Текст книги "Исполнение желаний"
Автор книги: Кэтрин Блэр
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 6
Клэр держала свое обещание, данное Мануэлю. Она больше не входила в бунгало и даже старалась не проходить мимо него во время прогулки, если знала, что Николас находится в доме и может пригласить ее войти. И все-таки ей нужно было обязательно переговорить с ним, и единственный способ осуществить это состоял в том, чтобы пройти к месту строительства новой дороги или пойти совершенно в другую сторону, за скалы, где воздвигался длинный ряд белых домиков.
Первые двенадцать домов были заселены, здесь уже начинали обретать форму огороды и сады, а на веревках полоскалось на ветру выстиранное белье.
Автомобиль Николаса – и это Клэр отметила с облегчением – был припаркован в тени акации рядом с пустовавшим пока домом. Она вошла в устланную плиткой кухню с белыми стенами, большой плитой и выкрашенными в черный цвет нишами. Отсюда вели несколько дверей в другие помещения дома. Предстоящих жильцов совсем не волновали дверные запоры, но Николас настоял на необходимости цивилизованной уединенности, по крайней мере для спальных и ванных комнат. Он вышел на кухню и улыбнулся ей:
– Здравствуй, мой херувим. Решила явиться с инспекцией этих коробок для конфет? Ты бы хотела жить в подобном доме у себя в Англии?
– Почему бы и нет? Они достаточно крепки.
– И все-таки спланированы они для солнечного климата. Внутренние помещения преднамеренно прохладные и сухие. Ты уж извини меня, но я не могу предложить тебе кресла.
– Я совсем не устала. – Она посмотрела при этом в низко посаженное окно. – Ты построил эти дома очень быстро, не так ли?
– Условия способствуют хорошей скорости. Кроме того, они предназначены для крестьянского класса и в силу этого предельно просты.
Довольно неторопливо Клэр спросила:
– А почему ты так спешишь, что опережаешь все графики контракта, Николас? Не связано ли это с тем, что ты жаждешь как можно скорее уехать со Святой Катарины?
Он удивленно пожал плечами.
– Если бы мне не нравился этот остров, то я бы возвратился отсюда сразу же после завершения строительства моста. Скажи мне, что случилось? Может быть, в твоей голове возникли какие-то подозрения, в связи с чем ты последнее время избегаешь меня?
– Нет, – твердо ответила она. – Ты не заслуживаешь, чтобы рядом с тобой не находилась женщина. Если не существует серьезных причин, то почему ты не посещаешь большинство из увеселительных мероприятий в Кастело?
Николас ухмыльнулся, но без своей обычной непосредственности. Черты его лица еще больше обострились.
– Просто потому, что я не отношусь к числу португальцев. Праздное времяпрепровождение не для меня. В любом случае, если я уеду отсюда, в послеполуденное время пятьсот рабочих будут бездействовать, а я не хочу брать на себя ответственность за это.
От него ничего невозможно добиться. Завеса, может быть, падет несколько позже.
Он устроился поудобнее и положил ногу на ногу.
– Ты была на вчерашнем пикнике на западной части острова?
Клэр отрицательно покачала головой.
– Мы ездим лишь в тех случаях, когда это может себе позволить старый сеньор.
– Но ведь Мануэль приглашает тебя всякий раз, разве не так?
– В общем да. – Она подняла кусочек засохшей краски с подоконника. – А какого ты мнения о Франческе?
– На нее приятно смотреть, – сказал он с откровенностью, – но, кроме этого, я ничего о ней не знаю.
– Мужчины в Кастело обожают ее, – сказала она.
– Даже Мануэль? – с легкой усмешкой он начал вслух рассуждать: – А почему бы ему тоже не участвовать в этом? Он, по всей вероятности, не слишком отличается от всех остальных мужчин. Вполне возможно, что граф Мануэль Ренато де Кастро наконец нашел свою избранницу.
Клэр была потрясена. Одно дело все это воображать самой, но совершенно другое, когда Николас расписывал то же самое совершенно хладнокровно, словно это была веселая шутка; Мануэль наконец-то попался в сети.
