Текст книги "Налог на недвижимость"

Автор книги: Керен Певзнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Мы молчали.

– И что теперь ты собираешься делать? – спросила я и высвободилась из его объятий.

– Уеду.

– Куда уедешь? – не поняла я.

– В Москву. Там меня не найдут, – он говорил с такой уверенностью, что было видно – давно все обдумал.

– Каким образом ты собираешься это сделать?

– Ты мне поможешь? – вместо ответа спросил Денис.

Я медлила.

– Лерочка, пожалуйста, мне не к кому больше обратиться.

Господи! Что же я делаю? – ужаснулась я самой себе. Согласившись на его авантюру, я тут же поставлю себя вне закона. А не помочь нельзя. Денис интеллигентный парень, которому совсем не место в общей камере. За что он должен страдать?

– Знаю, – виновато продолжил он, – я поступил подло по отношению к тебе. И ты вправе сейчас просто выставить меня на улицу или позвонить в полицию. Но прошу тебя, Валерия, помоги мне сегодня, а потом можешь выкинуть меня из своей жизни.

– А кто тебе сказал, что мне этого хочется? – улыбнулась я.

– Чего? – Денис непонимающе глянул на меня.

– Выкинуть тебя из своей жизни?

Он захохотал, рывком притянул меня к себе, и дальнейшее я опускаю по причине своей природной стыдливости.

x x x

Утром нас разбудила Дашка. Она шумно собиралась в школу и, распахнув дверь, ворвалась в мою комнату.

– Ой! – вскрикнула она и ретировалась.

Накинув халат, я вышла в салон.

– Мам, Денис вернулся? – спросила она, делая большие глаза.

– Да, да, все в порядке. Давай я сделаю тебе завтрак.

– Как здорово! – обрадовалась она не то возвращению Дениса, не то завтраку.

– Ты ничего не забыла? – строго напомнила я.

– Ну мамуля, – начала канючить дочь, – можно я не пойду сегодня в школу? Я покажу Денису программу. Скачала с Интернета.

– Давай, не задерживайся. Нашла причину отлынивать.

– Вредная ты мама, – подытожила раздосадованная Дашка и, волоча рюкзак, вышла из дома.

Включив чайник, я бросила в чашку полторы ложки кофе "Маэстро". Дениса нужно было будить. Войдя в спальню, я потрясла его за плечо и произнесла нашу дежурную шутку:

– Сэр, вам кофе в постель?

– Нет, лучше в чашку, – машинально пробормотал Денис и мгновенно оторвался от подушки.

Я протянула ему дымящийся кофе.

– Ничего не понимаю, – он уставился на меня удивленным взглядом, – это сон, и мне снится...

– Утро в сосновом бору, – закончила я вместо него. – Пей осторожно, а то обожжешься.

– Красота! – Денис потянулся и взял кофе. – Не сравнить со вчерашним пробуждением на какой-то скамейке.

Эти слова вернули нас обоих к действительности.

Помолчав, я сказала:

– И что ты теперь собираешься делать?

– Я уже все придумал, – буднично сказал Денис, прихлебывая кофе. – Уеду из страны на время, пока не найдут убийц Татьяны. Все равно я ничем следствию помочь не могу, я ничего не знаю, врагов ее не видел, с друзьями не знаком. Будет лучше, если я проведу это время не в следственном изоляторе, а в Москве у друзей.

– А как ты собираешься это сделать? Ведь наверняка в аэропорт передали о тебе сведения.

– У меня другая фамилия.

– Как другая? – не поняла я.

– Ты знаешь меня как Геллера. Но это фамилия мамы. А по отцу я Кузнецов. Мой отец был полковником КГБ, русским, я и сюда приехал как Кузнецов, а на Геллера фамилию поменял здесь, когда получал удостоверение личности. Поэтому и мой русский загранпаспорт выписан на Кузнецова. Виза в нем не просрочена, я же недавно летал в Екатеринбург, – он протянул мне пустую чашку, – и единственное, о чем прошу тебя – принеси мне паспорт. Он дома, в комоде, в левом нижнем ящике.

– А что я скажу Элеоноре?

