Текст книги "Шелест нежных слов"

Автор книги: Кэрри Фрезер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Кэрри Фрезер
Шелест нежных слов

Пролог

Ей нужно было торопиться. Между черными бесконечностями океана и неба на горизонте уже заалела полоска рассвета. Не пройдет и десяти минут, как заря омоет сонный городок, и любой случайный прохожий сможет увидеть ее на холме и то, чем она занимается.

Пригнувшись, она прокралась к заднему крылу алого «феррари», немного повозившись, убедилась в том, что ее жертва сама облегчила ей задачу, не установив замок на крышке бензобака. Журчание бензина, переливающегося по шлангу в канистру, успокоило ее по-настоящему. Похоже, это дело ей все-таки удалось.

Впрочем, в полиции вряд ли оценили бы ее удачу, раздумывала она, пока журчал бензин. Скорее, они определят ее действия термином «кража», хотя целью и этой акции, и тех, которые последуют за ней, было вовсе не украсть, а заявить о себе.

Она поклялась на Новый год, что посвятит его расправе над теми мужчинами, которым сходило с рук несправедливое обращение с женщинами, вроде того, что недавно ей пришлось испытать на себе и перевернуло ее взгляд на жизнь и на будущее.

Собственные потрясения и боль неожиданно раскрыли ей глаза на то, сколько женщин из ее окружения постоянно страдает от всевозможных несправедливостей, чинимых мужчинами. Слишком часто ей доводилось слышать о неверных мужьях, о руководителях, обманывающих сотрудниц множеством коварных способов, о торговцах, которые постоянно обсчитывают покупательниц, и просто о мужчинах, которым день за днем сходят с рук бесчисленные оскорбления достоинства женщины. Таких хоть пруд пруди, причем не, только где-нибудь в крупных городах, а и в любом захолустье.

Первое расследование заняло у нее около месяца. Она обратила внимание на некоего художника, который бессовестно использовал свою ежедневную полосу комиксов в газете для выставления напоказ презрительного отношения к женщинам. Его широко издающийся комикс повествовал о бесконечной, непрекращающейся схватке, которую вел этакий супермен Вэл, тупой мужлан с квадратной челюстью, против Голди Мэйн, белокурой красотки с надутыми губками, алчной, жадной, ветреной и самовлюбленной. Она постоянно попадала в беду и всегда, всегда в конце оказывалась в проигрыше.

И вот сегодня утром, если все пойдет по плану, автор комиксов должен в двадцать минут десятого пулей вылететь из дома, прыгнуть в «феррари» и умчаться на почту, чтобы отослать в редакцию очередную готовую к публикации свою женоненавистническую мазню.

План возмездия был прост и оригинален. Она выяснила, что если художник-газетчик опаздывает с отправкой очередной полосы, срывая, таким образом, план публикации, он теряет несколько сотен долларов, которые издательство взыскивает с него в качестве компенсации за убытки. Так, что опорожнив бензобак и лишив этого типа возможности вовремя добраться до почты, можно легко довести его до белого каления. Ведь, несмотря на то, что потеря нескольких сотен едва ли, конечно, серьезно пошатнет бюджет рисовальщика, он наверняка придет в бешенство, когда узнает, что его наказала женщина.

Бензиновая струйка, наконец, иссякла. Озираясь по сторонам, мстительница вытащила шланг, завинтила бензобак, затем достала из рюкзака заранее заготовленную записку, сунула ее под стеклоочиститель на ветровом стекле, а поверх прилепила пакетик с шоколадной конфеткой в форме целующих губок.

Дело было сделано. С трудом подавляя ликование, чтобы не дай Бог, не провалить все в последний момент, она тщательно свернула шланг и положила его в рюкзачок. Затем она оттащила канистру к берегу и спрятала ее под брезентом, которым была накрыта чья-то моторная лодка. Ну а потом, окинув место действия последним взглядом, она убедилась, что никаких лишних следов не осталось, и бегом спустилась с холма. Миновав старинный дом в викторианском стиле, где обитал объект ее мести, молодая женщина забралась в свою машину и лишь в ней, уже сидя за рулем, смогла, наконец, расслабиться. Смеясь, она стукнула по баранке кулаком в черной перчатке и воскликнула:

– Вот так-то, дорогие мужчины Западного побережья, расплата началась!

