Текст книги "Белая мгла"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Он мужчина привлекательный, – сказала Тони.

– Но на самом-то деле вы так не думаете, верно?

– Во всяком случае, он красивый. – И Тони поняла, что пытается вызвать у него ревность. «Не играй в такие игры», – сказала она себе.

Стэнли спросил:

– И что же вы ему ответили?

– Я, конечно, дала ему от ворот поворот.

– Я так и думал. – Вид у Стэнли был несколько смущенный, и он добавил: – Это, конечно, не мое дело, но он недостоин вас, ему далеко до вас. – Он снова повернулся к телевизору и переключил на другие новости.

Пару минут они смотрели картинки землетрясения в России, на которых были показаны жертвы и команды спасателей. Тони подумала, что глупо было говорить Стэнли про Осборна, но ей приятна была его реакция.

За землетрясением последовал рассказ про Майкла Росса, и снова в спокойном, фактологическом тоне. Стэнли выключил телевизор.

– Ну, телевидение нас не распяло.

– Газет завтра не будет, так как Рождество, – заметила Тони. – А к четвергу эта новость уже устареет. По-моему, мы выскочили чистенькие, если не произойдет чего-то неожиданного.

– Да. Если потеряем еще одного кролика, окажемся в беде.

– Никаких нарушений правил безопасности в лаборатории больше не будет, – решительно заявила Тони. – Уж я об этом позабочусь.

Стэнли кивнул.

– Должен сказать, вы держались во всей этой истории необычайно хорошо. И я вам очень благодарен.

Тони просияла.

– Мы сказали правду, и они поверили нам, – сказала она.

Они улыбнулись друг другу. Это был момент счастливого единения. Тут зазвонил телефон.

Стэнли перегнулся через стол и взял трубку.

– Оксенфонд, – сказал он. – Да, переключите его, пожалуйста, сюда. Я хочу поговорить с ним. – Он посмотрел на Тони и одними губами произнес: – Махони.

Тони в волнении поднялась. Они со Стэнли были убеждены, что хорошо проконтролировали средства массовой информации, но согласно ли с этим правительство США? Она следила за лицом Стэнли. А он говорил по телефону:

– Еще раз привет, Лари. Вы смотрели новости?.. Я рад, что вы так думаете… Мы избежали истерической реакции, какой вы опасались… Вы знаете моего директора, ответственного за оборудование и безопасность, Антонию Галло, – это она занималась прессой… Хорошая работа, я согласен… Вы абсолютно правы: отныне мы должны очень тщательно следить за безопасностью… Да. Спасибо, что позвонили. До свидания.

Стэнли повесил трубку и улыбнулся Тони.

– Мы – чистенькие. – И от избытка чувств обнял ее и притянул к себе.

Она прижалась лицом к его плечу. Какой этот твидовый пиджак мягкий! Она вдохнула теплый, еле уловимый запах Стэнли и поняла, что давно не была так близка с мужчиной. Она обхватила его руками и крепко обняла, чувствуя, как вжались ее груди в его грудь.

Тони могла бы стоять так долго-долго, но через несколько секунд он мягко высвободился из ее объятий, – казалось, он застеснялся. И словно желая восстановить нормальные отношения, он пожал ей руку.

– Это все ваша заслуга, – сказал он.

Краткий миг физической близости возбудил ее. «О Господи, – подумала она, – я же мокрая. Как такое могло произойти столь быстро?»

Стэнли спросил:

– Хотите посмотреть дом?

– С удовольствием. – Тони было приятно его предложение. Мужчины редко предлагают гостям показать свой дом. Это еще одно проявление близости.

Две комнаты, которые она уже видела, – кухня и кабинет – находились в глубине дома и выходили во двор, окруженный вспомогательными постройками. Стэнли провел Тони в переднюю часть дома и в столовую, откуда открывался вид на море. Эта часть дома, видимо, была пристроена к старой ферме. В углу стоял шкаф с серебряными кубками.

– Теннисные трофеи Марты, – с гордостью объявил Стэнли. – От ее удара мяч улетал словно ракета.

– И насколько она преуспела в теннисе?

– Она должна была выступать на Уимблдонском турнире, но так и не выступила, потому что забеременела Ольгой.

