Текст книги "Налог на недвижимость"

Автор книги: Керен Певзнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

И я удалилась в спальню. Борис остался ночевать в салоне. Через пару дней он перебрался на другую квартиру.

В сущности, я была довольно либеральной женой. Если бы мой супруг погуливал от меня, и я бы об этом ничего не знала, может быть, все было бы в порядке. Кому мешают темпераментные мужья, которые уважают душевное равновесие своих жен, не сходят с ума от любви, не тратят на любовниц деньги и не приносят заразу на кончике хвоста? Но у многих просто не хватает такта. Если ты развлекаешься на стороне, то уж не огорчай свою дражайшую половину. Помни, что возвращаться к довольной, ничего не подозревающей женушке всегда приятнее, чем к высушенной ревностью мегере. Да, в семейных отношениях я не максималистка, так как (тут я развожу руками) идеальные супруги попадаются, как выигрыши в Лото – один на восемь миллионов.

Через месяц я получила повестку в раввинатский суд. Купив по такому случаю соломенную шляпку (замужняя женщина не должна ходить с непокрытой головой), мы с Борисом предстали под строгие взоры седовласых старцев. Я ощущала себя как в этнографической экспедиции, участвующей в старинных обрядах.

Один из старцев обратился к нам:

– Где вы регистрировали брак, в ЗАГСе?

Несмотря на то, что он произнес фразу на иврите, "ЗАГС" он выговорил практически без акцента. Видимо, столько выходцев из бывшего Союза прошли через раввинат, что это слово прочно вошло здесь в обиход.

– Да, – кивнули мы оба.

– Хупу делали? – спросил второй.

– Нет, – также дружно отрицали мы.

Какая такая хупа, мы даже не знали в Питере о том, что существует такой обряд еврейского бракосочетания. И не пошла бы я туда никогда. Бабуля моя была убежденной комсомолкой тридцатых годов. Родители – рафинированные интеллигенты с партбилетами.

– У вас нелады в семье, потому что вы не были под хупой! глубокомысленно изрек третий старец. – Давайте мы вас поженим, поведем под хупу, вот у вас и наладятся отношения в семье.

А я-то думала, что нас разводить будут!

– Нет, спасибо, нам в другую сторону, – вежливо отказались мы.

– Как хотите, – разочаровались они. – Только здесь мы вас разводить не будем, у нас очередь большая. Если согласны, мы вас вызовем в центральный раввинат в Иерусалиме.

"А, – подумала я, – видно у них по хупам недовыполнение плана. А в центре выше пропускная способность". Переведя слова старцев в знакомые понятия, мне легче стало разбираться в этом сюрреалистическом действии.

– Хорошо, в Иерусалиме, так в Иерусалиме, – согласились мы.

– Пусть каждый из вас приведет свидетеля, удостоверяющего вашу совместную жизнь с самого начала, – заключили старцы, и мы вышли из зала суда.

У меня тут же начались проблемы. Если я и знала кого-нибудь, кто мог бы подтвердить мою петербургскую семейную жизнь, то эти люди жили далеко и были мне просто знакомыми, даже не близкими. Что же делать? И я обратилась к своему соседу, веселому старику дяде Изе. Дядя Изя был родом из Баку и краем уха слышал о Бориных родителях. Но познакомились мы с ним здесь, в Израиле, когда оказались на съемных квартирах в одном подъезде. Я попросила его быть моим свидетелем.

– Но, Лерочка, я же не был знаком с тобой там, в Союзе, – пытался возразить он.

– Дядя Изя, миленький, ну пожалуйста, у меня ведь нет здесь знакомых, а нужен видный, представительный мужчина, – я льстила напропалую. – Вам только нужно будет сказать, что мы жили вместе в Питере и в Баку. А мы жили – вот результат, – я показала рукой на Дашку. И еще скажете, как зовут моего папу. Его зовут Павел.

– Лерочка, но я не знаком с твоим папой.

– Вы только скажете, что его зовут Павел, и все. Я не заставляю вас врать. Просто помогите мне. Вы же бакинец и хорошо относитесь к Борику. Я оплачу бензин до Иерусалима и обратно, – я привела последний, убойный аргумент.

