Текст книги "Мамы-мафия: крёстная мать (ЛП)"

Автор книги: Керстин Гир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

6

– Ты должна её выгнать, – сказал Антон, когда узнал, что Мими переехала ко мне.

– Если я её выгоню, она отправится в отель, – ответила я, вытаскивая котёнка из стойки для зонтов, куда он убежал от своей отчаянной сестрички. Мими принесла к нам котят, их мать осталась с Ронни. – Так она по крайней мере поблизости от него, и есть надежда. – На самом деле надежда на их примирение постепенно таяла.

Антон вздохнул.

– Очень трудно сидеть без дела и наблюдать, как они разбегаются. Разве они не знают, что созданы друг для друга?

– Мими сказала, что хочет начать совершенно новую жизнь. Я думаю, что она хочет дистанцироваться от всех и от всего, что как-то связывает её с выкидышем. Включая Ронни.

– Но это так несправедливо, – сказал Антон.

– Это стратегия выживания, – ответила я. – Я надеюсь, что она поймёт, как она в нём нуждается, если она какое-то время не будет его видеть. Но Ронни каждые пару часов появляется на пороге и упрекает её. Или умоляет, чтобы она к нему вернулась.

– Я поговорю с ним, – сказал Антон. Он заглянул ко мне совсем ненадолго, он направлялся к своей матери за Эмили. У него даже не было времени выпить кофе.

– Ты знаешь, что на твоей въездной дорожке лежат два громадных пса? – спросил он, когда я открыла ему дверь.

– Да, мы ждём сегодня судебного исполнителя, – ответила я.

Я сама была совсем не рада, когда Кевин появился с Ганнибалом и Лектером.

– Мне пришлось привести их, – объяснил мне Кевин. – Наши ненормальные соседи наняли охотницу, и она подстерегает собак со своим чёртовым ружьём. Она начинает стрелять, как только бедные животные сунут морды за изгородь. Посмотрите, что эта сумасшедшая сделала бедному Лектеру!

Я против воли посмотрела на бедного Лектера. Действительно, у него осталось только одно ухо. Но ему это как-то шло.

– Вы их вообще не заметите, – заверил меня Кевин. – Я привяжу их к забору, и они послушно полежат в тени.

Ну, и они лежали. Я была довольно-таки уверена, что сегодня почты не будет. И, будем надеяться, Ронни не станет звонить нам и спрашивать, когда Мими одумается.

Только Антон рискнул пройти мимо животных.

– Что это за автомобиль? – спросила я, показывая на скромный небольшой автомобиль, припаркованный у тротуара. – Твой ягуар в ремонте?

– Нет, у меня его сегодня украли, – ответил Антон. – Прямо с парковки возле канцелярии.

– Что? Мир действительно плох, верно? Я рада, что у меня нет автомобиля.

– Полиция говорит, что в данный момент в городе очень много краж автомобилей, – ответил Антон, пожимая плечами. – Большинство из них переправляют в восточную Европу. Возможно, я больше никогда не увижу свой ягуар. И детские туфельки Эмили и Молли тоже.

Детские туфельки болтались на заднем зеркале как талисман.

– Бедный. – Я прижалась к нему. – И у тебя ещё, конечно, не было времени просмотреть бумаги Джо Райтера? Там можно что-то сделать?

– Разумеется, можно, – ответил Антон. – Просто понадобится время, чтобы свести всё вместе. Чем длиннее список пренебрежения родительскими обязанностями, чем больше свидетелей может предъявить герр Райтер, тем вероятнее, что он получит право опеки. В любом случае мы рассчитываем на новый запрос по поводу опеки.

– А дом? – спросила я. Джо никак не мог ютиться с Джоанной в однокомнатной квартире, в то время как Бернард и Бьянка будут крутить золотые краны.

– Дом надо будет продать, – ответил Антон. – Ни одна из сторон не богата настолько, чтобы выкупить дом у другой стороны.

– Бедный Джо, – сказала я. – Он ведь сам его построил. Но по крайней мере у него после этого будет больше денег, чем теперь. А самое главное, что он получит дочь. Я бы хотела, чтобы ты увидел этого Бернарда. И у тебя сейчас действительно нету времени? Я могу предложить тебе нашего пунша. Мы с Юлиусом его сами сделали: лимон, апельсин и папайя.

