Текст книги "Шелест нежных слов"

Автор книги: Кэрри Фрезер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

VIII

– Она собиралась сделать это за деньги! – прокричал Донован, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он лежал в темноте на диване, который еще хранил запах духов желанной женщины. Вик втиснулся между хозяином и спинкой дивана. При выкрике он поднял голову.

– Да, я действительно предложил ей деньги, – продолжал Дон. – И я на полном серьезе собирался ей их дать, но не потому, что хотел платить, а просто потому, что подумал, что она захочет чего-то взамен, а мне нечего было ей предложить. О Господи!

Он закрыл лицо локтем, стараясь стереть из памяти картину, как она стоит перед ним и смотрит на него так, как будто ничего на свете не хочет больше, чем его. И все это, оказывается, только из-за денег.

Рассудок уже в десятый раз с тех пор, как они расстались там, на крыльце, напомнил Доновану: ты же сам предлагал ей деньги.

Он поразмыслил над этим секунду и подытожил: ты решил, что не можешь дать ей любовь, так что же, черт побери, заставило тебя думать, что она может полюбить? Мужчину, которого Джойл любила, она потеряла. А ты просто случайный человек, на котором она остановила внимание лишь из-за секса и кошелька, то есть почти того же самого, чего ты сам хочешь. Так откуда столько негодования?

На этот вопрос он не мог найти ответа. Обычно мир представлялся ему ясно и четко, но в последнее время все в нем вдруг начало резко меняться.

Он вспомнил, как она целовала его, как кончики ее пальцев гладили его через футболку, и чувствовал одновременно и возбуждение и отвращение, а больше всего – сожаление.

Единственное, в чем Донован был твердо уверен, так это в том, что очень хочет заполучить ее, причем – и это было труднее всего принять – даже если ему придется отказаться от своего предложения. Он либо добьется ее, либо умрет, пытаясь достичь цели.

И мозг его начал рисовать в воображении могильные плиты.

Ему виделось, как Джойл вставила букет шелковых фиалок в круглую накрахмаленную салфеточку и перевязала его. Затем она прикрепила снизу ленточку, а концы ее завязала сбоку бантиком. В итоге вышло нечто романтическое – этакий подарок из прошедших времен.

Джойл сидела в своей гостиной на диване, и на кофейном столике вокруг нее были разложены фиалки, ленточки и салфетки. Ева возилась возле нее на полу, играя в куклы и игрушечные кухонные принадлежности, а бабушка расположилась, напротив в кресле и следила, как разворачиваются события в каком-то мюзикле тридцатых годов.

И я полностью удовлетворена сложившейся ситуацией, сказала себе Джойл. Это моя семья, воля судьбы и я люблю их больше собственной жизни. И мне не нужен мужчина, который заставил меня вновь почувствовать себя женщиной. Мне не нужен…

Она вздохнула, вставляя в салфетку очередной букетик фиалок. Может, он мне и не нужен, однако прикосновения его, бесспорно, пришлись по вкусу. Когда Донован не вел себя как идиот, она чувствовала себя с ним так же, как когда-то с мужем, – особенной, нужной, желанной. Ей будет не хватать этого.

Что ж, ты сама себя обхитрила, подумала она. Надо было с самого начала сказать ему, что ты думаешь о его шизоидных идеях, вместо того чтобы самонадеянно стараться строить из себя героиню, которая спасет его от самого себя. Особенно когда на самом деле она делала это для того, чтобы спасти его для себя.

Живи и учись, подумала она философски, привязывая ленточку к очередному букету.

Зазвенел дверной звонок. Джойл от неожиданности вздрогнула, и все ленточки и салфетки, которые лежали у нее на коленях, оказались на полу. Ева взяла мать за руку и потянула к двери.

Джойл открыла и неожиданно увидела перед собой букет роз – не меньше дюжины. Огромный букет дополнялся веточками папоротника. А того, кто принес его, первой заметила Ева. Она обхватила облаченную в джинсы ногу и радостно воскликнула:

– Дядя!

