Текст книги "Столпы Земли"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Поднявшись по ступенькам, он вошел в зал, который был полон людей, но графа среди них не было. В дальнем левом углу виднелась лестница, ведшая наверх, а около нее сидели пятнадцать или двадцать рыцарей и воинов, которые тихими голосами переговаривались между собой. Это было необычно, так как рыцари и воины представляли разные общественные сословия. Рыцари принадлежали к землевладельцам, жившим за счет доходов, получаемых от сдачи в аренду земли, в то время как воинам платили деньги за службу. Эти люди сближались только тогда, когда в воздухе начинало пахнуть войной.

Уильям узнал некоторых из присутствующих: там были Жильбер Кэтфейс, старый суровый вояка со старомодной бородой и длиннющими бакенбардами, еще крепкий, хотя ему уже было за сорок; Ральф из Лайма, любитель принарядиться, сегодня на нем был голубой плащ с красной шелковой подкладкой; Джек Фитц Гильом, уже рыцарь, хотя едва ли старше Уильяма, и некоторые другие, чьи лица казались знакомыми. Уильям кивнул в их сторону, но они не обратили на него особого внимания – его знали, но он был слишком молод, чтобы придавать ему значение.

Он повернулся и, посмотрев в другую сторону, увидел Алину.

Сегодня она была совсем другой. Вчера в соборе на ней была одежда из шелковых, шерстяных и льняных тканей, ее украшали кольца и ленты, на ногах – остроносые ботиночки. Сегодня она была одета в короткую тунику, какие обычно носят крестьянки или дети, ноги босые. Алина сидела на скамье, сосредоточившись над игральной доской, на которой лежали разноцветные фишки. Приподняв тунику, она положила ногу на ногу, открыв свои колени, затем, нахмурившись, сморщила носик. Вчера Алина была ужасно важная, сегодня же она превратилась в беззащитного ребенка, и оттого Уильям находил ее еще более привлекательной. Неожиданно он почувствовал себя уязвленным, что это дитя смогло причинить ему столько неприятностей, и он мучительно искал возможность продемонстрировать ей свое превосходство. Это было чувство, похожее на страсть.

Она играла с пареньком, который был года на три младше ее. Он выглядел беспокойным и непоседливым – игра ему не нравилась. Уильям заметил, что у игравших было семейное сходство. И действительно, этот мальчишка был похож на ту Алину, какую с детства помнил Уильям, с курносым носом и коротко остриженными волосами. Очевидно, это был ее младший брат Ричард, графский наследник.

Уильям подошел поближе. Ричард мельком взглянул на него и снова уставился на доску. Алина была вся в игре. Доска, за которой они играли, по форме напоминала крест и была разделена на квадраты разных цветов. Фишки были изготовлены из слоновой кости – черные и белые. Эта игра, похоже, была разновидностью игры в «девять камешков» и, возможно, привезена из Нормандии отцом в подарок детям. Но Уильяма больше интересовала Алина. Когда она склонилась над доской, ворот ее туники оттопырился и он увидел ее груди. Они были именно такими большими, какими он их и представлял. У него пересохло во рту.

Ричард сделал ход.

– Нет, – сказала Алина, – так нельзя.

– Почему нельзя? – разозлился мальчишка.

– Потому что так не по правилам, глупый.

– А мне наплевать на правила, – капризно заявил Ричард.

– Ты должен соблюдать правила! – вспыхнула Алина.

– Почему это я должен?

– Должен, потому что должен!

– А я не хочу, – сказал он и смахнул доску на пол. Фишки полетели в разные стороны.

Рванувшись с быстротой молнии, Алина влепила ему пощечину. Он вскрикнул. Его гордость была уязвлена столь же сильно, сколь жарко горела его щека.

– Ты... – Он подбирал слова. – Ты чертова потаскуха, – заорал он и, повернувшись, бросился прочь, но не успел пробежать и трех шагов, как врезался в Уильяма.

Тот одной рукой подхватил его и приподнял.

– Смотри, чтобы священник не услышал, какими словами ты называешь свою сестру.

– Больно! – завизжал извивающийся Ричард. – Отпусти!

