Текст книги "Смерть пилигрима"

Автор книги: Керен Певзнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Певзнер Керен
Смерть пилигрима

Керен Певзнер

Смерть пилигрима

СТРАННОЕ все же место – приемная зубного врача. Там сидят люди, которых привела острая необходимость или невыносимая боль – в общем, мотивы самые разные, но ни одного среди них веселого. И только переступив порог, они начинают мучиться сомнениями: боль внезапно пропадает, словно ее и вовсе не было, страх перед конечной цифрой гонорара за услуги проникает за заднюю стенку сердца, и несчастный клиент готов терпеть все благоглупости соседей, лишь бы не прислушиваться к противному звуку бормашины, ноющей на одной ноте, и к глухому лязганью пыточных инструментов.

В приемной доктора Иннокентия Райса мы с Дарьей оказались после того, как моя дочь всю ночь простонала, держась за щеку. Заваривая ей ромашку с шалфеем, я гадала, на сколько платежей по кредитной карточке можно будет разбить плату за ее лечение и покроет ли дополнительная страховка, которую я неукоснительно вношу в больничную кассу, хотя бы часть расходов.

– Да уж... – сказал старичок, сидящий рядом с нами в приемной, – эти стоматологи умеют зарабатывать деньги. Настоящие а идише коп.

– Мам, – тянула меня дочь, – ну пойдем, у меня уже ничего не болит. Пойдем.

– Сиди! – одернула я ее. – Не хочу еще одной ночи с ариями Кармен.

– Их мамы знали, куда устроить своих детей. Хотя мне тоже довелось хорошо пожить в той жизни, – продолжил старичок свои рассуждения о способах зарабатывания денег на доисторической родине. – Вы знаете, что такое молдавская свадьба?

Все ясно. Дед был кишиневским евреем.

– Нет, не знаю, – ответила я, только чтобы не препираться с Дарьей. Вроде бы взрослая девица, пятнадцать лет, а ведет себя, как маленькая. Воистину, это очень странное место – приемная зубного врача.

– У меня даже был помощник! – торжественно поднял дед вверх палец правой руки.

– Для чего?

– Как для чего? Мы фотографировали свадьбы, – Старик задумался, пожевал губами, вспоминая то золотое время, и продолжил. – Мы приезжали с Семеном. Столы уже накрыты во дворе, все пьяные с утра. Бабы носятся с пирогами, поросята на столах, зажаренные целиком. И платки... Платки дарят дюжинами! Деньги на подносы швыряют не глядя. Кум дал, а я – вдвое...

Старик, видимо, был горд за славный молдавский народ, умеющий гулять с таким размахом.

– И мы с Семеном начинаем фотографировать. Носимся, как угорелые. Снимаем и невесту с женихом, и свояков, и маму с кумами.

– Что? – переспросила Дашка. Она уже не ныла, а с интересом прислушивалась к рассказу. Я перевела ей на иврит слово "кум" и объяснила, что это значит.

– Все надо делать быстро... Мы щелкали две ленты, неслись домой, проявляли, потом обратно, и они заказывали – этих десять, а этих двадцать. Жок хорошо шел.

– Даша, жок – это национальный молдавский танец, наподобие хоры.

– Мам, откуда ты это знаешь? Ты же не была в Молдавии? – удивилась дочь.

– Книжки читай! – я щелкнула ее по носу и, обернувшись к деду, спросила. – А как потом с вами расплачивались?

– Как-как, с трудом. Мы всю неделю с Семеном печатали карточки. Потом в деревню везли. А за неделю там все уже протрезвели и никому платить неохота было. Но все обходилось.

Я с недоверием оглядела тщедушного старика. Видимо, он понял мои сомнения.

– Так у меня Семен был мастер по вольной борьбе. Голова и шея одного объема.

Из кабинета вышла бледная дама и старичок поднялся с места.

– Моя очередь, – с сожалением произнес он и исчез за дверьми.

– Он совершенно прав, – вдруг произнес молчавший до того интеллигентного вида человек лет сорока, в темных очках, – свадебный бизнес – очень доходное дело.

– Вы тоже фотографировали на молдаванских свадьбах? – спросила моя неуемная дочь.

