Текст книги "Неоновые Боги (ЛП)"

Автор книги: Кэти Роберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Почему ты не вызвал такси, когда уходил с мероприятия? – Я не собирался озвучивать этот

вопрос, но он все равно оказывается в пространстве между нами.

– Хотела подумать, и я делаю это лучше на ходу. – Она немного сдвигается, когда я намазываю

Неоспорин на худшую из ран.

– Мне было о чем подумать прошлой ночью.

– Глупо.

Она напрягается.

– Это не глупо. К тому времени, когда я поняла, что меня преследуют, меня загнали к реке, а

потом это просто… – Персефона поднимает руку и опускает ее. – Я не могла вернуться. Я не вернусь.

Я должен был бы оставить все как есть, но, похоже, я не могу держать рот на замке в присутствии этой женщины.

– Причинение себе вреда, когда они переходят тебе дорогу, ни черта им не делает. Во всяком

случае, это то, чего они хотят. Ты обращаешься со своим телом, как с врагом; это делает тебя слишком слабой, чтобы бороться с ними.

Персефона тяжело вздыхает.

– Ты ведешь себя так, будто я причиняю себе вред или что-то в этом роде. Да, иногда я

отодвигаю потребности своего тела на второй план из-за стресса или из-за всей той ерунды, которую влечет за собой то, что я одна из дочерей Деметры, но я делаю это не для того, чтобы навредить себе.

Как только я убедился, что мазь на каждом порезе, я снова начинаю обматывать ее ноги бинтами.

– У тебя только одно тело, и ты дерьмовый хозяин..

– Ты принимаешь крошечную травму действительно близко к сердцу.

Может быть, так оно и есть, но то, как она настаивает на преуменьшении опасности, в которой она находилась, раздражает меня до крайности. Это означает, что она делала это раньше, достаточно часто, чтобы об этом едва ли стоило упоминать. Это значит, что она сделает это снова, если ей представится хоть малейший шанс.

– Если тебе нельзя доверять заботу о своем теле, тогда я сделаю это за тебя.

Молчание тянется так долго, что я, наконец, поднимаю глаза и вижу, что она смотрит на меня, ее губы сложены в идеальную букву «О». Она наконец-то встряхивается.

– Я полагаю, это хорошая мысль, но вряд ли она необходима. Я могла бы согласиться на секс

– и с радостью, – но я не соглашалась на то, чтобы ты подписался в качестве самой капризной няни в мире. Ты наверное собираешься кормить меня с ложечки? Она весело смеется. – Не говори глупостей.

Ее отказ раздражает больше, чем имеет на это право. Не потому, что она пытается отказать мне. Нет, за ее притворным весельем скрывается что-то хрупкое. Кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему заботился о Персефоне? Это не мое дело. Я должен встать, выйти из комнаты и оставить ее до тех пор, пока не начнутся необходимые публичные сцены.

Делать что-либо еще – значит навлечь на себя гибель, от которой такой человек, как я, может и не оправиться.

Глава 10Персефона

Когда Аид сказал, что намерен позаботиться обо мне, я ему не поверила. Зачем мне это? Я взрослая женщина и более чем способна позаботиться о себе, что бы он ни думал. Если бы он не был таким невероятно настойчивым, я, возможно, даже смогла бы признать, насколько опасной была ночь, когда мы встретились, для моего здоровья. Я не собиралась игнорировать холод и боль, но к тому времени, когда я поняла, что это проблема, у меня не было другого выбора, кроме как двигаться вперед. Я могла бы даже заверить его, что, хотя я иногда забываю поесть или другие подобные мелочи, у меня нет привычки ставить себя на пути реального вреда.

Но Аид ведет себя напористо, и хотя какая-то часть меня наслаждается этим в некотором роде озадаченно, остальная часть меня не может не оттолкнуться.

Он медленно поднимается на ноги, возвышаясь надо мной, и мое тело напрягается в ожидании. Даже несмотря на раздражающий разговор, мой предыдущий оргазм был… неописуемым. Он заявил, что ему причитается мое удовольствие, и ему потребовалось примерно тридцать секунд, чтобы понять, как завести меня и вывести из себя. Если он может сделать это одними пальцами, что он может сделать с остальной частью своего тела?

