Текст книги "Снега"

Автор книги: Кэрол Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вы кто? – жестко спросила женщина.

– Риган Рейли, – столь же резко ответила Риган. С годами она поняла, что только так можно общаться с грубыми людьми, которых предостаточно в нашем мире.

– А, понятно. – Ведьма-домоправительница жестом пригласила Риган войти.

Риган ступила в огромных размеров прихожую. Она заметила нависавший с трех сторон балкон второго этажа. Там же виднелись бесчисленные двери, ведущие в столь же бесчисленные комнаты. И Риган поразилась, как же велик этот дом. Справа располагался лифт. Вещь действительно необходимая, особенно после целого дня, проведенного на лыжне.

– Миссис Грант, – проорала женщина, проводя Риган через мраморный холл в глубь дома. Они миновали гостиную с огромным телевизором в центре и вошли в великолепно оформленную библиотеку с креслами и диваном, обитым китайской красной кожей. – Она уже пришла.

Столь жесткое представление не оставило у Риган сомнений, что ее здесь уже обсудили и, возможно, весьма подробно. Ивонн и Лестер сидели вместе и пили кофе. Они оба встали, чтобы пожать руку Ригам. На Ивонн был элегантный черный лыжный костюм и выглядела она так, будто приготовилась для серии снимков в журнале «Вог». Лестер тоже был облачен в лучший лыжный костюм, который только можно было приобрести за деньги. Ивонн на вид было лет сорок. Ее муж выглядел лет на десять постарше.

– Кендра сказала мне, что вы уже собрались было идти кататься на лыжах. Я очень признательна вам за то, что вы согласились подождать и поговорить со мной. Я знаю также, что вы уже обсуждали эту тему с огромным количеством людей.

– Это уж точно! – пробормотала служанка, выходя из комнаты.

– Подожди-ка, Бесси, – сказала Ивонн. – Риган, не хотите ли чашечку кофе?

Заметив выражение лица Бесси, Риган решила, что лучше притвориться, что ее организм и так переполнен кофеином, и отвергнуть предложение хозяйки.

– Так во сколько, ты сказала, отходит ее автобус? – спросил жену Лестер, когда Бесси исчезла за дверью.

Ивонн рассмеялась и, повернувшись к Риган, сказала:

– Такая уж Бесси – наша служанка. На несколько дней она уходит в отпуск.

– Хороший выход из положения, – суховато произнесла Риган, присаживаясь на диван. Она объяснила супругам Грантам, что знакома с Луисом и кое-что знает о прошлом Ибена. – То есть теперь вы можете себе представить, почему именно я хочу выяснить, что же произошло на самом деле.

– Этого же хотим и мы с Ивонн, – сказал Лестер.

– Скорее, нас уже не трое, а пятеро, – поправила мужа Ивонн. – Кендра и Сэм наверняка мечтают вернуть себе свое имущество. Я-то горько сожалею, что обратила так мало внимания на вора, который был здесь вчера вечером. Но дело в том, что я должна была выступать в роли радушной хозяйки по отношению ко всем нашим друзьям, собравшимся в гостиной, и не забывать о детях, которые веселились в детской. А заводилой у них, как оказалось, и был этот большой красный… вор.

– Я тебе тоже немного помогал, – шутливо запротестовал Лестер.

Ивонн сжала его руку.

– Ну, конечно, и ты тоже мне помогал. Ты вообще замечательный хозяин.

Она подалась вперед и легонько поцеловала мужа.

«Тут меня могло бы стошнить», – подумала Риган. Вместо этого она смиренно дождалась, пока они разомкнули губы, и ловко вернула разговор к совершенному преступлению.

– Так, значит, вы оба были в гостиной, – констатировала Риган.

– Да, вечеринка нам действительно удалась, – улыбнулась Ивонн. – Мне так хотелось, чтобы и Кендра с Сэмом, и ваши родители, и вы тоже смогли бы вчера побывать у нас.

«И я тоже?» – удивилась Риган.

– О, спасибо, конечно, – только и смогла сказать она вслух. – Уверена, что я бы получила огромное удовольствие.