Через холл от столовой находилась гостиная, тоже выходившая окнами на море, тут стояла елка. На полу под елкой лежали подарки. Здесь был еще один портрет Марты во весь рост – на нем была изображена сорокалетняя женщина с уже более оформившейся фигурой и не столь четко обозначенной челюстью. Это была приятная, теплая комната, но в ней не было никого, и Тони поняла, что душой дома была кухня.

План здания был прост: гостиная и столовая в передней части, кухня и кабинет – в задней.

– Наверху особенно нечего смотреть, – сказал Стэнли и тем не менее пошел наверх – Тони последовала за ним. Ей что, показывают ее будущий дом? – спрашивала она себя. Какая глупая мысль, и она быстро отбросила ее. Просто Стэнли старается быть любезным хозяином.

Но ведь он же обнял ее.

В старой части дома, над кабинетом и гостиной, были три маленькие спальни и ванная. В комнатах все еще оставались вещи детей, которые тут выросли. В одной из комнат на стене был плакат Клэша, в углу валялась старая палка для игры в крикет со сломанной ручкой, на полке лежал комплект «Хроник Нарнии». В новой пристройке находилась спальня хозяев с гардеробной и ванной. Двуспальная кровать была застелена, и комнаты были в полном порядке. Тони чувствовала себя одновременно возбужденно и неловко, находясь в спальне Стэнли. На столике у его кровати стояла еще одна фотография Марты, цветная, сделанная, когда ей было уже за пятьдесят. Волосы у нее были седые, как у ведьмы, и лицо похудевшее, по всей вероятности, под влиянием рака, который и убил ее. На фотографии она не выглядела привлекательной. Тони подумала, как же, должно быть, Стэнли любил эту женщину, если хранил даже такое малоприятное воспоминание.

Она не знала, что теперь последует. Сделает ли он шаг к ней на виду у своей жены, которая будет наблюдать за ними с ночного столика, и при том, что внизу находятся его дети? Она чувствовала, что такое поведение не в его стиле. Возможно, он даже думает об этом, но не станет набрасываться на женщину. Он будет считать, что должен поухаживать за ней, как того требует этикет. «Да к черту ужин и кино! – хотелось ей сказать. Схвати меня ради всего святого». Но она молчала, а он, показав Тони мраморную ванную, повел ее вниз.

Осмотр дома был, конечно, привилегией и должен был бы сблизить ее со Стэнли, а Тони чувствовала себя посторонней, точно она смотрела в окно на семью, сидящую за столом и занятую друг другом. Она чувствовала, что все пошло по нисходящей.

В холле большой пудель уткнулся носом в Стэнли.

– Нелли просится на улицу, – сказал он. И глянул в маленькое окошко рядом с дверью. – Снег прекратился. Не хотите дохнуть свежего воздуха?

– Конечно.

Тони надела свою куртку, а Стэнли снял с вешалки старый синий анорак. Они вышли на улицу и увидели мир, окрашенный в белые тона. «Порше» Тони стоял рядом с «феррари» Стэнли и двумя другими машинами – все они были покрыты снегом, словно кексы глазурью. Собака помчалась к скале, явно следуя привычной дорогой. Стэнли и Тони пошли за ней. А Тони подумала, что собака явно похожа на постаревшую Марту.

Под их ногами пушистый снег исчезал, обнажая жесткую приморскую траву. Они пересекли большую лужайку. По краям ее росли несколько кривых деревьев, согнувшихся под неутомимым ветром. Навстречу им попались двое детей, шедших со скалы, – старший мальчик с приятной улыбкой и капризная девочка с пирсингом в пупке. Тони вспомнила, что их зовут Крейг и Софи. Когда Стэнли представлял их всех на кухне, она постаралась запомнить все во всех подробностях. Тони видела, что Крейг очень хочет очаровать Софи, но девочка шагала рядом, скрестив на груди руки и глядя в землю. Тони позавидовала простоте стоявшего перед ними выбора. Оба были молоды и ничем не обременены, находились на пороге взрослости, и им ничего не оставалось, как пуститься в приключения по жизни. Тони хотела сказать Софи, чтобы она не строила из себя слишком уж недоступную. «Бери от жизни любовь, пока можешь, – хотелось ей сказать. – Это будет далеко не всегда так легко и просто».