С болью в горле от отчаянного самоконтроля, чтобы не выдать свои чувства, Клэр произнесла:
– Ты же говорил мне, что он никогда не женится, потому что никогда не будет уверен в том, что он любим и желаем сам по себе. Граф же безнадежный циник во всем, что касается любви, – ты ведь знаешь это. Однажды я слышала, как он произнес, что любовь – это состояние блаженного безумства, в котором существует как свое лето, так и осень.
– Это было до или после его встречи с блистательной Франческой? – спросил с ленивым оттенком в голосе Николас.
Конечно, это было до этого. Кому, как не Клэр, было прекрасно известно о его полном преображении в отношении женщин за последние две или три недели? Может быть, именно Франческе удалось растопить лед, преодолев все эти его каменносердечные линии защиты?
– Мануэль знал и знает других прекрасных женщин, но он ведь не женился ни на одной из них.
Этот аргумент не был убедительным, но она в отчаянии привела его, надеясь, что Николас с ней согласится и выскажет какие-то слова утешения, за которые она готова была ухватиться.
– Франческа Альварес, – сказал он без всяких эмоций, – обладает большим, чем только красотой. Она уже знаменита и на пути к международному успеху.
– Я не могу поверить, что Мануэль женится на женщине, которая будет вынуждена находиться вдали от него по полгода. Разве это не резонно? Ведь он такой собственник!
– Разум Мануэля – это шкатулка с двойным дном, но почему бы нам не погадать? Он находит Франческу необычайно привлекательной, в противном случае ее бы здесь не было. Это проще простого, разве ты этого не видишь?
Да, Клэр видела все это с фатальной ясностью.
– Пройдет время, и все само собой прояснится. Но, откровенно говоря, я надеюсь, что он все-таки женится, – сказал в заключение Николас. – Я еду в город. Могу подбросить тебя, если хочешь.
Клэр рассталась с ним десять минут спустя и пошла назад в Казу, чувствуя, что, как обычно, ни в чем не продвинулась с Николасом и одновременно получила тяжелый удар в собственное сердце, да и к тому же по собственному самолюбию.
На следующее утро Инез, захлопнув книгу со стихами, хотя они едва прочитали полстраницы, встала с места и широко распахнула занавески, чтобы в комнате было больше света.
– Мне кажется, что мы слишком много времени уделяем занятиям, – сказала она. – Давай скажем, чтобы принесли кофе, и попьем его вместе с таитой на веранде.
Принесли кофе, стаканы с недавно выжатым ананасовым соком, песочное печенье. Подобно большинству пожилых людей, сеньор принимал пищу с явным удовольствием.
Не успел слуга убрать пустые стаканы, как во двор въехал большой автомобиль кремового цвета.
– О, – произнес с удовольствием сеньор Сарменто. – А вот и Мануэль в своем новеньком авто, а рядом с ним наш добрый Николас.
Мануэль был весел и очарователен. Одним махом поднялся по лестнице и поклонился.
– Истинно семейная сцена, что мне весьма по сердцу. Как вы все здесь сегодня? Я избавил Николаса от всех его инструментов и чертежей, а теперь предлагаю впятером укатить в Кастело.
– Никогда не видела столь неугомонного мужчину, – сказала Инез. – Но сначала вы присядете и чего-нибудь выпьете.
– Не беспокойтесь, Инез. Мы терпеливо подождем, пока две молодые сеньоры возьмут свои шляпки.
Николас независимо прислонился к балюстраде веранды. Инез украдкой взглянула на него.
– Обязательно чего-нибудь выпейте, Мануэль, – сказала она. – Боюсь, что мы сегодня не сможем с вами поехать. Покой – самое лучшее для таиты.
– Разумеется, это самое лучшее! – Мануэль склонился со своего кресла в сторону старика. – Вы сегодня не очень хорошо себя чувствуете, сеньор?
– Напротив, я совсем здоров.
– И тем не менее день, проведенный в Кастело, был бы для вас некоторым испытанием. Это так?
