Текст книги "Пляска смерти"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5

– Лейтенант, вы в порядке? – требовательно спрашивал взволнованный голос.

Я сощурился от безжалостного света, бившего мне прямо в глаза.

– Если вы уберете этот проклятый прожектор, – с трудом произнес я, – возможно, я сумею это выяснить.

– Извините!

Луч прожектора соскользнул с моего лица, осветив стволы деревьев. Мне казалось, что моя голова твердо вознамерилась соскочить с плеч, когда я с трудом ухитрился принять сидячее положение. Какой-то мерзавец превратил все мускулы у меня на шее в волокнистое месиво; что касается горла, то, видимо, этот же безумец ради забавы провел по нему несколько раз тупой пилой.

– Ну, как вы себя сейчас чувствуете? – бодро осведомился тот же недоумок.

– Великолепно, – прохрипел я, – просто великолепно! Как бы вы себя чувствовали, если бы какой-то безумец едва не придушил вас, а? Я чувствую себя замечательно, если не считать пары небольших увечий, вроде свернутой шеи и придавленной грудной клетки. Думаю, что именно шея какое-то время будет причинять мне известные неудобства, пока я к этому не привыкну. Я имею в виду, что мне придется разгуливать с головой, которая постоянно будет валиться то на правое плечо, то на левое…

– Судя по вашему голосу, все о’кей. – Говоривший нашел возможным хохотнуть. – Вам помочь подняться?

– Нет! – возмутился я.

Этот мерзавец поймал меня на слове и предоставил возможность пару раз свалиться ничком на землю, пока, наконец, у него не проснулась совесть и он не поднял меня на ноги. Сначала я немного постоял, ожидая, когда деревья перестанут прыгать вокруг меня, потом мы медленно двинулись назад к дому. Он крепко держал меня за плечо, но теперь я уже не спорил, потому что не люблю повторяться, да и моя физиономия не жаждала снова соприкоснуться с землей.

Когда мы выбрались из первобытных зарослей на аккуратно подстриженную лужайку, я увидел, что французские двери гостиной были широко распахнуты и небольшая группа людей стояла снаружи, с неослабевающим интересом наблюдая за нашим приближением. Я внезапно испытал подобие удара в солнечное сплетение, когда узнал среди них знакомый черный с красным атласный халат, потому что вплоть до этого момента был уверен, что поддерживает меня рука Бомона. Тут я быстро повернул голову и при свете, падающем из окон дома, разглядел, что рядом шагает Дики Гембл, а вовсе не хореограф.

Гембл мне подмигнул, возможно желая подбодрить, но на меня это произвело удручающее впечатление. Во всяком случае, я с трудом удержался от желания стереть покровительственную усмешку с его физиономии тыльной стороной ладони.

– С вами не так-то легко договориться, лейтенант, если бы я знал об этом, никогда не отправился бы вас разыскивать!

– А все же как получилось, что вы отправились?

– После того как вы отсутствовали достаточно долго, Наташа запаниковала и захотела, чтобы Лоренс пошел на поиски, – весело объяснил он, – но маэстро вежливо отклонил предложение. Может быть, посчитал, что, не дай Бог, испортит этот яркий шлафрок в высокой траве, а? Во всяком случае, Наташа влетела в мою комнату, как будто загорелся дом, с душераздирающими воплями о том, что лейтенанта только что прихлопнул бродяга где-то за лужайкой.

– Полагаю, мне повезло, что вы спите не раздеваясь, – сказал я угрюмо, глянув на его ветровку и узкие черные джинсы.

– Я сплю нагишом, лейтенант, – ответил он лишенным всяких эмоций голосом, – но бегать среди ночи между деревьями совершенно голым в поисках только что убитого лейтенанта, в то время как убийца может еще находиться поблизости? – Он слегка пожал плечами. – Откровенно признаться, это не кажется мне особенно приятным!

– Вы убиваете меня, – горько произнес я, – фактически, вы просто уничтожили меня, выражаясь словами одного из ваших самых отталкивающих приятелей-балетоманов.