– Точно, – согласился Лестер. – Не сомневайтесь, на нашей вечеринке все действительно здорово повеселились.

– Особенно Санта Клаус, – сказала Ивонн и разразилась громким хохотом. К ней тут же присоединился и муж.

– Куки, ты такая юморная! – едва переводя дыхание, восхитился Лестер.

«Чего-то я тут явно не понимаю, – подумала Риган. – Вроде бы я должна была разговаривать с двумя страшно расстроенными по поводу пропажи ценной вещи людьми».

– Мы должны перед вами извиниться за свое поведение, Миган, – выдавил из себя Лестер, стараясь не рассмеяться вновь.

– Ее зовут Риган, дорогой, – уточнила Ивонн, и они с мужем вновь залились смехом. Когда приступ немного отпустил их, Ивонн продолжила: – Риган, мы сейчас читаем книгу о том, как справляться со стрессом. Там сказано, что если вы смеетесь над своими неприятностями, то тем самым вы не позволяете им взять над собой верх.

– И когда же вы начали читать эту свою книгу? – спросила Риган.

– Этим утром, – фыркнул Лестер.

«Я выбрала самое удачное время для посещения, – подумала Риган. – Как замечательно быть таким богатым, что даже потеря картины стоимостью в миллион долларов никак не задевает тебя. Может, надо достать такую книжку для Луиса? Она окажет ему гораздо больше помощи, чем бумажные салфетки…».

– А картина была застрахована? – спросила Риган.

Смех Лестера мгновенно прекратился.

– Естественно!

«Тогда все понятно, – отметила про себя Риган. – Легко смеяться над своими бедами, когда, например, вместо пропавшей вещи вы все равно получите деньги по страховке».

– Все наши друзья обожают рождественские праздники в нашем доме, – сообщила Ивонн. – Многие уже перезванивали нам, чтобы узнать, попадут ли они на те фотографии с нашей вечеринки, которые мы передали в газеты. Думаю, многие газеты эти наши фотографии напечатают. – Ивонн широко открыла глаза. – Просто потрясающую популярность мы заработали на этом деле.

– А у вас есть фотографии с Санта Клаусом? – спросила Риган.

– Ни единой! Он так быстро появился и исчез… – ответила Ивонн.

– Ну и слава Богу! – вступил в разговор Лестер. – В прошлом году он слишком уж был активен, фотографировался почти со всеми гостями. Тогда мы просто вынуждены были прибегнуть чуть ли не к физической силе, чтобы избавиться от него. И в этом году мы дали указание Бесси, чтобы он занимался только с детьми, после чего сразу же отправился домой, ко всем чертям.

– Дорогой! – Ивонн критически взглянула на мужа.

– Прости, больше не буду.

– Значит, за все отвечала Бесси?

– Как обычно, да, – добавил Лестер.

Ивонн не отреагировала на его реплики.

– Ей, конечно, надоело уже рассказывать всем одно и то же. Но это ничего. Давайте я лучше ее сюда позову. Бесси! – Она помедлила. – Бесси!

– Чего? – проорала в ответ Бесси откуда-то с другого конца коридора.

«Видимо, она очень хорошо убирается, – предположила Риган. – Иначе ведь не для того же она здесь, чтобы давать детям уроки французского языка или правил поведения в высшем обществе».

– Прошу тебя прийти сюда, – крикнула Ивонн.

Бесси пришла. На лице ее застыло раздражение.

– Я только начала доставать пылесос. Если мне придется уехать на несколько дней, то…

– Будь добра, сходи за детьми и приведи их сюда. Думаю, что нам всем вместе следует рассказать Риган о том, что помним про вчерашний вечер.

– Ну ладно-ладно, – на грани нервного срыва выпалила Бесси и двинулась к выходу из комнаты. – Джош! Джули! Вас зовет ваша мать!

– Риган, – предупредила Ивонн. – Дети все еще верят в Санта Клауса. Прошу вас быть осторожной в своих вопросах.

