Текст книги "Чистосердечно привирая"
Автор книги: Керстин Гир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 2
До того как шеф заставил меня заниматься поисками мужчины в интернете, я была совершенно довольна своей жизнью. Мне недавно исполнилось двадцать шесть, и моя карьера редактора в издательстве Фредеманнов только-только началась.
Кроме того, я не была обременена мужем или приятелем – по убеждению и из-за нехватки времени, – и потому избавлена от кучи проблем и ненужных сложностей. Зато у меня были любимые друзья и семья, в которой каждый был по-своему мило эксцентричен и каждый по-своему мило и эксцентрично обо мне заботился. Мы с младшим братом Филиппом делили роскошные сто квадратных метров жилой площади, и поскольку эти метры находились в пристройке к родительскому дому, а меня к тому же ангажировали в качестве няньки для Филиппа, то за жильё я не платила, поэтому от моего не такого уж скромного заработка оставалось более чем достаточно на другие расходы.
Естественно, я не собиралась жить здесь всю жизнь, как не собиралась всегда оставаться одинокой или работать в «Аннике», но к данному моменту я была всем этим абсолютно довольна.
Если человек доволен своей жизнью, то это лучше всего распознаётся вот как: он не стал бы ни с кем меняться, хотя знаком со множеством достойных зависти людей.
Таким баловнем судьбы была, к примеру, моя сестра Антония (Тони) – хорошенькая как картинка, замужем за прилично зарабатывающим юристом, счастливая мать трёх очаровательных детей. Как и у всех членов нашей семьи (жёны и мужья не в счёт), у её деток были густые, медно-рыжие локоны, даже у младенца. Когда я ходила гулять с сестрой и её малышами, в наш адрес постоянно летели шуточки насчёт рыжих. Не то чтобы это нас как-то нервировало – просто весь этот юмор мы уже знали наизусть.
– Значит, у Филиппа опять новая подружка, – Тони с удовольствием откусила кусок банана. Мы только что закупились в супермаркете – то, чего Тони теперь не делала без сопровождения кого-нибудь из взрослых, с тех пор как как её двухлетний сын развалил пирамиду банок с «Нутеллой». Тони утверждала, что нырять в бассейн с крокодилами – ничто по сравнению с подвигом прогуляться в магазин с тремя маленькими детьми.
Я толкала перед собой детскую коляску, набитую фруктами, сливочным печеньем, памперсами и мороженым шпинатом. Среди всех этих продуктов посапывал малыш Леандер восьми недель от роду. Старшие дети наводили шороху метрах в двадцати впереди нас.
– Филиппу только восемнадцать, а у него за плечами уже больше интрижек, чем у Мика Джаггера за всю жизнь, – продолжала Тони. – Она хоть хорошенькая, эта Хелена?
Я пожала плечами.
– Честно говоря, она выглядит так, будто несколько лет не мылась, а на завтрак ест мюсли с валиумом. Когда мама и Йост с ней познакомятся, их хватит родимчик.
– Маму не хватит, ей нравятся фрики, – откликнулась Тони. – Она сама такая.
– Да, но она фрик совсем другого рода. Финн, выбрось это!
– А ты, Генриэтта, не съезжай с тротуара! – вскричала Тони. Какое там! Генриэтта только недавно научилась ездить на двухколёсном велосипеде – выдающееся достижение для четырёхлетнего ребёнка, тем более что за ней по пятам следовал игрушечный полицейский автомобильчик её брата, непрерывно вопящего «С дороги! С дороги!».
Моя сестра подбежала к ним. Она не дала Генриэтте свалиться с тротуара на проезжую часть и держала Финна за капюшон, пока расстояние между велосипедом и автомобильчиком не стало безопасным.
– С дороги! – орал Финн, а Генрэтта кричала:
– Если ты в меня врежешься, я в тебя плюну!
– Жизнь – это автобусная остановка, – вздохнула Тони, когда я её снова догнала. Она выбросила шкурку от банана в нарядный, отлакированный синим почтовый ящик, очевидно, убеждённая, что это урна. – Если бы только они перестали всё время цапаться.
