Текст книги "Тайна старого замка"

Автор книги: Казимеж Коркозович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Они дошли до главного помещения.

– Так это тот самый коридор, идя по которому, Кушар должен был встретиться с Шароткой? – Брона протянул руку к темному входу.

– Если судить по рассказу Шаротки, именно тот самый. Впрочем, другого здесь нет.

– В таком случае прошу за мной.

Брона углубился в темноту и повернул выключатель. Хемпель увидел узкий коридорчик, заканчивающийся дверями. Брона, как будто угадав его мысли, сделал несколько быстрых шагов и открыл двери.

Они очутились в маленьком помещении без окон. Двери, похожие на те, через которые они вошли, находились в одной из боковых стен. Около них виднелся распределительный щит с рядом пробок и рубильников. Больше в помещении ничего не было.

– Я не буду вести вас дальше, а ограничусь объяснением, что никакого коридора здесь больше нет.

– Следовательно?.. – спросил журналист, догадываясь, о чем идет речь.

– Следовательно, они не могли встретиться.

– Значит, если бы Шаротка беспрепятственно дошел до конца коридора?..

– То нашел бы три двери и не знал бы, что делать дальше.

– Следовательно? – повторил журналист, всматриваясь в улыбающееся лицо Броны.

– Шаротка был введен в заблуждение.

– И если бы он не нашел тела?.. – Хемпель невольно перешел на шепот.

Брона не ответил. Направился к выходу и, когда двери уже остались позади, предложил:

– Пойдемте наверх и, если вы не очень устали, немного побеседуем.

При входе на лестницу Хемпель уступил дорогу Броне.

– Что, вы предпочитаете видеть меня перед собой? – спросил тот немного насмешливым тоном. Однако без возражений пошел вперед.

– Как хозяин, вы лучше знаете дорогу, – в тон ему ответил журналист.

Глава четвертая

Без всяких приключений они добрались до второго этажа. Дом был погружен в сон. Брона предложил зайти к нему в комнату. Журналист молча кивнул головой.

Комнатка была небольшая и просто обставленная. Шкаф, стол, железная кровать, этажерка для книг и два стула составляли всю ее меблировку. В глаза бросался образцовый порядок.

Хемпель осмотрелся.

– Если бы я не знал, что вы садовник, то был бы убежден, что имею дело с военным, – сказал он, усаживаясь на один из стульев.

Брона окинул его быстрым взглядом, но ничего не ответил. Пододвинул гостю пачку сигарет и присел на другой стул, опершись локтями о стол.

На маленьком столике размеренно тикал будильник. Хемпель некоторое время сидел молча, а затем потянулся за сигаретой. Зажег спичку и прежде, чем поднести ее к лицу, несколько секунд всматривался в желтый огонек пламени.

Брона терпеливо ждал, также не произнося ни слова.

Наконец Хемпель приступил к делу:

– Прежде чем мы начнем обсуждать происшедшие за последнее время события, я хочу вернуться к нашему разговору в подвале. Я ведь не получил ответа на вопрос, что вы там делали. Эта проблема по-прежнему для меня неясна. Я не допускаю, чтобы это было простое стечение обстоятельств, а ваш интерес к этому делу носил чисто спортивный характер.

– События, которые произошли, – продолжал журналист, – для меня совершенно загадочны, и я опасаюсь, что это еще не конец. И даже, кто знает, не придем ли мы к убеждению, что надо сообщить в милицию. В этой ситуации для меня было бы очень ценно иметь человека, с которым можно было бы обсудить разные вопросы, проверить свои впечатления... Но...

– Но?.. – повторил Брона.

– Я должен доверять этому человеку.

Брона улыбнулся.

– То, что я до сих пор не дал вам объяснений, еще не доказывает того, что я не намерен их дать. Пожалуйста. Шаротка из-за волнения наверняка не вел себя совершенно тихо. Когда он шел к вам, я наблюдал за ним, чуть приоткрыв дверь. А затем, в чем я со стыдом признаюсь, подслушал часть его рассказа под вашими дверями. Поэтому, когда я пошел в подвалы, я уже знал, что вскоре и вы появитесь на месте происшествия. Вот и все объяснение, если говорить о данном конкретном случае. Если же речь идет о моем интересе ко всему ходу событий, то и я разделяю опасения, что, как говорится, продолжение следует. Я даже уверен, что оно последует...