– Прошу меня простить, – последовал в извинительном тоне ответ. – Я бы не сказал, что чувствую слабость, понимаете? Но долгий день при большом скоплении людей – это слишком утомительно для меня!
К огромному облегчению Клэр, он тем не менее продолжил:
– Было бы несправедливым, однако, если бы Инез и Клэр лишились радостей развлечения. Забирай их, Мануэль, и постарайся, чтобы они хорошо провели время. С тобой и Николасом они в полной безопасности.
– Еще в какой безопасности! – воскликнул граф с улыбкой, одновременно обращенной к ним обеим. – Мы сделаем их счастливыми и будем охранять их, как драгоценных маленьких сестричек. Ну ладно, давайте сначала выпьем, а затем отправимся.
Они отъехали: мужчины сидели на передних сиденьях огромного широкого автомобиля, а Инез и Клэр на задних. Мануэль был в отличной форме.
Он вел машину мастерски, пробираясь вдоль узких улочек к задней части порта, перебрасываясь фразами с седоками проезжавших мимо запряженных ослами телег, болтающими на обочинах женщинами, а один раз даже остановился, чтобы прочитать небольшую лекцию группе расшалившейся детворы о том, как вести себя на дороге.
Полоса пробковых деревьев осталась позади, на возвышенности, когда взор Клэр привлек вид находившейся на некотором расстоянии от дороги длинной зеленовато-белой скирды, вокруг которой сидела группа людей. Она ухватилась за спинку сиденья перед собой и спросила:
– А что они там делают? Это лен?
– Нет, детка, – ответил Мануэль, слегка замедляя ход машины. – Идет сбор урожая кукурузы, и они очищают початки от шелухи.
Он остановил машину метрах в пятидесяти от бригады, которая занималась именно этой операцией.
– Хотите понаблюдать несколько минут, как они это делают?
Мануэль обратился вежливо к ним на португальском языке со своей неотразимой улыбкой:
– Кажется, в этом году у нас получился неплохой урожай, хей? Ветряные мельницы будут работать, не переставая. Я не помню такого вдохновения, чтобы пальцы летали с такой быстротой.
Женщины застенчиво хихикали, а один из мужчин сказал:
– Початки кукурузы налились как никогда, а стебли не тронуты паразитами.
Мануэль поднял один длинный початок, все еще покрытый зеленой шкуркой, в верхней части которого свисала мочалка цвета темного шелка, и повернулся к Клэр:
– Хотите посмотреть, как это делается? Вы вскрываете их вот этаким образом. Сняли бахрому – и вот показался верхний конец початка желтой кукурузы, теперь вы одним движением срываете зеленую шкурку!
Он отбросил очищенный початок в ближайшую корзину.
Повторяя его движения, Николас тоже очистил листовую поверхность одного или двух початков, теперь это же попыталась сделать Клэр.
– Старайтесь делать это подушечками пальцев, – наставлял Мануэль, – иначе вы можете испортить ногти. Оболочка гораздо тверже, чем вы думали, не правда ли?
Клэр стояла между двумя мужчинами, следившими за ее действиями, а Инез осталась с другой стороны от Мануэля. Рабочие, очищавшие початки от листьев, не прекращали работы, также искоса наблюдали, как старалась Клэр, не скрывая своего доброжелательного интереса. Терпеливо, хотя и медленно, она очистила от шелухи три початка, а потом принялась за четвертый.
Мануэль произнес:
– Думаю, этого вполне достаточно. Вы увидели сам процесс, а также, с какой быстротой это делается руками опытных и привычных людей. Оставим этих добрых людей с их пением и добродушным смехом.
Но в этот момент раздались со всех сторон крики одобрения.
– Espigo rei. A signora![4]
Пораженная, Клэр переводила глаза с возбужденных коричневых лиц на сверкающий оранжево-красный початок в своей руке.
– Что я такое сделала? – спросила она почти с испугом.
Как ни странно, но на ее вопрос ответил Николас:
– Тебе попался один из очень редких початков красного цвета. Португальцы называют его «эспиго реи» – «королевский початок»!
