Текст книги "Женатые. Часть 3 (ЛП)"

Автор книги: Кендалл Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Она сжимает губы. Теперь Оливия не кажется сердитой, скорее смущенной. Затем она опускает взгляд на платиновое обручальное кольцо и, пока мы ждем, крутит его снова и снова.

Глава 3
Оливия

Прескотт приезжает примерно десять минут спустя и занимает место рядом с моим отцом. Мы равномерно распределились вокруг стола, словно никто не хочет быть слишком близко к кому-то еще.

В детстве я играла в папином кабинете, под этим самым столом. Столешница из красного дерева ощущается гладкой и прохладной под моими липкими ладонями. С каждым легким движением моей руки обручальное кольцо стучит по полированной столешнице, как часы. Ведет отсчет или обратный отсчет, не уверена. Еще я не понимаю, почему до сих пор не сняла это чертово кольцо и не выбросила его в реку Гудзон.

По идее, атмосфера должна быть расслабленной, потому что нас всего четверо, и мы, в конце концов, семья, ну, за исключением Прескотта. Но она ощущается даже более напряженной и душной, чем на типичной деловой встрече. Я не могу смотреть ни одному из этих мужчин в глаза – особенно Ною. Каждый раз, когда пытаюсь, эмоции вновь начинают кипеть, угрожая накрыть меня с головой, бушуя так яростно, что не могу даже сказать, что чувствую. Мне следовало бы сидеть напротив него, но другой вариант – это сесть рядом с ним.

То, как Ной добился возможности поговорить со мной сегодня, когда ясно дала ему понять, что не хочу разговаривать… я все еще не могу поверить, что у него хватило смелости провернуть такое. Я ужасно злилась на него, что он скрыл от меня правду о пункте о наследнике. А сказать мне, что отец находится на пороге смерти, было сплошным нагромождением лжи. Неужели он думал, что еще одна ложь поможет ему?

Конечно, я раскусила его план, но это не имеет значения. Важно лишь то, что Ной, кажется, решил закопать сам себя. Правда, ничего не могу поделать, но я немного оскорблена очевидностью его обмана. Насколько глупой он меня считает? Я перезвонила отцу в ту же секунду, как мы закончили разговор.

И в довершении всего он начал допрашивать меня, как только попал в особняк Дэвида, обвиняя в том, что я позволяю посторонним пенисам проникать в мою вагину. Какого хрена? Он вел себя, будто я единственная сделала что-то не так и должна была отчитываться за свое поведение. И даже если бы я переспала с Дэвидом, моя сексуальная жизнь больше не касается Ноя. Он утратил все свои права мужа в тот момент, когда предпочел скрыть от меня неизбежность моей беременности.

Он даже не попросил прощения. Ной просто продолжает настаивать на том, что не сделает ничего с моим телом без моего согласия – это полностью противоречит тому, когда я застала его той ночью – и скулить о том, как сильно он сожалеет. Могу сказать, что он искренне сожалеет о том, что разрушил мое доверие, но это не значит, что мое доверие перестало быть разрушенным. Не собираюсь прощать его глупые эгоистичные решения просто потому, что они обернулись против него. Засранец сам виноват, и теперь должен пожинать плоды своих поступков… как можно дальше от меня.

Кстати говоря, о постели: одна фраза, которую Ной сказал, заставила меня задуматься. Когда спросила, почему мы пользовались презервативами, если он пытался меня обрюхатить, я была поражена тем, как просто он сказал: «Потому что ты так захотела». Словно причина была очевидной. Словно мои желания и просьбы были его главным приоритетом. Я все еще не знаю, что с этим делать, в свете всего того, что произошло в последнее время.

И каким-то образом, несмотря на весь гнев, боль и подозрения, я согласилась на срочную встречу с ним, отцом и Прескоттом. Временно, заметьте, просто, чтобы попытаться оставить этот беспорядок позади… но все же. Как ему всегда удается убедить меня? Как всего один взгляд в его напряженные темные глаза заканчивается тем, что я верю ему?

Возможно, мне просто надоело постоянно убегать от проблем. Ной задел меня за живое этим замечанием. Так или иначе, но мне хочется покончить с этим. Положить конец этой истории, покинуть эту комнату без сожалений или возможности снова завернуть на эту дорогу позже. Поставить точку.

