Текст книги "Спастись любовью(ЛП)"

Автор книги: Кэмерон Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Кэмерон Харт
Спастись любовью

Глава 1

Кассиан

Пот стекает по моему лбу, щиплет глаза, пока я продолжаю считать свои отжимания.

– Двести тридцать шесть, двести тридцать семь... – мой голос дрожит от напряжения, когда я опускаю свое тело на пол контролируемым образом, а затем на мгновение замираю, прежде чем снова поднять свое массивное тело ростом в шесть с половиной футов. – Двести тридцать восемь, – ворчу я.

Мои мышцы дрожат, пресс горит, а нижняя часть спины кричит мне остановиться, но я продолжаю.

Двести пятьдесят. Двести шестьдесят. Двести семьдесят пять…

– Блядь, – рычу я, падая на деревянный пол. Я переворачиваюсь на спину, делаю глубокий вдох, прежде чем вдохнуть побольше воздуха. Мои руки и ноги сводит судорога от напряженной тренировки, в то время как мышца, ранее известная как сердце, колотится о грудную клетку.

Выброс адреналина из-за того, что я доводил свое тело до крайнего предела, начинает спадать, забирая с собой и те крохи дофамина, которые в последнее время получает мой мозг. Я лежу на полу, весь в поту, и стараюсь держать глаза открытыми. Когда я закрываю их, все, что я вижу, – это взорвавшуюся гранату, которая навсегда изменила нашу жизнь.

Именно Уайлдеру пришла в голову безумная идея купить старый шахтерский городок здесь, в Дымчатых горах, и перестроить его под свой собственный дом. Это будет безопасное убежище от остального мира, пока мы будем залечивать раны, нанесенные войной. Я знаю, Уайлдер винит себя в том, что произошло за границей, но он обрел немного покоя с тех пор, как поселился со своей девушкой Ари.

Хаксли и я присоединились к Уайлдеру около месяца назад, и мы втроем усердно трудились, чтобы превратить это место в оазис, о котором мы мечтали, находясь буквально в окопах вместе. К тому времени, как мы с Хаксли приехали, снос был в основном закончен, поэтому мы сосредоточились на возведении новых зданий и ремонте немногих оставшихся устойчивых строений. Это одиночная, изнурительная работа, и это именно то, что мне сейчас нужно.

Эллиот скоро присоединится к нам, и, признаюсь, я волнуюсь из-за того, как это повлияет на Уайлдера. Наш коллега– армейский рейнджер – пострадал больше всех во время нашей последней миссии. В то время как мы втроем то тут, то там попадали под осколки, Эллиоту едва не оторвало ногу и он чуть не истек кровью.

Уайлдер с того дня испытывает огромное чувство вины, но это была не его вина. Да, он был лидером, но никто из нас не предвидел внезапного нападения. Мы не знали, что идем в ловушку…

Я кряхтя поднимаюсь с деревянного пола и направляюсь в душ. Когда я включаю воду и настраиваю температуру на обжигающе горячую, я вспоминаю все те дни, когда у нас не было возможности помыться, не говоря уже о такой роскоши, как горячая вода. Несмотря на то, что мы находимся в глуши, Уайлдер позаботился о том, чтобы у нас были все современные удобства. Горячая вода, электричество, а недавно и высокоскоростной спутниковый интернет. Я могу поблагодарить Ари за это, хотя еще не сделал этого. Я не умею ладить с людьми, не говоря уже о женщинах.

В детстве я всегда был немного неуклюжим и грубоватым, и жизнь на улице в подростковом возрасте этому не способствовала. Служба в армии дала мне направление и цель, а также систему подчинения. Я не привык к этому, но это помогло мне стать тем человеком, которым я являюсь сегодня.

Зайдя в душ, я застонал, когда обжигающая вода попала на мою кожу. Ожог приятен. По крайней мере, это физическая боль, которая пройдет, в отличие от тьмы, отравившей мой разум.