I

Донован Ирвин взглянул на свежую полосу и не смог сдержать довольной улыбки. Ну вот, старина Вэл, ты снова на коне. Заговор с целью свергнуть демократию в одной из стран и любой ценой возвратить черное прошлое раскрыт, а Голди, которую мятежники заманили в свой секретный штаб, посулив золотой с бриллиантами браслет, спасена. «Вэл, не сердись, – говорила Голди, глядя с третьего рисунка большими голубыми глазами. – Я всего лишь хотела помочь тебе». На последней картинке Вэл нес испуганную блондинку на плече; на изображение ее ножек, соблазнительно полуприкрытых коротенькой юбкой, автор труда не пожалел. «Я не за это плачу тебе, малышка!»– гласила подпись в облачке, выходящем изо рта Вэла. Нетерпение и сексуальный блеск в его глазах были переданы просто мастерски. Читателю не потребуется долго ломать голову, чтобы сообразить, за что он платит Голди. «Делай то, что умеешь, тогда не будешь попадать в неприятности!» – вот девиз сегодняшнего комикса.

Аккуратными печатными буквами Донован написал в конце свою фамилию. Сворачивая листок в трубочку, он посмотрел на часы. Девять часов двадцать минут. Как раз хватит времени на чашечку кофе и пару пончиков.

Может быть, когда-нибудь я стану поорганизованней, подумал он, вставая и отодвигая в сторону лампу на гибкой ножке. Рыжий спаниель под столом потянулся, поднял голову и кротко посмотрел на Донована. Тот наклонился, почесал пса за ухом:

– Мы погуляем, когда вернусь, хорошо, Вик?

Затем Донован подошел к бару, достал кофеварку и белый пакет из булочной, вынул из него усыпанный искорками сахарной пудры хрустящий пончик и стал наливать кофе.

С чашки глядело лицо Вэла. Товары с изображением героев его комиксов и приносили Дону основные доходы, из которых он платил за дом, моторную лодку, а также оплачивал весьма дорогостоящий бракоразводный процесс. Впрочем, если бы у него не было за душой ни цента, он, не колеблясь, продался бы в рабство, лишь бы навсегда вычеркнуть Фанни из своей жизни. Хотя, если бы у него не было за душой ни цента, Фанни никогда и не связалась бы с ним.

Протрещал будильник наручных часов. Дон сделал еще глоток и, держа в руке надкушенный пончик, взял со стола трубку для почтовых отправлений со своими рисунками и поспешил к выходу.

Пробравшись боком вдоль стены гаража между лодкой и рядом садовых инструментов, он нащупал в кармане ключи, потрогал конец почтовой трубки, чтобы убедиться, крепко ли завинчена крышечка, потом открыл дверцу «феррари», закинул трубку в салон, и сам протиснулся за руль. Прежде чем вставить ключ в замок зажигания, он потрепал за волосы резиновую куколку Вэла, что сидела у него на бардачке, и уже обернулся назад, чтобы выехать, ничего не повредив, задним ходом на дорогу. Он повернул ключ и с удивлением обнаружил, что двигатель не заводится. Донован снова повернулся к приборной доске, озабоченно наморщил лоб и сделал вторую попытку. Но в точности так же, как и в первый раз, стартер лишь надрывно проскрежетал без всякого результата. Дон нежно погладил обтянутый кожей руль, словно женское плечико.

– Ну, милая, что случилось? – промолвил он, в третий раз поворачивая ключ. – Тебе нездоровится? Что-нибудь расстроило твою транс… – Неожиданно его взгляд упал на стрелку бензометра, стоявшую на нуле. – Как, пусто? – воскликнул Донован, не веря глазам. – Там же еще должно оставаться не меньше четверти бака… – Тут он заметил розовую бумажку, торчащую из-под стеклоочистителя. Нахмурившись, он открыл дверь, просунул руку и достал ее. – Что за черт?

К записке был приклеен пакетик, в котором лежала конфетка в форме поцелуя. Донован развернул записку.