Джойл взяла цветы и увидела, наконец, Донована, одетого в кожанку поверх черного свитера с высоким воротом. Она обратила внимание, как темная одежда удачно оттеняет синеву его глаз.

При виде Дона, да еще держащего в руках нечто вроде символа перемирия, Джойл ощутила легкую дрожь. Но вместе с тем неожиданно она вдруг почувствовала себя готовой начать все сначала.

Джойл понюхала розы. Донован поднял Еву на руки.

– Привет, – сказал он. – Послушай, мы не могли бы забыть о том, что я говорил до сих пор? Позволь мне объяснить, что я на самом деле имел в виду, когда… – Дон замолчал в поисках подходящей фразы, но, в конце концов, закончил предложение беспомощным жестом свободной руки.

– Когда ты предложил мне деньги, – ровно произнесла Джойл.

Донован безнадежно вздохнул.

– Да. Я поступил так, потому что для отношений, которые бы работали, нужно что-то давать и что-то брать. А раз я не могу дать тебе любовь, то подумал, что многим женщинам вполне хватает и… – Увидев, как потемнел взор Джойл, он остановился и быстро сменил курс. – Но теперь, когда мы выяснили, что ты не из их числа, мы могли бы обговорить все по-новому.

Звучит не так уж обнадеживающе, подумала Джойл. Он по-прежнему отказывался дать ей то единственное, чего она хотела, – любовь, а только извинялся за нетактичное предложение. Что-то подсказывало ей, что выставить его сейчас вон будет не так уж просто, и она решила до поры до времени довольствоваться даже скромными победами.

– Ну, хорошо, – сказала она. – Ты не согласишься использовать мой кухонный стол в качестве стола переговоров?

Донован покачал головой.

– Я думаю, лучше мы поговорим на нейтральной территории. Я закажу на завтра столик в «Морском клубе». Ты сможешь пригласить кого-нибудь посидеть с дочерью и бабушкой?

– Думаю, да.

– Отлично, тогда я заеду за тобой в семь.

– Хорошо.

Он был раздражен, поняла Джойл, несмотря на то, что пришел извиняться. Она могла себе представить, как нелегко было такому человеку, как Дон, признать перед женщиной, что он не прав, но она подозревала, что дело было не только в этом. Похоже, он больше сердился на самого себя. Она не могла только понять, это плохо или хорошо для нее. Донован спустил Еву на пол. Та взяла его за руку и потянула в дом, но он остался на месте.

– Нет, дорогая, мне пора домой.

– Входи! – настаивала она, показывая в сторону теплой, залитой солнцем гостиной.

Анни обернулась в кресле и помахала ему.

– Входи, Кэн, – позвала она. – Ты опоздал на обед.

Дон помахал ей в ответ, затем, усмехнувшись, посмотрел на Джойл.

– Кажется, никто в этом доме не понимает, кто я такой на самом деле, – сказал он.

Наконец мать оторвала от него упирающуюся Еву и взяла на руки, отдав ей букет.

– Мне кажется, ты сам не понимаешь, кто ты такой на самом деле.

Донован не совсем разобрался, что она имеет в виду, но спрашивать об этом не хотелось. Ему не часто удавалось закончить их пререкания победой. Он только что получил от нее согласие на свидание завтра и не хотел, чтобы что-нибудь помешало этому.

Он протянул руку и провел кончиком пальца по подбородку Евы.

– Пока, пуговка, – сказал он.

– Поцелуй! – потребовала та, высовываясь из объятий матери и протягивая к нему руки. Дон наклонился, малышка громко чмокнула его в щеку, затем он вернул поцелуй. От девочки пахло какао, детской присыпкой и духами мамы.

– В семь, – напомнил он Джойл.

– В семь, – повторила она, скрывая за улыбкой волнение. – Спасибо за цветы.

Донован растворился в ночи, оставив ее с Евой, повторяющей «Пока!».

Он совсем не знает себя, подумала Джойл. Он не знает, каким он был бы в роли мужа и отца, и не догадывается, как они относились бы к нему. Будет большой потерей, если он так и не узнает этого с ее помощью.

