Текст книги "Тайна фамильного портрета"

Автор книги: Кэролайн Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

И СНОВА НА ФЕРМЕ

– Я побегу за ней, – вызвалась Джорджи, едва женщина скрылась в вечерней мгле.

– Джорджи, ты в своем уме? – закричала Бесс. – Она же нам угрожала!

– Ну и ладно, – сказала Нэнси. – Пусть себе уходит. На самом деле я считаю, что она никакой угрозы для нас не представляет. Наоборот, она нас побаивается и в порядке самозащиты решила нас немножко припугнуть, чтобы мы от нее отстали.

– Глядите-ка! – воскликнула Бесс с непонятным волнением. – Она так быстро удирала, что забыла здесь свою сумку!

Действительно, на полу, рядом со стулом, на котором сидела незнакомка, так и осталась ее сумка.

– Ну? Вы и теперь будете против того, чтобы я ее догнала? – настаивала Джорджи.

Нэнси подумала минутку. Потом, отрицательно покачав головой, сказала:

– Не стоит. Тебе ни за что ее не найти в толпе. Мы вот что лучше сделаем: отдадим сумку официанту, пусть она останется у него. Но сначала быстренько глянем, что там внутри.

Нэнси присела на корточки и заглянула в сумку. В ней лежали кое-какие продукты, книжка, ручка, запасная косынка и очки от солнца. Но ни бумажника, ни каких-либо документов, удостоверяющих личность женщины, в сумке не оказалось.

Вдруг на Бесс напала дрожь.

– Ой, а вдруг Мариэль и правда мама Брайена? Вообразите только! Ведь может так быть, что она каким-то чудом спаслась и вовсе не утонула?

– Есть такая вероятность, – сказала Нэнси. – Но вряд ли. У меня теперь была возможность рассмотреть ее поближе, и мне показалось, что для Даниэль она слишком молода.

– А шрамы? Рубцы? – спросила Джорджи. – Чем ты объяснишь эти жуткие рубцы на ее лице? Ведь Даниэль попала в шторм, а не стала жертвой пожара или автомобильной катастрофы.

– С тех пор прошло пятнадцать лет, а за это время всякое могло случиться, – гадала Бесс.

– Ладно, с этим покончено, – сказала Нэнси. – Давайте отдадим сумку официанту и поедем домой.

– Я, например, за! – согласилась Бесс. – Ну и вечерок нам выдался! Интересно, какие неожиданности ждут нас еще?

– Не накликай, – пошутила Джорджи. – Сейчас бы расслабиться чуть-чуть и баиньки до утра.

Но едва девушки переступили порог особняка Ситона, как попалив самый разгар ожесточенной перепалки. Ссорились Бартоломью Ситон и Брайен. Нед стоял рядом в молчаливой беспомощности.

– Ты ведешь себя как дурак, отец! – запальчиво кричал Брайен. – Раньше ты никогда не выглядел так глупо!

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать! – в свою очередь закричал мистер Ситон. – Я считал, что ты достаточно воспитан, чтобы уважать старших!

– Уважать! Ты так себя ведешь, что скоро станешь посмешищем всего Нового Орлеана! Ты, который так всегда гордился своим чутьем бизнесмена! А теперь из-за какой-то картины совсем потерял голову.

Нэнси, Бесс и Джорджи обменялись недоуменными взглядами. Они не понимали, что послужило предметом ссоры.

Мистер Ситон стоял спиной к ним перед огромным окном, из которого открывался вид на сад. Вдруг он резко повернулся к Брайену. Его лицо побагровело от гнева.

– Чем ты недоволен? – закричал он. – Ты всегда получал от меня все, что просил! Всегда имел все самое лучшее!

– Может, я с удовольствием поменялся бы с кем-нибудь, чтобы иметь другого отца, обыкновенного человека, а не одержимого честолюбца, для которого важнее всего на свете побеждать и во всем быть первым!

Старший Ситон рванулся к Брайену. Но вдруг что-то его остановило. Трудно было сказать, что он сделает в следующий момент – ударит сына или прижмет его к груди. Возможно, в порыве смешанных чувств он и сам не отдавал себе отчета в этом. Возможно, в нем одновременно боролись эти два желания.

