Текст книги "Благородное сердце"
Автор книги: Кэт Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Кэт Мартин
Благородное сердце
Моей матери, недавно ушедшей, в благодарность за все годы любви и поддержки.
Мне не хватает тебя, мама.
Глава 1
Англия, 1842 год
Весна еще не наступила – сельские дороги тонули в грязи или еще не совсем оттаяли. Бледное солнце изредка проглядывало сквозь облака, блеснув на мгновение и снова пропадая.
Лейф плотнее закутался в тонкое одеяло. Он не представлял себе, где находится, знал лишь, что его везут по холмистой сельской местности, мимо деревушек вдоль неровной дороги, огороженной низкими каменными стенами. В этой стране он находился больше четырех лун, хотя, возможно, он и утратил точное чувство времени. Доподлинно было известно лишь то, что его судно разбилось о скалистый берег где-то к северу отсюда, унеся в водную пучину его девятерых спутников.
Пастух нашел его лежащим в ледяном прибое, взял к себе и выхаживал во время болезни. Лейф едва вернулся к жизни, когда появились торговцы, заплатили пастуху несколько серебряных монет и унесли Лейфа.
Они хотели заполучить его, потому что он выглядел иначе, чем люди в этой стране. Он не мог говорить на их языке, не понимал ни слова из того, что они говорили, и это, кажется, веселило их и как-то повышало его стоимость. Лейф был выше большинства их мужчин по крайней мере дюймов на пять, а тело его было гораздо мускулистее. Хотя некоторые мужчины и были блондинами, как и он, никто из них не носил такой широкой и длинной бороды, как у него. Да и волосы у них были коротко подстрижены, у Лейфа же они были ниже плеч.
Лейф был еще слаб, у него не было сил защищаться, его подняли на телегу и увезли от хижины пастуха. Когда он немного окреп, его начали побаиваться и заковали в тяжелые железные оковы. В клетке меньше человеческого роста он вынужден был свернуться на соломе, словно животное.
Он был пленником в этой враждебной стране, его показывали жителям как диковинку. Он знал, что люди платили за возможность взглянуть на него. Толстый человек со шрамом на лице, приносивший ему еду, собирал монеты у тех, кто толпился вокруг клетки Лейфа. Этот человек, его называли Снивли, бил и толкал его, приводя в ярость, что приходилось по вкусу толпе, платившей за то, чтобы развлечься жестоким зрелищем.
Лейф ненавидел этого человека. Он ненавидел их всех.
В своей стране он был свободен и занимал высокое положение. Отец умолял его не покидать безопасные домашние стены, но Лейфом двигало желание повидать мир за пределами своего острова. Теперь он ежедневно молил богов помочь ему бежать, дать ему силы дотерпеть до момента, когда это случится, иначе он лишится рассудка.
Глава 2
Лондон, Англия, 1842 год
– Девочка, тебе пора исполнить свой долг!
Узловатая, испещренная жилками рука графа Хэмптона с грохотом опустилась на стол.
Криста вздрогнула.
– Мой долг? Неужели мой долг состоит в том, чтобы выйти замуж за человека, которого я терпеть не могу?
Они сидели на узком диванчике в библиотеке особняка герцога Мэнсфилда. Из бального зала наверху до них доносились звуки музыки.
– Чем плох лорд Альберт? – Высокий седоволосый мужчина, ее дед, внимательно смотрел на нее светло-голубыми глазами. – Он молод и недурен собой, второй сын маркиза Линдорфа, член одного из самых известных семейств Англии.
– Лорд Альберт мне неприятен. Он ханжа и думает только о себе. А тщеславия в нем больше, чем ума.
Морщинистое лицо деда обрело суровое выражение.
– Криста, найдется ли во всем Лондоне мужчина, который тебе понравился бы? Я начинаю думать, что такого вообще не существует. Ты обязана родить мне правнука, а время уходит!