– Нет, спасибо, – ответил Антон. – У моей матери назначена встреча, а она ненавидит, когда её заставляют ждать. Я забежал только на минутку, чтобы кое о чём тебя спросить.

– Да? – сказала я. Кожа у меня на голове зачесалась.

– Что ты делаешь в следующую субботу? – спросил Антон.

– Я провожаю детей в аэропорт, – ответила я с тяжёлым сердцем.

– Очень хорошо, – сказал Антон и многообещающе подмигнул мне. – Значит, тебе не понадобится подыскивать бэбиситтера.

Я тоже многообещающе подмигнула ему.

– Для чего?

– Вечером состоится ужин у моих родителей, и я бы очень хотел, чтобы ты меня сопровождала, – ответил Антон.

– Ох, – сказала я, и многообещающее чувство испарилось быстрее, чем капля воды с горячей сковородки.

Речь идёт об очень важном ужине, пояснил мне Антон. Альслебен Фармацевтик собиралась слиться с маленьким, но очень успешным предприятием натуральных лекарственных средств, чей шеф, Леонард Кёрнер, был старым другом Антонова отца. Оба предприятия, Альслебен и Кёрнер, были семейными фирмами, и было важно, что обе семьи друг друга любили, уважали и, так сказать, были в состоянии объединиться в одно большое семейное предприятие.

– Но я же не работаю на Альслебен, – возразила я.

– Но ты член семьи, – ответил Антон, и это прозвучало несколько смущённо. – В некотором роде.

Я почувствовала, что у меня отпала челюсть, я ничего не могла с этим поделать.

– Я знаю, что между нами всё развивается немножко медленно, но мы ведь пара, верно? – сказал Антон. – Во всяком случае, я всем рассказываю, что ты моя подруга.

– Правильно, – быстро ответила я, глядя в пол, чтобы скрыть тот факт, что я покраснела, как рак. – Я тоже всем о тебе рассказываю. Только неловко, когда они спрашивают, каков ты в постели.

Антон вздёрнул бровь.

– Говори, что я фантастически хорош, – предложил он. – Ну что, ты пойдёшь со мной к родителям?

– Твоя мама знает, что ты хочешь меня привести? – Я боялась, что она мне скажет: «Извините, но мы ничего не покупаем», как только я окажусь у них на пороге.

– Естественно, – ответил Антон. Когда я ничего не ответила, он добавил: – И она в восторге.

Я была довольно-таки уверена, что он лжёт. Но я сама была в таком восторге от того, что Антон официально назвал меня своей подругой, что я подарила ему ослепительную улыбку и сказала:

– Я охотно пойду с тобой.

– Прекрасно, – ответил Антон. – Йоханнес тоже придёт. Может быть, у вас будет время закончить вашу партию.

Мои челюсти снова напряглись.

– Да, было бы хорошо, – с усилием произнесла я.

– Ну, тогда до субботы! – Антон поцеловал меня. – О, я чуть не забыл. Эмилия нарисовала тебе картинку. – Из пиджака он вытащил скрученный в рулон листик бумаги и протянул его мне. – Я думаю, что платьем для Барби ты окончательно завоевала её маленькое сердечко. – Он поцеловал меня ещё раз, развернулся на каблуках своих итальянских туфель, элегантно обогнул Ганнибала и Лектера и устремился к своему съёмному автомобилю.

Я с любопытством развернула рисунок. Неужели Эмили действительно подарила мне своё сердечко? Если это так, то я сошью ей десятки платьев из штор моей свекрови.

Но Антон, похоже, не рассмотрел рисунок подробно. На первый взгляд картинка выглядела пестро и весело. Черноволосая принцесса в голубом платье держалась за руки с принцем в чёрном костюме. Они стояли на лугу, полном земляники, и в небе над ними плавали воздушные шарики и красный двухэтажный автобус, из которого махали ручками ещё две черноволосые принцессы. Рядом с земляничным полем высилась башня, а на башне стояла женщина с жёлтыми волосами, на которую пикировала большая чёрная птица. Похоже, птица нападала уже несколько раз, потому что на женщине было много красных пятен. Ещё две фигуры с жёлтыми волосами собирались сверзнуться с башни, причём у меньшей фигурки изо рта капало что-то коричневое.