Уильям еще некоторое время подержал его на весу. Ричард перестал сопротивляться и расплакался. Уильям опустил его на пол, и он убежал, обливаясь слезами.

Алина, широко раскрыв глаза, смотрела на Уильяма – игра забыта, морщинки удивления пролегли по лбу.

– Почему ты здесь? – Ее голос был тихий и ровный, голос умудренного жизнью человека.

Уильям уселся на скамью, чувствуя удовлетворение оттого, что он так по-хозяйски разделался с Ричардом.

– Пришел повидать тебя, – сказал он.

Ее лицо выражало недоверие.

– Зачем?

Уильям устроился так, чтобы можно было наблюдать за лестницей. Он увидел спускающегося в зал человека лет за сорок, одетого как старший слуга – круглая шапочка, короткая туника из дорогой ткани. Слуга сделал кому-то знак рукой, и рыцарь, а за ним воин пошли наверх. Уильям снова взглянул на Алину:

– Я хочу поговорить с тобой.

– О чем?

– О нас с тобой. – Через ее плечо он увидел, что слуга приближается к ним. В походке этого мужчины было что-то женское. В одной руке он держал конической формы кусок сахара грязно-коричневого цвета, в другой – какой-то скрученный корень, похожий на имбирь. Без сомнения, это был управляющий, который только что сходил за драгоценными приправами, хранившимися в графских покоях в закрывающемся шкафу, и теперь нес их повару: сахар, чтобы, по всей вероятности, подсластить пирог из диких яблок, а имбирь, чтобы придать аромат миногам.

Алина проследила за взглядом Уильяма.

– А, Мэттью, привет.

Управляющий улыбнулся и отколол для нее кусочек сахара. Уильям видел, что Мэттью просто обожал свою госпожу. Должно быть, что-то в ее поведении насторожило его, улыбка исчезла, он нахмурил брови и мягким голосом спросил:

– Все в порядке?

– Да, благодарю.

Мэттью взглянул на Уильяма, и на его лице отразилось удивление.

– Молодой Уильям Хамлей, не так ли?

Уильям был смущен тем, что слуга его узнал, но иначе и быть не могло.

– Прибереги свой сахар детям, – проворчал он, хотя сахара ему никто и не предлагал. – Это не для меня.

– Хорошо, господин. – Взгляд Мэттью говорил, что он не собирается связываться с сынками местных дворянчиков. Он повернулся к Алине: – Твой отец привез чудесного шелка. Потом покажу.

– Спасибо, – кивнула она.

Мэттью ушел.

– Женоподобный дурак, – зло сказал Уильям.

– Почему ты был с ним так груб?

– Я не позволяю слугам называть меня «молодой Уильям». – Он с досадой понял, что это было не лучшим началом беседы с дамой, которую он намеревался уговорить стать его женой. Надо быть обаятельным. Он улыбнулся и сказал: – Если бы ты была моей женой, слуги называли бы тебя «леди».

– Ты пришел сюда, чтобы говорить о женитьбе? – проговорила Алина, и Уильям заметил, что в ее голосе прозвучала скептическая нотка.

– Ты ведь не знаешь меня, – возразил он, повысив голос и с отчаянием сознавая, что не может спокойно вести беседу. Уильям собирался сначала немножко непринужденно поболтать, а уж затем приступить к главному, но она оказалась настолько пряма и откровенна, что он был вынужден сразу выложить причину своего прихода. – У тебя сложилось неверное представление обо мне. Уж не знаю, что я такого сделал во время нашей прошлой встречи, что ты так невзлюбила меня, но, какие бы ни были причины, твои выводы слишком поспешны.

Глядя в сторону, Алина обдумывала свой ответ. Уильям увидел, как позади нее в зале показались спустившиеся из графских покоев рыцарь с воином, которые с озадаченным видом поспешили к выходу. Через минуту вниз сошел одетый в церковные одежды человек – очевидно, секретарь графа – и кого-то поманил. Два рыцаря, поднявшись, пошли наверх. Одним из них был Ральф из Лайма, полыхавший алой подкладкой своего плаща, другим – человек постарше, лысый. Было ясно, что ожидавшие в зале были приглашены на аудиенцию к графу. Но зачем?