– Какие планы у вас на Рождество? – спросил Стэнли.

– Совсем не похожие на ваши. Я еду в санаторий с друзьями – это все одинокие люди или бездетные пары – проведем вместе Рождество для взрослых. Никаких индеек, никаких крекеров, никаких чулок, никакого Санта-Клауса. Просто слегка побесимся и побеседуем на взрослые темы.

– Что ж, прекрасно. Мне казалось, вы обычно проводите Рождество с вашей матушкой.

– Так было несколько лет подряд. Но на это Рождество ее забирает моя сестра Белла – несколько неожиданно для меня.

– Неожиданно?

Тони скривила рот.

– У Беллы трое детей, и она считает, что это избавляет ее от других обязанностей. Я не уверена, что это справедливо, но я люблю сестру, поэтому мирюсь с этим.

– А вы хотите иметь детей?

У нее перехватило дыхание. Это был очень личный вопрос. Интересно, какой ответ он предпочел бы получить? Она не знала и потому сказала правду:

– Возможно. Этого всегда хотела моя сестра. Желание иметь детей было главным в ее жизни. Я не такая. Я завидую, что у вас есть семья, – они явно любят и уважают вас, и им приятно быть с вами. Но я вовсе не хочу пожертвовать всем в жизни ради того, чтобы стать матерью.

– Я не уверен, что для этого надо жертвовать всем в жизни, – сказал Стэнли.

«Вам-то не надо, – подумала Тони, – а как насчет Марты, у которой был шанс выступить на Уимблдонском турнире?» Но вместо этого она сказала:

– А вы? Вы ведь можете завести другую семью.

– О нет, – поспешил сказать он. – Мои дети пострадали бы от этого.

Тони почувствовала легкое разочарование от того, что он так решительно настроен.

Они подошли к обрыву. Влево возвышенность шла вниз к пляжу, покрытому сейчас снежным ковром. А вправо скала обрывалась в море. Тут по краю скалы шел деревянный забор в четыре фута высотой – достаточно, чтобы задержать детишек, но не перекрыть вид на море. Они оба облокотились на забор и стали смотреть вниз на волны, набегавшие на берег в сотне футов под ними. Волны были длинные, высокие, они вздымались и опускались словно грудь спящего гиганта.

– Какое прелестное место, – заметила Тони.

– Четыре часа назад я считал, что скоро потеряю его.

– Ваш дом?

Стэнли кивнул.

– Мне пришлось заложить его в качестве гарантии за то, что я перебрал в банке. Если мое дело лопнет, банк заберет дом.

– Но ваша семья…

– Они будут очень расстроены. А теперь, после того как Марты не стало, они все, чем я дорожу.

– Все? – спросила она.

Он передернул плечами.

– В конечном счете да.

Она посмотрела на Стэнли. Лицо у него было серьезное, но бесстрастное. Почему он ей это сказал? В качестве предупреждения, решила Тони. Ведь это неправда, что он дорожит только детьми, – он крепко привязан к своей работе. Но он хотел, чтобы Тони поняла, сколь важна для него семья. Ей это было понятно после того, как она увидела всех их вместе на кухне. Но почему Стэнли выбрал именно данный момент, чтобы это сказать? Возможно, он опасался, что у нее могло создаться неверное впечатление.

А ей необходимо было знать правду. Много всего произошло в последние два-три часа, но все могло быть понято двояко. Он приласкал ее, обнял, показал ей свой дом и спросил, хочет ли она иметь детей. Это значило что-то или ничего не значило? Ей надо знать. И она сказала:

– Вы говорили мне, что никогда не сделаете ничего, что может подорвать виденное мною на кухне – единство вашей семьи.

– Да, все они черпают в этом силу, независимо от того, понимают это или нет.

Она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.

– И это для вас так важно, что вы никогда не создадите другую семью.

– Да.

Все ясно, подумала Тони. Она ему нравится, но дальше этого дело не пойдет. Объятие в кабинете было спонтанным проявлением чувства одержанной победы; показ дома – проявлением минутного доверия, а сейчас он отступает. Разум победил. Тони почувствовала слезы, прихлынувшие к глазам. Испугавшись того, что дала волю чувствам, она отвернулась со словами:

– Этот ветер…

Ее спас Том, прибежавший по снегу с криком:

– Дедушка! Дедушка! Дядя Кит приехал.