– У милейшего Лоренса имеется особый дар находить нужную фразу, – пробормотал Гембл. – Ага! Сюда идет Сисси, и у нее опять в глазах тот же огонек! – Он вновь хохотнул, я в жизни своей не слышал такого мерзкого звука. – Могу поспорить, вас сейчас начнут обхаживать, облизывать, и в скором времени вы превратитесь в ее очередной будуарный трофей, лейтенант. В вашем теперешнем состоянии вы ничего не сможете предпринять.

– Но ведь вы не оставите меня этой безумной тигрице, – взмолился я, – я болен.

– Вам-таки хочется спасти то, что от вас осталось, лейтенант? – усмехнулся Гембл. – Вам, конечно, это понадобится!

И тут он отпустил мою руку и отошел в сторону, уступая дорогу блондинке, которая заключила меня в объятия и прижала с такой силой к своей пышной груди, что в следующее мгновение я уже уткнулся носом в глубокую впадинку.

– Ох, бедняжка, – горестно запричитала она, – ну как вы себя чувствуете?

– Как цыпленок, вернувшийся в свой курятник, – буркнул я без всякого энтузиазма, – отойдите от меня, прошу вас!

– Вы еще легко отделались!

Голос у нее звучал нежно, но ее хватка была воистину железной. Какое-то мгновение мне очень хотелось вцепиться в нее зубами сквозь черное кружево и посмотреть, как это будет воспринято.

– Мы должны вернуть вас снова в дом и посмотреть, не нужно ли вызвать врача, – решила она, – дорогой, вы же можете умереть от потери крови.

Я застонал и ценой неимоверного усилия освободился из ее сокрушающих объятий.

В следующее мгновение мощная рука схватила меня за запястье и потащила к остальным обитателям дома, столпившимся возле двери.

– Не волнуйтесь, Сисси, – поспешил успокоить ее Гембл, – лейтенант сам не понимает, что говорит. Полагаю, еще не оправился от шока. Наверное, его надо уложить в постель.

– Вы…

Его предательство настолько потрясло меня, что я просто не нашел нужных слов, только уставился на него вытаращенными глазами. Он же без тени смущения потащил меня к группе любопытных.

Пришло время принимать решение! Встреча с Сисси в конечном счете доставила мне удовольствие, но то, что Гембл волок меня, как ягненка на заклание, ради собственного развлечения, было совсем другое. Самолюбию Уилера уже был нанесен болезненный удар. Этот ночной бродяга справился со мной без всякого труда, как будто я был робким сосунком, к тому же лишенным элементарной сообразительности.

Я все продумал, сделал вид, что запнулся, и изо всей силы лягнул Гембла сбоку в колено. Он неистово закричал от боли, нога у него подогнулась, и он рухнул на землю.

– Я споткнулся, – объяснил я ему, оставляя его на попечение Сисси.

Наташа взяла меня за руку и провела в гостиную, ее темные глаза сочувственно смотрели на меня.

– С вами все в порядке, Эл? – спросила она ласково.

– Да, спасибо, не считая пары синяков… я мог бы что-нибудь выпить.

– Сейчас приготовлю, – вмешался Бомон, – «Черный бархат», лейтенант?

– Чистый скотч!

Внезапно передо мной возникла массивная фигура Чарвосье, он был облачен в халат из клетчатой желто-красной ткани, придававший ему вид ожившего ночного кошмара. Крутые черные кудри смешно торчали вверх. Он уставился на меня своими по-детски округлыми глазами.

– Бродяга, лейтенант? – спросил он своим «многонациональным» голосом. – Вы его видели?

– Не имел возможности, – вежливо пояснил я, – он подкрался ко мне сзади.

– Вот как? – Он принялся яростно растирать нос ладонью. – Он сильный?

– Точно.

– Зачем он вернулся сегодня? Снова убивать, как вы считаете?

Бомон сунул мне в руку стакан, неуверенно улыбнулся и быстро отошел в сторону. Наташа не спускала с меня глаз, видимо ожидая, что у меня вот-вот подскочит артериальное давление. Я отпил немного скотча и сразу почувствовал его благотворное действие.