Казалось, что все крестьяне заговорили одновременно на местном португальском жаргоне, который был едва ли понятен Клэр. Она посмотрела на холодно-саркастическую маску Мануэля, которая скорее раздражала ее. Что это, в конце концов, за чертовщина? Когда она разобрала слово «бейджо», то вопросительно взглянула на Николаса.
– Что все это значит? Почему они кричат о каких-то поцелуях?
– Всего один поцелуй, – ответил он ей, не слишком при этом обеспокоенный. – По здешнему обычаю, королевский початок вынуждает тебя поцеловать любого из присутствующих здесь мужчин.
Лицо Клэр стало пунцовым. Она бросила початок в корзину.
Ее вдруг охватил страшный гнев. Мануэль мог все это остановить в самом начале, если бы его это хоть как-то трогало. Одна улыбка, властное движение руки – и они спокойно бы возвратились к автомобилю. Собственно, именно этого, судя по всему, и ожидала группа, обрабатывавшая кукурузные початки. Вместо этого он, иронически улыбаясь, стоял в стороне, слушая объяснения, а теперь просто провоцировал ее, будто делал ей вызов и вынуждал на то, чтобы она забыла на мгновение о своей скромности.
Клэр сжала зубы, и ее желто-зеленые глаза сверкнули совершенно неестественным сиянием. Она взяла початок в руки и повернулась к Николасу. Если отношение к ней Мануэля было вот таким, она готова пройти через это дикое испытание, даже если это убьет ее.
Она намеревалась коснуться своими губами щеки Николаса, но его голова была как раз склонена и повернута в ее сторону, его рот – прямо перед ней. Через несколько секунд все было кончено, и вся аудитория, дико вопя, зааплодировала.
– Ну вот вы и испытали на себе еще один из обычаев этих неординарных португальцев, – холодно сказал Мануэль. – А теперь мы продолжим наше путешествие в Кастело.
Инез! О чем она думала, сидя с ней рядом, такая бледная и скованная, сжимая руками колени? Конечно же она не должна была придать и малейшего значения этому ничего не значившему эпизоду. Но в глубине души Клэр почувствовала, что все было как раз наоборот. Несколько минут, проведенных среди обрабатывавших початки кукурузы селян, в корне изменили всю атмосферу в машине. Мануэль сосредоточил все свое внимание на ведении машины, Николас безмолвно смотрел в боковое стекло, а стиснутые до белизны руки Инез были явным свидетельством ее крайнего напряжения.
Автомобиль спустился с пригорка и остановился у Кастело. Сеньор и сеньора Монтейра были во дворе, и Клэр быстро оставила своих спутников и присоединилась к пожилой супружеской паре, чтобы совершить с ними прогулку вокруг террасы. Сияние дня мгновенно улетучилось, и все это по причине неизлечимой португальской привычки извлекать из любого случая какую-то забаву.
Они сидели за едой в небольшом обеденном зале с широкими окнами, выходившими на балконы с железными решетками. Мануэль был очаровательно изыскан, а подаваемые блюда самого высшего порядка. После того как с едой было покончено, Клэр собиралась пройти вместе с Инез по большой лестнице в комнату, в которой та должна была отдохнуть, и поговорить с ней откровенно о случайном событии, имевшем место в это утро.
Она могла рассмеяться и сказать: «Я бы никогда не попросила Мануэля остановиться, если бы знала немного больше об очистке початков кукурузы от шелухи! Бедный Николас! Ему досталось больше всех!»
На что Инез скорее всего ответит: «Это ровным счетом ничего не значит, Клэр, – просто забава, как объяснил Николас».
И в то же время обе они вряд ли смогут забыть, что он не отвел в сторону свои губы. Клэр было интересно, не собирался ли он доставить этим самым боль Инез, а может быть, просто хотел показать, как легко относился к поцелую. Было бы все-таки гораздо лучше, если бы Николас повернулся к ее губам щекой.