Не надо быть детским психологом, чтобы понять, что Эмили не подарила своё сердце ни мне, ни моим детям. Но было бы странно, если бы одна из моих проблем решилась бы сама собой.

В данный момент мои проблемы громоздились кучей. После въезда Мими я снова почувствовала настоятельную потребность в составлении списка актуальных проблем. Их было сорок две. Сейчас я могла добавить туда ужин с Антоновыми родителями, сразу же за «Проследить, чтобы Мими и Пэрис не пересекались, иначе Мими узнает, что Пэрис беременна, и снова начнёт бросаться предметами».

Я не хотела, чтобы заметили дети, но чем ближе был день их отъезда, тем хуже мне становилось. Что за ненормальный мир, в котором у детей оказывается больше одного отца и одной матери и так много сводных братьев и сестёр, что даже взрослый потерял бы обзор? Мне хотелось в это лето быть с моими детьми. Мне бы хотелось присутствовать при том, как они учатся плавать и ходить на яхте или впервые в жизни видят дельфинов. Всё это я не хотела оставлять новой жене моего бывшего мужа. Но условия изменились, и я не могла повернуть время вспять. Со времени расставания с Лоренцем случилось так много всего, и я не хотела отказываться от этого опыта. Или возвращать утраченное. Лоренца, например.

– Твоя проблема состоит в том, что ты всех любишь и хочешь быть со всеми хорошей, – сказала как-то Мими. – Я уверена, что ты почувствовала бы себя лучше, если бы позволила себе ощутить антипатию по отношению к Пэрис.

– И как мне это сделать? – воскликнула я. – Она совершенство. Милая, великодушная, заботится о детях.

– Она вообще-то увела у тебя мужа, – ответила Мими. – Большинству женщин этого достаточно, чтобы её возненавидеть.

– Да. Но что мне делать? Она действительно милая, – вздохнула я. – А её семья! Все работают как модели, писатели, актёры, балерины или министры-президенты, у них дома по всему миру, говорят на сорока языках, выигрывают олимпийские медали – и умеют готовить!

– Если это не причина от всей души ненавидеть всю это банду, то я уже не знаю, – сказала Мими, и я засмеялась.

Кто-то затрезвонил в дверь Это был Ронни.

– Что это за бестии, которые подкарауливают у въездной дорожки? – спросил он, едва переводя дыхание. Ганнибал и Лектер так натянули поводки, что я боялась за забор, к которому их привязали. Надо надеяться, что дерево не прогнило. – Они хотели меня убить.

– Их привела Мими, чтобы ты не околачивался тут целыми днями и не умолял.

Ронни нахмурил лоб.

– Я не умоляю. Я борюсь за свой брак.

– Тем, что ты по сто раз на дню спрашиваешь Мими, когда она придёт в себя?

– А что мне делать? Ты сама должна согласиться, что она в данный момент сама не своя, – сказал Ронни.

– Да, – ответила я. – Она очень изменилась. Но, возможно, было бы глупо с нашей стороны ожидать, что она будет такой, как прежде.

У Ронни на глаза навернулись слёзы, как это часто бывало, когда мы говорили о Мими. Поэтому мне было особенно трудно продолжать.

– Ты знаешь, некоторые события такие тяжёлые, что после них человек уже не тот, что прежде, – сказала я. – Вопрос не в том, как вернуть всё назад, а в том, как справиться с новой ситуацией.

Ронни прикусил губу.

– Мы потеряли ребёнка, это плохо, но это случается и с тысячами других пар. Мими ведёт себя так, как будто наши отношения потерпели неудачу, потому что мы не можем иметь детей. Как будто все те годы, которые мы провели вместе, не в счёт.

– Я тоже не знаю точно, что происходит у неё в голове, – сказала я. – Это какая-то смесь чувства вины и агрессии. Труди говорит, что она хочет саму себя наказать за то, что она не может родить ребёнка. Отдалиться от того, что ей на свете всего дороже – то есть от тебя. Она твёрдо решила начать новую жизнь.

– То есть без меня, – сказал Ронни.

– Во всяком случае, новую в смысле другую.

Ронни не мог удержать слёз.