«Мистер Ирвин! Во имя так называемого развлечения вы порочите образ женщины. То, как вы изображаете Голди, подразумевает, что все женщины глупы, эгоистичны, вероломны и ветрены. И, что еще хуже, мужчины по всей стране, покупаются на это. Подумайте о том, какой образ Голден Мэйн вы создаете, иначе вы снова услышите обо мне. И пусть штраф из газеты послужит вам предостережением о более серьезных неприятностях, которые вас ожидают в будущем, если не прислушаетесь к моему предупреждению. Я дарю вам этот шоколадный поцелуй, поскольку с вашим отношением к женщинам вы вряд ли удостоитесь настоящего от какой-нибудь из нас».

Несколько секунд Дон сидел, тупо уставившись в записку, не веря глазам, а затем громко выругался.

– Мужчины всей страны солидарны с Вэлом! – воскликнул он так громко, что корпус машины чуть ли не завибрировал. – Потому что они и без того знают, что женщины эгоистичны, вероломны и ветрены. А что они глупы, я сроду не говорил. Ничего глупого в эгоизме нет.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы переварить, что ему откровенно угрожали, а бензин выкачала из бака какая-то крутая крошка.

Злость вскипела в Доноване. Эта дамочка, видно, рассчитывала, что он опоздает отправить новую полосу комиксов и подвергнется штрафу. Ну что ж, ничего у нее не выйдет. Эта крошка явно не знала, что имеет дело с бывшей звездой сборной Северо-запада по легкой атлетике. Он посмотрел на часы, затем достал трубку с комиксами и вылез из машины. Девять двадцать пять. Еще можно успеть.

Прижав ревущую трехлетнюю девочку к левому боку, Джойл Харольд рылась в висящей на правом плече сумочке в поисках ключей.

– Нет! Нет! – кричала Ева, толкаясь и брыкаясь. Ее пухлые щечки и без того раскрасневшиеся от жара теперь и вовсе стали пунцовыми от негодования.

– Извини, что я заикнулась про доктора, – прокричала сквозь ее вопли Рита Кертис, пришедшая посидеть с бабушкой, пока Джойл не будет. – Я думала, она знает, куда вы идете!

Джойл, в конце концов, выудила связку ключей и теперь выбирала из нее нужный.

– Я никогда не говорю ей, а то каждый раз начинается одно и то же.

Рита помогла ей открыть дверь машины, снова извиняясь. Джойл оглянулась на крыльцо и увидела в дверях махавшую ей старушку.

– Рита, возвращайся к бабушке, со мной все будет в порядке.

Девушка оглянулась и, увидев, что ее подопечная, трясясь и кряхтя, уже выходила нетвердой походкой на крыльцо, побежала обратно.

– Господи, как ты со всем этим справляешься? – крикнула она на прощание Джойл уже от самого дома.

Если я не перестану об этом думать, сказала про себя Джойл, я, наверное, сойду с ума. Ева уже почти вырвалась из ее рук и теперь так опасно свешивалась, что они обе могли скорее попасть под машину, чем внутрь ее. Джойл пришлось напрячь все силы, чтобы вернуть ребенка в нормальное положение, но лишь только она это сделала, как маленькая бестия схватилась руками за крышу автомобиля, продолжая истошно вопить: «Нет! Нет! Нет!». Господи, подумала Джойл, если ты, хоть немножко еще помнишь обо мне, сделай что-нибудь.

II

Лишь добежав до подножия холма, Донован осознал, что от времен, когда ему не было равных на восьмисотметровой дистанции, его отделяли целых пятнадцать лет сидячего образа жизни, курения, выпивки и кое-чего другого. В те времена он не глотал по десятку пончиков или по четыре кружки пива за раз.

Крики, доносящиеся от соседнего дома, заставили его замедлить бег, а открытая дверь автомобиля, зародившая надежду, и вовсе остановиться.

Женщина, которую он несколько раз видел раньше через забор, боролась с ребенком, перед которым Вик вечно валял дурака. Хоть их и разделял забор, Вик готов был наизнанку вывернуться, чтобы девочка смогла просунуть руку между прутьев и почесать ему живот, – вот вам и свидетельство того, что даже самый равнодушный к женскому полу мужчина легко может попасться на их удочку!

– Привет, – произнес Донован, но женщина не слышала его.

