Текст книги "Леди чародейка (СИ)"
Автор книги: Кармаль Герцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Что? – воскликнула я. – Нет, я же…
– Знаю, – устало откликнулась ведомая духами. – Конто, Ари, Агата – каждый из нас помнит, что ты одержала над Ламьель вверх. Но только не сейчас… В той реальности, в которой мы находимся сейчас, Ламьель выжила и победила в схватке с Дайаной, забрав ее Истинный Дар.
Я ошеломленно молчала, не в силах выдавить ни слова. Леди Ночь… Это наверняка ее проделки. Но… как? Как такое возможно? Поместить нас в параллельную реальность, в которой я… опоздала. И так и не смогла помешать планам Ламьель убить Дайану.
– Как нам выбраться из этой лживой реальности? – глухо спросила я.
– Не знаю. Даже понимание, что она лжива, не помогает. Это что-то… иное. Некая магия, с которой прежде никому из нас сталкиваться не доводилась. Сильная и черная магия. Если бы здесь была Дайана… Думаю, вместе мы смогли бы придумать, как все это изменить.
– Леди Ночь знала, кого поставить под удар. – Я прикрыла глаза, чувствуя всепоглощающую вину. – Она могла бы убить меня, оставив в живых Дайану.
– Возможно, и не могла бы, – вдруг донесся со стороны двери голос Конто. – Ты нужна ей. В тебе есть сила Ламьель. Настоящей Ламьель, а не той, что рушит сейчас твой родной мир на части. Там творится полный хаос, Беатрис.
Мама, папа… Пайп. Где они сейчас? Что с ними происходит?
Увидев мое лицо, Конто поспешил ко мне.
– Ты должна помнить о том, что все это – иллюзорно. Даже сил Леди Ночь не хватило бы на то, чтобы повернуть время вспять, чтобы переписать историю и воскресить Ламьель – после того, как ты убила ее клинком из Истинного Дара. Никому в целом мире подобное не под силу.
– А барс ведь прав, – с ноткой пренебрежения бросила входящая в комнату Ари. – Леди Ночь просто наказывает нас. Возможно даже ждет, когда ты начнешь умолять ее о помощи. Ты не должна поддаваться. Все, что происходит – ложь.
– Но и мы не можем так все это оставить, – запротестовала я. – Дайана… мы не можем позволить Леди Ночь забрать Дайану. Не можем медлить – кто знает, какие кошмары в отместку сейчас она насылает на нее?
– Дайана – сильная девочка, – глухо произнес Алистер. Отпустил осколки, которые сжимал в обеих руках, и они звонко упали в груду таких же собратьев. На его бледном лице горящие решимостью карие глаза выделялись особенно сильно. – Но ты права – медлить нельзя. Я никогда не прощу себе, если психика Дайаны пострадает от столкновения с магией Леди Ночь. Я не позволю ее мучить. И никогда не прощу того, что ее, пусть даже ненадолго, забрали у меня.
Мы растерянно переглянулись.
– И что же нам делать? – тихо спросила я. – Сила, которая живет во мне, слишком… еще слишком мне чужда. Я и понятия не имею, как ею пользоваться.
– А наших сил не хватает, чтобы справиться с чарами Леди Ночь, – добавила Лаэс.
В комнате повисла гнетущая тишина, не прерываемая даже нашим дыханием. Казалось, весь мир застыл и замерз, пораженный колдовством Господина Льдов.
– Оракул! – внезапно выпалил Конто.
Несколько пар глаз уставились на него. В моем взгляде недоумения было больше – остальные явно знали, о ком идет речь.
– Я собирался отправиться к ней… до того, как все это случилось, – признался метаморф. – Надеялся, что она знает, как мне выбраться из ловушки собственного тела. Надеялся, что она поможет мне отыскать человека, укравшего у меня силу перевоплощения, и вернуть человеческую личину.
Я понимающе кивнула.
– Но… кто такая эта Оракул?
– Говорят, она видит прошлое и будущее и может дать ответ на любой вопрос, – философски ответил Конто.
Ари фыркнула, явно не разделяя его надежд. Снежный барс наградил ее укоризненным взглядом.
– Даже Сказочник писал об Оракуле, а все, что он пишет – правда, – с нажимом сказал он.
– И что же Сказочник о ней говорил? – заинтересовалась я. Истории человека, который умел превращаться в ветер, всегда меня волновали.
– Она многое знает, но никогда не покидает своей башни, что, подобная игле, упирается острием в саму луну. Когда светит солнце, башня Оракула исчезает, растворяется в солнечных лучах как леденец. Отыскать ее можно только ночью, только ночью ей можно задать вопрос. И по звездам она прочитает ответ.