– Что же мне делать? – спросил он, и это почти разбило мне сердце.

– Я тоже этого не знаю, – скорбно сказала я.

Ронни ослеп от слёз, когда он проковылял мимо Ганнибала и Лектера к своему дому. Он даже не заметил, как Ганнибал подпрыгнул с намерением оторвать ему руку.

– Так дальше продолжаться не может, – сказал я Мими, когда она пришла домой. – Вам надо поговорить друг с другом, лучше всего в присутствии консультанта по вопросам брака.

– Что прошло, то прошло, – только и ответила Мими. – Нечего тратить деньги на консультанта. Чем раньше Ронни поймёт, что всё кончено, тем быстрее он начнёт осматриваться в поисках другой женщины. Которая подарит ему детей и будет радоваться, когда его мамочка преподнесёт ей к рождеству паровой утюг.

– Я думала, устройство для сваривания фольги.

– Это было год назад, – сказала Мими. – А перед этом был настольный пылесос, мой личный фаворит. Мы с Ронни смеялись до упаду, пытаясь приспособить этот агрегат самыми разными способами. – Она коротко хохотнула при этом воспоминании.

Я только покачала головой. Неужели все мои подруги ненормальные? Сначала Труди с её гимнастикой на вытяжке, а теперь Мими со своим пылесосом??? Но Мими пояснила, что они попытались использовать пылесос для удаления тли с розовых кустов. Упс, у меня, наверное, развивается извращённая фантазия.

Позднее, когда мы сидели за пуншем в саду, Мими сказала:

– Для Ронни определённо найдётся женщина, которая будет это всё уважать и ценить. Даже носки с монограммой, которые мои невестки дарят к рождеству. Мир семьи Ронни снова придёт в порядок, когда я исчезну, а другая женщина займёт моё место. Я уверена, что сестра Ронни с радостью будет продолжать работу над настенным занавесом с собственноручно вышитым семейным древом, где каждый член семьи изображён в виде сидящей на дереве птицы. Очень красиво и со вниманием к деталям. Только пустое гнездо Мими и Ронни было всегда пятном позора.

– Можно нам с Кевином сделать молочный коктейль? – спросила Нелли.

– Конечно, – ответила я. – Если вы потом вымоете миксер. И если вы сделаете коктейль Юлиусу и Ясперу.

– Не пойдёт, – сказала Нелли. – На всех не хватит мороженого.

– Ерунда, – ответила я. – У нас есть ещё двухлитровая упаковка ванильного мороженого.

– Я и говорю, что недостаточно, – пожаловалась Нелли. Она снова вступила в новую фазу роста, на сей раз не в высоту, а в ширину. Любой другой впал бы в панику, но Нелли была вне себя от восторга. Можно было практически видеть, как её грудь из нулевого размера превращается в первый. Я подозрительно наблюдала за её бёдрами, но несмотря на огромный аппетит, они оставались стройными и узкими, как и раньше.

Молочного коктейля, который Кевин и Нелли соорудили из двух литров мороженого, двух литров молока и пяти манго, едва хватило и на Юлиуса, Яспера, Мими и меня. Мы и Кевин получили каждый по стакану, а Нелли выпила остальное.

– Вы продвинулись с вашим рефератом? – спросила я.

– Не-е, – ответила Нелли. – У Кевина нет настроения для равноправия. У него дома неприятности.

– Что же ты устроил?

– Я ничего, – ответил Кевин. – Но мои младшие братья занимаются ерундой. У Юстина одни двойки в аттестате, у нас на пороге постоянно стоят соседи и жалуются, у моей матери кончаются нервы, потому что она всё время цапается с отцом из-за его бизнеса, а у моего деда сердечная печаль, потому что старушку, в которую он влюблён, заперли в дом престарелых, у Саманты ветрянка, а моя старшая сестра ревёт, потому что она уже год не была на дискотеке, а Лестеру отстрелили ухо среди бела дня, и когда моя мать об этом узнает, её окончательно перемкнёт, потому что у неё и так достаточно забот, а я считаю, что тот, кто стреляет по собакам, может выстрелить и в ребёнка.

– Ох, – сочувственно сказала я. – Звучит действительно не очень хорошо.

