Текст книги "Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1"

Автор книги: Катарина Фукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава двадцать пятая

Становилось все жарче. Волны светлели. Множество рыб теперь сопровождало корабль. Я даже видела рыб, которые вспархивали над волнами, словно птицы. Их так и называли «летучими рыбами».

Скоро мы должны были пристать к острову Ямайка, где жили родители Коринны. Оттуда по широкой реке корабль Брюса должен был спуститься вниз, где находились их плантации и большое поместье.

Я все же решила не возвращаться в Англию, но купить плантацию. Коринна много рассказывала мне о жизни плантаторов, о прекрасной природе, о многолюдных пикниках, о прогулках по широкой полноводной реке.

Меня все больше увлекала идея пожить в Америке. Порою мне и вправду казалось, что я начинаю какую-то совсем новую жизнь. И кто знает, вдруг в этой моей новой жизни будет совсем новая любовь…

Наконец мы доплыли до Ямайки. Корабль встал на якорь. Это действительно была совсем новая жизнь. Я привыкла к английским пейзажам и городам, к спокойной зелени полей и лугов. А теперь меня окружало буйство красок. Повсюду росли высокие деревья, раскрывавшие на самой макушке зонтики огромных ярко-зеленых листьев. Летали пестрые птицы. Впервые я увидела на свободе пестрых попугаев, которых так модно было держать в Лондоне в золоченых клетках. И постройки здесь были совсем другие. Высокие белые дома с округлыми галереями, с высокими белыми стенами, за которыми прятались зеленые внутренние дворы. Коринна объяснила мне, что многие жители острова – выходцы из Испании и этот стиль напоминает им родину. Впрочем, здесь было много и английских аристократов, покинувших страну во время гражданской войны, диктатуры Кромвеля и даже совсем недавно. Однако испанский стиль, кажется, предпочитали все. Он шел к этому буйному цветению, к этой жаркой яркой природе.

И местные жители не походили на англичан. Многие мужчины носили темные плащи и шляпы с перьями по испанской моде. Женщины накидывали на волосы кружевные накидки. Яркие смуглые лица, черные усы, брови, волосы и глаза с длинными черными ресницами – все это настраивало на праздничный лад.

Я увидела множество темнокожих. Здесь были самые разные негры. Одни казались угольно-черными, другие были кофейного оттенка, в третьих негритянская кровь была едва приметна и проявлялась лишь в легком темном оттенке светлой кожи, в чуть выпяченных губах и вьющихся волосах. Я уже знала, что кроме квартеронов встречаются и мулаты, рожденные от близости негров и белых. Молодые негры и мулаты показались мне очень красивыми, стройные, высокие; их девушки и молодые женщины носили пеструю развевающуюся одежду и пестрые тюрбаны на головах. Кожа их виделась гладкой, словно черное эбеновое дерево, сильные руки были украшены браслетами.

С первого взгляда Ямайка показалась мне счастливым краем. В порту я услышала местную разновидность гитары; это еще более настроило меня на праздничный лад.

Мы сошли на берег. Черные носильщики и грузчики носили тюки и ящики по мосткам. Внезапно я увидела человека с хлыстом. Он ударил одного из носильщиков, крича ему, чтобы тот двигался быстрее. Носильщик покорно ускорил шаг, сгибаясь под тяжестью вьюка. Это поразило меня. И в Англии бедные люди были во многом беззащитны, но никто бы не позволил себе так издеваться над рабочими в порту.

– Что это? – спросила я Коринну.

– Это рабы, – тихо ответила она.

Я знала и прежде о рабстве в Америке, но впервые увидела рабов своими глазами. Не надо было быть особенно догадливой, чтобы не понять, что и благосостояние Брюса и Коринны, их друзей и соседей зиждется на рабском труде. Разумеется, я не сомневалась в том, что Карлтоны хорошо обращаются со своими рабами, не бьют их. Но все же, быть владельцем людей! Держать у себя человека, словно лошадь или собаку! Я почувствовала, что еще больше отдаляюсь от Брюса Карлтона.