– Дедушка, я знаю, в чем состоит мой долг. Мне довольно часто об этом напоминали.
При отсутствии прямых наследников по мужской линии по специальному указу покойного короля титул Хэмптона можно было передать по женской линии первому наследнику мужского пола.
– Я не против брака. Просто…
– Просто ты слишком занята своей газетой. – Он произнес это слово с такой горячностью, что лицо его побагровело. – Твой отец потакал глупому стремлению твоей матери непременно работать, как это делают простолюдины, а теперь он потакает и тебе. Ни одна порядочная женщина из общества не работает. И не общается с низшими сословиями, как ты, чтобы издавать этот нелепый журнал.
– В газете «От сердца к сердцу» нет ничего нелепого. Наши статьи носят воспитательный и информационный характер, и я очень горжусь тем, что мы делаем.
Он фыркнул.
– Оставь газету, тебе пора подумать о будущем, ведь ты – мой единственный потомок. Роди мне наследника. Он так мне нужен!
– Дедушка, я хочу иметь мужа и семью, но я отказываюсь выходить замуж за человека, подобного лорду Альберту. Я уверена, что со временем встречу того, кто мне нужен.
А может быть, уже встретила, подумала она. На прошлой неделе ее познакомили с другом отца Мэтью Карлтоном. Мэтью был адъюнкт-профессором и вторым сыном графа Лисмора – как раз таким человеком, за которого родственники с удовольствием выдали бы Кристу, да и Мэтью явно выказал романтический интерес.
Только она не отваживалась упоминать об этом обстоятельстве деду, опасаясь, что тот начнет оказывать давление на нее, а может быть, даже на Мэтью.
Граф посмотрел ей в глаза:
– Я не хочу, чтобы ты была несчастлива. Ты ведь это понимаешь, да?
– Я знаю, дедушка. Со временем все обязательно так и будет.
– Время, – с усмешкой проговорил он. – Этого-то у такого старика, как я, и нет.
Она взяла его тонкую руку и поцеловала в синюю жилочку.
Лейф откинулся на прутья клетки. Не будь он заперт, его привели бы в восторг достопримечательности этого нового и чужого мира, но он оставался пленником, которого держали взаперти и с которым обращались как с животным.
С того момента как Лейфа взяли в плен, над ним смеялись, глумились, в него бросали камнями. Люди считали его дикарем. Лейф видел, как некоторые женщины плакали, сочувствуя его страданиям. Ему была не нужна их жалость, но она наводила на мысль, что не все люди в этой стране похожи на тех, кто украл у него свободу, что, возможно, однажды появится кто-то, кто пожелает ему помочь.
Он молча помолился богам, как делал это каждый день, отходя ко сну.
Сегодня небо было ясным, полная луна ярко освещала лондонские улицы. Откинувшись на бархатное сиденье кареты, Криста прислушивалась к стуку подков, радуясь тому, что вечер завершился.
– Господи, как же я не выношу все эти светские приемы, а дед так хочет, чтобы я на них присутствовала.
С того момента, как состоялся разговор в библиотеке герцога Мэнсфилда, прошло почти два месяца. Криста послушно посещала каждый светский раут, на который получала приглашение. Сейчас она направлялась домой после музыкального вечера маркиза Камдена.
Дед хотел, чтобы она нашла мужа. Ее долг сделать это.
Она подумала о Мэтью Карлтоне, о том, как он ходил за ней по пятам последние несколько недель, и решила, что усилия ее не пропали даром.
В карете раздался сонный шепот:
– По-моему, вечер был изумительный. – Рядом с Кристой откинулась на подушки темного бархата Корали Уитмор – лучшая подруга со времен учебы в колледже. – Не будь у меня завтра столько дел, я танцевала бы до рассвета.