– Что это за люди, которые бегают по саду с ружьём? – спросила Мими. – Могу поспорить, если Анна об этом услышит, она сразу скажет, что это случай для мафии матерей.

– Не знаю, – ответил Кевин. – Анна не будет хорошо говорить о собаках. А что это за мафия матерей?

– Это строго секретная организация, о которой никто не должен знать, – ответила Нелли и глупо ухмыльнулась. – Моя мать – её босс, а это – штаб-квартира. Но это всё строго секретно.

– А, это похоже на тех типов в чёрных солнечных очках, для которых мой отец ремонтирует автомобили, – заметил Кевин. – Моя мать не хочет, чтобы отец имел с ними дело, но если бы нам пришлось жить с её заработка в доме престарелых, нам бы понадобилось запрашивать социальную помощь, говорит отец. И тогда получится, что в конце концов окажутся правы наши соседи, окрестившие нас тунеядцами и чирьями на государственной казне.

– Ваши соседи ещё гаже, чем наши, – заметила я.

– Мне больше всего жалко дедушку, – сказала Нелли. – Это была большая любовь, говорит Кевин, в восемьдесят лет большая любовь! Он вдевал цветок в петлицу и танцевал на улице танго. А сейчас они его возлюбленную просто заперли в дом престарелых. Разве это не трагично?

– Трагично, – ответила я.

– Большой любви не существует, – сказала Мими.

– Тебе должно быть стыдно, – сказала я ей. – Если кто и знает, что такое большая любовь, так это ты.

* * *

Поскольку суббота приближалась, я решила сходить в парикмахерскую. Ничего экспериментального, только немного короче и шикарнее, чтобы я могла вынести испытывающие взгляды Антоновой матери. А раз уже я там оказалась, я решила подкрасить себе ресницы. Они были от природы длинными и пушистыми, но светлыми, как у свиньи. Но это был один из моих строго охраняемых секретов. Я отсутствовала только полтора часа, Нелли должна была присмотреть за Юлиусом.

Но когда я вернулась из парикмахерской, дети исчезли. На обеденном столе лежала записка: «Мы у Кевина. Вернёмся самое позднее в семь. Н+Ю».

У меня сразу же застучало сердце. У Кевина? Дома у Ганнибала Лектера? Там, где живёт тарантул? Нелли что, с ума сошла? Как она могла потащить туда Юлиуса?

На холодильнике я лихорадочно начала искать список телефонов и адресов Неллиного класса. Под рецептом лимонного пирога я нашла. Кевин Клозе, Стрекозиный проезд, 14. Это было недалеко. Я выудила из стойки для зонтов баллончик с газом, побежала в гараж и взгромоздилась на велосипед. Только спокойствие, может быть, я ещё не опоздала. Может быть, Ганнибал с Лектером бегают по посёлку, и у них нет времени кушать моих детей. А что касается тарантула, то в клинике, наверное, найдётся противоядие. Итак, без паники.

По посёлку «Насекомые» я мчалась, как Ян Ульрих.

«Автомастерская Клозе» значилось на въезде в дом 14 по Стрекозиному проезду. Прямо напротив был кабинет дантиста. Через открытые окна доносился звук бормашины.

Ворота в автомастерскую были приоткрыты. Я вытащила газовый баллончик и протиснулась в ворота. Двор в послеполуденном солнце словно вымер. Здесь была припаркована парочка лимузинов и стояло несколько старых машин без колёс. На багажнике одной из них спал кот. Ганнибала и Лектера нигде не было видно.

Я пересекла двор, взобралась по лестнице и позвонила в дверь, которая была увешана разного рода табличками.

«Здесь живут мама и папа с Джессикой, Кевином, Мелоди, Юстином, Юлианом, Самантой и дедушкой» (глина).

«Кто хочет купить или подарить ихрушки, пожалуйста, позвоните три раза и спросите Юстина или Мелоди» (картонка с цветным карандашом).

«Пасхальным зайцам добро пожаловать» (вышивка крестиком на джуте).

«Почту относить в мастерскую» (компьютерный шрифт).