– Ты знакома с этими людьми? – спросила я.
– Какими людьми? Финн! Я сказала, оставь Генриэтту в покое! Гериэтта, прекрати плеваться! – Тони повернулась ко мне. – Они ужасные, да? Ничего удивительного – я целый день на них рычу. О чём это мы говорили?
– О людях, в чей почтовый ящик ты сейчас сунула шкурку от банана. Кроме того, жизнь – это не автобусная остановка, а авторская постановка, Тони. Так фильм назывался. А твои дети совсем не ужасные. В их возрасте мы всё время цапались, и мама тоже на нас рычала.
– Жизнь как авторская постановка? – повторила Тони и вздохнула. – Когда я попаду в кино, а? Нет, жизнь – это автобусная остановка, где человек может пропустить свой автобус или сесть в совсем другой, даже не заметив. Я, к примеру, сижу не в том автобусе. Глупо, но я только что это поняла. Чёрт, я вправду вбросила шкурку от банана в почтовый ящик?
Я кивнула.
– Я попробовала её достать, но у меня не получилось. Поэтому давай побыстрее смоемся, как будто ничего не произошло.
– Я становлюсь всё хуже и хуже, – Тони судорожно заправила прядку волос за ухо. – Я вчера ходила с детьми к врачу. Генриэтта и Финн цапались, как всегда, а Леандер орал как резаный. Мы вернулись домой, я быстренько спустилась в подвал, положила мороженые продукты в морозилку, снова поднялась наверх, поставила старшим мультик про белого медведя и покормила малыша. Когда я потом понесла в подвал бельё для стирки, я обнаружила, что мороженые продукты спокойно лежат в стиральной машине. Как ты думаешь, Верена, может, у меня болезнь Альцгеймера?
– Я Ханна. – Верена – наша третья сестра, которая работает моделью и сейчас живёт в Мадриде. – Нет у тебя никакого Альцгеймера. Просто ты за четыре года завела троих детей. Любой бы почувствовал перенапряжение.
– Четырёх детей за три года? – Тони вздохнула. – Говорю тебе, я села не в тот автобус. О нет!... Финн! Пусть лежит! Это кака! Это а-а! Не трогай! Фу! Слышишь? ЭТО ЧЁРТОВЫ СОБАЧЬИ КАКАШКИ!
В этот драматический момент у меня зазвенел мобильный. Звонила моя подруга Виви, которая напоминала мне, что перед нашим суши-вечером я должна зайти к ней, чтобы просмотреть её резюме для приёма на работу. И кроме того (сказала она со слезой в голосе), тот очаровательный тип, с которым она в последнее время тусовалась на сайте знакомств в интернете, оказался бисексуалом.
– Собственно, можно было догадаться по его нику, – сказала я, достала из сумки пачку бумажных платков и протянула Тони. – Наверное, он ещё и педофил. – Этот тип назвался Пупсикантон. – Хорошо ещё, что вы не встретились в реале! – Виви, к счастью, никогда не встречалась с объектами своего интернет-флирта в реальной жизни, хотя она каждый раз твёрдо намеревалась это сделать. Надо заметить, что она, в отличие от меня, болталась в сомнительных чатах не по работе, а потому что она в самом деле надеялась встретить там мужчину своей мечты. Поскольку до сих пор этого не произошло, мне пришлось исключить её из списка кандидатов в наш репортаж «Любовь с первого клика». Виви больше годилась для эссе на тему «Почему мне всё время попадаются не те».
– Как ты думаешь, не будет ли слишком нетолерантно, если я отвергну человека из-за его сексуальной ориентации? – спросила она.
– Ты отвергаешь не его, а отвергаешь его идею лечь в постель с ним и его малолетним гомосексуальным дружком, – ответила я терпеливо.
– Ты думаешь, это то, чего он от меня хочет?
– Виви, я не имею ни малейшего понятия. Но если бы я была ты, я бы обязательно это выяснила.
– А почему нет? – спросила Виви. – На следующей неделе мне стукнет тридцать. И даже извращенец лучше, чем никакой личной жизни.