– Лейтенант, – снова заговорил Чарвосье, – он ради этого сегодня опять явился? Вы не ответили на мой вопрос!

– Кто знает? – Я пожал плечами.

В комнату вошла, спотыкаясь, Сисси. Гембл буквально повис на ее плече, он сильно хромал, последнее доставило мне огромное удовольствие. Она помогла ему сесть в кресло, затем направилась к бару. Он же бросил на меня убийственный взгляд, я в ответ расплылся в счастливой улыбке, приподняв в руке бокал. Значение этого жеста он не мог не понять.

– Кто знает? – повторил Чарвосье. – Вы должны знать. Вы же коп, не так ли? Кто-то обязан во всем этом разобраться, прежде чем нас всех тут перебьют в постелях.

– Я порасспрашиваю вокруг, – пообещал я ему, – и первого человека, который даст мне вразумительный ответ, тотчас направлю к вам.

– Ну-у…

Он в отчаянии воздел к потолку руки и, спотыкаясь, пошел прочь из комнаты. На лице его было написано разочарование. Очевидно, он все ждал, что я его смогу успокоить.

Пара темных глаз продолжала внимательно следить за мною.

– Я не думаю, что у вас есть раны, Эл, – осторожно заговорила Наташа, – к этому времени они бы уже дали о себе знать, верно?

– К завтрашнему утру у меня будет пара синяков, заболит горло, возможно, для компании к этому присоединится онемение шеи, – нетерпеливо заявил я, – это же сущие пустяки. Что касается остального, полный порядок.

– Я думаю, вам все же лучше остаться здесь на ночь, – твердо заявила она, – я пойду поговорю об этом с Сисси.

– Можете с ней говорить, сколько вашей душеньке угодно, но после стакана скотча я поеду домой. Это точно!

Я подошел к окну той комнаты, в которой Антон Леквик только спал, посмотрел вниз на заднюю лужайку и красный кедр, казавшийся прозрачным под лунным светом, и закурил сигарету. Будучи человеком, гордящимся своей силой воли, я все еще никак не мог понять, почему очутился в этой спальне, вместо того чтобы сейчас спешить домой на своем «хили». Возможно, во всем повинно секундное ослабление пресловутой силы воли после стакана неразбавленного скотча плюс то, что уже было около трех часов ночи. Не исключено, что основную роль сыграла пара блестящих темных глаз.

Стоило мне закрыть глаза, хотя бы на мгновение, я тут же ощущал снова сильные руки вокруг моей шеи и слышал скрипучий голос, произносящий слова из надписи, выбитой на медной доске возле парадной двери. Примерно в то же самое время, когда он набросился на меня, Наташа, должно быть, полупомешалась от ожидания и попросила Бомона пойти выяснить, что же случилось. После того как он вежливо ретировался, она побежала наверх и разбудила Гембла. Интересно, отвернулась ли она скромно, когда он выскочил из постели нагишом и стал натягивать на себя одежонку? Чарвосье, по всей вероятности, тогда уже спал. Когда Наташа принесла мне второй стакан скотча, она сообщила, что разбудила Сисси сразу после того, как Гембл вышел из дома, а потом уже Чарвосье.

Таким образом, ночной бродяга оказывался незнакомцем, своего рода Иксом, скорее всего, каким-то маньяком с человеконенавистническими наклонностями. Что еще могло заставить его бродить в темноте вокруг дома, поднимая достаточно шума для того, чтобы обитатели знали о его присутствии?

Я скосился на безмолвный кедр, к сожалению, этот свидетель не мог ничего мне сообщить об обстоятельствах смерти Леквика…

Итак, имелся некий бродяга, превратившийся в убийцу, причем следующей ночью он вновь явился на место преступления и оставался там достаточно долго, так что его стал преследовать коп. Сам собой возникал вопрос: какой безумец с человеконенавистническими тенденциями сначала едва не прикончил меня, а потом, не доведя дело до конца, взял и спокойно удалился? Зачем все это было предпринято?