Постояв несколько минут под струей, я беру флакон с гелем для душа и намыливаюсь, энергично тру кожу, как будто могу каким-то образом стереть с лица все эти дурацкие сны и воспоминания, которые все еще посещают меня.

Я думаю о проектах, которые нам нужно завершить на стройплощадке, а также о множестве проектов, к которым мы еще даже не приступали. И это все в дополнение к работе над нашими домами и строительству этого города с нуля. Я не возражаю против тяжелого труда. На самом деле, это меня вполне устраивает. Отличная тренировка, и я готов делать буквально все, что угодно, только бы не сидеть наедине со своими мыслями.

Однако, прежде чем я продолжу работу над каким-либо проектом, мне нужно выяснить, кто шныряет по рабочей площадке. На днях у меня возникло подозрение, что мы не одни. Это внутреннее ощущение, нечто грубое и неоспоримое, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом. Я не люблю, когда за мной наблюдают. Еще меньше я люблю сюрпризы.

На следующий день я обнаружил пару изящных отпечатков обуви, слишком маленьких, чтобы принадлежать мне, Уайлдеру или Хаксли. Их женщины обычно не заходят на объект, если им не нужно что-то конкретное, и, насколько я знаю, прошло много времени с тех пор, как кто-то из них был там в последний раз. Следовательно, это незваный гость.

Я не уверен, что буду делать, когда поймаю этого маленького негодяя, но, по моим понятиям, незаконное проникновение на чужую территорию – серьезное правонарушение. Особенно здесь, в горах. За то короткое время, что нахожусь здесь, я понял, что жители гор – люди территориальные. Мне подходит.

Может быть, стоит хорошенько напугать их или накричать на них своим глубоким баритоном, и это поможет. Большинство людей трусливы, когда дело доходит до драки, и мне не помешало бы немного покричать для успокоения.

Ополоснувшись, я еще несколько секунд наслаждаюсь горячей водой, прежде чем выключить ее и вытереться полотенцем. Я натягиваю джинсы и футболку, затем засовываю ноги в рабочие ботинки, после чего хватаю куртку и направляюсь на рабочее место. Через несколько минут солнце сядет, а это значит, что наш маленький нарушитель границы вернется, чтобы нанести новый удар.

Как только я спускаюсь со своего крыльца, я оглядываюсь и вижу Хаксли с его девушкой Джордан. Они оба, э-э, немного отвлечены сеансом поцелуев, на который я случайно наткнулся. Отводя взгляд, я качаю головой и подавляю укол ревности.

Я не влюблен в Джордан или что-то в этом роде. Она кажется милой девушкой, которая всю свою жизнь была в изоляции, и Хаксли идеальный мужчина, который вытащил ее из ее раковины, заставил улыбаться и познавать мир.

Отлично.

Хорошо для них. Я рад за своих друзей. Уайлдера и Ари тоже. Ну, может, и не рад. Я не помню, когда в последний раз испытывал такие эмоции, да и вообще какие-либо эмоции, но это к делу не относится. Ревность в основном... Они нашли своего человека. Я думал, что мы вчетвером будем одиноки, даже если это и звучит как оксюморон. А потом двое моих друзей влюбились по уши в своих женщин, оставив меня здесь в роли третьего – пятого колеса? – пока не появится Эллиот.

Я не беспокоюсь о том, что Эллиот в ближайшее время найдет себе кого-нибудь, с кем сможет остепениться. Он еще более сварливый ублюдок, чем я, только вместо того, чтобы держать свою горечь взаперти, как это делаю я, он выплескивает ее наружу. Нужна будет особенная женщина, чтобы сгладить эти острые углы, и на данный момент я не вижу здесь множества вариантов.

Пока. Осознание того, что у Уайлдера и Хаксли появился новый приоритет и новая цель в жизни, заставляет меня чувствовать себя немного не в своей тарелке.