Более эгоистично, я хочу прикоснуться к нему и попробовать на вкус. Я хочу залезть под модный черный костюм и увидеть все, что может предложить этот мужчина. Я давно никого так сильно не желала… Я не могу вспомнить, когда. Может быть, Мария, та женщина, с которой я познакомилась в маленьком баре «Дыра в стене» недалеко от верхнего складского района несколько лет назад. Она перевернула мой мир с ног на голову наилучшим из возможных способов, и мы до сих пор иногда переписываемся, хотя наше совместное времяпрепровождение никогда не должно было быть чем-то большим, чем просто интрижка.

Суждено ли мне иметь связи с людьми, с которыми мне суждено быть только короткое время?

Эта мысль угнетает меня, поэтому я отбрасываю ее и тянусь к Аиду. Он ловит мои руки прежде, чем я успеваю прикоснуться к нему, и медленно качает головой.

– Похоже, у тебя сложилось ошибочное впечатление, что ты можешь просто протянуть руку и

взять все, что пожелаешь.

– Нет причин не брать, когда это то, чего мы оба хотим.

Он отпускает мои руки и делает шаг назад.

– Поспи немного. У нас завтра много работы.

Только когда он подходит к двери, я понимаю, что это не блеф.

– Аид, подожди.

Он не поворачивается, но останавливается.

– Да?

Если бы унижение могло убить, я была бы лужицей слизи на полу. Гордость требует, чтобы я позволила ему выйти из этой комнаты и проклинала его имя, пока я наконец не засну. Я не могу держать обиду почти так же хорошо, как Психея или Каллисто, но я не в это раз. Я инстинктивно точно знаю, чего он от меня хочет, и ненавижу это. Да, я определенно ненавижу это.

Я облизываю губы и пытаюсь говорить непринужденным тоном.

– Ты обещал мне второй оргазм, если я буду хорошо себя вести.

– Ты действительно думаешь, что хорошо себя вела, Персефона?

Каждый раз, когда он произносит мое имя, мне кажется, что он проводит грубыми руками по моей обнаженной коже. Я не должна, любить это так сильно, как люблю. Я, конечно, не должна хотеть, чтобы он делал это снова, и снова, и снова. Он все еще не смотрит на меня. Я вздергиваю подбородок.

– Знаешь, я просто достаточно бодра, чтобы испытать оргазм. Полагаю, я могу пообещать,

что завтра буду вести себя наилучшим образом, если ты сделаешь так, чтобы это стоило моего времени сегодня вечером.

Он смеется. Звук немного неровный, почти хриплый, но когда Аид смеется, он поворачивается, чтобы прислониться к двери. По крайней мере, он еще не уходит. Он засовывает руки в карманы, движение, которое должно быть совершенно обыденным, но заставляет меня бороться с тем, чтобы не сжать бедра вместе. Наконец, он говорит:

– Ты даешь обещания, которые не собираешься выполнять.

Я смотрю на него невинными глазами.

– Я уверена, что понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты, маленькая Персефона, просто негодница. – Он издает еще один хриплый смешок. – Эти

придурки в верхнем городе знают об этом?

Я хочу отпустить колкость в ответ, но по какой-то причине этот вопрос заставляет меня задуматься.

– Нет. – Я шокирую себя, честно отвечая. – Они видят то, что хотят видеть.

– Они видят то, что ты хочешь, чтобы они увидели.

Я пожимаю плечами.

– Я полагаю, что это справедливая оценка. – Я не знаю, что в этом человеке такого, что

соблазняет меня подавить солнечную личность – или превратить ее в оружие, – но Аид у меня под кожей. При других обстоятельствах я могла бы быть впечатлена. Он так полон решимости понять меня, в то время как я в равной степени полна решимости не быть понятой. Не в этом смысле. Уязвимость – это приглашение быть урезанным и разобранным по частям. Я узнала это на собственном горьком опыте в первый год, когда моя мать стала Деметрой. Единственные люди, которым я могу по-настоящему доверять, – это мои сестры. Все остальные либо хотят чего-то от меня, либо хотят использовать меня для достижения своих собственных целей. Это утомительно, и гораздо проще не давать им вообще ничего.