Вроде бы было самое время прекратить ломать себе без толку голову и лечь спать… Я выбросил окурок из окна, посмотрел, где он упал на землю и погас, потом повернулся к кровати и замер на месте, заметив белый конверт, подсунутый под дверь.

Может быть, это было признание, написанное маньяком?

В конверте находилась карточка с золотыми краями, на которой было написано от руки:

«Я только что отослала девяносто шесть самых красивых звездочек домой, потому что терпеть не могу большого скопления особ, болезненное любопытство которых удовлетворяется созерцанием эротических сцен. Но и я и оргия все еще ждем вас. Я намерена сыграть роль Скарлетт, не забывайте этого!»

Записка не была подписана. Кому надо подписывать подобные записки?

Дверь в ее комнату была уже полуоткрыта на пару дюймов, когда я пришел, так что все, что требовалось от меня, это легонько толкнуть ее и войти внутрь.

Сисси Сент-Джером лениво расчесывала волосы перед туалетом. Я медленно пересек комнату и остановился за ее спиной, следя за выражением лица в зеркале.

– Прошло минимум три минуты после того, как я подсунула это приглашение под дверь, – холодно произнесла она, – что вас задержало?

– Значит, вы отослали девяносто шесть остальных звездочек домой? – Я пожал плечами. – Хорошо, я с этим соглашаюсь. И вы находитесь здесь, ожидая меня, как сказано в приглашении.

Я внимательно осмотрел комнату, потом снова взглянул на отражение Сисси в зеркале:

– А где обещанная оргия? Под кроватью?

– Это оргия особого типа, – пояснила она своим особым царственным голосом. – Все начинается неожиданно, в этом-то и заключается вся прелесть.

Она медленно встала и повернулась ко мне, чтобы я имел возможность оценить ее соблазнительное тело, обтянутое черным шелком.

– Сейчас вы должны прослушать меня в роли Скарлетт, – небрежно бросила она, не поворачивая головы. – Вы предпочитаете, чтобы я читала все по сценарию или импровизировала?

– Импровизируйте, золотко, – сказал я ей, – вы же помните, что мне нужна девушка с воображением.

– Я определенно девушка с воображением, Эл. Если хотите получить доказательство, выключите настенные лампы, пожалуйста…

Глава 6

Может быть, Лоренса со вчерашней ночи мучили угрызения совести, потому что на следующее утро он вежливо разбудил меня около девяти часов, одолжил свою бритву и сообщил, что на кухне готов завтрак. После его ухода я пошире раскрыл глаза и внимательно осмотрел мрачное помещение, которое было предпоследним местом отдыха Антона Леквика. Врывающийся в раскрытые окна солнечный свет бесцеремонно подчеркивал совершенно голые стены, показавшиеся мне особенно убогими по сравнению со сказочным убранством помещения Сисси… Это, несомненно, была фантазия, только реальная или нет?

Я поднялся с постели и тут же почувствовал острую боль в правой ноге. Значит, воспоминания об этой ночи абсолютно реальны. Кстати, ногу я повредил, пытаясь продемонстрировать Сисси свои познания в танцевальной технике…

Когда я спустился в кухню, тотчас услышал бренчание в гостиной и догадался, что уже начались репетиции. На кухне мне составил компанию импресарио Чарвосье, облаченный в тот же самый халат клоунской расцветки, в котором он был ночью. На голодный желудок это было тошнотворное зрелище.

– Вы хорошо спали, лейтенант? – осведомился он.

– Отлично.

– Ха! – Глазки-бусинки часто-часто заморгали от возмущения. – Замечательно! В то время как нас всех могли перебить в постелях, лейтенант спит, как бревно?

Апельсиновый сок был превосходен, оладьи вполне съедобны, а кофе в меру горячим. К тому моменту, когда я дошел до второй чашки и сигареты, я решил, что мои шансы прожить еще один день, невзирая ни на какие неожиданности, перевалили за пятьдесят процентов.

Чарвосье не спускал с меня ненавидящего взгляда, пока я ел, как будто именно я был виновен в смерти его второго основного исполнителя и, что было куда важнее, отвечал за нарушение распорядка репетиций.

