Текст книги "Пляска смерти"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Картер Браун
Пляска смерти

Глава 1

Я осторожно вел свой «остин-хили» по кочкам и выбоинам частной дороги, которая, уж если быть точным, была всего лишь прорытым бульдозером грунтовым трактом, и поражался, какого черта кому-то могло взбрести в голову построить дом в таком месте. Нижние отроги Лысой горы являлись непроходимой чащобой, представлявшей реальную опасность возникновения летних лесных пожаров. Учитывая, что здесь население было невелико, любые спонтанные возгорания сухой травы были чреваты самыми тяжелыми последствиями.

Сидевший возле меня несколько побитый молью бронтозавр медленно очнулся от многовекового сна, с неудовольствием заморгал на ослепительный свет яркого утра и громоподобно чихнул.

– Эй, лейтенант Уилер! – Устрашающий бас сержанта Полника едва не искалечил барабанную перепонку в моем правом ухе. – Скажите-ка снова, как зовут этого мертвеца?

– Леквик, – ответил я, – Антон Леквик.

– Господи!

У него сочувственно запрыгал кадык.

– Иметь такое имя! Меня ни капельки не удивляет, что бедняга покончил с собой!

– Да, – согласился я на всякий случай, надеясь таким образом закончить нашу интереснейшую беседу.

– А кто была та дамочка, которая позвонила насчет самоубийства? – не унимался Полник, не отличавшийся деликатностью.

– Тамаер, – покорился я своей участи, – Наташа Тамаер.

Последовавшее за этим продолжительное молчание было гораздо красноречивее любого вопля.

– Наташа, – все же ухитрился он повторить придушенным голосом. – И она устраивает где-то балы, вы сказали?

Теперь уже было поздно сожалеть о том, что кое-что так необдуманно успел сообщить сержанту, мне не оставалось ничего иного, как попытаться внести коррективы в ту смуту, которую произвели мои слова в его куриных мозгах под непробиваемым черепом.

– Она не устраивает балы, сержант, – ровным голосом произнес я, – она балерина.

– Это же город, лейтенант, – доверительно сообщил он, – милях в двадцати от Лонг-Бич, верно?

– Балерина – это танцовщица. Она танцует в балете.

– А где это? – Его лоб угрожающе наморщился. – Местечко неподалеку от Роуз-Балл?

Она танцует в балете, – простонал я, – точно так же, как актер играет в театре.

– Да? – Он медленно кивнул, как будто это произвело на него большое впечатление. – В котором театре, лейтенант?

После этого я перестал стараться что-нибудь объяснять, главным образом для того, чтобы самому не свихнуться.

– В театре около Роуз-Балл, где же еще? – буркнул я ворчливо.

– Я там никогда не бывал. Моя старая дама не верит во все эти прыжки и скачки.

– Прыжки и скачки?

Все же было занимательно следить за его логическими процессами, хотя это для меня могло закончиться плачевно.

– Точно, – хмыкнул он, – раз ее зовут Наташа, значит, эта дамочка должна быть исполнительницей экзотических танцев, верно? – Он бросил на меня нетерпеливый взгляд, ожидая похвалы за сообразительность, затем откашлялся, прежде чем ликвидировать мое невежество. – Исполнительница экзотических танцев, лейтенант, – объяснил он с важным видом, – это модное название для стриптизерши!

К счастью, в этот момент прямо перед нами показался дом, как только мы миновали последний поворот на извилистой грунтовой дороге. Строение представляло собой беспорядочный набор фронтонов, башенок и балкончиков, все это возвышалось на огромной скале и производило впечатление приманки, сооруженной каким-то волшебником для заблудившихся в лесу путников. Волшебником или колдуньей по имени Наташа Тамаер? Эта мысль промелькнула у меня, когда я остановил свой «хили» перед парадным подъездом.

На массивной двери поблескивал медный лист с выгравированной на нем надписью: «Я – УБЕЖИЩЕ, КОГДА НОЧЬ ПРИВОДИТ ОХОТНИКА». Прочитав это невразумительное сообщение, я обрадовался тому, что живу в нормальном доме в центре Пайн-Сити, где единственными людьми, которые изредка шумели по ночам, были новые жильцы, неделю назад въехавшие в квартиру наверху и все еще передвигавшие мебель.

