Текст книги "Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1"
Автор книги: Катарина Фукс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Часть первая
Глава первая
Весна. Я сижу в своем кабинете за столом красного дерева, у окна, распахнутого прямо в сад. Розы вот-вот раскроют свои бутоны, нежно-зеленые листья плюща обвивают изящно выточенные прутья оконной решетки. Весело щебечут птицы. Ярко светит солнце, обещая ясный и долгий день.
Моя верная Нэн уже наполнила фарфоровую чернильницу свежими чернилами, насыпала в песочницу песок. Стопа чистой бумаги и наточенные гусиные перья ждут меня.
Верная Нэн Бриттен! «Старушка Нэн» – как ласково называют ее мои взрослые дети. Да, обе мы, увы, постарели, пройдя нелегкий жизненный путь. Мы помним друг друга юными и прекрасными, а молодежь уже едва ли в силах представить нас такими; и только старинные портреты в пышных золотых рамах напоминают о нашей красоте.
Мы обе, я и моя старая горничная Нэн, давно овдовели и доживаем жизнь в моем поместье, вдали от шума и суеты королевского двора и столичного высшего общества.
Я усердно занимаюсь хозяйством и могу с гордостью похвалиться тем, что мое поместье процветает. Вокруг дома разбит прекрасный парк, где среди зелени деревьев, цветов и трав резвятся мои внуки, когда родители привозят их летом из Лондона. Часто я рассказываю им странные обстоятельства моей жизни, а они слушают, не сводя с меня глаз, что, конечно же, льстит моему самолюбию.
Однако я не предполагала браться за перо. Прежде мне казалось, что я не сумею должным образом описать мою жизнь. Но увы, снова человеческая жестокость, грубость и безнравственность принуждают меня защищаться.
Многие клевещут на меня, называя необразованной, невоспитанной, чуть ли не простолюдинкой по происхождению. Все это не более, чем самая что ни на есть гнусная ложь. Я не менее образованна, чем любая другая дама моего круга и положения. И даже теперь, когда я добровольно избрала моим уделом сельское затворничество, один из честнейших лондонских книготорговцев, мистер Эмилиус Прайс, ежемесячно присылает мне все книжные новинки. Сейчас в моде ядовитая сатира и занимательные приключения. Недавно Прайс прислал мне приключения некоего Робинзона Крузо, чудесно изложенные мистером Дефо, а также удивительные приключения в диковинных странах капитана Гулливера, прекрасно описанные мистером Свифтом. Но одна маленькая книжица доставила мне чрезвычайное огорчение. Уже само название насторожило – «Необычайные и занимательные похождения красавицы герцогини Райвенспер». Когда я перелистала это пасквильное сочинение, меня вовсе не поразила наглость и бессовестность писаки, естественно, пожелавшего остаться неизвестным. Я достаточно жила и вращалась в свете для того, чтобы привыкнуть к любым каверзам, к любому предательству и подлости. Но все же сердце мое преисполнилось горечи. Я твердо решила защитить свою честь и свое достоинство. Да, но для этого я должна использовать то же оружие, что и мой бесчестный противник, – перо и бумагу.
Итак, сегодня утром я приступаю к писанию записок о своей жизни. Я горячо надеюсь, что мое собственное свидетельство обо мне сумеет опровергнуть тот ужасный образ, который пытается навязать почтенным читателям бесчестный анонимный писака. Мне также кажется, что история моей жизни содержит в себе немало поучительного и, соответственно, может стать полезным чтением для юных девушек, еще только ступающих на тернистую тропу жизни. Ибо всегда, во всех перипетиях моего многотрудного бытия, единственной моей целью было сохранение во что бы то ни стало достоинства и чести.