– Куда это ты собрался? – спрашивает Хаксли своим раскатистым голосом. Кажется, ему удалось отделить свой язык от языка Джордан на достаточное время, чтобы обратиться ко мне.

– На работу, – бурчу я.

– Немного поздновато начинать что-либо. Для тебя достаточно света?

Я отмахиваюсь от его беспокойства.

– Я ничего не начинаю. Пойду посмотреть, кто ночует в наших зданиях. Я знаю, что у нас есть поселенец.

Хаксли, кажется, собирается что-то сказать, но потом просто кивает и снова обращает свое внимание на Джордан, которая смотрит на него так, словно не может поверить, что она здесь, с любовью всей своей жизни.

Мое сердце растаяло бы, если бы оно у меня было.

Хмурясь про себя, я тащусь по проторенной дорожке, которая ведет от наших домиков к настоящему городу. Я в ужасном настроении, из-за чего мне почти стыдно за всех, с кем я встречаюсь сегодня вечером. Я не собираюсь ничего скрывать, так что им лучше быть готовыми к грубому предупреждению.

Глава 2

Блейкли

Мои бедра и икры горят от того, что я просидела на корточках за этим деревом последние пятнадцать минут, но для меня это самое безопасное место, чтобы подождать, пока расчистится строительная площадка, на которую я наткнулась несколько дней назад. Честно говоря, мои ноющие мышцы – ничто по сравнению с некоторыми царапинами и ушибами, которые я получила во время гонки по густому горному лесу посреди ночи.

Я закрываю глаза, вспоминая тот ужасный вечер. Большинство людей предпочли бы остаться в уютном отапливаемом домике, вместо того чтобы отправиться в лес в одной одежде. К сожалению, в данный момент для меня это был самый безопасный вариант.

Однако три дня спустя я начинаю пересматривать свое решение. О чем, черт возьми, я думала? Я прожила двадцать лет со своими тетей и дядей, так почему я не смогла продержаться до конца нашего «отпуска на выходные»?

Стыд и смущение охватывают меня, когда я вспоминаю разговор, который состоялся у меня с моей самой старой подругой Далилой прямо перед нашим отъездом. Она предупреждала меня, что отпуск может оказаться своего рода ловушкой, но я проигнорировала ее, решив жить в отрицании как можно дольше. Это продолжалось всего несколько дней, пока мы не добрались до хижины. И тогда…

Я качаю головой, пытаясь отогнать эти мысли. Сейчас это бесполезно. Я просто пытаюсь продержаться достаточно долго, чтобы обдумать свой следующий шаг.

Снова сосредоточившись на недавно отремонтированных зданиях и недостроенных сооружениях, я с облегчением вижу, что вокруг никого нет. Я в последний раз осматриваю окрестности в поисках своих тети и дяди, а также любого, кто может поймать меня и вышвырнуть со своей территории или, что еще хуже, вызвать полицию. С другой стороны, тюрьма сейчас звучит не так уж и плохо. Кровать с подушкой и одеялом? Трехразовое горячее питание? Не говоря уже о том, что мои тетя и дядя не доберутся до меня из-за запертой камеры…

Но нет. Я не хочу начинать следующую главу своей жизни взаперти в камере. Вот так я провела первые двадцать лет своей жизни. Следующие двадцать лет я собираюсь прожить на моих условиях… какими бы они ни были.

Я встаю с корточек, сдерживая стон, когда мои ноющие мышцы напрягаются, чтобы поднять меня. Ковыляя вниз по пологому склону к строительной площадке, я стараюсь пригибаться к земле, чтобы не привлекать к себе внимания.

Мое сердце бешено колотится, когда я пробегаю между строительными машинами и наполовину возведенными стенами, пригибаясь всякий раз, когда слышу поблизости малейший шорох. Наконец я добираюсь до маленького гнездышка, которое соорудила для себя из старого брезента, нашедшего поблизости, и простыни на резинке, которая использовала в качестве защитного покрытия для малярного проекта.