Но как бы там ни было, я села в машину Ноя. Позволила ему увезти меня из Катскилла и вернуть обратно к цивилизации. И спустя два часа езды, я сижу в доме, в котором выросла. И у меня нет другого выбора, кроме как посмотреть проблеме в лицо.

Я делаю все возможное, чтобы обуздать свои чувства и начать мыслить трезво и рационально, так мне лучше всего работается. Сейчас не время утопать в негативных эмоциях. Не могу позволить замешательству, гневу и печали поглотить меня… в очередной раз. Ной организовал эту встречу, чтобы все прошло открыто, и все были на одной волне. Если все пройдет хорошо, мы даже сможем начать распутывать этот беспорядок. Я могу подождать, пока не вернусь к себе домой, чтобы кричать, плакать или рвать волосы на голове, ну или чего там еще захочет мое разбитое сердце.

Только у меня больше нет собственного дома. Черт, чуть не забыла. И что мы будем делать с этой маленькой проблемой? Если я не стану выгонять Ноя из пентхауса или снимать номер в отеле, мне придется видеть его каждую ночь. Придется иметь дело с его щенячьими глазами, следящими за мной по комнате, молча умоляющими меня понять его и принять извинения. Придется видеть его красивое лицо, чувствовать тепло подтянутого тела, а я не знаю, буду ли когда-нибудь готова позволить ему прикоснуться ко мне вновь. Нам придется продолжить жить в нашем семейном доме… хотя я больше не чувствую себя женой Ноя.

Отец прерывает мои невеселые мысли.

– Ной рассказал мне по телефону о том, что произошло за последние пару дней, – начинает он.

О, великолепно. Несмотря на то, что мы собрались здесь, чтобы все обсудить, надеюсь, Ной поведал не слишком много подробностей. Поджав губы, я киваю отцу.

– И что думаешь?

Он приподнимает свои густые седеющие брови.

– Конечно же, я в смятении! Мне так жаль, что между вами все кончено. Ни я, ни Билл не собирались тебя обманывать.

– Тогда как это произошло? – спрашиваю я. – Почему этот странный пункт о беременности вообще был в завещании? Как вообще оказался в наследственном контракте?

Папа крепко сцепляет руки, которые до этого спокойно лежали на столе, и смотрит на меня серьезным, почти умоляющим взглядом.

– Мы добавили в завещание пункт о наследнике по собственной прихоти. Мы оба хотели внуков… это наше заветное желание – видеть вас вместе, чтобы вы стали одной семьей, которую однажды совместно построите. Мы решили, что ты будешь бороться с нами из-за этого, и тогда бы мы просто вычеркнули этот пункт. Видимо, мы приняли желаемого за действительное.

– Но Билл Тейт умер раньше, чем кто-либо ожидал, – объясняет Прескотт, – поэтому пункт о наследнике попал в его завещание не увиденным и неоспоримым. А после этого, этот пункт уже должен был быть обязательно включен в контракт о наследовании.

– Боже, эта фигня вернулась обратно, словно бумеранг, – бормочет Ной.

Я стараюсь не обращать на него внимания.

– Но ведь мы могли бы сделать что-нибудь. Поинтересоваться у судьи, возможно, он смог бы признать этот пункт о наследнике не имеющим законной силы и объявить частично утратившим силу… – Или, по крайне мере, найти какую-нибудь лазейку или хитрый способ его выполнения, который не включал бы в себя мою беременность.

– Да, мы могли бы поискать другие варианты, – соглашается Прескотт. – И я бы работал над тем, чтобы помочь найти альтернативное решение, если бы кто-нибудь из вас возразил.

– Но, когда вы этого не сделали, – отец наклоняется вперед, – я был немного удивлен, но решил, что вы не против, раз подписали контракт.

У Ноя был такой же аргумент. Я мысленно стону, напоминая себе, что сама подписала контракт, не прочитав всё до последней строчки.

– И я подумал, черт возьми, может, они повеселятся, пытаясь забеременеть. Это отвлекло бы вас обоих от провалившейся компании. – Папа тяжело вздыхает. Морщины, усталость и сожаления глубоко врезались в его лицо. – Мне так жаль, милая. Я хотел, чтобы наследство свело вас вместе и сделало вас счастливыми, а не развело по разные стороны баррикад, сделав несчастными. Чувствую себя ужасно, словно мы с Биллом оба подвели наших детей.