Глава вторая
Гадкий аноним доводит свое повествование до моего отъезда в Америку. Поэтому в своих записках я желаю основное внимание уделить тому, что произошло со мной после того, как я села на корабль, направлявшийся в Вирджинию. Что же касается предшествующих событий, то я остановлюсь на них постольку, поскольку мне необходимо будет опровергать ложные сведения, данные обо мне в пасквильной книжке.
Итак, родители мои были оба знатного происхождения. Имя моей матери – Джудит Марш, отец мой – Джон Майноуринг, старший сын графа Росвудского. Оба семейства жили между собой в ладу и намеревались поженить старших детей, то есть моего отца и мою мать. К сожалению, начавшаяся гражданская война изменила решение моих дедов и бабок. Граф Росвуд стал сторонником Кромвеля, в то время как отец моей матери остался верен королю Карлу I. Однако молодые люди уже успели полюбить друг друга. Они обвенчались тайно. Таким образом, напрасно клевещут, будто я незаконнорожденный ребенок. Родители мои состояли в законном браке.
Мой отец, однако, вынужден был тайно увезти мою мать из замка Марш. Опасаясь за судьбу своей юной жены, ждавшей в то время ребенка, отец доверил ее одному честному фермерскому семейству, оставив ей к тому же значительную сумму в золотых монетах и украшениях. Увы, мне так и не довелось узнать свою мать; она, бедная, скончалась тотчас же после моего рождения.
Таким образом, Мэтью и Сара, фермерская чета, остались обладателями младенца и богатства. Бог знает, как поступили бы на их месте люди менее честные, но они решили воспитать меня и затем устроить мою судьбу с помощью оставленных отцом средств. Мэтью и Сара знали все о моем происхождении. Но сведения о моих родных были самые неутешительные. Родные моей несчастной матери погибли при осаде замка Марш; родных моего отца также не пощадила война. Достоверных сведений о его гибели не поступало, но, поскольку он не давал о себе знать, можно было с уверенностью предположить, что его нет в живых.
Мэтью и Сара не скрывали от меня моего знатного происхождения. Меня одевали лучше, нежели моих названных братьев и сестер, их собственных детей. Жена приходского священника научила меня чтению и письму. Моя приемная мать, Сара Гудгрум, в свою очередь научила меня шить и вышивать и, на всякий случай, – вести хозяйство, управляться на кухне, делать восковые свечи и печь пироги. Шло время. Наконец мне минуло шестнадцать лет.
Среди сверстниц я чувствовала себя чем-то вроде маленькой королевы. Мои названные сестры Агнес и Элизабет гордились моей красотой и способностями. Единственная из всех деревенских девушек я умела читать и писать.
Сара была строгой пуританкой. Она полагала, что праздность – страшный грех; и потому заставляла меня трудиться наравне с моими названными братьями и сестрами. Она утверждала, что, даже когда я сделаюсь замужней дамой, умение вести хозяйство мне пригодится. Добрая женщина была совершенно права.
Отец оставил мне кое-какие средства, но, разумеется, по сравнению с другими невестами-дворянками я была бедна, я не располагала даже самым захудалым поместьем, даже крохотной и запущенной усадьбой. Мои приемные родители полагали выдать меня замуж за какого-нибудь бедного сельского дворянина, которого могли бы прельстить моя красота и мое, хотя и достаточно скромное, приданое. А пока я росла гордой и даже немного самовлюбленной. Деревенские парни, конечно, не смели ухаживать за мной. Я любила мечтать. В глубине души я надеялась, что вернется мой отец или красавец-лорд влюбится в меня.
Глава третья
К шестнадцати годам моя красота расцвела изумительно; в чем я могла неоднократно убедиться, глядя в зеркало и слушая горячие похвалы подруг и сестер.
Я была невысокого роста, изящно сложена, с маленькими ступнями и нежными, прекрасной формы руками. Особенно красили меня длинные золотые волнистые волосы и огромные глаза янтарного цвета. Возможно, именно из-за цвета моих глаз мать, умирая, дала мне имя Эмбер – «янтарь».