– Так все и расскажешь. Звонить не хочу, может быть, наш телефон на прослушивании. Возьми паспорт, джинсы, пару рубашек и доллары. Они там же, рядом с паспортом. Остались от прошлой поездки.

– Ты уверен, что мать дома?

– Ничего страшного, если ее нет, запасной ключ от квартиры лежит за электрическим счетчиком. Откроешь дверку шкафа на лестничной клетке и увидишь. Квартира семнадцать. Все поняла?

– А вы не боитесь на виду оставлять ключи?

Денис беспечно махнул рукой:

– Эх, чему быть, того не миновать. Зато сейчас пригодилось. Да, вот еще, я напишу маме записку. Если ее не будет дома, оставь на столе.

– Ладно, – согласилась я, – позавтракаем, и я съезжу.

Через час я подъезжала к дому Дениса. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, нажала на кнопку звонка. Никто не ответил. Подождав немного, я позвонила снова. Безрезультатно.

Делать было нечего. Открыв дверку на стене, я увидела четыре электрических счетчика. На одном из них, с неподвижной шкалой, было выведено число семнадцать. Привстав на цыпочки, я заглянула за счетчик. Ключ лежал там, и достать его было сложно. Хорошо, что у меня длинные ногти. Я подцепила ключ и вытащила его наружу. Ничего не поделаешь, придется теперь входить в чужую квартиру.

По-видимому, я долго копалась, открывая замок. Соседская дверь приоткрылась, и я услышала старческий голос:

– А их нету.

Голос принадлежал сморщенной старушенции, подозрительно наблюдавшей за моими действиями из-за приоткрытой двери. Дрожащей рукой она опиралась на цепочку.

– Знаю, – ответила я, обернувшись. – Мне Элеонора ключ дала, а открыть не удается.

– Вчерась тоже был один, крутился тут. Да видно евреи добрые двери делают, не вломишься. – Видимо, бабулька была русской тещей какого-нибудь репатрианта.

– А как он выглядел, бабушка? – насторожилась я.

– Здоровый такой лоб, брунет, в куртке зеленой. Я было хотела сказать, что нет хозяйки – и лезть не надо, да побоялась. Такому ироду цепочку порвать – раз плюнуть.

– Он что, с вами разговаривал?

– Ну да, позвонил, а у меня все на работе, я одна квартиру стерегу. Он и говорит, что дружок соседкиного сына, проведать пришел. А сына-то Леонориного поди уж с неделю дома нет. Уехал, наверное.

– Скажите, а этот парень ничего не просил передать? Кто он, откуда, имя?

– Нет, сказал только, что сегодня зайдет. Только серьгой сверкнул и вниз по лестнице поскакал, прям козел какой-то.

Я обмерла.

– Скажите, бабушка, а на шее у него не было золотой цепочки с буковкой?

– Как не быть, была. На букву "г" похожая, только не нашенская буковка, перевернутая. Еврейская, кажись.

"Это он, – подумала я, – муженек мой бывший. И куртка такая у него есть, легкая зеленая плащевка, и цепочка." От такого открытия моя рука дрогнула, ключ легко повернулся в замке, и я чуть не упала, ввалившись в квартиру семьи Геллер.

Закрыв дверь, я присела на стул в прихожей и отдышалась. Надо было срочно забирать шмотки и мотать отсюда. Ох, не нравилось мне все это, совершенно не нравилось! Встреча с бывшим мужем на квартире любовника совсем не входила в мои планы.

В салоне стоял тяжелый резной комод красного дерева. Сначала я вытащила из сумочки записку Дениса, положила ее на матовую поверхность комода и придавила чугунной статуэткой Дон-Кихота, читающего книгу. Потом открыла нижний ящик и увидела там пачку счетов, различные справки и удостоверения. Я сунула руку поглубже, под ворох бумаг, и вытащила на свет божий черное портмоне и старую папку. Отложив папку в сторону, я открыла портмоне. В нем лежал красный паспорт на имя Кузнецова Дениса Сергеевича и две тысячи долларов сотенными купюрами. Очень хорошо, одно дело сделано. Теперь надо собрать вещи. Я прошла в комнату Дениса, знакомую мне с того единственного раза, когда я была у него, открыла шкаф и быстро побросала в сумку белье и рубашки. Прихватив пару джинсов, я двинулась к выходу. Тут одна мысль пришла мне в голову. Я подошла к комоду и, достав из сумки ручку, приписала: "И пожалуйста, не нужно открывать дверь незнакомым людям. Это очень опасно".