Глава двадцать шестая

Встречать нас в порт прибыло несколько изумительной работы карет, запряженных прекрасными лошадьми. Эти экипажи прислали за нами родители Коринны, у которых нам предстояло некоторое время гостить.

Я уже не знала, хочется ли мне владеть плантацией. Когда я столкнулась с рабством лицом к лицу, мысль о том, что у меня могут быть рабы, стала мне противна. Но пока я приняла приглашение Брюса и Коринны погостить некоторое время в их поместье. Но сначала мы должны были остановиться у родителей Коринны.

Я знала, что отец ее – английский граф, приехавший на остров Ямайку во время гражданской войны. Мать Коринны была знатного испанского рода.

Кареты на прекрасных рессорах плавно катили по мостовой. Звонко цокали копыта. Дети восторженно и возбужденно разглядывали все кругом. Мой старший сын Брюс, для него-то все это не было новостью, с гордостью объяснял Чарльзу и Сьюзен, каких птиц и что за растения они видят. Я не отставала от детей и с изумлением оглядывалась по сторонам.

– Мама, правда интересно? Правда, Америка замечательная? – воскликнул Брюс, обняв меня за шею.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как радостно ответить ему:

– Да, сынок!

Мы подъехали к огромному дворцу родителей Коринны. Он не уступал по величию и красоте новомодным лондонским особнякам, которые многие аристократы выстроили после пожара. На всех трех этажах виднелись полукруглые окна, высокие и изящные. Капители мраморных белоснежных колонн украшала прелестная резьба. Никогда прежде я не видела таких богато украшенных металлических ворот, медные прутья венчали оконечности, выточенные в форме шлемов.

У ворот стояли двое слуг-негров в фантастически пестрых богатых ливреях. Они поспешно распахнули ворота, и наши кареты въехали на широкий мощеный двор.

Множество слуг высыпало навстречу нам. Они кинулись выпрягать лошадей, помогать нам выйти из экипажей. Еще немного, и нас понесли бы на руках.

Я кивнула Нэн и Большому Джону, чтобы они следили за детьми. Молодые няньки Бесс и Мери, похоже, были смущены видом негров, шумом и суетой. Детей увели в отведенные им комнаты, а мы втроем, Брюс Карлтон, Коринна и я, пройдя по двору, вошли в просторную прихожую, отделанную розовым мрамором.

Шум и суета встречи остались позади. Здесь царили тишина и дремотный покой. В мраморную чашу медленно и ласково били струи фонтана. Мягко отсвечивала позолота стульев и бархатная обивка. Стены были увешаны гобеленами, должно быть французской работы. Мой недолгий брак с лордом Рэтклифом научил меня разбираться в искусстве. Ведь коллекции моего незадачливого супруга содержали множество прекрасных и ценных предметов.

Затем мы вступили в галерею. Кажется, строение могло соперничать с Уайтхоллом, королевской резиденцией в Лондоне.

– Мы ждем вас к ужину, ваша светлость, – почтительно обратилась ко мне Коринна. – Пока вы можете отдохнуть в ваших апартаментах.

Я была благодарна ей за взятый ею в обращении со мной тон. Конечно, она отличалась удивительным тактом. Именно такая супруга нужна была Брюсу. Сознавая, что несмотря ни на что, она унизила во мне женское начало, Коринна стремилась загладить это унижение, с почтением подчеркивая свое уважение и преклонение перед моим герцогским титулом.

Но, впрочем, что такое был этот титул, пожалованный мне не за какие-то мои заслуги, не за ум или талант, но за то, что я была любовницей его величества. Хотя, с другой стороны, когда и где ум и талант справедливо вознаграждались?