Клеветники осмеливаются утверждать, будто я с самой ранней юности отличалась порочным нравом, соблазняла фермерских сыновей, кокетничала с кем ни попадя. Мне грустно слышать об этом. Еще жива моя престарелая названная сестра Агнес, могущая подтвердить, что я была девушкой гордой, но скромной. Я знала о своем происхождении, и даже взглянуть на какого-нибудь деревенского Боба или Джека посчитала бы ниже собственного достоинства.
Впрочем, то, что произошло дальше, увы, изложено в досадном пасквиле верно. Хотя что означает «верно»? Да, общая канва верна, но детали…
Кромвель умер. Молодой король Карл II и его придворные возвращались в Англию. Однажды группа аристократов проезжала через нашу деревню. В деревенской гостинице при трактире на всех не хватило места, некоторые остановились в домах у фермеров. Барон Брюс Карлтон и его друг Джон Рэндольф, граф Элмсбери, воспользовались гостеприимством моих приемных родителей, Сары и Мэтью.
Да, я вынуждена признать, что любовь между мной и лордом Карлтоном вспыхнула с первого взгляда. Не последнюю роль сыграло и то, что впервые я встретила человека, равного мне по происхождению. И при этом Брюс Карлтон отличался необычайной мужской красотой и обаянием. Я не помню женщины, которая могла бы устоять перед ним. Брюс стал моей первой любовью.
Я отнюдь не ханжа, но тем не менее вынуждена опровергнуть утверждение, будто я отдалась Брюсу чуть ли не с первой же встречи. Это нелепая ложь. И неверно также утверждение, будто бы это произошло чуть ли не на сеновале или на лужайке, словно в сельских балладах о соблазненных пастушках.
Лорд Карлтон находился в доме Сары и Мэтью почти десять дней. Разумеется, мои приемные родители заметили нашу взаимную склонность. Да мы и не собирались скрывать ее. Я нежно любила мою приемную мать, а Брюс Карлтон был благородным человеком. Кроме того, едва поселившись в доме Сары и Мэтью, он тотчас заметил, что я отличаюсь от своих названных сестер. Сара рассказала ему о моем происхождении, это не было тайной.
Лорд Карлтон был беден. Если бы его поместья были конфискованы во время правления Кромвеля, король вернул бы их; но, увы, поместья Карлтонов были проданы до того. Родителей Брюса Карлтона уже не было в живых, сестра Мери жила в Париже, где была замужем за французским графом. Карлтон не скрыл от меня и моих приемных родителей, что не намеревается задерживаться в Лондоне; в сущности, он хотел получить у короля разрешение на каперство, то есть на право грабить голландские корабли. Попросту говоря, Карлтон хотел стать пиратом, но пиратом королевским. Он владел определенной суммой денег (позднее его друг Элмсбери рассказал мне, что эти деньги Карлтон приобрел в парижских игорных домах, плутуя в карты).
Лорд Карлтон увлекся мной. Хотя женитьба не входила в его планы, но поняв, что он слишком увлечен мною, Карлтон решил рискнуть. В конце концов, я была более знатного происхождения, он был всего лишь бароном, я же – графиней. Карлтон заметил в моем характере бесстрашие и веселость, и это укрепило его в его решении. Возможно, и средства, оставленные мне отцом, могли на это решение повлиять.
Карлтон настоял на том, чтобы свадьбу сыграли быстрее, он спешил в Лондон.
Несколько дней пролетело незаметно. Я пребывала на вершине счастья. Белое платье, драгоценности покойной матери. Я очень гордилась, ведь мне удалось выйти замуж за столичного аристократа. Венчание состоялось в нашей деревенской церкви. После свадебного ужина, как и положено, мы провели первую брачную ночь. Тогда я узнала, какое это счастье, когда первым обладает девушкой сильный и умелый мужчина. Говорится, что как начнешь, так и пойдет дальше. Моим первым мужчиной стал лорд Карлтон, с первой же ночи я познала высшее искусство мужской любви, и это на всю жизнь определило мои требования к мужьям и любовникам.