– И это теперь? – говорила Алина. Она старалась сдержать себя. Возможно, ее переполнял гнев, но у Уильяма было мерзкое ощущение, что ее просто разбирал смех. – После всех этих неприятностей, и злобы, и скандала, когда наконец все начало успокаиваться, ты говоришь, что я совершила ошибку?

Уильям понял, что надеяться ему не на что.

– Ничего не начало успокаиваться – все об этом только и говорят, моя мать все еще в бешенстве, а отец вынужден появляться на людях, опустив голову! – яростно закричал он. – Для нас все осталось по-прежнему.

– Может, хватит о репутации семьи?

В ее голосе прозвучала угроза, но Уильям не придал этому значения. Он вдруг понял, зачем граф вызвал всех этих людей: рассылает гонцов с посланиями.

– О репутации семьи? – рассеянно переспросил он. – А, да.

– Я знаю, мне следовало подумать и о репутации, и о семейных связях, и о прочих вещах, – сказала Алина. – Но это не главное, когда речь идет о замужестве. – На мгновение она задумалась, затем решилась: – Может быть, стоит рассказать тебе о моей матери. Она ненавидела отца. Он вовсе не плохой человек, более того – он великий человек, и я люблю его, но он ужасно черствый и требовательный и никогда не понимал маму. По натуре она была веселой и беззаботной, любила посмеяться, поболтать, послушать музыку, а он сделал ее несчастной. – Уильяму показалось, что на глаза у нее навернулись слезы, но мысли его были заняты графскими посланиями. – Поэтому она и умерла – просто потому, что он не позволил бы ей быть счастливой. Я знаю это. И отец тоже, как видно, знает. И он обещал, что никогда не выдаст меня замуж за нелюбимого человека. Теперь понимаешь?

«Эти послания – приказы, – размышлял Уильям. – Приказы дружкам и союзникам графа Бартоломео быть готовыми к битве. А гонцы – это свидетели».

Пристальный взгляд Алины заставил его встрепенуться.

– Замуж за нелюбимого человека? – повторил он ее последние слова. – А разве я не нравлюсь тебе?

В ее глазах вспыхнул гнев.

– Да ты не слушал меня! – возмущенно воскликнула она. – Ты такой эгоист, что и на минуту не способен проникнуться сочувствием к другому. Что ты делал, когда пришел сюда в прошлый раз? Ты только и болтал о собственной персоне и даже не задал мне ни единого вопроса!

Ее голос перешел в крик, и, когда она остановилась, Уильям заметил, что собравшиеся в зале прекратили разговоры и уставились на них. Он почувствовал себя неловко.

– Не так громко, – произнесен.

– Ты хочешь знать, почему я не люблю тебя? – продолжала она, не обращая внимания на его замечание. – Хорошо, я скажу. Я не люблю тебя, потому что ты грубый и невоспитанный. Я не люблю тебя, потому что ты даже читаешь с трудом. Я не люблю тебя, потому что тебя интересуют только твои собаки, твои лошади да твоя особа.

Жильбер Кэтфейс и Джек Фитц Гильом захохотали. Уильям почувствовал, как краснеет его лицо. Эти мужики были ничто, рыцари, и они смели смеяться над ним, сыном лорда Перси Хамлея. Он встал.

– Ну ладно, – отмахнулся он, пытаясь остановить Алину.

Но было уже поздно.

– Я не люблю тебя, потому что ты самовлюбленный, угрюмый и тупой! – вопила она. Теперь уже смеялись все рыцари. – Я тебя не люблю. Я тебя презираю, ненавижу, и ты мне просто противен. Вот поэтому я не выйду за тебя замуж никогда!

Рыцари наградили ее одобрительными возгласами и хлопками. Уильям весь сжался. Их смех заставил его почувствовать себя маленьким, слабым и беспомощным, как в детстве, когда он вечно всего пугался. Он повернулся и, стараясь справиться с выражением лица, чтобы скрыть свои чувства, под становившийся все громче смех быстрым шагом пошел к выходу. Добравшись наконец до двери, он распахнул ее и, зацепившись ногой за порог, вывалился наружу. Он с грохотом захлопнул за собой дверь и помчался вниз по лестнице. Его душил стыд, и всю дорогу, пока он шел до ворот, в его ушах звенел их издевательский смех.

