Текст книги "Эксперимент Эйвери Шоу (ЛП)"

Автор книги: Келли Орам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Вся в слезах я ворвалась в кабинет и бросилась к Шерил.

– Эйвери? – ахнула она, обнимая меня.

– Можете отвезти меня домой?

– Конечно, дорогая. Что случилось?

– Я просто хочу уехать.

Не отпуская меня, Шерил потянулась за сумочкой, но Грейсон ее остановил.

– Мам, позволь мне, – тихо произнес он.

Шерил вгляделась в мое лицо в поисках одобрения, но Грейсон не дал мне и шанса на протест. Он вытащил меня из объятий своей мамы.

– Эйвс, все совсем не так. Клянусь, ты для меня не просто очередная девушка.

Весьма сомнительно, но меня расстроило вовсе не это.

– Он ненавидит меня, Грейсон! Ты видел его лицо? Я была ему отвратительна!

– Не позволяй ему разрушить то, что только что произошло. Это не было отвратительно. Это было удивительно и особенно. Черт, это было практически неизбежно с Нового года.

Я яростно замотала головой.

– Неудавшийся эксперимент, вот что это было. Ничего не перезагрузилось! Теперь я еще больше чувствую себя виноватой!

Я повернулась к Шерил, которая в шоке наблюдала за нами. Она наверняка собрала все воедино, однако ничего не сказала, когда я попросила ее отвезти меня домой. Просто взяла сумочку и повела меня мимо Грейсона к своей машине.

ГЛАВА 10

НАУЧНЫЙ МЕТОД

Грейсон

Да чтоб этому Эйдену в аду гореть! Эйвери опять оказалась на отправной точке – с разбитым сердцем, и я вместе с ней. Мы пережили такой прекрасный момент – разделили ее первый поцелуй, – но на следующее утро в школе она даже не могла мне улыбнуться.

И всю неделю кормила меня односложными ответами. Она была слишком занята, издалека наблюдая за Эйденом. Он вернулся за обеденный столик научного клуба, но было ясно, что он больше не являлся частью команды. Уверен, Эйвери винила за это себя.

А еще я знаю, что она хотела с ним поговорить, но он то и дело поглядывал в нашу сторону с такой ненавистью, что у Эйвери скручивало живот, и это ее останавливало.

Все его убийственные взгляды предназначались мне. Он сам так сказал. Братец обвинил меня в воровстве лучшего друга. Я ответил, что это не воровство, если он уже выбросил ее на обочину, как какой-то мусор. Из-за этого мы чуть не подрались. Я не врезал ему лишь потому, что это причинило бы боль Эйвери, а она и так уже достаточно страдала. Но и в этих гневных взглядах Эйвери винила себя.

В пятницу Эйден рано ушел из столовой. Я за ним не следил, поэтому не сразу понял, о чем говорит Эйвери.

– Он ничего не съел.

– Кто? – спросил я и, проследив за ее обеспокоенным взглядом, увидел, как мой братец выходит из столовой.

– Эйден, – пояснила она. – Он ничего не съел. Просто выбросил весь обед в мусорку. Он ест дома?

– Не знаю. Он всю неделю не выходил из комнаты, разве только поругаться со мной. Если у него сейчас трудные времена, скажу так: пусть страдает. Может, впредь дважды подумает, прежде чем повести себя как мудак.

Эйвери положила свое надкусанное яблоко на стол.

– Сейчас он совсем один, Грейсон. Ты на него злишься. Со мной он не хочет иметь ничего общего. Наши друзья терпят его, но ясно, что все они на моей стороне. И теперь, когда он расстался с Минди, новые друзья тоже от него отвернулись. Я вчера ненадолго пробралась на его дебаты, чтобы проверить, как он. Похоже, Минди настроила всю команду против него. У него больше нет друзей.

– Он сам в этом виноват, Эйвс.

– Знаю, но все равно за него переживаю, – со вздохом ответила она.

– А почему бы нам сегодня не пойти повеселиться? – предложил я. – Или заняться нашим экспериментом. Мы совсем его забросили.

Эйвери смерила меня взглядом.

– Именно этот эксперимент все и испортил.