Очевидно, с Аидом это не вариант.

Он пристально наблюдает за мной, как будто может вытянуть мысли прямо из моей головы, как теплую ириску.

– Я не жду совершенства.

Это заставляет меня издать собственный скрипучий смешок.

– Мог бы одурачить меня. Ты хочешь совершенного послушания.

– Не совсем. – Теперь его очередь пожимать плечами. – В эту игру можно играть по-разному. В

одной сцене большинство вещей оговаривается заранее. Эта ситуация бесконечно сложнее. Поэтому я спрошу тебя еще раз – чего ты хочешь? Совершенство явно раздражает. Ты хочешь, чтобы я заставил тебя повиноваться? Позволить тебе свободу и наказать тебя, когда ты переступишь черту? – Его темные глаза – это ад, который только и ждет, чтобы сжечь меня. – Что тебе будет труднее всего, Персефона?

У меня перехватывает дыхание в груди.

– Я хочу плохо себя вести. – Я не хотела этого говорить. Я действительно не знаю. Но Аид

предлагает мне все, что мне нужно? Это опьяняет сильнее, чем любой алкоголь, который я пробовала. Он предлагает странное партнерство, о котором я и не подозревала, что хочу. Он мог бы доминировать. Я могла бы подчиниться. Но баланс сил поразительно равен.

Я не знала, что это может быть так.

– Вот оно что. – Он говорит это так, как будто я открыла что-то глубокое этими четырьмя

маленькими словами. Аид крадется обратно к кровати, и если раньше он был небрежно доминирующим, то теперь он чувствует себя подавляющим. Я медленно опускаюсь на матрас, не в силах отвести от него глаз. Он щелкает пальцами.

– Платье. Сними его.

Мои руки тянутся к подолу, прежде чем мой мозг догоняет.

– А что, если я не захочу?

– Тогда я уйду. – Он снова поднимает свою проклятую бровь. – Конечно, это твой выбор, но мы

оба знаем, чего ты на самом деле хочешь. Сними платье. Затем ляг на спину и раздвинь ноги.

Он загнал меня в угол, и я даже не могу притворяться, что это не так. Я свирепо смотрю, но в лучшем случае чувствую себя неуверенно, когда предвкушение лижет мою кожу. Я не трачу время на то, чтобы дразнить его; я просто срываю платье и отбрасываю его в сторону.

Аид следит за движением ткани, от него исходит неодобрение.

– В следующий раз ты сложишь его, или я заставлю тебя ползать по полу в наказание.

Шок. Гнев. Чистая похоть.

Я откидываюсь на локти и свирепо смотрю.

– Ты можешь попробовать.

– Маленькая Персефона. – Он медленно качает головой, когда я раздвигаю ноги. – Ты

даже не знаешь, чего ты жаждешь, не так ли? Все в порядке. Я тебе покажу.

Я должна отпустить это. Я действительно должна. Но по какой-то причине я не могу держать себя в руках в присутствии Аида.

– Пожалуйста. Я знаю, что мне нравится.

– Докажи.

Я моргаю.

– Прошу прощения?

Он небрежно машет рукой, как будто не пожирает мою киску взглядом.

– Покажи мне. Ты так отчаянно хочешь оргазма? Довели себя до него.

Теперь мой взгляд почти не играет.

– Это не то, чего я хочу.

– Да, верно. – Он забирается на кровать, чтобы встать на колени между моими раздвинутыми

бедрами.

Аид не прикасается ко мне, но мне кажется, что он вытатуировал свою собственность на каждой части моего тела. Его очевидное желание меня усиливает мою потребность.

Я собираюсь это сделать. Я собираюсь просунуть руку между бедер и погладить свой клитор, пока не развалюсь перед ним на части. С тем, как я сейчас возбуждена, это вообще не займет много времени. И я…Я действительно хочу это сделать, черт бы его побрал. Но я не могу просто сдаться. Это не заложено в моей генетике. Я облизываю губы.

– Я предлагаю сделку.