Дядя Изя согласился. Не знаю, что на него повлияло больше всего, но факт остается фактом – когда пришла повестка в центральный раввинат, я надела вновь свою соломенную шляпку, длинную бесформенную юбку, и мы с дядей Изей отправились в суд.

Обычно в любом присутственном месте по длинным коридорам снуют секретарши, строгие мужчины в галстуках заседают в кабинетах, слышен гул публики и стрекотание факсов и принтеров. Что касается шума – то он был вполне обычным, а вот секретарш и клерков заменяли бородатые мужчины с пейсами, все как на подбор в черных одеяниях. Многие были в очках. Различались они только цветом бород – у некоторых бороды были рыжими.

Мы с дядей Изей, надевшим по такому поводу шелковую ермолку, озирались по сторонам, пытаясь отыскать комнату номер 212, указанную в моей повестке. Наконец нашли и постучали.

– Войдите, – услышали мы из-за двери.

Мы вошли в самый обычный кабинет со столами, выставленными буквой "т". Дядя Изя по советской привычке хотел было стянуть ермолку с головы, входя в помещение, но я схватила его за руку. Во главе стола сидел благообразный раввин, а напротив него – посетитель, у которого на голову была надета маленькая шапочка, сделанная наспех из картона, скрепленного обыкновенными канцелярскими скрепками. Вид у посетителя был самый что ни на есть комический. Он обернулся, и я с удивлением признала собственного мужа.

Раввин предложил сесть и звучным голосом спросил меня:

– Как тебя зовут, женщина?

– Валерия.

Он обратился к Борису:

– Называешь ли ты ее какими-нибудь другими именами?

– Да, – совершенно серьезно ответил он, – иногда я зову ее зайкой.

– А ты как называешь его? – он ткнул пальцем в направлении Бориса.

– Борик, – ответила я.

– Как же так? – удивился раввин и повернулся к мужу. – Ты сказал мне, что тебя зовут Борис!

Мы все, включая дядю Изю, принялись наперебой объяснять, что это одно и то же. Тут дверь открылась и вошел опоздавший Левик, брат моего мужа. Раввин взялся за него:

– Как зовут его отца? – он снова указал на Бориса.

– Яша, – сказал мужнин свидетель.

Раввин посмотрел на моего мужа с нескрываемым подозрением:

– Ты сказал, что его зовут Яков! – в его голосе слышался упрек.

Мы снова, включая уже Левика, стали объяснять, перебивая друг друга.

– Хватит! – прекратил он наш гвалт и обратился ко мне:

– Как зовут твоего отца?

– Павел, – ответила я.

– А ты что скажешь? – раввин смотрел на дядю Изю в упор, не мигая.

– Паша... – прошептал дядя Изя, запинаясь.

Честное слово, у меня было такое ощущение, что сейчас раввин нажмет какую-нибудь потайную кнопку, сюда ворвутся дюжие ешиботники и утащат нас в кутузку за лжесвидетельство и непочтительное отношение к суду.

Но все, к счастью, обошлось. В какой-то момент, будто по мановению руки раввина, в кабинете оказались два свидетеля со стороны суда. Различались они только мастью – один был рыжий, другой черный. На протяжении всего ритуального действа оба не проронили ни слова, а только стояли в углу и мерно качались вперед-назад.

Раввин, как опытный дирижер, стал руководить процессом. Меня он поставил в один угол, Борика – между синхронно наклонявшимися бородачами. Наших свидетелей он вообще отослал. Вдруг в дверях появился писец с чернильницей и куском плотной желтоватой бумаги и стал что-то шептать раввину на ухо. Я разобрала слово "гусь". Писец оправдывался. Раввин, выслушав его, рявкнул:

– Ну так пойди и нарви, если у тебя нет гусиных перьев.

Писец ретировался.

Я с интересом представила себе, как щуплый служка, подражая Паниковскому, будет бегать за гусем. Процесс затягивался.

Наконец писец появился. В руках у него было перо, видать скрыл где-то заначку. Просто невозможно было за столь короткое время поймать и ощипать гуся! Он присел и стал с усердием выписывать загогулины на желтой бумаге. Время от времени он ожесточенно тыкал пером в свои волосы. Раввин нервным шагом прохаживался по кабинету, ежесекундно указывая, что писать. Мы с Борисом стояли по разным углам и смотрели на все это, как зачарованные.