Я сглатываю внезапно образовавшийся комок в горле.

– Но откуда ты знаешь? Почему вы были так уверены, что сводить нас подобным образом – это правильное решение?

– Потому что всегда было очевидно, что вы созданы друг для друга. Вы были влюблены в друг друга так долго. Еще с тех пор, как впервые встретились, когда тебе было три года, а ему пять. – На папином лице появляется счастливая, ласковая улыбка. – И ваши матери согласились. Все мы четверо знали своих детей… мы видели знаки.

– Мама? Она тоже думала, что это хорошая идея? – выпаливаю я.

– Если я правильно помню, то именно она это и предложила.

Я моргаю, ошеломленная этой новостью. Все это время я полагала, что этот брак по договоренности был подстроен только нашими отцами. Неужели в наших семьях все с ума посходили? Или… они были в чем-то правы? Четыре человека, двое из которых управляли многомиллиардной международной компанией, не могли ошибаться…

Прескотту почти так же неловко, как и мне. Вероятно, он пришел сюда не для того, чтобы оказаться посреди эмоциональной битвы.

– Даже когда еще под стол пешком ходили, вы двое были неразлучны, – продолжает папа. – Вы цапались, как кошка с собакой, но каким-то образом все всегда заканчивалось смехом, и пять минут спустя вы преспокойненько продолжали играть. Обычно вы хотели сидеть рядышком, когда мы садились обедать за стол, или смотреть кино, или что-то другое. И если мы пытались тебя пересадить… – хихикает папа, – о, какие ты устраивала истерики! Оливия, когда мы отправились в аквапарк на твое четырехлетие, Билл попытался отвести Ноя в мужской туалет, так у вас у обоих чуть припадок не случился. Вашим матерям пришлось взять вас обоих в женский туалет, и вы держались за руки под перегородкой между кабинками.

Что? Почему я никогда не слышала об этой истории прежде?

И, что еще более важно, насколько это относится к делу?

– Это было более двадцати лет назад, – протестую я. – Не понимаю, какое это имеет отношение к нам сейчас.

Судя по выражению лица Прескотта, он согласен со мной. Никто из нас не ожидал, что мы пустимся в путешествие по аллее памяти.

Но стоит отцу предаться воспоминаниям, его уже не остановить.

– О, но у меня десятки замечательных историй о вас двоих. В первый раз, когда наши семьи отдыхали на пляже вместе – все предыдущие года ты была слишком маленькой, чтобы путешествовать далеко от дома – Ной случайно сел на твой замок из песка, и ты начала плакать. Так вот он построил тебе новый и еще нашел морскую звезду, чтобы украсить его.

– Думаю, что помню тот случай, – задумчиво говорит Ной. – И ты отдала мне мороженое, когда я уронил свое.

– Есть еще одно, и ты был уже достаточно взрослым, чтобы запомнить. Оливия, в твой первый день в начальной школе какой-то мальчишка приставал к тебе на детской площадке, и Ной ударил того по лицу, тем самым заработав себе билет прямиком в кабинет директора. И он всю дорогу прошел с улыбкой на лице, счастливый принять любое наказание. Ради тебя.

Теперь, когда папа упомянул об этом, я вспоминаю эту историю. Думаю, некоторые вещи никогда не меняются. Точно такой же сценарий – когда Ной бросается на мою защиту – проигрывался с Брэдом не один раз, а дважды. И для Роситы он сделает все, что угодно. Ной по-прежнему обладает обостренным чувством справедливости, а также потребностью защищать.

Он просто так сильно заботится о людях. И проживает жизнь сердцем, а не головой. Это сексуальное качество, которое я оценила по достоинству, проявляется и в свежем взгляде на рабочий процесс, очаровании в необычном романе, и, конечно же, страсти в постели. Дело не в том, что я не забочусь о людях, просто мне легче отбросить все эмоции в сторону, чтобы ясно мыслить, тогда как Ной чувствует так неистово, что никогда не сможет избежать их влияния.

По тому, как он говорил о нашем долге перед «Тейт и Кейн», было абсолютно ясно, что мысль об увольнении наших сотрудников съедает его изнутри. Довольно сильно, полагаю, чтобы сковать его, не дать ему сказать правду, пока отчаяние не вынудит его это сделать.