– Брайен, ты не понимаешь, – произнес Ситон, но уже гораздо спокойнее. – Именно мое стремление побеждать и во всем быть первым, как ты это определяешь, дало нам в жизни все, что у нас есть. Прежде всего уважение в деловом мире.

– Но если, по твоим словам, ты завоевал всеобщее уважение, – сказал Брайен, – почему тогда все именно тебя обвиняют в краже картины?

– Просто они мне завидуют, и больше ничего, – ответил мистер Ситон.

– Но это же безумие! Почему ты должен всем рисковать ради картины?!

Нэнси тут же навострила ушки. Рисковать? Всем?

– Брайен, – продолжал увещевать мистер Ситон, – «Грезы Даниэль» должны вернуться в наш дом, это безусловно. Это… это как если бы к нам вернулась твоя мама.

Брайен отвернулся. Нэнси видела, что он ужасно расстроен. Но она не позволила себе размякнуть, помня, что она прежде всего детектив.

– Простите, мистер Ситон, – сказала она. – Вы в самом деле намерены каким-то образом заполучить «Грезы Даниэль»? Значит ли это, что у вас были дальнейшие контакты с вором?

– Ведется какая-то странная игра, Нэнси, – ответил мистер Ситон. – Но я уверен, что такая умная девушка, как вы, сумеет разобраться в ней. Увы, в данный момент я воздержусь от объяснений, поскольку любое лишнее сказанное мной слово может помешать благополучному возвращению картины.

– Как, вы хотите ее купить? – продолжала допытываться Нэнси.

«Возможно ли это? – думала Нэнси. – Ведь картина принадлежит Уоррену Тайлеру. Но если Ситон даст деньги для ее выкупа, кто знает, может быть, Тайлер вынужден будет ее уступить и „Грезы Даниэль“ перейдут к Ситону?»

– Если все получится, то, вполне вероятно, картина будет моей, – словно угадал ее мысли мистер Ситон.

– «Если все получится»! – воскликнул Брайен. – Почему ты не говоришь Нэнси того, что сказал мне? Знай, Нэнси, моего отца собираются ограбить!

Услышав это, все насторожились. Но не успела Нэнси сказать и слова, как мистер Ситон снова взорвался:

– Ограбить?! Да что за чепуха! Я не желаю больше этого слышать!

– Уоррен тебя шантажирует, отец! Неужели ты не понимаешь этого?

– Называй это, как тебе заблагорассудится, но для меня это шанс, который я не хочу пропустить.

– Минутку, минутку, – вмешалась Нэнси. – Что тут, собственно, происходит?

– Ничего особенного, Нэнси, – ответил мистер Ситон. – Все очень просто: после того, как я заплачу за «Грезы Даниэль» выкуп, я покупаю картину у Уоррена. Он наконец согласился!

– Стойте, мне надо разобраться, – сказала Нэнси. – Вы собираетесь внести выкуп за картину в размере одного миллиона долларов, так? А затем, когда Тайлер получит назад свою картину, вы собираетесь у него ее купить. Так?

– Все правильно.

– Правильно! Все неправильно! – закричал Брайен. – Как ты не понимаешь, отец? Ты же заплатишь за картину дважды! А ведешь себя так, как будто получаешь от сделки очень большую прибыль!

– А ведь он прав, мистер Ситон, – сказала Нэнси.

– Я уже изложил вам свои соображения, – произнес Бартоломью Ситон. – И от дальнейших разговоров на эту тему отказываюсь.

– Мистер Ситон, – сказала Нэнси, – на вашем месте я бы не очень спешила.

Ситон ответил ей вежливо, но твердо:

– Нэнси, прошу вас, не вмешивайтесь во что не надо. Есть вещи, которые вас не касаются.

– У меня еще нет прямых доказательств, но я предполагаю, что вас опутывают.

– А это мы посмотрим, – сказал мистер Ситон и быстро вышел из комнаты.

– Что ты хотела сказать? – мгновенно среагировал Брайен. – Как это – опутывают?