Я не горжусь своей кражей, и я не особенно горжусь собой за то, что вчера я просто украла чей-то с любовью упакованный вручную обед. Огромный сэндвич с индейкой, вяленой говядиной, морковными палочками и яблоком наполнил мой желудок настолько, что хватило бы на следующий вечер. Мне повезло, и я нашла бутылку с водой объемом в галлон, которая была почти полной, что позволило мне получать достаточное количество жидкости, хотя и с трудом. Еще одна кража, которая будет числиться в моем послужном списке до конца моих дней.

Я падаю на брезент, расстеленный в темном углу одного из почти законченных зданий. Я подумала, что, поскольку в этом здании не требовалось много работы, строительная бригада, надеюсь, оставит его в покое, пока я не придумаю план получше. Кроме того, даже если они обнаружат мое укрытие, это всего лишь две вещи с их собственного рабочего места. По крайней мере, это то, что я говорю себе, чтобы успокоить свою и без того нечистую совесть.

Когда я готовлюсь к очередной тяжелой ночи беспокойного сна, мои мысли возвращаются к тому первому утру, когда я проснулся здесь после того, как бежала через лес, спасая свою жизнь. Сначала я подумала, что мне все это приснилось. Только что я спотыкалась о поваленные бревна и пыталась прикрыть лицо от непослушных веток, цеплявшихся за мои волосы, одежду и кожу, а в следующее мгновение уже скатывалась с небольшого холма на поляну, которая напоминала о цивилизации.

В тот момент я подумала, что у меня галлюцинации. Тем не менее, мой мозг и тело продолжали двигаться вперед, не заботясь о том, что все это мираж. Когда я проснулась на следующий день, все еще находясь в укрытии внутри здания, я поняла, что наконец-то в моей череде ужасных неудач наступил перелом.

Теперь, если бы только я заставила себя покинуть гору и найти в себе мужество начать все сначала в каком-нибудь новом месте. Я даже не знаю, с чего начать и куда двигаться дальше. У меня нет ни жизненных навыков, ни опыта ни в чем. Я всегда разбиралась в книгах, но перестала проявлять эту сторону себя после того, как поправила своего дядю за что-то, а он запустил мне в голову пивной бутылкой.

Я переворачиваюсь, морщась, когда мое плечо врезается в твердую поверхность пола.

Я никчемная, потому что они сделали меня никчемной. Нет, я никчемна, потому что позволила им сделать меня никчемной.

На второй день моего пребывания в горах я обнаружила хорошо наезженную гравийную дорогу, ведущую вниз с горы, что вполне логично. Вся эта строительная техника должна была как-то сюда добраться. Я зашагала по дороге, стремясь оказаться как можно дальше от того, что осталось от моей семьи. Примерно на полпути по лесу разнесся визгливый голос моей тети, выкрикивавшей мое имя. Я замерла, полностью охваченная страхом. Только когда я услышала знакомый звук взводимого ружья моего дяди, я очнулась от панического оцепенения.

Я помчалась в противоположном направлении, пробегая по дикой местности, которая называется Дымчатые горы, во второй раз за несколько дней. Адреналин бурлил в моих венах, когда я бежала так быстро и так далеко, как только могла. Не знаю, как долго я бежала, пока, наконец, не остановилась, хватая ртом воздух и сгибаясь пополам от боли в боку. Я совершенно заблудилась, и остаток дня у меня ушел на то, чтобы найти строительную площадку, которая стала моим новым пристанищем.

Сегодня у меня не хватило смелости выйти на гравийную дорогу. Вместо этого я держалась поближе к своему лагерю, все еще прячась и стараясь не попадаться на глаза. Я знаю, что когда-нибудь мне придется набраться смелости и уйти, но прямо сейчас…

Мои мысли рассеиваются, когда звук шагов, хрустящих по гравию, наполняет мои уши. Я не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться, пока жду, как добыча, которой, как я знаю, являюсь.