* * *

На расстоянии около мили от Ерлскастла дорогу на Ширинг пересекал тракт. У этого перекрестка путник мог повернуть либо на север – в Глостер и к уэльсской границе, либо на юг – в Винчестер и к побережью. Уильям и Уолтер повернули на юг.

Обида Уильяма вылилась в ярость. Он был слишком взбешен для того, чтобы разговаривать. Ему хотелось ударить Алину, а всех этих рыцарей просто прикончить. С каким удовольствием он вогнал бы свой меч в каждый смеющийся рот, а потом бы еще и протолкнул – дальше, в глотку! В голове его уже созрел план, как отомстить за себя хотя бы одному из них. И если получится, он еще и добудет требуемое доказательство. Эта надежда дала ему некоторое утешение.

Прежде всего надо схватить графского гонца. Когда дорога пошла лесом, Уильям спешился и повел коня на поводу. Уолтер молча ехал следом, не решаясь заговорить. Дорога сузилась, и Уильям остановился. Он повернулся к Уолтеру.

– Кто лучше владеет ножом, ты или я?

– В ближнем бою сильнее я, – осторожно ответил слуга. – А вот метаешь точнее ты, милорд. – Когда у Уильяма было скверное настроение, все называли его милордом.

– Полагаю, ты сможешь сбить с ног несущегося коня? – продолжал Уильям.

– Если у меня будет хорошая крепкая жердь, то да.

– Тогда пойди и подбери небольшое дерево, выдерни его и обломай ветки. Вот и будет у тебя хорошая крепкая жердь.

Уолтер отправился выполнять приказание.

Уильям провел коней через заросли к небольшой полянке на приличном расстоянии от дороги и там привязал их, затем расседлал и запасся веревками и ремнями от сбруи – достаточной длины, чтобы хватило связать человека по рукам и ногам и еще осталось. Его план не был как следует продуман, но и времени для этого не было, так что оставалось надеяться на удачу.

На обратном пути к дороге он подобрал обломок ветви старого дуба, сухой и тяжелый, который можно будет использовать как дубину.

Уолтер уже ждал его, жердь была готова. Уильям указал место, где должен будет спрятаться слуга, за толстым стволом бука, что рос у дороги.

– Смотри не брось жердь раньше времени, а то конь перепрыгнет через нее, – предупредил он. – Но и не прозевай – если зацепишь за задние ноги, конь не свалится. Лучше всего попасть между передними ногами. И постарайся вогнать конец в землю – так надежнее.

– Мне уже случалось видеть, как это делается, – кивнул Уолтер.

Уильям вернулся ярдов на тридцать назад по дороге в сторону Ерлскастла. Его задачей будет заставить коня понести, чтобы он уже не смог увернуться от жерди Уолтера. Притаившись у самого края леса, он присел и стал ждать. Рано или поздно один из гонцов графа Бартоломео должен здесь проехать. Уильям надеялся, что ждать придется недолго. Он тревожился, сработает ли его план, и ему не терпелось побыстрее осуществить его.

«Когда эти рыцари смеялись надо мной, они и понятия не имели, что я за ними шпионил, – подумал он с некоторым удовлетворением. – Но очень скоро один из них поймет это. И тогда он горько пожалеет, что смеялся, вместо того чтобы упасть на колени и целовать мне ноги. Он будет рыдать, и просить, и умолять, чтобы я простил его, а я буду делать ему все больнее и больнее».

Но не только мысль о расправе утешала его. Если задуманное получится, это может в конечном счете привести к падению графа Бартоломео и возвышению Хамлеев. Тогда уж те, кто хихикал по поводу несостоявшейся свадьбы, задрожат от страха, а кое-кому будет и похуже.

Крах Бартоломео станет одновременно и крахом Алины, что доставляло Уильяму особое удовольствие. Ей придется расстаться со своими чванливыми и высокомерными манерами, когда ее папашу вздернут как изменника. И если она так любит шелка и сахар, то, чтобы получить их, ей придется выйти замуж за Уильяма. Он вообразил ее – робкая и кающаяся, несущая ему из кухни горячий пирог, смотрящая на него снизу вверх своими огромными черными глазами, готовая услужить ему, надеющаяся на ласку, с чуть приоткрытым нежным ртом, просящим поцелуев...