«Морской клуб» находился на берегу океана. Какой-то предприниматель на рубеже веков добавил башенки по углам весьма неброского прямоугольного четырехэтажного в колониальном стиле здания, которое некогда вмещало шляпную фабрику, и превратил его в комфортабельный клуб с отелем и рестораном.

В фойе средневековая тема получила развитие в огромном каменном камине, развешанных по стенам цветастых знаменах с гербами и троноподобных стульях.

Джойл откинула капюшон накидки, которая удачно сочеталась с интерьером, пока они шли по фойе к входу в зал.

– В этом месте я всегда чувствую себя как принцесса, которая ждет, когда же ее принц вернется домой из похода.

Донован принял у нее накидку. Метрдотель поприветствовал их с дежурной любезностью и извинился, что их столик еще не готов.

– Похоже, весь город собрался обедать у нас сегодня, – проговорил он, склонив убеленную сединами голову и заговорщицки подмигнув. – Два дня до Святого Валентина, а любовь уже носится в воздухе. Позвольте мне позаботиться о плаще дамы, а наш паж проводит вас в зал.

Они проследовали к столику, помещавшемуся в полукруглой нише, в тихом уголке возле камина. Официант, одетый в костюм средневекового пажа, принял у Донована заказ: бутылку шампанского.

– Шампанское? – удивилась Джойл. – А что мы отмечаем?

Донован протянул руку и дотронулся до ее волос.

– Ты вся сверкаешь, – объяснил он. – Вот я и подумал, что шампанское будет как раз кстати.

Джойл потратила немало усилий, готовясь к этому вечеру, и выглядела превосходно. Она распустила волосы, а простое черное платье сидело на ней как перчатка. Но она понимала, что дело было не только в этом. Просто ее лицо сияло от чувства к Доновану, которое переполняло ее.

Она взволнованно вздохнула, собираясь задать непринужденный тон беседе.

– Никаких новостей о той, кто украла у тебя бензин? – спросила она. – Я слышала, даже какая-то радиостанция побережья рассказывала об этом.

– Да что ты! Нет, новостей не слышал: я в последнее время не вылезаю из-за рабочего стола. А что они сказали?

– Кажется, машину того парня из береговой охраны обнаружили в Портленде. По всей видимости, кто-то загнал ее на автотранспортер, который стоял возле «Таверны приключений» после того, как привез несколько новых машин. Водитель остановился переночевать в гостинице, а наутро сразу запрыгнул в кабину, не заметив странного джипа на нижней платформе, под автомобилями, которые он должен был еще отвезти в Портленд. Они обнаружили его, только когда трейлер разгружался уже на месте.

Джойл покачала головой.

– Может, ты замолвишь слово перед ней, скажешь ей, что я переменился, пока она не нанесла мне очередного удара?

Дон пристально смотрел на нее.

– Ас чего ты решил, что я знаю, кто она такая?

– Это кто-то из нашего города. Сомневаюсь, что она приехала откуда-нибудь издалека для такой работы посреди ночи. Когда я в тот вечер вернулся домой из Портленда, бак оставался на четверть полон.

А в девять двадцать на следующее утро он был уже пуст. Вряд ли она могла сделать это после заката солнца, если нездешняя. Я, конечно, живу в уединении, но всегда встаю рано. И мне кажется, она это знала.

Джойл выдержала его прямой взгляд.

– То есть ты хочешь сказать, что я живу настолько близко к тебе, что вполне могу следить, когда ты уходишь и приходишь?

– Ты также упомянула, что застала рассвет в то утро.

– Когда?

– Когда я пригласил тебя посмотреть на содержимое сундука своей тетушки. Я сказал, что вид, открывающийся из моего окна похож на край земли, а ты сказала, что видела, какой чудесный рассвет был прошлым утром. То есть тем самым утром, когда кто-то опорожнил бак моего «феррари».

Джойл закрыла глаза, призывая все свое терпение.

– Я не крала у тебя бензин.

Донован миролюбиво кивнул.