Старая папка, побуревшая от времени, все так же лежала на комоде. На ней было написано по-английски: "Дело No...". Бросив ручку в сумку, я не задумываясь сунула туда же папку и, быстро заперев дверь, спрятала ключ за счетчик. Пока я стояла, дожидаясь лифта, сквозь запертую дверь напротив ощущала на себе взгляд любопытной старухи.

Денис весь извелся, дожидаясь меня. Он мерил шагами квартиру, на диване валялись разбросанные газеты, телевизор орал что-то невыносимое. А вот посуду помыть – мужикам в голову не придет. Будет убивать время любым другим способом.

– Принесла? – спросил он нетерпеливо.

Я кивнула и протянула портмоне. Денис мельком заглянул внутрь, схватил одежду и поспешил в ванную. Через несколько минут он вышел полностью одетый и сказал:

– Все, Лерочка, пожелай мне удачи. Я пошел.

– Интересно, куда? У тебя же нет ни шекеля!

– Ничего, долларами расплачусь с таксистом.

– А ты подумал, что это у нас в мае жарит, а там может быть холодно? Возьми, – я порылась в шкафу и достала куртку. Она была неопределенного болотного цвета и чуточку велика мне. Главное, что она не выглядела женской. – Держи. А в аэропорт я тебя сама отвезу.

– Ну зачем, не надо!

– Надо, Федя, надо, а то потом опять влипнешь во что-нибудь. Все взял? Пошли.

Денис вышел, а я, доставая ключи из сумки, увидела папку, о которой совершенно забыла. Зайдя к Дашке в комнату, я сунула папку между ученическими кляссерами и альбомами, грудой наваленными на полке.

Когда я вышла на улицу, Денис ждал меня около машины. Мы поехали в аэропорт.

– Ты никогда не рассказывал мне о своем отце, – сказала я Денису по дороге.

– Нечего было рассказывать. Я его помню смутно, – Денис задумался. Отец умер, когда мне было четыре года, и единственное четкое воспоминание о нем – это мой день рождения. Я получил тогда великолепный подарок – две шикарные заводные машины. Совершенно одинаковые.

– А зачем две? – заинтересовалась я.

– Я, конечно, был рад, что их было две, а не одна, но тоже не удержался и спросил. И знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Отец сказал: "Дениска, я знаю, ты мальчик любознательный и захочешь узнать, что у машинки внутри. Ты ее разберешь, а если не сможешь собрать, расстроишься и будешь плакать. Мама будет тебя ругать за то, что ты сломал такую дорогую машину. Так вот, чтобы этого не произошло, я дарю тебе две".

– Да, – восхитилась я, – дальновидным человеком был твой папенька. Он случайно не евреем был?

– Не-а, – засмеялся Денис, – чистокровный русак из Вологодской губернии. Высокий, под два метра ростом, очень видный мужчина.

– А как они познакомились, твои родители?

– О, это очень романтическая история! Мама была студенткой филологического факультета и проходила практику в Ленинке. Представь себе: тоненькая девушка, черные глаза, длинная пышная коса. А папа как увидел ее, сразу забыл, зачем он пришел в библиотеку. Да и разница в возрасте – ей восемнадцать, ему сорок два. Кстати, он был тогда женат.

– Ты говорил, что он работал в органах. Это где?

– В КГБ, дошел до подполковника. Он занимался диссидентами, евреями-сионистами, в основном. И в библиотеку пришел, чтобы найти какую-то редкую книгу из спецфонда. Мама рассказывала, что когда она передала заведующей записку с названием книги, та зыркнула на нее и пошла обслуживать отца сама. А маме сказала, что не ее это дело такие книги в руках держать, не по ранжиру.