Его бровь снова поднимается, но он только говорит: – Я слушаю.

– Я бы очень хотела… – Я не знаю, как сказать это, не умирая от смущения, поэтому я просто

бросаюсь вперед.

– Я хочу, чтобы ты кончил, когда я кончу.

Когда он продолжает наблюдать за мной, ожидая, я заставляю себя продолжать. – Если я доведу себя до оргазма…Я бы очень, очень хотела, чтобы ты тоже довел себя до оргазма.

Он долго смотрит на меня, как будто ждет, что я передумаю. Я могла бы сказать ему, что в этом нет абсолютно никакой опасности, что он, кажется, осознает несколько секунд спустя.

Руки Аида двигаются так, словно он ничего не может с собой поделать, ложась на мои бедра и слегка поглаживая меня. – Возможно, сегодня вечером ты добьешься своего, но не привыкай этого ожидать.

Я одариваю его солнечной улыбкой, от которой у него дергается мышца на щеке.

– Будь моя воля, ты бы уже был во мне.

– Мммм. – Он качает головой. – Ты неисправима.

– Красивые слова. – Я больше не могу сопротивляться. Я провожу рукой по животу и раздвигаю

свою киску. Я растягиваю момент, потому что мне нравится, как его руки сжимаются на моих бедрах, как будто он борется с собой, чтобы не прикасаться ко мне больше. Этот человек обладает контролем, обернутым вокруг него, как цепи. Интересно, что нужно сделать, чтобы эти путы лопнули. Что произойдет, когда это случится?

Я использую средний палец, чтобы провести влагой вверх и вокруг клитора, и Аид фыркает.

– Дерзко.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. – Даже когда я двигаюсь намеренно медленно, намеренно

легко, удовольствие пронизывает меня. У меня возникает граничащая с истерикой мысль, что я могла бы кончить просто от силы его взгляда на мое тело. Я снова обвожу свой клитор.

– Аид, пожалуйста.

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. – Он отпускает меня, убирая пальцы с моих

бедер так медленно, что становится очевидно, что он не хочет прекращать прикасаться ко мне. Я тоже не хочу, чтобы он останавливался, но конечный результат стоит временного отступления. Он тянется к своим брюкам спереди. Я задерживаю дыхание, когда он вытаскивает свой член. Он… Вау. Он идеален. Большой и толстый, и мое тело сжимается от потребности ощутить его внутри себя. Аид наносит себе грубое движение.

– Не останавливайся.

Я понимаю, что замедлила свои движения до полной остановки, и снова набираю темп. Я не могу оторвать глаз от его члена, когда он ласкает себя.

– Ты прекрасен.

Он издает один из тех отрывистых смешков, которых я уже начинаю жаждать.

– Ты опьянена похотью.

– Может быть. Это не делает это менее правдивым. – Я прикусываю нижнюю губу. -

Прикоснуться ко мне? Пожалуйста? – Когда он не отвечает сразу, я продолжаю. – Пожалуйста, Аид. Пожалуйста, сэр.

Аид ругается и отталкивает мою руку от клитора.

– Ты дерьмо для моего самоконтроля.

– Прости, – бормочу я, пытаясь выглядеть виноватой. – Нет, это не так. Не двигайся, или это

закончится.

– Не буду. Обещаю.

Я смотрю вниз на свое тело, когда Аид обхватывает свой член кулаком и наклоняет его вниз, чтобы провести тупой головкой по моему клитору. Это кажется грязным и немного неправильным, и я никогда не хочу, чтобы это прекращалось. Боги, как это может быть горячее, чем тот секс, который у меня был? Это только потому, что это он? У меня нет ответа. Не сейчас. Может быть, никогда.

Он немного подождал, а затем снова погладил меня, обводя мой клитор так же, как я делала это пальцами раньше. Я задерживаю дыхание, желая, чтобы он сделал больше. Как будто Аид вытягивает эту мысль прямо из моей головы, потому что он опускает свой член вниз, увлажняя себя моим желанием. Злобный. Это так за гранью зла.