– Да, я знаю. Но ты знакома со всеми в городе. Готов поспорить, что ты знаешь и эту таинственную похитительницу, только не подозреваешь об этом.

Она нахмурилась, осмысливая его слова.

– А почему ты уверен, что это не я?

– Да потому, – ответил Донован, посмотрев на нее и просунув руку под ее волосы, чтобы погладить по плечу, – что я видел, как действуешь ты. Ты не так прямолинейна в мести. Ты поступаешь гораздо тоньше.

Несмотря на все усилия, Джойл почувствовала, как краска заливает ей лицо. Он все-таки разгадал ее план.

– Твоя стратегия эффективнее, хотя, конечно, требует гораздо больших усилий, – добавил Донован, усмехнувшись.

Джойл заставила себя невозмутимо встретить его взгляд.

– Я была уверена, что ты не понял что к чему.

– Да, – согласился он. – Я не сразу понял это. Я больше привык манипулировать людьми сам, чем позволять им это делать с собой. Только вчера до меня дошло, что твое радостное согласие с моим планом вовсе не было согласием на самом деле.

– Дон, – тихо произнесла она, поворачиваясь к нему. – Я только-только почувствовала настоящую… симпатию к тебе, как ты вдруг стал предлагать мне деньги! – На последнем слове она еще понизила голос, опасаясь, что кто-нибудь может услышать.

Донован облокотился на стол и закрыл лицо руками.

– Понимаю. Я сожалею. Но предыдущий опыт подсказывал мне, что это сработает. И, как объяснял вчера, я не мог предложить тебе любовь. Но был уверен, что ты захочешь что-то взамен. – Он опустил руки и вздохнул. – Если я попрошу у тебя прощения, мы не могли бы вернуться к моменту, когда у тебя впервые появился интерес ко мне?

Официант принес им шампанское, разлил по фужерам, поставив бутылку в ведерко со льдом, удалился.

Ты имеешь в виду – к моменту, когда я впервые увидела тебя в компании с человеком из агентства по торговле недвижимостью, когда ты приезжал осматривать дом? – подумала Джойл. Она постаралась говорить вслух, не так прямо, хотя это было для нее нелегко.

– Ты все еще хочешь заняться любовью со мной?

Дон не медлил ни секунды с ответом, лишь придвинулся еще ближе к ней.

– Да.

– А ты не спрашивал себя почему? – спросила она. – То есть, если мне не нужны деньги, что будет потом?

Донован понял, куда она клонит. Он решил, что должен сразу дать ей понять, что в этом плане ей не на что надеяться.

– А что может быть потом? – ответил он без стеснения. – Хорошее занятие любовью. Удовольствие и близость, которых ты нигде больше не получишь. У тебя случалось это с кем-нибудь после мужа?

Джойл не обидел вопрос. Она понимала, что Дон преследует свои цели, так же как и она свои.

– Нет, – чистосердечно ответила она. – Я и не хотела этого ни с кем больше.

Он заглянул ей в глаза.

– Я читаю по твоему лицу, когда вглядываюсь в него. – Он дал ей поразмыслить немного над своими словами, а затем безжалостно продолжил: – Но как у нас может быть что-то по любви? Мы же провели вместе в сумме не более пяти часов.

Джойл не стала отрицать своих чувств. Но было бы гораздо проще, подумала она, если бы Дон понял, что он сам испытывает.

– Ты что, хочешь сказать, что это только мое тело хочет тебя?

Он подумал секунду, а затем кивнул.

– Да, я думаю, так и есть.

Джойл покачала головой со снисходительной терпимостью.

– И подтверждая это, ты хочешь, чтобы я передала Шоколадной Мстительнице, что ты изменился? Да она тебе в следующий раз гирю на голову сбросит.

Закатив глаза, Донован чокнулся с ней.

– За мужчину и женщину, – сказал он.

Джойл выпила за это – за одно из самых чудесных уравнений жизни.