– Нет, на свадьбах я не фотографировал, не пришлось, но когда моя супруга наконец решила выйти за меня замуж, ей отсюда прислали великолепное платье. Она была в нем как принцесса!

– Отсюда – это из Израиля? – уточнила Дарья.

– Да, – кивнул интеллигент, – мы тогда жили в Петрозаводске. И когда свадьба прошла, жена решила платье продать. Я сказал: "Семьсот рублей, и ни копейкой меньше!" Тогда это была зарплата за полгода.

– И что, нашлись покупатели? – спросила я.

– Давали пятьсот, пятьсот пятьдесят, но не семьсот. Жена уже хотела продать, но я стоял на своем. И тогда пришла подруга жены и попросила его напрокат за двести рублей. Она выходила замуж.

– Вы отдали?

– Вы знаете, чем была корова в крестьянской семье? – оживился он. Кормилицей!.. Я не давал жене дотронуться до этого платья. Сам его стирал и штопал. Люди дату свадьбы переносили, только чтобы платье было не занято. Выйти в нем замуж считалось и престижно, и хорошей приметой – значит брак будет крепким и обеспеченным. Его возили даже в Симферополь! А когда количество вырученных денег перевалило за пять тысяч, я перестал считать...

– Вот здорово! – восхитилась Дарья. – А где оно сейчас?

– В Петрозаводске, – пожал плечами наш собеседник, – когда мы уезжали в Израиль, я той же подруге и продал его за семьсот рублей. Теперь она его напрокат сдает.

Старичок вышел из кабинета и мы поднялись с мягкого диванчика.

Доктор Райс смотрелся в своем кабинете, переполненном разными хромированными штучками, как штурман космического корабля. Зубоврачебное кресло, раскрытое как лежанка, только дополняло впечатление. Хотя мне не встречались штурманы маленького роста, с черепом неправильной формы и небольшим брюшком, выпиравшим из белого халата.

– Садитесь, девушки, – обратился он к нам, – ну-с, кого будем пользовать?

– Ее, – я подтолкнула дочь к креслу и она нехотя на него взобралась. Всю ночь колобродила, за щеку хваталась.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал доктор и застегнул на Дарье одноразовый нагрудник. Дашка послушно разинула рот.

Далее последовали манипуляции с рентгеном.

– Пульпит, – изрек доктор, вглядываясь в черную пластинку, – нужно лечить корень.

– Нужно, так нужно, – вздохнула я. – Только сначала посмотрите, пожалуйста, что еще нужно и составьте смету. А потом будем лечить.

Иннокентий Райс глянул на меня:

– Где вы работаете...

– Валерия, – подсказала я.

– Где вы работаете, Валерия?

– У меня небольшое бюро по переводам документов на улице Соколова, плюс сопровождение...

– Что?

– Успокойтесь, доктор, – остановила я его, так как была готова к такой реакции. – Слово "сопровождение" испохабили в наше время, предлагая дешевых проституток, будто богатенькие бизнесмены не могут пойти на пьянку одни. В мои обязанности входит за определенную почасовую плату сопровождать по разным общественным и государственным организациям людей, которые только что приехали в Израиль, не говорят на иврите и не знакомы с реалиями нашей бюрократии.

– Понятно, – кивнул он, высчитывая на бумажке свой приговор. – Вашей дочери понадобится пластинка на зубы для исправления прикуса и несколько пломб. Минус тридцать три процента страховки, это получается...

Договорить ему не удалось. Дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел бомж. За собой он тащил все свои пожитки – скатку спального мешка, рюкзак и связанную вместе пару тяжелых ботинок.

– Илюша, в чем дело? – нахмурился доктор. – Я же просил...

Вид у Илюши был устрашающий: седые волосы длинными прядями падали на плечи, безумные голубые глаза блуждали, не фокусируясь ни на каком определенном предмете, в неухоженной бороде застряли крошки. Одет он был в какую-ту хламиду неопределенного цвета и в порванные на коленках джинсы.

– Я нашел, Кеша, нашел!

– Эврика, – сказала моя дочь, с интересом разглядывая пришельца. Его присутствие отдаляло мучительный миг знакомства с бормашиной.