Я была заинтригована. Мы уже проехали половину пути и были где-то на подъезде к Рамле. Денис, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи, когда я пробиралась по узким улочкам старого города между маленькими церквями арабов-христиан и лавками с товарами, выставленными чуть ли не на середину проезжей части. Когда мы наконец выбрались на трассу, он продолжил свой рассказ:

– Отцу мама понравилась с первого взгляда. Его брак был уже на износе, он подумывал развестись, но ты представляешь себе, как тогда относились к разводам? Они стали встречаться тайно. Но мама вскоре забеременела, и отец тут же подал на развод. Он не хотел, чтобы я родился вне брака. И тогда начались неприятности. Его жена и гэбэшное начальство воспротивились браку. Она даже сказала, что евреи-диссиденты, делами которых занимался отец, подсунули ему новоявленную Юдифь. Ты же знаешь эту историю про Юдифь и Олоферна?

Мне сразу вспомнилась знаменитая картина, на которой еврейская красавица с мечом, выставив изящную ножку, задумчиво глядит на отрубленную голову тирана. И я представила на месте Юдифи молодую Элеонору. Ну какова! Меня обличала, а сама-то, праведница...

– А что, нельзя было жениться на еврейках?

– Ты действительно такая наивная? Прошел шестьдесят восьмой год, танки в Чехословакии, тысячи отказников, несколько месяцев прошло после шестидневной войны. И отец, который вплотную занимался всем этим, разводится с русской женой, чтобы женится на еврейке! Естественно, от дела его отстранили, а потом и вообще уволили из КГБ. Он жутко переживал, разрывался между двумя желаниями: мама была уже на седьмом месяце, он не мог и не хотел оставить ее, но он любил свою работу. Мама рассказывала, что однажды он пришел домой совершенно пьяный, уселся на кухне и стал рыдать. Это страшно, когда рыдает здоровый, полный сил мужик! Он обнимал какую-то папку и плакал над нею, приговаривая: "Это же дело всей моей жизни, я хотел, чтобы страна богатела, а эти сволочи..."

– Как богатела? – не поняла я.

– Может быть, ты помнишь, в одну из зим начала шестидесятых Москва была завалена апельсинами? Они продавались на каждом углу. Говорили, что они из Марокко, но на каждом была маленькая этикетка "Яффо".

– Нет, дорогой, я тогда еще не родилась, но я помню другое – об этих апельсинах недавно рассказывал Жванецкий по телевизору. Он работал в Одесском порту и, там они "грузили апельсины бочками". И про наклейку Жванецкий говорил.

– А знаешь, откуда в стране вдруг оказалась такая пропасть апельсинов?

– Не знаю. Может, был какой-то контракт, обмен на нефть?

– Обмен действительно был, но не на нефть, а на земли. Ты конечно, знаешь, что в центре Иерусалима есть Русское Подворье. Это издавна была российская территория. Когда на святую землю прибывали русские паломники, они находили кров и отдых в странноприимном доме. Эта традиция существовала всегда. У католиков были монахи-госпитальеры, у православных – Русское подворье. А Хрущев продал это историческое место Израилю за пять миллионов долларов. И взял не деньгами, а апельсинами. Но эту сделку держали в тайне, поэтому апельсины с наклейкой "Яффо" стали называться марокканскими.

– А о чем сожалел твой отец?

– В начале века в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии, то есть там, куда советская власть пришла в сороковых годах, среди богатых евреев существовало движение – покупать земли в Палестине. Не жертвовать безвозмездно, как это делал барон Ротшильд, а именно приобретать во владение для себя и своих детей. По тем временам это была такая же утопия, как сейчас идея покупать земельные наделы на Луне. Они не были сионистами, не собирались бросать насиженные места в Вильно или Львове и ехать в Палестину. Но участки продавались недорого по сравнению со стоимостью земли в Европе и можно было позволить себе выкинуть часть денег на авось. Хотя, видимо, простому сапожнику или портному это было не под силу.