Полет его фантазии был прерван топотом копыт, ударявшихся о скованную зимними холодами дорожную грязь. Он вытащил нож и взвесил его в руке, чтобы получше приноровиться к тяжести и пропорциям клинка. Острие было заточено с обеих сторон, дабы легко входило в плоть. Уильям встал, прижался спиной к дереву, за которым прятался, и, держа нож за лезвие, чуть дыша, стал ждать. Его нервы были напряжены. Он боялся, что может промахнуться, или конь устоит на ногах, или всадник удачным ударом убьет Уолтера и ему придется драться в одиночку...

В приближавшемся топоте копыт что-то все больше настораживало Уильяма. Он увидел, как, озабоченно нахмурив брови, смотрит на него Уолтер – он тоже уже услышал. И тут Уильям понял, в чем дело. Конь был не один. Надо быстро принять решение. Нападать на двоих? Тогда это будет похоже на честный бой. Он решил пропустить их и дождаться одинокого гонца. Жаль, конечно, но в этой ситуации разумнее поступить именно так. Жестом он сделал Уолтеру знак сматываться. Тот кивнул и исчез в зарослях.

Через мгновение показались два всадника. Уильям увидел, как вспыхивает огненно-красный шелк – Ральф из Лайма, а за ним его лысый товарищ. Они рысью прошли милю и скрылись из виду.

Напряжение спало, и Уильям был рад получить подтверждение своему предположению, что граф действительно рассылает этих людей с определенной миссией. Однако его беспокоило, не посылает ли их Бартоломео парами. Это было бы вполне естественной предосторожностью. Обычно люди для большей безопасности старались путешествовать группами. Но, с другой стороны, Бартоломео нужно отправить очень много писем, а количество людей, имеющихся в его распоряжении, ограничено, так что ему может показаться излишней роскошью использовать двух рыцарей для доставки одного письма. Более того, рыцари – люди отчаянные, и определенно они способны дать разбойникам жестокий бой, от которого, правда, будет не много проку, ибо красть-то у рыцарей особенно нечего, если не считать меча, который не так просто продать без лишних расспросов, да коня, которого скорее всего покалечат во время нападения. Пожалуй, в лесу рыцарь мог чувствовать себя в большей безопасности, чем кто-либо другой.

Уильям рукояткой кинжала почесал затылок. И так и так может случиться.

Он снова сел и стал ждать. Лес стоял безмолвный. Выглянуло слабое зимнее солнце, пробиваясь своими дрожащими лучами сквозь густые кроны, и опять спряталось. Желудок Уильяма напомнил ему, что время обеда уже прошло. Совсем рядом дорогу перебежал олень, не подозревающий, что за ним наблюдает голодный человек. Уильям начинал терять терпение.

Если в следующий раз гонцы тоже будут вдвоем, решил Уильям, придется на них напасть. Рискованно, но его преимущество было во внезапности, и еще у него был Уолтер, который в драке просто дьявол. А кроме того, возможно, это будет его последний шанс. Он понимал, что его могут убить, и боялся, но это лучше, чем жить в постоянном унижении. В конце концов, умереть в бою – достойный конец.

Но лучше всего, думал Уильям, если бы появилась Алина, в полном одиночестве, верхом на белой лошади. Уж она бы у них грохнулась и – руки-ноги в синяках – покатилась в ежевику. Колючки до крови разодрали бы ее нежную кожу, а Уильям бы набросился на нее и прижал к земле. Ох уж и поиздевался бы он над ней.

Он забавлялся тем, что в подробностях воображал все ее раны, представлял, как будет вздыматься ее грудь, когда он будет сидеть на ней, и какой непередаваемый ужас застынет на ее лице, когда она поймет, что находится в полной его власти... Но тут он снова услышал топот копыт.

И на этот раз это был только один конь.

Уильям выпрямился, достал нож, прислонился к дереву и прислушался.