Ребенок брыкался, да так, что она потеряла равновесие, и художник подбежал как раз вовремя, чтобы удержать ее от падения вместе с вопящим чадом. Моментально установилась полная, тягучая тишина. Дон попал в центр внимания двух пар карих, абсолютно одинакового оттенка глаз. Девочка подняла ручку и показала на него пальцем.

– Дядя! – воскликнула она.

О нет! Джойл закрыла глаза. Это был он. Донован Ирвин, ее сосед. Тот самый мужчина, о котором она мечтала в своих далеко не вдовьих фантазиях. Тот самый, для которого она не жалела косметики, перед тем как вынести мусор на задний двор или позвать Еву домой, на случай, если он вдруг случайно заметит ее, если выглянет из кухни или будет возиться с машиной.

Однажды она помахала соседу, когда случайно встретила в центре города, но до сих пор им, ни разу не представился случай поговорить. Она надеялась, что это произойдет однажды солнечным утром, когда она отправится в церковь или станет открывать свой магазинчик, подходящим образом одетая. Вовсе не как сейчас, когда косметики нет, на голове черт знает что, а ребенок ведет себя так, будто в него бес вселился.

Донован очень нравился Джойл. Он был сексапилен и как-то по-опасному хорошо выглядел. От знакомства с мужчинами такого типа матери обычно предостерегают своих дочерей. Она прекрасно осознавала, что между ними вряд ли суждено чему-нибудь возникнуть, но это не мешало надеяться и мечтать.

– Доброе утро, – сказал Донован. – Вам помочь?

Джойл изо всех сил пыталась взять себя в руки, но не могла отвести взгляда от соседа. Он был выше, пожалуй, на голову. Его темно-коричневые волосы не имели какого-то особенного оттенка, но наверняка были мягкими на ощупь, тонкими и блестящими. Глаза его были темно-синими, взгляд прямой, а не оценивающий и прикидывающий, как у многих мужчин.

– Да нет, – сказала Джойл, смущаясь от того, как пристально разглядывает его. – Хотя большое спасибо за предложение. – Она приложилась губами к щечке ребенка. – У дочки температура, и мы едем к… – Она остановилась как раз вовремя и по буквам произнесла: —де-о-ка-тэ-о-эр-у.

Взгляд Евы был прикован к Дону, а точнее, к недоеденному пончику в его руке. Хотя он вряд ли признался бы, но явно симпатизировал будущим дамам в возрасте Евы – невинным, неиспорченным, с розовыми щечками и широко раскрытыми глазками.

– А-а… – протянул он, снова улыбнувшись, отчего Джойл почувствовала дрожь в коленках. – А может быть, мы могли бы помочь друг другу? Если я усажу девочку в машину, не согласитесь ли вы подбросить меня до почты – это как раз напротив клиники? – Он показал трубку с комиксами. – Я, как всегда, тянул до последней минуты, а потом оказалось, что машина… м-м-м… не заводится. А мне нужно успеть к девяти тридцати, не то фургон, забирающий экспресс-отправления, уже отойдет. Представляете, что будет, если комиксы не придут вовремя? Меня оштрафуют!

Он взглянул на часы и с ужасом обнаружил, что было уже девять тридцать одна.

– А, ч… – Донован вовремя прикусил язык, с которого уже готово было сорваться проклятие.

– Не волнуйтесь о времени, – торопливо и отрывисто, заразившись его волнением, заговорила Джойл, передавая ему дочку и придерживая дверь, чтобы дать им забраться на сиденье рядом с водителем. – Когда приедете на почту, спросите Одри, она занимается отправкой. Официально они прекращают прием в девять тридцать, но грузовик редко приезжает раньше, чем без пятнадцати десять. Я точно знаю, мне часто приходится высылать покупки по почте, все клиенты всегда хотят получить их побыстрее.

Она закрыла за ними дверцу, обошла вокруг машины и села за руль. Как она мечтала о чем-нибудь подобном!

Едва они съехали с обочины, как подбородок Евы снова угрожающе задрожал. Дон быстро сунул ей остаток пончика. Девочка взяла его, с интересом повертела в руках и откусила кусок. Крупинки сахарной пудры разлетелись во все стороны. Девочка жевала, поглядывая, как он с некоторым опозданием принялся пристегивать их обеих ремнем безопасности.