Было сложно сохранить самообладание. Я так устал от всего этого. По большей части я шутил, когда тем вечером попросил ее поцеловать меня в научных целях. Ну да, я правда думал, что ей это поможет, но в основном просто хотел ее поцеловать. Мне казалось, она это поняла, но Эйвери намертво вцепилась в идею, что наш поцелуй был не чем иным, как методом проб и ошибок. Наверное, она думает, что если убедит себя, будто это ничего не значило, тогда, возможно, не будет так противна Эйдену из-за поцелуя со мной… ну, знаете, он ведь считает меня конченым отбросом вселенной.

Проблема в том, что наш поцелуй кое-что значил. Для меня. Я так сильно его желал. Ждал подходящего момента, когда не останется сомнений, что она тоже этого хочет, и с тех пор я не мог думать ни о чем другом.

– Ты жалеешь, что поцеловала меня? – неожиданно выпалил я, удивив всех присутствующих, в том числе и себя.

Эйвери вся побледнела, заметив на себе любопытные взгляды, и молча уставилась на колени. Откровенничать перед зрителями было некомфортно, но я не мог отступить на полпути.

– Знаю, ты чувствуешь себя виноватой из-за Эйдена, но ты сожалеешь? Хочешь вернуть все назад? Считаешь ли, что для меня это было игрой?

На последнем вопросе она вздрогнула и с беспокойством посмотрела на меня своими большими голубыми глазами.

– Конечно же, я не считаю, что для тебя это было игрой. Я знаю, почему ты это сделал. Ты пытался мне помочь. Если ничего не вышло, это еще не значит, что я на тебя злюсь.

– Но ты сожалеешь об этом?

Чтобы ответить, ей потребовалась целая минута. И тогда она, старательно отводя взгляд, заговорила настолько тихо, что, если бы не покачала головой, я бы, скорее всего, ее и не понял.

– Думаю, нет.

Только выдохнув, я осознал, как сильно нуждался именно в этом ответе. Мне не понравилось это ее «думаю», но она хотя бы не сказала, что сожалеет.

– Хорошо. Потому что я ни за что бы не забрал его обратно.

Она в удивлении снова посмотрела на меня, и тогда я попросил ее о том, о чем еще никогда не просил ни одну девчонку:

– Эйвери, ты будешь моей девушкой? Официально.

От моего предложения за столом ахнула не только Эйвери. Я изо всех сил старался удержать ее взгляд на себе, чтобы она не переключилась на ребят и не испугалась.

– Но… – Ее шок перешел в замешательство. – Ты же в принципе ни с кем не встречаешься. Ты всегда так говоришь. У тебя никогда не было девушки.

– Парень может и передумать, если встретит подходящую девушку, разве нет?

– Э-э…

– Знаю, у меня не самая лучшая репутация.

Кто-то фыркнул, еще несколько хихикнули, что лишь ухудшало ситуацию, но я был полон решимости.

– Меня просто никогда не интересовали отношения, Эйвс, но с тобой я хочу попробовать. Ты дашь нам шанс?

Пэм с Хлоей умиленно вздохнули, словно услышали самое романтичное признание в мире, но Эйвери не растаяла, как они. Она бросила быстрый взгляд на дверь, за которую только что вышел Эйден.

И мне сразу же захотелось что-нибудь хорошенько ударить.

– Ты не можешь все еще хотеть его.

– Дело не в этом. Я просто эмоционально запуталась. Я в замешательстве, мне страшно и по-прежнему очень-очень больно. Я еще это не пережила. Не забыла его.

– Как ты можешь не…

– Я хочу, – спешно сказала она, не давая мне закончить. – Я стараюсь. Какое-то время я даже думала, что уже им переболела, но потом он расстался со своей девушкой и какая-то ненормальная часть меня, которая любит пытки, обрела надежду.

– Эйвс…

Она покачала головой, вновь прерывая меня.

– Этого никогда не случиться. Я знаю. Я прошла через отрицание, помнишь? Ненавижу себя за эти чувства. Ненавижу, что он все еще имеет надо мной власть. – Она посмотрела мне в глаза в поисках понимания. – Я бы очень хотела сказать тебе «да» прямо сейчас, но тогда это будет сделано в надежде, что ты поможешь мне выкинуть его из головы, а это нечестно по отношению к тебе. Ты заслуживаешь лучшего. Заслуживаешь девушку, желающую этого всем сердцем, а не какую-то с психическим расстройством.