– А почему нет? – пробормотала Тони, которая внимательно прислушивалась к нашему разговору, лихорадочно и безо всякого успеха орудуя бумажными платками. – Всё лучше, чем вот это.
В самом деле, никто, кроме меня, не был доволен своей жизнью.
– Виви, я должна закончить разговор, но я через полчаса буду у тебя. Как ты думаешь, сможешь ли ты это время продержаться и не послать мыло какому-нибудь из твоих извращённых интернетовских знакомых?
– С этим не будет проблем, – вздохнула Виви. – Я недавно опрокинула чашку кофе на клавиатуру, и она больше не работает.
Я запихнула мобильник назад в сумку и начала рыться в мешке с пелёнками в поисках влажных салфеток.
– Виви в очередной раз бросила работу, и я должна помочь ей с резюме для собеседования, потому что у неё от безделья стали возникать дурные мысли. – Я присела на корточки рядом с Тони и принялась вытирать Финну другую руку. Милое дитя любит основательно хвататься за всё обеими руками. – В восемь мы встречаемся с Карлой и Соней в суши-баре, а я ещё не помыла голову. Поэтому мне, к сожалению, пора убегать.
– Ну да, вечер пятницы, начались выходные, – фыркнула Тони. – Для всех, только не для меня. Юстус пробудет все чёртовы выходные в Ганновере. Стой, Финн! Карла и Соня какие?
– Соня-твоя-сумка-не-подходит-к-твоим-туфлям-Мёринг и Карла-что-это-за-милый-тип-там-в-углу-Лаутенбахер. Карла работает секретарём в редакции «Анники», а Соня была с Виви в одной школе. Ты их не знаешь.
– Потому что они не проводят время на курсах по пеленанию и не толкаются на городских детских площадках, ты это имеешь ввиду? О нет, оно у тебя и на куртке, Финн! При этом я не хожу даже на курсы по пеленанию. Я пыталась. С Генриэттой я действительно пыталась. Но все остальные матери считали меня какой-то ненормальной. Не странно ли? Для вас, нормальных фриков, я ненормальная, потому что у меня трое детей, а для остальных матерей я ненормальная, потому что я не хожу на их «тапперуэровские вечеринки» и не использую дома очищающий спрей для плиты! Я блуждаю между мирами. Даже мой собственный муж считает меня ненормальной.
– Что за чепуха, – попыталась возразить я. Муж Тони боготворил её, и не все матери города проводили время на «тапперуэровских вечеринках». Напротив, на недавней «тапперуэровской вечеринке» у Карлы не было ни одной матери, были только Виви, Соня, я и куча деловых женщин, намеревавшихся решительно обновить свои запасы. Теперь у меня было приличное число соратниц по закромам. Никогда ещё мои кукурузные хлопья не были пристроены так хорошо. Я чувствовала, что должна за нас заступиться.
– Знаешь, Тони, если ты на всех клеишь ярлыки, то не удивляйся, что их клеят и на тебя. Ты прекрасная женщина и чудесная, замечательная мать. Если бы ты сама…
– Чёрт возьми, Финн! – закричала Тони пронзительным голосом. – Маме не надо а-а на брюках! Эти брюки от Патрисии Пепе, они стоили папе чёртову кучу денег. И маме стоило чёртову кучу времени застегнуть чёртову пуговицу на чёртовом пузе!
Я поглядела на её изящную фигуру 44 размера и сделала напрасную попытку найти то, что можно было обозвать «пузом». При этом мне кое-что бросилось в глаза:
– Ты сейчас в юбке, Тони.
– Что? Ах да, точно. Генриэтта сегодня за обедом заляпала мои брюки кетчупом. Нарочно! Верно, маленькое чудовище?
– Я чертовски хочу поехать наконец дальше по чёртовому тротуару! – объявила Генриэтта.
– Ты не должна так ругаться, – отчитала её Тони, виновато поглядев на меня. – Я не знаю, как с этим бороться. Она каждый день приносит из садика новые выражения. А-а-а! Чёртово дерьмо, теперь я в него вступила.