Но это ничего не меняет. Это не сотрет его ложь и не вернет мое подорванное доверие. Глубина его чувств или способность заботиться не являются проблемой. Но вот если бы он действительно заботился обо мне, то не скрывал бы правду так долго, а потом не напугал бы меня до чертиков той ночью. Он может быть лучшим человеком в мире, чтобы управлять компанией, но все равно быть неправильным мужчиной для меня.

– Не забудьте о том, что произошло на следующий день, – говорит Ной, не подозревая о моих мыслях. – Тот же самый пацан высмеял меня за то, что я попал в неприятности, а он остался безнаказанным, мелкий говнюк. Тогда Оливия пнула его в живот, за что тоже, собственно, и отправилась в кабинет директора.

– Правда? – смеется отец. – Никогда не слышал об этом. Полагаю, Сьюзи все-таки сохранила от меня несколько секретов. – Он наклоняет голову в мою сторону. – Но это лишь доказывает мою правоту. При первом же намеке, что кто-то задирает его, ты прибегаешь, готовая преподать им урок.

Как странно. Должно быть, с возрастом я охладела… потому как это единственное объяснение того, почему я больше похоже на Ноя, чем думала.

– Это не единственный раз, когда она спасала меня. – Ной нежно улыбается мне, в уголках его темных глаз образуются морщинки, и я просто не могу отвести от него взгляд. – Я тянул до последнего со школьными проектами, потом паниковал и умолял тебя о помощи, а ты закатывала глаза и ругала меня, но всегда давала советы и проверяла мои работы. Даже не знаю сколько раз…

– Могу сказать приблизительное число, – сухо замечаю я. – Примерно пятнадцать, может, двадцать.

– Признаю, мои мысли витали в облаках, пока я не окончил среднюю школу, – говорит со вздохом Ной.

– Только до тех пор? Мне так не показалось.

– Хорошо, ладно, до окончания колледжа. – Ной разводит руками. – Но у кого не так?

– У тебя были свои глупые моменты, милая, – вмешивается отец. – Когда Ной впервые начал встречаться – думаю, тогда тебе было двенадцать – ты была такой раздражительной. Без всякой причины, ты могла начать разглагольствовать о том, что «тебе плевать на этого придурка, и он может делать все, что захочет», когда никто в комнате не предполагал обратного. Или вообще затрагивал эту тему, если на то пошло.

Мои щеки вспыхивают, когда Ной начинает смеяться.

– П-пап… – пищу я.

– О, Боже мой, это прекрасно, – хихикает Ной. – Могу себе представить.

– Заткнись. – Я бросаю на него пристальный взгляд, все еще красная, как рак.

– Но он все компенсировал, – говорит отец. – На твое пятнадцатилетие он подарил тебе картинку в рамке с первыми ста цифрами числа Пи, написанного в двоичном коде.

Теперь настала очередь Ноя краснеть.

– Боже, это было так глупо. Я просто подумал: эй, ей же нравятся числа, математика и все такое, верно?

– Да, мне нравится, – утвердительно киваю головой. – Она все еще висит в моей комнате наверху.

– Правда? – удивленно моргает он. – Ты сохранила этот дурацкий подарок? Я удивлен, что вообще помнишь об этом.

– Это не было глупостью. И конечно я помню. – Понимая, как сентиментально это звучит, я поспешно добавляю: – В тот вечер ты разбил свою первую машину по дороге в загородный клуб, и я предложила прогуляться с тобой, чтобы ты не чувствовал себя одиноким. Но закончилось тем, что мы дожидались автобуса, потому что я не представляла, как трудно идти восемь километров в туфлях на высоких каблуках. И я опоздала на полтора часа на свой день рождения.

– Но ты сожалеешь, что провела время так? – спрашивает Ной, поигрывая бровями.

– Я чертовски сожалею, что после этого пыталась танцевать с тобой танго. Мои ноги болят только от одной мысли об этом.

Однако я также помню прохладный, летний вечер, светила полная луна, и Ной улыбался мне, а мои друзья завидовали мне, что я устроила драматическое выступление с привлекательным старшеклассником, который даже не ходил в нашу школу…

– Говоря о подарках, – говорит отец, – как насчет того раза, когда ты училась в третьем классе, и Ной подарил тебе платиновые серьги с бриллиантами? У тебя еще даже не были проколоты уши. А затем выяснилось, что Ной «позаимствовал» их из шкатулки своей матери.

Прескотт нетерпеливо откашливается.