Они пошли вместе с мальчиком к дому, молча, оба смущенные.

Свежие двойные следы колес вели к черному «пежо». Машина была самая обыкновенная, но выглядела стильно – как раз то, что нужно Киту, не без язвительности подумала Тони. Ей не хотелось встречаться с ним. Она не обрадовалась бы такой перспективе и в лучшие времена, а сейчас была настолько измотана, что не хотела малоприятной встречи. Но ее сумка осталась в доме, так что она вынуждена была пройти со Стэнли внутрь.

Кит был на кухне, где его встречала вся семья – как блудного сына, подумала Тони. Миранда обнимала его, Ольга целовала, Люк и Лори с улыбкой смотрели на него, а Нелли лаяла, требуя внимания. Тони остановилась у двери и стала наблюдать, как Стэнли встретится с сыном. Кит держался настороженно. Стэнли же был одновременно и рад, и огорчен – вот так же он выглядел, когда говорил о Марте. Кит протянул ему руку, но отец обнял его.

– Я очень рад что ты приехал, мой мальчик, – сказал Стэнли. – Действительно очень рад.

Кит сказал:

– Пойду вытащу сумку из машины. Я ведь буду в коттедже, да?

– Нет, ты наверху, – явно нервничая, сказала Миранда.

– Но…

Ольга перебила его:

– Не устраивай сцены – папа так решил, а это его дом.

Тони заметила, как вспыхнули от ярости глаза Кита, но он быстро это подавил.

– Как угодно, – сказал он.

Он пытался создать впечатление, что ему это безразлично, но вспышка в глазах говорила о другом, и Тони подумала: что-то он затеял, отчего так хотел спать сегодня не в главном доме.

Она проскользнула в кабинет Стэнли. И в памяти сразу возникло то, как Стэнли обнял ее. Ничего физически более близкого к соитию между ними не будет, подумала она. И вытерла глаза рукавом.

Ее блокнот и сумка лежали на старинном столе Стэнли – там, где она их оставила. Тони сунула блокнот в сумку, перебросила ремень через плечо и вышла в холл. Заглянув на кухню, она увидела, что Стэнли что-то говорит поварихе, и помахала ему. Он прервал разговор и подошел к ней.

– Тони, спасибо за все.

– Счастливого Рождества.

– Вам тоже.

И она быстро вышла из дома.

На улице Кит открывал багажник своей машины. Бросив туда взгляд, Тони увидела пару серых коробок – какое-то компьютерное оборудование. Кит был специалистом по компьютерам, но зачем ему понадобилось привозить это на Рождество в отцовский дом?

Она надеялась пройти мимо молча, но когда открывала дверцу своей машины, Кит поднял глаза и встретился с ней взглядом.

– Счастливого Рождества, Кит, – сказала из вежливости Тони.

Он вытащил из багажника небольшой чемоданчик и захлопнул крышку.

– Пошла к черту, сука, – процедил он и вошел в дом.

14.00

Крейг был в восторге от того, что снова видит Софи. Она вскружила ему голову на дне рождения его матери. Она была прехорошенькая – черноглазая, черноволосая и, хотя маленькая и худенькая, уже вполне сформировавшаяся, но не лицо ее и фигура околдовали Крейга, а ее отношение к нему. Она ни во что его не ставила, и это привлекло его. Ничто не произвело на нее впечатления: ни «феррари» дедушки, ни достижения Крейга в футболе, – а он играл в юношеской национальной команде Шотландии, – ни то, что его мать была королевским адвокатом. Софи носила то, что ей нравилось, не обращала внимания на надписи «Не курить», и если кто-то ей докучал, она могла повернуться и отойти, не дослушав конца фразы. На дне рождения она спорила с отцом по поводу того, что хочет проделать дырку в пупке, а он это категорически запрещал – и вот теперь она ходила с пирсингом.