– Это же просто вопрос практичности, – проговорил Дон, ставя бокал на место. – Мужчина и женщина созданы друг для друга. Это часть замысла Всевышнего. Так зачем нужно усложнять то, что и так гениально в своей простоте? Это же райское наслаждение. Почему же мы должны оправдываться за сексуальные отношения, навешивая на них брак?

Они ели, продолжая спорить. Джойл смотрела на Донована, неглупого мужчину в расцвете сил, и думала, как грустно, что тому так не хватает способности любить. С ее стороны было бы глупо пытаться его изменить, она только разочаруется еще раз. Хотя что-то в сердце подсказывало, что риск стоит того. В конце концов, сейчас как раз была пора влюбленных, разве не так?

Донован налил ей еще шампанского, потом дополнил до верха свой фужер. Он провел рукой по ее волосам.

– Ты очень голодна? – спросил он, наконец. Меньше всего сейчас мозг Джойл был занят мыслями о еде. Она отрицательно покачала головой.

– Тогда, может, отменим заказ? Потанцуем, а потом снимем номер, разберемся, кто из нас прав.

Сердце Джойл взволнованно заколотилось, а во рту пересохло. Она договорилась с Ритой, чтобы та осталась у нее на ночь как раз на подобный случай.

Она взяла шампанское, улыбка ее просто сверкала, но сердце пребывало в смятении.

– Так мы и сделаем, – проговорила она.

IX

Медленная музыка разливалась по залу. Джойл всем телом прильнула в танце к Дону. Тепло его руки разливалось по ее спине. Груди ее были прижаты к его телу, их кончики были возбуждены, так что каждое движение отдавалось в них сладким мучением.

Ноги ее томно двигались неотрывно от его ног, его колено терлось о внутреннюю поверхность ее бедра.

Наконец мелодия закончилась, и они застыли, посреди, темного зала, не желая – или не в силах – сдвинуться с места. Джойл чувствовала себя частью Донована, словно все ее желания до единого совпадали с его желаниями, а все ее мысли – с его мыслями.

Почему бы им просто не заняться любовью и не заполнить ту пустоту внутри, которая мучила их обоих? Что толку загромождать отношения эмоциями и обещаниями, которые так часто становятся причиной разрыва?

Группа на эстраде заиграла «Мой любимый Валентин» в романтической блюзовой аранжировке, и Джойл подумала, что на самом деле в этом был толк. Она ведь убеждена, что отношения, которые строятся на основе любви, могут дать двоим счастье. Она знала, как чудесна любовь. Что бы они с мужем ни делали, она всегда руководствовалась любовью, и ничто не могло этого изменить.

Они снова начали танцевать, хотя на площадке вдруг набилось столько народу, что им оставалось только переминаться на одном месте.

Дон подумал, что еще немного, и он потеряет сознание. Когда Джойл обвила его шею и прильнула лбом к плечу, ему показалось, что весь мир вокруг начинает растворяться. Это взволновало его не на шутку, он вдохнул в себя побольше воздуха и заморгал, чтобы прийти в себя. Он был из тех мужчин, которые способны бесстрашно отдаться в руки страсти, но не помнил, чтобы страсть когда-нибудь затягивала его так сильно. Какая-то часть его всегда оставалась настороже, всегда полностью держала под контролем происходящее.

Однако сейчас он быстро терял этот контроль. Джойл подняла голову, чтобы заглянуть в его глаза. Ее взгляд был так полон желания, что Донован почувствовал, что находится на самой грани безумия.

Справа от них на маленькой сцене рыдал саксофон.

– Ты пойдешь со мной? – прошептал Дон. Кожей щеки он почувствовал вздох Джойл.

– Да, – ответила она.

Донован получил из гардероба ее плащ, подошел к столику администратора, и не прошло и нескольких секунд, как он уже возвращался обратно с ключом.

Пока лифт вез их наверх, они стояли, держась за руки, не в силах оторвать взгляда друг от друга. Дон отпер дверь и пропустил желанную женщину в прохладную полутемную комнату. Он зажег лампу, затем закрыл дверь, заперев ее на ключ.