Наконец писец закончил работу и, собрав манатки, выскочил из комнаты. Раввин принялся за нас.

– Возьми эту бумагу и иди к ней, – сказал он Борису.

Тот взял лист и подошел ко мне. Я уже собиралась ее цапнуть, но раввин меня остановил:

– Стой, не бери. Оттолкни руками и иди в другой угол.

Рыжий и черный перестали качаться и, словно суфлеры в театре пантомимы, принялись показывать мне, что надо делать.

С заданием я справилась. Так раввин гонял меня три раза. Борик протягивал мне разводное свидетельство, я шастала из угла в угол, мы оба кусали губы, чтобы не рассмеяться.

Наконец раввин жестом позволил мне взять бумагу и отдать ему. Наступил торжественный момент. Раввин развернул сложенный "гет" – разводное письмо и звучным голосом начал читать:

– "Я, Борис, называемый также Борик, сын Якова, называемого также Яшей, отпускаю от себя Валерию, называемую также Зайкой, дочь Павла, называемого также Пашей, и становится она с этого мгновения доступной для всех!"

Он торжественно надорвал "гет", свидетели со стороны суда подписались, и царственным жестом раввин показал нам на дверь.

Мы вышли, и в коридоре выдержка меня оставила. Я повалилась на скамью и начала истерически хохотать. Братья Каганошвили и дядя Изя смотрели на меня с подозрением, прикидывая, а не вызвать ли скорую для буйнопомешанных.

– Ты понял, что он сказал? – отхохотавшись, спросила я Бориса.

– Ну что-то там с именами...

– Он сказал, что мне теперь разрешено давать всем и каждому. Кроме тебя. У меня теперь есть официальная справка.

Этот эпизод молниеносно пронесся у меня в голове, когда я увидела своего бывшего мужа, сидящего на скамейке у входа в подъезд. Я поздоровалась.

– Привет! Какими судьбами? Что в дом не зашел?

– Здравствуй, Валерия, я пришел увидеть Дарью, звоню, а никто не отвечает..

– Не уверена, что она дома. Входи, только за беспорядок извиняться не буду, не ждали.

– Ладно уж.

Мы вошли в дом.

– Чаю будешь? – спросила я.

– Нет, мне бы Дашку увидеть.

– К сожалению, она у подруги, а телефона я не знаю, – мне действительно было досадно. Борис не так уж часто нас навещает, а дочка его любит. Может, подождешь, я попытаюсь выяснить, где она.

– Что поделать, – он вздохнул и поднялся с места. – Я тут денег принес.

Борис достал из кармана толстую пачку, не глядя разделил ее пополам и протянул мне внушительную сумму. Я уставилась на него, такого жеста я не ожидала:

– Да что с тобой? В Лото выиграл? Я же получаю ежемесячно алименты через Национальное страхование.

– Я поменял работу, – ответил он.

Признаться, его места работы всегда были для меня загадкой. Интересно, где кроме завода или стройки может работать здоровый, накаченный парень, практически без специальности, не умея читать и писать на иврите? Разве что в охране, но там платят минимум за проверку сумок при входе.

– Где же столько платят? – удивилась я. В охране?

– Да, – Борис кивнул . – Я устроился в частное охранное бюро. Хозяева из России. Работаем телохранителями, обслуживаем в Израиле деловых людей, в основном с бывшей родины. Они ведь сюда не только отдыхать приезжают. Здесь такие дела крутятся, что без охраны никак нельзя, – он явно важничал.

– Постой, я же читала в газете, Щекочихин сказал, специалист по русской мафии, что мафиози не затевают разборок в Израиле. Здесь для них оазис, родственники, отдыхают они здесь.

– А кто говорит о разборках? Много газет читаешь, зайка моя, усмехнулся мой бывший. – Отдыхают они на Кипре, в Майами, где угодно. И дела делают тоже везде. И почему именно мафия? Я работаю в солидном заведении, с лицензией.

– Послушай, а фирму "Интеллект сервис" вы обслуживаете?