Я дернул за узловатую веревку, бронзовый колокол издал грустный гул, как будто подавал сигнал окружающему лесу выдать своего мертвеца. И вот тут-то я поблагодарил судьбу за то, что вижу рядом с собой невозмутимо-спокойную физиономию Полника.

Секунд через пятнадцать дверь распахнулась, издав жалобный скрип, и я смутно увидел тоненькое эльфоподобное создание, стоявшее в темном холле, которое взирало на меня темными глазами очень серьезно. Затем оно сделало шаг вперед, выйдя из полумрака на ослепительный свет, затопивший крыльцо, и я только что не ахнул от восторга.

Ее блестящие черные волосы, разделенные прямым пробором, были стянуты в большой узел. Высокая, тоненькая и весьма грациозная девушка в черных лосинах и таком же топе, который не скрывал контуров ее маленьких острых грудей, неимоверно узкой талии и округлых бедер, вплоть до самых интимных впадин и выпуклостей. У нее были длинные ноги танцовщицы с красивыми коленями, тело казалось упругим, а не мускулистым. На узких длинных ступнях были черные балетные туфельки.

– Привет! – Она улыбнулась, демонстрируя прекрасные белые зубки. – Я – Наташа Тамаер. Полагаю, что вы, по всей вероятности, копы?

– Копы? – поразился Полник, глядя на нее вытаращенными глазами.

Я же прислушивался к ее глубокому музыкальному голосу, в котором ясно чувствовался иностранный акцент.

– Когда я танцевала в Милане, я познакомилась с потрясающим парнем, который был депортирован, потому что был гангстером, – словоохотливо заговорила она. – Он всегда употреблял слово «коп», говоря о полиции, поэтому я подумала, что это жаргонное словечко. Мне очень нравится не растворяться в толпе, принадлежать к какой-то группировке, это создает потрясающее ощущение, будто меня разыскивают, верно? Надеюсь, «коп» не оскорбляет вас?

Я посмотрел на растерянную физиономию Полника и понял, что от него нельзя ждать помощи.

– Точно, мы копы, – буркнул я, – я – лейтенант Уилер из офиса шерифа, а это сержант Полник.

– Привет! – Она снова улыбнулась нам обоим. – Очень рада, что вы здесь. Зрелище того, как этот слизняк Антон свисает с дерева, повергло нас всех в уныние на протяжении последних двух часов. Вы собираетесь его убрать отсюда?

– Скоро прибудет санитарная машина, чтобы заняться этим вопросом. Где именно находится… э-э… Антон?

– В саду позади дома, – равнодушно сообщила она, – ему вздумалось опрометчиво избрать старый кедр перед окнами гостиной, он всегда был непредсказуемым ничтожеством! Так что мы должны были либо смотреть на него все время, либо задернуть занавеси и репетировать в отвратительном полумраке, что, естественно, просто нелепо. Я отведу вас к нему, если желаете?

Она повернулась в грациозном пируэте и пошла назад в дом. Я зашагал следом, несколько оторопело следя за ритмичным покачиваем ее округлых ягодиц, уговаривая себя, что все это происходит во сне и что с минуты на минуту я проснусь, упав с кровати на пол. Только тяжелые шаги Полника за моей спиной не вязались с этим предположением. Мы прошли по длинному темному коридору и совершенно неожиданно оказались в ярко освещенной гостиной, протянувшейся вдоль всего здания, в нее можно было вместить полностью весь кордебалет со всеми родственниками в придачу.

Я мельком заметил группу людей, столпившуюся возле пианино в дальнем конце помещения, но наш гид не предоставил мне возможности бросить в ту сторону хотя бы еще один взгляд. Плавным движением руки она указала нам на стену из зеркального стекла, выходившую на очаровательную лужайку с фонтаном.

– Вот он, лейтенант, – сказала она, – вот Антон. Или правильнее сказать, это был Антон.

