Текст книги "Внеклассные занятия (СИ)"
Автор книги: Катя Кошкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Ночь. Самая быстрая и сумасшедшая ночь в моей жизни. Я согласилась на предложение Кати и не заметила, как истлела самокрутка в моих руках, как густой дым окутал кухню и как мой разум освободился от тяготеющих проблем всей моей жизни. И стало так легко… Так приторно сладко… Я смеялась… Так не смеялась, наверное, никогда в своей жизни. Ну почему?.. Почему утром снова наступит завтра и придется снова жить так, как хотят от тебя другие?! Почему нельзя сутками быть здесь, в этой самой кухне и наслаждаться этой легкостью, своим настроением, людьми тебя окружающими?! И только свет от любого источника электроэнергии раздражал, заставляя щуриться, так как глазам было больно смотреть на яркие вспышки. Кажется, я впервые ощущала свое тело частью себя. Неделимой частью, слитной настолько, что каждый нерв на коже реагировал на все мои эмоции, окутывая туманом невесомости.
– Зараза, я хочу в твою школу! – смеется Катя, едва не сползая по стене на пол, когда поднялась с табурета. – И в твой класс! У меня скукотища… Нет таких учителей, как Дан… Нет вообще ничего примечательного!
– Лучше забери историка в свою школу! – смеюсь я в ответ. – Я не вытерплю его еще несколько месяцев!
– Пойдем к остальным! – тянет меня за руку Катя, отчего я отрываюсь от табурета и едва не падаю на нее, истерически смеясь на всю кухню.
– Блин, ты такая хорошенькая и искренняя! – выдыхает Катя мне в лицо, лучезарно улыбаясь, не спеша уводить меня из кухни.
– Ты тоже… – ответно улыбаюсь я, чувствуя, как Катина рука сжимает мое запястье сильнее.
Мне кажется все очередной игрой и я охотно принимаю правила. Меня не удивляет ее близость, искрящийся вожделением взгляд. Меня не пугают даже ее губы, скользнувшие по моим, ненавязчиво, но вполне определенно. Я же пытаюсь заметить существенные отличия между поцелуем мужчины и женщины. Определенно, разница есть, но в чем, я так и не могу понять.
– А ты не из пугливых… – смеется Катя, несильно прикусив мою нижнюю губу. – Ты только не подумай… В общем, думай, что хочешь, сегодня можно!
– А Гера… Он знает, что?.. – не знаю, как подобрать нужные слова, тем более все мысли сейчас путались, лишая способности даже говорить внятно.
– Гера… – заливисто смеется Катя, прижимая ладонь ко рту. – Он знает, что мне шестнадцать и мне – все можно! Слушай, вообще он нормальный парень, но я натура такая, что мне нужно пробовать абсолютно все! Перестань относиться ко всему так серьезно, Крис, и увидишь, как жизнь станет проще…
Но жизнь проще не стала, когда, мучаясь головной болью, которая не оставляла меня на протяжение всех предшествующих суток, я пришла в гимназию в понедельник.
Кое-как отсидев два первых урока, я прогуляла третий – физкультуру, скоротав время в курилке с Ксюшей. Сейчас на истории я смотрела на Даню, ведущего урок, и думала о том, что едва не переспала в субботу с подругой его лучшего друга. Нет, конечно, до этого бы вряд ли дошло, но позитив Кати передавался и мне, ее жизнерадостность заряжала, и ей хотелось доверять так, как никому и никогда.
Посередине урока входная дверь распахнулась и Мария Ивановна – наша физручка, кузнечиком запрыгнула в класс, призывно разглядывая ровные ряды парт, вцепившись в меня взглядом, словно увидев прокаженную.
– Даниил Евгеньевич, примите меры! – писклявый же голос у нашей спортсменки средних лет, без акустики спортивного зала, он просто резал слух. – Ваша Ярославцева нахально прогуливает уроки!
– Ярославцева… – устало закатывает глаза Даня, затем пройдясь взглядом по мне снизу вверх. – Встань хотя бы…
– Не могу, у меня голова болит! – скулю я, подпирая рукой щеку. – И на физру я не пошла по этой причине, Мария Ивановна.