– Мы пытаемся поддерживать в их сознании миф о том, что Санта Клаус живой и добрый, а вовсе не грязный тип…

– Дорогой, как ты можешь так говорить!

Лестер замолчал и повернулся к Риган с широкой улыбкой на губах:

– А вы знаете, как на самом деле пишется фамилия нашего дорогого Санта Клауса?

– По-моему, знаю, – ответила Риган.

– «Клоз», то есть «лапы загребущие», – сказал Лестер и хмыкнул. – Я это только что сам придумал: Санта Клоз!

Риган тоже засмеялась:

– Неплохо придумано!

– Неплохо, говорите? Я-то как раз считал, что это у меня просто здорово получилось.

«Нет, надо точно раздобыть экземплярчик этой их книжки о преодолении стрессовых ситуаций», – твердо решила Риган.

Одна из многочисленных дверей в огромном доме громко хлопнула, и вскоре два симпатичных ребенка с каштановыми волосами и карими глазами вбежали в комнату. Их лыжные костюмы тоже, скорее всего, не были приобретены на местной толкучке. Они впрыгнули на диван, на котором уже сидели их родители, и тут же приникли к ним, получив порцию ласки, а также щекотки от Лестера. Прошло несколько мгновений, прежде чем все на диване угомонились. «Вот это, действительно, счастливейшая богатющая семейка», – подумала Риган.

Бесси втиснула свои объемные телеса в кресло рядом с Риган. Она вздохнула, сложила на груди руки и стала вертеть большими пальцами. У Риган сложилось впечатление, что она вовсе не принадлежала к тому типу людей, которые могут достаточно долгое время обходиться без того, чтобы не злиться на кого бы то ни было. К тому же Бесси явно нервничала.

Ивонн погладила свою дочь по волосам.

– Дети, эта милая леди хотела бы поговорить с вами о Санта Клаусе.

– Но Рождество-то уже прошло? – прагматично отметила Джули.

– Знаем, – сказала Ивонн, – но она просто хочет, чтобы вы рассказали ей о том Санта Клаусе, что приходил к нам в дом накануне вечером.

– О том, что украл у нас картину? – вопросил Джош.

Ивонн быстро взглянула на Лестера.

– Мы этого не говорили, милый.

– Но вчера в ресторане вы так ругались, и ты сказала, что…

– Мамочка просто все тогда приняла близко к сердцу и погорячилась. Это была поспешная реакция с ее стороны. Мы не знаем, кто в действительности взял картину.

Джули задумалась.

– Значит, вы предполагаете, что картину мог взять кто-то из ваших друзей?

Риган попыталась сдержать улыбку.

– Нет, милая, – терпеливо ответила Ивонн. Но было ясно, что этот тон ей дался непросто. – А теперь давайте постараемся ответить на некоторые очень важные вопросы.

Оба ребенка повернули головы к Риган. Их глаза светились ожиданием, что сейчас их увлекут чем-то интересным, развеселят или уж, во всяком случае, не заставят страшно скучать.

Пожалуй, лучше действовать быстро, решила Риган. Она понимала, что полное внимание детей – это роскошь, которая могла и исчезнуть, причем столь же стремительно, как исчезла злополучная картина. Однако задать свой первый вопрос Риган все же не успела, потому что едва она начала открывать рот, как Джули опередила ее.

– В прошлом году Санта Клаус был лучше, – выпалила она.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Риган мягким тоном, которым, как она предполагала, следует разговаривать с совсем маленькими детьми.

– Ну, – сказала девочка и склонила голову на бок, он тогда был забавным и больше занимался, играл с нами. А в этом году он просто рассовал нам подарки, и все.

Джош вытащил палец изо рта и вставил свое слово:

– Да и подарки в этом году были хуже. В этом году Санта оказался просто дешевкой.

Джули захихикала.

– Санта оказался дешевкой, – подтвердила она, а потом нараспев стала повторять: – Дешевка, дешевка, дешевка.

Мгновение спустя Джош и Джули стали похожи на миниатюрные изображения своих родителей, заливаясь хохотом по поводу очевидной дешевизны Санта Клауса. «Неужели и они тоже проштудировали этот учебник по преодолению стресса?» – удивилась Риган.