Это мой дядя? Один из строителей?

Не знаю, кто был бы хуже. Если мой дядя найдет меня, я, без сомнения, буду наказана до смерти за непослушание и побег. С другой стороны, я понятия не имею, что за люди здесь работают. Может быть, будет так же плохо, если не хуже, если меня найдет злой человек со злыми намерениями, особенно когда я наиболее уязвима.

Шаги раздаются все ближе, ближе, ближе, мое сердце замирает, а затем начинает биться чаще. На лбу у меня выступают капельки пота, я делаю неглубокие вдохи, стараясь вести себя как можно тише, хотя чувствую, что меня охватывает приступ паники.

«Заткнись», – говорю я себе. Если я начну учащенно дышать, меня наверняка поймают.

Я задерживаю дыхание, когда шаги проходят прямо мимо меня, по другую сторону стены, а затем затихают вдали. Когда я несколько мгновений ничего не слышу, я выдыхаю, позволяя кислороду наполнить мои вены и успокоить учащенное сердцебиение.

Мы были на волосок от гибели. Слишком близко. Блин. Я действительно не хочу переезжать, но не могу рисковать, оставаясь здесь еще на одну ночь. Куда, черт возьми, мне идти? Может быть, я смогу соорудить что-то вроде палатки из брезента, чтобы пережить еще одну ночь. С первыми лучами солнца я спущусь с горы и попытаю счастья в реальном мире.

Обдумав свой план, я киваю сама себе, пытаясь собраться с силами и храбростью, чтобы улизнуть отсюда. Осторожно, тихо и как можно незаметнее я сворачиваю брезент, чтобы взять его с собой. Я высовываю голову из проема, за которым когда-нибудь будет дверь, смотрю налево и направо, прежде чем сделать глубокий вдох.

Сейчас или никогда…

Я совершаю безумный рывок наружу, направляясь прямо к опушке леса. Внезапно я во что-то врезаюсь, пугаюсь и издаю приглушенный вопль, когда брезент падает на землю. Мои глаза закрываются, и я морщусь, готовясь к тому, что меня съест волк или растерзает медведь. Вместо этого теплые, грубые руки обхватывают меня за плечи, удерживая от падения назад.

Я открываю один глаз, потрясенная, увидев высокого бородатого мужчину с пронзительным зеленым взглядом.

– Прости, – шепчу я, мои мышцы дрожат, когда он удерживает меня. – П-п-прости, – заикаясь, выдыхаю я, мое дыхание становится прерывистым, а зрение сужается. – П-п-прости, – повторяю я снова и снова, паника душит меня с каждым словом.

– Держу тебя, – это последнее, что я слышу, прежде чем мой мир погружается во тьму.

Глава 3

Кассиан

Я ловлю черноволосую богиню прежде, чем она падает на землю, подхватываю ее на руки и прижимаю к груди. Она дрожит, хотя я не уверен, от холода, страха или усталости. Вероятно, от всего этого.

Когда я смотрю на женщину, которую держу в своих объятиях, задаюсь вопросом, кто она такая, откуда взялась и что заставило ее прятаться на строительной площадке посреди гребаных гор. Чем больше я думаю об опасности, которой она себя подвергла, тем больше расстраиваюсь, хотя и не из-за нее, а из-за того, кто или что заставило ее бежать.

Я начинаю короткий путь от рабочего места до своей хижины, прижимая к груди самую дорогую женщину, которую я когда-либо видел, в надежде влить немного своего тепла в ее дрожащее тело. Я лишь на секунду увидел ее небесно-голубые глаза, прежде чем она закрыла их и начала рассыпаться в извинениях, но этот взгляд, плавающий в их глубине, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Она была в ужасе. Нет, больше, чем это. Что-то более глубокое. Боль и страх, которые я пытался скрыть с тех пор, как ушел из дома в шестнадцать лет. Я снова задаюсь вопросом, как она здесь оказалась, и, что еще важнее, кого, черт возьми, мне нужно убить за то, что он заставил ее подвергнуть свою жизнь опасности.