– Ага… Здоровье в курилке поправляла вместе с Морозовой из параллельного! – раздается с задней парты Светин голос, с которой мы так и остались не в ладах после происшествия в восьмом классе.
– Слушай, заткнись уже, а то я расскажу, что ты там делала! – шиплю я, желая повторить свой поступок нескольких лет давности.
– Ярославцева! – повышает голос Даня, и от его тона над классом нависает мертвая тишина. – Встань!
Нехотя я поднимаюсь со стула, бесцельно блуждая взглядом по потолку.
– Это немыслимо! – пищит Мария Ивановна, едва не топая ножками, обутыми в увесистые кроссовки. – Тебе «пять» по физкультуре для медали не нужна что ли?
– Да вы достали меня уже все своей медалью! – вспыхиваю я, готовая послать уже всех и каждого, лишь бы меня оставили в покое. – Не нужна мне ваша медаль, понятно?! Можете меня вообще по физре не аттестовать – на юрфаке она не нужна!
– Вы послушайте, Даниил Евгеньевич, как она огрызается! И это образцовая ученица класса! Просто обнаглевшая! Я ей «два» влеплю без всяких разборок! Если ей ее медаль не нужна – то мне тем более!
– Подождите, Мария Ивановна, – усмиряет ее Даня, будто его заботили мои проблемы. – Мы разберемся в этом недоразумении… На следующем уроке Ярославцева отработает нагрузку за пропущенный, я вас уверяю.
– Ха… – вырывается у меня, но Даня бросил на меня такой убийственный взгляд, что я резко стихла.
– Слушайте, я не собираюсь нянчиться с вашей отличницей… – продолжает возникать физручка, но уже менее уверенно. – Хватит того, что сам классный руководитель носится с этой нерадивой, как курица с яйцом! Вы уж меня извините, Даниил Евгеньевич, но ничего из вашей Ярославцевой хорошего не выйдет! Ей ремня надо бы… Да, видимо, поздно уже!
– Не поздно… – опровергает Даня, сжимая губы, видимо, не зная уже как остановить этот фонтан вырвавшихся эмоций из другого учителя. – Мы во всем разберемся, и Ярославцева принесет вам свои извинения, честно заслужив каждый свой балл.
– Хорошо, – стихает Мария Ивановна, направляясь к двери. – Гиперактивная она у вас стала в одиннадцатом классе! Скоро через день начнет сюда ходить, а мы ей все равно будем «пятерки» «натягивать»!
Ведьма… При всем классе кричать о том, что мне что-то там натягивают… Забыла, наверное, что я честно десять лет на ее физру ходила, когда другие тупо забивали.
Мария Ивановна скрылась за дверью, и на несколько секунд в класс вернулась тишина.
– Я тебе еще не разрешал садиться, – обращается ко мне Даня, когда я начала было присаживаться на свое место. – Все свободны, остается только Ярославцева! У нее персональный классный час…
========== 27. Я рядом... ==========
Обрадованные коротким уроком одноклассники поднимаются с мест, покидая класс, оставляя меня один на один с Даней. В это же время задним умом я понимаю, что именно сейчас все черти преисподней вышли на охоту, и мне придется несладко в этом разговоре. Подсознательно срабатывает моя защитная реакция, когда я складываю на груди руки, хмурюсь и плотнее прижимаюсь к спинке стула. Когда класс опустел Даня делает несколько шагов по направлению к моей парте, присаживаясь на край соседней, внимательно изучая меня своими въедливыми глазами.
– Ну что с тобой, Ярославцева? – как-то неожиданно для меня ровно и примирительно звучит его голос, отчего я немного теряюсь в своем желании высказать ему все, что накипело.
– Что вам непонятно, Даниил Евгеньевич? – фыркаю я, готовая в любой момент сорваться с той шаткой позиции нашкодившей ученицы и вспыхнуть ярким огнем презрения к учителю.
– Сколько еще я должен выслушать о том, что «Ярославцева то… Ярославцева это…»? Ты знаешь, что ко мне подходила Лидия Ишмаева и лично напрямую жаловалась на тебя о том, что ты к ней цепляешься? Ты сюда учиться ходишь, или врагов заводить?