Джойл поджидала его возле огромного отделанного под средневековье ложа, скрытого за пурпурно-золотыми занавесами. Но никто из них не обратил внимания на убранство комнаты. Руки их встретились, губы сомкнулись в сладостном поцелуе, тела страстно прильнули друг к другу. Джойл чувствовала, как руки Донована ощупывают все ее тело. С нежным нетерпением он провел пальцами вдоль ее позвоночника и остановился на бедрах, чтобы еще крепче прижать ее к себе. Она почувствовала, как пробуждается его желание, и придвинулась к нему навстречу так близко, как только возможно. Донован простонал, сдернул с себя пиджак и отшвырнул его в сторону. Затем он нащупал молнию на ее спине и потянул ее вниз. Она отстранилась, чтобы дать одежде свободно упасть к ногам, и снова протянула к нему руки. Он раздвинул тяжелые занавески, окружающие кровать, оперся коленом о постель, а затем, не отпуская ее от себя, повалился на мягкую перину.

– Джойл, – отчаянно шептал Дон.

Его переполняло желание, переполняло чувство, переполняло некое взволнованное нетерпение, которого он никогда раньше не испытывал. Он повторил ее имя еще раз, но не мог придумать связной фразы вслед за ним. Он просто чувствовал, что ему нужно обратить на себя все ее внимание целиком.

Джойл судорожно цеплялась за остатки разума, который уплывал все дальше и дальше от нее, когда руки Донована нежно снимали с ее плеч бретельки бежевой шелковой комбинации. Его губы, ласкающие грудь, почти полностью покорили ее. Однако не совсем.

Донован еле отвел глаза от зачарованного созерцания похожего на бусинку кончика ее груди и встретил темный бархатный взгляд Джойл. Она выглядела расстроенной. Одинокая слеза скользнула по щеке и скатилась на каштановый локон, что покрывал плечо.

Страсть, желание, возбуждение Донована – все резко оборвалось. Опершись на локоть, он посмотрел на нее, нахмурившись, больше испуганно, чем сердито.

– Что случилось? – проговорил он.

– О Господи. – Джойл села, вытерла мокрую щеку и натянула комбинацию. Ей было стыдно, и она злилась на себя за то, что попыталась воспользоваться этим глупым шансом, а еще больше за то, что подвергла любимого мужчину невольному издевательству.

Теперь нужно было все объяснять. Она обхватила себя руками, неожиданно ей стало очень холодно.

– Прости меня, – прошептала она, пытаясь прийти в себя и посмотреть на Дона. – Я не могу.

Но желание, как и разочарование, по-прежнему отчетливо виднелось в ее глазах, точно так же, как и в его. Так в чем же дело?

Донован протянул руку ей за спину, вытащил одеяло и накрыл ее.

– Ты боишься? – спросил он ласково. Она посмотрела на него с искренним удивлением.

– Чего?

Ну что ж, дело было не в этом. Донован почувствовал облегчение и еще большее недоумение.

– Ты думаешь о своем муже?

Она покачала головой, виновато опустив глаза.

– Я думаю о тебе.

Дон не смог удержаться и иронично поднял бровь:

– И при этом отталкиваешь меня?

Джойл еще крепче сжала края одеяла и еще глубже закуталась в него, потом высунула руку и вытерла другую слезу.

– Ты не хочешь так, – проговорила она. Голос ее был напряжен. – А с моей стороны нечестно притворяться.

Донован попытался уловить смысл в ее словах, но не смог его найти.

– Что ты имеешь в виду? Притворяться кем? Она вздохнула и села на край постели, высунув ноги из-под покрывала.

– Я притворяюсь, что занимаюсь этим потому, почему ты думаешь, потому, что мужчина и женщина должны заниматься любовью. Будто бы природа этого требует. Цепляя к этому всевозможные обязательства, мы только вредим себе, потому что…

– Хорошо, хорошо. – Он остановил ее, приложив палец к губам. – Я понимаю, кем ты притворяешься. Я хочу знать, что ты на самом деле чувствуешь.

Джойл виновато покачала головой.