– И ее, и другие. А ты откуда про эту фирму знаешь?

– Оттуда, – передразнила я его, – сам сказал, что я много газет читаю. Вот и вычитала. Они же какой-то контракт века заключили.

– Не знаю, что они там заключили, – внезапно закрылся он, словно не желая выкладывать больше, чем положено. Мое дело – охранять. Мне за это деньги платят, а контрактами другие занимаются. А ты хорошо выглядишь, вдруг свернул он на другую тему. – Когда Дарья придет? – и он нахально обнял меня за талию. На волосатой груди сверкнула золотая цепочка с буквой "L". Что-то раньше я ее не видела...

– Ну, знаешь! – вспылила я и оттолкнула руку. – Раз деньги дал, то я сразу должна тебе что-то?

– Нет, это я так, по старой памяти.

– Память у тебя девичья, бестолковая. Ты что подумал, я сейчас пойду, лягу и ножки расставлю?! Ах ты...

– Да ладно тебе кипятиться, спросить нельзя. Узнаю, Леруня, твой темперамент, – он картинно закатил глаза.

Вот мужики гады! Думают, что им все позволено. Нет, феминистки все же в чем-то правы, когда орут о мужском засилье. Что я ему – проститутка, что ли?

Борик, поняв, что со мной ему ничего не отломится, разочарованно протянул:

– Тогда я пойду...

– Иди, а за подарок спасибо.

– Ты Дашке купи что-нибудь, растет девица. Видел ее как-то на улице идет вся из себя расхристанная, в драных джинсах. Не девочка, а черт-те что израильское.

– Не волнуйся, на себя не потрачу.

– Ну пока, – Борис попрощался и вышел за дверь.

Я выглянула в окно. Пройдя несколько метров, он неожиданно подошел к белому джипу, кажется, "лендроверу", если я не ошиблась. Облокотясь на кузов, возле машины стояла пара молодцов, таких же широкоплечих и матерых, как мой бывший муж. Борис что-то им сказал, и все они как по команде посмотрели в мою сторону. Я вздрогнула. Они сели в джип, и машина, рывком взявшая с места, скрылась за поворотом.

x x x

На следующий день без пяти минут час я подъехала к полиции. Перед входом стояло несколько синих машин, сновали полицейские в голубых форменных рубашках. Двое вели небритого парня, закованного в наручники. Парень что-то яростно доказывал на ходу. Все было как всегда, и я смело вошла внутрь, так как бывала здесь прежде.

За стойкой, протянувшейся во всю длину холла, сидел скучавший дежурный. Я подошла поближе.

– Мне нужен следователь Борнштейн.

– Зачем? – коротко спросил он.

– У меня назначена встреча.

Полицейский махнул рукой. Я не удержалась и съязвила:

– Что обозначает ваш жест?

– По коридору направо и до конца.

Я поблагодарила его кивком – если он скуп на слова, мне тоже не нужно ими разбрасываться – и прошла внутрь.

Добравшись до конца длинного унылого коридора, я остановилась перед дверью с табличкой "Старший следователь". Постучавшись, вошла.

– А, Валерия, заходите, присаживайтесь, – Михаэль вышел из-за стола и протянул мне руку. Я села.

– Добрый день, Михаэль. Я заранее прошу прощения, что пришла со своим делом, но кроме вас, мне не к кому обратиться.

– Оставьте, Валерия, я же говорил вам, что всегда буду рад помочь. Так в чем проблема? Вы говорили о двойном гражданстве.

– Да. Моя клиентка попала в неприятную ситуацию, – я коротко пересказала Михаэлю историю Марины Левиной. – Что можно ей посоветовать?

– Прежде всего нанять толкового адвоката, желательно говорящего по-русски, чтобы он вел все переговоры с МВД. Адвокат будет знать, что делать. А когда ваша клиентка докажет, что не приезжала сюда, и та, другая, воспользовалась ее документами, вот тогда нужно подавать на мошенницу в суд.

– Та, которая приехала давно, исчезла в неизвестном направлении.

– Значит, нужно объявить розыск. Но все это после того, как МВД проведет проверку.

– А каким образом это делается? – спросила я.