– Так вот, – продолжал Брона, – я бывший военный, это вы очень метко подметили. А кроме того, я являюсь работником этого маленького учреждения, составляющего крохотную частицу целого, называемого государственным, организма. Сознание этого, а также привычка к дисциплине заставляют меня следить за порядком хотя бы на этом небольшом участке. Я чувствую себя ответственным за то, что здесь происходит. Вот все, что я могу вам сказать. Если этого достаточно, то я охотно буду рассматривать вас как товарища по борьбе, которую, очень похоже, нам придется здесь вести. Если нет, я на вас не обижусь.

Первоначальные подозрения Хемпеля почти полностью рассеялись. Он оценил и простоту этих слов и их содержание.

– Согласен. Я готов с вами сотрудничать.

– Я рад, – серьезно сказал Брона. – Вы журналист, у вас, можно сказать, есть профессиональная наблюдательность и оперативность, а также умение делать соответствующие выводы. Поэтому ваша помощь очень пригодится.

– Хорошо, – Хемпель снова взял сигарету, – я охотно буду выполнять ваши поручения. Но у меня один вопрос: не должны ли мы уже сейчас заявить обо всех событиях в милицию?

Брона минуту раздумывал.

– Пожалуй, нет. – В его голосе слышалось чуть заметное колебание. – О чем мы, собственно, можем сообщить, кроме устного рассказа о событиях, свидетелями которых мы не являлись. Да и сами события имеют слишком фантастический характер, чтобы к ним отнеслись серьезно. Убийство без убитого и без убийцы... Все в доме живы и здоровы... Вы можете себе представить, как бы отнеслись к нашему заявлению? Я считаю, что мы сами должны предпринять некоторые шаги, чтобы собрать конкретный материал. В связи с этим у меня к вам просьба.

– Слушаю.

– Мы должны незаметно осмотреть комнаты. Я хочу именно вас попросить это сделать.

– А почему вы считаете, что это лучше сделать мне?

– Не знаю, лучше ли, но во всяком случае легче.

Хемпель удивленно поднял брови.

– Допуская, что осмотр не удастся провести, не привлекая внимания кого-нибудь, вам, как журналисту и доверенному лицу Шаротки, будет легче объяснить свой интерес к этому делу.

– И тем не менее я оказался бы в двусмысленной ситуации.

– Конечно. Но несколько слов делового объяснения прекратят все недоумения. Да и сами события, которые произошли, оправдывают ваши действия.

– Частично вы правы. Но я напоминаю, что об этих событиях большинство еще ничего не знает.

– Да. И потому я считаю, что завтра утром мы должны рассказать о них всем.

– Не будет ли это ошибкой?

– Нет. Мы сможем таким образом установить, не произошло ли еще что-нибудь. Могли произойти какие-нибудь мелкие события, не обратившие на себя внимания, а на фоне общей ситуации могущие зазвучать по-иному. Кроме того, мы одновременно усилим бдительность всех обитателей замка и тем самым затрудним действия нашему противнику, если он находится среди нас.

– А вы считаете, что это возможно?

– Почти наверняка, – энергично бросил Брона. – А теперь еще одно... – Он вынул из кармана пиджака маленький голубой карандашик. – Лежал в коридоре подвала. Может, это ваш?

– Нет. – Хемпель взял в руки карандаш и внимательно осмотрел его. – Не знаю, чей это.

– Завтра я постараюсь узнать, кто его потерял, – медленно сказал Брона.

Журналист попрощался со своим собеседником и пошел к себе.

* * *

Как обычно в сентябре, погода была отличной.

Около девяти утра отдыхающие начали собираться на завтрак. Первыми заняли места за столом Брона и Станек, а вскоре в столовую вошли Вечорек и Иоланта. Последним появился Хемпель. Шаротка отсутствовал.

Первой на это обратила внимание Иоланта.

– Что случилось с паном Шароткой? – спросила она. – Может, он плохо себя чувствует?

Молчание, воцарившееся после этого вопроса, прервал Кушар.

– Шаротка наверняка отсыпается после своего ночного приключения, – сказал он весело. – Его львиная отвага подверглась тяжелому испытанию.

– И кто же ее испытывал? – лениво спросил Брона.

– Этого я не знаю. Зато я знаю, что было со мной, потому что тогда мы были вместе и...

– Тогда, это значит когда? И что это за приключение? – строго спросила Вечорек.

– Вы разрешите я выручу Кушара? – отозвался Хемпель, который до этого молча слушал разговор. – Так уж случилось, что главный герой этих приключений, то есть Шаротка, подробно рассказывал мне о том, что с ним произошло.