– Любовь, Дон. Я чувствую любовь.

Ее слова прозвучали для него как осязаемый удар, от которого заболело под ложечкой.

– Но, Джойл…

– Знаю, знаю, – проговорила она с обреченностью. – Поэтому-то я и остановила тебя. Извини, что ты зря потратил деньги за этот номер. Я знакома с владелицей этого отеля, мы показывали здесь модельную одежду, так что знаю ее. Может быть, я смогу договориться и отработать сумму, поставляя десерты в ее ресторан.

Донован лежал на спине, уставившись на темные своды шатра. Невероятное открытие заполнило его мозг. Он осознал, что существует нечто, что пыталось заявить о себе уже целую неделю, если не больше. Он пытался избавиться от него, стараясь уверить себя, что он просто-напросто пал жертвой собственной сентиментальной симпатии по отношению к милой маленькой дряхлой старушке, которая звала его Кэном, и любвеобильной трехлетней малышке, которая знала его только как «дядю».

Но дело было не только в этом. Эта женщина смогла затронуть некую струнку в его душе, которая заставила его чувствовать так, что он даже не верил, что на такое способен; которая заставила его влюбиться. Но сможет ли он убедить Джойл поверить в это после всех своих помпезных речей, особенно сейчас?

– А ты знаешь, что я чувствую? – спросил он, обхватив ее рукой поверх одеяла.

Джойл издала короткий мрачный смешок.

– Разочарование? – предположила она, не поворачивая головы.

– Кроме этого.

Она обернулась, по-прежнему закутанная в покрывало. Взгляд ее был насторожен, но в глубине глаз поблескивала искорка интереса.

– Что же?

Он ласково дотронулся до ее щеки и притянул к себе.

– Я думаю, что любовь, Джойл, – сказал он. – Любовь к тебе.

Джойл нахмурилась, покоясь на его руке.

– Не дразни меня, Дон.

– Я не дразню, – произнес он. – Мне, кажется, я влюбился с того дня, когда ты подвезла меня до почты, с того дня, когда я впервые держал на руках Еву, а твоя бабушка приняла меня за твоего брата. Ты должна простить меня, что я не понял этого с самого начала. Но у меня в жизни было не так уж много любви.

Джойл всматривалась в его глаза, отчаянно стараясь увидеть отражение чувств. Донован догадался, о чем она думала.

– Для меня это чувство совсем ново, и я даже не уверен, что смогу сделать то, чего оно требует от мужчины. Единственное, что я могу на данный момент, – это честно признаться, что люблю тебя. А на будущее я сейчас не стану ничего обещать.

Джойл почувствовала, как радость вспыхнула внутри нее. Все поводы для беспокойства покинули ее. Он мог дать обещание, просто он не догадывался об этом. Точно так же, как до сего момента не подозревал, что любит ее. Он окончательно поймет это со временем. Возможно, подумала Джойл, он прежде поставит ее на грань нервного срыва, но он обязательно поймет. Это было все, о чем она могла мечтать.

– В таком случае, – мягко проговорила она, – на чем мы остановились?

Доновану потребовалось много труда, чтобы вспомнить, что в тот миг он снимал с нее комбинацию. Он стянул ее с Джойл через ноги и впился взором в ее гладкую кожу, такую же шелковую, как и сорочка. Зачарованный, он стоял перед ней на коленях. Джойл ухватила его за конец галстука и притянула к себе. Он обнял ее, не в силах оторвать взгляда от нежных глаз, сияющих любовью и доверием. Джойл развязала галстук и отбросила в сторону. Затем она расстегнула рубашку Дона, вытащила ее из брюк и нетерпеливо ждала, когда он снимет ее. За рубашкой последовала футболка. Затем Джойл уверенно расстегнула ремень и молнию на его брюках.

Донован чувствовал, как его охватывают мириады новых, незнакомых, ощущений. Впрочем, может, ощущения-то были старыми, но Джойл, чьи глаза были полны любовью, просто возвела их на доселе неизведанную высоту. Желание его тотчас возросло во сто крат, страсть захватила с головой, заставляя необычайно остро чувствовать каждое прикосновение ее рук. Отчаянная жажда тела сопровождалась не менее отчаянным стремлением подарить ей все наслаждение, какое только знает человек.