У меня на кончике языка вертится мысль умолять его трахнуть меня сейчас, но я сдерживаюсь. Независимо от того, насколько безумной делает меня удовольствие, я все еще достаточно осознаю, чтобы знать, что сегодня вечером я довела его до предела. Если я попытаюсь добиться большего, есть все шансы, что он оттолкнет меня. Что он остановит декадентское движение своего члена по моим складкам. Вниз, а затем вверх, чтобы обвести мой клитор, а затем снова вниз.

Он напрягается, прижимаясь к моему входу, но у меня нет возможности отбросить осторожность, прежде чем он заговорит.

– Руки над головой.

Я не колеблюсь. Он не оставит меня в подвешенном состоянии сегодня вечером. Несмотря на то, что он, кажется, думает, я способна повиноваться, когда меня правильно мотивируют. Взгляд, который он бросает на меня, говорит о том, что он заметил, как быстро я перестаю спорить теперь, когда я получаю то, что хочу. Он двигается вперед, чтобы сильно прижать мое тело к матрасу, его тяжелый вес прижимает меня к месту. А затем он двигает бедрами, и вся длина его члена внезапно трется о мой клитор с каждым медленным толчком.

Так осторожен. Он так чертовски осторожен со мной, даже сейчас. Удерживая меня, но следя за тем, чтобы его вес не выбил воздух из моих легких. Я могла бы сказать ему, что это безнадежное дело – удовольствие уже сделало это со мной. Я выдыхаю с каждым выдохом, изо всех сил стараясь не двигаться, подчиняться, не делать ничего, что могло бы заставить его остановиться.

Его медленные движения заставляют его одежду скользить по моей обнаженной коже. В этот момент я бы отдала свое правое легкое, чтобы он был таким же голым, как я.

Я жду, что он поцелует меня, но он целует меня в челюсть, чтобы прикусить мочку уха.

– Видишь, как приятно повиноваться, маленькая Персефона? – Еще одно долгое

прикосновение его длины к моему клитору. – Сделай, как я прошу завтра, и я позволю тебе взять мой член.

Мои мысли разбегаются, разлетаясь в тысяче разных направлений.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Он чуть-чуть ускоряет ритм.

Мои пальцы на ногах поджимаются, и я не могу не выгнуться ему навстречу. Аид подхватывает меня одной рукой под бедро и растягивает вверх и дальше. Малейшее движение, и он будет внутри меня. Я так отчаянно хочу этого, что мне грозит опасность умолять.

Мое тело не дает мне такой возможности. Я испытываю сильный оргазм, каждая мышца сжимается, а пальцы ног скручиваются. Аид продолжает двигаться, вытягивая его, а затем он дергается назад и остановливается на моем животе. Я ошеломленно смотрю на жидкость, оставляющую следы на моей коже, и у меня возникает абсурдное желание провести по ней пальцами.

Пока я все еще прихожу в себя, Аид поправляет свою одежду и садится на пятки. То, как он смотрит на меня… У нас еще даже не было секса, а этот мужчина смотрит на меня так, словно хочет удержать. Этого должно быть достаточно, чтобы заставить меня бежать, но я не могу набраться сил, чтобы беспокоиться. У нас есть наша сделка. Я не знаю, почему я так уверена, но я знаю, что Аид не нарушит своего слова. В конце концов, он позаботится о том, чтобы я выбралась с Олимпа невредимой.

– Не двигайся. – Он встает с кровати и идет в ванную. Через несколько секунд он возвращается

с влажной салфеткой. Я протягиваю руку, чтобы взять ее, но он качает головой. – Лежи спокойно.

Я смотрю, как он вытирает меня. Это должно меня беспокоить… Не так ли? Я не уверена, не тогда, когда я все еще на седьмом небе от оргазма. Аид откладывает ткань в сторону и устраивается у моего изголовья. – Иди сюда.

И снова часть меня протестует, что я должна упереться пятками, но я уже двигаюсь к нему и позволяю ему усадить меня к себе на колени. И все же я не могу молчать.

– Я не большая любительница обниматься.

– Дело не в объятиях. – Он проводит рукой по моей спине и кладет мою голову себе на плечо.

Я жду, но он, кажется, не слишком мотивирован продолжать разговор. У меня вырывается легкий смешок.