– Это приносит счастье, – сказала я, и это было не слишком умно, потому что Генриэтта тоже захотела непременно поспособствовать семейному счастью, ухватившись обеими руками за то, что осталось на тротуаре от собачьих какашек. Я потратила остаток влажных платков на чистку детей и матери.
– Наверное, это был гигантский пёс, – сказала Тони почти плача.
– Чертовски гигантский пёс, – согласилась Генриэтта. – Он принесёт нам чертовски много счастья.
– Точно, – сказала я. Хотя бы Генриэтта была рада.
– Ты не можешь уйти сейчас, – сказала Тони. – Ты ещё не рассказала про твоего нового шеф-редактора.
– Я завтра расскажу, – пообещала я.
– С дороги! – завопил Финн, снова сидевший в своём полицейском автомобильчике.
Я поцеловала их всех.
– Ведите себя прилично, милые мои, и не расстраивайте маму.
– Боже мой, что бы я только ни отдала за то, чтобы поменяться с тобой местами, – вздохнула Тони.
– Тогда тебе придётся забыть твои брюки от Патрисии Пепе, – возразила я, пятясь задом от места действия. – Потому что я не натяну их даже на бёдра.
– Это без разницы, – заверила меня Тони и побежала за детьми.
– Эй, дорогая, не забудь коляску с малышом! – крикнула я ей вслед.
Тони хлопнула себя ладонью по лбу и вернулась назад. Как уже говорилось, она была абсолютно достойным зависти человеком, но в этот момент моей жизни мне не ни с кем хотелось меняться, даже с тем, кто без проблем влезает в 44 размер.
Однако приближались другие времена. И быстрее, чем мне хотелось.
Глава 3
– Ну, девушки, сколько мужиков приземлилось на вас на этой неделе? – громогласно осведомилась Карла, едва мы устроились за стойкой суши-бара.
Как обычно, мы все залились краской разной степени интенсивности, а Виви прошипела:
– Ты же обещала, что прекратишь это!
– Я всего лишь обещала не употреблять крепких выражений, – невинно отозвалась Карла. Две недели назад она в то же самое время, но в другом месте (которое нам отныне придётся обходить стороной) проорала:
– Ну, девчонки, теперь честно: был у вас на этой неделе хороший трах? Причём я имею ввиду действительно хороший!
Карла воспринимала нас как четырёх подружек из «Секса в большом городе» – привлекательных, успешных в профессии, наделённых самой волнующей, самой разнообразной и самой забавной сексуальной жизнью, которую только могли себе представить сценаристы. Однако сравнение сильно хромало. Сексуальная жизнь у нас у всех была скорее скудной, профессионально мы были совсем не (Виви и Соня) или умеренно (Карла и я) успешны, а что касается привлекательности – ну, тут всё относительно. Виви с её нежной, как цветок, кожей и светлыми волосами была, конечно, очень красива – если вам нравится тот хрупкий тип, в котором голова кажется чересчур тяжёлой для остального тела. Соня выглядела как Барбара Стрейзанд в юные годы, а все знают, что по отношению к Барбаре Стрейзанд мир делится на два лагеря: одни её обожают, другие считают страшилищем. Во всяком случае, Соня несла свой длинный нос так гордо, как это только возможно. То же делала я со своей толстой попой. Секрет, известный всем: чем увереннее предъявляешь окружающей среде свои недостатки, тем менее они воспринимаются как таковые. Что касается моих рыжих волос и веснушек, то это тоже дело вкуса. Карлу же я всегда считала бесспорно привлекательной, пока в одно прекрасное утро не увидела её без макияжа и причёски. Только тогда я поняла, почему она возвела в принцип никогда не просыпаться рядом с мужчиной.
– Или что то же самое, никогда не засыпать рядом с мужчиной, – вздыхая, говорила она. Карла в её почти тридцать пять была самой старшей из нас, и она не скрывала, что охотно связала бы себя жизненными узами с каким-нибудь мужчиной. – Начиная с определённого возраста одиночество превращается в болезнь, – объясняла она. – Конечно, ты можешь и дальше так жить, но боль всё время усиливается, и ты знаешь, что если ничего не предпримешь, то умрёшь от от этой боли. Одна-одинёшенька.
