Текст книги "Заплатить за счастье (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Глава третья
Глава третья
Взамен любви Тьма отбирает возможность здраво рассуждать.
И это правильно. Кто в трезвом– то уме согласится на такую шутку?
(Из трактата «Рассуждения о главном»)
Слишком поздний обед или чересчур ранний ужин в обществе двух демонов и пациента, сладко дрыхнувшего на единственной в этой квартире кровати, прошел под знаком общего молчания и неловкости. Ведунья жевала и глотала абсолютно машинально, не слишком понимая, что она в рот-то кладет. Хотя блюда явно были из дорогого ресторана. Но как-то не привыкла Арха вкушать пищу в присутствии аристократов.
Глядя на то, как они ели, у нее всякий аппетит пропадал. Из ужина лорды устроили целый спектакль. Впрочем, уместнее было бы назвать действие балетом. Лекарка так и не поняла, зачем на колени нужно класть салфетку и почему для вина и для воды бокалы разные? Для нее изыски сервировки заканчивались вилкой. Одной. Чаще ложки хватало. Кстати посуды, стоявшей на столе, у нее с роду не было.
Поэтому когда входную дверь со стороны коридора начали высаживать, Арха почти обрадовалась. Бояться ей явно нечего, а с пыткой едой можно было завязать на законных основаниях. Поэтому, ведунья вскочила с места, словно ее за зад укусили, и помчалась открывать. Весьма успешно игнорируя протесты рогатого, который, видимо, вознамерился подработать у лекарки телохранителем.
Но ведунья не только в его услугах не нуждалась, но и сомневалась теперь, что гвардейцы вообще хоть кого-то охранять могли. Если бы злодеи захотел покуситься на жизнь императора во время обеда, то у их черного плана имелись все шансы на безоговорочный успех. Пока гвардейцы будут салфетками утираться и вспоминать, куда шпагу дели, можно успеть венценосную особу не только проткнуть пару раз, но и мелко нашинковать.
В своей правоте Арха убедилась, добежав до двери первой. Хваленая офицерская подготовка демонам не помогла. Вот только как не старалась ведунья, она все равно опоздала. Потому что засов, немалый, между прочим, из цельного бревна вырубленный, треснул поперек и дверь распахнулась.
Девушка и сама не знала, кого ожидала увидеть на пороге. Наверное, что-то двухметровое и в высоту, и в ширину, равномерно покрытое глыбами мускулов. Так или иначе, но ожидания опять подвели.
Мимо застывшей с приоткрытым ртом лекарки пролетело существо примерно ее роста и ее же комплекции. Ослепив на миг радугой красок, дивное видение упало на колени в ногах кровати и зарыдало.
Арха закрыла рот, похлопала ресницами, и даже голову к плечу наклонила, но с места не сдвинулась. Она как стояла, так и осталась стоять, таращась на узенькую, бурно вздрагивающую спину, обтянутую фиолетовым атласом камзола. Лица страдальца, спрятанного между складок простыней, было не разглядеть. Ведунья видела лишь блондинистый, явно крашенный, затылок в завитках весьма художественных локонов.
Эмоции из рыдающего били фонтаном. Единственное, что можно было разобрать между всхлипами и завываниями: «Ад, о, Ад!..». И, почему то: «Не оставляй меня, милый!». Хотя недомерок явно родился существом мужского пола.
– Иссур, прекрати спектакль!
Рогатый, видимо начисто лишенный не только сострадания, но и чувства прекрасного, грубо прервал разворачивающуюся трагедию.
Причем сказано это было таким тоном, что Арха невольно глянула, не появилась ли на оконных стеклах изморозь. Потому что лично ее такой холод по позвоночнику продрал, что пятки онемели. А вот существо окрик наоборот взбодрил. Он, словно пружиной подброшенный, вскочил на ноги, разворачиваясь к столу и сжимая остренькие кулачки.
– Ты?! – дурниной взвыл страдалец. – Как ты смеешь тут быть? После всего, что ты!.. Да я!..