Мой отец в то время работал еще и с тайными архивами, вывезенными энкавэдэшниками с оккупированных немцами западных территорий. Он прекрасно знал немецкий язык и даже бабушке, своей теще, бывало отвечал по-немецки, когда она говорила на идише. Поэтому работу с архивом поручили ему. Среди бумаг германского штаба ему попалась папка с надписью "Бейтар". Она резко отличалась от других. И документы, находившиеся в ней, были написаны не по-немецки, а по-английски. Он забрал дело домой, чтобы разобраться с ним на досуге, ведь он не знал толком английского. Там были собраны документы, относящиеся к покупке земли в Израиле – купчие крепости, закладные, расписки и многое другое. И вдруг отца вызвали к начальству и поставили в известность, что он должен сдать дело в архив, а сам, в связи со сложившимися обстоятельствами, обязан подать прошение об отставке. Отец так возмутился, что его бесцеремонно отстраняют и от дела, и от работы, что забыл о том, что именно эту папку оставил дома. Так она и пролежала у нас многие годы. А когда мы собрались в Израиль, мама взяла папку с собой в память об отце. Он же недолго прожил после этого. Уволившись, он пару лет преподавал физкультуру в ПТУ, а потом и вовсе не работал – у такого здоровяка оказалось больное сердце. Второй инфаркт свел его в могилу.

Он был идеалистом. Это сейчас люди, которым принадлежало имущество в Прибалтике, возвращаются и требуют свое. А тогда об этом невозможно было подумать. Отец был как Верещагин: "За державу обидно", вот он и хотел вернуть Союзу земли, как реванш за проданное Хрущевым Русское подворье.

– Должна тебе признаться, – сказала я Денису. – Когда я искала твои документы, эта папка попалась мне на глаза, и я принесла ее домой.

– Зачем? – удивился он, – Там просто старые бумажки с переводами отца. Мы храним их как память, и все.

– Конечно, это некрасиво, но есть две причины, почему я так поступила. Первая – нельзя держать ключ на виду. Мне сказала ваша соседка, что вчера какой-то парень стучался к вам в дверь и назвался твоим другом. – Я хотела сказать, что это мог быть мой бывший муж, но что-то меня остановило.

– А вторая причина?

– Я очень любопытная, и у меня это получилось совершенно машинально. Прости.

Денис не успел сказать, что он думает о моем поступке, как вдруг неожиданно подал голос мой сотовый телефон.

– Алло, Валерия, это ты? – мы с Денисом услышали из переговорного устройства взволнованный голос Элеоноры.

– Да, добрый день, – ответила я.

– Я звоню из автомата. Где Денис, вы узнали что-нибудь?

– Мама, не волнуйся, я в машине Валерии. Почему ты звонишь не из дома?

– Телефонный шнур перерезан. Кто-то был у нас в квартире. Все разбросано, перевернуто, исчезли твои документы, доллары и папка отца. И еще новые джинсы.

– А записка? Вы нашли записку на комоде? – у меня в душу закралось нехорошее подозрение.

– Никакой записки я не видела. Денис, когда ты вернешься? Это правда, что тебя ищет полиция?

– Да, мамочка, правда. Не волнуйся. Я еду к тебе. Сиди дома и жди нас, полицию не вызывай. Рядом с компьютером лежит коробка с надписью "модем". Там короткие телефонные провода. Замени, а я позвоню, проверю. Только забери ключ из шкафчика на лестнице.

– Там нет ключа! Приезжай, я не нахожу себе места.

– Закрой защелку на двери и никому не открывай! Ты поняла? Никому, только нам!

Развернувшись, я направила машину в обратную сторону. Ну и хорошо, я все равно не хотела, чтобы он улетел.

– Знаешь, – Денис внимательно посмотрел на меня, – кажется, твое любопытство спасло нашу папку. Кстати, где она?

– Засунула ее между дашкиными кляссерами.

– Молодец! – восхитился он. – прямо Эдгар По!

Я посмотрела в зеркало заднего обзора. За нами, не отставая, катил вишневый "шевроле-кавалер", который я приметила еще по дороге в аэропорт.

– Послушай, – сказала я Денису, – тебе не кажется, что за нами хвост? Этот "кавалер" ехал за нами сначала в одну сторону, а сейчас снова.

Денис нахмурился:

– Лерочка, тебе не кажется, что сейчас самое время звонить твоему Михаэлю?

– Тогда набери номер.

Не отрывая взгляда от дороги, я продиктовала Денису номер сотового телефона следователя и через несколько томительных секунд услышала как всегда спокойный голос Борнштейна:

– Слушаю.

– Михаэль, это Валерия, шалом. Мне трудно говорить, так как за мной гонятся, скорей всего, бандиты.