– Нравится? – спросил Донован.

Все-таки она была прелестным ребенком. Ева показала на крупинку пудры, которая висела на груди его черной кожанки.

– Жельтий, – ясно произнесла она.

Он указал на другую крупинку, что была у него на рукаве, стараясь не обращать внимания на дорогу и пугающе высокую скорость, с которой они ехали.

– Красный! – воскликнула девочка.

– Почти угадала, – поправил художник. – Она розовая.

Ева посмотрела на крошку, а потом снова на него.

– Красный! – продолжала настаивать она.

Он кивнул, пусть будет по ее. В конце концов, так и бывает, если мужчина провел какое-то время с женщиной. Фанни тоже добивалась, чтобы все было, как она хотела, а когда он не соглашался, делала его жизнь невыносимой.

Ева ткнула пальчиком в его глаз:

– Синий!

Он успел перехватить ее крошечную ручку, иначе ребенок мог бы повредить радужную оболочку. Затем показал на ее глазки, ласково надавив на пухлую щечку:

– А у тебя – карие.

Девочка хихикнула от удовольствия.

– Карий! – Она была согласна.

Она высвободилась из-под ремня безопасности и встала у него на ноге, уткнувшись личиком в плечо.

Машина свернула на главную улицу. Джойл оторвала глаза от дороги, взглянула на Дона и проговорила:

– Вы уж простите ее. Она обычно не идет к чужим…

– Ну, не такие уж мы чужие, – ответил Дон, поудобнее обхватывая девочку. – Она и мой пес – большие друзья. Я частенько вижу, как они играют, когда копаюсь с машиной во дворе.

Да, я знаю, подумала Джойл. Она приходит домой и бормочет что-то о «дяде» и «собачке». И я тебя тоже видела. Неужели ты можешь быть еще привлекательнее вблизи? Или это только потому, что ты держишь мою дочку, а нам обеим так нужен папа?..

Она резко затормозила, едва не проехав мимо клиники, смущенная мыслями, затем припарковалась с аккуратностью, которая показалась ему удивительной после такой сумасшедшей езды по городу.

Джойл отстегнула ремень и попыталась взять Еву. Донован почувствовал, как маленькие острые ноготки впились ему в плечо.

– Нет! – твердо проговорила девочка.

– Ева, – спокойно произнесла мать. – Мистеру Ирвину нужно на почту, а нам надо идти к… игрушкам в клинике.

– Нет! Дядя. Ева.

– Может, легче будет на улице, – предположил Дон, открывая дверцу.

Держа ребенка на руках, он выбрался из машины. Джойл обошла вокруг и достала его трубку с комиксами.

– Ну ладно, девочка, нам пора, – ласково проговорила она, отцепляя ручонку дочери от воротника кожанки.

Ева уцепилась за Дона другой рукой.

– Мой!

– Нет, доченька, он не наш, – сказала Джойл, разжимая и второй кулачок. Потом до нее дошел смысл ее слов. – В смысле не твой, – торопливо и виновато поправилась она. – Он собачкин.

Донован прямо смотрел на нее синими глазами. Девочка вырывалась из рук матери и тянулась к нему, крича:

– Дядя! Мой!

Мгновение Донован стоял неподвижно. Потом он сообразил, что драгоценные секунды уходят, а посылка до сих пор у него в руках. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного – ребенок звал его, протягивая к нему руки.

Но Ева всего лишь малышка, сказал он себе рассудительно, притом простуженная и с температурой. Она не знает, что делает. Она не знает его. Это не настоящее чувство, а просто результат половинки пончика и пары мужских рук, чьи объятия, кажется, пришлись ей по душе. Он никогда не видел мужчины в доме Джойл Харольд. Ребенок, наверное, просто истосковался по отцовской любви.

Джойл видела, какими несчастными глазами Донован смотрел на Еву, и попыталась его успокоить. Что он должен подумать о них? Дочка плачет, зовет его, а она уставилась на него, как какая-нибудь изголодавшаяся по любви кошка.

– Все в порядке, – сказала Джойл, пытаясь взять в руки себя, а заодно и девочку. – Она успокоится, как только мы войдем внутрь. – Покачивая дочку на руках, она поднялась к двери клиники. – Спасибо за помощь. Не забудьте спросить Одри. До свидания.