– Послушайте, ваша Ишмаева сама ко мне лезет со своей правильностью, от которой меня тошнит уже! – знала, что Ишмаева сука, но чтобы такая… – Нет, конечно, вы будете слушать ее, потому что я все вру, и мои слова гроша ломанного не стоят! А еще я самое коварное и лживое существо в мире, как видимо, считает Лидия, которую вы, без сомнений, слушаете куда внимательнее, чем меня! Стоит ли спорить…
– Кристина, – перебивает меня учитель на полуслове, останавливая мою тираду на самом пике. – Прежде всего, прекрати обращаться ко мне на «вы», я далеко не посторонний человек тебе. Во-вторых, я готов выслушать и твою точку зрения, так как не считаю тебя лживым существом или кем бы то не было еще, кроме своей ученицы.
– Сказал тот, кто оттрахал эту самую ученицу, слившись затем, прикрываясь маской честного учителя… – язвлю я, окончательно теряя способность контролировать свой словесный поток. – Честно, с вами, учитель, мне хотелось бы общаться меньше всего сейчас…
На какие-то доли мгновенья над классом нависает тишина. Кажется, я сказала что-то лишнее, но осознание этого придет намного позже, а пока я полностью уверена в своей правоте. Кроме того, хотелось хоть как-то уколоть его, задеть, сделать так, чтобы ему тоже стало хотя бы немножечко больно, едва ли ощутимо.
– Иногда я ловлю себя на мысли, что мне хочется ударить тебя… – от этого признания я поднимаю на учителя взгляд, искренне удивляясь подобной откровенности. – Просто так сжать тебя в руках, прижать к коленям, взять толстый кожаный ремень и выбить из тебя всю ту ересь, что ты взращиваешь в своей малолетней голове… И я понимаю, что это будет лучше, чем ты наделаешь еще кучу ошибок, поплатившись своей же шкурой, но все же нахожу в себе силы сдержаться и позволить тебе самой понять ничтожность своих убеждений.
– Да что я сделала-то такого?! Пропустила физкультуру потому что мучаюсь ужасной головной болью?! Я не робот и могу заболеть – в этом нет ничего сверхъестественного!
– Если ты болеешь, то нужно принести записку от родителей, или предупредить меня, как классного руководителя, а не слоняться сорок минут в курилке. По-моему, это правило должно быть известно тебе с первого класса.
– Хорошо, Даниил Евгеньевич, впредь я буду обращаться к вам, если не смогу посещать физру по причине начавшихся не вовремя месячных, сопровождаемых головной болью и резями в животе! Идет? Или вы хотите убедиться в факте причины моего отсутствия на уроке? Учитывая вашу настойчивость, я могу предоставить неопровержимые доказательства, но для этого вам нужно будет пройти со мной в женский туалет!
– Ярославцева, – повышает голос Даня, отчего я замолкаю равнодушно пожав плечами и нервозно прикусив губу. – Заткнись уже! Ты понимаешь хоть, что что-то идет не так? Понятно, конечно, что строить из себя бедную овечку на протяжение десяти лет – достаточно утомительное занятие, но чтобы вот так сливать все свои праведные труды в ничто… Это по меньшей мере глупо, кому бы ты не хотела досадить своим поведением. А если дело касается лично меня, то поверь на слово – мне все равно!
Кажется, именно в этот момент кровь закипает в моих жилах. Импульсивно я подрываюсь с места, не в силах больше что-либо говорить, как-то реагировать. Боже мой, как хотела бы я доказать этому человеку насколько мне все равно! Насколько все равно чувствовать к себе отчужденность, холодность, равнодушие… Насколько все равно еще раз убедиться в его безразличии... Настолько, что ладони непроизвольно сжимались в кулаки, а сердце гулко стучало в груди, стремясь вырваться, прорвав преграду кровоточащей плоти, будто тонкий лист бумаги.
– Ты делаешь только хуже, – безапелляционно заявляет он, встречаясь с моим взглядом. – Себе. Ничего не значат твои выпады ни для кого, и для меня тем более.