Он рванулся вперед, но наткнулся на выставленную руку Тхия. При этом сам рыжий не потрудился даже с табурета встать. Впрочем, разноцветное чудо препятствие не смутило. Он с упорством, достойным лучшего применения, снова дернулся вперед. Импровизированный шлагбаум никуда не делся. Ведунья прикусила губу, пытаясь сообразить – это сценарием запрещено или блондинчику действительно мозгов не хватает просто обойти руку?
– Я тут «смею быть», как ты изящно выразился, потому что вот эта мистрис полночи вытаскивала Адина из Тьмы. Куда ты его так любезно отправил.
Говорил демон безукоризненно вежливо. Но вот тон был таким, что даже ни в чем неповинной Архе стало неуютно. Да и сам рогатый, откинувшийся на спинку стула и сложивший руки на груди, выглядел не слишком дружелюбно. А уж этот взгляд исподлобья... Ведунье подумалось, что она бы меньше всего хотела заработать такой взгляд. Все-таки, молва не врала. Хаш-эд в гневе – это страшно. Как-то сразу верится, что он перворожденное дитя Тьмы.
Но блондинчик пребывал в такой ажитации, что, кажется, ничего не замечал. Он как попугайчик, колотящийся о прутья клетки, пытался взять штурмом препятствие в виде отставленной в сторону руки. У него не получалось. Видимо, Тхия оказался крепче дверного засова.
– Ты – мерзкий разлучник! – голосило при этом разноцветное чудо. – Ты разрушаешь все, до чего дотронутся твои грязные лапы! Даже самое прекрасное и чистое, что может существовать в этом мире, для тебя не свято!
Не смотря на всхлипы и подвывания, говорить он начал связно. Только как-то не слишком естественно. Видимо, все же, текст драмы был заготовлен заранее. Хотя, может, при дворе все так выражались?
– Прекрати истерику, – мрачно посоветовал ему Дан.
– А то что? Что? Ты меня тоже прирежешь? – взвилось существо.
– Вообще-то, нож в него ты воткнул, а не я.
– Ах, да что это меняет?! Ты разбиваешь сердца, а это больнее! Ты, мерзкий, похотливый, лишенный морали...
– Так. Все.
«Все!» – пронеслось и у Архи в голове. Терпение, видимо, у демона закончилось. Ведунья была не в курсе, сколько выдержки Тьма хаш-эду при рождении отмерила, но блондин явно вычерпал ее до донышка.
– Дан... – окликнул рогатого Тхия, который явно мыслил в одном с лекаркой направлении.
И мысли эти крутились вокруг вопроса: «Куда труп девать будем?».
– Я Дан, – согласился рогатый, вставая. И оказываясь едва ли не вдвое выше страдальца. – Я абсолютно точно Дан.
– Тебе не разлучить истинно любящих! – истерично взвизгнул блондин.
Но в этом он явно ошибался. Демон сграбастал попугайчика за фиолетовый воротник. С чувством тряхнул, брезгливо фыркнув, словно кот, ступивший в лужу. И на вытянутой руке понес чудо за дверь. Блондин дергался, как марионетка, но молчал. Видимо, произносить речи сквозь рыдания легче, чем вися в воздухе.
На лестнице что-то загрохотало. Арха опасливо отошла от двери, невольно поджимая уши.
– Простите, мистрис, – Тхия устало сжал пальцами переносицу. – Нам стоило оградить вас от подобных сцен, но Иссур несколько... своеобразен. А Адин к нему искренне привязался. Поэтому мы не вмешивались. Но вчера Иссур все границы перешел. Приревновал к Дану – и вот...
Он развел руками, словно показывая, что именно «вот». Ведунья открыла рот – и медленно его закрыла, как-то косо, растерянно пожав плечами. Даже мысленно она могла выдать только невразумительные междометия. В слух же сказать что-то, хотя бы из вежливости, не получалось вовсе. Ханжой она себя не считала, но... Таких страстей конец бывает страшен.
– М-да, – выдала лекарка свой вердикт, неуверенно улыбаясь.
– Я не с ними, – рыжий даже ладони вперед выставил, как будто отгораживаясь от всего.
– Собственно, мне как-то... В общем... да.