– Каких успехов в раскрытии преступления вы уже достигли, лейтенант?

Он возобновил свои атаки каким-то неприятным ворчливым голосом, причем в нем возобладал бедуино-арабский акцент.

– Очень рад, что вы спросили меня, – холодно отметил я, – как раз пришло время допросить вас, Чарвосье, в качестве одного из основных подозреваемых.

– Меня? Основной подозреваемый? – Его по-детски наивный взгляд сменился трезвым и наглым. – Что вы такое говорите? Это какая-то идиотская шутка? С какой бы стати я, Чарвосье, вздумал убивать этого никудышного танцора? Этого бездарного статиста, которому следовало бы все еще осваивать азы танцевального искусства? Ответьте мне на это, пустоголовый лейтенант!

– Как получилось, что вы наняли этого бездарного статиста, которому следовало бы все еще осваивать азы танцевального искусства? – рявкнул я.

Вопрос подействовал как укол адреналина на его и без того сверхактивные слюнные железы, поэтому он какое-то время издавал звуки, словно полоскал горло, лишь потом сумел выдавить из себя ответ:

– Мне срочно требовался мужчина-танцор. Мы уже собрались выехать сюда и приступить к репетиции основных партий. Мне нужно было за очень короткий срок подыскать что-то получше, и это был Антон Леквик!

– Неужели остальные еще бездарнее? – удивился я.

В ответ раздалось невнятное бормотание.

– Вы рассчитываете на финансовую поддержку Сисси Сент-Джером на протяжении всего сезона в Нью-Йорке?

– Конечно.

– И вы будете показывать этот новый балет Бомона, который сейчас репетируете?

– Совершенно верно.

– Бомон – крупная величина в мире балета?

– Лоренс Бомон? – На мгновение он закрыл глаза, затем восторженно поцеловал кончики пальцев. – Возможно, он крупнейший хореограф нашего столетия. Сейчас он выпускает книгу о собственных принципах балетного искусства, чтобы доказать всему миру…

– Гембл, – прервал я его излияния, – хороший танцор?

– Найдется два, – он вытянул губы, – может быть, три-четыре лучше его.

– Наташа Тамаер?

– Превосходная балерина! – Он слегка пожал плечами: – Возможно, чуточку излишне темпераментная. Это доставляет ей неприятности, ни одна компания не любит слишком капризных балерин, пока они не заработают себе право капризничать, вы меня понимаете? В прошлом году в Милане Наташа была слишком юной, чтобы справиться с остальными. Но это редкостная танцовщица.

– Таким образом, вы встречаете приближающийся сезон в Нью-Йорке без всяких финансовых затруднений, потому что Сисси позаботилась обо всем, – буркнул я. – Вы получили новый балет от Бомона, который наверняка завоюет международное признание, и двух великолепных исполнителей на главные роли. И когда вам потребовался второй основной мужчина-танцор, вы пытаетесь убедить меня, что не смогли раздобыть кого-то получше, чем «бездарный статист», как вы охарактеризовали Леквика?

Он ухватил себя двумя пальцами за кончик носа и сжал его с такой силой, что на глаза навернулись слезы.

– Это случилось прошлым летом в Гайдерберге, – заговорил он трагическим голосом, – там было страшно жарко. Жара иссушила мои мозги. Мой так называемый друг, обладатель черного сердца Отто – пусть черти станут варить его в кипящем масле на том свете! – заверил меня, что летний сезон в оперном театре, который, кстати сказать, принадлежал ему, принесет нам целое состояние. – Чарвосье трагически вздохнул. – В день открытия я занял место в первом ряду и почувствовал себя почти что в полном одиночестве. Конечно, в зале находилось несколько приглашенных, но в целом он был пуст. В течение шести недель я ежедневно наблюдал, как мои денежки, потом и кровью заработанный капитал, вылетали в трубу под завывания безголосого тенора. Так что, когда Лоренс Бомон заговорил о своем новом балете, о блестящем сезоне в Нью-Йорке, у меня не было денег. Затем, уподобляясь златовласому ангелу с бирюзового неба, появляется Сисси Сент-Джером с деньгами! – Его массивные плечи выразительно поднялись. – Она обеспечит мне финансовую поддержку, у меня будет мой нью-йоркский сезон! Но… – он развел руками, как это делают с незапамятных времен все неудачники, – существовали кое-какие условия. Ее подруга по высшей школе Наташа Тамаер будет моей балериной. Против этого я не возражал. Я говорю Сисси, что это прекрасно, но только ей придется сдерживать бурный темперамент приятельницы. Она и это обещает. Бомону требуется какое-то помещение для репетиций с основными исполнителями, к тому же нам надо что-то есть. Больших денег я тоже должен подождать, потому что это капитал ее отца, а существует так называемое «официальное утверждение завещания», оно состоится лишь через пару месяцев.