Читаем между строк. Она ответила «нет», но это был не совсем отказ.

– Хорошо. Допустим, гипотетически, если бы ты не была «гнилым товаром». Если бы моего брата не существовало и в помине, если бы я родился единственным ребенком в семье, если бы ты знала только меня, рассмотрела бы вариант стать моей девушкой.

Я приготовился к настоящему отказу.

– Грейсон, – устало проговорила она. – Будь это так, мне бы не пришлось ничего рассматривать. Я бы, наверное, уже придумала имена нашим будущим детям.

Меня сложно удивить, но ей это удалось.

Эйвери грустно улыбнулась и обняла меня. Впервые с тех пор как мы поцеловались.

– Ты не представляешь, какой ты удивительный. Все дело во мне. Правда.

Я обнял ее в ответ и почувствовал, как у меня на лице расплылась широченная улыбка.

– Тебе просто нужно было сказать, что ты еще не готова, – подразнил я ее, желая разрядить обстановку, пока она снова не начала размышлять о том, какой несчастной себя ощущала. – Я могу подождать. Мы залатаем твое сердце и приведем в порядок, и тогда ты сможешь сказать мне «да».

– Если тебе правда удастся исцелить мое сердце, я скажу «да» всему, что ты пожелаешь.

Моя бедная, невинная Эйвери однозначно не имела в виду ничего такого, что тут же навоображал мой мозг – она, наверное, даже не представляла, что ее слова могут так трактоваться, – и все же мои мысли в мгновение ока перешли от нуля до грязных.

– Всему, что пожелаю? – засмеялся я. – Сделаешь мне одолжение и задокументируешь это?

Наконец уловив намек, она вознаградила меня милым румянцем на щечках и незатейливым смущенным возгласом:

– Грейсон! Ты же знаешь, я не это имела в виду!

– Поверь мне, я знаю, – с досадой ответил я. – Но ты обмолвилась о наших совместных детях, так что еще я знаю, что ты думала обо мне в этом плане. Я бы сказал, есть надежда на будущее.

– Грейсон! Боже мой! Прекрати!

– Ладно-ладно, хорошо. – На самом деле я не хотел останавливаться. Мне нравилось ее заводить. – Я остановлюсь при одном условии.

– Каком? – настороженно спросила она, отчего я рассмеялся.

– Ты не позволишь Эйдену испортить свой день рождения. Ты же умница, должна уметь разграничивать. Отправь его в папку «переживания оставим на потом» и с этого момента начни думать о том, как же мы завтра здорово повеселимся.

При упоминании о катании на лыжах Оуэн, Пэм и Хлоя оживились, не дав Эйвери ответить, и их возбуждение ее приободрило.

– Не забудьте взять купальники, – сказал я. – Там есть неплохой крытый бассейн и джакузи. – Затем, не в силах удержаться, я наклонился и прошептал Эйвери на ухо: – Если ты, конечно, не предпочтешь снова принять вместе душ. Но тогда твоя очередь быть голой.

Эйвери вскрикнула вновь, прямо как я и надеялся.

Такой оживленной Эйвери я не видел с тех пор, как мой брат застал нас целующимися. Мне хотелось сохранить этот настрой до ее дня рождения, поэтому после школы я в полной готовности заявился к ней домой.

– Грейсон! – Я даже не ожидал, что она будет так рада меня видеть. – Что ты здесь делаешь?

Я приподнял дневник.

– До научной ярмарки всего месяц. А у нас еще много работы.

Эйвери улыбнулась и распахнула дверь, чтобы впустить меня.

– Не знаю, почему мистер Уолден беспокоился о том, что ты будешь моим партнером, – сказала она, провожая меня в гостиную. – Ты скорее эксплуататор, чем бездельник.

Я закатил глаза.

– Эксплуататор? Мы не работали над проектом с тех пор, как я свозил тебя на ту вечеринку.

Эйвери бросила на меня растерянный взгляд.

– Разве ты не сделал запись о поцелуе в своем дневнике?

– Зачем? – Я посмотрел на ее дневник, когда она вытащила его из сумки и положила на журнальный столик перед нами. – А ты сделала?

Я надеялся смутить ее, но вместо этого она нахмурилась.

– Разумеется. Мы должны записывать все наши эксперименты.