– Илюша, дорогой, успокойся, – доктор Райс говорил тихим спокойным голосом, смотря в глаза вошедшему. – Отправляйся домой, не видишь, я работаю, у меня клиенты. Скоро обеденный перерыв, я закрою кабинет и приду поесть. Там ты все мне расскажешь. А сейчас выйди и подожди меня внизу. Ладно?

Бомж ничего не сказал, понурил голову и вышел из кабинета, волоча за собой пожитки.

Мы вернулись к нашим баранам.

– Простите, Валерия, – сказал он, – я надеюсь, это досадное недоразумение больше не повторится. Итак, общее лечение плюс пластинка стоит...

Он назвал четырехзначную сумму, достаточно большую для моего бюджета, но не смертельную. Мы договорились на шесть равных платежей, я выписала чеки, и доктор Иннокентий Райс включил бормашину.

В перерыве, когда он перекладывал инструменты, я не удержалась и спросила:

– Простите мне мое любопытство, но кто он вам, этот Илюша? Очень колоритный тип, между прочим.

Видимо, Райсу самому захотелось снять тягостное впечатление от визита и он охотно ответил:

– Илья Долгин – муж моей сестры, Анжелики. Когда-то он был научным работником, окончил Московский университет, факультет электроники, написал несколько программ, получивших признание во всем мире. С сестрой они познакомились около пятнадцати лет назад и через полгода поженились. Мы все были за этот брак. Преуспевающий молодой программист, поездки за границу, участие в конференциях. Все это уже после перестройки, с выездом было проще. Его приглашали на стажировку в Мичиганский университет – давали грант на научную работу – он написал программу "Шампольон" – слыхали о такой?

– Нет, что это?

– Шампольон первым расшифровал египетские иероглифы. И поэтому Илья именно так назвал свою программу. Она занималась сравнительным анализом иероглифов и давала перевод.

– Удивительно! – восхитилась я.

Доктор говорил, одновременно занимаясь Дарьей, изредка приказывая ей сплюнуть, прополоскать. Она сидела тихо, как мышка, стараясь не пропустить ни слова из рассказа Иннокентия.

– Они с Анжеликой поехали в Штаты – это произошло в девяносто шестом году. Год были там, сестра писала восторженные письма, учила английский. Илюша не вылезал из библиотеки университета. Потом письма стали все реже и реже, звонки тоже прекратились. Мы к тому времени уже перебрались из Москвы в Израиль, я сдал экзамены на стоматолога, открыл кабинет. Родители отдыхают, ходят в клуб пенсионеров. В общем, жизнь налаживалась.

– Но... – сказала я. – Всегда есть какое-то но, и в вашей истории оно должно вот-вот проявиться.

– Вы совершенно правы, Валерия, – улыбнулся Иннокентий грустной улыбкой. – он вплотную заинтересовался археологией, решил, так сказать, получить информацию из первых рук. Узнав, что у нас, в Национальном парке, производятся широкомасштабные раскопки, да и вообще, Ашкелон – это город-рай для археологов, Илюша позвонил нам.

– Чтобы приехать и участвовать в раскопках?

– Да. Илья попросил приютить его на несколько дней, так как он по делам работы летит в Израиль. Мы, естественно, обрадовались, спросили, приедет ли Анжелика, но оказалось, что они уже вернулись в Москву и она осталась дома. Этот звонок был около месяца назад. И когда в дверь позвонили и мама пошла открывать дверь – ее чуть инфаркт не хватил: Илюша, этот программист, полиглот, светлая голова, стоял на пороге именно в том виде, в котором вы его только что видели. Мы пытались добиться от него, что явилось причиной таких метаморфоз, но ничего вразумительного от него не услышали.

– Переучился, – констатировала Дарья.

– Дарья, я просил рта не закрывать, – грозно нахмурился доктор и моя дочь послушно разинула рот.

– Но есть же какая-то причина? Может быть, он заболел?

– Нет, не заболел, я в этом абсолютно уверен, – убежденно сказал Райс. – Рассуждает здраво, рефлексы в порядке. Я, конечно, не психиатр, но больного от здорового отличить смогу.

– А чем он занимается? И почему ходит в таком виде?