Наутро мы уехали в Лондон. Разумеется, лорд Карлтон не мог позволить, чтобы его молодая жена путешествовала верхом. Мне просто смешны сплетни о том, будто бы я прибыла в Лондон на крупе его коня. Лорд Карлтон нанял карету, хотя сам ехал на коне.
Глава четвертая
Лондон встретил нас праздничным убранством, огромным количеством народа, столпотворением карет, множеством всевозможных лавок, вонью сточных канав.
У лорда Карлтона не было особняка в Лондоне. Впрочем, у него вообще не было дома. Поселились мы в гостинице. После скромного деревенского жилища моих приемных родителей гостиничные апартаменты казались мне верхом роскоши. Я была еще очень молода и наивна.
Увы, ослепленные знатностью лорда Карлтона и его столичным лоском, обрадованные тем, что удалось выдать меня замуж за человека, равного мне по происхождению, мои родители также допустили оплошность, передав мое приданое в руки моего супруга. Впрочем, едва ли они при их строгих пуританских принципах могли поступить иначе; ведь по закону все имущество жены принадлежит мужу.
Первое время в Лондоне я проводила, почти не выходя из дома. У меня не было полагающихся знатной даме туалетов, а мои юбки и корсажи, пригодные для богатой фермерской дочери, конечно, не годились для супруги столичного щеголя лорда Карлтона. Между тем, я все сильнее влюблялась в своего супруга. Я боготворила его, ради него я была готова на все. Он считал, что мое воспитание и манеры оставляют желать лучшего (еще бы, ведь я воспитывалась не во дворце или особняке!). Карлтон нанял для меня учителя французского языка и учителя музыки, который помог мне овладеть искусством игры на лютне и на клавесине.
В Лондоне после реставрации королевской власти господствовала французская мода. Сам молодой король, его братья, его приближенные, все они только что возвратились из Франции, из Версаля, где ослеплял своим блеском двор Людовика XIV, «Короля-солнце». Французский язык, французская музыка, французские повара, портнихи, парикмахеры – все это считалось высшим шиком.
Мне еще не минуло семнадцати, отголоски шумной городской жизни долетали и до моих уединенных комнат. Мне все сильнее хотелось блистать в свете, поражать своей красотой, мне страстно хотелось познакомиться с настоящими знатными дамами, блистающими при дворе.
Я заговорила обо всем этом со своим супругом. Но лорд Карлтон отговорился тем, что еще не готовы заказанные им для меня туалеты.
– Кроме того, – сказал он, – если быть полностью откровенным, то мне вовсе не хотелось, чтобы моя жена вела жизнь пустой светской кокетки.
– Но, Карлтон, – возразил Элмсбери, – Эмбер – совсем еще ребенок, ей нужны развлечения!
Джон Элмсбери как раз женился в провинции и привез в Лондон молодую жену – показать ей столицу. Леди Эмили мало походила на знатную даму, какими я их себе представляла. Она была не так уж хороша собой и не стремилась приукрасить свою внешность, носила мешковатые платья темных тонов и в будущем намеревалась вместе с мужем поселиться в поместье, которое король возвратил графу Элмсбери. Но все же леди Эмили покорила меня своей честностью и добротой. Она стала одной из самых верных и преданных моих подруг, и я старалась отвечать ей тем же.
Глава пятая
Хорошо помню знаменательный день, когда я впервые примерила новое платье, шелковое, со шлейфом и открытыми плечами. Парикмахер-француз превратил меня в настоящую светскую даму, блистающую искусной прической и умело подкрашенным лицом.
В тот день мы, все четверо – лорд Карлтон, я, и граф Элмсбери с супругой – отправились в театр.