Что за невозможная чушь. Впрочем, Карла часто говорила невозможную чушь.
– Кроме того, это вопрос смысла жизни, – сказала она, к примеру. – Для чего я живу на свете? Чем хороши такие одиночки, как я? Кому они нужны? Собственно говоря, я нахожусь в самом верху списка людей, в которых мир не нуждается. Перед собирателями фигурок из киндер-сюрпризов и Дитером Боленом.
Карла вела кучу разнообразных списков, это было одной из её причуд. Списки стран, куда она ни в каком случае не поедет; списки мужчин, которые, к сожалению, женаты, списки мужчин, которые, к счастью, женаты; списки вещей, которые она ненавидит до глубины души, списки её любимых продуктов, упорядоченных по количеству калорий.
– Так что, был у вас хороший трах или нет? – спросила она провокационно.
Мы единодушно покачали головами.
– Я так и думала, – сказала Карла наполовину разочарованно, наполовину с облегчением.
– У меня была ветрянка, ты забыла? – спросила Соня, которой, по её словам, понадобилось два маскирующих карандаша, чтобы скрыть оставшиеся прыщи. – И я была ужасно больна! Даже ты на моём месте воздержалась бы.
– Я сказала моему шефу, пускай он кончит себе в колени, – раздумчиво сказала Виви. – Это считается?
– Разумеется, нет, – возразила Карла. – Кроме того, ничего такого ты ему не сказала.
– А должна была, – ответила Виви и погрузилась в мрачное молчание.
Я, чтобы немного оживить общее настроение, хотела уже рассказать о своём вчерашнем информационном поиске и Борисе68, но вовремя передумала. Дело в том, что сегодняшнем редакционном совещании я поведала об этом как об электронном флирте моей сестры, и Карла при этом присутствовала.
– А у тебя был? – спросила я её, снимая с ленты ещё тарелочку суши. Я бы лучше отправилась к итальянцам, но Карла настояла на суши-баре. Наверное, в «Сексе в большом городе» они там всё время едят суши. Во всяком случае, Карла возмущённо изогнула бровь, когда я призналась, что не очень люблю суши. И дело тут не в сырой рыбе, а в ужасных, совершенно неяпонских табуретах, которые они понаставили в этом сарае. Я ненавижу все предметы мебели, у которых ноги длиннее моих. Совершенно невозможно забраться на подобный табурет, не выставив себя при этом на посмешище. Кстати, именно из-за такого табурета я никогда бы не приняла участие в передаче «Кто хочет стать миллионером?».
– У меня был что? – язвительно осведомилась Карла. Она знала, что мне трудно произносить некоторые слова.
– Был хороший… ммм… позитивный… контакт, – пробормотала я с набитым ртом.
– Ах это. Нет, – отмахнулась Карла. – Было фигово. Как всегда с Раймундом. У него просто проблемы с оснащением.
Раймунд был бывшим приятелем Карлы. Она порвала с ним потому, что: а) у него пахло из рта; в) он никогда не ставил молоко обратно в холодильник и в) был плох в постели. Однако за три года после их разлуки она спала с ним по меньшей мере раз двадцать. Я этого, наверное, никогда не пойму.
– Мне это зачем-то надо. Всякий раз, когда я пересплю с Раймундом, я снова знаю, почему я с ним рассталась.
Виви и Соня согласно закивали. Они относились к этому с полным пониманием. Виви периодически оказывалась в постели с Максом, которому она год назад дала отставку, потому что он обманул её с а) нежной брюнеткой; б) роскошной блондинкой; в) неуравновешенной шатенкой. Их встречи происходили по одной и той же схеме: Макс звонил Виви и спрашивал её трагическим голосом, может ли он прийти излить душу. Через десять минут он уже стоял у неё на пороге с двумя бутылками дешёвого вина под мышкой. Когда бутылки выпивались, он заявлял, что он до сих пор любит Виви, а сейчас слишком пьян, чтобы вести машину. Наутро он одалживал у неё деньги, которые никогда не возвращал, и испарялся. До следующего раза.