– Илюша работает на раскопках в Национальном парке. Он присоединился к какой-то экспедиции. Ее возглавляет американка. Кажется, Барбара Уорнер. Деньги у него есть, да и тратит он немного. Снял квартиру, купил компьютер, Интернет, в общем – все для дела. Нет, он, определенно, не сумасшедший, просто с причудами. А поработать на свежем воздухе после многих лет корпения в тиши кабинета – что ж, в этом ничего плохого нет. Только вот сестра беспокоится – звонит из Москвы практически ежедневно.

Иннокентий замолчал. Еще раз проверив Дарью, он приказал ей сплюнуть и бодро сказал:

– Все, девушка, вы свободны. Два часа не есть, не пить. Приходите в следующий раз во вторник, надену тебе пластинку. Будешь саблезубая.

– Фи, – скривилась моя дочь, – и в школу с ней ходить?

– И спать, – заключил он, – а то не будешь, как эта, как ее, Синди Кроуфорд, улыбаться.

– Она мне никогда не нравилась, – фыркнула Дарья и выплыла из кабинета.

Чтобы немного развеяться, благо кабинет зубного врача находился в центре города, мы с Дарьей побрели от магазина к магазину, глазея на витрины и прицениваясь ко всякой всячине.

– Мам, смотри, вон этот сидит, который к доктору приходил!

Под веселым полосатым зонтиком от солнца сидел зять нашего доктора в окружении двух мужчин и девушки. Группа смотрелась весьма живописно, и наш знакомый ничем не выделялся на их фоне.

Жиденькие светлые волосы девицы были заплетены в косички, наподобие африканских. На лбу – широкая повязка. Хотя погода стояла прохладная, она была обута в веревочные сандалии на босу ногу, а на спине висел холщовый мешок. Мужчины были подстать: первый, грузный сложением и с гладковыбритым черепом, носил густую окладистую черную бороду и толстые очки. На ногах у него были растоптанные кеды. Второй – высокий молодой парень с сальными прядями, рассыпанными по плечам, удивительно напоминал журавля. Он размахивал руками, что-то доказывая всей честной компании, а его длинный нос с горбинкой так и норовил клюнуть бритого в макушку.

– Мама, хочу пить, – заныла моя дочь и потащила меня прямо к стойке кафетерия, рядом с которой сидела четверка.

Покупая колу, я услышала за спиной: "Это однозначно, дух святой посещал Аль Маджал, и не стоит противиться божественному предопределению, так как..." Конец фразы я не расслышала, отошла в сторону и только тогда вспомнила, что доктор запретил пить в течение двух часов.

– Дома попьешь, – решительно объявила я и сунула бутылку в сумку.

x x x

Вечером к нам пришел Денис. Звонко чмокнув Дарью в макушку, он протянул ей свежий номер компьютерного журнала "Интерфейс". Она тут же принялась листать его в поисках свежих адресов в Интернете.

– Как дела, дорогая? – спросил он, обнимая меня.

– Были с Дарьей у зубного. Она всю ночь промучилась.

– Да, это проблема, – кивнул он, – они ставят нам новые зубы, после чего мы кладем эти зубы на полку.

– Это еще Маршак перевел с английского эпиграмму на дорогого портного, – отозвалась я, – "...вы раздеваете меня, когда вы одеваете...". Точно, правда?

– Куда уж точнее... Ну ничего, в этом месяце у меня будет хорошая премия. Хватит и на зубы, и на что-нибудь еще останется.

– Спасибо, Денис, – я поцеловала его в щеку. – Есть будешь?

– Буду, – кивнул он, – наливай, Глафира.

В зеленом борще глазели бело-желтые кружочки яиц и расплывалась лужица сметаны. Кроме того я нарезала салат-латук с молодой редиской, а на плите доходила телячья печенка в соусе из шампиньонов. Как я умудряюсь при такой страсти готовить еще и сохранять фигуру – непонятно. Видимо, все сжигает внутренняя энергия.

После такого обеда идти никуда не хотелось и мы уютно устроились в салоне, перед телевизором. Я принесла кофе Денису, а себе – чай.

– Какие новости на работе? – спросила я.

– Министерство туризма заказало нашей фирме краткосрочный прогноз на 1999 – 2002 год, – ответил он, отпив глоток.