Из-за всего этого с ней трудно было ладить. Водя ее по Стипфоллу, Крейг обнаружил, что ей ничто не нравится. Казалось, ценила она только молчание. Во всех других случаях она коротко бросала: «Нелепо», или «Тупо», или «Вот страсть». Но она не уходила от него, поэтому Крейг знал, что ей с ним не скучно.

Крейг повел ее в сарай. Это было самое старое строение, сооруженное в восемнадцатом веке. Дедушка провел туда отопление, освещение и водопровод, но постройка осталась в первоначальном виде. На первом этаже были сооружены бильярдная, настольный футбол и стоял большой телевизор.

– Тут можно славно провести время, – сказал Крейг.

– Клёво, – сказала она. Это была, пожалуй, самая высокая оценка, какую она за все время дала. – А это что такое? – спросила она, указывая на помост.

– Сцена.

– Зачем вам нужна сцена?

– Моя мама и тетя Миранда разыгрывали здесь пьесы, когда были совсем молодыми. Однажды они даже поставили «Антония и Клеопатру» с четырьмя действующими лицами.

– Странно.

Крейг указал на две раскладушки.

– Мы с Томом тут спим, – сказал он. – Полезли наверх, я покажу тебе твою спальню.

Лестница вела на сеновал. Стены рядом не было, поэтому лестница была снабжена перилами. Две кровати были аккуратно застелены. Единственными предметами обстановки были вешалка для одежды и туалетик с зеркалом. На полу стоял открытый чемодан Каролины.

– Не очень-то уединенно, – сказала Софи.

Крейг это и сам отметил. То, как их устроили на ночь, показалось ему многообещающим. Рядом, конечно, будут его старшая сестра Каролина и младший двоюродный брат Том, тем не менее у него было смутное волнующее чувство, что многое может произойти.

– А вот тут, – и он раскрыл старую ширму гармошкой, – можешь раздеться, если ты стеснительная.

Черные глаза вспыхнули от возмущения.

– Никакая я не стеснительная, – сказала она таким тоном, словно ее оскорбили.

Эта вспышка странно возбудила его.

– Я ведь только предложил, – сказал он. И сел на одну из кроватей. – А они удобные – лучше наших раскладушек.

Софи передернула плечами.

А Крейг представил себе, как она села бы на кровать рядом с ним. И по одной версии – толкнула бы его к стенке, делая вид, будто хочет с ним побороться, и эта борьба окончилась бы поцелуем. По другой версии – взяла бы его за руку и сказала, как много для нее значит их дружба, а потом поцеловала бы. Но сейчас, в реальной жизни, она не хотела ни поиграть с ним, ни проявить какие-либо чувства. Она отвернулась и с явным неудовольствием оглядела сеновал, и он понял, что ни о каких поцелуях она не думает. Она тихонько запела: «Я мечтаю о снежном Рождестве».

– Ванная внизу, за сценой. Ванны там нет, но душ работает.

– Какая роскошь. – Она поднялась с кровати и стала спускаться по лестнице, продолжая напевать непристойный вариант классической рождественской песни Бинга Кросби.

«Ну мы ведь пробыли вместе всего пару часов, – подумал Крейг, – а у меня впереди целых пять дней, чтобы завоевать ее».

Он спустился следом за ней. Можно показать Софи еще кое-что, что могло бы заинтересовать ее.

– Я хочу еще кое-что тебе показать. – И он повел ее на улицу. Они вышли на большой квадратный двор, со всех сторон окруженный строениями. Тут были: главный дом, гостевой коттедж, сарай, из которого они только что вышли, и гараж на три машины. Крейг повел Софи вокруг дома к главному входу, избегая заходить на кухню, где им могли дать какие-нибудь задания. Когда они вошли в дом, он заметил, что в черных волосах Софи блестят снежинки. Он остановился и уставился на нее как зачарованный.

– В чем дело? – спросила она.

– У тебя в волосах снег, – сказал он. – Это так красиво.

Она нетерпеливо затрясла головой, и снежинки исчезли.

– Чудной ты, – сказала она.

«О'кей, – подумал он, – значит, ты не любишь комплименты».

Он повел ее вверх по лестнице. Здесь, в старой части дома, были три маленькие спальни и одна старинная ванная. Комнаты папы были в пристройке. Крейг постучал в дверь – на случай, если дедушка там. Никто не откликнулся, и он вошел.