«Осторожно, немного собачки» (хаха, действительно смешно). «Дедушка Клозе самый лучший» (на дощечке для завтрака). «Вытирайте ноги» (металлическая табличка). К сожалению, и после второго звонка никто не открыл. Я попробовала позвонить три раза подряд, хотя я, разумеется, не собиралась покупать или дарить «ихрушки». Но всё было тихо. Сценарий фильма ужасов перед моим умственным взором исчезать уже не хотел. Может быть, все уже по дороге в больницу. Немного собачки может вполне откусить руку четырёхлетнему ребёнку. Но если это так, я собственноручно вырву Ганнибалу и Лектеру язык и воткну в глотку Кевину.

Из гаража доносился шум, металл об металл. Ага, там всё-таки кто-то был. Я сбежала по лестнице и забарабанила газовым баллончиком в дверь.

– Алло! Алло! Здесь есть кто-нибудь?

Внутри гаража как раз завели мотор, поэтому моего стука никто не услышал. Я нажала на ручку и открыла дверь.

Шум мотора прекратился.

Внутри всё выглядело как в самой обыкновенной автомастерской. На полках вдоль стен громоздились запасные части, на эстакаде стоял ягуар без номеров, а под ним лежал мужчина в синей рабочей форме. Слева и справа от эстакады – и это было нетипично для типичной автомастерской – стояли двое высоких, широкоплечих мужчин в чёрных костюмах (от Армани, я научилась распознавать это за долю секунды) и в чёрных очках, задвинутых на аккуратно подстриженные волосы. Они стояли симметрично и так прямо и неподвижно, что я вначале приняла их за скульптуры. Но когда послеполуденное солнце осветило гараж через открытую дверь, они удивлённо заморгали глазами. Оба синхронно полезли во внутренние карманы своих пиджаков.

Позже мне стало ясно, что я представляла собой несколько странное зрелище – с газовым баллончиком в поднятой руке.

Мужчина в синем вылез из-под ягуара и сел.

– Послушайте, я же вам сказал по телефону, что я работаю, – произнёс он. – Если вы обязательно хотите с кем-то поговорить об отметках Юстина, вы должны подождать, пока домой не придёт моя жена.

– Да, нет, но я совсем не хочу говорить об отметках Юстина, – стала запинаться я. Мой сбитый с толку взгляд был по-прежнему устремлён на мужчин в Армани. Они опустили солнечные очки с волос на нос, и я больше не видела их глаз. – Я… я, собственно говоря, ищу моих детей.

– Ах вот оно что, я думала, что вы учительница Юстина, – сказал мужчина в синем. – Она непременно хотела возложить на нас вину за его оценки. При этом я всегда говорю, что это чисто задача учителя. Посмотрите на нашего Кевина, у него почти сплошные пятёрки, а у него те же самые родители, верно?

– В самом деле? – спросила я удивлённо. Кевин не выглядел отличником. Может быть, Нелли стоит подтянуть с ним математику. Оба Армани не шелохнулись. В стёклах их очков отражался залитый солнцем двор. Я могла видеть, как на багажнике старой машины потягивается и ворочается кот. Как-то это было жутковато. – Моя дочь учится с Кевином в одном классе. Она собиралась его сегодня навестить…

– Ах, маленькая Неле, – сказал отец Кевина. – Шикарная девчонка, очень милая. Разрешите представиться – Клозе!

– Бауэр, – ответила я.

– Очень рад. Без понятия, где сейчас дети.

– Если их не сожрали псы, – сказала я с нервной улыбкой.

– Я так не думаю, – ответил отец Кевина. – Извините меня, но мне нужно работать дальше. Эта тачка должна быть готова сегодня. Клиент нетерпелив. Может быть, вы поищете детей в саду.

– Такой ягуар есть у моего друга, – сказала я, подойдя поближе. – С такими же чёрными кожаными сиденьями и деревянной панелью. – Я запнулась. – Действительно, точно такие же сиденья.

Последовало неуютное молчание. Я внезапно почувствовала потребность попятиться спиной к двери гаража. Что ищут оба Армани в карманах своих пиджаков?

– Этого не может быть, – сказал отец Кевина и поднялся. – Этот ягуар из другого города. Верно, парни?

Сейчас оба Армани несколько оживились. Один из них почесал себе нос под очками, другой сказал:

– Мы прррофессионалы, занешь ли, Томмас. Всегда пррридерживаемся соглашения.