Величественный красный кедр возвышался в самой середине лужайки, как будто его специально посадили туда, чтобы он уравновесил композицию сельского ландшафта. С одной из его могучих нижних ветвей свисало тело человека, подвешенное на толстой веревке, сдавившей его шею. По виду это был молодой мужчина лет двадцати с небольшим с лицом театрального кумира. Его длинные темные волосы падали на лоб, их слегка шевелил то и дело налетавший бриз. На нем были черное трико и черная вязаная безрукавка, так что его мускулистые руки оставались голыми. Кончики черных полуботинок едва касались земли.

Мне невольно пришло на ум старое выражение «пляска на конце веревки».

– Антон никогда не был особенно хорошим танцором, откровенно говоря, – заметила Наташа Тамаер, как будто читая мои мысли. Возможно, она таки была колдуньей.

– Полагаю, нам следует подойти поближе, – мрачно изрек я.

– Пожалуйста, французские двери не заперты. Вы не возражаете, если я останусь здесь? Практически все утро я больше никуда не смотрю, кроме как на раскачивающегося на ветру старину Антона, так что слегка устала от этого зрелища. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Конечно…

Я поморщился:

– Ваша балетная группа в этом году, случайно, не репетирует «Пляску смерти»?

Она радостно вскрикнула:

– Мне кажется это весьма остроумным, лейтенант. Надо не забыть рассказать об этом Чарвосье, он умрет от смеха.

– Пожалуйста, не подбрасывайте мне еще и второй труп. Одного вполне достаточно.

Я отворил одну из французских дверей и вышел на аккуратно подстриженную лужайку. Полник, естественно, не отставал от меня. Мы вместе направились к телу. Подойдя ближе, я убедился, что физиономия кинозвезды была искажена гримасой панического страха. Темно-синие глаза, широко раскрытые, выражали ничем не прикрытый ужас.

Над моей головой на верхних ветвях кедра весело щебетала стайка птичек, явно не имевших понятия о том, что под ними совсем недавно резвилась старуха с косой.

Я никогда этого не пойму, даже за миллион лет! – хрипловатым голосом заговорил Полник. – Ну как это человек может настолько пасть духом, что решится самого себя убить вот таким образом, лейтенант?

– Ну а как именно, по вашему мнению, он убил себя, сержант? – спросил я.

– Никаких проблем. Взобрался на этот сук, обвязал один конец веревки вокруг шеи, другой вокруг сука, а потом взял и свалился вниз.

Его густые брови сошлись на переносице.

– Как вам это нравится? – произнес он замогильным голосом. – Если бы он на пару дюймов удлинил веревку, то приземлился бы на ноги!

– Поразительно, – согласился я, – попробуйте определить его вес, сержант.

Несколько секунд Полник критически изучал тело, затем буркнул:

– Сто шестьдесят, лейтенант?

– Пожалуй… как насчет того, чтобы изобразить Тарзана и взобраться на ту ветку?

– Да, лейтенант!

Полник расправил плечи и, к моему изумлению, весьма ловко и быстро оказался наверху, сияя от счастья, как щенок, впервые успешно доставивший палку хозяину.

– Отвяжите веревку и бросьте ее вниз, – сказал я, я опущу тело на землю.

К тому времени, когда Полник соскользнул назад на землю, я уже уложил тело Антона Леквика на траве и придирчиво рассматривал те последние несколько футов веревки, которые были привязаны к суку.

– Что-то интересное, лейтенант? – спросил изрядно запыхавшийся Полник.

– Вы когда-нибудь слышали о методе Годфруа? – спросил я, не подумав.

– А-а…

– Годфруа – бельгийский детектив, который разработал несколько весьма полезных тестов в отношении веревки, которую использовали, как эту. Взгляните-ка хорошенько на ее конец.

Сержант наклонил голову и несколько секунд прилежно изучал конец веревки, затем с надеждой посмотрел на меня:

– Ее конец был обрезан? – спросил он с надеждой в голосе.

Правильно. А теперь посмотрите на волокна на конце. Как они расположены. По наблюдениям Годфруа, если веревка была переброшена через сук и использована для поднятия груза, то при трении волокна будут вытянуты в направлении веса, вот как тут.