Он быстро прошел сквозь спальню, мимо большой двуспальной кровати, в гардеробную. Открыл дверцу шкафа и отодвинул ряд костюмов – в тонкую полоску и в клеточку, а также твиды, по большей части серые и синие. Он опустился на колени, протянул руку и провел по задней стене шкафа. Открылась квадратная панель в два фута высотой. Крейг пролез в нее.

Софи последовала за ним.

Крейг протянул руку назад, потянул на себя дверцу и закрыл вход. Пошарив в темноте, он нашел выключатель и включил свет – единственную лампочку без абажура, свисавшую с балки на потолке.

Они очутились на чердаке. Там стоял большой старый диван, из прорех в обшивке которого торчала вата. На полу возле дивана высилась гора заплесневелых фотоальбомов. А рядом – несколько картонок и металлических коробок из-под чая, в которых Крейг обнаружил, когда бывал здесь раньше, школьные записи матери, романы Энид Блайтон, надписанные детским почерком: «Эта книга принадлежит Миранде Оксенфорд девяти с половиной лет», и целое собрание уродливых пепельниц, чаш и ваз, должно быть, нежеланных подарков или неудачных покупок. Софи пробежала пальцами по струнам запыленной гитары – гитара была расстроена.

– Здесь ты можешь курить, – сказал Крейг.

Пустые коробки от сигарет с давно забытыми названиями – «Вудбайнз», «Плеейрс», «Синьор Сервис» навели его на мысль, что это было местом, где, по всей вероятности, его мать приобщилась к курению. Были тут и обертки от шоколадных батончиков – наверное, оставленные толстушкой тетей Мирандой. А журналы с такими названиями, как «Только для мужчин», «Игры в брюках» и «На грани законного» были, как он полагал, собраны дядей Китом.

Крейг надеялся, что Софи не заметит журналов, но они тотчас привлекли ее внимание. Она взяла один из них.

– Ого, да это ж порнография! – сказала она, неожиданно оживившись: такой оживленной она не была в течение всего утра. Она села на диван и принялась листать журнал.

Крейг отвернулся. Он уже просматривал все эти журналы, хотя и готов был это отрицать. Порнография – это для мальчишек и притом не для чтения в компании. А Софи читала «Сутенер» прямо при нем, внимательно всматриваясь в страницы, точно ей предстояло держать по ним экзамен.

Желая отвлечь ее, Крейг сказал:

– Вся часть этого дома, когда тут была ферма, была отведена под молочное хозяйство. Дедушка превратил доильню в кухню, но потолок в ней оказался слишком высоким, поэтому он проложил новый потолок и образовавшееся пространство использует как склад.

Софи ни на секунду даже не подняла от журнала глаз.

– Все эти женщины обриты! – произнесла она, вгоняя его в еще большее смущение. – Страшновато.

– Отсюда можно заглянуть на кухню, – продолжал свой рассказ он. – Вот тут, где испарения от плиты проникают сквозь потолок.

Крейг лег на пол и заглянул в просвет между досками и металлическим каркасом. Ему видна была вся кухня: дверь в холл в дальнем конце, длинный сосновый стол, шкафы по обе его стороны, боковые двери, ведущие в столовую и в прачечную, в этом конце – большая плита и двери по обе ее стороны: одна вела в большой чулан, а другая – в коридорчик, где хранятся сапоги, и дальше – к боковому входу. Большинство членов семьи сидели за столом. Сестра Крейга Каролина кормила своих крыс, Миранда разливала вино, Нед читал «Гардиан», Лори отваривала целого лосося в длинной посудине для рыбы.

– По-моему, тетя Миранда решила напиться, – произнес Крейг.

Это вызвало интерес у Софи. Она отшвырнула журнал и легла рядом с Крейгом.

– А они не могут нас видеть? – тихо спросила она.

Она смотрела в щель, а Крейг изучал ее. Она заправила волосы за уши. Кожа на щеке казалась невероятно нежной.

– А ты попробуй посмотреть, когда в следующий раз будешь на кухне, – сказал он. – В потолке есть лампочка как раз за щелью, так что трудно что-либо рассмотреть, даже если знать о существовании отверстия.