В сказанном Конто я не видела ничего невозможного – в Ордалоне и не такое бывало. Что ни говори, а этот мир умело стирал грань между реальностью и тем, что еще несколько месяцев назад я сочла бы сказкой.
– Ты прав, Конто, – задумчиво сказал Алистер. – Оракул может подсказать нам, как выбраться из созданной Леди Ночь реальности. Я никогда не обращался к ней, но…
– Сейчас нам нужно хвататься за любую соломинку, – тихо сказала я.
Алистер перехватил мой взгляд, кивнул. Благодарность – за понимание, за неравнодушие – зажглась в его глазах.
– Дайана дорога и мне тоже, – зачем-то сказала я. Наверное, оттого, что чувствовала: я не заслужила его благодарности. Из-за моего отказа присоединиться к слугам Леди Ночь, все это и произошло. Пусть я и не хотела ничего подобного, но Дайана пострадала из-за меня.
Оставалось только надеяться, что и в этот раз нам удастся все исправить.
– Значит, отправляемся в путь? – неуверенно спросила я. До сих пор не верилось до конца, что я снова по собственной воле шагну в Ордалон, из волшебных пут которого с трудом выбралась совсем недавно.
Лаэс сложила руки на груди и, мотнув головой, обронила:
– Я останусь здесь, в особняке.
Конто вскинул голову, Ари удивленно приподняла бровь.
– Я знаю, вижу – если слепой дозволено так говорить, – как много значит Дайана для каждого из вас, – проговорила ведомая духами. – Понимаю, как отчаянна ваша надежда предотвратить то, что сотворила Леди Ночь. Но мы должны предполагать и самое худшее. Леди Ночь сильна, практически всемогуща. Что, если все, что мы видим сейчас – не иллюзия, а реальность? Не искусственная, а настоящая, просто измененная Леди Ночь? Что, если она и впрямь сумела сделать так, что Ламьель победила Дайану?
– Что ты хочешь этим сказать? – сухо осведомился Алистер. Сказанное Лаэс совсем ему не понравилось.
– Если Ламьель и впрямь вторглась в этот мир, мы должны быть готовы его отстоять. А для этого нужно сохранить особняк, восстановить врата, которыми служили разбитые сейчас зеркала. Одна я не справлюсь, но светлые духи мне помогут. Они же помогут мне отбиться от Темных Отражений, вздумай те мне помешать… но для этого нужен кто-то, кто будет их направлять.
Я молчала, не зная, что на это сказать. Лаэс сильно рисковала, оставаясь здесь, в самом эпицентре разыгравшейся бури. И как бы ни был силен мой мысленный протест – я не желала признавать, что искаженная Леди Ночь реальность останется неизменной, – я не могла не признать, что в словах ведомой духами есть зерно истины. Нам никак нельзя потерять особняк семьи Морэ – вход в Ордалон. Нельзя отдать единственное наше преимущество в руки Ламьель – неважно, иллюзорной она была или настоящей.
Как выяснилось несколькими минутами спустя, Агата тоже решила остаться в моем мире и помочь Лаэс восстановить зеркала. Но даже не ее дар, идеально для этого подходящий, стал причиной такого решения.
– Слишком стара я для беготни по Ордалону, – пожаловалась Агата, вызвав у нас скептические усмешки.
Не слушая возражений, она собрала нам провизию, которой хватило бы, чтобы накормить небольшую армию. Мы в этот момент спешно собирали вещи. Никто не знал, как долго на этот раз придется пробыть в Ордалоне. Никто не знал и как повлиял на мир переписанный финал истории противостояния Ламьель и Дайаны, и чего нам теперь ожидать.
Когда сборы были закончены, мы простились с Лаэс и Агатой. Последняя совсем расчувствовалась и часто-часто моргала, пытаясь сдержать подступающие к глазам слезы.
– Вы, главное, возвращайтесь.
– А вы берегите себя, – тепло сказала я.
Вслед за Ари, Алистером и Конто я поднялась на второй этаж. Вплотную подошла к разбитому зеркалу – именно отсюда несколько недель назад и началось мое необыкновенное путешествие в мир чужой и бесконечно загадочный.
– Итак, снова Ордалон? – мученически вздохнула я.
Алистер крепко сжал мою руку, и пульс вместе с сердцебиением взмыли до небес. Конто подмигнул мне кошачьим глазом.
– Зато сейчас ты вступаешь в Ордалон уже не обычной девушкой, а…
– Недоделанной чародейкой, – снова вздохнула я, – которая и сама не понимает, каково чародейкой быть. Я выбрала свет, а что толку, если понятия не имею, как им управлять?