Какая получилась глупость! Клэр бродила в одиночестве, решив не заходить в тень крытого корта, где мужчины играли в теннис, и направилась по усыпанной мелкой ракушкой тропинке к морю. Скверное настроение и возраставшая депрессия сковали ее чувства, доводя до отчаяния. Она спустилась на набережную, нашла уголок, созданный песком и каменными нагромождениями, и присела, с сожалением размышляя о Мануэле, Инез и Николасе.
Возвращаясь обратно, Клэр едва не столкнулась с хозяином замка.
– Где вы были? – резко спросил он. – Мы беспокоились за вас. Что вы здесь делали с самого ленча?
– Отдыхала на пляже.
Граф помолчал, а затем произнес:
– Исчезать подобным образом довольно странно. Почему вы не остались с Инез?
Клэр смахнула пальцами песок со ступни своей босой ноги.
– Предпочла побыть в одиночестве.
– Уединение, если кто-то несчастлив в любви, усугубляет одиночество, не так ли?
У нее не было настроения противоречить ему или спорить с ним.
– Да. Я бы сказала, что это так и есть.
– По крайней мере, вы искренни, – сказал Мануэль жестко. – Николас – счастливый человек, имея столь привлекательную подопечную, которая так благодарна ему за его благосклонность.
– Но, Мануэль, – сказала она в отчаянье, – между мной и Николасом не возникло ничего нового. Мы оставались друзьями все эти многие годы. Я целовала его и раньше... вернее, тогда, когда еще не стала взрослой... и он никогда не будет рассматривать это по-иному. Я абсолютно уверена, что все останется по-старому.
– По-старому? – его рот и глаза были теперь жестокими, а совсем не насмешливыми. – Но мы же видели – или мы, по-вашему, ослепли? – что после вашего милого прикосновения он погрузился в молчание, ел без аппетита, да и в теннис играл с полным безразличием! И что было причиной всего этого, как вы думаете? Мне кажется, сеньорита, что ваше приземление на Святой Катарине не стало счастливым днем по крайней мере для нескольких лиц!
Его слова были как гром среди ясного неба. Она механически продолжала идти с ним рядом, ощущая, что воздух все еще каким-то образом наполняет ее легкие и покидает их. Высокий и прямой, он прошел рядом с ней по главной лужайке в сторону Кастело. Внутри, в холле, они встретили Инез и других.
Мануэль посмотрел куда-то выше головы Клэр, а затем откланялся:
– Извините меня. Мне нужно распорядиться о напитках.
Клэр осталась неподвижной, чувствуя себя подавленной, окруженной туманной стеной горечи и несчастья. В результате в голове возникла совершенно ясная перспектива: пройдет много времени, прежде чем она снова окажется в Кастело де Кастро.
Глава 7
Следующая неделя казалась бесконечной. Занятия прекратились, не было больше совместного чтения романов или поэзии. Инез молча шила и вышивала, и писала множество писем, затворившись в своей спальне, а Клэр проводила время на балконе, тяготясь видом моря и финиковых пальм. Инез преднамеренно старалась как можно реже оставаться с ней наедине.
Боль от их изменившихся взаимоотношений Клэр находила просто невыносимой.
По мере того как текли день за днем, шансы восстановить их прежнюю дружбу становились все более и более проблематичными. Может, все было бы иначе, если бы Николас вдруг не отказался от своей привычки проводить ежедневно один вечерний час в семейном кругу в Каза-Венуста. Он не появлялся целых четыре вечера сряду, пока сеньор Сарменто, несколько встревоженный этим, не послал ему записку в бунгало. На следующий день Николас приехал раньше обычного, до того, как сеньор покинул веранду, и вел себя так, словно куда-то торопился.
– Вы почему пренебрегаете нами, мой сын? – хотел знать старый сеньор. – Мы очень без вас скучали. Вряд ли стоит менять добрые привычки.
– Простите меня. Но так случилось, что все эти дни нам приходилось работать до позднего вечера.
– Это на вашей-то дороге? Но ведь солнце садится рано, а после наступления темноты кто же работает?
