчастной деревни. Там они и жили. Весь клан Феллоузов, за исключением Неда, обитал под одной крышей. Такую организацию я раньше встречала только в популярном телесериале восьмидесятых годов, рассказывающем о жизни нефтяного барона.
Отец Неда, Арчи (Итон, Оксфорд, Гренадерский гвардейский полк), был пучеглаз, но очень мил и немногословен. У леди Роуз, напротив, были глазенки-буравчики, улыбка, от которой замерзал костный мозг, и голос, в точности повторяющий интонации нашей первой женщины-премьер-министра. Она меня напугала до смерти. У Гектора, старшего брата и потому, видимо, принца короны и наследника, были соломенно-желтые волосы и розовое лицо, и он был очень застенчив; его сестра Лавиния была крупной грубоватой девицей и любила выпить. Пинки, избалованная младшая сестренка, сексуально озабоченная пустышка, судя по всему, не жила в этом доме, в отличие от своего брата и сестры, и очень сомневаюсь, что она, как и Нед, училась в Оксфорде, – скорее гуляла сама по себе. И наконец, были еще две незамужние тетушки, которые время от времени появлялись в поле зрения, а потом исчезали, и обе были не в своем уме. Уф, пожалуй, все.
– Теперь я понимаю, – еле слышно промямлила я Неду после долгого молчания в машине по дороге домой.
Он усмехнулся:
– Ты все еще меня любишь?
– Лучше спроси меня завтра, – бросила я, откинув гудящую голову на спинку и закрывая выпученные от потрясения глаза.
Назавтра он так и сделал, а еще предложил мне выйти за него, и я с радостью согласилась, после чего он обвинил меня в корысти: ведь я видела его дом.
– Ты так обрадовалась из-за семейного состояния, ведь правда? Признавайся, маленькая охотница за мужьями, – прошипел он, когда мы с хохотом катались по кровати в его крошечной квартирке в Оксфорде. – Ждешь не дождешься, чтобы наложить руки на мои фамильные ценности.
– О да, – взвизгнула я. – Хочу спичечные коробки с коронами и салфетки с монограммами! И меня интересует не только твоя древняя родословная. Хочу кольцо с огромным бриллиантом!
Вместо бриллианта мой палец украсило чудесное маленькое колечко с гранатом, которое мы вместе купили в следующие выходные. До сих пор помню, как не могла перестать улыбаться, крутя колечко на пальце и любуясь им со всех сторон. Потом мы сели на автобус и поехали навестить Мэйзи и Лукаса и поговорить о наших планах.
Мы решили венчаться поскорее, летом, в церкви рядом с домом моих родителей. Потом устроим маленький обед в саду. Пара общих друзей из Оксфорда, Джесс, разумеется, вся моя семья, естественно. Одно было очевидно и совершенно неестественно: никого из своих родственников Нед приглашать не хотел.
– Нед, ты с ума сошел! – воскликнула я, ударив кулаком по столу в родительской кухне. Мэйзи и Лукас тактично удалились. – Ради бога, напиши им! Пригласи их на свадьбу. Они всегда могут отказаться.
– В том-то и дело, что они откажутся. Откажутся прийти на такую свадьбу. Что это такое – скромная церемония в местной церкви и обед в садике твоих родителей? Это же не Гвардейский собор и не прием в Палате лордов, а им нужно это и только это, моя дорогая Люси. Или не менее грандиозное торжество с громадным тентом на территории Незерби-Холла, а я этого тоже не хочу. Просто не хочу, Люси: это не в моем вкусе.
И не в моем, но мне все время казалось, как будто мы делаем что-то тайком, и поэтому мне было неуютно. Пару дней я крепилась, потом собралась с духом и субботним утром, когда Нед был на семинаре, написала Феллоузам, мучаясь от страха и вины. Я сообщила, где и когда будет свадьба, пригласила их, если им захочется, конечно, и бросила письмо в почтовый ящик. Из-за этого и разгорелась наша первая ссора. До сих пор помню, как я рассказала ему об этом, и он навис надо мной, когда я сидела на краю кровати: бледный, напряженный, жутковато-спокойный.
– Никогда больше не вмешивайся в дела моей семьи, – процедил он. – Ты ничего не знаешь, Люси, ничего. Если я сказал, что не хочу рассказывать им об этой чертовой свадьбе, значит, так оно и есть! Они и так испортили мне полжизни, но в этот раз у них ничего не выйдет, ясно?
Его голос дрожал от возбуждения. Никогда не видела его таким сердитым. Я вообще раньше не видела, как он злился.
– Ясно, ясно, – прошептала я. – Извини.
Тем не менее, вместо того чтобы запретить мне сочетаться браком с ее сыном и оградить от меня семейные сокровища через суд, Роуз сразу же ответила на письмо. Она явно была тронута.
«Как мило, что ты нам сообщила. Разумеется, мы были потрясены, но знаешь, мы всегда подозревали, что Нед именно так и женится. Тихо, тайком от всех, и на такой умной, сообразительной девушке, как ты. Большое спасибо, что написала нам, дорогая…»