– Если ты действительно искренне этого желаешь… пусть не сразу, но ты это поймешь, – заверил меня Алистер. – Так происходило с каждым чародеем. Просто знай: свет, который ты избрала, сам тебя направит. Знаю, это пугает – чувствовать в себе силу, но не уметь ею управлять. Ты сейчас как бутон цветка, готовый в любой момент распуститься. Нужно только подождать. Нужно просто верить.
Я доверяла ему. Я правда бесконечно ему доверяла – настолько, что была готова отдать свою жизнь в его руки. И это пугало и волновало одновременно. Но раз Алистер говорил, что, рано или поздно, я смогу совладать с магической силой, которая так неожиданно стала неотъемлемой частью меня самой… я не видела причин ему не верить.
Не выпуская его руки из своей ладони, я решительно шагнула вперед.
Ну здравствуй, Ордалон. Снова здравствуй.
Глава одиннадцатая. Под сенью говорящих звезд
Ари вздохнула – в десятый, кажется, раз. Мы шли уже несколько часов, но пустырю с чахлыми деревцами не было конца и края. Гордость не позволяла Хранительнице признать, как вымотало ее долгое путешествия. Рискуя показаться слабой, молчала и я. Негоже новоявленной чародейке жаловаться на усталость.
Погруженный в свои мысли, Алистер ничего не замечал. Зато чуткий Конто тут же уловил перемену в настроении прекрасной половины компании. На мягких лапах подобравшись поближе к Ари, он вкрадчиво произнес:
– Если ты устала, то моя крепкая спина полностью в твоем распоряжении.
Кошка-метаморф упрямо вздернула носик, а я возмутилась:
– А почему ты мне не предлагаешь того же?
Смутить Конто оказалось непросто. Остановившись, он ткнул лапой в Алистера.
– Тебя есть кому носить на руках.
Я вспыхнула до кончиков волос, на лице Алистера заиграла лукавая улыбка, мгновенно прогнавшая из глаз печаль. Я не имела права винить его за невнимательность – он снова, во второй уже раз за эти безумные недели потерял Дайану. Пусть все, что творилось сейчас вокруг нас, и было иллюзией, он все же ее потерял. Исчезли их долгие разговоры, нечаянной свидетельницей которой я постоянно становилась. Исчезли нежные улыбки и трогательные объятия. Алистер так любил дочь… Несправедливо, что всякий раз кто-то пытался отнять у него Дайану.
И всему виной – ее Истинный Дар…
– И вообще, – голос Конто прервал мои мысли, – ты не можешь меня осуждать. Я – барс, и возможности флирта у меня весьма ограничены. Все, что я могу – это подставить очаровательной леди, из-за которой я потерял аппетит и сон, свою крепкую спину.
Я чуть было не расхохоталась в голос. Это он-то аппетит потерял? Да Агата едва успевала готовить ему отбивные с кровью! А дрых Конто и вовсе без задних ног – пушкой не разбудишь.
Наверное, мои глаза меня обманывали. Или Ари и впрямь смущенно зарделась? Округлив глаза, я смотрела на румянец, заигравший на ее щеках и так внезапно ее преобразивший. Белокурая метаморф становилась в разы красивей, когда с ее лица спадала вечная вуаль надменности. Тогда она казалась… настоящей.
Однако стало ясно, что смущение Ари – лишь минутная слабость. Она тут же взяла себя в руки, возвращая лицу неприступное выражение.
– Я способна передвигаться самостоятельно, – с достоинством ответила кошка. И словно бы назло ускорила шаг.
Я закатила глаза. Глянула на приунывшего Конто.
– Я, конечно, не обладаю красотой и грацией нашей сверх независимой Ари, и никто не торопиться терять из-за меня аппетит и сон, но если твое предложение все еще в силе…
Снежный барс махнул лапой, и я, обрадованная, аккуратно пристроилась на его спине. Не слишком удобно, правда, зато хоть какой-то отдых гудящим ногам. А Ари пусть и дальше изображает из себя недотрогу, раз уж ей так хочется.
Страх за Дайану гнал нас вперед без остановки. Путешествие затягивалось, но рядом, увы, не было городов, где можно было купить парочку хоггов, хотя сбережения – монеты Ордалона – имелись и у Алистера, и у Ари. Последняя в конце концов перестала скрывать, насколько вымотала ее долгая дорога, но занять мое место на спине Конто отказывалась по-прежнему. Она нашла другой выход: превратилась в кошку. Пушистые белые лапки легко несли практически невесомое – особенно по сравнению с человеческим – тело, позволяя держаться рядом с неунывающим и не устающим Конто. Точнее, каждый раз опережать его хотя бы на шаг. В этом была вся Ари…
Когда на Ордалон шелковым покрывалом опустилась беззвездная ночь, мы приняли непростое решение остановиться-таки на привал – первый за эти бесконечно долгие сутки.