– Да кому только нужен был этот дурацкий самосвал? – возмущенно спросил Джош.

– И кому только нужна была эта тупая кукла, которая только и делает, что икает? – добавила Джули.

Эти слова папочка Лестер воспринял как личную обиду. Он начал было возражать, но его перебила Ивонн:

– Может быть, в следующем году Санта принесет вам в подарок нечто иное, что вам понравится больше.

– Надеюсь на это, – сказал Джош и опять принялся сосать большой палец. Он откинулся спиной на грудь папы Лестера и закинул ногу на ногу.

– Сейчас-то он, наверное, уже вернулся к себе на Северный полюс, – сообщила Джули Риган.

– Да, я знаю, – ответила Риган. Она понимала, что не может сказать детям про Ибена, который изображал перед ними Санта Клауса. В конце концов, действительно необходимо, чтобы они продолжали верить в эту сказку, продолжали сохранять невинность, так сказать. Пусть думают, что Санта Клаус просто скупая дешевка, а вовсе не вор.

– Так, значит, он просто роздал вам всем подарки и потом ушел?

– Ага, – подтвердила Джули. – Правда, у нас тут была куча ребят и нас не особо тронул его уход.

– А в прошлом году, значит, Санта Клаус провел с вами гораздо больше времени? – спросила Риган. – И тогда с ним было весело?

– Да, он с нами спел несколько песен тогда. И было ничего, – ответила Джули.

Джош поднял взгляд на своего отца:

– А можно мы в следующем году позовем на праздник Барни-крольчонка?

«Бедняга Санта Клаус, если так дальше дело пойдет, его совсем вытеснит из этой жизни какой-нибудь розовый динозавр», – подумала Риган.

– Посмотрим, – ответил Лестер.

Ивонн взглянула на Риган и пожала плечами. Было ясно, что больше ничего особенного, кроме уже услышанного, Риган от детей не получит.

– Нам нужно ехать, Риган. А вы пока можете немного поговорить с Бесси. Ведь именно она договаривалась об участии этого Санта Клауса в нашем празднике.

«Лучше уж бросить меня львам», – подумала Риган.

– Это было бы здорово, если, конечно, сама Бесси не возражает…

Не было необходимости смотреть на Бесси, чтобы понять, какова будет ее реакция на предложение Ивонн.

– Да мне надо кучу дел переделать перед тем, как ехать в Вейл!

Ивонн строго посмотрела на служанку, и та поняла, что начинает переходить грань дозволенного в отношениях с хозяевами.

– Что ж, я думаю, что смогу поговорить с вами несколько минут.

Семья Грантов отправилась кататься на лыжах со склонов, а Риган и Бесси поудобнее устроились для разговора. Комната теперь стала тихой и пустой. Такой же покинутой почувствовала себя наедине с Бесси и Риган. Она откашлялась и решила, что в сложившейся ситуации наилучший выход – смело двинуться вперед. Ведь у нее было конкретное дело, и его надлежало исполнить.

– Вы знали Ибена Бина? – спросила Риган.

– Совсем немного, – быстро ответила Бесси. – В прошлом году, когда он тут у нас изображал Санта Клауса, он устроил настоящий кавардак в нашем доме.

– Что вы имеете в виду? – спросила Риган.

– У него были страшно грязные сапоги, когда он у нас тут появился. Тогда выдалось несколько часов хорошей погоды, потеплело, а он почему-то решил позабавиться, пройти по двору, постучать в окна и покричать «Веселого Рождества!» – Бесси подалась вперед в кресле. – Так он ходил там и орал: «Веселого Рождества! Веселого Рождества!». Я ему тогда сказала, что, мол, хватит орать, достаточно, достаточно. И он принес всю грязь, что собрал на заднем дворе, в дом, и я ходила за ним по пятам и пыталась убрать все, что он оставлял за собой. При этом, естественно, я выглядела какой-то ведьмой, которая только и делает, что мешает празднику, но как бы то ни было, прежде чем он ушел, этот наш Санта Клаус, я твердо сказала ему, что в следующем году ему лучше прийти в чистых и красивых сапогах, иначе он не войдет ни в нашу дверь, ни даже в каминную трубу или в другие места, куда там Санта Клаусу приходится проникать.