– Не хочу вас прерывать, но не могли бы мы вернуться к обсуждению контракта?

Точно, он прав. Что, черт возьми, я делаю? Мы здесь, чтобы поговорить о пункте о наследнике и о том, как спасти наше наследство. Как меня затянуло в семейные воспоминания? Я вспоминаю о своих прошлых отношениях с Ноем, когда важно лишь будущее нашей компании.

Я трясу головой, словно могу избавиться от этой глупой ностальгии.

– Согласна с Прескоттом. Почему мы разговариваем обо всем этом? Мы собрались здесь не для того, чтобы петь дифирамбы и делиться забавными историями. Мы здесь, чтобы разгрести серьезный беспорядок… беспорядок, к которому ты приложил руку, в случае если вдруг забыл.

И с этими словами, медленно поднимающееся настроение вновь погружается в пучину онемения.

– Я бы не стал формулировать свое возражение именно такими словами, – говорит Прескотт после неловкой паузы, пытаясь быть деликатным.

– Ты спросила, откуда нам с Биллом известно, что вы созданы друг для друга, – мягко замечает отец.

Я резко встаю, со скрипом отодвигая свое кресло. Я не могу сделать это сейчас. Хотела, но просто, черт побери, не могу. Мой мозг не соображает, пока папа и Ной смотрят на меня. Мне нужно выбраться отсюда, если хочу хоть как-то разобраться в своих чувствах и понять, что хочу делать дальше… если предположить, что я вообще могу что-либо сделать.

Я подавляю желание извиниться за то, что атмосфера стала напряженной, что прервала нашу встречу. Но не я напортачила, а Ной.

Вместо этого, я просто говорю:

– Прости, мне нужно о многом подумать.

И после этого поворачиваюсь и выхожу из кабинета отца, моя голова гудит так громко, что я не слышу, зовет ли меня кто-нибудь вдогонку.

Глава 4
Ной

– Можешь передать мне апельсиновый сок?

Это первые слова, которые Оливия говорит мне за последние несколько дней. После встречи в кабинете ее отца, она, как никогда, холодна и равнодушна. И я не могу винить ее за это. Ведь я пытался обрюхатить ее, как какой-то дикарь.

– Вот, держи. – Я передаю ей пакет сока. Она сидит за барной стойкой со своим ноутбуком и рогаликом, а я жарю яйца у плиты.

Это наши первые совместные выходные с тех пор, как все пошло наперекосяк, и я до сих пор не имею понятия, что между нами происходит, или что сделать, чтобы вернуть ее.

Вместо мозгового штурма, чтобы понять, как выкрутиться из этого беспорядка, встреча с ее отцом превратилась в сеанс воспоминаний, который Оливия спешно завершила.

– Сегодня званый вечер, – замечаю я, выкладывая на тарелку одно яйцо. Неделю назад, когда отвечали на приглашение, предполагалось, что мы вместе отправимся на благотворительный банкет – с Оливией в качестве моей спутницы, моей партнерши. Конечно, это мероприятие, связанное с работой, но там будет ужин, шампанское и танцы. Поэтому это было бы свиданием во всех смыслах и значениях.

– Ну да. – И это все, что она отвечает, ее взгляд по-прежнему приклеен к экрану ноутбука.

– Хорошо. Машина приедет за нами в семь.

– Я буду готова, – холодно говорит она.

Оливия, конечно, отлично сыграет свою роль – роль заботливой жены, профессионального генерального директора, счастливой посетительницы банкета. Ее маска будет прочно держаться на лице сегодня вечером. А моей целью станет прорваться сквозь этот фасад.

Я хватаю свои ключи со стойки и выхожу. Ни за что не останусь сегодня с ней в этом оглушительном молчании. Я извинялся, унижался перед ней, даже подключил ее отца к разговору. А она упорно продолжает держаться за свой гнев.

Но это ее выбор. Так что с этого момента либо мы разбираемся с этим и действуем как пара, либо нет. Теперь все в ее руках.

***

– Так вот как живет один из лучших адвокатов Манхэттена? Милое местечко, – говорю я, стоя в центре заново отремонтированной квартиры-студии Стерлинга в самом сердце Манхэттена, оценивая недавнюю реконструкцию.

– Оно и должно быть таким, я же за это заплатил, но спасибо.