Судя по тому, как сержант усиленно моргал, было ясно, что он ничего не понял, поэтому мне пришлось продолжить лекцию.

– Вы воображаете, что Леквик обвязал веревкой шею, перебросил другой конец через сук, затем стал сам себя поднимать вверх, пока его ноги не оказались над землей? Ну а как бы ему при этом удалось привязать другой конец к суку, причем молниеносно, чтобы не свалиться на землю?

– Ха? – раскрыл рот Полник.

– На основании метода Годфруа мы можем утверждать, что кто-то обвязал конец веревки вокруг шеи Леквика, перебросил второй через сук, затем подтянул его, пока ноги не стали касаться земли только пальцами. Естественно, после этого пришлось подняться наверх, закрепить там веревку и обрезать лишний кусок.

– Лейтенант? – Полник оторопело затряс головой. – Я считал, что этот парень покончил с собой.

– Его убийца и хотел, чтобы мы именно так подумали.

– Ага! Значит, теперь я знаю, что парня убили, лейтенант. Мне стало куда легче дышать.

– Убили? – Где-то позади нас раздался низкий красивый голос. – Я не ослышалась, кто-то тут говорил об убийстве?

Я повернулся и встретился взглядом с темными глазами балерины, которая, по всей вероятности, неслышно подкрадывалась к нам, пока мы были заняты делом.

– Совершенно верно, – буркнул я, – Леквик был убит, а его убийца попытался придать содеянному вид самоубийства.

Наташа Тамаер сморщила свой аристократический носик:

– Какая подлость! Полагаю, это значит, что возле нас днем и ночью будет находиться коп вроде итальянского импресарио или классной дамы?

– Совершенно верно!

– Во всяком случае, в этом есть один положительный момент… – Ее выразительные губы изогнулись в усмешке. – Сисси, несомненно, будет наслаждаться данной ситуацией.

– Сисси?

– Мой лучший друг, Сисси Сент-Джером, – небрежно бросила балерина. – Она пишет великолепные стихи, которые никто не в состоянии понять, обожает пиццу и пьет черное пиво, якобы это придает девушке энергию, как она уверяет. Ну и постоянно преследует мужчин.

– Это такая дамочка, о которой я всегда мечтал! – воскликнул Полник.

– Вот уж не подозревал, что вы увлекаетесь поэзией, сержант! – Я был потрясен.

– Да нет, я имел в виду то, что она преследует мужчин, лейтенант! – Он вздохнул. – Я потратил почти десять лет жизни в ожидании появления такой дамочки, а потом мне попалась на пути моя старая леди! – Он с явным отвращением покачал головой. – На свете нет справедливости!

– До того как мы вышли сюда, вы упомянули еще какого-то Чарвосье, – обратился я к девушке.

– Он – французский импресарио, – пояснила Наташа, – это почти то же самое, что итальянцы, только начинают знакомство с целования руки, а не со щипков за мягкое место.

– А группа вокруг пианино, – продолжал я, – их было тогда трое, нет, четверо? Ваша воздушная поэтесса Сисси Сент-Джером, – произнес я с заминкой диковинное имя, – Чарвосье – это двое. Кто остальные?

– Лоренс Бомон, он сочиняет либретто и хореографию для нашего нового балета. И человек, у которого такой вид, будто на его голове пылает костер, это Дики Гембл, основной танцовщик.

– И это все, находящиеся в доме? – занервничал я.

– Все. Мы должны жить уединенно, спокойно, чтобы нам никто не мешал, когда мы работаем, в особенности в то время, когда переживаем период родовых мук нового балета.

– Вы уверены, что не позабыли упомянуть парочку импресарио из Аргентины, которые заперлись на ключ в комнатах верхнего этажа? – проворчал я.

– Нас всего шестеро в доме, лейтенант, – беспечно рассмеялась она, – вернее сказать, нас было шестеро до тех пор, пока Антона не убили… На многие мили вокруг здесь больше ни души… – Она на секунду задумалась. – За исключением одного бродяги, пожалуй.