Словно щелчок хлыста по ровной глади воды звучит удар моей ладони по щеке учителя. Резко, звонко, четко разносится звук пощечины по классу, отдаваясь эхом от каждого угла четырех стен, болью отражаясь для моего слуха, теряясь в глубинах моего сознания. Наотмашь, собрав всю злобу и боль, скопившиеся во мне, образуя ядовитую смесь, бурлящую в моих венах, я бью Даню по лицу, отчего на его щеке проявляется след моей руки. Руку неприятно саднит, будто тысячи иголок вмиг пронзили кожу, когда я всматриваюсь в его лицо через пелену подступивших слез, с трудом соображая о только что произошедшем. Не смогла сдержаться, не смогла больше слушать и слышать то, что он говорит, воспитывая меня, воспринимая как нерадивого ребенка, испорченную девицу, на которую ему все равно…
– Так почему бы не оставить меня в покое?.. – шепчу я, когда он прижимает ладонь к щеке, смерив меня долгим укоризненным взглядом. – Просто оставьте меня все в покое! Вам всем все равно! Всем! Всем тем, кто в моем классе! Всем учителям! Родителям! Всем все равно, но почему вы, блядь, не оставите меня уже в покое?! Блядь… Сука…
Прижимаю руки к вискам, захлебываясь собственным бессилием, злостью на весь мир, восставшим против меня, выставляющим препятствия на каждом моем шагу. Схватив сумку, я выбегаю из кабинета, не взглянув больше на историка, не сдерживая больше слез.
И снова ночь. И снова очередные выходные спасают меня от самобичевания, от мыслей о собственной ненужности, ничтожности… И радует, что рядом со мной такие люди, как Катя… Ведь ей не все равно. Она не упрекает меня за каждый мой косяк, за неправильное поведение, неверно высказанное мнение... Ей достаточно того, что я рядом… А плохая, или хорошая – это лишь покажет время. И так ли важно это, когда, во всяком случае, человек не чужой тебе?
В полночь мы оказываемся в каком-то клубе, где я изливаю своей новообретенной подруге все свои проблемы, рассказывая ровным счетом обо всем, что до того хранила только в памяти. Изрядной дозой разбавляя свой рассказ крепкими коктейлями, я получаю от Кати ту поддержку, что не видела и не слышала уже долгие годы. Приятно так… Незаменимо сейчас…
– Знаешь, мне казалось, что он ответит мне тем же… – произношу я, прикусывая фильтр сигареты, глубоко затягиваясь тяжелым дымом. – Я решила, что сейчас он наотмашь разобьет мне лицо, не сдержав в себе ту ярость, что ясно читалась по его глазам…
– Да ну, Дан никогда так не поступит, – Катя выдыхает серую струйку дыма мне в лицо, задумавшись о чем-то, удобнее устроившись на столешнице умывальника в туалете клуба. – Ну ты, конечно, дерзкая… Ударить учителя… Бля, смело!
– Он вынудил меня! – допиваю «Маргариту» из своего бокала, одновременно докурив сигарету. – Нужно обладать талантом, чтобы вот так выводить меня из себя! Я готова была вцепиться ему в глотку зубами за подобные слова, честное слово!
– Крис, хочешь верь, хочешь – нет, но он к тебе неравнодушен… – Катя деловито приподнимает подбородок, смиряя меня многообещающим взглядом. – Не будь ты для него интересной – он бы не проявлял к тебе такого внимания.
– Он проявляет его по одному лишь поводу – я его ученица, – опровергаю я предположение Кати, затянувшись остатками сигареты и выдохнув серый дым. – Он ясно дает это понять, а я лишь доказала ему, что мне до сих пор обидно и больно принимать такое положение вещей. Блин, ну как так можно? Как научиться воспринимать все равнодушно? Я тоже хочу сделать так, чтобы мне было все равно!..