В отличие от Кристы, очень высокой полногрудой блондинки, Корали была невысокая, с волосами цвета темной меди и светло-карими глазами. Она любила танцы и приемы. Но работа в еженедельной газете «От сердца к сердцу», принадлежащая Кристе и ее отцу, была для нее, как и для Кристы, делом особой важности, ради которого она готова была покинуть один из самых модных лондонских балов сразу после полуночи.
Хотя казалось, что это было очень давно, прошло всего шесть лет с тех пор, как мать Кристы, Маргарет Чапмен Харт, пошла наперекор нравам света, указывавшим женщине ее место в обществе, и основала газету. Три года спустя она заболела и умерла, оставив потрясенную Кристу и убитого горем мужа.
Кристе только исполнилось восемнадцать, когда она стояла на церковном дворе у могилы матери, а отец тихо плакал рядом. Зная, насколько важна была газета для матери, Криста взяла на себя руководство ее изданием и вскоре увидела в этом свое предназначение. Она вознамерилась превратить «От сердца к сердцу» в успешное издание и решила сделать все возможное ради достижения этой цели.
Из противоположного угла кареты послышалось похрапывание отца. Сэр Пакстон Харт был профессором истории, возведенным королевой в рыцарское достоинство за вклад в изучение редких языков. Он был специалистом по древнеисландскому языку древних жителей Скандинавии. Специальностью профессора были верования викингов, после смерти жены он полностью погрузился в работу.
– Мне кажется, отцу понравился вечер, – заметила Криста, рассматривая, как тот дремлет на сиденье, неудобно опершись головой о ребро подушки.
Это был высокий худощавый мужчина с прямым, слегка удлиненным носом и каштановыми волосами с проседью.
– Твой отец получает гораздо больше удовольствия от научной работы.
Криста поерзала, стараясь не обращать внимания на ребра корсета, которые впивались в талию под бледно-зеленым бальным платьем из тафты.
– Отец вообще не поехал бы на бал, если бы они с дедом так настойчиво не искали мне мужа.
– Как я понимаю, последний кандидат в мужья – Мэтью Карлтон, – шутливо заметила Кори. – Сегодня вечером ты танцевала с ним по меньшей мере три раза. Очевидно, он попросил у твоего отца разрешения ухаживать за тобой.
Со времени первой встречи около месяца назад Мэтью все больше интересовался Кристой. На прошлой неделе он разговаривал с ее отцом. Мэтью прекрасно подходил, по мнению ее родственников, на роль будущего мужа. Кроме того, он нравился Кристе, ей льстил его интерес. И все же требовалось время, чтобы узнать его. Она сказала себе, что позволить мужчине ухаживать за собой и вступить с ним в брак – не одно и то же.
– Знаешь, все могло оказаться гораздо хуже, – заметила Кори.
Карета ехала сквозь темноту, внутренние фонари освещали ее мягким желтым светом.
– В конце концов, он симпатичный, умный и…
– Высокий? – перебила Криста, подняв золотистую бровь.
Кори расхохоталась:
– Я не это хотела сказать. Но… что правда, то правда – мужчины не любят жениться на девушках ростом выше себя. Я хотела сказать, что он еще и сын графа.
Положение в обществе не имело для Кристы особого значения. Это Кори получала удовольствие от круговорота светских развлечений. Она была дочерью виконта, леди от головы до пят, любила красивую одежду, посещала оперу и театральные представления.
Единственное, что Кори нравилось больше, была журналистика, поэтому, занявшись газетой, Криста убедила подругу поступить к ней на работу и писать на темы по своему усмотрению. Кори не обратила внимания на протесты родственников и сейчас отвечала за женский раздел, занимавший большую часть издания.
Карета свернула на длинную аллею, посыпанную гравием, и остановилась перед домом Кори – изящным трехэтажным каменным особняком на Гросвенор-сквер.
– Увидимся завтра в редакции, – сказала она, когда лакей помог ей спуститься по железной лестнице. – И не забудь: в воскресенье ты обещала пойти со мной в цирк.
– Я не забуду.