И кое-как справившись с ребенком, сумочкой и тяжелой стеклянной дверью, она вошла внутрь.

Донован еще некоторое время постоял на месте, пытаясь переварить все, что случилось с ним за последние пятнадцать минут. Из его автомобиля откачали бензин, самого подвергли резкой критике и даже угрожали. Затем он, наконец, повстречался со своей чертовски привлекательной соседкой, которая смотрела на него так, что мужчина повпечатлительней растаял бы на месте, и в довершение ее трехлетняя дочка завела с ним роман.

Господи, подумал он, наконец, повернув в сторону почты. В такой обстановке даже Вэл не сохранил бы хладнокровия.

III

Джойл качала дочку на руках. Девочка плакала, не переставая с тех нор, как ее обследовали и сделали укол.

– Скоро будет здорова. – Доктор Гудман, худощавый пожилой мужчина в очках с двойными линзами и бледно-голубом халате, писал рецепт, время от времени весело поглядывая на них поверх очков. – Но меня немного беспокоишь ты сама. У тебя ужасный вид. Знаешь, мир не перевернется, если ты позвонишь брату и признаешься, что тебе одной трудно ухаживать за старой Анни. Он наверняка не откажется приехать помочь вам.

Ева начала, слава Богу, уставать, и ее крики стали затихать. Джойл улыбнулась доктору, завязывая ей капюшон.

– Конечно, не откажется. Но он всегда в разъездах, а у его жены хлопот по горло со своим рестораном. Они положат бабушку в дом престарелых, а я просто не могу этого допустить. Она всегда была так дорога семье и составляла важную часть нашей жизни…

– А тебе не кажется, что у тебя самой хлопот по горло?

– Конечно, но я ведь работаю дома, так что мне легче ухаживать за старушкой, чем многим. – Джойл улыбнулась доктору, который когда-то был еще ее педиатром. – Конец наставлениям?

Мистер Гудман покачал головой и протянул ей рецепт.

– Ты же все равно не слушаешь. Только запомни, что, если ты себя износишь, некому будет ухаживать ни за Евой, ни за Анни.

– Знаю. Я позабочусь о себе. Сегодня мне просто некогда было заняться макияжем, так что я выгляжу не лучшим образом. Спасибо, что выкроили для нас время.

– Всегда к вашим услугам.

Попрощавшись, Джойл отправилась в аптеку, что примыкала к зданию клиники, и получила лекарство по рецепту. Ева заснула и висела теперь у нее на руках тяжелым грузом.

Выйдя на улицу, Джойл столкнулась лицом к лицу с Донованом Ирвином. В одной руке он держал букет цветов, в другой – плюшевого мишку. Джойл уставилась на него в изумлении. Она была уверена, что после их утреннего знакомства увидит соседа снова разве что во дворе через загородку.

– Ну, как она? – спросил Донован.

– А… хорошо. Скоро уже будет все в порядке, У нее оказалась ангина.

Дон смотрел на нее, не отрываясь. Берета на ней теперь не было, и густые каштановые волосы, свободно спадая, обрамляли лицо. Концы их загибались внутрь, обнажая сзади полоску шеи. Дон мечтательно представил, как его язык медленно движется по ней.

Да, Ирвин, сказал он себе, видно, засиделся ты в бобылях, если один лишь вид женской шейки приводит тебя в возбуждение.

– Я подумал, может, вы захотите выпить со мной чашечку кофе? – произнес Донован, открывая перед ней дверь.

Джойл старалась держать себя в руках, хотя сердце ее так и подскочило при его словах.

– Большое спасибо, – сказала она. – Но мне через пятнадцать минут открывать магазин. Подбросить вас до дома?

– Это тот, который называется «Цветы рая»? Я видел вашу вывеску. Я еще подумал, что у вас там детский сад. Давайте я понесу девочку, а вы держите вот это.

Он забрал у нее ребенка, а взамен отдал цветы и мишку. Ева, не просыпаясь, прильнула к его плечу.

Глаза Джойл расширились.

– Это что, нам?