Мои апартаменты в доме родителей Коринны состояли из трех комнат: спальни, кабинета и туалетной-гардеробной. В спальне царили серебро, шелк и зеленый бархат. Кабинет украшали статуэтки из слоновой кости, показавшиеся мне необычными. В Лондоне, на бульваре Чейндж, можно было купить много таких, вернее, подобных вещиц китайской и японской работы, их доставляли голландские корабли. Но эти статуэтки не походили на китайские и японские. Я решила при случае расспросить, что это.

В шкафу я нашла мои платья. Когда только их успели развесить? Да, здешние слуги были проворны. Я заметила толстый витой шнур звонка и позвонила. Вошла негритянка. Она была одета не так, как ее единоплеменницы в порту, но в обычный костюм порядочной английской служанки. Ее черные курчавые волосы прикрывал чепец, на ней было закрытое платье и фартук. Она улыбнулась мне. Я снова подивилась зубам негров. У моего лондонского Тенси были такие же яркие белые зубы. В порту множество этих белоснежных улыбок на черных лицах усиливало ощущение странной праздничности, карнавальности.

Я забеспокоилась – знает ли эта девушка английский. Если нет, то как же я буду объясняться с ней. Кроме своего родного английского, я владела модным при дворе французским.

Но негритянка рассеяла мои сомнения.

– Что угодно приказать госпоже? – обратилась она ко мне на хорошем английском языке, правда, с каким-то странным гортанным произношением.

Я решила, что не стоит сейчас звать Нэн. Нэн, конечно, тоже устала, пусть отдохнет. У нее и без того будет достаточно хлопот, ведь я доверяла ей самое дорогое, что имела – моих детей. Поэтому я предпочла воспользоваться услугами моей новой чернокожей горничной.

Надо сказать, я не пожалела об этом. Негритянка оказалась великолепно выученной. Движения ее были легки; чувствовалось, что она опытна в искусстве ухода за знатными дамами. Разумеется, это была заслуга матери Коринны.

Девушка переодела меня в просторный легкий пеньюар, распустила прическу и заплела волосы в косы. Затем я отослала ее. Поклонившись, она вышла из комнаты, и тут я вспомнила, что забыла спросить, как ее имя. Я было хотела вернуть ее, но потом подумала, что спрошу после.

Самым лучшим, конечно, было бы прилечь и отдохнуть. Мне все еще казалось странным, что пол не покачивается под ногами в такт мерному ходу корабля.

Я на суше.

Откинув покрывало, я села на постели, сплетая пальцы рук.

Удивительно, я все еще чувствовала себя униженной, брошенной женщиной, одинокой и несчастной. А ведь я герцогиня, придворная дама из ближайшего окружения английской королевы. И именно в этом своем качестве я буду представлена родителям Коринны. Об унижении надо забыть. Начинается новая полоса моей жизни. Что сулит она мне?

Подумав о своем женском унижении, я вспомнила королеву Катарину. Португальская принцесса, по расчету выданная замуж за короля Англии, одинокая в чужой стране, сирота, несчастная женщина, не могущая родить ребенка; вынужденная терпеть постоянные любовные связи Карла II. Чего стойла одна лишь Барбара Пальмер, графиня Каслмейн! Наглая рыжеволосая шлюха! А знать, что твоей соперницей является Нелл Гвин, актриса, девчонка с лондонского дна. Я представила себе хрупкую фигурку, печальные карие глаза, черные волосы бедной королевы. Теперь я так хорошо понимала ее и горячо сочувствовала. Конечно, и я причинила ей немало горя. Но, по крайней мере, я не вела себя нагло и не держалась вызывающе, как Барбара.

Усталость брала свое. Меня начало клонить ко сну.

Едва коснувшись головой подушки, я закрыла глаза и словно бы провалилась в бездонные темные пространства сна.

Глава двадцать седьмая

Я проснулась спокойной и уверенной в себе. Звонком вызвала свою новую служанку. Негритянка тотчас явилась. Да, мать Коринны умела обращаться с горничными!

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Мое имя Сесилья, ваша светлость, – она присела передо мной в почтительном поклоне.