– Бродяги? Вы имеете в виду какого-то чрезмерно любопытного человека, да?

– Вот уже несколько дней, как он где-то здесь, поблизости, – заявила балерина спокойным тоном, – мы все слышали его в разное время, но никому не удалось увидеть его хотя бы мельком. Бедняжка Сисси чуть не помешалась от беспокойства.

– Чтобы ее напугать, этот мерзавец мог спокойно проникнуть к ней в комнату, верно? – возмущенно спросил Полник.

– Вы все неверно поняли, сержант, – с милой улыбкой объяснила она, – последние две ночи Сисси не задергивала занавески, окна были широко распахнуты, вся комната залита светом. Каждый вечер около получаса она расхаживает взад и вперед в своем бикини, делая дружеские призывные знаки указательным пальцем, и все без толку! Она считает, что, возможно, немного располнела, эта мысль просто не дает ей покоя!

– Шестеро ненормальных под одной крышей и седьмой снаружи! – простонал я.

– Я считаю, что коп не должен забывать про хорошие манеры, – ледяным тоном отрезала Наташа.

– Кто нашел тело?

– Никто.

– Как это так? – Мой голос поднялся октавой выше.

– Я имею в виду, что мы все сегодня около девяти утра завтракали на кухне. Как обычно. А когда закончили, отправились в гостиную, чтобы приступить к работе. Кто-то раздвинул занавеси, и там висел он перед самым окном!

Глава 2

Группа людей, столпившихся у пианино, наблюдала за нашим приближением, их лица выражали всю гамму чувств от неприкрытой враждебности до жадного любопытства. Наташа поочередно представила нам всех, но каждый раз я опережал ее. Высокий, гибкий, рыжеволосый парень, вне всякого сомнения, был их основным танцором, Дики Гемблом. На самом деле можно было подумать, что его голова охвачена пламенем, как образно выразилась она.

Второй парень выглядел коротышкой из-за своего огромного бочкообразного брюха, такое было разве что у Гаргантюа. Добавьте к этому выстриженную до основания полосу дюйма в четыре шириной, проходящую строго через макушку, по обе стороны которой возвышалась густая поросль черных кудрей. Это, вне всякого сомнения, был Чарвосье, французский импресарио.

И, наконец, третий мужчина должен был быть Лоренсом Бомоном, хореографом, об этом я догадался, пустив в ход метод исключения. Он был на пару дюймов выше шести футов, а его превосходное атлетическое сложение выгодно подчеркивалось белой тенниской и черными спортивными брюками в обтяжку. Ему было около сорока, на мой взгляд. Красивая физиономия бронзового цвета от загара эффектно контрастировала с рано поседевшими белоснежными волосами, волнами спускавшимися чуть ли не до самых плеч.

Девушка была, разумеется, Сисси Сент-Джером. У нее были пушистые волосы медного цвета, высоко поднимающиеся надо лбом и скрепленные на затылке блестящим серебряным гребнем. Ее пухлые щечки не только оповещали о прекрасном здоровье, но также имели очаровательные ямочки. Широкий рот, возможно, просто не мог закрываться плотно из-за фантастического выверта нижней губы. Длинные густые ресницы придавали ее сине-голубым глазам обманчиво невинное выражение, до тех пор пока ее взгляд не наталкивался на существо мужского пола. После этого глаза красотки Сисси было бы правильнее назвать поисковыми прожекторами.

Она была высокой, не очень полной, но не без приятной округлости форм. Прелестное платье до колен было сшито из блестящего оранжевого шелка, усеянного черными орхидеями. Тоненький шнурок под грудью придавал наряду еще большую элегантность. С одного взгляда я определил, что под платьем больше ничего не было надето.

– Почему он решил покончить с собой, лейтенант? – неожиданно спросил Чарвосье, после того как была закончена церемония знакомства, – он не был особенно талантливым танцором, но есть и похуже.