– Милая моя, – смеется Катя, привлекая меня к себе и целуя в затылок, будто ребенка. – Тебе не надо меняться и чему-то учиться… Не надо позволять таким, как Дан, уничтожать твою индивидуальность! Поверь – ты лучше многих! Да – не святая, да – не самая послушная и прилежная, но лучшая из тех, кого большинство… Самая открытая, преданная девочка…
После клуба вновь последовала та самая квартира, в которой я первый раз побывала неделю назад. Сознание уже путалось из-за изрядной доли выпитого в клубе, но окончательно теряюсь в мыслях после выкуренной самокрутки, предложенной Катей. Мозг отключается, совершенно не воспринимая действительность. Какой-то парень, до этого не знакомый мне, присаживается ко мне рядом на пол, когда Гера играет что-то на гитаре в кругу своих друзей. Незнакомец что-то говорит мне, спрашивает, но я не могу сконцентрироваться не на едином слове. Невзначай он трогает мои волосы, перебирая локоны, зарываясь в них, касаясь шеи и плеч. Куда-то пропадает Катя, которой я могла бы пожаловаться на неожиданное посягательство со стороны неизвестного. Все мое тело ватное, и мне вроде бы хорошо, но мой назойливый собеседник нарушает кайф, продолжая что-то говорить мне в самое ухо, трогая за талию, затем опускаясь к краю юбки, скользнув по бедру до линии чулок. Его жадные, ищущие пальцы, отодвигают край правого чулка противно так касаясь обнаженной кожи. Кажется, этот недоносок думает, что доставляет мне удовольствие своими действиями. Кажется, самое время найти в себе силы оттолкнуть этого парня, когда он прикусывает мочку моего уха. Больно, жадно, жарко дыша мне в шею, рассчитывая завести меня словно текущую суку. Я должна сопротивляться… Должна прогнать его, но не могу… Я слишком пьяна, слишком обессилена и расслаблена… Слишком слабая сейчас…
– Мать вашу, это кому в голову пришло?! – слышу через пелену окутавшего меня тумана. – Кто ее накачал так, я спрашиваю?!
– Ты что так взъелся?! – дружелюбный голос Кати на миг рассеивает туман, но я снова начинаю падать в какую-то беспросветную бездну. – Мы просто отдыхали, Дан! С ней все в порядке, я же рядом постоянно…
– Да она едва живая! Вы в своем уме вообще?! – его громкий голос глушит музыку, до этого разносившуюся по квартире. – Руки убери от нее! – тут же мои колени освобождают от жадных потных ладоней того самого незнакомца, который не оставлял в покое мои чулки большую часть ночи. – Блядь, я разнесу весь этот хлев в щепки, если ей не станет легче!
– Она перебрала немного просто, – неуверенно робко отвечает Катя, холодными ручонками трогая мои ладони. – Ей просто поспать нужно…
– Оставь меня… – упираюсь кулачками в грудь человека, поднимающего меня на ноги. – Отстань!..
– Тшш… – он прижимает меня к себе, выводя куда-то по какому-то длинному коридору, затем подхватывая меня на руки. – Все хорошо... Я рядом…
========== 28. Все хорошо, что хорошо заканчивается. ==========
Глубокий сон окутал меня, больше напоминающий обморок. Больше я ничего не помню, не могу сказать, или хоть что-то понять из окружающей обстановки. Лишь какие-то чисто осязательные ощущения воспринимает мое тело: сначала уличный холод и порывы ветра, затем усыпляющее тепло машины, при движении которой меня постоянно укачивало, отчего головокружение усиливалось, и я едва ли не теряла сознание, когда на короткие мгновенья сон отступал, возвращая меня в реальность.
Я не соображала где я, куда меня увозят, а затем ведут, да и вообще, кто был рядом. Этот кто-то поднимает меня на руки, не мучая мой организм для преодоления остатка неизвестного пути. Мне настолько плохо, а тело свое я просто не ощущаю, что даже чувство какого-то страха покинуло меня, оставляя беспросветное забвение. Чувствую, как оказываюсь лежащей на чем-то мягком, как чьи-то руки снимают с меня куртку, расстегивают сапоги, освобождая мое безвольное тело от мешающей тяжелой до невозможности одежды. Чья-то ладонь скользит по моей щеке, убирая спадающую на лицо прядь волос, затем касается плеча, легко его сжимая, опускается ниже к коленям, успокаивающе проведя по бедрам. Я лишь импульсивно вздрагиваю, не в силах даже глаз открыть, не понимая вообще, сплю ли я, или это все наяву. В момент когда на меня ложится ткань теплого покрывала наступает полная тишина, я снова стремительно падаю в глухую темноту, теряясь в остатках сознания, в ощущениях, осязаниях…
Мне кажется, что я задыхаюсь, будто кто-то наступил мне на грудь. Я не могу видеть и резкий приступ страха от того, что ослепла, сковывает по рукам и ногам. Прижимая ладонь к горлу я резко сажусь в чужой кровати, глубоко дыша, пытаясь максимально наполнить воздухом легкие и тут же едва не вскрикиваю от неизвестности того, где я и что произошло.