В дверях появился мрачный, как сама мрачность рогатый, брезгливо отряхивая ладонь о ладонь, словно он успел на лестнице чем-то измазаться. На ведунью он только глянул искоса. Но Арха, готовая искренне пожелать счастливой паре совета да любви, пожеланием подавилась. Своего пациента ей было от всего сердца жаль. Уж лучше попугайчик, чем этот надменный тип.
Но переживать за чужие судьбы у нее времени не оставалось. Мадам Шор не признавала опозданий. И единственным весомым оправданием для такого проступка могла служить только смерть. Естественно, самого опоздавшего, а не кого-то там из родственников или близких.
Да к тому же, уйти, не оставив ценные указания, лекарка не могла. Пришлось потратить немало времени, заставляя демонов вызубрить порядок их действий в отношении больного: не кормить, не поить, не теребить. Вот это дать. Вот это дать, если хуже будет. Вот это не давать, но дать, если начнет от боли загибаться.
Поэтому собираться самой пришлось в жуткой спешке. Бросать пациента на гвардейцев Архе было, конечно, боязно. У них особые представления о том, как раненых выхаживать надо. Но и остаться она не могла. Кошелек, небрежно брошенный на полку, ведунья так и не успела исследовать. Но вряд ли ей заплатили столько, чтобы хватило до конца жизни.
По дороге пришлось еще и к хозяйке дома забежать, сунуть ей внеплановую порцию растираний от радикулита и пару золотых. А, заодно, предупредить, что в ее комнате больной остался. Обычный такой больной. С простудой. Ивтор, ага. А еще к нему будут захаживать друзья. Ифовет там, арифед. Шавер, хаш-эд еще. Ну, да, обычный такой хаш-эд, с рогами.
Вот после того, как Арха эти рога изобразила, бесса и грохнулась на стул, едва не развалившийся под ее объемным задом. Рухнула она, хватая ртом воздух, а рукой – необъятную грудь. За ее здоровье ведунья не опасалась. Насколько лекарка помнила анатомию, у бесов сердце находилось тоже слева, а хваталась мистрис Затра за правую грудь.
Поэтому, Арха пребывала в полной уверенности, что новость хозяйка переживет и возражений с ее стороны не последует. Тем более что бессе, как и всякой скандалистке, встряска только добавляла желания жить. Ну а если она захочет выяснить отношения с новыми постояльцами, то... То пусть демоны сами и разбираются.
***
К часу ночи Арха была готова покончить собственную жалкую жизнь самоубийством. И если бы ей разрешили уснуть и никогда больше не просыпаться, то ведунья так бы и сделала. Но Тьма жестока. Она готова была позволить лекарке повеситься, вскрыть вены или отведать больничной еды для имперских пациентов, но не скончаться от переизбытка сна. А то, что девушку ноги уже едва держали, никого не интересовало.
Кто-то говорит, что самая мерзкая работа у золотаря. Кто-то считает, что нет худшей доли, чем на скотобойне работать. Но такое мнение складывается по наивности и от незнания жизни. Тяжелее всего работать в клинике санитаркой. Иногда Арха подумывала об этом философский трактат написать под названием «Со дна или долгий путь лекаря». Но широкая публика вряд ли его оценила бы.
Дело было вот в чем. Для того чтобы получить лицензию лекаря, нужно пройти обучение в одном из пяти университетов империи. А оно стоило такую гору денег, что, пожалуй, любой запыхается, на нее взбираючись. Только для тех, у кого папа-мама, бабушка с дедушкой лекаря, предоставлялась возможность постигать азы нелегкого дела бесплатно.
Но и с привилегированных Империя нашла способ состричь немножко шерсти. После обучения они обязаны были три года в армии оттрубить. А, поскольку, война со Светом в обозримом будущем заканчиваться не собиралась, то торчать несколько лет в армии, даже лекарем, было делом неблагодарным. Хоть и познавательным и для практики полезным.
По окончанию университета медик должен приобрести лицензию на право пациентов пользовать. Она тоже стоила денег, но там горка поменьше. А получив заветную бумажку, лекарь может пойти двумя путями. Он был вправе открыть частную практику и платить огромный, даже по меркам империи, налог. Или, если все тех же денег хватало, создать свою собственную клинику.