– Ну, это что-то вроде благодарности за то, что вы спасли меня от штрафа, – проговорил он, следуя за ней к машине. – Вы оказались правы. Грузовик еще не приехал, и Одри позаботилась о моей посылке.

– Надеюсь, с вашей машиной не случилось ничего серьезного.

– Да нет, просто кто-то выкачал бензин из бака. Джойл посмотрела на него с сочувствием, возясь с замком.

– Дети, должно быть.

– Нет, не думаю, – ответил Донован. – Тот, кто это сделал, оставил мне записку.

Он пересказал вкратце ее содержание. Джойл посадила мишку на заднее сиденье, рядом положила цветы, затем выпрямилась и, нахмурившись, взглянула на Дона.

– То есть вы хотите сказать, что кто-то – какая-то женщина – нарочно сделал это в виде протеста против ваших комиксов?

Он кивнул, улыбнувшись, когда она дотронулась до его головы, чтобы он не стукнулся об крышу, размещаясь вместе с Евой на переднем сиденье.

– Ну, да, так она написала. Джойл заняла место за рулем.

– Я вроде знаю всех в этом городе, – недоуменно проговорила она, – но не могу себе представить, кто бы мог это сделать.

– Писавшая считает, что я безнравственный женоненавистник.

Джойл завела двигатель и обернулась к нему, улыбнувшись.

– Ну, может быть, Вэл и вправду такой, но это же только уловка, чтобы комиксы лучше расходились и приносили вам славу и деньги. Это вовсе не значит, что вы сами такой.

Донован почувствовал в ее словах мягкий упрек.

– А вы сами видели мои комиксы?

Джойл вывела машину со стоянки, и они поехали вдоль пляжа по направлению к дому.

– Еще когда вы только переехали сюда и в «Старз» появилась статья о вас. Обычно мне некогда прочесть даже передовицу, но кто-то в магазине подсунул мне тот номер, и я подумала, что раз вы живете через загородку от меня, то будет только по-соседски, если я стану следить за вашей работой.

– И вы ее не осуждаете?

– Нет, конечно. По-моему, даже комиксы попадают под понятие о свободе слова.

– Значит, вы не согласны с автором записки? Джойл пожала плечами, останавливая машину у светофора. Донован обратил внимание, как красиво выглядит ее лицо в профиль.

– Я думаю, это зависит, прежде всего, от самого читателя. Если женщине не везет с мужчинами, он будет кидаться на каждое слово, где подразумевается неравенство между нами, а вернее, где они сами захотят увидеть это. Ну, а те из нас, которым в жизни посчастливилось, никогда не станут обращать на это внимания.

Загорелся зеленый свет, и машина тронулась. Джойл взглянула на своего спутника.

– Разве не так?

Донован редко встречал в жизни женщин, которые рассуждали бы так разумно. Но у него была теория по поводу взаимоотношения полов, и он осторожно возразил:

– Я что-то не замечал мужчины в вашей жизни.

– Нет, у меня есть только Ева и бабушка, да и та немного не в себе. – Она помолчала. – Мой муж погиб два года назад – вышел в море в плохую погоду, и лодка перевернулась.

Донован подозревал что-нибудь подобное. Джойл не была похожа на разведенную.

– О, простите ради Бога. – Он непроизвольно погладил девочку по головке.

– Ничего. Но до этого почти пять лет я была безумно счастлива, – философски проговорила она. – И этого счастья мне, наверное, хватит на всю оставшуюся жизнь… А как насчет вас? Судя по тому, как вы изображаете Голди, можно заключить, что с женщинами вам не очень везло, – голос Джойл смягчился.

Донован кивнул. Ева ухватилась во сне за его большой палец. Он накрыл ее маленькую ручонку ладонью.

– Сначала была мать, – сказал он, пытаясь придать голосу интонацию безразличия. – Она бросила нас с отцом, когда мне было восемь. Потом жена. Она сбежала вместе с моим учеником, с которым я занимался целый год, к тому же прихватив с собой новый комикс, над которым я работал.

По голосу Джойл поняла, что на самом деле он не так равнодушен к этому, как хочет казаться. Она бросила на него сочувствующий взгляд.

– Как жалко. И вам не удалось получить этот комикс назад?

Донован покачал головой.