– Это ведь испанское имя?

– Да, ваша светлость, я получила его в этом доме от моей госпожи.

Я приказала причесать себя и выбрала платье из темно-зеленой тяжелой с блестками парчи. Такой наряд должен был говорить о спокойном достоинстве и богатстве.

Пока служанка занималась мною, я с любопытством расспрашивала ее.

– А прежде ты звалась иначе?

– Да, ваша светлость.

– Как же?

– Не помню, ваша светлость. Я была совсем маленькая.

– У тебя есть родные?

– Никого, ваша светлость.

– Ты хорошо говоришь по-английски. Где ты выучилась?

– Здесь, в доме, меня выучили по указанию дона Хуана.

– Кто это?

– Отец сеньоры Коринны.

– С матерью сеньоры ты также говоришь по-английски? – я вспомнила, что мать Коринны – испанка.

– Нет, с доньей Инес я говорю по-испански.

– Ты знаешь еще какие-то языки? – Девушка казалась мне смышленой.

– Я говорю еще и по-французски, ваша светлость. И умею читать по-испански. В мои обязанности входит читать донье Инес перед сном.

– У испанцев есть интересные книги?

– О, да, ваша светлость. Прекрасные пьесы Лопе де Вега и Кальдерона, и замечательные стихи. И есть прекрасный старый писатель Сервантес, он написал чудесные повести и большой роман о похождениях дон Кихота, прозванного Рыцарем Печального образа.

Она уже заканчивала мой туалет.

– Что ж, – сказала я, – мне бы хотелось выучиться по-испански. Вечером, когда придешь раздевать меня перед сном, захвати какую-нибудь пьесу. Мы, англичане, любим театр.

– О, госпожа, я принесу вам трагедию Кальдерона «Жизнь есть сон», в ней говорится о московитском принце, о его печальной судьбе.

Я кивнула в знак согласия. О Московии я знала, что это далекая северная страна, где живет народ, который называется русы. Помнится, однажды при дворе я видела московитского посла, шедшего на аудиенцию к его величеству. Он не походил ни на одного из виденных мною послов европейских государств. На нем был длинный алый с золотыми шнурами кафтан и круглая шапочка, отороченная дорогим мехом. Длинные висячие усы и темная борода затеняли черты его лица. По странной случайности я даже запомнила его имя – Григориус. Еще все мы в Лондоне знали, что из Московии привозят удивительные меха соболей и черно-бурых лисиц.

Сесилья украсила мою пышную прическу изящными шелковыми бантами. Я была довольна ею и похвалила. Она почтительно поклонилась. Прежде чем отпустить ее, я спросила:

– А как же ты попала сюда, в этот дом?

– Я жила в далекой стране, где очень жарко; много высоких деревьев с широкими зелеными листьями, которые называются пальмами, и много красивых диких зверей – тигров, львов и леопардов, шкуры их очень ценятся. Отец мой был правителем, ему были подвластны несколько племен. Моя мать была его старшей женой. У меня было много братьев и сестер, все старше меня. Царство моего отца раскинулось на берегу огромной широкой реки. Однажды корабль дона Хуана, отца Коринны, приплыл по реке и встал на якорь в ее устье. Наши охотники принесли ему много шкур леопардов и тигров, и он платил полновесными золотыми монетами. Как раз в это самое время одно из племен, подвластных моему отцу, взбунтовалось. Отец попросил помощи у дона Хуана и пообещал ему за это отдать всех захваченных пленников. На корабле дона Хуана были пушки, он легко одолел непокорных. Вскоре приплыло еще несколько кораблей, также принадлежавших ему. И на них были пушки и много вооруженных матросов. Поняв свою силу, дон Хуан просто-напросто взял в плен моего отца и разорил его владения. Дон Хуан захватил несметное число пленных, среди них оказалась и многочисленная семья моего отца. Все были проданы в разные места и больше я никогда не видела своих родных. А меня дон Хуан привез сюда и отдал в услужение своей жене. Тогда еще жива была ее мать, старая донья Консепсион…

Словоохотливая девушка вдруг осеклась, как человек, невольно сказавший лишнее. Что было связано со старой матерью доньи Инес? Впрочем, возможно, мне предстоит узнать и это, ведь я пробуду какое-то время в этом доме.