– В любом случае, не думай, что тебе нужно вдаваться в подробности. Я просто посижу здесь в

приятном замешательстве все это время.

– Для человека с твоей репутацией у тебя довольно красноречивый язык. – Он не кажется

раздраженным этим фактом. Нет, если я не ошибаюсь, он определенно развеселился.

Я вздыхаю и расслабляюсь рядом с ним. Он, очевидно, не отпустит меня, пока не закончит с чем бы то ни было, что не является объятиями, и держать себя в напряжении на протяжении всего этого слишком утомительно. К тому же …это довольно приятно вот так лежать. Только на некоторое время.

– Я не знаю, почему ты так удивлен. Ты уже признал, что используешь свою репутацию в

качестве оружия. Неужели так странно думать, что я могла бы сделать то же самое?

– Почему ты остановилась на солнечности?

Ни одна из твоих других сестер не сделала такого же выбора.

При этих словах я немного откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него, приподняв брови.

– Аид…похоже, ты много знаешь о нас. Ты должно быть следишь за сайтами сплетен.

Он не выглядит даже отдаленно сожалеющим.

– Ты была бы удивлена информацией, которую кто-то может извлечь из них, если они будут

читать между строк и иметь немного инсайдерской точки зрения

Я не могу с этим спорить. Я чувствую то же самое. С легким смешком я снова расслабляюсь рядом с ним.

– Эвридика не играет никакой роли, не совсем. Она действительно невинная мечтательница,

вот как она оказалась с этим придурком-парнем.

Смешок Аида грохочет в его груди.

– Ты не одобряешь Орфея.

– Ты бы одобрил, если бы у него были отношения с кем-то, кто тебе небезразличен? Он

принимает троп голодающего художника до абсурдной степени, особенно учитывая, что он ребенок из трастового фонда, как и все мы. Сейчас он может думать, что Эвридика – его муза, но что произойдет, когда она ему наскучит и он начнет искать вдохновения за пределами их отношений? – Я точно знаю, что произойдет. Эвридика будет раздавлена. Это действительно может сломать ее. Мы оберегали нашу младшую сестру настолько, насколько это возможно для человека, когда он находится на расстоянии одного места от Тринадцати. Мысль о том, что Эвридика потеряет свою невинность… Это больно. Я не хочу этого для нее.

– А другие твои сестры?

Я пожимаю плечами, насколько могу.

– Психея предпочитает «летать» незаметно. Она никогда не дает им знать, о чем она думает, и

иногда кажется, что весь Олимп любит ее за это. Она в некотором роде законодатель моды, но она заставляет это выглядеть легко, как будто она не утруждает себя попытками. – Хотя иногда я ловлю пустой взгляд в ее глазах, когда она думает, что никто не смотрит. У нее никогда не было такого взгляда до того, как мама стала Деметрой.

Я прочищаю горло.

– Каллисто не играет никакой роли. Она действительно такая свирепая, какой кажется. Она

ненавидит Тринадцать, ненавидит Олимп, ненавидит всех, кроме нас. – Я снова и снова задаюсь вопросом, почему она не ушла. Она единственная из нас, у кого есть доступ к ее трастовому фонду, и вместо того, чтобы использовать его для создания спасательного люка, она, похоже, только глубже погрузилась в свою ненависть.

Аид медленно накручивает прядь моих волос на палец.

– А ты?

– Кто-то должен поддерживать мир. Это была моя роль в нашей маленькой семейной ячейке

еще до того, как мы поднялись по социальной и политической лестнице на Олимпе, поэтому было естественно расширить ее. Я улаживаю дела, строю планы и приглашаю всех на борт. Это не должно было длиться вечно. Только до тех пор, пока я не смогу вывести отсюда свой корабль.

Я никогда не могла предвидеть, что ношение маски милой, послушной дочери может быть тем самым, что навсегда запрет меня здесь.

Глава 11Аид

Требуется больше решимости, чем я ожидаю, чтобы покинуть постель Персефоны после того, как она заснет. Мне так приятно держать ее в своих объятиях. Слишком хорошо. Это все равно что проснуться и обнаружить, что счастливый сон все это время был реальным, и эта фантазия – единственное, чего я не могу допустить. Это, в конечном счете, и толкает меня поцеловать ее в висок и уйти.