– Разные есть способы: сличение почерков, фотографий, показания свидетелей, в конце концов – генетическая проверка.

Я задумалась. В принципе, все, что мне нужно будет посоветовать Левиной, я выяснила. Как теперь приступить к тому, что меня действительно тревожит?

Михаэль, по видимому понял мои колебания.

– Я вижу, что вас еще что-то волнует, Валерия, – он поощряюще улыбнулся. – Рассказывайте все до конца.

Я решилась.

– Сегодня ко мне пришла мать моего друга, можно сказать – бывшего друга, – сказала я. – Мы расстались около двух месяцев назад... Так вот, она сказала, что он пропал. Надо ее знать, она не слишком тепло ко мне относится, и то, что она ко мне обратилась, говорит о крайней беде.

– Как ее зовут?

– Элеонора Геллер. А ее сына – Денис. Денис Геллер.

– Геллер, – повторил следователь. – Хорошо. Расскажите о нем чуть подробнее.

– Ему двадцать восемь лет, в Израиле он с десятилетнего возраста. Прекрасно говорит на нескольких языках и работает программистом в Тель-Авиве.

– Вы не допускаете, Валерия, что Денис мог просто уехать, не сказав ничего дома? – поинтересовался Борнштейн.

– Тоже самое я говорила Элеоноре. Но она категорически не согласна. Денис очень любит ее и всегда сообщает о своих планах. И потом – у него есть сотовый телефон, так что он имел возможность связаться.

– А может, он забыл его дома.

– Нет, дома прибора не оказалось.

– Ну, батарейка села. Вы продолжайте, Валерия, я вас внимательно слушаю.

Мне было не очень приятно продолжать – начиналась щекотливая тема, – но словно с размаха бросившись в ледяную воду, я проговорила:

– Несколько месяцев назад Денис познакомился с русской девушкой, Татьяной, – я старалась говорить нейтральным тоном. – Он увлекся ею, и наши отношения стали затухать, пока совсем не прекратились.

Борнштейн неловко кашлянул.

– Где он познакомился с ней? – вежливо спросил он.

– Она приехала в Израиль в составе российской делегации, ее фирма заключила крупный контракт на поставку программного обеспечения для банков с фирмой, в которой работает Денис. Татьяна понравилась моему другу, они стали встречаться. Ко мне Денис стал приходить все реже и реже, пока не прекратил совсем. А четыре дня тому назад он исчез. Домой не звонит, мать волнуется, он оставил только записку.

– Записка у вас?

– Да, – я порылась в сумочке и достала записку – вот она, только она написана по-русски.

– Что тут написано? – спросил Михаэль.

Я перевела текст. Он немного подумал, потом сказал:

– Оставьте ее мне.

Протянув ему записку, я спросила:

– Как вы думаете, Дениса можно найти?

Михаэль усмехнулся с легкой снисходительностью:

– Валерия, мы не в Сибири живем, где можно идти сутками и не найти живой души. У нас страна маленькая, у каждого добропорядочного гражданина имеется номер удостоверения личности. Проверим через пограничников – не вылетел ли ваш приятель за границу, а если он в стране, то все намного упрощается...

Меня приятно удивило знание израильским полицейским российских реалий.

– Надо позвонить его матери, спросить номер, – предложила я.

– Не надо, – остановил меня Михаэль. – Как его точно зовут? – и он застучал по клавишам компьютера, стоявшего перед ним на столе.

– Денис Геллер. Мать – Элеонора, отец – Сергей. Родился в мае 1971 года.

Михаэль продолжал увлеченно щелкать мышкой, перепрыгивая с одной программы на другую.

– Так, – сказал он, оторвавшись от компьютера, – за границу, по крайней мере, легально, Геллер не вылетал. В несчастных случаях за последние четыре дня не опознан, в дорожно-транспортных происшествиях его нет тоже, кредитной карточкой последний раз он пользовался пять дней назад и по сотовому телефону говорил три минуты утром восемнадцатого, то есть третьего дня. Сейчас посмотрю, чей это телефон...

Он нажал на кнопку и принтер в углу застрекотал, выдавая белый язык распечатанной информации.