Кори хотела написать статью о цирке Леопольда для женского раздела газеты и попросила Кристу сходить с ней на воскресное представление. Поскольку Криста с детства не была в цирке, она подумала, что это может быть занимательным.
Кори помахала на прощание рукой, лакей проводил ее по широким гранитным ступеням к массивным парадным дверям, потом вернулся на козлы кареты. Карета тронулась, отец Кристы пошевелился и вытянул длинные ноги.
– Мы еще не дома?
– Скоро приедем. Только свернем за угол.
Как и Корали, Криста происходила из состоятельной семьи, по крайней мере с материнской стороны. Маргарет Чапмен Харт была урожденной дочерью графа и, несмотря на брак с Пакстоном Хартом, историком и филологом почти без гроша, аристократический статус матери послужил Кристе пропуском в высший свет.
Что же до самой Кристы, та считала это скорее обузой, чем привилегией.
Они добрались до дома несколько минут спустя. Дворецкий Милтон Джайлз открыл дверь, а как только они вошли, помог снять вечернюю одежду: плащ отца, затканный шелком, и кашемировую накидку с капюшоном Кристы.
– Вечер был утомительный, – заметила она отцу. – Я поднимусь к себе и лягу. Увидимся утром.
Подобрав широкую шелковую юбку, Криста направилась вверх по изгибающейся лестнице, потом оглянулась:
– Отец, ты идешь?
– Чуть погодя. Я тут занимаюсь одним древнеисландским текстом. Хотелось бы просмотреть отрывок перед сном. Это займет всего пару минут.
Кристе было прекрасно известно, сколько может продлиться такая «пара минут». Но напоминать отцу об отдыхе было бесполезно: она знала страсть отца к научным исследованиям.
Размышляя о статье, которую надо будет завершить утром до того, как газета уйдет в печать, она продолжала подниматься по лестнице.
Трехэтажное кирпичное здание, в котором располагалась еженедельная газета для женщин «От сердца к сердцу», находилось на узкой улочке сразу за Пиккадилли. Тяжелый печатный станок конструкции Стэнхоупа – один из самых современных печатных станков – размещался на первом этаже рядом с ящиком с гартом, литерами, цифрами и знаками препинания, с помощью которых печатался еженедельник.
Криста подошла к деревянному ящику. Она закончила статью, которую писала для выпуска этой недели, и занялась просмотром материалов к следующему выпуску.
Вместе с Кристой, ее отцом и Кори в газете работали Бесси Бриггс, набиравшая основную часть текста, печатник по имени Джералд Боннер и его молодой помощник Фредди Уилкс, а также служащий, обеспечивающий отправку газеты по подписчикам.
Все трудились допоздна, как это и бывало всегда, когда газета наутро уходила в печать. Стоя рядом с прессом, Криста повернулась на звук шагов по булыжной мостовой за окном издательства. Раздался звон стекла, и в комнату влетел кирпич, пролетев всего в нескольких дюймах от головы Кристы.
– Господи! – с трудом промолвила Кори.
Кирпич приземлился с грохотом и перекатился несколько раз по деревянному полу, когда Криста бросилась к окну.
– Ты его видишь? – спросила Кори. – Ты можешь сказать, кто это сделал?
Уличный фонарь высветил паренька в темных штанах из грубой ткани, бежавшего к углу что было духу. Мгновение спустя он пропал из виду.
– Это был всего лишь мальчишка, – проговорила Криста, отворачиваясь от окна и тряпкой стирая чернила с рук. – Его уже нет.
– Смотри! Записка!
Избегая осколков, Кори присела на корточки и достала лист бумаги, обернутый вокруг кирпича и туго примотанный веревкой.
– Что там написано? – Криста подошла к ней.
Кори разгладила скомканный листок.
– «Держись подальше от мужских дел, а не то поплатишься».
Криста вздохнула:
– Должно быть, мальчику за это заплатили.