– Хочу надеяться, – ответил отец Кевина. – Потому что это соглашение имеет большой смысл, вы болваны! – И он снова повернулся ко мне. – Эти ягуары все выглядят одинаково, верно? У нас клиенты только издалека, могу вас уверить.

– Ягуар моего друга как раз только что украли, – сказала я. Это было больше, чем своего рода размышление вслух. – Поэтому он не может быть этим. Хотя у него на заднем зеркале висели точно такие же детские ботиночки. Две пары, точно как здесь. – я снова запнулась. Как много есть ягуаров с маленькими ботиночками на зеркале? С буквами «М» и «Е»?

Несмотря на летнюю жару меня внезапно прошиб холодный пот.

– Этого не может быть, – сказал отец Кевина, злобно поглядывая то на ботиночки, то на Армани. Я сделала ещё два маленьких шажка назад. Если я быстро выйду из гаража, я смогу, может быть, запереть дверь, всех оставить внутри и вызвать полицию.

Сейчас уже оба Армани зачесали себе носы.

– Глуппое соввпадение, Томмас, в саммом деле. Было много ррработы на этой неделле. Может быть, мы не прроследилли.

– Они украли ягуар моего друга среди бела дня, в центре города, прямо возле канцелярии, – сказала я непонятно зачем. Наверное, я устала от жизни. – Он адвокат, с прекрасными контактами в полиции и прокуратуре. – Пока я говорила, я спиной выбралась во двор. Но отец Кевина последовал за мной. Он провёл себе рукой по лбу, оставляя тёмный масляный след.

– Вы действительно круглые идиоты, вы оба, – сказал он обоим Армани, прикрывая дверь гаража. – Если Вронский об этом узнает, он засунет ваши дурацкие мобильники так глубоко вам с зад, что они выйдут сверху. – Повернувшись ко мне, он добавил: – Э-э-э, маленькая дружеская шутка. Могу я угостить вас чашечкой кофе?

Дверь гаража закрывалась. Армани и ягуар медленно исчезали из виду.

– Но Томмас, если она поззвонитт… – ещё донёсся до нас голос одного из Армани.

– Спокойно. Никто звонить не будет, ясно? – Отец Кевина повернулся ко мне. – А теперь насчёт вас.

«Не делайте мне ничего», хотела сказать я, но отец Кевина продолжал:

– Это не то, на что оно похоже, в самом деле, можете мне поверить.

Нет?

– Похоже на то, что в вашей мастерской стоит авто моего друга, – сказала я. – Которое украли.

– Послушайте, это хорошие парни там, внутри, – ответил отец Кевина. – Люди в России не купаются в роскоши, знаете ли. С тех пор как государство перестало о них заботиться, они должны использовать другие источники дохода, чтобы прокормить свои семьи. Я постоянно пытаюсь объяснить это моей жене. В конце концов, это самое главное, чтобы семье жилось хорошо, не так ли?

– Да, конечно, но воровать автомобили – это не…

– Послушайте, я знаю, это должно для вас звучать странно, но разные страны – разные обычаи, и в этой стране многое повернулось к худшему, кто сегодня может… я не знаю, в курсе ли вы, сколько сегодня зарабатывает механик в автомастерской?

– Ну да, я…

– Могу вам сказать, что недостаточно. А если у человека пятеро детей, отец с маленькой пенсией и внучка, чей отец свинья и ничего не платит, то вполне можно вляпаться туда, куда вляпываться нельзя, вы понимаете?

– Если вы имеете ввиду… но вы не можете…

– Моя жена тоже постоянно это говорит. Я должен прекратить, говорит она, она ведь тоже кое-что зарабатывает, да, но знаете ли вы, как мало денег получает эта женщина за свою работу в доме престарелых? За то, что она вытирает попу старым людям? Ужасно мало, вы можете мне поверить, а когда дети подрастут, нам будет не хватать денег ещё больше, но она не хочет это понимать. Ведь дети – наше будущее, верно? Без разумного образования наших детей государство не может развиваться, но разумное образование стоит денег, и немало. Например, Кевин, он такой умный парень, мог бы учиться дальше, но как, если мы ничего не сможем откладывать? Вы понимаете?