– Да я все равно собирался забросить его. Мне разонравилась композиция. Так что не было нужды стараться. Честно говоря, я обрадовался расставанию с Фанни. Сначала, полный тщеславия и падкий на лесть, я пленился ее красотой и утонченностью. Правда, скоро оказалось, что она гналась только за деньгами и хорошей жизнью. А когда это ей приелось, понадобились приключения. – Дон вздохнул. – Хотя обычно я не рассказываю об этом людям после пятнадцатиминутного знакомства, – добавил он грустно.

– Почему? Судя по услышанному, вашей вины здесь нет.

Донован почувствовал забытую душевную боль – боль, которая его мучила и, как он думал, покинула давным-давно.

– Тяжело признаваться, – тихо проговорил он, – что мать так мало думала о сынишке и смогла бросить его в восьмилетнем возрасте. Не лучше, что после всей этой истории я выбрал в жены такую же женщину.

Джойл подъехала к дому Донована и выключила двигатель.

– Все это говорит только о моральных приоритетах матери и не имеет ничего общего с вашими личными качествами. Дальнейшие поступки вполне предсказуемы. Сын тосковал по ней, хотел, чтобы она снова была с ним, и подсознательно нашел похожую женщину, которая, как вам казалось, могла бы ее заменить. У психолога наверняка найдется для этого подходящий термин.

Донован непреклонно покачал головой.

– Я совершил идиотскую ошибку. Она пожала плечами:

– Ну и что тут такого? Все мы люди. Главное – не повторить ее снова.

– Ну, до этого я уже давно додумался сам.

Донован вылез из машины, усадил Еву на свое сиденье, пристегнул ее ремнем и улыбнулся Джойл:

– Спасибо за то, что подвезли.

Он хотел было добавить что-то такое, что послужило бы продолжению знакомства, но ничего подходящего не пришло в голову, да и к тому же это была, пожалуй, не самая умная мысль. Никто из них друг в друге, видимо, не нуждался.

– Ну, пока, – сказал Дон и захлопнул за собой дверцу. Джойл помахала ему, а съезжая с холма, прогудела клаксоном.

Прошло уже шесть часов с тех пор, как Джойл высадила его у дома, ни она, ни дочь не появлялись на улице. Донован с чашкой кофе в руках стоял у окна, что выходило на задний двор Харольдов. Пес пришел за ним на кухню, видимо, предполагая, что в белом пакете еще остался пончик и для него, и теперь, разочаровавшись, улегся головой на ногу хозяина.

Ева, по всей видимости, лежала в постели, а Джойл занималась магазином, так что вряд ли можно ожидать, что кто-нибудь из них покажется во дворе. Дон не понимал, почему его это расстраивало, но и не думать о соседях тоже не мог.

Обычно он занимал твердую позицию по отношению к женщинам. Он им не верил. Джойл и вправду была милая и хорошенькая, но вначале они все такие. А истинная сущность открывается только тогда, когда мужчина уже попался в их сети. Все, что ему необходимо от женщин, – это интеллигентное и остроумное общение и хороший секс.

Интересно, а что Джойл ищет в мужчинах? Дон понимал, что ее сердце отдано трагически потерянному мужу, но ведь каждой женщине нужно кое-что, что нельзя получить от призрака, как бы ни была дорога память о нем.

– Ты как думаешь, Вик? – спросил он, подвигав ногой, на которой примостился пес. – Мне стоит по-прежнему притворяться индифферентным джентльменом и задавать себе вопросы или лучше стать самим собой и попытаться это выяснить?

Вик, проурчав что-то, слез с его ноги. Дон счел это ответом, призывающим к действию.

Джойл стояла на дощатой скамеечке и привязывала кружевные мешочки с благовониями в форме сердец к красной ленточке, протянутой поверх каминного зеркала в старой библиотеке, служившей теперь магазином. До закрытия оставалось не более получаса. В магазине стало пусто, хотя из чайной, переоборудованной из старинной гостиной с роялем, в которую вела тяжелая французская дверь, продолжали доноситься голоса покупателей, решивших передохнуть минутку, – женщин, нагруженных сумками и пакетами, и мужчин, ведущих деловые беседы. Рита в кружевном фартуке и шапочке сновала между ними с подносом.