Мне тут же захотелось стукнуться головой о стену.

Недолго помолчав, Эйвери с паникой на лице взглянула на меня.

– Ты же записываешь в дневнике наши эксперименты, верно? Потому что нам нужна и твоя точка зрения на все, чтобы сохранить целостность проекта.

– Эйвс, расслабься. Да, я все записываю в этот дурацкий дневник. И до мельчайших подробностей расписал наш поцелуй, ясно?

Внезапно мне стало любопытно, что же она написала о нашем поцелуе, я схватил ее дневник и пролистал до последней записи. Я думал, это ее встревожит, но Эйвери просто улыбнулась и спросила, хочу ли я что-нибудь выпить.

Большего разрешения мне и не требовалось, так что, когда она отправилась за газировкой, я прочитал ее записи. Что я могу сказать? Совершенно неудивительно, что она считает наш поцелуй экспериментом. Я пролистал все ее записи и увидел, что каждый шаг этого проекта описан в скрупулезных подробностях.

– Что это? – недовольно буркнул я, когда она вернулась и протянула мне «Спрайт». В моем голосе отразились все бурлившие во мне чувства: смятение, разочарование и ужас.

– Мой дневник? – в замешательстве спросила она.

– Это не дневник. Это… это долбаный учебник. А где все хорошее?

– Какое еще хорошее?

– Ну, знаешь, всякая девчачья фигня. – Я сделал писклявый голосок. – Божечки, у меня сегодня был первый поцелуй! Он был БЕ-СПО-ДО-БНЫМ! Грейсон Кеннеди такой СЕКСУАЛЬНЫЙ! – Вернувшись к нормальному голосу, я перевернул к ней открытый «дневник». – Там нет ни одного восклицательного знака, смайлика или сердечка.

В ответ Эйвери разразилась громким смехом. Я еще не слышал, чтобы она так смеялась. У нее едва не случилась истерика.

– Что? – взорвался я.

– Это не личный дневник, Грейсон! – произнесла она, утирая слезы с глаз. – Это научное исследование!

Я не видел разницы.

Эйвери посмотрела на мое лицо и в очередной раз залилась смехом. Успокоившись, она открыла книгу – я отказываюсь называть это дневником – на последней записи и начала указывать на заметки. – Это учет всей проделанной нами работы в ходе эксперимента.

– Это похоже на схему. Какой образец ты используешь?

Старательно подавляя хихиканье, она указала на первый заголовок.

– Это называется научным методом. Это процесс, посредством которого осуществляется наука. В основном все сводится к вопросу, гипотезе, прогнозированию, проверке и анализу.

– Что это вообще значит?

Эйвс смотрела на меня точно так же, как тогда в боулинге, когда вручила мне шар и рассказала о законах Ньютона. Немного жалостливо, весело и взволнованно. Ей определенно нравилось учить. На самом деле из нее вышел бы замечательный учитель.

– Смотри. – Она подсела ко мне и снова открыла книжку на записи о поцелуе. – Во-первых, нужно поставить вопрос. В твоем случает такой: «Почему Эйвери не может преодолеть стадию вины?» Твоя гипотеза заключалась в том, что я зациклилась на чувстве вины и подсознательно подавляла гнев. Затем ты предположил, что если я испытаю что-то вне хронологической последовательности, то это может разорвать порочный круг и вернуть меня на более естественный путь. И проверил это, поцеловав меня. Анализ – это результат теста. В нашем случае эксперимент не удался, потому что после него, несмотря на мимолетные чувства принятия и счастья, едва столкнувшись с исходной проблемой, я вернулась обратно к вине.

Я понятия не имел, что и думать. Еще раз прочитал ее «анализ» и нахмурился.

– Блин, Эйвс, а ты точно знаешь, как убить всю романтику. Очевидно, я реально облажался с поцелуем, если ты вот так его запомнила.

– Грейсон, этот дневник для записей наших научных исследований. Он не отражает мои личные чувства к произошедшему. – Лицо Эйвери стало цветом с пожарную машину. – Конечно же, ты не облажался. Думаю, это невозможно. Более идеального первого поцелуя и представить нельзя.

Как же она все-таки выглядела очаровательно, когда заливалась румянцем. Эйвс находилась ко мне так близко и, как всегда, пахла невероятно аппетитно.