– У нас сейчас очень ответственный этап, сеньор.
– Даже если это и так, согласитесь, что все равно необходим отдых. Вы не очень хорошо выглядите, Николас, а эти мои девушки тоже перестают улыбаться, когда вы не появляетесь. Смотрите, как им приятно видеть вас! Сегодня у вас есть возможность загладить вину, оставшись у нас на обед, после чего мы послушаем музыку.
– Мне бы очень хотелось остаться, сеньор, но это невозможно. Граф ожидает меня к обеду в Кастело.
– Очень жаль, – проговорил с досадой сеньор Сарменто. – Тогда, может быть, завтра, мой друг?
– Завтра и послезавтра я буду помогать доктору Гомесу в клинике во время его осмотров. Наши рабочие должны пройти медицинское обследование, и в вечерние часы мы должны будем вместе заполнить их карты.
Старый сеньор остался удовлетворенным этим ответом, но обе женщины вовсе не поверили в эти объяснения. Николас намеревался как можно менее демонстративно прекратить свои регулярные визиты на виллу Сарменто.
Что касается Мануэля, то до них доходили обычные сплетни, которые иногда вспыхивали с новой силой. Жители других вилл рассказывали о том, что он время от времени приглашал их для игры в теннис или на обед. Они с сочувствием говорили о том, что Далена Монтейра, несмотря на ее благородное происхождение и очень милую внешность, не шла ни в какое сравнение с неотразимой блондинкой Франческой Альварес.
Клэр переносила все эти пересуды с удивительным присутствием духа. Она была только одной из многих, кто оказался жертвой очарования и целостности личности Мануэля. Разве можно было бороться с таким несчастьем? Поэтому, перенося его, следовало брать пример с нетерявшей достоинства Инез, которая не расставалась со своей иглой, просматривала журналы и строго следила за своей корреспонденцией.
Но вот настал день, когда Клэр узнала о причине такого усердного обмена письмами. Обе женщины обедали на этот раз вместе с сеньором.
Сеньор сделал два бутерброда для Клэр, один с красным джемом, а другой с белыми кусочками цыпленка. То же самое было сделано для Инез, которая молча и сосредоточенно смотрела в свою тарелку. Тон ее высказываний был неторопливым, но ей не хотелось встречаться глазами с Клэр, которая сидела за столом напротив нее.
– Мы обсуждали многие вещи сегодня утром, таита и я, и пришли к некоторым решениям. Вы помните, что мой брат помолвлен и собирается жениться?
Левая рука Клэр сжалась на коленях.
– Да, конечно, помню.
– Он просил отца определить дату свадьбы, причем как можно скорее. Поначалу мы намеревались лететь в Опорто для участия в церемонии, покинув остров на неделю. Мы, естественно, оставили бы вас здесь, предоставив заботам Энрике и Жозефа. Но по ряду причин мы изменили наши планы. Здоровье таиты значительно улучшилось, и до тех пор, пока он не слишком активен, ему не повредит жить в Португалии. Существует, кроме того, и другая проблема: на кого мой брат оставит дела на то время, пока он и его молодая жена отправятся праздновать... вы называете это медовый месяц. Поэтому мы решили закрыть Каза-Венуста и возвратиться в Опорто навсегда.
Это было потрясение, к которому Клэр совершенно была не подготовлена, и ее мозг отказывался переварить такое множество обстоятельств, которые неожиданно сваливались на ее голову.
– Значит, вам не хочется покидать остров? – спросила Инез ровным голосом.
– Нет... я не поеду в Португалию.
Звук собственного голоса придал Клэр смелости.
– Мне, конечно, хотелось бы посетить вашу страну, но я окажусь там совершенно чужой, к тому же мне необходимо зарабатывать на жизнь, вы знаете.
– Вы будете жить с нами.
– Вы и сеньор очень добры ко мне, но этого может не получиться.