Лечебницы налоги не отчисляют, но обязаны принимать всех жаждущих и страждущих бесплатно. Их то и называют «имперскими пациентами». Как несчастных лечили, и какую помощь оказывали, оставалось на совести владельцев клиники. Про это разговор особый. Но принять всех нуждающихся в помощи лекари обязаны. Если узнают, что в лечении было отказано, то могут и лицензии лишить.
По этому поводу Арху давно мучил один вопрос. Расценки у лекарей такие высокие из-за существующей системы или это система появилась, потому, что лекари с пациентов три шкуры драли? Но, естественно, ответов на риторические вопросы никто давать не спешил. А единожды принятая схема работала, и менять в обозримом будущем ее не собирались.
Но, с другой стороны, не ведунье было на законы жаловаться. Благодаря именно такой системе лекарка свою денежку получала. Правда, не совсем законную. Но пока стража за руку не поймает, все средства хороши. Устрой кто-то все логичнее и справедливее – не бегали бы к Архе люди со всей округи. А ведь ведунья, если признаться честно и душой не кривить, не со всех и деньги-то брала. Это с гвардейцев, «золотой молодежи», не содрать – себя не уважать.
Клиника мистрис Шор специализировалась на женских болезнях, беременности и родах. Между прочим, она была лучшей во всей столице. И, кстати, о законах. Сама мистрис Шор лицензии не имела. Заветным разрешением обладала ее бабушка, которая давно прибывала в глубоком и счастливом маразме. Не смотря на то, что из этого состояния она даже не выныривала, ее образование позволяло больнице существовать.
Сама клиника была разделена на две, совсем не равные, половины. У них даже входы разные. Одна часть предназначалась для платежеспособных клиенток, другая – для имперских. На благополучной половине имелись три лекаря, не считая санитарок, сиделок и повитух. А бесплатная обходилась одной Архой, да ее сменщицей Аялой. Ну, еще метр Песах, подверженный приступам альтруизма, иногда заглядывал. Он, конечно, не столько лечил, сколько советы давал. Но и это помогало. Да и на право ведуньи оттачивать свои навыки на нищенках и проститутках никто не покушался. Вот в чем у нее никогда недостатка не было, так это в «подопытном материале».
В имперской клинике санитарки и за врачей, и за повитух, и за сиделок – за всех сразу были. Но этим их обязанности не ограничивались. В платном крыле девушки числились уборщицами. Да еще когда мистрис Шор узнала про ведовские познания Архи, то аптекаря своего она быстренько уволила и лекарку к делу приспособила. Не из-за того, что в высушенном сердце демонессы неожиданно материнская забота проснулась. Просто девушке без лицензии, Мать почитающую, столько, сколько аптекарю, платить не надо.
И деваться Архе было особо некуда. Стоило Шор шепнуть на ушко инквизиторам – и здравствуй, так долго ожидающий костер. Так что, возникни такая необходимость, ведунья бы и коридоры языком вылизывала. Правда, на судьбу она особо не жаловалась. Мистрис Шор, хоть и стерва порядочная, но злобной не была. Она позволяла ведунье ее личной библиотекой пользоваться, на операциях и осмотрах в качестве мебели присутствовать. Травники самые новые всегда покупала и даже не ворчала, если Арха их домой на ночь-другую прихватывала.
Ведунья мечтала, что когда средства, необходимые на обучение, будут собраны, то полный курс ей заканчивать не придётся. Имея кое-какие знания, можно было некоторые предметы экстерном сдать. А то и на кафедре, например, аптекарской, лаборанткой устроиться. Это тоже бы помогло здорово сэкономить.
Вот из-за того, что в клинике все так заведено было, Арха к часу ночи едва на ногах и держалась. Сначала она все крыло для платных пациентов отдраила, горшки вынесла, инструменты прокипятила, грязное белье в узлы завязала и к задней двери оттащила. Потом получила свою порцию тычков и шипения от дежурной повитухи, чай ей приготовила и про то, что все девки – шалавы, лекцию выслушала.