Я знаю, что забегаю вперед. Этой женщине нужна медицинская помощь, горячий душ, хорошая еда и хороший ночной отдых. Затем она отправится в путь. Мой желудок переворачивается при мысли о том, что я могу отпустить ее, а грудь необъяснимо сжимается, как будто тиски выдавливают из меня жизнь.

Поправляя хрупкий груз, удерживаемый на руках, мне удается открыть дверь своей хижины, не слишком сильно толкнув ее. Тихий стон срывается с девичьих губ, она морщит лоб, словно отгоняя ночной кошмар.

Если бы у меня было сердце, оно бы сейчас разбилось.

Снова сосредоточившись на текущей задаче, я осторожно укладываю таинственную женщину на свой диван, не забывая подложить ей под голову подушку, чтобы она не проснулась с болью в шее. Видит бог, у нее и так все болит из-за того, что она несколько ночей подряд спит на бетонном полу, и я не хочу добавлять к этому списку еще и боль в шее.

Я пользуюсь моментом, чтобы осмотреть ее, изучая раны и ушибы, которые она заработала за последние несколько дней. Когда я опускаюсь на колени, чтобы получше рассмотреть один особенно неприятный на вид порез у нее на предплечье, я вижу нечто, вызывающее странную смесь ярости и всепоглощающей печали, бурлящую у меня в животе. Прошло чертовски много времени с тех пор, как я вообще что-либо испытывал, не говоря уже о двух сильных эмоциях одновременно.

Шрамы, покрывающие ее кожу, гораздо старше, чем порезы и царапины, полученные в лесу и при жизни в дикой местности. Они глубже, и, хотя они уже поблекли, я могу только представить, через какие пытки она прошла, чтобы получить их изначально.

Сделав глубокий вдох, я ухитряюсь разрушить чары, которые эта женщина, находящаяся без сознания, наложила на меня, и сбегать в ванную за аптечкой, которая всегда у меня под рукой. Я могу делать практически все, кроме операций и ампутаций, хотя, если дело дойдет до сражения, я знаю, что найду способ делать и эти вещи. К счастью, сейчас мне не нужно беспокоиться об этом.

Когда я возвращаюсь в гостиную и опускаюсь на колени перед диваном, я понимаю, что как-то соскучился по ней за те двадцать секунд, что меня не было. Нелепо, я знаю. Эта женщина вывела меня из себя, но я уверен, что это чувство пройдет.

Даже когда я думаю об этом, понимаю, что это неправда. В глубине души я знаю, что она изменит меня навсегда. Она уже изменила.

Я принимаюсь за работу, промывая относительно неглубокие порезы и накладывая повязки на более крупные, чтобы защитить их от инфекции. Затем я беру мочалку и смачиваю ее теплой водой, а затем осторожно стираю следы слез с ее щек, обнажая кремовую, фарфоровую кожу.

Не задумываясь, я протягиваю руку и убираю несколько прядей волос назад, заправляя их ей за ухо, чтобы получше рассмотреть мою гостью. Никогда не думал, что в моей хижине будет еще одна живая душа, не говоря уже о женщине. Испуганная, отчаявшаяся, уязвимая женщина, которая, вероятно, не хочет иметь со мной ничего общего. Я не могу винить ее. Я тоже не хочу быть рядом с собой, но у меня нет особого выбора.

Я ловлю себя на том, что провожу подушечкой большого пальца по ее щеке, затем ниже, прослеживая линию подбородка и шею. Почти везде, куда бы я ни посмотрел, я вижу следы гнева и шрамы, врезавшиеся в ее кожу. И снова я задаюсь вопросом, через что, черт возьми, прошла эта женщина. Мне придется быть с ней нежным, даже если я понятия не имею, как это сделать. Я уже могу сказать, что эта женщина пробудит во мне то, о чем я и не подозревал, что способен.