– Не знаю. Само то, что ты смогла проанализировать наш поцелуй, означает, что он был недостаточно хорош. Думаю, тебе нужно дать мне еще один шанс, чтобы сделать все лучше.

Я не мог оторвать глаз от ее губ – тех самых, которые жаждал попробовать снова. Прямо сейчас.

Я начал наклонятся к ней, но она быстро отвернулась.

– Знаешь, – сказала она, – думаю, мне стоит взглянуть на твой дневник.

– О, нет! – Я напрочь позабыл о поцелуе и схватился за свой дневник, пока ее аналитические ручки не добрались до него.

– Но его придется сдать. Его будут оценивать, Грейсон, и теперь ты заставляешь меня волноваться, что в нем мало научных данных.

– Ты шутишь? Да в нем столько научных данных, что хватит на долбаную степень кандидата наук.

– Тогда почему я не могу посмотреть?

Я не мог показать ей дневник с кучей всякой фигни о том, как я на нее запал, как люблю заставлять ее краснеть и как танец с ней снес мне крышу. Особенно после того, как увидел ее дурацкий научный метод. Никоим долбаным образом. Мне придется переписать весь дневник с самого начала, прежде чем сдать.

Я покрепче сжал его.

– Потому что я сторонний, непредвзятый наблюдатель, помнишь? Чтение моих мыслей до того, как все закончиться, может полностью испортить эксперимент.

Эйвери тоскливо взглянула на дневник, но перестала настаивать.

– Ты прав. Извини. Но ты дашь его почитать после научной ярмарки?

Видите? Вот почему дневники – это глупость. Как я превратился в сопливую девчонку?

– Думаю, это зависит от результата эксперимента.

Эйвери надулась. Выглядело это чертовски очаровательно. Так же мило, как когда она краснела. Отчасти даже сексуально.

– Отлично! – буркнула она. – Но ты же понимаешь, что его все равно будут читать? Судьи и мистер Уолден. Дневник будет выставлен на нашем стенде для всех посетителей научной ярмарки.

Я демонстративно скрестил руки.

– Ну, когда он будет выставлен напоказ, ты сможешь просмотреть все, что захочешь. А пока руки прочь. Только в нем не хватает еще пары записей, так что нам нужно поработать над гневом. У меня есть несколько теорий, которые нужно проверить. Видишь? У меня все на мази.

ГЛАВА 11

ГНЕВ

Эйвери

Грейсон вовсе не шутил насчет того, что у него есть теория, которую нужно проверить. И он подготовился.

Ему по-прежнему казалось, что лучший способ наконец меня разозлить – это запереть нас с Эйденом в одной комнате и вывести на конфликт. Когда я отказалась, он поведал мне запасной план.

Я по натуре не агрессор. И никогда не была. Легко подвержена удушливому стрессу – это да. Но затеять ссору? Никогда.

Грейсон решил, что если удастся разозлить меня хоть по какому-нибудь поводу, то это послужит катализатором для всего сдерживаемого гнева к Эйдену – его слова, не мои. Он вычитал в интернете кучу способов раздражить человека и заявил, что не сдастся до тех пор, пока я «не спущу на него всех собак». Опять же, фраза из лексикона Грейсона.

Согласно гуглу, самый простой способ раздражить человека – это перевозбудить его. Сначала Грейсон заставил меня выпить четыре банки «Ред Булла». Затем заперся вместе со мной в комнате, включил стробоскоп, какую-то бесящую дэт-метал музыку и забросал меня изюмом. Все без толку. Тогда он достал из рюкзака водный пистолет.

И сказал, что остановится только с моей подачи. В конце концов я не выдержала и бросилась отбирать пистолет, Грейсон в ответ замучил меня щекоткой – я чуть не обмочилась в штаны.

Так что в итоге вместо впадения в ярость я оказалась намокшей, с изюмом в волосах и прижатой Грейсоном к кровати. Что стало перебором для его крохотных остатков сдержанности. Он поцеловал меня, и даже со стробоскопом и ревом дэт-метала я ему ответила. И мы еще долго не отлипали друг от друга. Так и застала нас моя мама, вернувшись с работы.