– Хорошо, и какие критерии они хотят выяснить?

– Со второй половины 99 года начнется массовое нашествие паломников в Израиль. Нужно будет рассчитать, сколько нужно рейсов самолетов, койко-мест в гостиницах, больницах, как обеспечить охрану святых мест и не допустить террористических актов. Мы назвали эту программу: "Операция "Пилигрим"".

– Это же здорово! Увеличение рабочих мест, в страну хлынут деньги, уменьшится безработица...

– Ты оптимистка, Валерия. Но все не так просто. Как и во всем, здесь есть плюсы и минусы.

– Я не вижу здесь минусов, – я пожала плечами. – Посмотри на Турцию, как она на туризме расцвела. Мы с Дарьей в Мармарисе видели. Казино и прочие прелести.

– Минусы есть, и солидные. Во-первых, множество святых для христиан мест находятся на территории Палестинской автономии. Например, Бейт-Лехем или Вифлеем. А это значит, что нужно серьезно опасаться проникновению в страну террористов под видом паломников. Проверять каждого – некрасиво, бьет по престижу, а что делать?

Во-вторых, большинство паломников – люди небогатые, приедут без страховок, без обратных билетов. Будут здесь бомжевать, надеяться на авось. В итоге – возможен рост преступности и нагрузки на нашу медицину, которая и так работает на износ.

– Кстати, я тут сегодня видела одного бомжа, и не одного, а в целой компании... – и я описала зятя Илюшу и его компаньонов.

– Вот видишь, это первые ласточки! – убежденно произнес Денис. – То ли еще будет...

– Ты ксенофоб! – заключила я и собралась было аргументировать, но Денис не дал мне договорить.

– Вот только не надо ярлыков, – скривился он, словно хлебнул уксуса. Я – хорошо информированный оптимист и наслышан поболее тебя. Для того, чтобы выдать этот прогноз на гора, знаешь, сколько приходится перелопачивать информации? Вот, например, иерусалимский местный совет при муниципалитете состоит в большинстве своем из ортодоксов, не желающих принимать во внимание круглую дату. Для них понятие 2000 лет со дня рождения Христа – не более, чем пустой звук. Они пальцем не пошевелят, чтобы принять паломников и показать миру, что мы цивилизованная страна. Международный имидж Израиля их не интересует абсолютно! – Денис поднялся с дивана и пошел на кухню налить себе еще кофе.

– Что ты переживаешь? – удивилась я. – Ну, составите вы этот прогноз, там в Министерстве будут действовать по вашим рекомендациям и все наладится. Дай Бог, все будет в порядке. Ты смотришь на эти вещи слишком мрачно.

– Да что тут осталось, чтобы наладилось? Полгода, три месяца? Народ уже прибывает в Иерусалим. А тебе известно, сколько среди них сумасшедших? Различные секты, готовящие себя к самосожжению, маньяки, бегающие голяком и изображающие Иоанна Крестителя, да много ли надо, чтобы в таком месте, как Старый Город, вспыхнул очаг массовой истерии?!

– Неужели все так серьезно?

– Ты думаешь, я это все придумал? – Денис встал и подошел к книжному шкафу, в котором хранились книги, привезенные мною в багаже из Питера. Я до них давно не дотрагивалась, а Дарья и подавно не читала по-русски, предпочитая иврит и английский.

Мой друг сосредоточенно изучал корешки, потом вытащил один серый том, пролистал его и начал читать:

– В последние годы Х века все остановилось: развлечения, деловая жизнь, – все, даже земледельческие работы. "Зачем, – говорили, – думать о будущем, которого не будет? Подумаем о вечности, которая наступит завтра!" Все ограничивалось исполнением дел первой необходимости. Люди завещали свои земли, свои замки монастырям, желая приобрести покровителей в небесном царстве, куда всем скоро придется отправиться. Многочисленные грамоты церквам начинались словами: "Близится конец мира, и гибель его неминуема..." Когда наступил роковой срок, население бросилось толпами в базилики, часовни, в здания, посвященные богу; охваченные ужасом, люди прислушивались, не звучат ли с неба семь труб семи ангелов последнего суда...