– И это вы все узнали только по номеру удостоверения личности? – я ахнула. Если у нашей полиции такие мощные компьютеры, то почему преступность до сих пор существует? Я бы потенциальных нарушителей водила бы на экскурсии в полицию и показывала, что можно о них узнать. Может быть они призадумались, прежде чем совершать разные пакости!

– Номер телефона, тель-авивский, – пробормотал Михаэль, вглядываясь в компьютер, – принадлежит гостинице "Дан-Панорама".

Выражение его лица изменилось, он попеременно смотрел то на экран компьютера, то на распечатку. Потом схватился за телефон, стоявший рядом с компьютером.

– Принесите мне данные за восемнадцатое, – коротко бросил он в трубку.

Через несколько секунд на порог появился молоденький полицейский еще с одной распечаткой в руках. Михаэль схватил ее и принялся просматривать ее сверху до низу. Наконец он нашел то, что его интересовало и углубился в чтение. Я сидела не шевелясь. Прошло несколько томительных минут.

Прочитав интересующие его сведения, Михаэль поднял на меня глаза и спросил:

– Как, вы говорили, фамилия девушки, которой увлекся ваш друг?

– Я еще не говорила вам ее, – возразила я, – ее фамилия – Бармина, Татьяна Бармина.

– Понятно, – протянул он, видимо раздумывая продолжать разговор или нет. – Понятно... Мне нужно знать о нем и о Татьяне как можно больше.

– Да объясните мне, что все это значит? – вдруг меня поразила страшная мысль. – Постойте... Он не... он жив? Вы нашли его?

– Его, к сожалению, нет, – холодно ответил Михаэль. – А вот Татьяну нашли. Вчера, в номере гостиницы "Дан Панорама", в Тель-Авиве. Она убита. Задушена.

– Этого не может быть... – прошептала я изумленно и оглянулась на дверь – не слышит ли кто?

– Поэтому я и расспрашивал вас так подробно, Валерия, – сказал Борнштейн и успокаивающе накрыл своей ладонью мою.

У меня просто не было сил. Я откинулась в кресле и не могла ни о чем думать. В голове крутилась какая-то каша из обрывков слов.

– Вы думаете – это Денис? Это он? – я не могла выговорить слово "убил". – Я не верю, что он мог такое сделать, – твердо сказала я. – Я знаю его, он не такой человек.

– Невозможно сказать со стопроцентной точностью. Ваш друг не привлекался к ответственности, поэтому его отпечатков пальцев в полиции нет. Наши работники сняли отпечатки в номере, где была задушена Бармина. И если они совпадут...

– То это будет лишь означать, что Денис был там, – я не дала ему договорить.

Борнштейн поморщился:

– Мы должны найти его, Валерия, – сказал он с нажимом. – Убита гражданка другого государства, человек, который был вместе с ней в последние дни, исчез. Что прикажете делать? Не искать его только на основании вашего заявления, что он не такой, что он хороший и любит маму. Мы все любим маму, но дело каждого, не совершавшего преступления, но знающего что-либо об этом – придти и рассказать полиции все, что он знает, а не позорно бежать.

Я молчала, совершенно оглушенная от свалившегося на меня известия и мне нечего было возразить на совершенно справедливые слова следователя по особо важным делам.

Я поднялась из кресла.

– Спасибо, Михаэль, что согласились принять меня. Я пойду. Мне нужно многое обдумать.

– Держите меня в курсе, Валерия, – он проводил меня до дверей.

Выйдя от него я сразу же позвонила Элеоноре, но ее не было дома. Решив перезвонить ей при первой же возможности, я вернулась домой и взяв Дарью на пляж, долго ходила вдоль кромки воды, пытаясь понять ситуацию. Но так ничего и не поняла.

x x x

Маркиза Помпадур говаривала: "Я должна переспать это решение." Когда мы с Дашкой наконец-то вернулись домой, было около одиннадцати часов. Я хотела немедленно звонить Элеоноре, но остановила себя – ничем это Денису не поможет, а она не будет спать всю ночь.

А пока не спала только я. Ворочаясь в постели, я обдумывала разные способы решения проблемы, свалившуюся на Дениса, на его мать и косвенно на меня.