– Я понимаю это хорошо, – сказала я. – Тем не менее вы же не можете просто взять и машину Антона… я хочу сказать, даже если это на учёбу Кевина…

– Обычно такого не случается. Мы торгуем только автомобилями из других городов, – сказал отец Кевина. – Из соображений безопасности. Но двое там, внутри, новички, вы должны простить…

– Я прощаю, но… – Что за ерунду я говорю? – Послушайте, преступность – это не выход. Если вы окажетесь в тюрьме, то это ещё меньше поможет вашим детям.

– Это мне понятно, – сказал отец Кевина. – Это та причина, по которой я с вами разговариваю. Я не хочу в тюрьму. Моя жена этого не переживёт. А мой старый отец… и дети… и маленькая Саманта… это разобьёт им сердце, вы же этого не хотите?

– Нет, конечно, нет, – начала запинаться я. – Совершенно точно нет. – Я была совершенно выбита из колеи. – Но…

– Мы должны быть примером для наших детей, вы ведь тоже так считаете? – Отец Кевина искательно посмотрел на меня. У него были зелёные глаза Кевина. – Какой пример может подать детям отец, который сидит в тюрьме?

– Да, никакого, но какой пример подаёт детям отец, ведущий с русской мафией автомобильные гешефты? – спросила я. – Не примите это за оскорбление…

– Но мои дети ничего не знают о моих делах, – сказал отец Кевина. – Они видят только отца, который тяжело работает, чтобы прокормить семью, и это пример, который может воспитать приличного человека, верно?

– Да, – неуверенно ответила я.

– Разумеется, ваш друг получит свой ягуар назад, – сказал отец Кевина. – Это не вопрос. Вопрос в том, сможете ли вы молчать.

Я сглотнула.

– Вы имеете ввиду, про дела в вашей автомастерской?

Отец Кевина кивнул. И как недавно у Кевина, когда он говорил о морской свинке, у него в глазах блеснули слёзы. Моё сердце перевернулось.

– Я думаю, это может остаться между нами, – твёрдо сказала я.

– Никому ни словечка? Даже вашему другу?

– Если он получит назад свой ягуар, нет. Я ничего не скажу.

– Честное слово? – Отец Кевина протянул мне руку. Я пожала её.

– Честное слово. Я из Фризии и по природе молчалива.

– Ну что ж, это мы прояснили, – сказал отец Кевина. – Вы действительно в порядке. А сейчас вы опустите наконец свой газовый баллончик, хорошо?

В этот момент из-за угла дома показался Кевин с Нелли, Юлиусом и целой кучей детей. Насколько я могла видеть, все были целы и невредимы.

– Мама, что ты здесь делаешь? – удивлённо спросила Нелли.

А Юлиус сказал:

– Мама, можем ли мы, пожа-а-алуйста, тоже завести тарантула? Они такие милые!

* * *

Я так привыкла к тому, что я ежедневно по многу раз открываю дверь Кевину, что очень удивилась, когда однажды перед дверью возник Макс вместе с Яспером.

– Привет, Констанца, – сказал он, как будто никуда надолго не пропадал.

– Макс. Приятно снова тебя видеть, – сказала я несколько холодно. – Поскольку ты ты сейчас проводишь время только с Лаурой-Кристин. – То, что Нелли не ревновала, далеко не означало, что я буду такой же великодушной. – Она сейчас в летнем лагере, верно?

– Мой дедушка умер, – сказал Макс.

Яспер начал реветь.

– И мой!

– Почему ты ревёшь? – спросил Макс. – Ты никогда его хорошо не знал.

– Знал. Он подарил мне железную дорогу.

– Это был другой дедушка! – сказал Макс. – Он жив!

Яспер перестал реветь.

– Точно?

Я очень огорчилась.

– Заходите, вы оба. – Бедная Анна. Она очень любила своего отца. Даже несмотря на то, что в последние два года он обращался к ней попеременно то «Фрау Ющенкова», то «Рената».

– Может ли Яспер остаться у вас сегодня ночевать? – спросил Макс. – Мама, когда ей позвонили из больницы, стала очень странная. Она ушла несколько часов назад и до сих пор не объявлялась. Я позвонил отцу, как она меня попросила. Но тому, как обычно, работа важнее. Или то, что он называет работой. Даже в день, когда дедушка умер, он не может убрать рук от своей практикантки. Неужели все мужчины такие, Констанца?