Это был добрый, быстроногий конь, не боевой, правда, но, очевидно, вполне приличный рысак. Он нес на себе умеренный вес, должно быть, на всаднике не было доспехов, и приближался ровной, размеренной рысью. Уильям взглянул на Уолтера и кивнул: вот он, свидетель. Затем он поднял правую руку, в которой держал за лезвие нож.

Вдали заржал конь Уильяма.

Несмотря на легкую дробь копыт приближавшегося коня, это ржание было отчетливо слышно в тихом лесу. Рысак замедлил свой бег. Всадник крикнул: «Тпру!» – и перевел его на шаг. Уильям, затаив дыхание, проклинал все на свете. Теперь гонец будет начеку, что сильно усложнит дело. Но было уже поздно, и Хамлею-младшему оставалось лишь пожалеть, что он не отвел своего коня подальше.

Рысак, на котором сидел графский посланник, шел шагом, и Уильям был не в состоянии определить, как велико было оставшееся между ними расстояние. Все получалось не так, как надо. Трудно было подавить искушение высунуться из-за дерева. Он напрягся и изо всех сил старался вслушаться. Внезапно совсем рядом раздался конский храп, а затем в ярде от того места, где стоял Уильям, появился и сам конь. Заметив незнакомого человека, животное отпрянуло, а его хозяин удивленно вскрикнул.

Уильям выругался. Он тотчас понял, что конь может с испугу понести не в ту сторону. Он нырнул обратно и, обойдя дерево, выскочил с другой стороны, сзади коня, с занесенной для броска рукой. Он мельком взглянул на бородатого всадника, который, нахмурив брови, натягивал поводья, – это был старый вояка Жильбер Кэтфейс. Уильям метнул нож.

Бросок получился отменный. Острие ножа вонзилось в крестец животного и на дюйм, а то и глубже вошло в мякоть. Конь подскочил и, прежде чем Жильбер успел среагировать, рванулся бешеным галопом прямо в направлении засады Уолтера.

Уильям побежал следом. В мгновение ока конь пролетел расстояние до того места, где засел слуга. Жильбер даже не пытался сдержать своего рысака – он изо всех сил старался удержаться в седле. Они поравнялись с Уолтером. «Ну же, Уолтер, давай!» – подумал Уильям.

Уолтер так здорово рассчитал свои действия, что Уильям фактически даже не заметил вылетевшую из-за дерева жердь. Он только увидел, как передние ноги коня подкосились, словно силы неожиданно оставили его. Затем задние и передние ноги перепутались, голова опустилась, зад приподнялся, и наконец бедное животное тяжело рухнуло.

Жильбер вылетел из седла. Бежавший за ним Уильям резко остановился подле лежавшего поперек дороги коня.

Приземлился Жильбер удачно. Он перевернулся через голову и встал на колени. Уильям испугался, что он может вскочить и убежать. Но в этот момент из зарослей выскочил Уолтер, который, бросившись вперед, накинулся на Жильбера сбоку и вместе с ним покатился по земле.

Однако очень быстро им удалось обрести равновесие, и вскоре, к своему ужасу, Уильям увидел, что в руке у хитрого Жильбера, встающего на ноги, блеснул клинок. Он перепрыгнул через лежащего коня и, когда Жильбер уже поднял свой кинжал, что было сил ударил его дубиной. Удар пришелся по голове.

Жильбер зашатался, но на ногах устоял. Проклиная стойкость своего противника, Уильям замахнулся для очередного удара, но Жильбер опередил его и успел сделать выпад. Уильям был одет для визита, а не для боя, поэтому отточенное лезвие кинжала без труда рассекло тонкую ткань его шерстяного плаща, и лишь благодаря тому, что он резко отскочил назад, кожа его осталась невредимой. Жильбер продолжал наступать, заставляя Уильяма пятиться и не давая ему взмахнуть дубиной. Яростно орудуя клинком, Жильбер все наседал. Уильям уже не на шутку испугался за свою жизнь, но тут сзади к Жильберу подбежал Уолтер и сбил его с ног.

Уильям с облегчением перевел дух. В какой-то момент он понял, что жизнь его висела на волоске, и теперь благодарил Бога, что тот ниспослал ему Уолтера.