Сердце Риган стало биться куда быстрее.

– А каковы были его сапоги в этот раз, накануне ночью? – спросила она.

– Я проверила их, когда он вошел в двери, и мне показалось, что на один сапог приклеилась жвачка. Я его за это чуть не убила! Но оказалось, что он просто наступил на какую-то оранжевую клейкую бумажку. Поэтому я позволила ему войти. А вообще-то вокруг творилось сплошное сумасшествие. Не до него было!

– А еще раз вы его видели?

– Нет. Он все время был с детьми, а потом ушел через библиотеку.

– А когда вы видели Ибена Бина в последний раз до этого вашего праздника?

– Он зашел забрать игрушки, которые должен был положить в свой мешок. В прошлый четверг. – Бесси чуть улыбнулась. – Когда вы нанимаете Санта Клауса, его, оказывается, еще надо снабжать полным набором подарков.

Глубоко задумавшись, Риган нахмурилась при этих словах:

– Меня беспокоят как раз сапоги Санта Клауса. В доме Кендры Вуд мои родители живут сейчас как раз в комнатах, где до них жил Ибен. И там они нашли пару сапог в ванной комнате, очень похожих на те, что надлежало бы, по идее, использовать в наряде Санта Клауса. На них даже были прикреплены колокольчики.

– Это очень похоже на Ибена, – согласилась Бесси.

– Но ведь те сапоги, которые были на Санта Клаусе вчера вечером, как вы говорите, были без колокольчиков?

Бесси посмотрела на Риган как на сумасшедшую.

– Конечно. На Санта Клаусе, который приходил к нам, были черные ковбойские сапоги. Такие, как тут все мужчины носят. Иногда вам даже начинает казаться, что вы находитесь где-нибудь на Диком Западе или в Техасе.

– Я просто представить себе не могу, почему Ибен не надел свои костюмные сапоги, – удивилась Риган. – Насколько я могу предположить, у вас нет никаких оснований сомневаться, что в костюме Санта Клауса вчера вечером был не Ибен?

Бесси покачала головой.

– Да я едва взглянула ему в лицо. Я была больше озабочена его сапогами и, кроме того, мне уже надо было бежать на кухню, чтобы посмотреть, как там у меня работают нанятые помощники.

Риган поднялась.

– Спасибо, Бесси. Как я понимаю, вы сегодня уезжаете. Но если вы вспомните что-то, что сможет помочь нам в проведении расследования, то, независимо от того, насколько тривиальным вам это что-то может показаться, я вас очень прошу не стесняться и позвонить мне.

Риган передала Бесси свою карточку с телефонным номером. Руки Бесси дрожали, когда она принимала эту карточку.

«Что же это она так нервничает?» – подумала Риган.

Джеральдин Спунфеллоу сидела в старом скрипучем кресле-качалке, зашнуровывая свои поношенные высокие сапоги. Она вообще любила вставать пораньше и дышать свежим горным воздухом. Она всю свою жизнь прожила в долине Роаринг-Форк-Велли и чувствовала себя частью местного пейзажа, частью Аспена, всего того, что происходило в городе. Она персонифицировала аспенский идеал самовыражения, что обычно означало, что человек доводил свою позицию до сведения других вне зависимости от того, хотели они эту позицию знать или же нет.

Дед Джеральдин, Бертон Спунфеллоу-второй, был одним из открывателей здешних мест, который перебрался через горный хребет Контитентл Дивайд в начале 1880-х годов и обосновался в Аспене, известном тогда под названием Ют-Сити. Он застолбил свои права на участок земли и сделал себе состояние на серебре, залежи которого оказались в его недрах. Все развивалось восхитительно вплоть до 1893 года, когда американское правительство сменило валютный стандарт с серебряного на золотой.

– Это просто свело меня с ума, Джеральдин, – говорил про сие событие дед.