Почти в десять вечера нашла время и в лабораторию спуститься. Сверяясь по списку, приготовила недостающие зелья, отвары, притирания, мази и порошки. Заодно, прихватила несколько травок, которые ей были нужнее, чем клинике. Повздыхала над своим кристаллом, давно уже нуждающемся в подзарядке. Да где его в столице то зарядишь, когда кругом камень один? Ну и, напоследок, вылизала уже и лабораторию.
И, чувствуя себя девой в беде, за которой принц никак не прискачет, отправилась в крыло для нищих.
На удивление, там было тихо и практически пусто. В пациентах числилось всего трое. Нищенка с новорожденным, пребывающая в клинике уже второй день и вполне освоившаяся с местными правилами, в чужой помощи не нуждалась. Старая шлюха, которая месяц назад пришла сюда умирать от сифилиса, но с тех пор помирать передумавшая, тоже проблем не создавала. Да и служанка, которую кто-то из гостей господина так ногой в живот угостил, что у нее выкидыш случился, ухода не требовала.
Арха осмотрела «счастливую» мать, поагукала над ее удивительно здоровым ребенком. Выслушала от шлюхи очередную историю на тему «А был у меня один с во-от таким...». Поболтала со служанкой, и с чувством выполненного долга отправилась на пост – спать. Санитаркам это не запрещалось. Кому надо, те разбудят.
Но, к сожалению, никого и будить не пришлось. Ведунья попросту еще лечь не успела, когда в соседней комнате звякнул колокольчик. Милостью бабушки теперешнего императора, все клиники, особенно «женского» профиля, были снабжены примитивным, но порой очень полезным устройством. Персонал его «аистом» звал. Технически в нем ничего сложного не было. Обычная корзинка, с привязанной веревкой и перекинутой через блок.
А назначение у нее очень простое. Если родился нежеланный ребеночек, и этот факт от общественности скрывается, то дитя нужно только в корзину положить, за колокольчик дернуть – и смыться, пока никто не заметил. А уж дежурные повитухи потихонечку, полегонечку, корзинку с дитенком на второй этаж через окно затаскивали. Зато по помойкам детских трупиков после нововведения собирать стали значительно меньше.
Вот этот «аистин» колокольчик лекарке поспать и не дал. Пришлось, подхватив юбку, бежать в соседнюю комнатушку. Спешила Арха не просто так. На дворе зима была, а детей порой и голыми в корзинку запихивали. Но, Слава Богине, этот младенец запелёнат оказался. Спал себе счастливым сном.
Ведунья осторожно, чтобы не разбудить дитятко, развернула сверток. В нем оказался человек, человечек маленький. Правда, не чистокровный, но разобрать, чьи крови в нем понамешаны в таком возрасте было практически невозможно. Почему-то человеческие метисы в младенчестве больше на людей походили. Признаки другой расы гораздо позже появлялись. Вот и этот был совсем обыкновенным. Глазки раскосенькие, кожица бледная, фарфоровая – все жилки видно. Лежал, губами во сне причмокивая. Арха от умиления чуть не прослезилась.
Обработан детеныш был по всем правилам. Пуповина обрезана и нашлепка, пропитанная ромашкой, имелась. Кожа маслом смазана, носик и рот чистые. Маленький еще совсем, несколько часов с появления в этом мире всего прошло. Зачем только родился, спрашивается?
Совмещая невеселые думы и сюсюканье, лекарка достала госпитальные пеленки и, как положено, заново младенцы запеленала. А вещи, которые при ребенке найдены, надо было в городскую стражу сдавать. Вроде бы затем, чтобы стражники мать могли найти. Кто бы их еще искал.
Верхнее покрывало, видимо выстриженное из полы чьего-то плаща, девушка просто сложила. Только и отметила, что шерсть дорогая, шелковистая. А вот нижним залюбовалась против воли. Это не пеленка была, а скатерть. Точнее, большая салфетка. Тонкая, льняная, обшитая по краю пышными кружевами. И по углам гербы вышиты. На алом щите, на фоне черного пламени, вставал на дыбы крылатый золотой единорог. Ну, еще вензеля какие-то, шлема, короны, мечи – Арха в этом понимала еще меньше, чем в светских манерах. А вот зверушку крылатую она точно уже где-то видела.