В эту минуту в холл вошла Марыся. Остановилась в конце стола и подняла руку, показывая собравшимся голубой карандаш.

– Прошу прощения. Никто из вас его не потерял? Я нашла наверху.

Все повернулись в ее сторону.

– Да, – внезапно сказал Проца. – Это мой.

Марыся отдала карандаш молодому человеку. Тот осмотрел его и сунул в карман пиджака.

– Большое спасибо. Я, наверное, выронил его вчера вечером или сегодня утром по дороге на завтрак.

Девушка вышла. Хемпель, продолжая прерванный разговор, рассказал присутствовавшим обо всем происшедшем.

Его слова вызвали общее оживление. Но реакция была разной. Вечорек первой взяла слово.

– Это что-то неслыханное! – воскликнула она. – В доме убийство, а мы только теперь об этом узнаем! Ведь надо обыскать подвалы, может быть, труп этого несчастного лежит где-нибудь в углу! И почему никто этим не займется?!

– Сегодня на рассвете мы со Станеком тщательно осмотрели подвалы, – спокойно ответил Брона.

– И ничего не нашли?

– Абсолютно никаких следов, не говоря уже о трупе.

– Так что же случилось?

– По-видимому, убийца убрал ночью тело и где-нибудь его спрятал, – высказал предположение Проца.

– Разве не стоит обо всем сообщить в милицию? – забеспокоилась Колярская.

– По-моему, это просто необходимо, – поддержал ее Болеша. Минутную тишину, установившуюся после этих слов, нарушил Сосин:

– Действительно, это кажется необходимым, но только на первый взгляд. Все, что мы могли бы сообщить, это только слова. Никаких конкретных фактов, никаких доказательств. Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но я предложил бы совместно обыскать как следует дом и ближайшие окрестности. Ведь труп не мог растаять в воздухе. А если мы найдем тело или какие-нибудь реальные следы, тогда немедленно следует вызвать милицию.

Снова наступила тишина.

– Мне кажется, что Сосин прав, – отозвался Хемпель.

– И я так думаю, – сказал Кушар. – Хотя лично я не верю, что мы найдем что-нибудь интересное.

– Почему? – вмешалась Вечорек.

– Да потому, что у убийцы было достаточно времени так спрятать тело, что и найти его уже невозможно.

– Мог его утопить, – буркнул Велень. – У шлюза место очень глубокое. Я там не раз купался.

– И все же мы должны начать поиски, – сказал Хемпель. Сказал умышленно, стремясь облегчить себе задание – осмотреть комнаты всех жильцов.

– И мне так кажется, – заключил дискуссию Броне.

– Шаротке это должно было стоить много нервов, – вздохнула пани Вечорек. – Мне его, бедного, очень жаль.

– Не знаю, что было бы со мной, если бы я увидела такой кошмар за окном, – согласилась Колярская. – Наверное, умерла бы со страха.

– От страха еще никто не умирал! – засмеялась Иоланта.

– Глупости говоришь! – резко оборвала ее пани Вечорек. – Если бы у него было больное сердце, то могло бы кончиться плохо. Вы над ним смеетесь, что он трус. А я не знаю, как бы ты держалась одна в подземельях да еще в темноте!

– Кстати, о подземельях, – вмешался Хемпель. – Я бы хотел задать Кушару несколько вопросов.

– Пожалуйста, – молодой человек повернулся к нему.

– Мне кажется, что восприятие разных явлений зависит от времени суток. Одно впечатление бывает ночью, в темноте и тишине, другое при полном свете дня. Я бы хотел, чтобы вы сказали нам: уверены ли вы, что действительно слышали голос, зовущий на помощь? А если бы вы услышали эти звуки сейчас, днем, то вы бы расслышали то же самое или нет? Я хочу узнать, не поддались ли вы оба настроению ночи и воображению. Как вам кажется?

Кушар довольно долго молчал, затем ответил:

– Вопрос очень существенный, поэтому я должен подумать... Вспоминая тот момент, я теперь нахожусь в нерешительности. Безусловно, тогда у меня было впечатление, что я слышу человеческий голос, я даже различал слова, о которых говорил Шаротка. Так мне казалось тогда, но сейчас, после ваших замечаний, я начинаю колебаться и сам не знаю...

– Но ведь и Шаротка слышал! Разве может быть, чтобы вы оба подверглись одинаковой галлюцинации? – прервала его Иоланта удивленным голосом.