Денис захлопнул книгу.

– Что это? – спросила я и потянулась за ней. На титульном листе было написано: "Жюль Верн, том десятый, "Вверх дном"".

– Так это Жюль Верн написал, – разочаровалась я. Он же фантаст...

– Ну во первых, то, что о чем он писал, во многом сбылось, – возразил мне Денис. – А во вторых, это не его слова а цитата из ранних источников. Месье Жюль был весьма педантичен в своем творчестве.

Он поставил том на место и повернулся ко мне:

– Ты думаешь, за последнюю тысячу лет люди намного изменились? Всего-то и разница, что тогда не было компьютеров. Кстати о компьютерах. Помнишь, я рассказывал тебе об ошибке 2000? Говорят, что уже практически завершена работа над исправлением. Но ты только представь: ночь 31 декабря 1999 года, иллюминация. Люди стекаются толпами к Храму Гроба Господня. Площади запружены. Все молятся, в воздухе носится эдакое предчувствие чуда, второго пришествия – ведь понять, что в головах верующих очень сложно. И вот бьют часы, один, два... двенадцать, – голос Дениса стал еле слышен и я вся обратилась в слух, – и тут вся иллюминация гаснет, воцаряется кромешная тьма. Это компьютеры в Электрической Компании не сработали так, как надо, и ошибка 2000 вкралась в расчеты. Что происходит на площади перед Храмом?

– Апокалипсис...

– Верно, – кивнул он, – давка, истерия, паника. Людей топчут, действуют воры и грабители. Витрины бьют. Под шумок расправляются с теми, на кого давно нацелились. Кажется, в Чикаго был подобный прецедент. Потом остается только печатать списки пострадавших, пропавших без вести. Мировая общественность встревожена, наблюдатели ООН требуют разъяснений, всеобщий остракизм и падение престижа страны. Ну как, веселенький прогноз получается?

– Да ладно тебе, Нострадамус доморощенный, видишь все в черном свете, я обняла Дениса. – Если ты такой прогноз отдашь в Министерство туризма Дарья без зубов останется, потому что за хичкоковские ужасы ни одно приличное заведение платить не станет. Так что смягчи акценты.

– Какое уж там смягчи... – вздохнул он. – Я и так уже смягчил столько, сколько смог. Больше никак не получается.

– Пошли лучше спать, – предложила я, – я знаю отличный способ лечения сплина.

– Что-то новенькое? – подозрительно спросил он, но в глазах забегали веселые чертики.

– И новенькое, и старенькое... Главное, действенное. Пошли!

x x x

Дарья уже две недели ходила с пластинкой на зубах, пытаясь на ночь прятать ее под подушку, но я взывала к ее обостренному чувству долга, пыталась поминать всуе Синди Кроуфорд и прочих див киноэкрана. Она в ответ приводила в пример Алису Фрейндлих, чей прикус был далек от совершенства, однако она не перестала быть от этого гениальной актрисой.

На работе продолжалась обычная волынка. Клиента приходилось пропускать через частый бредень, чтобы добиться мало-мальского гонорара, и я стала обдумывать варианты добавочного бизнеса, как-то: экскурсии по Святой Земле, служба знакомств, прокат видеокассет... Так и до нынешнего понятия "бюро по сопровождению" докатиться пара пустяков.

Свежим весенним утром, аккурат после женского дня, который стали праздновать в Израиле после приезда миллиона русскоязычных иммигрантов, в дверь моего кабинета постучали.

Обычно все всегда начинается в понедельник. Проклятие этого дня не обошло и нашу благословенную страну, хотя здесь рабочая неделя начинается с воскресенья.

– Войдите!..

В двери показалась знакомая шишковатая голова с лысиной, скошенной на правую сторону:

– Доброе утро, Валерия, – передо мной собственной персоной стоял доктор Иннокентий Райс.

– Здравствуйте, доктор! – обрадовалась я. – Присаживайтесь...

– У вас очень мило, – сказал он, оглядываясь. Мне показалось, доктор не знал с чего начать. – Как ваша дочка? Носит пластинку?

– Да, все в порядке, спасибо. Позвольте полюбопытствовать: что вас занесло ко мне? Вроде бы с ивритом у вас все в порядке.