Виви ввиду своей простоты списывала неудачи на вино.
– Бутылки с закручивающимися пробками. Макс туда что-то подмешивает, и это на некоторое время делает его неотразимым, – утверждала она.
У Сони дела обстояли несколько иначе. Не она порвала с Йенсом, а он с ней, поскольку она а) была слишком привязчива; б) чересчур зажата; в) не проявляла достаточного интереса к его предложению увеличить бюст. Не осталось тайной, что он после этого г) стал жить с одной полногрудой страховой агентшей, которая вроде бы выбрила инициалы Йенса на своём лобке. Это доказательство любви не мешало, однако, Йенсу раз в два месяца заруливать к Соне, которая всякий раз не находила ничего лучшего, как доказывать ему, что она стала не такой зажатой.
– Это совершенно нормально, – сказала Соня. – У каждой женщины бывает секс с её «экс», какой бы мерзкой скотиной он ни был.
Я энергично покачала головой. У меня не бывает! Тем более что мой «экс» не был мерзкой скотиной. Алекс был очень милый. Три с половиной года мы были вместе, а когда пару лет назад ему по работе пришлось переехать в Мюнхен, мы мирно расстались. Периодически мы созванивались, а когда он бывал в городе, мы встречались за чашечкой кофе в каком-нибудь баре. Но никому из нас не приходило в голову снова завалиться в постель.
– Это потому, что Алекс точно такой же, как и ты, – заметила Виви. – Скучный. Разумный. Прагматичный.
– И бесчувственный, – добавила Соня.
– Зачем обзываться? – улыбнулась я. В принципе они были правы. Я была разумна и прагматична, и я не считала, что это какой-то дефект.
– Оставь нашу Брюкву в покое, – сказала Карла, обшаривая взглядом помещение. – Она просто не встретила ещё своего единственного и неповторимого.
– Ну а кто встретил? – хмыкнула Соня.
– И что еще важнее, – добавила Виви, – кому это удастся? И когда? Если я наконец встречу своего единственного и неповторимого, то мне больше не придётся постоянно искать работу. – В представлении Виви её единственный и неповторимый был прежде всего неповторимо богат. И совершенно не возражал против классического распределения ролей – он работает, а Виви ждёт его дома у бассейна.
– Уступайте место старшим, – сказала Карла. – Я первая. – Почти завершив свой круговой обзор, она вдруг вздрогнула. – О нет, – простонала она. – Как нарочно! Не оборачивайтесь, здесь Бирнбаум!
Конечно, мы все тут же обернулись. В самом деле, в баре появился наш шеф-редактор Адам Бирнбаум по прозвищу «жуткий мучитель». Видимо, он до сих пор работал, потому что на нём была та же одежда, что и сегодня утром на совещании – чрезвычайно дорогой костюм, имевший такой вид, как будто в нём спали, белая рубашка и никакого галстука. Голова Бирнбаума выглядела так, словно он целый день рвал на себе волосы, и ещё ему явно не мешало побриться. А ведь утром он был безупречно причёсан и выбрит. Наверное, он был одним из тех мужчин, у которых через пару часов после бритья отрастает трёхдневная щетина.
– Прекратите на него пялиться, – прошипела Карла. – Я не хочу, чтобы он нас заметил. В конце концов, у меня впереди выходные, и я вполне обойдусь без его напыщенных замечаний! «Фрау Лаутенбахер, вы, вероятно, ориентируетесь на правила правописания 2050 года? Ваша орфография выглядит по-настоящему революционной!»
– Он смотрится совсем не так ужасно, – сказала Виви. – И я думала, что он намного старше. Он женат?
– Он выглядит даже очень хорошо, – поддержала её Соня. – Слегка похож на Джорджа Клуни. Вовсе он и не-несимпатичный.
– Внешность обманчива, – сказала Карла. – Он настоящая задница, верно, Ханна?
Я ничего не ответила, поскольку с увлечением наблюдала, с какой грацией белокурая спутница Бирнбаума садилась на барный табурет. Можно было с завистью сказать, что её ноги были значительно длиннее его ножек.