Это было уже не первое предупреждение, адресованное газете «От сердца к сердцу» с тех пор, как Криста изменила формат и ввела редакторские статьи, а также публикации на тему образования, имеющие социальную направленность.
На прошлой неделе наряду с обычными заметками о моде и домашнем хозяйстве была помещена статья, восхвалявшая отчет мистера Эдвина Чедуика о состоянии здоровья жителей Лондона, в котором он призывает к изменениям в системе канализации и снабжения чистой водопроводной водой, что, по мнению Чедуика, является необходимым условием для предотвращения заболеваний.
Это предложение было в высшей степени непопулярно как среди водопроводных компаний, не желающих тратить деньги на его внедрение, так и среди налогоплательщиков, заявлявших, что они не могут оплатить расходы.
– Всегда будет существовать кто-то, кто будет не согласен с нашими взглядами, – сказала Криста, забирая из изящной руки подруги клочок бумаги. – Я вернусь через минуту.
Сжимая в руке записку, она направилась к лестнице, ведущей в импровизированный кабинет отца наверху.
Открыв дверь, Криста вошла в комнату с высоким потолком и книжными полками вдоль стен.
– Прости, что беспокою, отец…
Профессор поднял голову от книги, лежавшей на столе. Он был тонок в кости и очень высок. Рост Криста унаследовала от отца, а светлые волосы и зеленые глаза – от матери.
– Я занимался переводом, – объяснил профессор. – Вы там все закончили? Пора домой?
– Не совсем, но скоро закончим. – Она пересекла комнату и вручила отцу записку. – Я решила, что лучше показать это тебе. Кто-то привязал эту записку к кирпичу и бросил в окно. Видимо, кому-то не понравилась статья об отчете мистера Чедуика.
Профессор взглянул на дочь:
– Дорогая, ты точно понимаешь, что делаешь? У твоей матери было немало здравых идей, но она редко их высказывала в печати.
– Это правда, но времена изменились. Необходима еще одна статья об усовершенствовании системы городского водопровода, и я снова переключусь на тему об улучшении условий труда на шахтах и фабриках.
– Будь осторожна. Насколько я помню, и те статьи потревожили осиное гнездо.
Криста подавила улыбку, зная, что это правда.
– Да, я знаю. Но бороться надо, отец, и я думаю, наши усилия не напрасны. – Она взглянула на лежащую на столе раскрытую книгу: – Над чем это ты работаешь?
– Я разбираю исландские таблицы десятого века. В них содержатся вычисления полуденной высоты солнца для каждой недели года. Точность необычайная. До этого я занимался переводом текста «Геймскринглы».
Криста увидела, что текст написан на древнеисландском языке. На нем говорили скандинавские поселенцы начиная примерно с восьмисотого года и до последнего известного поселения викингов, существовавшего в Гренландии в начале XVI века. Отец даже разговаривал на этом уже мертвом языке.
Криста вспомнила, как много времени провела ребенком в кабинете отца, слушая рассказы о викингах и даже обучаясь их языку. Они с отцом практиковались вместе, потому что Кристе хотелось доставить отцу удовольствие, и она приложила немало усилий, чтобы усовершенствовать знания и умения. Она была образована гораздо лучше большинства женщин, а благодаря отцу подпала под очарование скандинавского уклада жизни и культуры.
«В твоих жилах течет добрая порция крови викингов», – говорил он, когда дочь сетовала на высокий рост и на то, что большинство знакомых мужчин ниже ее ростом.
– Твоя мать могла проследить родословное древо вплоть до датчан. Ты должна гордиться своими предками. – Отец отодвинул бумаги на столе, закрыл книгу, с которой работал, и посмотрел на дочь. – Я слышал, вы с Корали собрались в воскресенье в цирк.
– А ты хотел бы поехать с нами? – удивилась Криста.
Отец хмыкнул:
– Вообще-то я размышлял над этим. Думаю, ты слышала о гвозде программы – человеке, которого они называют «последним варваром».