В его гортанном произношении перемешалось столько акцентов, что теперь нельзя было точно определить национальность говорившего. Я подумал, что все же смогу выделить три слоя: среднезападный, французский арго и разновидность английского, на котором говорит большинство лондонцев, хотя многие ошибочно принимают его за кокни. Два акцента окончательно поставили меня в тупик. Возможно, это были бедуинский или китайский, но не наверняка. Самым же печальным было то, что в итоге говорил он настолько неразборчиво, что понять его было почти невозможно. Немалую роль тут играла повышенная активность слюновыделяющих желез.

– Леквик не убивал себя, – холодно изрек я, – он был убит.

– Убит? – произнес глубоко потрясенный танцор Гембл. – Вы в этом уверены, лейтенант?

– Уверен, конечно же лейтенант уверен! – вступился за честь мундира Полник. – Он использовал методы Года и Фрейда, правильно, лейтенант?

– Давайте не станем терять на это время, – торопливо прервал его я, – по словам мисс Тамаер, вы все закончили завтракать около девяти, затем прошли сюда работать…

– Я отдернул занавеси с окон, – раздался густой громкий голос Бомона, – и там был он!

Лоренс пригладил роскошные волнистые, рано поседевшие волосы.

– Это был шок! – добавил он без особой необходимости.

– Когда вы видели его последний раз живым?

– Вчера вечером… – Его холодные серые глаза смотрели на меня с нескрываемым неодобрением, он на минуту задумался. – Я отправился спать рано, примерно в половине одиннадцатого, потому что у нас был утомительный день. Антон оставался здесь, пил, когда я поднялся наверх.

– Один?

– Нет, с ним была Наташа и, как мне кажется, Сисси.

– Он остался здесь, когда я поднялась к себе через четверть часа, – сообщила равнодушно балерина. – Мне кажется, к этому времени он слегка опьянел. Сисси дразнила его, помнится, он из-за этого страшно злился.

– Антон был полностью лишен чувства юмора, – заговорила блондинка. У нее был громкий самоуверенный голос, чем-то напоминавший гудение пчелиной матки. – Я его немножко поддразнивала по поводу черного трико, которое специально назвала колготками.

– То самое трико, которое надето на нем сейчас? – спросил я.

– То самое, лейтенант.

Ее смех напоминал журчание согретого солнцем ручейка, он слегка задевал струны моих эротических желаний, заставляя смотреть на мадам под несколько иным углом зрения.

– Он остался, когда вы ушли? – поспешил я задать новый вопрос.

– Нет, он ушел первым… После того как необоснованно обозвал меня не слишком лестными словами, он заявил, что идет спать.

– В котором часу это было?

– Примерно в одиннадцать пятнадцать или в половине двенадцатого, как мне кажется. Я почти сразу же прошла к себе в комнату, в кровати была уже без четверти двенадцать.

– Но он так и не раздевался, судя по его виду, – продолжил я.

– Скорее, поднялся сегодня рано утром и надел снова свое трико, – подсказал Чарвосье с раздражающей логикой. – Кто знает, не спал ли он вообще в этой одежде?

– Ужасно неделикатный вопрос, дорогуша! – неожиданно фыркнула Наташа.

– Полагаю, об этом наверняка знает только один убийца, – едва сдерживая ярость, произнес Гембл, – и не считаешь ли ты, Наташа, что пора прекратить шуточки? Лейтенант производит впечатление спокойного человека, но, возможно, у него уже создалось мнение о нас всех как о сборище маниакальных дебилов.

Он какое-то мгновение смотрел на притихшую четверку, и только тут до меня дошло, что у него очень честное лицо, такое лицо бывает лишь у продавца подержанных автомобилей или у убийцы жены.

– Итак, Антон Леквик был придурком, – сердито продолжал он, – и мы все об этом знали, так что никто не собирается проливать крокодиловы слезы по поводу его преждевременной кончины. Но если он был убит, это совсем не смешно, потому что мы все автоматически становимся подозреваемыми.

– Дорогуша, весь твой пыл потрачен впустую, – пробормотала Сисси, бросая на него томный взгляд, – настоящим преступлением было то, что никто из вас не помог поймать этого бродягу.

– Бродягу? Я про него совершенно забыл, – произнес Бомон, выдержав драматическую паузу.