Усталость давит на меня, но я не смогу отдохнуть до того, как совершу свой ночной обход. Это принуждение, которому я поддавался слишком много раз, и сегодняшний вечер не исключение. Хотя я стал лучше, чем был раньше. В какой-то момент я не мог закрыть глаза, прежде чем не проверил каждую дверь и окно в этом доме. Теперь это только двери и окна первого этажа, заканчивающиеся остановкой в нашем центре безопасности. Мои люди никогда не комментируют, что я проверяю их работу, и я это ценю. Дело не столько в их возможностях, сколько в страхе, который лижет мне пятки, когда я теряю бдительность.

Я не ожидал, что присутствие Персефоны в доме ухудшит мое самочувствие. Я обещал ей свою защиту, дал слово, что здесь она будет в безопасности. Угрозы Тринадцати может быть достаточно, чтобы сдержать Зевса, но если он решит, что стоит рискнуть и предпринять атаку, которую, возможно, не отследят…

Неужели он действительно подожжет это место, зная, что Персефона внутри?

Я знаю ответ еще до того, как эта мысль появилась у меня в голове. Конечно, он бы так и сделал. Пока нет, нет, не тогда, когда он все еще думает, что у него есть шанс вернуть ее. Но безрассудство его людей, преследующих ее на таком расстоянии, доказывает, что если он когда-нибудь решит, что она вне его досягаемости, он без колебаний нанесет удар. Лучше бы она умерла, чем принадлежала кому-то другому, особенно мне.

Это то, что мне нужно сказать ей, но последнее, чего я хочу, – это возобновить страх, который я увидел в ее глазах в первую ночь. Она чувствует себя здесь в безопасности, и я хочу быть чертовски уверен, что не предам доверие, которое она мне оказала. Мое колебание рассказать ей все в подробностях говорит мне больше, чем ей, и мне нужно исправить это завтра, независимо от того, как мало мне нравится эта идея.

В тот момент, когда я вхожу в свою спальню, я знаю, что я не один. Я двигаюсь к пистолету, который держу в магнитном сейфе, спрятанном под боковым столиком, но делаю только один шаг, когда из темноты раздается женский голос.

– Удиви друга и чуть не получи пулю в придачу. Тц, тц.

Часть напряжения покидает меня, усталость поднимается вслед за ней. Я хмуро вглядываюсь в темноту.

– Что ты здесь делаешь, Гермес?

Она вальсирует из моего шкафа, один из моих самых дорогих галстуков обернут вокруг ее руки, и одаривает меня яркой улыбкой.

– Я хотела тебя увидеть.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Больше похоже, что ты вернулась за остатками моего винного погреба.

– Ну, конечно, и это тоже. – Она отходит в сторону, когда я захожу в свой шкаф и снимаю куртку.

Гермес прислоняется к дверному косяку. – Знаешь, когда ты запираешь все свои окна и двери, это посылает твоим друзьям особое послание. Как будто тебе не нужна компания.

– У меня нет друзей.

– Да, да, ты одинокая гора одиночества.

Она отмахивается.

Я вешаю куртку на место и сбрасываю туфли. – Это не значит, что это удерживает тебя.

– Это достаточно верно. – Она смеется, звук обманчиво громкий, учитывая, какая она маленькая. Этот смех – одна из причин, по которой я не пытался повысить свою безопасность.

Как бы ни раздражали меня выходки ее и Диониса, дом кажется менее большим и угрожающим, когда они рядом.

Она хмуро смотрит на меня и указывает на мою рубашку и брюки.

– Ты не продолжишь стриптиз-шоу?

Я мог бы терпеть ее присутствие здесь, но у нас и близко нет уровня доверия, необходимого для того, чтобы я полностью разделся перед ней. Я никому так сильно не доверяю, но вместо того, чтобы сказать об этом, я сохраняю осторожный легкий тон.

– Это стриптиз-шоу, если тебя не пригласили?

Она усмехается.