Прежде всего нужно понять, куда он мог деться с места преступления. Если, конечно, его не забрали сами преступники. Только он бы остался жив! А если Денис сбежал, увидев труп, что, конечно, не делает ему чести, но сейчас не время судить, то где он может спрятаться? Израиль – это не бескрайние просторы матушки России. Значит – друзья. С кем я знакома из его друзей? Практически ни с кем. Когда я была с Денисом, то считала всех его знакомых досадной помехой. Нам никогда не было скучно вдвоем, всегда находились темы для разговоров, а если уставали говорить, то... Все было замечательно, только вот кому сейчас звонить и где его искать?

Под утро мне все же удалось заснуть. Я бы еще спала и спала, но резкий телефонный звонок заставил меня разлепить веки.

– Алло, – толком не проснувшись, пробормотала я.

– Вы еще спите, Валерия? – в голосе Элеоноры сквозило еле скрываемое осуждение.

– Я вчера поздно вернулась и заснула на рассвете.

– Вы что-нибудь узнали? – она решительно не принимала моих оправданий.

Я разозлилась, но представив себе, как она волнуется, с трудом заставила себя сдержаться.

– Да, узнала, и боюсь, эти сведения будут неутешительными для вас.

– Что случилось? – спросила она со страхом.

– Это не телефонный разговор, скоро буду у вас.

– Я жду.

Я стала собираться, попутно ругая себя – ну не стерва ли я? Заставляю ее проводить минуты до моего приезда в лихорадочном ожидании. За что я ей мщу? Ведь все это мелко по сравнению с той бедой, с которой приходится бороться.

Даши дома не было. Она обычно встает без меня и идет в школу самостоятельно. Чай я не пила, умылась и, надев просторное платье, выбежала на улицу.

Через несколько минут я была у дома Дениса. Элеонора открыла дверь, не дожидаясь звонка; видимо, слышала мои шаги на лестнице. Я с опозданием пожалела, что не накрасилась и она видит меня в натуральном виде, да еще после бессонной ночи. Словно угадав мои мысли, она сказала:

– Какой вы кофе предпочитаете, Валерия, растворимый или по-турецки? Я вижу, вы еще не проснулись, так быстро приехали.

– Спасибо, лучше чаю.

Она подала мне большую фаянсовую чашку. От чашки исходил нежный аромат жасмина. Я с наслаждением сделала несколько глотков и отставила чашку в сторону. Нужно было начинать разговор, но как – я никак не могла решить. Она помогла мне.

– Вам удалось что-то выяснить? – голос ее ничем не выдавал волнения, Элеонора даже попыталась улыбнуться уголками губ. – Не стесняйтесь, я вижу: вы что-то знаете. Не надо скрывать. Надеюсь, – тут ее хорошо поставленный голос все-таки чуть дрогнул, – надеюсь, самого страшного не произошло?

– По-видимому, нет, – я отвела взгляд в сторону. – Пока что впадать в отчаяние не стоит.

Она выдохнула с невыразимым облегчением:

– Он жив.

– Жив, – ответила я. – А вот о его спутнице этого уже не скажешь.

– Что? – не поняла она.

– Татьяну нашли задушенной в отеле, где она жила с последние два дня с вашим сыном. Его на месте не оказалось. Полиция предполагает, что он скрывается от следствия.

– Его подозревают? – Элеонора прижала руки к груди, ее породистое лицо помертвело.

– Его хотят найти, чтобы расспросить о случившемся. Как по-вашему, где он может находиться? У кого?

Она долго молчала.

– Откуда вы все это знаете? – спросила она. Я услышала в ее голосе неприязнь. – Вы что, ходили в полицию?

– Вы же сами просили меня помочь, говорили про связи. Вот я ими и воспользовалась, – возмутилась я.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала она примирительно. – Что вам удалось узнать?

– Больше ничего. Если бы вы смогли позвонить его друзьям... Может, он где-нибудь у них?

Элеонора поднялась из кресла и направилась к буфету. Несколько минут она сосредоточенно рылась в ящиках. Наконец, повернувшись, она протянула мне старую записную книжку.

– Когда Денис завел себе новую, он хотел эту выбросить, но я решила сохранить на всякий случай, – сказала Элеонора. – Конечно, здесь нет новых номеров вроде телефона Татьяны...