– Вот это единственное говорит за то, что действительно был слышен чей-то голос, так как трудно поверить, что мы оба поддались слуховой галлюцинации. Если бы не этот факт, я скорее был бы склонен допустить, что порывы ветра вызвали в комнате резонанс, похожий на человеческий голос.

– А почему вы не хотели, чтобы Шаротка разбудил меня перед тем, как пойти в подвалы?

Наступила тишина. Все начали отдавать себе отчет, что в этих вопросах содержится нечто большее, чем просто стремление выяснить некоторые обстоятельства. Последний вопрос журналиста имел явно обвинительный характер.

Так его понял и Кушар, потому что в первое мгновение он взорвался:

– Ну знаете!.. – Однако тотчас же опомнился и спокойно ответил: – Я слышал призыв о помощи. Считал, что нельзя терять ни минуты.

– Конечно, – буркнул Велень.

– Ну хорошо, – кивнул Хемпель. – У меня еще есть неясный пункт...

– И столь же для меня отягчающий? – спросил иронически Кушар.

– Почему вы направили Шаротку в правый коридор, а сами пошли левым? Почему не остались вместе?

– Потому что так мы могли быстрее осмотреть территорию. Как раз Шаротка тоже предлагал не разделяться. Я не согласился на это по указанной причине.

– Только это было поводом вашего решения?

– Что вы имеете в виду? – Кушар резко повернулся, уставившись в лицо журналисту.

– Я имею в виду, не лежало ли в основе вашего решения злое желание оставить этого человека одного в обстановке, которая должна была его напугать?

Кушар некоторое время молчал, а затем коротко ответил:

– Нет.

– А теперь я бы хотел выяснить еще один вопрос...

Хемпель не докончил начатой фразы, так как его внезапно прервала Иоланта:

– Это что, допрос в милиции? Почему вы расспрашиваете Ежика... инженера Кушара, – она быстро исправилась, – так, будто он виновник всего происшедшего? Мне это кажется просто абсурдным и я удивляюсь, что он еще отвечает на ваши вопросы!

Все это было сказано на одном дыхании. Видно было, что девушка сильно взволнована.

– Ты неправа, Иола, – вмешалась пани Вечорек. – Мы все хотим знать, как это случилось. А если есть какие-то неясности, то их надо сразу же разъяснить именно для того, чтобы ни на кого из нас не пало подозрение.

– Очень разумно, – поддержал ее Станек. – Кушар лучше всего может нам рассказать о событиях, очевидцем которых он был. И это совсем не означает, что его обвиняют в чем-то.

– Вот я и охотно объясняю, – улыбнулся Кушар, бросив благодарный взгляд в сторону девушки.

– А я готов в любую минуту подвергнуться допросу, лишь бы иметь такого защитника, – заявил Проца. Иоланта бесцеремонно показала ему язык.

– Ну, этот вопрос как будто исчерпан, – снова вступил в разговор Хемпель. – Итак, я хотел бы, чтобы вы объяснили, – он обратился к Кушару, – почему вы сказали Шаротке, что оба коридора сходятся, когда на самом деле это не так?

Иоланта задвигалась на стуле, но промолчала. Сосин слегка наклонился вперед. С его лица не сходила легкая, немного насмешливая улыбка. Велень озабоченно взглянул на Кушара.

Тот, однако, отвечал свободно, без признаков волнения:

– Неужели я действительно так сказал? Я что-то не помню. Может быть, я неудачно выразился или меня плохо поняли. Я имел в виду, что, идя разными дорогами, мы через некоторое время встретимся. И это на самом деле так. Брона и Станек могут подтвердить, что из помещения, где находится распределительный щит, есть проход в коридор, которым шел Шаротка.

– Это правильно, – Станек кивнул головой.

– Поэтому, говоря, что мы встретимся, я не обманывал Шаротку. Я мог просто неудачно выразиться о двух коридорах.

Слова Кушара звучали убедительно. Все вздохнули облегченно. Иоланта иронически поглядывала на Хемпеля, который, впрочем, не обращал на это никакого внимания.

– На этом мы, к сожалению, должны закончить, – сказал журналист. – У нас слишком мало данных, чтобы пытаться объяснить эти случаи. Мне, однако, кажется целесообразным попросить Станека тщательно запереть вход в подвалы и не расставаться с ключами.