– Все в порядке, не бойся, – звучит знакомый голос рядом и тут же загорается ночник на прикроватной тумбочке. – Ты как?
Судорожно осматриваюсь, пытаясь собраться с мыслями и восстановить память, я бегло кидаю взгляд на Даню, который приподнялся за мной, прикоснувшись ладонью к моему плечу. Без сомнений я у него в комнате, но как я сюда попала просто не могу понять… За окном еще темно, но был уже заметен отблеск приближающегося рассвета. Все еще ощущалось легкое головокружение, но как ни странно, характерной боли в висках не было. Хотелось спросить, что я здесь делаю, но вовремя останавливаю себя, не желая признаваться в собственном бессилии и крайне позорном положении.
– Как себя чувствуешь? – следует другой его вопрос, который кажется мне сейчас просто издевательским. Ну почему?.. Почему судьба так любит надо мной издеваться, подсылая этого Дьявола именно тогда, когда мне меньше всего этого хочется?!
– Мне домой нужно, – выдыхаю я, поднимаясь с кровати и едва не теряя равновесие от того, что земля резко закружилась и просела под ногами.
– Куда ты в таком состоянии? – Даня поднимается за мной, устало потерев ладонью лоб. – Уверен, ты еще вчера отпросилась у матери с ночевкой якобы у подруги. Тебе выспаться нужно, а утром я отвезу тебя…
– Мне сейчас нужно домой! – лихорадочно копошусь в сумке с целью нащупать в ней телефон, чтобы вызвать такси. – Со мной все в полном порядке и незачем было меня тащить черт знает куда сквозь ночь!
– Блядь, Ярославцева, если ты сейчас же не угомонишься и не вернешься в постель – я тебя силой заставлю это сделать, не посмотрев на твое подорванное здоровье! – он теряет терпение, отчего тон его голоса звучит вполне определенно, доказывая его угрозы.
Подрагивающими руками я продолжаю искать в телефоне номер такси, хотя зрение постоянно рассеиваться и делает исполнение моей задачи фактически невозможным.
– Я ухожу домой и мне все равно, что ты там собираешься делать! – найдя нужный номер, я нажимаю «вызов», собираясь двинуться в сторону приоткрытой двери спальни.
– Ты никуда не пойдешь! – слышу металлические нотки в его голосе, но не придаю этому никакого значения, готовясь продиктовать адрес оператору такси.
– Сомневаешься? – берусь за ручку двери, распахивая ее шире, но тут же оказываюсь отброшенной на кровать, отчего мой телефон вылетает из руки, теряясь где-то на полу спальни.
– Ты никуда не пойдешь сейчас! – громко и четко распоряжается Даня, захлопнув дверь так, что штукатурка посыпалась из косяков, а стекла окна пронзительно зазвенели. – Хватит, Ярославцева, строить из себя хер знает кого! Достаточно для этой ночи!
Он отворачивается от меня, пытаясь взять себя в руки, но даже я замечаю, что все его мышцы напряглись и заходили ходуном от обуявшей его ярости. Я, конечно, не собиралась уступать, но сейчас осеклась, решив выждать паузу и не нагнетать обстановку еще больше.
– Я что-то плохое сделала лично тебе? – тихо спрашиваю я, неловко присаживаясь на край кровати, всматриваясь в его застывший у окна силуэт. – Я просто смешала выпитое и выкуренное за вечер, такое ведь бывает…
– Да, бывает, но я честно долго решал, куда тебя везти: сюда, или в больницу ставить капельницу! – он поворачивается ко мне все еще раздраженный, но не внушающий страха, как несколькими секундами ранее. – Ты понимаешь, что шутишь серьезными вещами?! Это твоя жизнь…
– Не надо было меня никуда везти… – фыркаю я, поднимаясь с кровати, переведя сбившееся дыхание. – Я бы также оклемалась и там…
– Ага, интересно, до того, как тебя бы трахнул тот наркоман, или после? – хмыкнул Даня, беря с тумбочки сигареты и прикуривая прямо в комнате.