Не желая показаться занудой, я убираю руку и делаю несколько шагов назад, увеличивая дистанцию между нами. Я не хочу загромождать ее пространство или нависать над ней своим массивным телом. Она и так напугана до полусмерти. Меня бы убило, если бы она, проснувшись, тоже испугалась меня.

После нескольких минут молчаливого созерцания женщины, которая меняет все, даже не подозревая об этом, я решаю поставить на плиту разогреваться суп. Она, несомненно, будет голодна, когда очнется.

Как раз в тот момент, когда я включаю конфорку, чтобы довести суп до кипения, у меня звонит телефон. Я быстро достаю его из кармана и снимаю трубку, чтобы отключить звук звонка. Я не хочу напугать женщину громким звуком. У меня такое чувство, что она ценит тишину и покой, хотя я не могу быть в этом уверен. Возможно, я просто размышляю о том, как повлияло на меня мое травмирующее детство. После шестнадцати лет хаоса все, чего я хотел, – это найти безопасное, тихое место, чтобы исцелиться. Вместо этого я пошел в армию, что помогло мне и в других отношениях. Теперь у меня есть шанс создать безопасную гавань, которой у меня не было в детстве.

– Алло? – раздается голос на другом конце провода. Я узнаю голос Эллиота, и, хотя сейчас не самое подходящее время для разговора, я знаю, что если он звонит, значит, что-то серьезное.

– Привет, – отвечаю я, стараясь говорить тихо, и направляюсь к заднему крыльцу, чтобы ответить на звонок. Я в последний раз оглядываюсь через плечо на испуганную спящую красавицу на моем диване, а затем выхожу на улицу.

– Гребаная физиотерапия в течение трех месяцев, – начинает он, разражаясь тирадой о том, как его тошнит от всей этой медицинской херни, и он готов закончить, чтобы присоединиться к нам на горе. Ему нужно исцелиться и обрести покой больше, чем кому-либо из нас, но Эллиот упрям, как гребаный мул.

– Есть ли здесь место, где ты мог бы пройти курс физиотерапии? Таким образом, тебе не придется ждать еще несколько месяцев.

Мой друг молчит, затем хмыкает, прежде чем прочистить горло.

– Полагаю, я не думал об этой идее, – признается он. В последнее время мало что вызывает у меня улыбку, но его ответ вызывает ухмылку.

– Рад, что смог помочь, – говорю я, посмеиваясь про себя, когда Эллиот ворчит себе под нос.

Мы прощаемся, и я засовываю телефон обратно в карман, делая глубокий, очищающий вдох. Мои опасения по поводу Эллиота уже отходят на второй план, когда мысли о женщине, вырубившейся на моем диване, снова начинают поглощать меня.

Кем бы, черт возьми, она ни была, она нашла убежище прямо здесь, у меня. Я защищу ее от всего, что этот жестокий мир, черт возьми, преподнесет ей, и тогда, возможно, она решит остаться здесь. Со мной.

Гребаный псих – вот кто я такой. Я знаю это. Слышу это в своих навязчивых мыслях о женщине, которая упала в обморок еще до того, как мы успели должным образом представиться. И все же меня тянет к ней, мои ноги движутся почти без моего разрешения, неся меня к моей загадочной незнакомке.

Я сажусь на стул напротив дивана, но тут же решаю, что это недостаточно близко. Вместо этого я обнаруживаю, что сижу на полу, прислонившись спиной к дивану. Я считаю ее вдохи и выдохи и синхронизирую свое дыхание с ее дыханием, желая каким-то образом быть связанным с ней.

Господи, если я так себя веду, когда она даже без сознания, я почти боюсь представить, каким одержимым стану, когда она очнется. Думаю, время покажет.