Представление начиналось в четыре часа, но полагалось приезжать пораньше. В те годы на сцене впервые появились женщины-актрисы, и это сделало сцену несколько похожей на публичный дом. Вульгарно одетые молодые торговки апельсинами и сладостями буквально навязывали свой товар втридорога. По неписанному театральному правилу, знатные господа должны были преподносить апельсины своим дамам. Порядочные женщины являлись в театр только в масках.
Мы заняли свои места в ложе. Впервые в жизни я была в маске. Золотистый апельсин гармонировал с цветом моего нового шелкового платья.
Спектакль начался. Молодая актриса, произносившая текст пролога, показалась мне нарядной и даже блистательной. Но ее слова удивили меня. Обращаясь к ложам, где разместились знатные зрители, она говорила о том, что самые красивые актрисы пользуются покровительством самых знатных и богатых господ, и просила не оставлять своим вниманием и менее красивых актрис. Подобная беззастенчивая просьба очень удивила меня, привыкшую к строгим нравам.
У самой сцены слышались смех и шум. Там сидели знатные щеголи и сопровождавшие их дамы, богато одетые и без масок. Молодые люди открыто обнимали и целовали своих подруг. Наклонившись к леди Эмили, я, прикрываясь веером, шепотом спросила у нее, не знает ли она, кто эти дамы.
– Это продажные женщины! – прошептала в ответ Эмили, и даже под маской можно было различить, как она покраснела.
Сам спектакль поразил меня пышностью и блеском. Пышные декорации, яркие костюмы, танцы, песни и монологи в стихах, – все это просто заворожило меня. Признаюсь, несмотря на все недостатки и вольности, свойственные театру, я долго оставалась страстной театралкой.
Конечно, теперь, спустя много лет, я не могу помнить, какую пьесу представляли в тот день. Кажется, одну из пышных трагедий входившего тогда в моду Джона Драйдена. Впрочем, как вы заметите в дальнейшем, у меня имелись причины позабыть, какую именно пьесу играли в мое первое посещение театра.
Когда представление окончилось, все двинулись к выходу. Он был не настолько широк, и на какое-то время мы, что называется, «застряли». Внезапно до моего слуха донеслись слова двух нарядных дам в масках. Я не верила своим ушам! Они говорили обо мне. Но, Боже, что именно они говорили! По их словам выходило, что лорд Карлтон привез в театр очередную любовницу! Я была потрясена. Они говорили довольно громко. Лорд Карлтон не мог не слышать их. Я украдкой взглянула на него, но он словно бы ничего не слышал. Нет, это невозможно! Меня, его законную супругу, оскорбляли в его присутствии, а его это словно бы и вовсе не касалось! Наконец он заметил мое состояние.
– Что с тобой, Эмбер? – спросил он обычным голосом. – Тебя взволновал спектакль?
– Спектакль великолепен, но не он причина моего волнения, – ответила я.
– А что же причина твоего волнения? – спросил он как ни в чем не бывало, и даже, как мне показалось, чуть насмешливо.
Обычно я любила этот немного насмешливый тон, в его насмешливости было много доброты, и к тому же я отдавала себе отчет в том, что многое в моем поведении бывшей деревенской девчонки, впервые попавшей в столицу, действительно может показаться смешным ему, столичному кавалеру, человеку, успевшему приобрести значительный жизненный опыт. Но сейчас, услышав этот насмешливый голос, я испытала крайнее раздражение.
– Мне нужно поговорить с тобой, – глухо бросила я. Раздражение мое я уже с неимоверным трудом сдерживала.
– Да, да, – ответил он рассеянно.
Мы почти добрались до нашей кареты. Внезапно я с ужасом заметила, что мужа нет рядом со мной. Я растерялась. Одна, в шумном и опасном Лондоне. Я готова была звать Брюса, просить у него прощения. Но, к счастью, леди Эмили нагнала меня и участливо взяла под руку. Она и Джон отпустили свою карету, сели в нашу и проводили меня домой, то есть в гостиницу. По дороге Элмсбери объяснил мне, что Брюс внезапно увидел в толпе нужного ему человека и потому столь поспешно покинул меня. Элмсбери добавил, что Брюс попросил его и Эмили проводить меня в гостиницу.