Грейсон пытался объяснить ей, что это во имя науки. Я винила во всем «Ред Булл». Но мама не принимала никаких оправданий. Она усадила нас и потребовала рассказать, что на самом деле происходит. Я показала свой научный дневник в надежде смягчить ее. Это помогло, но окончательно она успокоилась, только когда прочитала дневник Грейсона.

Не знаю, что он там написал, но это явно не столько относилось к науке, как он уверял. Прочитав его пролог, мама отправила нас готовить ужин, пока сама, свернувшись в кресле калачиком, поглощала оставшуюся часть дневника, словно это была одна из ее мыльных опер. Пару раз я слышала ее громкий смех, а когда она закончила, на столе осталась небольшая кучка бумажных салфеток.

Мама всегда любила Грейсона, но после прочтения дневника, похоже, влюбилась в него по-настоящему. Ну, как в моего героя. Она полностью простила нас за целовашки на моей кровати за закрытой дверью и вообще вела себя так, будто мы однажды поженимся.

Тем не менее она не побрезгала пригрозить ему расправой, если он хоть пальцем тронет меня во время завтрашней ночевки. Вообще-то, мне кажется, она планировала примотать нас обоих скотчем к своим кроватям.

Днем позже на склонах мы с мамой оказались вместе на горнолыжном подъемнике, и я не удержалась от вопроса:

– Что, блин, написано у Грейсона в дневнике?

Мама улыбнулась мне с влюбленным блеском в глазах.

– Он такой хороший мальчик, правда? Отрадно, что он тебя поддерживает.

Я вздохнула. Черта с два она мне расскажет. Грейсон совершенно запудрил ей мозги.

После минутного молчания мама сделала большой глоток холодного, свежего, горного воздуха.

– Знаешь, Эйвери, я задолжала тебе извинение. – Ее голос вдруг стал тоньше. – Тебе и Эйдену.

– За что?

Я повернулась к маме и, к удивлению, увидела, что она плачет.

– Вы двое всегда так хорошо ладили, а мы с Шерил никогда не думали, чем это может для вас обернуться. Это мы виноваты в том, через что вы с Эйденом сейчас проходите.

– Мам, – я попыталась ее обнять, и хотя из-за курток руки сомкнуть не удалось, вышло все равно неплохо, – не вини себя. Мы с Эйденом во всем разберемся. Хватит уже злиться на Шерил. Извинись перед ней. Эйден обидел меня, но в этом нет ее вины. Как и твоей.

– Я больше не злюсь на Шерил, – призналась мама и стянула перчатки, чтобы вытереть слезы. – Я виновата не меньше нее. Мы не установили между вами надлежащие границы, когда вы росли. Мы понятия не имели, что с вами делаем.

– Вы обеспечили нас любящей средой и прекрасным примером здоровой дружбы, не более.

Мама печально улыбнулась.

– Как знать, но ваши отношения с Эйденом не были здоровыми, и никто из нас этого не заметил.

Вот это новость.

– Что ты имеешь в виду?

– Благодаря дневнику Грейсона я поняла, что, возможно, тебе это было нужно. Мне жаль, что тебя ранили. Эйден явно сплоховал – ну, сделал как смог, но я с ним согласна: вам двоим нужно немого личного пространства.

Тут я рвано вздохнула, и мама вновь заплакала.

– Эйвери, ты так сильно изменилась после зимних каникул. Возмужала, обрела уверенность, и у тебя стало меньше проблем с тревожностью. – Она окинула меня взглядом и слегка взлохматила мою новую челку. – Дорогая, ты еще никогда в жизни так не светилась. Ты повзрослела.

Мои щеки вспыхнули, и на глаза навернулись слезы.

– Спасибо, мам, – прохрипела я.

Мы уже подъезжали к вершине горы, поэтому мама в последний раз вытерла глаза и надела перчатки.

– Я безумно люблю тебя, Эйвери. Было нелегко растить тебя в одиночку. Я всего лишь человек и далека от идеала.

– Для меня ты идеальна, – возразила я, снова обнимая ее. – Мне больше никто не нужен.

– Нет, нужен. Например, твои друзья. Я нужна больше всего, но и друзья тоже важны. И… – Она поколебалась с секунду, словно ей вдруг стало неловко, после чего добавила: – Тебе нужен Грейсон.

Мое лицо обдало таким жаром, что казалось, стоит мне сойти с подъемника, и вокруг растает весь снег.