– Да-да, с этим нет проблем, – поспешил ответить он и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, как бы собираясь с мыслями. – Валерия! Я пришел к вам за помощью...

– Пожалуйста, чем могу быть полезна?

– Илюшу убили...

– Кого? – признаюсь, я сразу не поняла, о ком идет речь.

– Илюшу, моего зятя.

Голубоглазый бомж с седыми прядями встал у меня перед глазами.

– Дорожная авария? Как это произошло?

– Его нашли в саркофаге, который выкопали недавно, запеленутого с головой и мертвого. Смерти наступила от отравления.

– Боже мой! Какой ужас! Он принял яд?

Ну какие глупости лезут мне в голову! Выпил яд, потом завернулся в саван и лег отдохнуть... Что происходит на белом свете?..

– Нет, Валерия, его убили. Ему была сделана инъекция какого-то растительного яда типа кураре под лопатку. Так нам объяснили в полиции.

– Убийство!.. – ахнула я.

– Темное дело, – вздохнул он, – у полиции имеются по меньшей мере три версии. Или его убили с определенной целью, чтобы чем-нибудь завладеть. Или это ритуальное убийство. Или это ритуальное самоубийство... Из меня уже всю душу вымотали, пытаясь добиться, какие у Илюши были связи и знакомства. А я, кроме фамилии Барбары Уорнер, ничего не знаю. Он не говорил нам о своих знакомых...

– Да, все это очень печально, если не применять более сильного эпитета, – мне до сих пор не было понятно, зачем доктор Райс рассказывает мне все это.

– И я и решил обратиться к вам за помощью.

– Я вам соболезную, Иннокентий, но не понимаю, чем я могу вам помочь? все это абсолютно не относилось к сфере моей компетенции. Неужели Иннокентий хочет нанять меня плакальщицей или адвокатом по страховым компенсациям? Этого еще не хватало!

Доктор Райс откинулся на спинку стула и удивленно посмотрел на меня.

– Но ведь вы сами говорили, Валерия, что оказываете услуги по сопровождению.

– Иннокентий! Я же вам объясняла, какого рода сопровождение я провожу! Вы опять начинаете путать. Зачем вам мои услуги в сфере общения с Институтом Национального Страхования?

– Именно об этом и идет речь. Простите, что я ввел вас в заблуждение. Дело в том, что сегодня вечером из Днепропетровска через Киев прилетает моя сестра Анжелика, вдова Илюши. Она срочно вылетела в Днепропетровск из Москвы: родители Ильи живут на Украине, нужно было сообщить им эту прискорбную весть... – он вздохнул. -.Да... А через пару часов она приземлится в аэропорту Бен-Гуриона. Мы ее встретим, но ни у меня, ни у моей жены просто нет времени бегать с ней по инстанциям. Мало ли куда ей нужно будет обратиться?

Ситуация начала проясняться. Ну что ж, только час назад я горько размышляла на тему, что клиент иссяк. Но, как говорится в Талмуде, "Будет день, будет пища"...

– Что мне предстоит делать, Иннокентий?

– Поехать со мной в аэропорт. Там мы встретим Анжелику, поговорим и выясним, на сколько часов в день вы будете к ней прикреплены. О деньгах не беспокойтесь, Валерия, наша семья достаточно обеспечена.

Приятно иметь дело с подобным клиентом.

x x x

Рейс из Киева запаздывал. Мы с Иннокентием успели посидеть в баре, раз десять пройти туда и обратно всю территорию аэропорта и наконец, услышали желаемое:

– Совершил посадку рейс 4857 из Киева.

В зале выхода журчали фонтанчики, толпа встречающих облепила никелированные перила, а огромный экран в полстены показывал, как из недр аэровокзала выходят одуревшие пассажиры.

Иннокентий не отрываясь всматривался в толпу, стараясь не пропустить выход сестры. Уже прошли и румяные туристы с цветастыми дорожными сумками, и еще кучка хасидов из Умани, похожих на тощих пингвинов, а Анжелики все не было. Последними вышли две стюардессы, одетые в строгую форму.

Мое внимание привлекла женщина в темном платке, которая медлила выйти за ограждение. Она, по всей вероятности, высматривала кого-то.