Она сидела на его коленях и с удовольствием внимала всем этим историям про прошлые времена, про первооткрывателей, пионеров этих мест.

– Я хотел тогда отправиться в Вашингтон и врезать там кому следует, но все же остался здесь и выдержал этот удар судьбы. Именно это и надо делать, когда в жизни настают тяжелые времена. А таких времен бывает обычно очень даже много. Так вот, тогда надо держать нос морковкой, надо держаться.

В ответ Джеральдин доставала изо рта большой палец ровно настолько, чтобы ответить своему деду:

– Да, Дедуля.

После этого она находила новый кусочек одеяла, которым укрывалась и который любила перебирать пальцами, и опять прикладывалась щекой к колючей, но очень уютной щеке Дедули.

Для Дедули держаться означало жить доходами от той собственности, которую он получил в первые годы своего хозяйствования. На часть этих средств он открыл в городе салун, который тоже приносил кое-какие деньги. Он женился, и в его семье родился сын, отец Джеральдин. Когда его жена, благословенная и святая по своему характеру Уинифрид, умерла от водянки, Дедуля и его сын, Феликс, жили вдвоем до тех самых пор, пока сын сам не женился на некоей Имоджин. Она переехала к ним, принеся с собой в их жилище некий женский дух, который тут так долго отсутствовал.

В этом старом викторианского стиля доме, построенном в тени Аспенских гор, Джеральдин и ее брат Чарлз росли под внимательным присмотром любящих родителей и своего любимого Дедули. Дикая природа была буквально в двух шагах от них, и их учили наслаждаться красотой и дарами озер, гор, рек задолго до того, как каждый из них прочитал первую статью в журнале о природе «Поля и реки». Они собирали ягоды, кормили свиней, кур, кроликов, доили коров, ездили по округе на ослах и в собачьих упряжках. Джеральдин стала настоящей дикаркой, она умела держать темп даже тогда, когда брат Чарлз убегал от нее по горной тропе. Впрочем, отставала она только потому, что замечала какой-нибудь симпатичный камешек, который просто обязана была подобрать и запустить в вечнозеленую листву.

Аспен был достаточно тесным сообществом людей, когда Джеральдин была ребенком. Население здесь резко уменьшилось после падения цен на серебро в 1893 году, и те люди, которые, несмотря ни на что, остались здесь, предпочитали держаться друг друга, жили в мире и спокойствии вплоть до 1940-х годов.

Завтраки с вафлями собственного изготовления, поездки на шашлыки, социальные мероприятия в церкви, игры в «канасту» вокруг радиоприемника, в то время как детвора играла в салочки или в футбол консервной банкой, – вот такими были основные элементы жизни Аспена в те времена. Добровольческий Пожарный Департамент выступал спонсором коллективных пикников. Наконец, иногда в город приезжала какая-нибудь театральная труппа, что тоже добавляло развлечений в жизнь местного населения.

И сегодня Джеральдин жила в том же самом доме. Теперь она была единственным живым представителем рода Спунфеллоу. Замуж она так и не вышла, поэтому перед ней никогда и не вставала необходимость куда-либо переезжать.

– Никакая приличная девушка не уедет из дома своих родителей, прежде чем не станет невестой, – этими словами Джеральдин обычно отметала всякие вопросы о том, почему она до сих пор не перебралась в какую-нибудь квартиру в городе. Слова эти не вызывали доброго отклика у родителей Джеральдин, которые при этом грустно смотрели на нее. Впрочем, вопрос о переезде в город больше не поднимался, после того как родители Джеральдин умерли. К шестидесяти годам Джеральдин наконец-то оставили в покое: все уверились, что ей действительно суждено до конца дней оставаться незамужней.

Иногда ей бывало одиноко, но, следуя совету Дедули, Джеральдин «держалась» и пыталась извлечь хорошее даже из этой своей ситуации. Не имея собственной семьи, Джеральдин стала все активнее заниматься делами города, спорными вопросами городского сообщества и политическими проблемами. В результате у нее появилось множество друзей и врагов, она посещала все городские мероприятия. При этом она всегда стремилась вставить свое слово в дискуссию по любому поводу.