– Значит, никто вроде не знает, что ты тут?

– Ну, все знают, что у нас есть чердак. И следи за Нелли. Стоит тебе шевельнуться, она сразу поднимет голову и наклонит ее, прислушиваясь. Вот она знает, что ты тут, и всякий, наблюдающий за ней, может это понять.

– Все равно это клёво. Посмотри на моего отца. Он делает вид, будто читает, а сам то и дело поглядывает на Миранду. Точно. – Софи перевернулась на бок, оперлась на локоть и вытащила из кармана джинсов пачку сигарет. – Не хочешь курнуть?

Крейг отрицательно покачал головой:

– Нельзя курить, если всерьез занимаешься футболом.

– Как можно серьезно заниматься футболом? Это же игра!

– Спорт куда интереснее, если хорошо играть.

– Угу, ты прав. – Она выдохнула дым. А он смотрел на ее губы. – Наверное, поэтому я не люблю спорт. У меня сводит мускулы.

Крейг понимал, что преодолел какой-то барьер. Наконец-то она с ним заговорила. И говорила вполне разумно.

– А в чем ты отличаешься? – спросил он.

– Да почти ни в чем.

Немного помедлив, он выпалил:

– Как-то раз на вечеринке одна девчонка сказала мне, что я хорошо целуюсь. – И задержал дыхание. Нужно же было разбить лед, но не слишком ли рано?

– Вот как? – Она, казалось, заинтересовалась чисто академически. – Что же такого ты делаешь?

– Могу тебе показать.

По лицу ее пробежал панический страх.

– Ни в коем разе!

Она подняла руку, словно отстраняясь, хотя он даже не шевельнулся.

Крейг понял, что поддался импульсу. Он готов был ударить себя за это.

– Не волнуйся, – сказал он, скрывая за улыбкой разочарование. – Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь, обещаю.

– Дело просто в том, что у меня есть приятель.

– А-а, понятно.

– Да. Только никому не говори.

– И кто он?

– Мой приятель? Он студент. – Она отвела взгляд и сощурилась от дыма сигареты.

– Университета Глазго?

– Да, ему девятнадцать лет. Он думает, что мне семнадцать.

Крейг не был уверен, можно ли ей верить.

– А что он изучает?

– Не все ли равно? Какую-то нудоту. По-моему, закон.

Крейг снова посмотрел в щель. Лори посыпала мелко нарезанной петрушкой картошку в кастрюле, от которой шел пар. Внезапно он почувствовал, что голоден.

– Ленч готов, – сказал он. – Я покажу тебе другую дорогу отсюда.

Он прошел в конец чердака и открыл большую дверь. Узкая лесенка свисала на пятнадцать футов до земли. Над дверью снаружи был установлен подъемник – это на нем подняли сюда диван и коробки из-под чая. Софи сказала:

– Не могу же я прыгнуть отсюда.

– Да и не нужно. – Крейг смахнул руками снег со ступенек, затем спустился по лестнице и сошел на крышу пристройки над коридорчиком, где лежат сапоги. – Это легко.

Софи явно со страхом последовала за ним. Когда она добралась до последней ступеньки, Крейг подал ей руку. Она изо всей силы вцепилась в нее. Он помог ей спуститься на крышу пристройки.

Затем поднялся по лесенке, чтобы закрыть большую дверь, и вернулся к Софи. Они осторожно спустились по скользкой крыше. Крейг лег на край, уцепился за него руками и соскочил на землю.

Софи последовала за ним. Когда она легла на крышу, свесив через край ноги, Крейг обеими руками обхватил ее за талию и спустил вниз. Она была такая легонькая.

– Спасибо, – сказала она и посмотрела на него с победоносным видом, словно успешно преодолела тяжелое испытание.

«Не так это было и трудно, – подумал Крейг, когда они вошли в дом. – Пожалуй, она не настолько уверена в себе – только вид делает».

15.00

«Кремль» выглядел очень красиво. Снег покрывал его горгульи и кружева, рамы дверей и подоконники окон, прочерчивая белым викторианский орнамент. Тони остановила машину и вошла в дом. Там царила тишина. Большинство сотрудников уехали домой из опасения застрять в снегу, – впрочем, людям не требовалось оправдания, чтобы уйти пораньше в рождественскую ночь.