Итак, мой златовласый ангел снова приходит на помощь. Мы можем воспользоваться этим домом, она станет покупать нам пищу, а к тому времени, как Бомон все закончит, у нее уже появятся большие деньги, и мы все сможем возвратиться в Нью-Йорк. И еще одно небольшое условие в связи с предоставлением помещения. Мне все еще требуется второй основной танцор, напоминает она, как я отреагирую на то, чтобы пригласить Антона Леквика? Я спорю – я умоляю – я истерично кричу – я рыдаю! Все это ее не трогает. И я нанимаю Леквика.

– Привела ли она вам какие-то причины, почему ей вздумалось нанять его?

– Какие еще причины? – завопил он. – Деньги-то были у нее, верно? О чем еще можно говорить?

– Полагаю, вы правы! – Я подмигнул ему. – Во всяком случае, спасибо.

– За что благодарить? – спросил он со вздохом. – Я должен сказать спасибо бродяге за то, что он предоставил мне шанс пригласить настоящего танцора вместо Леквика.

Я оставил его расправляться с остывшими оладьями, сам направился к задней двери. Снаружи ярко сияло солнце, лужайка казалась изумрудной, а зловещий красный кедр превратился в самое обычное дерево. Даже неприрученная чащоба лишь отдаленно напоминала о наших предках-пионерах.

У меня ушло минут пятнадцать на то, чтобы разыскать мой 38-й, лежавший в высокой траве в нескольких футах от маленькой площадки, которая была полностью утрамбована мной и бродягой накануне ночью. Я почувствовал себя несравненно лучше, когда пистолет занял место в поясной кобуре. Мне бы было неловко объяснять окружному прокурору, при каких обстоятельствах я с ним расстался. Последний взгляд, прежде чем я двинулся назад к дому и к «хили», на круто поднимающийся горный склон, уходящий вдаль, заставил меня задуматься, какого черта вообще сюда заявился этот бродяга? Даже при солнечном свете высокий лес и густой подлесок делали это место непроходимым. А ночью было еще хуже, и, даже если бы тебе удалось все это преодолеть, ты бы оказался на вершине Лысой горы, в том случае если бы принадлежал к семейству орлов. Для людей гора была недоступной громадиной.

Бродяга намеревался заманить меня подальше и там прикончить. Но он должен был знать, что я прятался в тени за углом здания, потому что разглядеть меня было невозможно. Может, его заранее предупредили?

Аннабел Джексон, секретарь шерифа, светловолосая гордость Юга, подняла голову, когда я вошел в офис, приветливо улыбаясь.

– Ну провалиться мне на этом самом месте, – протянула она, – если это не лейтенант, который когда-то работал здесь, а теперь явился с визитом. Послушайте, я считаю это весьма любезным с вашей стороны, лейтенант. Вы принесли собственный сандвич?

– Нынче ночью меня едва не убили, – мрачно сообщил я, – но ведь вас это не трогает?

– Еще как трогает, – решительно заявила она. – Кого я презираю, так это небрежных убийц!

– Шериф у себя?

– И он просто кипит при одной мысли о вас… Почему бы вам прямо не пройти туда, пусть он разделается с вами, пока я не примусь за завтрак.