– Где вы находитесь? – что мне нравится в Михаэле, так это то, что он знает, когда есть время на расспросы, а когда его нет.

– Мы с Денисом едем в Ашкелон по дороге из аэропорта. Бордовый "шевроле-кавалер" преследует нас около сорока минут.

– Номер машины?

– Мне не видно.

– Я звоню в патрульную службу, – он отключился.

Через несколько километров мы заметили дорожный патруль. Инспектор пропустил нас, а "кавалеру" приказал остановиться. "Ура!" – закричали мы оба, но нашу радость прервал телефонный звонок.

– Валерия, – голос служителя закона был бесстрастен, – когда вы будете в Ашкелоне?

– Через полчаса.

– Я жду вас в своем кабинете через тридцать пять минут.

Денис смотрел на меня. Всем своим видом он олицетворял пословицу: "Дай черту палец – он руку откусит".

– А что делать? – сказала я в ответ на его молчаливый протест. – Все равно, рано или поздно, но пришлось бы рассказывать, как все было.

– Ты знаешь, – Денис печально посмотрел на меня, – у меня такое состояние, как перед операцией. Скорей бы это все закончилось. А посадят или нет – это уже второй вопрос.

– Не дрейфь, – сказала я бодро, – Михаэль отличный мужик, он все понимает.

Минут через сорок я входила в знакомый кабинет в конце унылого коридора. Денис шел за мной. Нас ожидал неприятный сюрприз: вместо Михаэля за столом сидел грузный смуглолицый мужчина в полицейской форме, лет сорока восьми.

– Здравствуйте, – растерянно пробормотала я, – а где следователь Борнштейн?

Хорошо, что у меня хватило ума не назвать его Михаэлем.

– Садитесь, – сумрачно сказал полицейский. – Меня зовут Нахум Анкори, и я веду дело об убийстве иностранной гражданки Татьяны Барминой.

Оглянувшись на Дениса, я поняла, что ничего хорошего он от этой встречи не ждет.

– Ваши имена и документы, – следователь посмотрел на нас, и я протянула ему свой паспорт. Денис не сдвинулся с места.

– Ваши документы, – повторил он, выжидающе глядя на моего спутника.

– Они остались в номере отеля "Дан-Панорама", – Денис смотрел на пол.

– Так, – протянул следователь, заглянув в мое удостоверение личности, а вы, значит, Валерия Вишневская?

– Да.

– И кем вы ему, – он подбородком указал на Дениса, – приходитесь?

– Подругой...

– Понятно, – с непонятной интонацией сказал он. – Если вы только подруга, то можете идти. А он останется.

– Никуда не пойду, – попыталась я протестовать, – он ни в чем не виноват, и я...

Нахум Анкори нажал на кнопку звонка, и в кабинет вошел молодой полицейский.

– Проводите госпожу на выход.

Я поднялась, смерила уничтожающим взглядом чинушу и вышла. Правда, как мне показалось, это не произвело на него впечатления. Пытаясь исправить положение, я спросила своего сопровождающего, когда мы шли по коридору:

– Скажите, где сейчас господин Борнштейн?

– Он поехал по вызову.

– А когда он вернется?

– Не могу знать, госпожа.

Звонить Михаэлю было бессмысленно. Что я ему скажу? Что дядя – бяка? Выгнал меня из кабинета и сейчас мучает бедного Дениса? Наверняка все это заранее спланировано. Как только я позвонила ему по сотовому телефону, он передал деле этому, как его, Нахуму. Он же меня предупреждал! Денис должен был прийти и дать показания. Хорошо еще, что они не знают о сорвавшемся побеге за границу, да еще под чужой фамилией! Ох, да у Дениса в кармане паспорт и две тысячи долларов... Вот что, я сяду тут, у входа в полицию и буду ждать, когда Денис выйдет. Час, два, не страшно.

Но ожидание затянулось. Сидя на ступеньках, я успела выпить бутылку воды, прочитать толстую газету, купленную в магазинчике напротив, и окончательно затосковать. Совсем отчаявшись, я снова вошла в просторный холл, чтобы спросить, что происходит, и увидела, что по коридору два полицейских ведут Дениса. Причем не на выход, а вглубь здания. О боже! Он был в наручниках!