– Брайен, я пока не могу быть уверенной на все сто процентов, – ответила Нэнси. – Если хочешь, я выскажу тебе все, что думаю по этому поводу. Но только ты должен мне пообещать, что не наделаешь никаких глупостей.

– Хорошо, я обещаю, – сказал Брайен.

– У меня есть основания считать, – сказала Нэнси, – что Уоррен Тайлер и мистер Вестлейк состоят в заговоре.

– И мой дед?

– Да. Не знаю, что они задумали, но мне кажется, тут речь идет о картине. И Уоррен Тайлер, и твой дедушка – оба они неважно относятся к твоему папе. Не исключено, что они договорились его надуть.

– Каким образом?

– Предположим, что кража картины была подстроена. Может быть, и нет, но давай пока так считать. И, как ты сам только что сказал, твой папа должен будет заплатить двойную цену за картину. Причем одному и тому же лицу или лицам. Это первое. Второе: до сих пор никто еще не подумал о самой картине, – продолжала Нэнси. – Она была выкрадена до того, как возникла необходимость тщательной экспертизы ее подлинности. Представь себе, что твой папа ее покупает, а она оказывается подцепкой и совсем не подлинником Болье. Я понимаю, как ему хочется иметь портрет твоей мамы, но было бы очень кстати прежде убедиться в том, что портрет действительно стоит таких денег. Особенно принимая во внимание то, что твой папа готов отдать за него миллион долларов, да нет, вдвое больше, лишь бы только его получить.

– Надо же, а мне и в голову такое не пришло, – сказала Бесс.

– А тогда при чем тут Мариэль? – спросила Джорджи.

– Кто такая Мариэль? – удивился Брайен.

– Это отдельная история, – ответила Нэнси. – Женщина, которую я тогда увидела во Французском квартале и которая как две капли воды похожа на твою маму. Кто знает, может, она не имеет к делу никакого отношения, но все же завтра утром я кое-что предприму, чтобы проверить свою интуицию. После чего, возможно, что-нибудь станет ясно. А пока – спокойствие. Надеюсь, нам удастся помешать твоему папе совершить огромную ошибку.

Ту ночь Нэнси спала плохо и проснулась разбитая, с прежним ощущением усталости. Но в ней билась жилка профессионального детектива, и она рвалась работать. После завтрака она попросила Неда отвезти ее опять на старую ферму.

– Мало тебе досталось, – иронично заметила Джорджи.

Нэнси как раз заканчивала завтрак.

– Если ты имеешь в виду тюки сена, то ты права. Мне бы не хотелось еще раз подвергнуться такому испытанию. Но я думаю, что нам надо теперь как следует осмотреть всю усадьбу.

Брайен дал Нэнси и Неду ключи от джипа, они тронулись в путь и очень быстро оказались на ферме. Подъезжая к старым полуразрушенным постройкам фермы, они оба ощутили неприятный холодок между лопатками. Все еще живо было воспоминание о падающих тюках прессованного сена. Их снова могла подстерегать опасность на этой ферме. Нэнси немножко пожалела, что не предупредила полицию, куда они едут.

На ферме ничего не изменилось с тех пор, как они были здесь в первый раз. Она стояла такая же побитая ветрами и непогодой, заброшенная и обветшалая. Ничто не говорило о том, что на ферме кто-то побывал без них, они не заметили никаких следов. И все же, когда Нэнси и Нед, оставив во дворе джип, направились к старому дому, им обоим было не по себе.

– Что ты там собираешься обнаружить? – спросил Нед, настороженно озираясь. – Еще парочку старых картин?

– Ничего подобного, – ответила Нэнси. – Но может оказаться, что тот, кто пытался нас запугать в прошлый раз, что-нибудь здесь припрятал… – Вдруг она остановилась и поглядела на землю. – Смотри, это не свежие следы шин?

– Может, и они. Трудно сказать.