Брюки и трусы Донована также вскоре оказались на полу. Он положил Джойл на середину постели, развернул одеяла, и они укрылись ими. Джойл прильнула к нему в нетерпеливом желании вобрать в себя его тепло. Она содрогалась от наслаждения, чувствуя, как его руки гладят ее сверху донизу сначала длинными продольными движениями, прочертив жгучую полосу на ее теле от подбородка до кончиков ног; затем по кругу, сливаясь в едином водовороте страсти с ее мыслями. Последняя оставшаяся крупица рассудка помогла ей осознать, что при таком занятии любовью они в буквальном смысле создавали из взаимной тяги и доверия подлинную любовь, которая наверняка сохранится в неприкосновенности и на следующий день.

Издав стонущий вздох, Джойл полностью отдалась во власть чувств. Она потерлась коленом о бедро Дона, у нее перехватило дыхание, когда она почувствовала приближение сладкого напряжения. Какое-то мгновение, показавшееся ей бесконечно долгим, она балансировала на грани давно уже забытого блаженства, затем Донован накрыл ее телом и вошел в нее. Волны непередаваемого наслаждения охватили Джойл, и она застонала.

Дон ощутил приближение пика наслаждения. Он еще сильней сжал дрожащую Джойл в объятиях, стараясь сдержать желанный миг облегчения. Мозг его пронзали сигналы от каждой клетки кожи, с невероятной остротой он почувствовал ткань одеяла, теплую смятую простыню под ногами, мягкие подушки, на которые опирались локти. И он познавал любимую женщину, ее кожу, горящую, как в лихорадке, каждую извилину тела, душистые волосы, мягкие и податливые на ощупь, как шелк, каждое мельчайшее вздрагивание трепещущего тела.

Неожиданно до него дошла разница между понятиями «заниматься любовью» и «любить». Сколько он себя помнил, он всегда был заинтересованным, но не более того, участником сексуального ритуала: наслаждение кольнет на одно-два мгновения, чтобы сразу после окончания акта исчезнуть без следа.

Но то, что он испытывал сейчас, превосходило все, что он когда-либо чувствовал раньше. Возбуждение его сначала оставалось на прежнем уровне, а затем поползло вверх, многократно приумножаясь, захватывая все его существо. А когда все было позади, он был больше чем просто удовлетворен. Он знал, что влюбился без памяти.

– О, Дон! – прошептала Джойл, губы ее почти касались его шеи.

– Да, я знаю. – Он перевернулся на спину, поцеловал ее в лоб, когда она легла на его грудь. – Было так прекрасно, что мне даже стало страшно.

– Любовь делает особенным все.

– Ты имеешь в виду «ну вот, я же тебе говорила»?

Джойл удовлетворенно вздохнула.

– Именно. – Она просунула руку ему под голову и придвинулась поближе. – Даже не верится, что я свободна всю ночь. Что мне не нужно будет подниматься, чтобы принести бабушке стакан воды или посмотреть, почему она бродит по дому, или из-за того, что меня осенит, что нужно сделать что-нибудь по магазину. Свободна всю ночь!

Донован мягко засмеялся и погладил ее волосы.

– Ну, не совсем свободна. Я собираюсь разбудить тебя несколько раз, но сейчас ты можешь отдохнуть.

– Предупреждаю, что, когда меня будят, я, как медведица, которую потревожили от спячки.

– Но я уже узнал кое-что о тебе. Например, я могу превратить тебя из злобного гризли в плюшевого медвежонка одним только прикосновением в нужном месте – вот здесь. – Он нежно провел рукой по внутренней поверхности ее бедра, и она сладко простонала, ее сонливость стала улетучиваться.

– Но ты же не будешь пользоваться этим в своих целях, правда?

– Непременно буду, – улыбнувшись, ответил Дон.