– Он сказал, что просил тебя быть его девушкой. Ты отказалась из-за Эйдена?

Я не знала, что ответить, поэтому просто кивнула.

Мама вздохнула, явно готовясь к смущающему разговору.

– Знаю, я не могу указывать тебе, с кем встречаться, но, дорогая, Грейсон был к тебе так добр. Думаю, следует согласиться.

– Господи, мама! Это не твое дело!

Я не могла поверить своим ушам. Меня сватала родная мать!

К сожалению, это только добавило ей решимости.

– Наличие парня – совершенно нормально для подростка, и я не хочу, чтобы из-за моих ошибок ты упустила такой особенный опыт. – Она замолчала и нахмурилась. – Иметь парня – это нормально, но никакого секса до окончания школы, ты поняла?

– Боже мой! – в ужасе вскрикнула я и закрыла уши руками. – Я этого не слышала!

– Я серьезно. Если он попытается снять с тебя одежду, я убью его. Так ему и передай.

– Нет! Я ничего ему не скажу! Я вообще никому не расскажу об этом разговоре! Просто забуду о нем! Боже!

Мы достигли вершины горы, и я с небывалой радостью побыстрее сошла с подъемника. Тара с Грейсоном уже ждали нас там. Он улыбнулся мне, и я покраснела еще больше. Мама, увидев эту улыбку, вероятно, истолковала ее тысячью различными способами.

– Оуэн и Либби только что стартовали. Они вроде как поспорили. Либби сказала, что прыгает лучше, поскольку владеет аэродинамикой и разбирается в углах.

Я покачала головой.

– Наверное, она просто хотела его позлить. Хотя Либби отличная прыгунья. Ее папа профессиональный сноубордист, так что она, можно сказать, выросла в горах.

– Да ладно!

– Ага, – подтвердила мама. – Мы пару раз бывали на его соревнованиях.

Услышав мамин голос, я содрогнулась и взяла Тару за руку.

– Идем! – в отчаянии воскликнула я. – Я готова прокатиться.

– Не хочешь подождать остальных?

– Пэм и Хлоя были прямо за нами. Грейсон с мамой их дождутся.

Я утащила Тару за собой с горы. И конечно, только у подножья до меня дошло, что мама, скорее всего, тотчас же выложила Грейсону, почему я так расстроена. Если он хоть что-то скажет об этом, я умру. В БУКВАЛЬНОМ СМЫСЛЕ!

Мы катались до самого заката, а по дороге в квартиру захватили кучу коробок с пиццей. После того как все наелись от пуза, мне спели смущающую песенку «С днем рождения» под торт «Красный бархат» с зажженными свечками и завалили подарками.

Билеты в кино от Оуэна, абонемент в Музей естественной истории от мамы, солнечные очки и серьги от Хлои, сапоги на высоченных каблуках от Памелы – эта девушка так и норовила при любой возможности подкинуть мне пару-тройку сантиметров роста. Научный клуб скинулся на полную коллекцию дисков «Разрушителей легенд» в комплекте с фигурками-болванчиками Джейми и Адама – потрясно!

Грейсон протянул мне подарок последним. Интригующе. Сколько я себя помнила, он всегда мне что-то дарил. В детстве «Плей-До» или Барби, которые сто процентов выбирала его мама. Когда стал старше и уже покупал сам, направление изменилось в сторону набора фальшивых усов и подушки-пердушки. Но что-то мне подсказывало, в этом году мой подарок будет не из «Спенсерса».

Я разорвала оберточную бумагу – и рассмеялась, увидев фиолетово-розовый дневник с сердечками и замочком. Затем присмотрелась получше. На обложке Грейсон черным маркером написал заглавие. «Тайный дневник Эйвери Шоу о любови к Грейсону Кеннеди» – судя по всему, такое название получила эта вещица. Чуть ниже, шрифтом поменьше, была приписка: «Вся ужасная девчачья фигня, происходящая после принятия совместного душа Грейвери. (С множеством восклицательных знаков, смайликов и сердечек!!!)»

Мои брови взлетели на лоб, и когда я посмотрела на Грейсона, в его глазах играл озорной огонек.

– Я не мог позволить той скучной штуке, которую ты именуешь дневником, быть твоим единственным письменным упоминанием «Эксперимента Эйвери Шоу». В нем упущено столько всего хорошего!