Я занервничал:

– Признаться, у меня нет необходимости встречаться с шерифом в данный момент. Я искал сержанта Полника.

– Он отправился на ленч, предупредил, что вернется около половины второго.

– Передайте ему кое-что от меня, – вежливо попросил я.

– Для вас решительно все, лейтенант! – Аннабел одарила меня предательской улыбкой, намеренно выкрикнув последнее слово.

– Не делайте этого! Он же вас услышит, – взмолился я.

– Надеюсь, что да. Искренно надеюсь, лейтенант! Мне представилась впервые возможность расквитаться с вами за все ваши противные взгляды на мои ноги, когда вы болтаетесь по офису, притворяясь, что работаете. За все ваши двусмысленные намеки и за…

– О’кей, сдаюсь, – я поднял кверху руки, – но могу я попросить вас об одном крохотном одолжении?

– Например?

– Когда вернется Полник, скажите ему, чтобы он отправился в дом Сент-Джерома и раздобыл образцы почерка решительно всех его обитателей, потом отвез их в криминальную лабораторию и поручил эксперту-графологу сравнить все пять вот с этим почерком. – Я извлек из кармана записку, предположительно написанную Амандой Уоринг, и положил на стол перед ней. – Пожалуйста!

– Будет сделано. – Она спрятала записку в ящик стола, ее глаза загорелись в предвкушении удовольствия. – Это все, лейтенант?

Как получилось, что у такой изящной девушки со всеми ее мягкими округлыми линиями и женским обаянием был такой зычный голос, который мог бы разбудить даже человека, принявшего снотворное? В следующее же мгновение дверь в святая святых шерифа распахнулась и в щель просунулась свекольно-красная физиономия Лейверса с той же стремительностью, с которой пробка вылетает из бутылки шампанского.

– Уилер? – Его голос прокатился по приемной, подобно пушечному выстрелу. – Пройдите сюда!

После этого голова снова исчезла, как если бы пробка передумала и вновь закупорила бутылку.

– Ну что же, сердечное спасибо, Далила. – Я насмешливо поклонился Аннабел, расправил плечи и решительно промаршировал в кабинет шерифа.

Он раскуривал сигару, поэтому я присел на один из стульев для посетителей и вытащил сигарету без всякой надежды, что она хотя бы отчасти перебьет зловоние шерифовой утехи.

– Что с тем самоубийством, которое вы вчера столь поспешно превратили в убийство? – миролюбиво осведомился Лейверс, затем откинулся на спинку кресла, попыхивая сигарой с дружелюбно-заинтересованным видом.

– Вы на меня не сердитесь? – поразился я. – И не собираетесь выгнать вон?

– С какой стати? Вы же успели продвинуться с расследованием, не так ли? – Неожиданно он улыбнулся. – Я верю в вас, Уилер. Не сомневаюсь, что очень скоро вы явитесь ко мне с полным отчетом.

– О’кей, так откуда же ветер’дует?

– Я не понимаю, о чем вы, лейтенант? – Он изо всех сил старался придать своей физиономии невинно-недоумевающее выражение. – Я всегда волнуюсь из-за убийств в моем округе, – с достоинством произнес он, – нераскрытые дела производят на избирателей плохое впечатление. И я не сразу сообразил, что Сисси Сент-Джером является единственной дочерью Реймонда Сент-Джерома. – Он состроил немыслимую гримасу, выдав ее за дружескую улыбку. – И лишь когда сегодня утром мэр позвонил мне и мельком упомянул, что эта особа является единственной дочерью человека, который был его лучшим другом вплоть до самой кончины… Мэр, – тут три из четырех подбородков Лейверса задрожали от подавляемых эмоций, – наделен даром ясно выражать свои мысли, порой он бывает даже излишне резок, чтобы не сказать груб. Он возложил на меня персональную ответственность за безопасность девушки. И добавил, что, если мои сотрудники не расследуют это преступление в течение сорока восьми часов, он поручит криминальному отделу города довести его до ума. И разумеется, заменит кое-кого из сотрудников. – Лейверс бросил на меня многозначительный взгляд. – Можете не сомневаться, Уилер, я не стану особенно переживать, если под сокращение попадете в первую очередь вы!