Я не знала: верить мне или не верить. В гостинице друзья не оставили меня. Джон и Эмили оставались со мной, беседовали, утешали. Было уже совсем поздно. Под окном прошел ночной сторож, протяжно выкликая: «Ясная погода! Ясная погода!» Мне стало стыдно. Ведь я куксилась как ребенок, задерживала своих друзей, которые вынуждены были утешать меня, опять же, словно малое дитя. Нет, я буду вести себя как взрослая женщина, леди. Я учтиво поблагодарила Джона и Эмили за то, что они составили мне компанию. Мне показалось, что они покинули меня с чувством облегчения. Конечно, они устали и хотели заняться собой, а не моими горестями.
Я разбудила горничную, нанятую для меня Брюсом. Я уже начала привыкать к тому, что у меня есть горничная. Разумеется, в деревне я делала все сама. К сожалению, время стерло из моей памяти имя этой первой моей горничной. Сонная девушка раздела меня, распустила прическу, помогла надеть домашнее платье из дорогой восточной ткани. Я отпустила ее спать и села у камина, неотрывно глядя на огонь.
Наконец на улице загремели колеса кареты. Брюс! Я бросилась к окну. Да, это был он. Он уже вышел из кареты. Кто-то склонился к нему. Это была женщина. Я увидела, как мой муж поцеловал ее. Карета тронулась.
Мне следовало сохранять спокойствие, спокойно выяснить, что же произошло. Но это уже было не в моих силах. Я отчаянно разрыдалась. Вошел Брюс. Мои слезы, казалось, удивили его. Он не понимал, почему я плачу. Неужели он притворялся? Рыдая, я рассказала ему, что в театре меня приняли за его любовницу.
– Но почему это тебя так взволновало? – воскликнул Брюс. – Право, эти женщины не стоят твоих слез! А кроме того, то, что они приняли тебя за мою любовницу, должно даже польстить тебе. Ведь любовницы всегда бывают красивее законных жен. Нашу милую Эмили никогда не примут за любовницу Элмсбери!
– Неудачная шутка! – сухо бросила я. Тут мои щеки вспыхнули. Впервые я позволила себе возразить моему обожаемому супругу.
– Что? – Карлтон обернулся и посмотрел на меня с насмешливым любопытством.
– Кто эта дама, которую ты только что поцеловал, Брюс? – я перестала плакать. В конце концов, разве я не была его законной женой, разве я не имела права спрашивать его, с кем он проводит время?
– Послушай меня внимательно, Эмбер! – он присел рядом со мной у камина.
Он снова принялся говорить мне о своем желании получить у короля разрешение на узаконенный морской разбой; о том, что получить это разрешение не так-то легко; и о том, что дама, из-за которой он так неожиданно покинул меня и с которой провел вечер, не кто иная, как Барбара Пальмер, официальная фаворитка короля! Теперь она повлияет на своего коронованного покровителя, и Брюс наверняка получит разрешение.
С минуту я молчала, затем прикрыла лицо ладонями и рассмеялась.
– Король… – я буквально задыхалась от накатившего приступа смеха. – Брюс! Король даст тебе это замечательное разрешение за то, что ты сделался любовником его фаворитки, ведь так? О, Брюс, теперь король не сможет отказать тебе, ведь ты оказал ему столь важную услугу!
Я отняла ладони от все еще заплаканного лица. Брюс смотрел на меня испытующе и по-доброму насмешливо. Затем он привлек меня к себе на грудь и, прежде чем я успела что-либо сказать, на руках унес в спальню. А там уж я забыла все, что намеревалась сказать ему.