Бросившись навстречу, я закричала:

– Денис, что случилось?! Куда тебя везут?

– Меня задерживают. Лерочка, позвони маме, успокой ее.

Больше он ничего не успел сказать, они завернули за угол и исчезли.

– Вы к кому, госпожа? – остановил меня дежурный.

– К следователю Анкори, – ответила я, сдерживая нетерпение.

– Подождите, я позвоню ему.

Он набрал три цифры и, сказав в трубку несколько слов, передал ее мне.

– Вы посадили невиновного вместо того, чтобы искать настоящих убийц! заорала я. – Я же говорила Борнштейну, что за нами гонятся бандиты, это наверняка те, что убили Татьяну, а вы даже не поинтересовались...

– Передайте трубку дежурному, – оборвал меня голос следователя.

Я повиновалась. Послушав минуту, дежурный положил трубку на рычаг и обернулся ко мне:

– Пройдите в кабинет. В конце коридора и...

– Спасибо, я знаю.

Пробежав знакомый коридор, я ворвалась в кабинет.

– Сядьте и успокойтесь, – приказал мне Нахум Анкори. – Что это вы говорили о бандитах?

– Они преследовали нас по дороге в аэропорт, а потом развернулись и поехали за нами обратно.

– Кто они?

– Не знаю, но за нами следили, вы понимаете? И в квартире у Дениса они устроили разгром, но ничего не взяли. Это вы можете как-нибудь объяснить?

И тут – о чудо! – дверь открылась, и в кабинет вошел Борнштейн.

– Михаэль, – обрадовалась я, – скажите ему! Я звонила вам, потому что нас преследовали... – и тут я осеклась, поняв, что сморозила глупость.

– А прийти тогда, когда было совершено преступление, он не мог? Только когда вас преследовали? – немедленно среагировал Михаэль.

Я замолчала, крыть было нечем. Видимо смягчившись, он продолжил:

– Мы задержали его, потому что ваш друг знал о преступлении и не сообщил нам. Вместо этого он ударился в бега. Чего он боялся? Пришел бы к нам в ту же минуту, тут же мы отпустили бы его. А сейчас? Неоказание помощи следствию, сокрытие фактов, попытка удрать за границу с иностранным паспортом. Вам мало?

"Ох, и это узнали..." – с горечью подумала я.

– И вы хороши, Валерия, не ожидал от вас такого. Помогать человеку, который замешан в преступлении... И это после того, как я вас предупреждал.

– Он не убивал...

– Следствие покажет.

– Человек, который не убивал, но присутствовал при убийстве, – внес свою лепту Анкори, – по законодательству несет ту же ответственность, что убийца. Если он, конечно, не сообщил следствию о факте преступления.

Да, дела Дениса были совсем плохи. Мне ничего не оставалось делать, как понурив голову, выйти из кабинета.

На улице я вспомнила, что Элеонора все еще ничего не знает. Тяжело вздохнув, я села в машину и поехала к ней.

Элеонора была дома и тотчас открыла дверь. Было видно, что она наводила порядок после разгрома, который сотворили у нее в квартире.

– Ну что? – она схватила меня за руку и чуть ли не силком затащила меня внутрь квартиры.

– Денис сидит в камере предварительного заключения, – бухнула я.

Элеонора упала в кресло:

– Так я и знала! Я чувствовала, что эта история так просто не кончится...

– Успокойтесь, еще ничего не кончилось. Все только начинается, – я спохватилась, что ляпнула что-то не то. Да уж, утешительница из меня, как из вороны – Монсеррат Кабалье.

– Нужно найти адвоката, – Элеонора лихорадочно соображала, – я позвоню Шульману. Или нет, Шульман в Канаде... Тогда к этому, как его...

– Да подождите вы, – я остановила поток ее мыслей, – адвокат – это, конечно, хорошо, но пока надо понять, в чем Дениса конкретно обвиняют. Если мы докажем, что этот погром в вашей квартире как-то связан с убийством Татьяны, то Дениса выпустят, и никакой адвокат не понадобится! Лучше расскажите, как тут все было.