Дом, когда-то жилой, сохранился не лучше, чем коровник. Он скорее напоминал декорацию из фильма ужасов. Дырявые деревянные ставни раскачивались на ветру, то и дело гулко ударяясь о стены. Когда Нэнси начала подниматься по ступеням крыльца, ведущего в дом, ветхие доски скрипели под ее ногами и каждый шаг сопровождался этим зловещим звуком. Дойдя до двери, Нэнси постучала.

– Ты в самом деле рассчитываешь кого-нибудь обнаружить внутри? – спросил Нед.

– Проявляю вежливость, – ухмыляясь, сказала Нэнси и снова постучала в дверь.

– Если что, предложи купить журнальчик, – пошутил Нед.

Чувство юмора поддержало их и на этот раз. Они повеселели. Как они и ожидали, никто им не ответил. Нэнси дернула ручку двери. Дверь была заперта.

– Интересно, почему такая рухлядь стоит с запертой дверью? – с недоумением спросила Нэнси. – Да в этот дом можно запросто пролезть и без всякой двери. Наверняка есть десятка два лазеек…

– Уволь, это не по моей части, – сказал Нед.

– Ну а я попробую воспользоваться одной из них. Нед сделал страшные глаза.

– Ты что, шутишь? Это незаконное вторжение с целью посягательства на чужую недвижимость. А что за этим последует? Этак мы далеко зайдем.

– Правильно. Начнем с незаконного вторжения, – ответила Нэнси. – Ну, вперед!

Нед и Нэнси прошлись вдоль длинного крыльца. Нед попробовал открыть первое окно, к которому они приблизились, и оно легко открылось. Он спокойно перешагнул через подоконник и, повернувшись к Нэнси, улыбнулся ей. Кивнув, она последовала его примеру. Они оказались внутри дома.

– Ну, видишь? Проще простого, как я и говорила, – сказала Нэнси. – Нед, ты прирожденный сыщик.

– Ладно. Итак, сыщики приступают к работе.

Прежде всего они долго и тщательно осматривали помещения. Тишина, царившая вокруг, подействовала на них, и каждый занимался своей работой, не проронив ни слова. Прихожая и гостиная заросли пылью и паутиной. Пол был завален мусором и всяким хламом. Мебель отсутствовала, только кое-где валялись ее обломки.

– Мне кажется, здесь никого нет, – тихо промолвил Нед.

– Никого, – согласилась Нэнси и прибавила: – Мистеру Тайлеру тут хватит дел, если он действительно захочет восстановить ферму.

– Я… Эй, Нэнси, взгляни-ка сюда.

Нед остановился перед большим чуланом и, заглянув в него, вытащил оттуда мужскую брезентовую куртку. Она вся была покрыта яркими пятнами краски.

– Откуда она здесь? – размышляла вслух Нэнси. – Куртка перепачкана красками. Но погляди, кругом никаких следов того, что здесь что-то красили. Кроме того, это масляные краски, которыми пользуются живописцы, художники, а не маляры. Такими красками не красят стены дома и не покрывают мебель, согласен?

– Может, куртка принадлежала Люсьену Болье? – предположил Нед.

– Исключено. Краски совсем свежие. Здесь кто-то недавно писал маслом.

Нэнси нагнулась и пошарила рукой в чулане, в глубине, за курткой. К ее руке прилипала паутина. Вдруг она тихонько ахнула от неожиданности и отдернула руку.

– Что такое? – спросил Нед.

– По-моему, я нащупала что-то вроде тайника. Там, сзади, есть углубление в стене. Ты прихватил с собой фонарик или оставил его в джипе?

Нед покачал головой, из чего следовало, что он забыл фонарик.

Нэнси опять просунула руку в чулан и убедилась, что в задней его части действительно был тайник. Ее пальцы наткнулись на какой-то предмет. Нэнси извлекла его и выпрямилась. Подойдя к свету, она стала рассматривать находку.

– Вот уж чего я никак не ожидала здесь обнаружить, – произнесла она.

– А что это? – спросил Нед.

– Это дневник. Записи велись в тот год, когда умерла мама Брайена. На внутренней стороне обложки есть имя и фамилия человека, который вел этот дневник. Тут написано: «Даниэль Ситон».