– Не знаю, но, тем не менее, мне бы это понравилось:

Я качаю головой.

– Почему ты здесь?

– Ой. Это. Долг зовет. – Она закатывает глаза. – У меня есть официальное сообщение от

Деметры.

Мать Персефоны. Есть один элемент этого дерьмового шоу, который Персефона

на самом деле не затронула, и это то, как ее мать решила подтолкнуть ее к браку с опасным мужчиной исключительно ради амбиций, не поговорив с ней об этом. У меня много мыслей по этому поводу, и ни одна из них не добрая.

Я засовываю руки в карманы.

– Хорошо, давай послушаем, что она хочет сказать.

Гермес выпрямляется и поднимает подбородок. Несмотря на целый ряд различий, у меня внезапно сложилось впечатление о Деметре. Когда Гермес говорит, появляется голос Деметры. Мимика Гермеса – часть того, как она стала Гермесом, и она, как всегда, совершенна.

– Я не знаю, какую обиду ты лелеешь против Зевса и остальных Тринадцати, и, честно говоря,

мне все равно. Освободи мою дочь. Если ты причинишь ей вред или откажетешься вернуть ее, я отключу все ресурсы, находящиеся под моим контролем, в нижнем городе.

Я вздыхаю.

– Это не больше, чем я ожидал. Однако жестокость почти за пределами понимания. Она хочет,

чтобы ее дочь подыграла, поэтому она твердо намерена затащить Персефону обратно в верхний город – и к алтарю. И она наступит на моих людей, чтобы убедиться, что это произойдет.

Гермес расслабляется и пожимает плечами. -

– Ты же знаешь, какие они, эти Тринадцать.

– Ты являешься членом Тринадцати.

– Как и ты. И, кроме того, я странная. Она морщит нос. – Также милая и привлекательный, и не

жаждущая определенного уровня безумия власти.

Я не могу с этим спорить. Гермес, похоже, никогда не играет в те игры, в которые играют другие. Даже Дионис сосредоточен на расширении своего маленького уголка карты власти Олимпа. Гермес просто… порхает вокруг.

– Тогда зачем занимать эту должность?

Она смеется и хлопает меня по плечу.

– Может быть, это просто потому, что мне нравится подшучивать над влиятельными людьми,

которые воспринимают себя слишком серьезно. Знаешь кого-нибудь, кто подходит по всем статьям?

– Очаровательно.

– Да, это так, – всхлипывает она. – Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты сейчас выводишь из

себя многих людей, и у меня такое чувство, что ты намерен вывести из себя еще больше, прежде чем все это закончится.

Она не ошибается, но мне все равно приходится сдерживать рычание.

– Все так быстро забывают, что Персефона убежала от них, потому что не хотела, чтобы Зевс и

Деметра заключили брак.

– О, я знаю. И, без лжи, это заставляет меня немного любить ее. – Она держит указательный и

большой пальцы на расстоянии доли дюйма друг от друга. – Но это ничего не изменит. Зевс размахивает своим гигантским членом, и все стараются дать ему все, что он хочет.

Я игнорирую это. – Для кого-то, кто так увлечен добрым образом матери-земли, Деметра быстро кладет своих дочерей на плаху.

– Она действительно любит своих девочек. – Гермес пожимает плечами. – Ты не знаешь, как

там, снаружи. На этой стороне реки ты король, и ты сделал действительно хорошее дело для своего народа. Они не тратят впустую усилия и ресурсы, воссоздавая блеск и гламур верхнего города, и они не вонзают друг другу в спину кинжалы, инкрустированные бриллиантами. – При моем взгляде она быстро кивает. – Это случилось. Ты должен помнить ту битву между Кратосом и Аресом. Этот ублюдок просто подошел к нему посреди вечеринки, выхватил кинжал и… – Она делает колющие движения. – Если бы Аполлон не вмешался, было бы прямое убийство, а не просто нападение со смертельным оружием.

– Я уверен, что, должно быть, пропустил ту часть отчета, где Арес был арестован по указанным

обвинениям.

Она пожимает плечами.

– Ты знаешь, как это бывает. Кратос не входит в число Тринадцати, и он скупился на прибыль