Стерлинг выкупил верхний этаж исторического здания, которое уже более полугода реконструировалось. И ко времени, когда закончил здесь, он уже хвастается современной кухней, новенькой ванной комнатой, гладкими полированными полами и прохладными нейтральными цветами стен. Квартира также декорирована произведениями искусства и стопками журналов, даже несколькими узорчатыми разбросанными на сером диване подушками, но это не кажется женственным. Просто они аккуратно разложены, словно здесь прошлась женская рука. Я начинаю скучать по дому.

– Мы здесь не остаемся. Ну же, пошли. – Стерлинг хватает бумажник и телефон и направляется к двери.

– Куда?

– Туда, куда мне следовало отвезти тебя в первую очередь.

Вскоре мы уже в нашем любимом стрип-клубе, сидим за барной стойкой с видом на сцену, и перед нами стоит по пол-литра пива.

– Отличное место, чтобы утопить печали, – холодно замечает Стерлинг.

Мой взгляд устремляется на сцену, где миниатюрная блондинка исполняет стриптиз у пилона. Но думаю, что мой член, должно быть, сломан, потому что, несмотря на шоу, которое она устраивает, во мне не просыпается никакого интереса. Ни капельки. Абсолютно. Я смотрю на свои колени, мысленно уговаривая свой член сделать хоть что-нибудь. Жду, надеясь увидеть, что он хотя бы дернется, что угодно сделает – что докажет, что он не сломан. Не могла же Оливия еще заодно сломать мой член, как разбила мое сердце, правда же?

Стерлинг наклоняется вперед, упирается локтями в колени и многозначительно смотрит на меня.

– Хочешь узнать мою великую всеобщую теорию жизни?

– У меня такое чувство, что ты собираешься рассказать мне о ней не зависимо от моего мнения, так что, конечно, валяй. – Я одариваю его натянутой, фальшивой улыбкой и делаю очередной глоток пива.

– Зачем заморачиваться из-за одной женщины, одной трудной, надо сказать, женщины, когда в мире есть, чем поживиться на любой вкус?

Он поворачивается к действу, которое разворачивается на сцене. Обнаженные женщины всех форм и размеров трясут своими прелестями ради нашего удовольствия. Это самый большой стрип-клуб в городе, и здесь бесконечный выбор, чем можно поживиться. Начиная от худощавых девушек со спортивными фигурами, маленькой дерзкой грудью и упругими задницами, до пышнотелых богинь, чья огромная грудь колышется во время ходьбы. От рыжих, от которых инстинктивно ждешь проблем, до платиновых блондинок, которые, вероятно, необузданно страстные в постели, и скромных брюнеток, этаких соседских девчонок, являющихся воплощением идеальной фантазии каждого мужчины. Но ни одна из них не приглянулась мне. Ни одна.

– Не интересует, – с трудом выдавливаю я, мое горло сжимается. Какого черта происходит со мной? Я – Ной чертов Тейт – бабник и профессиональный соблазнитель.

– Да ладно, мать твою, – со стоном произносит Стерлинг. – Ни одна?!

– Не-а, – качаю я головой.

Ни одна из этих женщин не сравнится со стильной, утонченной девушкой, которая согревала мою постель по ночам и держала меня на взводе весь день. Она заставляет меня бороться даже за толику ее внимания. Это чувство вызывает зависимость. Любая из этих женщин с радостью отправится ко мне домой, стоит только попросить. Только что в этом веселого?

– Ты просто невыносимый. – Стерлинг разочарованно рычит.

Я перевожу взгляд на него.

– Верно, а твоя жизнь так совершенна и полна. Но если бы это было так, тебя бы не было в месте, подобном этому…

Знаю, что наступил на больную мозоль. Стерлинг не так много рассказывает, но из того, чем он делится, знаю, что работа большую часть времени не приносит ему удовольствия, а жить здесь, пока вся его семья все еще остается в Великобритании, тяжело.

– Я всего лишь хотел помочь. – Он поднимает руки в примирительном жесте, не обижаясь. – Остынь.

Мне невозможно помочь. Есть только неудовлетворенная потребность, бушующая в моем теле и душе. Мне нужно вернуть Оливию. Нужно быть внутри нее. Чтобы заявить на нее права. Заставить ее понять, что она моя жена. Пока смерть не разлучит нас.

Делаю еще глоток пива, зная, что получу свой шанс сегодня вечером.