Криста рассмеялась:
– Да, я думаю, это часть представления. Про него говорят, что он викинг. Что он ростом больше семи футов и покрыт от головы до пят густыми светлыми волосами.
Профессор улыбнулся и покачал головой:
– Разумеется, все это глупости, распространяемые для привлечения толпы. Однако посмотреть на него было бы интересно.
– Раз уж ты так заинтересовался, я обещаю, что навещу его. Может быть, публикация о нем станет неплохим дополнением к статье Кори.
Отец кивнул:
– А пока постарайся не раздражать остальных лондонцев мужского пола.
Криста улыбнулась:
– Отец, я думаю, у моих статей больше сторонников, чем противников.
– Вполне возможно. Но на стороне твоих противников сила.
Конечно, отец был прав. Именно рабочие и бедняки хотели улучшить условия существования, а не те состоятельные фабриканты, которым пришлось бы за это заплатить.
Криста вышла из кабинета отца, испытывая легкую тревогу.
Глава 3
Настало воскресенье. Свежий весенний ветерок колебал воздух, солнце слабо освещало реку, рядом с которой цирк установил вагончики и разбил шатры.
На Кристе была короткая накидка поверх дневного платья из шелка в черную и розовато-лиловую полоску, на Кори же было шелковое платье цвета морской волны с розовой тесьмой и розовая шелковая шляпка в тон.
– Это так увлекательно, – проговорила Кори, как всегда, полная неисчерпаемой энергии.
Цирк Леопольда был бродячим. Его труппа двигалась с севера на юго-запад через городки и деревни до Манчестера, потом – на юг по сельской местности до Бристоля и в итоге добралась до Лондона.
Криста и Кори прогуливались вокруг, пока не наступило время для послеобеденного представления. Они видели танцующих медведей в атласных юбочках красного цвета и таких же шляпах, очаровательных обезьянок, раскричавшихся тут же, как только они вскарабкались по столбам на стропила шатра, выступления акробатов, клоунов в яркой одежде и наездников, выполнявших сальто на спинах лошадей, мчавшихся галопом.
Приглядевшись ко всему повнимательнее, Криста обнаружила, что лошади в серых яблоках были старые и горбатые, а артисты цирка казались изнуренными людьми, у которых бывали времена и получше.
И все же для Лондона цирк был новинкой.
– Мне хотелось бы взять у хозяина цирка интервью, – объявила Кори, намереваясь написать заметку о цирке в газету. – Его зовут Найджел Леопольд. Пойдем посмотрим, не у себя ли он в вагончике.
Они направились к вагончику, Кори оглядывалась, запоминая все, что видела. У нее была поразительная память на детали, что и было одной из причин, почему она так преуспевала в своей работе.
– Мне очень понравились медведи, – заметила она на ходу. – Казалось, они улыбались весь свой танец.
Криста промолчала – она успела заметить, как дрессировщик подпихивал животным под губы толстую веревку.
Оглянувшись, она увидела группу артистов, возвращавшихся в вагончики, чтобы подготовиться к следующему выступлению. Один из дрессировщиков уводил пятерых серых лошадей.
– В этом представлении что-то не так, – заметила Криста. – Все кажется несколько… поношенным.
– Да, я тоже это заметила. Наверное, такие путешествия утомительны для людей и животных.
– Наверное.
Они с Кори протискивались сквозь толпу, валившую из главного шатра, и заметили, что перед одним из ярко раскрашенных вагончиков собирались люди. Криста заметила прутья клетки, ей стало интересно, что за животное внутри.
– Пойдем посмотрим, что там такое, – сказала Кори, увлекая подругу в сторону вагончика.
С высоты своего роста, даже стоя в задних рядах толпы, Криста увидела, что в клетке находится вовсе не животное. На табличке было написано: «Последний варвар», а под ней: «Осторожно! Если подойдете и с вами что-то случится, никто ответственности не несет».