Элеонора выглядела постаревшей лет на десять. Она непонимающе смотрела на меня, потом тряхнула головой, как будто прогоняя наваждение, потом сказала:

– Они перевернули весь дом! Конечно, что-то я смогла прибрать, но здесь еще работать и работать!

– Что пропало, кроме джинсов и долларов?

– Папка моего мужа.

– Это все взяла я. Денис попросил принести чистые вещи, деньги и документы, – Элеонора непонимающе взглянула на меня, но я не дала оформиться в ее голове мысли: "Кто шляпку украл, тот и тетку пришил". – Вещи взяла я, а погром устроил кто-то другой.

– Зачем вам понадобилась старая папка с никому не нужными документами? – недоумевала Элеонора. – Мы ее держим потому, что там переводы, написанные рукой Сергея, это единственная память о нем!

– Простите мою невоспитанность, папку я прихватила машинально, но у меня есть большое подозрение, что тот, кто влез в квартиру, искал именно ее.

Элеонора задумалась. Видно было, что она что-то сопоставляла в уме и наконец произнесла:

– Мне кажется, что это не первая их попытка. Несколько дней назад начались странные звонки по телефону, молчали и клали трубку. Видимо проверяли – дома ли я.

В моей голове, пустой как туристский котелок в конце маршрута, появилась мысль:

– Элеонора, что за старушка живет у вас на этаже?

– Не знаю, это семья новеньких из Биробиджана. Приехали пару месяцев назад. А зачем вы спрашиваете, Валерия?

– Когда я заходила к вам за вещами, из той двери выглянула бабулька, и оказалось, что она внимательно следит за вашей квартирой. Вот я и подумала, а не зайти ли нам к ней?

– Пошли! – решительно сказала Элеонора, и мы постучались в соседскую дверь.

– Кто это? – раздался глухой старческий голос.

– Откройте, бабушка, это соседка ваша, – ответила Элеонора.

Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и на нас глянула знакомая бабка. Глаза у нее были на удивление ясными и хитрющими.

– Какая я тебе бабушка, – сказала она недовольно, – самой небось пора внуков-то нянчить, а не бегать с тетрадками.

"Ого, – подумала я, – все примечает. Не бабка, а юный следопыт!"

Элеонора неожиданно смутилась:

– Извините, баб... А как вас зовут?

– Рахиля Никитишна мы, надо что?

От этого сочетания имени и отчества я остолбенела, не зная, как мне обращаться к старушке – ведь лопну со смеху, выговаривая.

Но на стальную Элеонору это не произвело впечатления, и она сказала:

– Нам бы хотелось поговорить с вами, Рахиля Никитишна, вы бы не могли нас впустить?

– А позади никто не прячется? – подозрительно спросила бабка.

Мы, не сговариваясь, расступились, чтобы она смогла осмотреть лестничную площадку. Убедившись в полной безопасности, Рахиль Никитишна прикрыла дверь и, пошуршав цепочкой, впустила нас в квартиру.

Мне чуть не стало плохо от спертого воздуха. Все окна оказались закрыты, что было бы разумно при работающем кондиционер, но его не было и в помине. Разнокалиберная мебель, видимо, была собрана на "выставке", то есть взята оттуда, куда ее выставляют за ненадобностью. На полу лежал потертый палас, в углу большой комнаты до потолка были навалены коробки, перетянутые прочными веревками.

Не дождавшись приглашения, мы с Элеонорой осторожно уселись на шаткий диван, застеленный цветастым покрывалом.

Из соседней комнаты послышался мощный храп.

– Это Давидик, внук мой, – пояснила бабулька, – с ночной вернулся, отдыхает.

– Рахиля Никитишна, – обратилась к ней моя спутница, – вы из дома не выходите... Может, видели вчера вечером кого-нибудь, кто заходил ко мне в квартиру?

– Не мое это дело по чужим квартирам-то глазами елозить, – отозвалась старуха. – Ты ее спроси, – она ткнула в меня пальцем, – она тебе скажет, тоже ведь была намедни.

– Верно, – кивнула я, соглашаясь, – была, но нас интересует, кто был после меня? Дело в том, что после моего ухода кто-то устроил в квартире полный беспорядок.

– Украли чего? – заинтересовалась она.

– Нет, нет, – поспешила ответить Элеонора, – ничего не украли, только веши раскидали.