Вспомнить бы еще где?
Но времени для копания в памяти ей не дали. За дверью послышались тяжелые, переваливающиеся шаги дежурной повитухи. И ведунья, к неоправданному воровству, вроде бы, не склонная, эту скатерть в карман платья запихала. Отдавать такую вещицу жалко стало до соплей, уж очень красивой она показалась. А у стражников салфетка все равно пропала бы. Солдафоны только и могли, что пустить ее на тряпки – сапоги да оружие чистить.
Салфетка была сделана из такой тонкой ткани, что влезла вся. Карман оттопыривался, конечно, но под фартуком это было не заметно. Так что, повитуха невольного воровства даже и не засекла.
***
Как она с утра добралась до дома, ведунья помнила слабо. Видимо, она просто спала, пока ножки несли невменяемое тело привычной дорогой. Спасибо еще дежурной повитухе, которая вызвалась сама отнести подкидыша в приют. Вообще-то, это была прямая обязанность Архи. Но видимо, после ночного дежурства девушка выглядела так жалко, что даже чугунное сердце повитухи не выдержало. Конечно, за этот добрый поступок лекарке расплачиваться предстояло долго. Но даже эта мысль не заставила ее отказаться от предложения. Она боялась просто уснуть по дороге где-нибудь в сугробе.
На подъездной лестнице Арха споткнулась обо все ступеньки, сколько их было. А дверь открывала, пребывая в полной прострации и не соображая, что она, собственно, делает. Конечно, ведунья начисто забыла, что у нее полная квартира гвардейских красавцев. Зато проснулась мгновенно, как только, открыв дверь, узрела недовольно скривившуюся морду шавера.
– Мне, может, погулять пойти? – поинтересовалась лекарка у него смиренно.
И плюхнулась на стул, стоящий у входной двери. Предстояло еще разуться, а это казалось непосильным трудом.
– Пойди, – согласился ушастый, нагло развалившись в единственном кресле и потягивая вино из бокала.
Девушка скривилась, не давая себе труда скрыть недовольную мину. С утра вино хлестать были способны только гвардейцы. Хотя, ее домыслы вполне могли оказаться и несправедливыми. Может, демоны пить еще с ночи не закончили?
– Облезешь и станешь чешуйчатым, – не оправдала надежд шавера ведунья.
Она стянула плащ и ботинки, забралась с ногами на стул, натянув юбку и грея в ладонях замершие до деревянного постукивания пальцы на ногах. Кстати, в квартире было непривычно тепло. Архе подумалось, что эти изверги извели весь запас ее дров. Но даже ругаться сил не было никаких.
– Как пациент? – вяло поинтересовалась лекарка у противоположной стены.
Ушастый равнодушно пожал плечами. Наверное, это значило: «Тебе надо – иди и смотри».
– С ним все в порядке, мистрис Арха. Все ваши назначения мы соблюдали в точности. Сейчас он спит, – ответил ей хаш-эд, которого ведунья сразу и не заметила.
Рогатый, решивший, видимо, поселиться в этой квартире, присел на корточки и... протянул чашку горячего, дымящегося ароматным парком, крепкого до кирпичной красноты, чая. Арха подношение не сразу и приняла. Осознать, что это счастье ей одной досталось, она слету не смогла. А потом пришлось еще и отвернуться, шмыгая носом и смаргивая невесть откуда взявшиеся слезы.
Хотя, почему «невесть откуда»? Все она прекрасно понимала. Каждая мечтает о своем. Кому-то розы и серенады при луне подавай. А кому-то и чашки чая после дежурства хватает. Не о том ли она вчера Мать просила? Или высший лорд – это не совсем полноценная замена кошке? Но из-за того, что демон угадал ее желание, она здорово разозлилась. И растрогалась, чего уж там.