– Это он! – почти вскрикнула Кори. – Давай подойдем поближе.
Это был точно он – тот, о ком говорил отец Кристы. Он стоял в клетке, и, за исключением набедренной повязки из шкуры животного, на нем не было одежды. Он тряс прутья, словно помешанный, подстрекаемый (Криста видела это) крепким человеком со шрамом во всю щеку, у которого в руках был длинный шест.
Человек в клетке был скован по рукам и ногам, он кричал и неистовствовал.
Но в нем было не семь футов роста. Да и густой светлой шестью он не оброс. Его длинные лохматые светлые волосы свисали ниже широких плеч, а нечесаная борода лежала на груди, перевитой рельефными мышцами. Сильные мускулы вздымались на его бедрах и руках, а глаза…
Даже издалека Криста видела жгучую ненависть, горевшую в невообразимо синих глубинах его глаз.
– Господи, – изумленно выдохнула Кори. – Надо подойти.
Не отрывая глаз от человека в клетке, Криста двинулась, побуждаемая Кори, в первые ряды. У нее сдавило сердце от жалости – даже самый закоренелый преступник не заслуживал подобного обращения.
Палка снова ткнула Лейфа в ребра. Он схватился за железные прутья и зарычал, зная, что если не сделает этого, на теле появится новая отметина от палки. Шрамы были у него на ногах и руках, на спине, на запястьях и лодыжках от оков, которые он был вынужден носить.
Не обращая внимания на рев толпы, собравшейся перед клеткой, на людей, показывавших пальцами и корчивших рожи, он взглянул на изящное создание, которое проникло к нему между прутьями. Это существо люди называли обезьяной. Лейф называл его Альфином – маленьким эльфом. Это был его единственный друг, и он очень дорожил этой дружбой.
Лейф разговаривал с обезьяной так, будто она могла понять его, он говорил ей, что однажды найдет способ выбраться из клетки, освободится от оков, делавших его бессильным против тюремщиков. Однажды он заберет у жирного Снивли палку и основательно пройдется по его хребту.
Обезьяна закричала, запрыгала, когда Снивли снова принялся вгонять Лейфа в ярость. Толпа заревела, отхлынула от клетки, начала понемногу рассеиваться. Люди увидели то, ради чего пришли, – дикаря в клетке. Когда он снова поднял голову, остались всего две женщины. Одна – рыжеволосая невысокая симпатичная, хотя и не из тех, что ему нравились – слишком она походила на ребенка. Другая, блондинка, была высокой, роскошной, созревшей для мужских объятий, с кожей кремового цвета и губами, созданными для страсти. Лейф ощутил напряжение в паху. Было приятно сознавать, что как тюремщики ни пытались, они не сломили его. Хорошо знать, что он все еще мужчина.
Он усмехнулся обезьяне:
– Вот женщина… настоящая женщина. Она могла бы воспламенить кровь одним взглядом этих чудесных зеленых глаз.
Альфин отозвался, будто понял. Блондинка сказала что-то другой женщине, повернулась и направилась прочь. Лейф видел, как налетел ветерок и сдул с нее шляпу. На плечах лежали пряди густых золотистых волос, сиявших на солнце. Она нагнулась за шляпой, и, несмотря на свободный наряд, скрывавший прелести, Лейф мог бы сказать, что у нее очень тонкая талия и полноватые бедра.
– Видишь, Альф. Вот женщина, созданная для наслаждения. Если бы не клетка, я бы задал ей скачку, которую она еще долго вспоминала бы, скачку, которая доставила бы удовольствие нам обоим.
Ухмылка исчезла с его лица, когда блондинка повернулась к нему. Щеки ее пылали, зеленые глаза горели. Лейф невольно отступил от прутьев.
– Как вы смеете!
Несколько секунд он стоял неподвижно, недоумевая, как эта женщина могла его услышать.
– Вы – грубое вульгарное животное! И как я могла думать, что вас надо пожалеть. Ах, как я ошиблась!