– Правильно, – присоединился Болеша. – Надо сделать так, чтобы в эти проклятые подземелья никто не мог проникнуть. А туда ведет только один вход?

– Нет, – откликнулся Станек. – Есть и другой – в развалинах башни. Но им не пользуются. Двери там очень толстые, заперты тяжелыми железными засовами.

– Значит, через них нельзя пройти?

– В нынешнем их состоянии это исключается.

– Но если засовы отодвинуть изнутри, то выйти на поверхность можно?

– Засовы очень старые и сильно заржавели. Без инструментов отодвинуть их невозможно.

Разговор закончился. Все начали расходиться, решив, что молодежь должна осмотреть ближайшие окрестности.

Глава пятая

Следующая ночь прошла спокойно. Поэтому, несмотря на то, что поиски не увенчались успехом, общее настроение улучшилось. После завтрака все разошлись, и лишь Проца остался на террасе с книжкой в руках. Однако он не читал, а скорее наблюдал за природой и людьми.

Он видел, как Иоланта, Кушар, Велень и Болеша исчезли среди деревьев парка с ракетками в руках. Теннисный корт находился в глубине парка, укрытый деревьями.

Сосин и Шаротка шли с Броной в сторону парников, о чем-то оживленно беседуя. Голос Станека доносился из дома – он с кем-то разговаривал, кажется, с Вечорек. Проца наблюдал за этим перемещением людей, а упорный рой мыслей, рассуждений не давал ему покоя.

Погруженный в раздумья, он не заметил, как прошло немало времени, солнце уже стало приближаться к зениту. Из парка вышли Болеша и Велень, оба красные и вспотевшие. Шли к дому. Велень на ходу кивнул Проце.

Через некоторое время он снова вышел на террасу. Минуту стоял неподвижно, не обращая на Процу внимания. Потом сошел вниз и исчез за углом дома. Появился Болеша и не торопясь, солидно направился в сторону фруктового сада. Проца проводил его взглядом.

Пробежала Иоланта и с криком: «Привет, старик!» исчезла в открытых дверях гостиной.

Проца отложил книгу, которую так и не начал читать, и поднялся.

Было тихо и пусто. Из раскрытых дверей замка голосов уже не было слышно. Высоко в небе сверкало солнце – приближался полдень. Было жарко, и Проца подумал, что охотнее всего он сейчас бы полежал в высокой зеленой траве в холодной тени деревьев парка.

Он сошел с террасы и пошел не спеша, заложив руки в карманы, небрежной походкой человека, у которого масса свободного времени.

Стеклянные крыши парников слепили солнечным блеском. Соломенной шляпы Броны видно не было.

Медленным шагом Проца прошел мимо парников и свернул на тропинку, ведущую к мельнице.

Перед ближайшим поворотом остановился и снова оглянулся назад. Никого не было видно. Все вокруг утопало в солнечном блеске, затихшее и застывшее в полуденном зное.

Прошло около двадцати минут, прежде чем он дошел до луга перед мельницей. В том месте, где тропинка раздваивалась, остановился. Здесь ничто не нарушало тишины. Были слышны лишь монотонный шум льющейся через шлюз воды и едва уловимое жужжанье насекомых.

Вода у ближнего берега прозрачная и светлая, местами блестящая, дальше темнела, а под самыми деревьями, в их тени, была почти черной.

Проца двинулся направо, в сторону мельницы. Густая трава совершенно заглушала шаги.

Он сошел с тропинки и направился к покосившимся дверям, петли которых были изъедены ржавчиной. Между створками была широкая щель, и Проца без труда проник вовнутрь. Остановился, чтобы привыкнуть к темноте. Спустя минуту он смог различить огромный мельничный жернов, лежавший рядом. Несколько толстых деревянных столбов подпирали своды. Темные мрачные углы заросли паутиной.

С правой стороны была лестница со сломанными перилами, ведущая на чердак. На толстом слое пыли, покрывавшем деревянные ступени, Проца увидел отчетливый свежий след.

Кто-то взошел туда перед ним.

Стараясь ступать как можно тише, он начал подниматься по лестнице.

Ступени из толстых дубовых досок не скрипели. Затаив дыхание, он медленно поднимался вверх. Когда голова почти достала пола чердака, остановился и напряг слух.

Сверху донесся легкий шелест, как будто кто-то переворачивал листы бумаги.

Осторожно приподняв голову, Проца выглянул наружу. Прямо напротив него находилось оконное отверстие без стекла и рам. Под окном стоял огромный ящик, а около него спиной к Проце сидел человек.