– Конечно же! Вот и ваш убийца, лейтенант, то ли соглядатай, то ли частный детектив, который последнее время докучал нам каждую ночь.

Я уже прислушивался какое-то время к звуку приближающейся санитарной машины, поэтому послал Полника встретить ее и заняться покойником. Когда сержант вышел из комнаты, я снова внимательно посмотрел на пятерку подозреваемых в убийстве и решил пока поставить на этом точку. Я не сомневался, что добьюсь большего, если стану разговаривать с ними поодиночке, а не со всем табором сразу.

– Поднимусь наверх взглянуть на комнату Леквика, – объявил я.

– Я покажу вам, где она находится, – затарахтела блондинка.

– Желаю удачи, лейтенант, – фыркнул Бомон, – если вы не вернетесь до полуночи, мы направим поисковую группу.

– Вы хитрец, Лоренс. – Сисси на мгновение остановилась возле него и любовно потрепала по щеке. – К тому же слегка ревнивы, верно?

Его классически красивое лицо внезапно побледнело под темным загаром.

– На вашем месте, дорогуша, я бы не вылезал из кожи вон, – вкрадчиво произнес он, – подозреваю, что лейтенант – человек со вкусом, он ценит качество, сомневаюсь, чтобы ему пришлась по душе всякая дешевка из магазина подержанных товаров.

– Весьма хитро!

Улыбка блондинки стала еще шире, прежде чем она отвесила ему звонкую пощечину.

– Детки! – произнесла Наташа Тамаер слегка рассерженным тоном. – Никаких семейных скандалов в присутствии посторонних, с вашего разрешения.

– Во всем виновата я одна, дорогая, – заявила Сисси насмешливо-извиняющимся голосом, – я не учла, что у Лоренса особые счеты с лейтенантами полиции.

Она подошла к двери, ведущей в темный коридор:

– Идемте, лейтенант!

У Бомона перекосилась от ярости физиономия, когда он посмотрел ей вслед, потом, с явным трудом взяв себя в руки, он холодно улыбнулся мне:

– Вы должны нас извинить, лейтенант. Подобные сценки считаются шуточками в нашей нервной компании.

– Разумеется, – пробормотал я, поспешив за блондинкой.

Крутая лестница начиналась где-то в коридоре с правой стороны, я ухитрился поравняться со слегка покачивающимися черными орхидеями где-то у самого ее конца. Сисси двигалась, покачивая очаровательно упругой попкой, мне даже стало казаться, что она задалась целью довести меня до так называемого «спровоцированного оскорбления».

Наконец она все же остановилась, отворила дверь и вошла в спальню, а Уилер с обезумевшими глазами ввалился следом, наполовину позабыв, зачем ему это нужно.

– Вот, пожалуйста, – беспечно заговорила она, – предпоследнее место отдыха ныне усопшего Антона Леквика.

Это была комната с набором только самого необходимого: кровать, комод, пара стенных шкафов и тому подобное, но все это носило на себе печать сугубо временного жилища, как будто на стене имелась незримая надпись «Антон Леквик здесь только спал». Я подошел к окну и выглянул наружу. Комната находилась в передней части дома, и перед моими глазами раскинулась потрясающая картина. Спускающиеся вниз холмы, с могучими деревьями, потом плоскогорье с фермерскими домиками, кажущимися отсюда детскими игрушками, а далее, на горизонте миниатюрный Пайн-Сити, слегка мерцающий в дымке.

– Потрясающий вид, не правда ли? – пробормотала Сисси.

– Как могло случиться, что группа балетных маньяков разместилась в таком доме в десяти милях от цивилизации? – спросил я с искренним изумлением.

– Вы не имели в виду балетоманов? – Сисси улыбнулась с самым невинным видом.

– Вы меня прекрасно расслышали, – нахмурился я, – и все еще не ответили на мой вопрос.

– Потому что им надо было найти спокойное местечко, где бы они могли плодотворно работать над новым балетом, который должен пойти в этом сезоне. Этот дом идеально тихий, самое же важное, что за него не надо платить.

– Его владелец – филантроп?