ТАЙНА ДАНИЭЛЬ

– Непостижимо! Как тут мог оказаться дневник, который вела мама Брайена? – не веря своим глазам, спросил Нед.

– Не знаю, – ответила Нэнси. – Известно только, что миссис Ситон брала уроки живописи у Болье, и именно тогда она, возможно, позировала ему для портрета, найденного Тайлером. Но у меня такое чувство, что ответ на твой вопрос содержится в этом дневнике. Давай его откроем и полистаем.

– Давай сначала поищем, где бы нам присесть, – предложил Нед.

Нэнси и Нед прошлись по нижнему этажу заброшенного дома. Когда-то здесь жил художник, ныне покойный. Решив, что на кухне больше света, они расположились там, усевшись на пол, прижавшись спинами к рассохшемуся буфету.

Нэнси приоткрыла обложку дневника.

– Ой-ой-ой, мне как-то не по себе, – сказала она, поежившись.

– Точно. Все-таки мама Брайена. Как будто она тут рядом с нами, живая, – отозвался Нед.

– Даже не в этом дело. Понимаешь… Это как будто ты читаешь чьи-то очень личные, потайные мысли. Нечто запретное для чужих глаз, чему предназначено жить и умереть вместе с автором этих строк.

– Понимаю, про что ты, – кивнув, ответил Нед.

– Ну, хорошо, – решилась Нэнси. – Начнем! – И открыла первую страницу.

Она была пустая.

Следующая страница тоже была пустая, и еще одна за ней. Нэнси и Нед переглянулись, недоуменно пожали плечами.

Нэнси перелистала еще несколько страниц.

– Вот, наконец-то, – сказала она. – Первая запись сделана двадцать пятого апреля. Интересно, почему.

– Читай! – скомандовал Нед.

– «Новости не блестящие, – медленно начала читать Нэнси. – Люсьен такой милый. Он разрешает мне приезжать к нему на ферму. Я могу здесь рисовать или просто сидеть в саду, погрузившись в собственные мысли. Он понимает, как порой мне необходимо исчезнуть, спрятаться».

– От Ситона? – прервал чтение Нед.

– Не знаю. «Завтра должна быть у доктора Уиверса. Он продолжает исследования, – прочла Нэнси. – На этом пока закончу».

Нэнси перевернула страницу.

– «…у доктора Уиверса»… «продолжает исследования»… – повторил Нед. – Какой-то профессор? Она что, посещала курс естественных наук?

Нэнси приступила к чтению следующей записи:

– «Двадцать шестое апреля. Доктор Уиверс сказал, что результаты исследования будут известны только через неделю. Странно, что я изливаю душу Люсьену, и до какой степени мне трудно, просто невозможно, говорить об этом с Бартоломью. Знаю, что он меня любит, и очень сильно. Но я также знаю, до какой степени ему претит любое проявление слабости».

Нэнси перебралась на следующую страницу.

– «Вполне отдаю себе отчет в том, что художницы из меня не получится, – читала она дальше. – Но Люсьен меня хвалит, старается вселить в меня надежду. Как он напоминает моего дедушку! Счастье, что у меня есть этот благословенный уголок, где я отдыхаю душой».

– Тут ни слова о том, что Болье писал ее портрет, – озадаченно молвил Нед. – Пропусти несколько страниц. Давай дойдем до места, где говорится о результатах исследований.

Нэнси перелистала несколько страниц и задержалась на одной, решив быстро пробежать ее глазами. Вдруг она тихонько присвистнула.

– Что такое? – спросил Нед.

– Нед, какой ужас! Те самые результаты исследований. Уиверс, оказывается, доктор медицины, врач. У мамы Брайена была опухоль мозга.

Нед выхватил дневник из рук Нэнси.

– Где об этом говорится? Нэнси показала ему ту запись.

– Двух мнений быть не может.

– Да, не шуточки, – сказал Нед. – «Мне осталось жить месяцев шесть, двенадцать самое большее» – вот, что она пишет.

– Нед, Майкл Вестлейк мне сказал, что она утонула в августе, – неожиданно вспомнила Нэнси.