Этот человек наклонился над бумагами и что-то писал. Проца сразу узнал его.

Скрываться дальше не имело смысла. Было интересно узнать, что тот делает.

Двумя прыжками Проца очутился на чердаке. Шум заставил человека у окна резко обернуться.

Проца стоял от него в двух шагах.

– Странная склонность к уединению, – сказал он с улыбкой.

– Кто что любит, пан Проца, – ответил тот.

В эту минуту порыв ветра подхватил бумаги, лежавшие на ящике. Один из листков упал под ноги Проце. Он быстро наклонился и поднял бумагу. На ней виднелись цифры: 5—8—4×3, g. a. 3,3 —...

Всматриваясь в таинственные значки, Проца не заметил, как человек у окна схватил толстую суковатую палку, стоявшую у стены.

А когда он поднял голову, чтобы задать вопрос, то последнее, что увидел, было искаженное ненавистью лицо и рука, занесенная для удара.

* * *

За обедом все оживленно обсуждали отсутствие Процы. Затем встали из-за стола, и каждый занялся своим делом.

Только Шаротка не знал, куда себя деть. Покрутился по гостиной, вышел на террасу. Однако перспектива прогулки в одиночестве после последних переживаний не пришлась ему по вкусу. Он решил пойти в библиотеку. Все время его не оставляло какое-то беспокойное чувство. Пан Анзельм был настолько рассудительным, что отдавал себе отчет в причине такого состояния. Несомненно, это разыгрались нервы и воображение. Происшедшее взволновало Шаротку до глубины души. Все казалось ему подозрительным. Вдобавок его мучило ненасытное любопытство. И поскольку он явился главной фигурой всех событий, пан Анзельм ни за что не смог бы покинуть место действия, не узнав о раскрытии тайны.

Он чувствовал себя словно зритель на сеансе детективного фильма, оборвавшегося на самом интересном месте. Шаротка боялся, но и одновременно чувствовал разочарование, что ничего нового не происходит.

Он выбрал книжку и хотел расположиться в одном из кресел, когда сообразил, что ему не хватает очков. Он оставил их на столике около кровати. Пришлось пойти наверх.

Очки действительно лежали там, где он и предполагал. Пан Анзельм сунул их в карман пиджака и уже хотел выйти из комнаты, как вдруг увидел на столе под окном белый конверт, прислоненный к вазочке с цветами.

На конверте большими буквами были выведены его имя и фамилия.

Заинтересованный, он подошел к столу и взял конверт. Он был заклеен, но клей был еще влажным. Значит, письмо было оставлено только что, перед его приходом.

Шаротка вскрыл конверт. В нем находился небольшой листок бумаги, исписанный кривыми неровными буквами.

«В шесть часов ты должен быть на старой мельнице. Но никому ни звука – иначе смерть!!! Ты должен послушно исполнить приказ, тогда останешься жив. А если нет, то нож между ребрами! Не говори никому о письме и приходи. Иначе твое дело плохо! Хромой Петр».

Письмо выпало из трясущейся руки пана Анзельма, на что он не обратил ни малейшего внимания. Тяжело упав в кресло, медленным движением вынул из кармана платок и протер вспотевший лоб.

Ну вот! Дождался! Теперь опасность угрожала непосредственно ему. Это уже не роль свидетеля, здесь речь идет о нем самом – Анзельме Шаротке, спокойном, солидном старшем бухгалтере, который за всю свою жизнь и мухи не обидел. Теперь его вызывает таинственный хромой Петр!

Эти мысли галопом пролетели в голове у Шаротки.

Когда он представил себе, как будет идти один вечером по этому дикому безлюдью, а потом войдет в эту развалившуюся, грозную мельницу и очутится лицом к лицу с убийцей, его охватил такой ужас, что, казалось, решение может быть только одно – не ходить!

Но не ходить – это значит постоянно ожидать внезапной трагической смерти! Не знать, когда и откуда будет нанесен удар, бояться каждого угла, каждого скрипа двери, каждого шелеста, каждого темного места!

Значит, идти? А зачем? Чего от него может хотеть этот тип, этот хромой Петр? Если Шаротка его увидит, значит, тот себя выдаст. А если так, то разве можно себе представить, что убийца его отпустит живым? Может, будет в маске? При одной мысли о разговоре с человеком в маске пана Анзельма прошила дрожь ужаса и любопытства.