Нет, Арха не начала немедленно придумывать имена их с Даном внукам. К счастью, на это ее здравого смысла хватило. Но на нее такое чувство благодарности накатило, что аж в горле запершило. Подумав немного, она решила, что злиться в данной ситуации будет непродуктивно. И, осторожно взяв у хаш-эда чашку, словно она была фарфоровой, кивнула. Смутно надеясь, что он расценил это телодвижение как благодарность. Потому что благодарить вслух она не решилась. Побоялась, что голос подведет.
Девушка отхлебнула крохотный глоточек и даже сощурилась блаженно, чувствуя, как комок жидкого огня прокатился по пищеводу и ухнул в желудок, взорвавшись там ровным, мягким теплом. А рогатый все также сидел перед ней на корточках и смотрел своими ничего не выражающими красными глазенапами. И это даже не раздражало. Точнее, Арха подумала было смутиться, но потом решила, что ему, такому замечательному и со всех сторон положительному, можно все.
Шавер что-то сказал – ведунья не разобрала что именно, пребывая в полном блаженстве и гармонии с миром. Рогатый повернулся, отвечая. И Арха поперхнулась чаем, раскашлялась и обрызгала демона. Понятно, что он очень удивился и не отказался бы, наверное, от объяснений. Не часто высшим лордам приходится быть оплёванными. Но ведунья только губами шлепала, не способная и слова выговорить обожжённым ртом. И тыкала пальцем, указывая на его руку.
Дан скосил глаза на свой рукав и, кажется, окончательно уверился, что у лекарки серьезные проблемы с головой. Уж больно жалостливо он на нее посмотрел и даже попытался за руку взять. Подошедший шавер был с ним полностью солидарен, но деликатностью хаш-эда не обладал. И когда Арха начала тыкать уже в его рукав, ушастый не постеснялся высказать свой диагноз вслух: «Точно чокнутая!».
Видимо этого и не хватало ведунье для того, чтобы способность говорить вернулась. Потому что ее прорвало.
– Сам ты псих до пятого колена! Нашивки! Золотой крылатый единорог на фоне черного огня! Понимаешь? А я не могла вспомнить, идиот!
– Арха, ты о чем сейчас говоришь? – хаш-эд поймал ее руки, которыми лекарка махала, как курица крыльями, отобрал полупустую чашку и легонько сжал ее ладони в своих.
– Она не может вспомнить имперскую символику, а идиот – я! – ушастый, кажется, обиделся.
Архе подумалось, что действительно получилось как-то нехорошо. Нет, за то, что она шавера идиотом обозвала, девушке стыдно не было. Ведь на правду не обижаются. Но вот государственную символику не опознать – это еще умудриться надо. Тем более что крылатая коняшка в Империи была повсюду. Ну, например, единорога чеканили на монетах – от медяка до империала.
– Так в чем дело, Арха? – настаивал рогатый.
Ведунья выдернула из его ладоней свою руку, молча полезла в карман, доставая изрядно помятую салфетку, и сунула тряпочку ему. Он развернул пеленку, повертел, не сразу сообразив, на что ему нужно смотреть. Заметил вышивку и уставился на уголок, словно там не герб красовался, а послание от самой Тьмы. Переглянулся с шавером и оба демона уставились на Арху. Взгляды у них были нехорошие.
– Откуда это у тебя? – поинтересовался ушастый таким тоном, что девушка немедленно почувствовала себя преступницей, сперевшей фамильные драгоценности правящей династии.
Пришлось рассказать им про ночного подкидыша. Ну, и про то, как салфетку она... позаимствовала. Точнее, о том, как: «... сама не заметила и в карман сунула». Слушали они ее, не перебивая. Архе даже показалось, что внимание было несколько чрезмерным. Вот только ведунья так и не поняла, что их возбудило.
А объяснять ей, в чем дело, никто, конечно, не стал. Лорды только и снизошли до сообщения, что их заменит Тхия. После чего поспешно отбыли, не сказав последнего «прости». Лекарке даже обидно стало. Но ее обиды демонов интересовали мало. Хотя, если разобраться, было в этом что-то нечестное.
Глава четвертая
Глава четвертая
Бывает такое состояние, когда душа просто просит тела.