Он достал из кармана крошечный ключ, щелкнул замочком и, открыв дневник, показал, что первые несколько страниц уже заполнены.

– Я подумал, тебе может понадобиться некоторая помощь, чтобы начать, и записал парочку твоих мыслей о любимых моментах Э. Э. Ш. на сегодняшний день.

– Моих мыслей?

Грейсон широко улыбнулся, и у него появилась ямочка на щеке.

– Именно так. Уверен, ты найдешь их крайне точными. Никогда не забуду, как ты говорила о моих широких плечах и глазах, словно океан, когда тем первым вечером сидела напротив меня за ужином. Я понятия не имел, что так тебе нравлюсь, Эйвс.

Я закрыла лицо ладонями и застонала, но втайне все же дорожила подарком. Взглянув еще раз на дневник толщиной в пару сантиметров, я засомневалась, что в нем хватит страниц на все мои планируемые записи ужасных девчачьих подробностей.

– Ладно, ребят, – прервал нас Оуэн, – кто готов идти в джакузи?

Все принялись суматошно убирать оберточную бумагу, тарелки от пиццы и пустые банки от содовой, как вдруг Либби остановилась.

– Эй, здесь еще один подарок.

Я взяла его и посмотрела на маму.

Но она покачала головой.

– Это не от меня.

Я обвела комнату взглядом, и все пожали плечами. Тогда осмотрела саму упаковку, но на ней не было имени.

– От кого это?

Никто не признался.

– Просто открой его, – нетерпеливо произнес Брендон.

На какое-то мгновение мне подумалось, что это тайный подарок от Эйдена и он уговорил кого-то принести его сюда. Мое сердце бешено колотилось в груди, пока я срывала оберточную бумагу.

Я достала подарок из коробки и, только подняв его, поняла, что это такое. Вопиюще откровенное темно-красное бикини и чудесный белый саронг.

Точно не от Эйдена.

– Что это?

Все еще в ужасе пялясь на бикини, я услышала голос Грейсона:

– Почему все смотрят на меня?

Я подняла голову – и конечно же, все смотрели на него, причем с упреком. Ребята сдерживали смех, но мама выглядела сердитой.

– Это не от меня! – с безупречно невинным видом воскликнул Грейсон.

– А от кого еще? – фыркнула Либби.

– Что? Если именно я упомянул о джакузи и по случайности знаю, что у Эйвери есть только никудышный сплошной купальник, который словно достали из бабушкиного гардероба, это еще не означает, что я купил крутецкое бикини, которое, вероятно, будет убийственно на ней смотреться.

На мгновение воцарилась тишина, а затем вся комната взорвалась смехом. Да таким громким, что мы не заметили, как распахнулась входная дверь. В квартиру ворвался Эйден, как-то злостно и испуганно выкрикивая мое имя.

Все потрясенно замолчали.

Увидев меня, Эйден резко остановился. На долю секунды в его глазах промелькнуло облегчение, а затем парень осмотрелся вокруг. Прошелся взглядом по каждому в комнате и зацепился за полусъеденный праздничный торт.

И тогда его накрыло понимание.

– Это праздничная вечеринка? У тебя вечеринка в честь дня рождения?

Я не совсем уловила суть вопроса. Очевидно, как и все присутствующие.

– Ну… у меня ведь день рождения. Что еще мне здесь делать?

Эйден выглядел ошеломленным.

– Мама сказала, что вы с Грейсоном поехали сюда, и я подумал…

Грейсон подошел ко мне.

– Подумал, что я приведу ее сюда одну, – мрачно рассмеялся он. – И попытаюсь соблазнить? – Грейсон положил руку мне на плечо. От него так и веяло напряжением, не удивлюсь, если с помощью меня он усмирял свой нрав, чтобы не броситься в драку. – Поверить не могу, что ты решил, будто я могу так поступить с Эйвери.

Эйден свирепо уставился на Грейсона, в то время как в моей голове по кусочкам складывалась общая картина.

– Ты пришел сюда, чтобы остановить меня, поскольку был так уверен, что я тут же запрыгну к нему в койку, стоит только поманить.

Эйден стыдливо отвернулся. И в моей груди вновь вспыхнула боль от разбитого сердца.