Тони страдала, ей было больно. Она пережила эмоциональную травму. Но мысли о любви надо было выкинуть из головы. Возможно, потом, когда она будет лежать одна в постели, она переберет в памяти все, что сказал и сделал Стэнли, но сейчас ее ждала работа.

Она добилась успеха – поэтому-то Стэнли и обнял ее, но ее все равно не покидала тревога. В голове звучали слова Стэнли: «Если потеряем еще одного кролика, окажемся в беде». Это было действительно так. Произойди еще подобный случай, и все возникнет вновь, оживет, только будет в десять раз хуже. Никакие усилия отдела по связи с общественностью не смогут удержать на месте крышку и не выпустить пар. Она сказала ему: «Никаких нарушений правил безопасности в лаборатории больше не будет. Уж я об этом позабочусь». И теперь она должна оправдать свои слова.

Тони прошла в свой кабинет. Теперь единственная угроза исходила от борцов за права животных. Смерть Майкла Росса могла побудить других попытаться «вызволить» животных из лаборатории. Вдруг Майкл работал с борцами за права животных, у которых был другой план? Он мог даже передать им внутреннюю информацию, с помощью которой они сумели бы прорвать кольцо охраны «Кремля».

Тони позвонила в районное полицейское управление Инверберна и попросила к телефону детектива Фрэнка Хэккетта.

– Сумела выбраться из беды, да? – сказал он. – Чертовски повезло. Тебя бы следовало распять.

– Мы сказали правду, Фрэнк. Честность – лучшая политика, ты же знаешь.

– Но мне ты правду не сказала. Хомяк по имени Пушистик! Из-за тебя я выглядел идиотом.

– Признаю, это было не великодушно. Но ты не должен был рассказывать все Карлу. Будем считать, что мы квиты?

– Что тебе от меня нужно?

– Как ты думаешь, кто-нибудь еще замешан в этой краже кролика, которую совершил Майкл Росс?

– У меня нет на этот счет мнения.

– Я дала тебе его адресную книгу. Я полагаю, ты проверил его контакты. Как насчет людей из общества «Свободу животным», например, – это мирные участники демонстраций протеста, или они могут совершить что-то опасное?

– Мое расследование еще не закончено.

– Да перестань, Фрэнк, мне просто нужен совет. Следует мне волноваться, так как может произойти еще один такой случай?

– Боюсь, я не могу тебе помочь.

– Фрэнк, мы же когда-то любили друг друга. Мы жили вместе восемь лет. Неужели теперь между нами должно быть такое?

– Ты что, пользуешься нашими отношениями в прошлом, чтобы уговорить меня дать тебе конфиденциальную информацию?

– Нет. К черту информацию. Я могу получить ее и из других источников. Я просто не хочу, чтобы человек, которого я в свое время любила, относился ко мне как к врагу. Или есть такой закон, который гласит, что мы не можем хорошо относиться друг к другу?

Послышался щелчок, и в трубке загудело. Фрэнк повесил трубку.

Она вздохнула. Неужели он никогда не изменится? Хоть бы завел себе подругу. Это могло бы умиротворить его.

Тони позвонила Одетте Кресси, своей приятельнице из Скотланд-Ярда.

– Я видела тебя в новостях, – сказала Одетта.

– Как я выглядела?

– Авторитетно. – Одетта хихикнула. – Как женщина, которая никогда не пойдет в ночной клуб в прозрачном платье. Но я-то тебя знаю.

– Только никому не говори правды.

– Так или иначе твоя история с Мадобой-два вроде не имеет никакого отношения к… моей сфере интересов. – Она имела в виду терроризм.

– Отлично, – сказала Тони. – Но скажи мне… говоря чисто теоретически.

– Конечно.

– Террористы могут сравнительно легко добыть вирус вроде Эбола, явившись в больницу где-нибудь в Центральной Африке, где вся охрана состоит из девятнадцатилетнего полицейского, который сидит, развалясь, в вестибюле и покуривает. В таком случае зачем им браться за такое чрезвычайно трудное дело – грабить лабораторию с высокой степенью охраны?