(Из заповедей неизвестного ловеласа)
Кажется, просыпаться и видеть над собой чьи-то глаза, у Архи стало входить в привычку. Правда, на этот раз глаза были зеленовато-голубые с темно-синим ободком по краю и золотистым «солнышком» у зрачка.
– Ты кто? – поинтересовались у ведуньи глаза.
В смысле, их владелец поинтересовался.
– Я? Я никто. Пожалуй, что даже и ничто, – промямлила лекарка, пытаясь сообразить, на каком она свете.
В голову как будто свинца залили. И с подушки подниматься она не желала категорически. Ей и в таком положении было вполне комфортно.
Интересно, кто сказал, что можно привыкнуть спать урывками, всего по нескольку часов в сутки? Наверное, тот, кто ложится ровно в десять вечера, встает в восемь утра, а пять недоспанных минут считает серьезным нарушением режима.
– А я вообще где? – растерянно спросил синеглазик.
– А я?
Нет, лекарка уже сообразила, что находится в собственной квартире, лежит на полу, на матрасе, и ей не слишком удобно. Но признавать за реальностью как-то не хотелось. Даже с учетом того, что в последнее время у нее дома в каждом углу по красавчику. Ну их, красавчиков этих. Она бы лучше поспала еще...
И тут до нее дошло, что как раз один из этих красавцев, а именно раненный пациент, которому меньше суток назад была проведена полостная операция, не просто смотрел на ведунью, но еще и с кровати свешивался. То есть самым злостным образом нарушал все правила послеоперационного ухода.
– Лежать! Смирно! – рявкнула Арха, вскакивая.
Она и не думала ему приказы отдавать. Просто хотела донести мысль, что пациенту нужно смирно лежать. В смысле, спокойно, на спине. Но эффект получился интересным. Демон, пытающийся вытянуться по стойке «смирно» в горизонтальном положении выглядел забавно. Арха хмыкнула, решив, что зрелище стоит того, чтобы его запомнить.
– Ты чего? – осторожно поинтересовался у нее красавчик.
– Я чего? Это я чего?! Это ты чего?! У тебя дырка в брюхе! Я зря, что ли на тебя полночи потратила, крестиком вышивая на твоей требухе? Чтобы ты тут сейчас скакал и мою работу портил? – вызверилась ведунья. – Смирно лежать, говорю! А-то на растяжки привяжу, и будешь ты у меня тут весь такой покорный и на все согласный!
– На что согласный? – еще осторожнее уточнил демон.
– На все! – отрезала Арха, решительно сдирая с него одеяло.
– Э-э-э, мистрис... Я, вообще-то...
– Молчать! Еще слово – и кляп тебе обеспечен.
Лекарка просто ненавидела, когда пациент по собственной тупости портит ее, хорошо сделанную, между прочим, работу. Ее это бесило до дрожи в руках. Конечно, многотерпение – это великая лекарская добродетель. Но свою греховность ведунья оправдывала тем, что на ее месте любой медик бы, брызгая слюной, в неистовство впал.
Нет, ну как приличными словами можно охарактеризовать подобное поведение пациента? Она себя гробила, из Тьмы его вытаскивала, а он скачет!
– Кролик, мать твою вместе со всем родом по женской линии за ногу, – рыкнула Арха, раздраженно срезая бинты.
Раненый счел за благо промолчать, настороженно и, пожалуй, испуганно наблюдая за ее действиями. Когда ведунья схватилась за ножницы, чтобы разрезать повязку, он, кажется, подумал что-то нехорошее. Пискнул и попытался уползти от лекарки этакой большой гусенечкой. Но она быстро вернула его на место. Во-первых, Арха хоть и маленькая была, но слабенькой ее никто не называл. А, во-вторых, опыт в успокоении пытающихся сбежать больных у нее имелся.
Когда ведунья положила ладони ему на живот и призвала милость Богини, он еще раз придушенно пискнул – ведунья только зыркнула на него недовольно. Лекарку гораздо больше интересовало состояние внутренних швов, а не эмоции чересчур нервного демона.