– Точно, – подтвердил Нед. – Это мне известно, потому что однажды Брайен заявил, что всю жизнь ненавидит август. Я спросил почему, и он ответил, что именно в августе умерла его мама.

– Август, август, – медленно повторила Нэнси. – Значит, прошло четыре месяца после того, как миссис Ситон узнала, что у нее рак. Да, очень интересно.

– Почему интересно?

– Подумай-ка. А что, если миссис Ситон добровольно решила уйти из жизни во время того шторма? Может, так ей было легче расстаться с жизнью? Никаких мучительных болей, больничных палат, химиотерапии. Что, если она решила избавить Брайена от зрелища своего постепенного умирания у него на глазах? У нее впереди было еще несколько месяцев тяжкой болезни. Она не хотела остаться в его памяти больной, умирающей. И все-таки жаль, что ее тело не было найдено после шторма.

Нед посмотрел на Нэнси так, как будто не верил своим ушам.

– Что?! Ты в самом деле думаешь, что она… Что она каким-то образом спаслась, не утонула? И Мариэль – на самом деле миссис Ситон? Разве такое возможно?!

– Нет-нет, это совсем не то, что я имела в виду. Я убеждена в том, что мама Брайена погибла, ее нет в живых. Просто для меня было бы не лишним выяснить, как она умерла. Был ли на ней спасательный пояс? Если нет, значит, она сама его сняла. А это уже само по себе служит доказательством того, что миссис Ситон добровольно шла на смерть.

– Думаю, что ничего такого мы никогда не узнаем, – сказал Нед.

– Вот и я так думаю. Ну ладно, давай дочитаем дневник до конца. Гляди, последняя запись сделана второго августа, и на этом все кончается.

Нед и Нэнси углубились в чтение. Перед ними прошли события жизни миссис Ситон, происходившие за несколько месяцев до ее смерти. Постепенно они вникали в тайну этой женщины. Миссис Ситон начала брать уроки живописи у Люсьена Болье, чтобы хоть ненадолго освобождаться от Бартоломью Ситона, который обладал властной натурой и подавлял ее. Тем не менее, несмотря на деспотизм мужа, она его любила. Их брак нельзя было назвать несчастным. Но и безоблачного счастья в этом браке не было. Болье для Даниэль был добрым, понимающим дедушкой, который терпеливо ее выслушивал и которому можно было доверить все свои тайны. Она поведала ему о своей болезни. Только ему, и больше никому. Ей не хотелось, чтобы о ее горе знал муж, и уж тем более сын или отец.

Даниэль и старый художник очень подружились. Болье понимал ту внутреннюю необходимость, которая заставляла Даниэль вести дневник. Понимал, что ее толкнула на это смертельная болезнь. И когда Даниэль попросила его спрятать дневник у себя, он с готовностью согласился. Как и обещал, он унес тайну Даниэль с собой в могилу.

– Тут много непонятного, – рассуждала Нэнси вслух, дочитав дневник до конца. – Например, нет ни одной записи о том, что Даниэль позировала Болье для портрета. Нед, а тебе не кажется это странным? – обратилась она к Неду.

– Очень даже, – согласился с ней Нед и, подумав, прибавил: – Послушай, а что мы будем делать с дневником?

– Я должна поразмыслить на эту тему, – ответила Нэнси. – Но пока что ясно одно: дневник представляет Бартоломью Ситона совершенно в ином свете. А ведь он главный подозреваемый в нашем деле. Вместе с тем это ничего не доказывает. Только дает основания считать, что мистер Ситон не такое уж чудовище, каким стараются его представить Вестлейк и Тайлер, а заодно чуть ли не половина Нового Орлеана. Никаких зацепок, которые помогли бы нам в расследовании кражи картин, дневник не содержит. Судя по всему, это была воля Даниэль – все тайны, связанные с ней, должны покоиться на дне морском.

– Но с тех пор прошло пятнадцать лет! – возразил Нед. – Разве не пора обнародовать истину? Считаю, что Брайен должен узнать все. Его отношение к отцу очень осложнено семейной историей. Вот почему я считаю: он должен знать, что случилось с его матерью.