Жильбер сделал отчаянную попытку встать, но Уолтер ударил его по лицу, а подоспевший Уильям пару раз огрел – для пущей уверенности – дубиной. После этого Жильбер наконец затих.

Они перевернули его на живот, и Уолтер сел несчастному на голову, а Уильям связал ему за спиной руки. Затем Уильям стянул с Жильбера высокие черные сапоги и обмотал его щиколотки крепким кожаным ремнем от сбруи.

Он встал и, глядя на Уолтера, осклабился. Тот улыбнулся в ответ. Теперь, когда этот старый хитрый вояка был связан по рукам и ногам, можно было облегченно вздохнуть.

Следующий шаг – заставить Жильбера признаться.

Он начал приходить в себя. Уолтер перевернул его на спину. Когда Жильбер увидел Уильяма, на его лице сначала отразилось то, что он узнал молодого Хамлея, затем удивление, затем испуг. Уильям был доволен. «Жильбер уже жалеет, что смеялся надо мной, – подумал он. – Скоро он будет жалеть об этом еще сильнее».

Конь Жильбера уже поднялся. Он отбежал на несколько ярдов, но остановился и оглянулся, тяжело дыша и вздрагивая каждый раз, когда ветер шелестел листвой в кронах деревьев. Уолтер отправился его ловить, а Уильям подобрал свой нож, выпавший из тела раненого животного.

Но тут послышался топот копыт приближающихся всадников. Они могли появиться с минуты на минуту. Поэтому надо было как можно быстрее оттащить Жильбера в сторону и заставить его лежать смирно. Но никто так и не показался, и Уолтер без особых трудностей поймал коня.

Они положили пленника поперек спины его же коня и отвезли в глубь леса, где Уильям оставил своих собственных лошадей, которые заволновались, почуяв запах крови, сочившейся из раны коня Жильбера. Поэтому Уильям привязал его несколько поодаль.

Уильям огляделся вокруг, подыскивая подходящее для задуманного им дерево. Он остановил свой выбор на старом вязе, из которого на высоте восьми-девяти футов от земли росла крепкая ветвь.

– Вот на этом суку я хочу подвесить Жильбера, – сказал он Уолтеру.

Слуга расплылся в садистской улыбке.

– Что ты собираешься делать с ним, господин?

– Увидишь.

Обветренное лицо Жильбера побелело от страха. Уильям пропустил у него под мышками веревку, завязал ее за спиной и перебросил через ветку.

– Поднимай, – приказал он Уолтеру.

Уолтер схватил Жильбера, но тот стал извиваться и, вырвавшись, упал на землю. Тогда слуга подхватил дубину Уильяма и принялся колотить ею несчастного по голове, пока он не начал терять сознание, затем снова поднял его. Уильям подтянул свободный конец веревки, несколько раз перебросил его через ветвь и надежно закрепил. Уолтер отпустил Жильбера, и его слегка обмякшее тело повисло в ярде от земли.

– Принеси-ка дровишек, – сказал Уильям.

Они сложили дрова под ногами Жильбера, и Уильям, достав огниво, запалил их. Через несколько минут языки пламени начали подниматься. Жар заставил Жильбера очнуться.

Когда он понял, что происходит, то застонал от ужаса.

– Пожалуйста, – взмолился Жильбер. – Пожалуйста, отпусти меня. Прости, что я смеялся над тобой. Прошу тебя, смилуйся.

Уильям молчал. Стенания Жильбера тешили его самолюбие, но не этого он добивался.

Когда огонь начал обжигать босые пятки Жильбера, он, спасаясь от жара, подогнул колени. По его лицу струился пот. От тлеющей одежды потянуло паленым. Уильям решил, что пора приступать к допросу. Он заговорил:

– Зачем ты сегодня явился в замок?

Жильбер уставился на него широко открытыми глазами.

– Засвидетельствовать почтение графу. Разве это возбраняется?

– С какой это стати?

– Граф только что вернулся из Нормандии.

– И ты не получал приказа приехать?

– Нет.

«Может быть, это на самом деле так», – размышлял Уильям. Допрос пленного оказался не таким простым делом, как ему казалось. Он задумался.

– Что сказал тебе граф, когда ты появился в его покоях?