Прямота и напористость всегда были характерными чертами членов семейства Спунфеллоу. Дедуля часто призывал: «Надо вносить в жизнь разнообразие!». И этому совету Джеральдин неизменно стремилась следовать. Еще в 1956 году она возглавила диверсионную группу, которая под прикрытием ночи срезала все рекламные щиты на Восемьдесят втором шоссе по той причине, что они якобы портили красоту природы Аспена. С тех самых пор в округе больше никогда не появлялось ни одного рекламного щита. Группа во главе с Джеральдин добилась полного запрещения подобной рекламы. Не так давно она присоединилась к группе, которая провела автомобильную манифестацию у здания мэрии города. Собравшиеся отчаянно гудели клаксонами, выражая протест против плана сооружения платного паркинга в Аспене. Шум от автомобильных протестантов, как хвасталась потом Джеральдин, достиг тогда отметки в 114 децибелл.

В июле газета «Аспен глоуб» открыла рубрику со статьями о потомках основателей Аспена. Джеральдин одной из первых посвятили статью в этой рубрике с фотографией и интервью. На фотографии Джеральдин была изображена в гордой позе под огромным – восемь на десять футов – портретом своего Дедули. Портрет этот всегда висел на одной из стен обеденного зала. Дедуля заказал этот портрет, когда открыл свой салун. На картине он стоял в своем лучшем выходном костюме, напротив дверей салуна, с тростью, гордый как павлин.

Когда репортер, бравший интервью, попросил показать дом, Джеральдин отвела его в сарай, где он увидел еще одну картину. Дело в том, что, когда семья Спунфеллоу отказалась от содержания домашних животных, сарай стал использоваться под склад старых вещей. «Никогда не знаешь, когда что-то из них вдруг может тебе опять пригодиться», – таково было еще одно известное правило семьи. Поэтому здесь можно было найти все, начиная от свадебной кровати Дедули и кончая разбросанными повсюду кухонными принадлежностями начала века.

Тед Вимс, репортер газеты, динамичный молодой человек, считавший, что у него в душе живет страстная любовь к истории, стал рыскать по сараю в поисках интересного.

– Потрясающе! – бормотал он. – Просто потрясающе!

Вот тут-то он и нашел эту вторую старую картину. Когда он сдернул с нее покрывало, то чуть не упал в обморок. Прямо на него глядело изображение Дедули тех времен, когда он был еще шахтером. На картине он спускался с горной выработки в компании с напарником. В руках у обоих были шахтерские фонари, за ними ковыляли другие работяги, их товарищи. У каждого в руке тоже болталось по фонарю.

– Вы знаете, что это такое? – дрожащим голосом спросил репортер Джеральдин.

– Это – картина моего Дедули. Но мне больше нравится та, которая висит в доме. На этой у него грязное лицо.

– Мисс Спунфеллоу, мне кажется, что это произведение кисти Бизли.

– А кто такой Бизли? – ответила вопросом Джеральдин.

Когда в газете появилась статья о Джеральдин, особое внимание в ней было уделено тому факту, что она даже не ведала, что хранит бесценное произведение искусства. Речь в действительности шла об одном из утраченных полотен Бизли, называвшемся «Возвращение домой с работы». Бизли был художником, который в 1880-х и 1890-х годах переезжал из одного шахтерского городка в другой. При этом ему явно удалось отразить на своих полотнах дух времени. Картина, найденная в сарае Джеральдин, была должным образом атрибутирована специалистами. Это действительно оказался Бизли, и стоимость полотна определили приблизительно в три миллиона долларов.

Пользуясь предоставившейся возможностью, члены Ассоциации Спасения Прошлого Аспена собрались вместе и выработали план действий. Почти все члены Ассоциации, во главе с Тедом Вимсом, который был одним из ее лидеров, отправились в горы, в дом Джеральдин, чтобы как следует поговорить с ней. Целью визита, естественно, была попытка как-то выцарапать бесценное полотно из когтей Джеральдин и передать его в собственность нового городского музея, который предполагалось открыть в первых числах Нового года. При этом, естественно, следовало начать с выражения глубочайшего уважения к памяти Дедули.