– Не думаю, что, если он захотел спрятаться, то обратился к новым знакомым. А вот к старым друзьям – скорей всего.

– Погодите, Валерия, кажется у меня есть координаты Татьяны. Как это я выпустила из головы? – Элеонора достала из сумки визитку.

На маленькой картонке на двух языках сообщалось:

"Татьяна Бармина, ответственный секретарь, референт "Интеллект-сервис". Тел/факс..."

На обороте от руки было написано: "Отель "Дан-Панорама", тел. 03-567-516".

– Начинать надо отсюда, – иногда собственное глубокомыслие меня поражает. – Я уверена, что 516 – это номер комнаты на пятом этаже. Если Денис не найдется, буду обзванивать по записной книжке.

– Да, милая, пожалуйста Я просто не способна сама этим заниматься...

Оказывается, для того, чтобы тебя назвала милой мама твоего любовника, необходима самая малость – она должна находиться в смятении чувств.

"Не злорадствуй, Валерия!" – оборвала я себя. Взяв книжку, я попрощалась с Элеонорой и поехала на работу. Все-таки славно, что я сама себе хозяйка. Хороша бы я была, объясняя своему гипотетическому начальнику, по какой причине я отсутствую в рабочее время. Да и звонить лучше из своей конторы – за рабочий телефон я не плачу налог на добавочную стоимость.

Я раскрыла записную книжку и задумалась. Видно было, что эту книжку Денис завел еще в России. Листки выпадали, многие номера были российские, некоторые зачеркнуты. Я взяла чистый лист бумаги и выписала на него номера, которые были явно израильскими. Выписанные номера я разделила на две части те, рядом с которыми были записаны имена и фамилии, и те, около которых были только имена. Я рассудила так, что телефоны из второго списка принадлежали друзьям Дениса, и именно с них надо было начинать опрос.

Теперь передо мной стояла задача: как объяснять людям, зачем я звоню? Будто упав с обрыва в холодную воду, я набрала первый номер из списка.

– Добрый день! Я могу поговорить с Романом?

– Это я. Кто говорит?

– Я подруга Дениса. Он пропал, и я обзваниваю всех его друзей по телефонной книжке.

– Что значит пропал, ушел из дома и не вернулся?

– Вроде этого.

– В полицию обращались?

– Да, но параллельно я ищу сама.

– Ничем не могу вам помочь, я не видел его около трех лет.

– Очень жаль, извините, всего хорошего.

Я положила трубку и начала набирать новый номер.

Мне не везло. Многих не было дома, кто-то не помнил Дениса вообще, а одна из девиц по имени Клара поинтересовалась, кто послал меня, не его ли мать. Я поняла, что наткнулась на сестру по несчастью, и быстренько положила трубку. "Сукин сын, – подумала я без особого, впрочем, раздражения. Сколько же нас у тебя было одновременно?" Похоже, чтобы узнать о мужчине побольше, надо, чтобы с ним что-нибудь случилось. Например, чтобы его заподозрили в убийстве.

x x x

По почте пришло письмо. В нем было приглашение на лекцию. Тема: "Международный рынок и экономика в Интернете". Несколько месяцев назад я записалась на цикл лекций по международной экономике. Дело в том, что мне стало тесно в рамках моего маленького бизнеса. Что такое переводы? Я знаю языки. Если еще наберусь ума-разума в экономике и менеджменте, то смогу расширить свое дело и давать практические советы, например, российским бизнесменам, желающим вести в Израиле дела. Или репатриантам, собирающимся торговать с бывшей родиной.

Я обратилась в ассоциацию предпринимателей и купила абонемент на цикл занятий по международной экономике. Была уже на двух лекциях и тщательно их записала. Теперь пришло приглашение на третью.

Честно говоря, мне не хотелось идти. Голова была забита тревожными мыслями о Денисе, и я уже собралась отложить письмо в сторону, как взгляд упал на лого, нарисованное в верхнем левом углу конверта – это была эмблема гостиницы "Дан-Панорама". Оказывается, лекция будет в этой гостинице. Точно так же, как две предыдущие прошли в тель-авивских отелях "Сити" и "Парк".