– Тебе-то какая разница кто и где бы меня трахнул?! – вспыхиваю я, задыхаясь от обиды за себя любимую. – Это моя жизнь! Моя, слышишь?! И можно, наконец, не совать в нее нос, если тебе так уж все равно на меня!
– Да потому что ты все назло мне делаешь! – его слова снова бьют меня больнее железного кнута, лишая кислорода и способности как-то их опровергнуть. – В общем так, Ярославцева, строишь из себя суку – так будь ею до конца! Ты превосходный манипулятор! Почему-то когда творишь, что только в голову взбредет – ты у нас взрослая, а как только тебя за это начинают гноить – ты сразу вспоминаешь, что тебе семнадцать и рано еще отдавать отчет в своих действиях! А мне надоело нянчиться с тобой, входить в твое плачевное положение, выгораживать, оберегать от всего несправедливого мира, уговаривать всех и вся, что ты не такая мелкая дрянь, какой тебя видят остальные, а потом любезно стирать с себя грязь, в которую ты при любом удобном случае пытаешься меня окунуть! Я сейчас одну вещь скажу, ты естественно не поймешь этого, но все же может прорвусь к твоему мелочному умишке: единственный человек, стоящий на твоем пути – это ты сама! Только ты создаешь себе проблемы, которые преодолеваешь, идя по головам ближних и уничтожая собственную жизнь! Можешь катиться куда угодно! Вызывай такси, едь к маме, чтобы она тоже впечатлилась твоей нескучной ночкой! Делай вообще, что хочешь, Ярославцева, тебе все можно!
Выдохнув сигаретный дым и сжав окурок в руке Даня вышел из комнаты, оставив меня в полумраке своей спальни переваривать полученное обо мне мнение. Таким я видела его впервые. Никогда и никто еще не обращался со мной в подобной манере. Никто не высказывал мне в глаза то, в чем бы я себе никогда не призналась. Сначала меня захлестнула обида, но затем непонятная скорбь от всей этой ситуации, в которой я оказалась, окутала меня, отчего почему-то стало немножечко стыдно. Нет, нельзя все так явно воспринимать на свой счет – это же его слова. Слова того, кто обошелся со мной далеко не лучшим образом. Вообще, стоит ли ему доверять? Ведь однажды он уже обманул мое доверие…
Тихо, почти неслышно я захожу на кухню, в которой шуршал закипающий чайник и Даня, уже вполне спокойный и умиротворенный стоял, облокотившись на столешницу даже не подняв на меня взгляда. К ногам подошел Тай, дружелюбно помахав мне хвостом, – скучал.
– Извини, – едва слышно срывается с моих губ такое совсем незнакомое для меня слово. – Я была неправа сегодня, – очень важно уточнить когда, чтобы ни в коем случае не признавать правдивым весь его монолог обо мне. – И спасибо, что позаботился обо мне сегодня, видимо, я действительно в этом нуждалась.
Он лишь кивнул, понимающе поджав губы, будто обдумывая что-то, что еще не сказал мне.
– Забудем, – выдохнул он, достав с полки две кружки. – Будешь чай или кофе?
– Кофе, – отвечаю я, только сейчас соображая, что отчаянно хочу узнать почему он все же проявил такое участие сегодня по отношению ко мне. – А… А что ты делал в той квартире? Я так понимаю, что была уже глубокая ночь.
– Заехал кое-что забрать у Геры, – усмехнулся Даня, разливая по чашкам кипяток. – Не буду скрывать, что был удивлен, увидев тебя в этой компании… Нет, это вполне нормально, но было слишком много лишних людей, а тот накачанный непонятно чем парень, которого, судя по всему, никто не знал, лез к тебе, ничего не соображающей… Признаюсь, у меня кровь застыла в жилах.
– Почему? – спонтанно спрашиваю я, понимая, что не слежу за своим языком, но не в силах удержаться от любопытства.