– Иннокентий, это, случайно, не ваша сестра?

– Где? – встрепенулся он.

– Вон там, за фонтанчиком.

Доктор Райс посмотрел в ту сторону, куда я показывала и ахнул:

– Господи, ну конечно! Анжелика, сюда, я здесь!

Женщина в платке услышала крик и пошатнулась. Ее колени подогнулись и она чуть не свалилась прямо в бассейн с фонтанами. Райс бросился ей навстречу.

– Осторожно, Лика, вставай, пошли! Это я, Кеша. Ты себя плохо чувствуешь? Сейчас попьешь водички, такое бывает после полета, – он частил, не обращая внимание на то, что говорит. Женщина безучастно молчала.

Мы отошли в сторону и усадили безвольную Анжелику на скамью.

– Валерия, посидите с ней, я сбегаю за водой.

Он поспешил к киоску, а я осталась наедине с будущей клиенткой. На ее бледном лице не было даже тени косметики. Длинная темная юбка ниспадала до щиколоток, а бесформенная кофта скрывала фигуру надежнее, чем маскхалат. Невозможно было определить, блондинка она или брюнетка: из-под платка не пробивался ни один волос.

Вернулся Иннокентий с бутылкой минеральной воды.

– Пей, тебе сразу полегчает.

– Надо бы забрать багаж, – заметила я.

Анжелика молча качнула головой.

– Как?! – опешил Иннокентий. – У тебя ничего нет? Ты прилетела вот так? Без всего?

– Мне ничего не надо... – бесцветным голосом сказала она. -Где он?

– Кто? – я не сразу поняла, о ком идет речь.

– Илюша.

– Мы поедем к нему, поедем, – поспешил ответить ее брат, – только отдохнешь с дороги и сразу поедем.

– Я не устала. Отвези меня на кладбище... – ее лишенный интонаций голос был под стать ее внешнему виду.

В машине, когда мы уже выезжали из аэропорта, доктор Райс обратился ко мне на иврите:

– Валерия, меня пугает состояние сестры. Она в глубоком шоке и неизвестно, сколько может продлиться это состояние. Здесь нужен психиатр.

– Может быть, все не так уж страшно, – ответила я ему на том же языке, чтобы Анжелика, сидящая сзади, не поняла, о чем мы говорим.

– И потом, вы обратили внимание, как она одета? – спросил он, не отрывая взгляда от дороги.

– Она в трауре, может быть, этим все объясняется?

– О чем вы говорите! – возмутился Иннокентий. – Вы просто не видели ее раньше! С детства моя сестра носила все самое лучшее. Я понимаю – траур, но не это безобразное тряпье, которое на ней надето. И потом, как вы объясните отсутствие багажа? Ладно, не надо платьев, но запасные трусы она должна была взять с собой?!

Мне нечего было возразить...

Мы въехали на территорию кладбища. Оставив машину на специальной стоянке, прошли по центральной аллее в самый конец. Со вчерашнего дня рядом с могилой Ильи появилось еще шесть.

– Пришли. Илюша здесь, – сказал Иннокентий.

Услышав эти слова, Анжелика, нетвердо ступая, подошла к свежему холмику и, упав на него, стала рыдать в голос. Мы с Иннокентием стояли, понимая, что ей нужно дать выплакаться.

Спустя некоторое время плач прекратился и Анжелика зашептала молитву. Поначалу слов невозможно было разобрать, но потом ее голос окреп, и я, к своему удивлению, поняла, что молитва на латыни. Переведя дыхание, Анжелика перешла на церковнославянский и без всякого затруднения выговаривала слова архаичного языка, половину которых я не понимала.

– Господи, святой вседержитель, владыка света и владыка тьмы, прими и успокой раба твоего, не дай душе пасть в пропасть бездонную, а введи ее в чертоги златые, трубами херувимов осененные...

Хотя я не очень знакома с христианскими молитвами, мне стало ясно: Анжелика произносила слова, далеко выходящие за рамки церковного канона. Может в Америке так молятся методисты или баптисты? Не знаю. "Владыка света и владыка тьмы" – это уж прямо говардовщина какая-то. В смысле, толкиеновщина. Ну и христианочка...