Я поблагодарила Сесилью и отпустила ее.

Прежде я полагала, что мир, в котором мне выпало на долю родиться и жить, достаточно жесток и страшен. Теперь я переменила свое мнение. Этот новый мир, куда я попала, был куда страшнее. Но странно, в этом ужасе, в этой несправедливости чувствовалось нечто притягательное, даже некая красота и очарование.

В дверь постучали. Я узнала характерное постукивание костяшками пальцев Брюса Карлтона.

Вероятно, он специально попросил служанку дать ему знать, когда мой туалет будет закончен.

Он хочет поговорить со мной. Наедине. Но что же ему нужно? Подумать только, еще совсем недавно мне казалось, что я никогда не разлюблю этого человека, а теперь мне просто не хотелось, чтобы он снова входил в мою жизнь. Мелочными и скучными мне виделись, словно бы со стороны, все мои прежние попытки удержать его любовь, стать его настоящей супругой. Я чувствовала, что теперь я буду жить иначе: странно, необычно, жестоко и красиво.

– Войдите! – произнесла я нетерпеливо.

Я с досадой подумала о том, уж не хочет ли он предложить мне вести двойную игру и стать его любовницей. Ведь он не мог забыть так быстро, с какой страстью я отдавалась ему в его последний приезд в Лондон, как настойчиво, забывая о своем достоинстве, домогалась его любви, как стремилась сделаться его настоящей женой. Но все это осталось в прошлом. Я почти не понимала себя прежнюю. Как я могла так поступать, так думать и чувствовать?

Вошел лорд Карлтон. Добротная одежда прекрасно сидела на его фигуре. Теперь я его видела, словно бы со стороны. Да, это был видный, даже красивый и несомненно мужественный человек, мужчина во цвете лет. Но теперь весь его облик, все поведение для меня связывались с моей прежней английской, лондонской обыденностью. Скучная жизнь добродетельной супруги, сосредоточенность на характере, на чувствах и желаниях одного-единственного человека, – нет, это не для меня. Да, конечно, это дает тебе преимущества. Ты чувствуешь себя защищенной. Но, увы, за эту защищенность надо расплачиваться тем, чего нет в моем характере. Оставим роль преданной супруги своего мужа Коринне Карлтон! Только бы Брюс понял меня.

Он почтительно поцеловал мне руку и попросил дозволения сесть. Я кивнула. Мы опустились в кресла по обеим сторонам стола. Брюс вынул из кармана письмо. Я не могла догадаться, о чем пойдет речь; но теперь, когда я ощутила себя свободной для новой жизни, это было не так уж важно. Все равно!

– Вам, должно быть, будет интересно узнать, Эмбер, чья воля так круто изменила вашу жизнь, – начал Карлтон спокойно.

Он остановил на мне выжидающий взгляд. Чего он ждал? Возгласа «Да, да! Скажи скорее!»? Но он и так понимает, что мне действительно небезынтересно узнать то, что он намеривается сообщить мне. Я молчала.

Карлтон продолжил:

– Только что прибыл корабль из Лондона…

– Сюда часто прибывают корабли из Лондона, – прервала я его с некоторой досадой.

Я предпочла бы, чтобы связь с Лондоном, с прежней жизнью не была такой регулярной.

– Да, случается, – он улыбнулся.

Взглянув на эту улыбку, я почувствовала облегчение. Эта ироническая и по-доброму насмешливая улыбка сказала мне о том, что Карлтон, кажется, понимает меня. Мое равнодушие к нему, готовое перейти в отвращение, теперь готово было смениться самыми бескорыстными дружескими чувствами.