– Вы имеете в виду, – говорила Инез совершенно бесстрастно, – что здесь, на Святой Катарине, у вас есть опекун, который не только говорит на вашем родном языке, но и понимает вас; в Опорто у вас не будет английского друга. Мы принимаем это во внимание и понимаем, что решение может быть принято только вами. Планируем отправиться в конце следующей недели, обычным рейсовым самолетом, а потому у вас есть несколько дней, чтобы все обдумать.
Ленч болезненно медленно подходил к концу. Инез сделала знак слуге, и сеньор, извинившись, поднялся к себе в комнату.
Инез не последовала за ним, как обычно. Она, несколько поколебавшись, остановилась в арке холла ровно настолько, сколько было необходимо для того, чтобы произнести следующую тираду:
– Я не хотела этого касаться в присутствии таиты. Вы и я – не враги, Клэр, и я никогда не буду сожалеть о том, что мы привезли вас на остров. Вы научили меня гораздо большему, чем вы думаете. Я не хотела, чтобы вы думали, что я ревную вас за вашу привязанность к... Николасу. Я бы ничего не хотела лучшего, как оставаться с вами друзьями навсегда, но... вы же не лишены здравого смысла. Существуют вещи... – она уже собиралась уходить, но затем добавила: – Не следует так печалиться. Жизнь постоянно меняется.
Оставшись в одиночестве, Клэр направилась в сад. Инез было двадцать семь, почти двадцать восемь; к этому времени она, вероятно, выработала такие устои в жизни, которые помогают ей преодолевать разочарования и боли сердца. У нее, кажется, существуют неограниченные резервы самоконтроля. Но ее разочарование казалось таким ненужным, такой ужасной потерей.
И вдруг острая мысль пронзила мозг Клэр. Как воспримет Николас известие об отъезде семейства Сарменто с острова? Не долго думая, Клэр направилась по каменистой дороге в сторону города.
Она предположила, что Николас должен был, несомненно, находиться в рабочем лагере в верхней части улицы.
Клэр уже почти дошла до склона, ведущего к набережной, когда откуда-то из-за города раздался глухой рокот, эхо от которого уходило раскатами в глубину моря. Строители начали взрывать скалистые стены узкого прохода на другой стороне центральной улицы. Ей, конечно, могли не разрешить приблизиться к месту расположения рабочего лагеря, чтобы переброситься несколькими словами с Николасом.
Но беспокойство заставило ее поторопиться и пренебречь опасностью.
Улочка, по которой она решила пройти, была перегорожена колючей проволокой от новой дороги, и прямо перед ней возник большой щит с объявлением: «Опасно. Ведутся взрывные работы». На португальском языке это предупреждение совсем не звучало комично. Тем не менее она подлезла под проволоку и осмотрелась.
Этот участок дороги был прямым и лишенным деревьев. Примерно в полумиле отсюда группа мужчин грузила в большой фургон, запряженный мулами, глыбы от скал, разрушенных недавним взрывом. Пыль все еще висела над ними густым облаком. Ближе, почти у края дороги, на свободном пространстве стоял полотняный шатер. Это, несомненно, была переносная контора Николаса, о которой она много раз слышала, но до сих пор ни разу не видела. Она лихорадочно устремилась к нему, страстно надеясь застать его на месте.
Клэр отдернула парусиновый вход.
Николас поднял голову от чертежей, покрывавших его стол, и вскочил на ноги:
– Клэр, моя дорогая девочка, о чем ты думаешь? Это совсем неподходящее место для тебя!
– Я знаю. Но мне нужно срочно переговорить с тобой.
– Разумеется. Так в чем же дело?
Николас выглядел изнуренным от жары и очень уставшим. Было совершенно ясно, что время для разговора было явно неподходящим.
– Николас, ты не мог бы приехать сегодня вечером в Казу? Я встречу тебя около твоего дома в пять тридцать, и мы прогуляемся вместе. И тогда мы сможем переговорить.
– Боюсь, что я буду занят.