– Меня по-разному называли, – рассмеялась она гортанным смехом, – но впервые окрестили филантропом!

Я отвернулся от окна и посмотрел на нее:

– Это ваш дом?

– Мой отец построил его, чтобы сбежать от своих жен, их было четыре, потому что они преследовали его, требуя увеличить алименты.

– Эта надпись на входной двери… четыре жены?

– И семнадцать любовниц, пока я не сбилась со счета, – равнодушно пояснила она. – В детстве я привыкла называть их всех «мамами», мне не надо было запоминать, что на этой неделе была Таня, которая сменила предшествующую ей Бобби, а та, в свою очередь, месяц назад – Кьютти-Пай и так далее, представляете?

– Ваш отец, по всей вероятности, являлся конгломератом из нескольких мужчин, спаянных воедино, – уважительно произнес я.

– Энергия и живучесть, вот в чем дело, лейтенант. Я унаследовала эти качества от него, о чем, несомненно, вы уже наслышаны.

Она села на краешек кровати и как бы случайно приподняла подол своего шелкового одеяния, продемонстрировав кусочек округлых бедер.

– Подобные платья красиво смотрятся при ходьбе или когда ты стоишь, – пояснила она лишенным всяких эмоций лекторским тоном, – но стоит тебе сесть, как они стесняют твою свободу, понимаете? – Она не дала мне возможности отреагировать на свое заявление, потому что за этим последовал новый вопрос, сопровождаемый взглядом заблестевших глаз: – Мои колени вас отвлекают, лейтенант?

– Ни капельки, – солгал я не моргнув глазом.

– Какая жалость! – Она сердито одернула юбку. – Желаете задать еще какие-нибудь вопросы?

– Итак, это ваш дом, и вы пригласили их сюда, чтобы они могли в тишине и покое репетировать новый спектакль?

– Правильно. Лично для меня крайне важно, чтобы новый балет оказался успешным, потому что Чарвосье только что сформировал ядро новой группы, я его финансирую.

– К новогоднему сезону?

– Мой отец был не только самым большим – прошу прощения – кобелем, но он сколотил огромное состояние, фактически, был сказочно богат и передал очень многое мне. После его смерти оказалось, что практически я одна являюсь подлинной наследницей.

– Значит, ваша мать тоже умерла?

Она покачала головой:

– Мама отправилась на угол в аптеку за аспирином, когда мне было всего шесть месяцев, да так и не вернулась. Если хорошенько подумать, она не получала никаких алиментов. Последние известия о ней папа имел десять лет назад. Тогда она находилась где-то в Африке, выслеживала белых охотников, которые нарушали сезон охоты.

– Вы морочите мне голову!

– Нет, даю слово, это чистая правда!.. Я впуталась в эту историю с балетом из-за Наташи Тамаер. Она моя лучшая подруга еще со школьных времен, тогда ее звали Нэнси Копчек. Она замечательная танцовщица, вот увидите, лет через пять из нее получится потрясающая балерина, но с ней приключилась беда, когда шесть месяцев назад она спуталась с компанией Мессина. В данный момент ей просто необходим колоссальней успех, и, возможно, новый балет Лоренса Бомона – именно то, что требуется.

– Расскажите мне про Антона Леквика.

Она закинула руки за голову, удобно растянувшись на постели в такой позе, которая буквально наталкивала на изнасилование.

– Он был ничтожеством, – пробормотала она, – основной танцовщик из второго состава, но не слишком сильный, однако все же лучшее, что удалось раздобыть Чарвосье на скорую руку. Полагаю, вы заметили, что он был фантастически красив? Возможно, поэтому второго такого эгоиста я не встречала за всю свою жизнь, ну а всем известно, что среди балетных артистов это нередкое явление! – Она задумалась на несколько секунд. – Он был по-кошачьи хитрым и злобным. Пока ты его гладил по шерстке и всячески ублажал, все было прекрасно, он мурлыкал и терся о твои колени, но как только ты прекращал, он выпускал когти. – Она задумчиво смотрела в потолок. – Полагаю, все люди уже в раннем возрасте принимают решение, к какому полу они относятся, верно?