– Вот письма, – лорд Карлтон протянул мне два письма.

Я взяла.

– Я бы хотел, чтобы вы прочли их сейчас, – сказал Брюс.

Одно письмо было от Эмили и Джона Элмсбери и адресовано мне. Это было теплое дружеское письмо. Леди Эмили выражала озабоченность здоровьем моих детей, описывала свою семейную повседневность и надеялась на то, что я еще вернусь в Англию. Меня тронуло это простое и искреннее послание. Но явно не из-за него Брюс Карлтон сейчас расположился в моих здешних апартаментах.

Второе письмо было уже распечатано. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, письмо адресовалось Карлтону. На этих листках, не украшенных ничьей подписью, доверительно сообщалось, что герцог Бэкингем и барон Арлингтон, известные придворные интриганы, опасаясь моего влияния на его величество, сочли необходимым уведомить меня о якобы скоропостижно последовавшей смерти Коринны. И я, словно марионетка, которую дернули за ниточку, поступила именно так, как они и рассчитывали: очертя голову кинулась следом за лордом Карлтоном.

Вот оно что! Значит, они все обо мне знали. Знали настолько верно, что спокойно управляли моими действиями. И уж, конечно, они ни от кого не таили всего того, что знали обо мне. Целый Лондон сплетничал о глупой страсти герцогини Райвенспер к лорду Карлтону.

Боже, как все это мелочно и глупо! И как далеко от меня сегодняшней.

Я положила листки на стол. Карлтон смотрел на меня. Я уловила в его взгляде любопытство. Но оно не оскорбило меня. В конце концов, это действительно любопытно: как я сейчас поступлю. Хотя… наверняка, он уже догадывается. Он умный человек, и, слава Богу, с чувством юмора.

– Я буду с вами откровенной до конца, лорд Карлтон, – я с удовольствием чувствовала, как в моем голосе звучит спокойная уверенность, достоинство свободного человека. – Если бы я осталась прежней, той, которую вы знали в Лондоне, несомненно сейчас между нами произошло бы достаточно неприятное объяснение. Нам обоим, – я подчеркнула выразительно голосом это «обоим», – пришлось бы много лгать, изворачиваться, выдумывать Бог знает что, просить друг у друга прощения. Я снова напомнила бы вам о том, что я ваша первая законная жена и мать вашего наследника; о том, что вы бросили меня, в свое время, юную и неопытную, на произвол судьбы. Вы, конечно, вправе были бы возмутиться тем, что я чуть ли не с радостью восприняла известие о смерти Коринны, оказавшейся, к счастью, мнимой. Но к еще большему нашему обоюдному счастью, мы избавлены от всех этих мелочных объяснений смертью одной известной вам особы. Прежняя Эмбер умерла, лорд Карлтон, ее больше не существует. И все прежнее умерло вместе с ней. Возьмите эти писульки анонимного сплетника, – небрежным жестом я подвинула к нему листки.

Один листок соскользнул на пол. Лорд Карлтон нагнулся и поднял. В его склоненной фигуре, в его согнутой спине я с изумлением разглядела подчинение. Да, наконец-то я покорила этого упрямого и сильного человека. Правда, покорила не как женщина. Но женщинам он никогда не покорялся и покоряться не будет, он может только бросать их или подчинять себе.

Лорд Карлтон разогнулся. Во взгляде его я уловила восхищение. Да, теперь он восхищался не моими золотыми волосами или нежной кожей, но силой моего характера. Что ж, он для меня больше не мужчина. Я для него не женщина. Посмотрим, кто станет любовником или супругом новой, сильной и свободной Эмбер!

– Вы довольны, лорд Карлтон? – спокойно спросила я.

– Да, ваша светлость, – это прозвучало почтительно и естественно.

Он уважал меня!

Я поднялась. Лорд Карлтон предложил мне руку. Мы покинули мои апартаменты.