– Согласна… Дай подумать, – произнесла Нэнси. – Возьму-ка я, пожалуй, дневник с собой. А позже мы решим, что с ним делать.

– Возьмешь с собой? – спросил Нед. – Но ведь он, будучи найденным здесь, считается собственностью Уоррена Тайлера.

– Неправда, – спокойно ответила Нэнси. – Он принадлежит Люсьену Болье. Что-то мне подсказывает, будь он жив, он пожелал бы передать дневник Даниэль ее сыну, Брайену, и его отцу… когда представился бы подходящий случай.

Нэнси и Неду пора было уезжать с фермы. Нэнси решила, что на обратном пути джип поведет она, и села за руль. Они двинулись в путь, к «Пещере Летучей Мыши».

Дорога, ведущая к шоссе, была грязная, неровная. Джип трясся на ухабах. Нэнси увидела в зеркальце, что сзади, на некотором расстоянии от них, появилась машина. Внезапно это расстояние стало стремительно сокращаться. Их догоняли!

– Смотри-ка, нас вот-вот обскачет какой-то ковбой на колесах, – заметил Нед, оглядываясь назад. – За рулем мужчина. Сбрось скорость, пускай проезжает.

– У-гу, – отозвалась Нэнси. – Легко сказать! Во-первых, он тебе не «какой-то ковбой», а во-вторых, это не просто колеса, а тот самый коричневый фургон, который чуть не задавил тебя вчера.

Нэнси сняла ногу с педали газа. Фургон быстро приближался. Глянув в зеркальце, она поняла, что в намерение водителя не входило идти на обгон. Нэнси ощутила холодок в животе и крепче сжала баранку руля. Она еще раз глянула в зеркальце. Фургон пристроился сзади, он почти нависал над их джипом.

– Жми на газ, Нэнси, он хочет…

Нед не успел договорить. Фургон врезался в задний бампер джипа. Удар был сильный. Нэнси крепко вцепилась в руль, боясь, что не справится с управлением. Она нажала на газ. Джип рванул вперед, но фургон прибавил скорость и не отставал.

– Не уверена, что мне удастся от него уйти, – сказала Нэнси. – По-моему, он хочет столкнуть нас с дороги.

Фургон опять ударил в задний бампер. И снова Нэнси с невероятным усилием удержала руль, опасаясь в душе, что, если удары будут повторяться, руля ей не удержать. И тут ей в голову пришло, что они как раз подъезжали к крутому повороту дороги, справа от которого был глубокий обрыв. «Вот где фургон врежет по-настоящему», – мелькнула у нее мысль.

– Нэн, – безмятежным голосом, будто он вовсе не волновался, вымолвил Нед. – Помнишь тот спецкурс вождения машины в экстремальных ситуациях с целью самообороны? В прошлом году ты его проходила, да?

Она молча кивнула, не отрывая глаз от дороги и одновременно от преследовавшего их фургона.

– Попробуй прием, который ты мне объясняла, помнишь? Резко затормози и выверни руль. Нэнси опять кивнула.

– Я это и хочу проделать, – сказала она. – Там, впереди. На самом повороте.

Нэнси сжала зубы. Они приближались к повороту, где тонкая металлическая балка символически отделяла дорогу от глубокого оврага. Машине ничего не стоило снести эту загородку и ухнуть вниз. Но Нэнси знала, что делать. Только сейчас это был не экзамен на вождение, нет. Этот смертельно опасный прием – единственный шанс уцелеть в этой схватке.

Нэнси пошла на поворот, и фургон чуть подал в сторону, целясь им в бок. «Точно, – решила Нэнси, – вот где он попытается скинуть нас с обрыва». Джип вошел в крутой вираж. Фургон ехал сбоку, почти вровень с ним. Справа крутой обрыв, за ним овраг. Фургон ударил им в боковую дверь, и джип опасно качнуло вправо. Еще немного, и он слетел бы с дороги. Впереди зияла пропасть.

– Нед! – закричала Нэнси. – Боюсь, не вырулю! Мы перевернемся! Держись!