– Господи! – в отчаянии она наклонилась вперед, держась руками за деревянную спинку стула. Все намеки на легкость сами собой улетучились, и ее поднятое к нему лицо было униженным и напряженным. – За последнее время ты почему-то всегда занят – никто не может приблизиться к тебе. Но если ты не можешь встретиться со мной сегодня вечером, то тогда ты должен выслушать меня сейчас, сколько бы времени это ни заняло. Николас, Сарменто покидают остров в конце следующей недели, закрывают Казу и увозят с собой всех слуг в Опорто.
Внутри у него что-то явно дрогнуло. Клэр не сомневалась в этом. Но буквально спустя мгновение он уже был в состоянии вернуться к столу, смахнуть пепел с чертежа и усесться, вытянув ноги, положив их, как обычно, друг на друга.
– Это довольно сильный удар по твоим интересам, – сказал он.
– По моим? Меня совсем не волнует, что со мной может случиться после того, как они уедут. Николас, ты такой милый... Я не имею права говорить об этом...
– Вот и не говори, – обрезал он ее. – Половина проблем, которые возникают в мире, создаются благодаря донкихотским вмешательствам людей в дела, которые их не касаются. Инез пригласила тебя поехать с ними?
Клэр кивнула в ответ.
– Но я не могу этого сделать. И она знает почему. Ее английский уже близок к совершенству, и она больше во мне не нуждается. Но это совсем другой вопрос. – Прерывающимся голосом она произнесла: – Инез уезжает, Николас. Вообще это для тебя что-нибудь значит?
Он поднял брови.
– Естественно, кое-что это значит для меня. Во-первых, сеньор Сарменто вполне в состоянии совершить путешествие, и я очень рад за него. А может быть, ты все-таки поедешь с ними как их гость, хотя бы на один месяц?
– Николас! Прекрати, пожалуйста!
Он пожал плечами.
– А чего, собственно, ты от меня хочешь? Я привез тебя сюда, чтобы помочь тебе пережить трудный период одиночества и трудностей. Все это было осуществлено, но ты должна была понять, что твое пребывание в Каза-Венуста может в один день прекратиться. Конечно, я все сделаю ради тебя, что в моих силах. Фактически, если ты сможешь остаться здесь еще на восемь или десять недель, мой контракт будет завершен, и я смогу сам увезти тебя в Англию. Это доставит тебе самую большую радость.
В отчаянии и от избытка чувств она взорвалась:
– Я же сказала тебе, что я ни на йоту не волнуюсь за себя. Разве тебя совсем не волнует тот факт, что Инез уходит из твоей жизни навсегда?
Николас улыбнулся.
– А не кажется ли тебе, что ты устраиваешь мелодраму, моя дорогая? Видишь ли, Клэр, – голос его звучал безразлично, – ты еще слишком молода и придаешь большое значение ординарной дружбе, это обычная ошибка юности. Считаешь, что невозможное можно преодолеть. Жизнь становится гораздо проще, если человек осознает свои собственные пределы и рассчитывает на гораздо меньшее, чем он заслуживает.
– Это пораженческая философия!
– Нет, мой милый дружочек, она основывается на логике – том важном качестве, которым многие женщины пренебрегают. Я не советую тебе подавлять свои интуицию и инстинкты, да ты и не можешь этого делать; к тому же ты гораздо милее с ними, чем была бы без них. Но я намного старше тебя и тоже кое-что пережил. Как это ни может показаться странным, моя маленькая радость, но я совершенно четко знаю, что делаю.
– Но я так хочу, чтобы ты был счастлив, Николас!
Он встал и подошел к ней:
– Ты уже провела здесь на пять минут больше, чем положено, Клэр. Я должен отослать тебя отсюда немедленно.
Все еще крепко держась за спинку стула, она посмотрела на него.
– Когда ты появишься в Казе?
– Как-нибудь на следующей неделе. Извести меня, должен ли я заказать тебе билет в Лондон на рейсовый самолет, это потребует времени. Глядя на это со стороны собственной выгоды, я бы предпочел, чтобы ты осталась на Святой Катарине. Поразмышляй над этим несколько ночей, и мы обговорим с тобой результаты. Я увижу тебя в субботу.
Она кивнула в ответ с полной безнадежностью и направилась к выходу из палатки.