– Потому что, Ярославцева! – Даня передает мне горячую кружку, заметно занервничав от моей любознательности. – Как бы я себя чувствовал, если бы оставил тебя там? Все-таки я твой учитель…
– Все, достаточно! – отпив глоток горячего напитка, я ставлю чашку на стол, понимая к чему сейчас сольется этот разговор. – Ты мой учитель, который всегда придет на помощь своей сумасшедшей ученице… Я это слышала раз двести, не нужно сейчас это объяснять еще раз, я еще не совсем трезво все воспринимаю…
Морщусь, потирая виски, изучаемая блуждающим взглядом Дани, сидящем на табурете напротив. Пора ретироваться, отходить, отползать… Что угодно, лишь бы не предаваться мечтам услышать от него что-то, что хотелось бы слышать. Не нужно себя накручивать, пора научиться принимать суровую правду. Пусть лучше так – безапелляционно и жестко, но максимально понятно, что сомневаться просто глупо.
– Я вполне в норме и способна двинуться домой, – пытаюсь выдавить из себя улыбку, хотя было настолько горько, что к горлу подступил комок. – Все хорошо, что хорошо заканчивается, и я рада, что эта ночь закончилась именно так, а не плачевно для меня, за что еще раз спасибо, учитель.
Он не отрываясь смотрит на меня, наблюдая за всей переменой моего смущения и нерешительности, кажется, даже замечая блеск в повлажневших глазах. Отворачиваюсь, собираясь уйти с кухни, и также поспешно скрыться в подъезде его дома. Но тут дыхание мое едва ли не останавливается, когда Даня рывком срывается с места, перехватывая мои запястья, сжимая их в руке, прижимая меня к себе и одновременно к столешнице сзади меня. Спонтанно пытаюсь вырваться, упираясь кулаками ему в грудь. Он жадно впивается в мои губы своими, размыкая их и проникая в рот языком, целуя откровенно и глубоко, призывая всю мою накопленную страсть ответить ему. Руки слабеют от этого резкого импульса острого желания, он отпускает их, подхватывая меня за бедра и сажая на край столешницы, сжимая их так, что без сомнений останутся синяки. Но сейчас я не чувствую боли, подавленная его напором, загоревшаяся острым желанием. Мои пальцы сжимаются на его плечах, затем скользят по волосам, путаясь в них, прижимая его к себе еще ближе. Я задыхалась, не в состоянии вдохнуть столько воздуха, сколько мне требовалось – казалось, его просто не осталось вокруг. Даня сжимал мои бедра, поднимаясь к талии, затем резко проникая руками под платье, задирая его выше, обнажая мои ноги, затянутые в чулки. Молниеносно он стаскивает с меня трусики, кажется разрывая их где-то, и звук рвущейся ткани едва не оглушает меня, возвращая на мгновенье из окутывающей истомы. Он целует мои губы, прикусывая и, скользя губами по подбородку к ключице, опаляя мою кожу горячим дыханием, отчего мне кажется, что каждая клеточка тела сгорает в тех местах, к которым он прикасался. Не заботясь о том, чтобы освободить нас от одежды, не в силах больше сдерживаться, Даня расстегивает джинсы, тут же широко раздвинув мои колени и тесно прижав меня к себе. Одним сильным рывком он входит в меня, вырвав из моих легких громкий стон, подавляя сопротивление резко сократившихся мышц. От резкого проникновения меня пронзает спазм саднящей боли, но он тут же проходит вместе с тем, как кровь приливает к низу живота. Он покрывает мое лицо нежными поцелуями, успокаивая меня, давая привыкнуть, двигаясь во мне уже сдержаннее и осторожнее. Обхватываю руками его шею, опускаясь спиной на гладкую поверхность столешницы, по которой начинаю легко скользить от отрывистых фрикций внутри себя. Сжимая руками мою талию, затем приподнимая мои бедра, он находит мои губы, лаская их нежно и откровенно, перехватывая мое рваное дыхание, глуша спонтанные стоны. Мои ноги обвивают его торс, прижимаясь обнаженными бедрами к его горячей коже, что вызывает тысячи мурашек во всем теле. Еще несколько сильных проникающих толчков и узел внизу живота слабеет, дурманящим теплом обволакивая все мое тело, безвольно расслабляя. Даня быстро выходит из меня, кончив мне на живот, отчего я явственно ощутила растекающееся по коже тепло.