– Картина «Возвращение домой с работы» прекрасно улавливает дух времени ранних переселенцев, дух, который, конечно же, был так важен для вашего деда, – сказал один из визитеров, обращаясь к Джеральдин и придавая своему голосу приглушенные, уважительные интонации. – Тот факт, что картина будет висеть в нашем музее, станет данью уважения, в первую очередь, по отношению к вашему деду.

– А почему бы вам не взять его портрет? – настойчиво спросила Джеральдин. – Почему бы вам не взять ту, другую картину?

– Ну-у-у, – сказал один из членов Комитета Ассоциации, – нам не хочется перегибать и проявлять эгоизм и бессердечие. Мы прекрасно знаем, как тот портрет вам дорог.

– Если я вам отдам «Возвращение домой», то в обмен я хочу, чтобы вы отвели в нашем музее специальный зал, посвященный моему деду. Вот там и будут висеть обе эти картины.

Она еще не закончила своей фразы, а все члены делегации Ассоциации уже кивали головами в унисон, выражая свое полное согласие с этим великолепным предложением. Они тут же рассказали о том, какие планы строят на первые дни Нового года, надеясь, что все мероприятия привлекут публику, дадут прибыль и обязательно станут главным событием года в Аспене. Саму Джеральдин, естественно, приглашали стать почетным гостем этих мероприятий. Джеральдин, в душе которой гражданские чувства одержали победу, тут же согласилась подписать соответствующие бумаги и отказалась от всех доходов от мероприятий в пользу музея.

– Мне все равно некому оставить в наследство деньги, поэтому, коли уж память о моем Дедуле будет таким образом сохранена, то я…

Все члены Комитета Ассоциации едва не упали со своих стульев от восторга.

Через несколько недель они вновь нанесли визит в особняк Джеральдин, чтобы представить хозяйке сценарии торжественных мероприятий и планы организации музея. Теперь они решили воссоздать в своем музее практически в первозданном виде целые комнаты так, как они могли выглядеть в начале века. Таким образом, они мечтали передать дух и обстановку шахтерской деревни на грани двух веков. У Джеральдин они спросили, не осталось ли в ее доме еще каких-либо вещей, которые она могла бы подарить для этих целей музею.

– В моем сарае десятилетиями никто не убирался, – призналась Джеральдин, – так что это дает мне достаточное основание отказать вам в вашей просьбе.

– Но ведь нам нужны практически любые вещи, которые могли бы иметь хоть какую-то историческую значимость. Если хотите, я могу вам помочь поискать их в сарае, – предложил свои услуги Тед Вимс.

Джеральдин от его помощи отказалась.

– Прежде всего я хотела бы остаться на какое-то время одна со своими воспоминаниями, – сказала она. – Если у меня что-то не получится или если мне станет грустно, вот тогда я позову вас на помощь.

И вот сейчас, поднимаясь со своего кресла-качалки и чувствуя боль в костях, Джеральдин ощутила тяжесть всех своих семидесяти пяти лет.

– Давай, давай, девочка, двигайся, – сказала она себе. – А то день совсем пропадет. Если мне и предстоит что-то там сделать полезное в своем сарае, то надо поторапливаться.

Она уже успела совершить целый ряд интересных открытий. Например, обнаружила старые плевательницы, которые когда-то использовались в Дедулином салуне, а также древний Дедулин рабочий комбинезон, который в музее вполне могли где-нибудь вывесить, чтобы он таким образом символизировал рабочий дух того далекого времени.

Джеральдин проковыляла мимо картины с Дедулей на фоне салуна и поприветствовала его так же, как делала это каждый день. Эту картину она намеревалась сохранить у себя дома вплоть до самих торжественных мероприятий, в ходе которых ее собирались продемонстрировать публике.

– Я все время буду приходить туда, в музей, и навещать тебя там, – вслух сказала Джеральдин, застегивая пуговицы на своем пиджаке.