– В этом деле много странностей, – заговорил я, игнорируя последнюю фразу, которую мне доводилось выслушивать неоднократно. Вероятно, на этот раз это не было пустой угрозой, но у меня и без того было проблем выше головы, стоило ли волноваться еще из-за одной? – Убитого звали Леквиком, но, куда бы я ни кинулся и к кому бы ни обратился с любым вопросом, почему-то всегда разговор заканчивается упоминанием покойного Реймонда Сент-Джерома.

– Так что?

– Вроде бы он был убит около года назад. Несчастный случай или взрыв на одном из его собственных нефтяных приисков, – сказал я. – Имеется другая теория, что это вовсе не был несчастный случай. Сент-Джером был по макушку в долгах, он выплачивал алименты своим трем жадным бывшим женам, добавьте к этому траты на шантажировавших его бывших любовниц…

– Этот человек был одним из ближайших друзей мэра?

– Альтернативная версия – самоубийство, – продолжил я, – он намеренно покончил с собой, чтобы его дочь могла получить страховку.

– Я просто не знаю никого подобного ему, – с ханжеской миной произнес Лейверс, – должен признаться, я поражен нашим мэром… Три бывшие жены, вы сказали?

– Четыре, – устало поправил я, – но одна из них, мать Сисси, похоже, никогда не пыталась что-то урвать. И возможно, семнадцать бывших любовниц, если не преувеличивает его дочь.

– Ну и ну! – Он весело потер руки. – Похоже, вы уже довольно далеко продвинулись с этим делом. Хорошая работа, Уилер!

– Может быть, вы лично хотите проверить все, шериф? Выясните, на самом ли деле он обанкротился, не мог ничего спасти из своего огромного капитала и действительно ли погиб при взрыве в шахте?

– Зачем это делать? Ясно, что вы собрали достоверные данные. Я доверяю вам, лейтенант, и…

– Но ведь это всего лишь предварительный материал, требующий перепроверки, шериф. И я подумал, что, если случайно, в дружеской беседе с мэром вы упомянете эти факты, а потом окажется, что в чем-то они неверны, это сможет его убедить, что вы сами и ваш департамент работаете недостаточно эффективно, как вы считаете?

– Я считаю, что вам необходимо тщательно перепроверить все так называемые факты, которыми вы располагаете в данный момент, Уилер. – Его голос снова стал ледяным. – Я, со своей стороны, займусь материалом на Сент-Джерома. Совершенно очевидно, что мне приходится рассчитывать на одного себя. Вы меня крайне разочаровали, лейтенант. Было время, когда я без опасения мог поручать вам расследование второстепенных…

Несомненным преимуществом подобных приступов красноречия шерифа было то, что он всегда закрывал при этом глаза, чтобы сосредоточиться на выборе правильного слова или фразы. Теперь он завелся минут на десять—пятнадцать, как минимум, до телефонного звонка.

– Он прогнал вас из кабинета? – прозвучал виноватый голос.

– Нет причин для беспокойства, детка!

Изобразить на физиономии явное безразличие было несложно, труднее было не перестараться с унылыми нотками в голосе. Аннабел быстро бы заметила фальшь, и это все бы испортило.

– Я мерзкая предательница! – страстно воскликнула она.

– Ничего подобного, Аннабел!

Я поднял подбородок на пару дюймов, изображая бульдожью решительность.

– За кого он себя принимает? Максимум, что он может сделать, это снова отправить меня в транспортный отдел управления.

– Ох, Эл! Господи, я не знаю, что я готова с собой сделать за собственное безрассудство. Так вас подвести, это… такое не прощается!

– Я прощаю вас от всего сердца, душенька, да и прощать-то нечего, – произнес я, постаравшись придать голосу искреннее звучание.

– Я не могу все вернуть назад. Но постараюсь заслужить ваше прощение, Эл Уилер!

– Забудьте об этом пустяке, – произнес я галантно, – все равно вы самое удивительное чудо, взращенное в стране цветущих магнолий.