– Я сейчас лопну! – выдохнула Карла. – Знаете, кто это?
Мы не знали.
– Это. Анника. Фредеманн. – отчеканила Карла, ударяя при каждом слове кулаком по столу.
– Кто? – переспросили Виви и Соня одновременно.
– Анника Фредеманн, дочь издателя, – нетерпеливо пояснила Карла.
– Он назвал свою дочь в честь журнала? – озадаченно спросила Виви.
– Чушь! – воскликнула Карла и добавила приглушённым голосом. – Он назвал журнал по дочери. У него такая причуда: все свои журналы он называет по женщинам своей жизни. «Пенелопа», «Белинда» и «Долли» – это всё имена бывших жён Фредеманна. Когда-то был журнал по рукоделию «Регина» – так звали его мать.
– И по кому он назвал журнал «ТВ-Обзор»? – хихикнула Соня.
– Вот так ловкий Бирнбаум! – пробурчала Карла. – Увивается вокруг дочери владельца. Теперь мы знаем, каким образом он вдруг появился у нас словно ниоткуда, а старую добрую Цимперих услали на пенсию! Она должна была освободить место для будущего зятя главного шефа! И, наверное, он стоит за всей этой кадровой чехардой! Они же, боже мой, уволили пол-редакции!
– Ну это неправда, – вмешалась я. – Парочку сотрудников перевели в другие отделы, и большинство из них при этом только выиграло. А что касается Цимперих, то ей семьдесят два. Вся редакция была либо сильно пожилой, либо глубоко беременной, и это явно отразилось на журнале: в конце концов у нас стали помещать рекламу только производители чистящих средств для вставных челюстей и изготовители готовых каш. Честно говоря, это просто чудо, что Фредеманн дал нам ещё один шанс. Любой другой просто-напросто изъял бы «Аннику» из программы.
– Ну, всё было не так уж плохо, – обиженно ответила Карла. – У нас всегда была замечательная рабочая атмосфера, совершенно расслабленная и свободная. Ну да, со старыми кошёлками часто возникали свары, но Цимперих никогда никому не сказала ни одного худого слова, никогда! Я была для неё чем-то вроде дочери. А для Бирнбаума я всего лишь секретарша.
– Он у нас только два дня, – возразила я. – И в том, что он говорит, много правды.
– Ты забыла, что он сегодня выгнал меня с совещания!
– Он тебя не выгнал, он только… ну, это было что-то вроде перераспределения обязанностей. Радуйся, что теперь тебе не надо будет присутствовать на этих совещаниях, ты же всегда ненавидела протоколирование.
– Ну давай, защищай его! Всё ясно, он тебе нравится, старая ты карьеристка. Утром было противно смотреть, как ты на виляла перед ним хвостом!
– Что ты всё время это повторяешь! Ничего я не виляла, – возразила я.
– Нет, виляла! – Карла повернулась к Виви и Соне. – Ещё как виляла. И улыбалась ему, как будто ей мёдом намазано! И это несмотря на то, что он заставил реветь бедную Штеффи!
– Маленькое примечание: бедная Штеффи, с тех пор как забеременела, ревёт не переставая. Вчера она разрыдалась из-за того, что уборщица позабыла выбросить мусор из её корзины для бумаг. Бирнбаум вовсе не такой плохой, каким ты его тут представляешь.
– Для меня он был и остаётся задницей. А ты подлиза. – Карла бросила мрачный взгляд на нашего шеф-редактора и Аннику Фредеманн. – И что она в нём нашла? Могла бы подобрать себе кого-нибудь получше. До недавнего времени она была вместе с этим классным режиссёром – как бишь его звали? А до того – с тем парнем из «Формулы 1», Хайни. Ну разве это справедливо? Человек рождается дочерью богатого издателя, а в качестве подарка получает ещё и тело супермодели! Ей уже за тридцать, но разве по ней видно? Это просто отвратительно! Девчонки, пойдёмте куда-нибудь в другое место. Только давайте незаметно!