Она взглянула на него, и взгляд этот был еще свирепее того, каким он пугал толпу. Женщина повернулась и направилась обратно к подруге, прежде чем Лейф осознал, что она говорила с ним на его родном языке.
– Подождите! – крикнул он вдогонку. – Не уходите! Не уходите! Простите меня. Я не знал, что вы меня понимаете. Я не хотел оскорбить вас. Клянусь, я никогда не оскорбил бы женщину!
Блондинка подняла голову, но продолжала идти, а подруга нагоняла ее.
– Пожалуйста, умоляю! Мне нужна ваша помощь.
В горле образовался комок. Каждый день приближал его к помешательству; он смутно предположил, не случилось ли это.
– Заклинаю вас, вернитесь, пожалуйста. Умоляю. – Он замолчал на секунду. – Вы – моя… единственная надежда.
Она остановилась и продолжала стоять спиной к нему несколько долгих мгновений. Потом она повернулась и направилась обратно к клетке. Он не сошел с ума; она и правда поняла его. Лейф не чувствовал своих слез, пока не моргнул, и они оросили тяжелую щетину на щеках, превратившуюся в бороду.
Он утер слезы прежде, чем женщина их заметила.
– Простите меня, – произнес Лейф, когда она подошла к клетке. – Я знаю, что оскорбил вас, но не намеренно. Вы говорите на моем языке. Больше никто меня не понимает. Я пленник и отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.
Лейф видел, что она хмурится, но уже не сердится.
– Язык, на котором вы говорите… откуда вы его знаете?
Она произносила слова ясно и достаточно отчетливо, чтобы он понял ее.
– Так говорят там, откуда я прибыл.
– Это невозможно. Никто не говорит на древнеисландском языке вот уже больше трехсот лет.
– На острове Драугр мы на нем говорим.
– Остров Драугр? Никогда о таком не слышала.
Его сердце затрепетало. Один промах, одно неверное движение, и женщина уйдет, а с ней исчезнет единственный шанс получить свободу.
– Я уплыл оттуда полгода назад. Мой корабль разбился о скалы далеко к северу отсюда. Я сильно пострадал, когда меня вынесло на берег.
– Вы потерпели кораблекрушение?
Он кивнул.
– К тому времени, когда я выздоровел настолько, чтобы понять, что произошло, меня схватили и продали человеку, который посадил меня в эту клетку.
Блондинка кусала полные губы ярко-розового цвета. Лейф поразился, ощутив при взгляде на нее новый порыв желания. Прожив последние шесть месяцев как животное, он и не думал, что это возможно.
– Меня зовут Лейф.
Она взглянула на его запястье и увидела струйку крови, сочившейся из свежей ранки от кандалов.
– Лейф, мой отец говорит на вашем языке гораздо лучше меня. Он сможет поговорить с вами, помочь вам выбраться из этой клетки.
– Значит, вы вернетесь и приведете отца?
– Да.
– Как вас зовут?
– Криста Харт.
– Поклянешься ли ты в этом честью, Криста Харт?
На мгновение она удивилась.
– Да. Я клянусь в этом честью.
Он легко кивнул. Смотря Кристе вслед, он вдруг почувствовал себя обессиленным. Все это время его поддерживала надежда. Теперь он расслабился и даже сомневался, что выживет, если эта женщина не вернется.
Лейф сел, обезьянка взобралась ему на плечо. Вместе они будут ждать прихода Снивли и его помощников. Люди отведут его в другую клетку, накормят, напоят, как животное, обольют холодной водой, чтобы поддержать чистоту.
Грудь сдавило. Может быть, она придет завтра.
Он думал о густых золотистых локонах, уложенных назад и обрамлявших красивое лицо с живыми зелеными глазами, думал о теле, созданном богами, и молился о том, чтобы она была больше, чем просто красавица.
Молился о том, чтобы Криста Харт была человеком чести.