– Он поприветствовал меня и поблагодарил за мой визит.

Уильяму показалось, что глаза Жильбера подозрительно забегали.

– Что еще? – спросил он.

– Он поинтересовался, как моя семья, как имение.

– Больше ничего?

– Ничего. Почему тебя интересует, что он сказал?

– А говорил ли он что-нибудь о короле Стефане и королеве Мод?

– Ничего. Поверь мне!

Жильбер не мог больше держать колени поджатыми, и его ноги стали опускаться в разгорающийся костер. Но через секунду он взвыл от нестерпимой боли, и его тело забилось в конвульсиях, а колени мгновенно согнулись. Он решил, что сможет ослабить свои страдания, если будет раскачивать ноги туда-сюда. Однако каждый раз, когда ступни оказывались в пламени, из его груди вырывался крик.

Уильяма мучили сомнения: может быть, Жильбер все же говорит правду? Поди узнай. И вероятно, наступит момент, когда муки станут просто невыносимыми и, отчаявшись получить облегчение, этот старый вояка будет готов сказать все, что угодно. Поэтому очень важно, чтобы он не догадался, что от него хотят услышать. И кто бы мог подумать, что пытать людей – такое трудное занятие.

Он заставил себя говорить спокойно и даже непринужденно.

– Ну и куда же ты сейчас направляешься?

– Ну тебе-то что до этого? – завопил Жильбер от боли и досады.

– Так куда же?

– Домой.

Похоже, способность быстро соображать покидала его. Уильям знал, где он живет: отсюда на север. Жильбер ехал не в том направлении.

– Куда ты направляешься? – снова спросил Уильям.

– Что тебе от меня надо?

– Я знаю, что ты врешь, и хочу, чтобы ты сказал мне правду. – Уильям услышал, как Уолтер одобрительно хрюкнул, и подумал: «У меня начинает получаться». – Итак, куда ты направляешься? – в четвертый раз повторил он.

Жильбер был слишком измучен, чтобы продолжать раскачиваться. Завывая от боли, он остановился над костром и, спасаясь от огня, вновь поджал ноги. Но уже разгоревшееся пламя лизало его колени. Уильям почувствовал показавшийся знакомым запах, от которого его слегка замутило, и через минуту он понял, что это был запах жарящегося мяса. Волосы, покрывавшие ноги Жильбера, обгорели, кожа начала чернеть и трескаться, а выступивший жир с шипением капал в костер. Уильям как зачарованный смотрел на мучения своего пленника. Крики несчастного приводили его в блаженный трепет. Ему было так приятно ощущать власть над этим человеком. Это чем-то напоминало ему ощущение, которое он испытывал, когда подкарауливал в каком-нибудь укромном месте девушку и, повалив ее на землю, задирал ей юбку, зная, что никто не услышит ее крики и ничто уже не сможет остановить его.

Почти с сожалением он снова произнес:

– Куда ты направляешься?

– В Шерборн! – завизжал Жильбер.

– Зачем?

– Во имя Иисуса Христа, умоляю, сними меня. Я все тебе расскажу.

Уильям почуял близкую победу. Его сердце радостно забилось. Осталось только чуть-чуть поднажать. Он повернулся к Уолтеру:

– Убери-ка его ноги из огня.

Схватив Жильбера за тунику, Уолтер потянул в сторону так, чтобы языки пламени больше не доставали до его ног.

– Ну, – сказал Уильям.

– В Шерборне и его окрестностях у графа Бартоломео пятьдесят рыцарей, – начал Жильбер, давясь от рыданий. – Я должен собрать их и привести в Ерлскастл.

Уильям улыбнулся. Ему было лестно осознавать, что все его догадки в точности подтвердились.

– И что же граф намерен предпринять с этими рыцарями?

– Этого он не сказал.

– Пусть он еще немного поджарится, – сказал Уильям Уолтеру.

– Нет! – взвизгнул Жильбер. – Я все скажу!

Уолтер колебался.

– Только быстро, – предупредил Уильям.

– Они собираются воевать за королеву Мод, против Стефана, – выложил Жильбер.

Вот оно – доказательство! Уильям наслаждался своим успехом.