Алистер постелил нам одеяла, на которых я с удобством расположилась. Конто свернулся клубочком, грея меня теплым боком. Ари же, проигнорировав мягкую, пахнущую домом ткань, взобралась на ближайшее дерево – высокое, хрупкое, что тянуло обнаженные руки-ветви с потрескавшейся корой-кожей куда-то ввысь. Я знала, что ее сон будет чутким, прерывистым. Заслышав малейший шорох, она тут же откроет изумрудные глаза, чтобы убедиться, что никому из нас ничего не угрожает. Пусть между нами не все было гладко, но я знала – Ари была не просто Хранительницей Дайаны. Как могла, она защищала каждого из нас.
Алистер прислонился к дереву спиной. Увидев мой взгляд, сказал:
– Не хочу пока спать. Да и кто знает, какие сюрпризы Леди Ночь нам приготовила? Лучше быть настороже.
Я кивнула, поплотнее закутываясь в одеяло. Секундная заминка – и Алистер притянул меня к себе. Теперь моя голова уютно покоилась на его груди, макушкой прижимаясь к подбородку. Конто тут же зажмурил глаза и, потоптавшись на одеяле как большая хищная кошка, отодвинулся от меня. Я улыбнулась: тактичности ему не занимать.
Мысли снова вернулись к Алистеру, который бережно обнимал меня рукой за плечи. Такой красивый волевой мужчина… но в нем ощущалась некая внутренняя скованность, почти что робость. Это сбивало меня с толку, ведь я никак не могла понять: что он чувствует ко мне? Что означают все эти взгляды, осторожные прикосновения? Значит ли это, что со смертью жены Алистер смирился? Что он действительно ее отпустил?
Он был слишком серьезен, чтобы поддаться простому влечению – серьезнее большинства знакомых мне мужчин. И иногда, заглядывая в его глаза, я видела в них нечто такое, отчего душа воспаряла в облака. Будто бы читала немой ответ на все мои незаданные вопросы… Но призрак его жены все еще витал между нами, а беспокойство за Дайану, страх потерять ее навсегда, затмевал все прочие чувства и эмоции.
Закрывая глаза, нежась в теплых и крепких объятиях, я решила оставить все как есть. Сейчас, когда судьба Дайаны висела на волоске, не время думать о том, кто мы с Алистером друг для друга.
Это время наступит… Нужно просто подождать…
Я сама не заметила, как задремала. Проснулась от того, что кто-то аккуратно трогал меня мягкой варежкой за нос. Открыла глаза: нет, не варежка – серебристая лапа с черными пятнами.
– Просыпайся, соня, – насмешливо проговорил Конто, за что тут же получил символический щелчок по носу.
Приподнявшись, я осторожно повернула голову вправо – Алистер разминал плечо. Представляю, как затекло все его тело, если учесть, что всю ночь он не сменил позу. Даже не пошевелился… чтобы не побеспокоить меня.
Белым цветком в сердце распустилась нежность… и тут же увяла, стоило только моему взгляду встретиться с хмурым взглядом прищуренных кошачьих глаз.
– Может наконец пойдем? – сухо спросила Ари. – Оракул сама собой не отыщется.
Возражений не последовало. Я поднялась, распустила разлохмаченные за ночь волосы и вновь собрала их в конский хвост. Не слишком женственно, зато удобно. Взглянула на Ари и едва сдержала вздох: идеально прямые белые локоны шелковистой волной спускались на спину. Казалось, Хранительница не провела сутки в пути, а только что вышла из фешенебельного салона красоты. Самая что ни на есть магия, не иначе.
Во всяком случае, так легче было успокаивать саму себя.
Алистер уверенно вел нас вперед. Прошлое наше путешествие закончилось слишком быстро, и я только сейчас поняла, насколько хорошо бывший чародей знает Ордалон. Мы брели по Пустоши – так Алистер называл это негостеприимное и унылое место – в ожидании того часа, когда бесконечное серо-коричневое полотно земли закончится таинственным Оазисом, где, по словам Конто, и находилась иглообразная башня Оракула.
Отчего-то я совершенно не сомневалась в том, что мы ее найдем. Не знала лишь, поможет ли прорицательница понять, как одержать вверх над Леди Ночь.
Шанс узнать ответ на мучивший меня вопрос выпал совсем скоро – через несколько часов пути после пробуждения. Как это часто бывало, Ордалон изменился резко – как привередливая барышня, сменившая одну маску на другую. Неуютный пустырь с потрескавшейся землей и хрупкими деревцами вдруг сменился сочной почвой, поросшей ровным ковром изумрудной травы. Пышные кусты с гроздьями рубиновых ягод, воздух, напоенный ароматами незнакомых мне цветов. А вскоре показалось и небольшое озерцо с кристально чистой и, как оказалось, удивительно вкусной водой.
Мы снова разбили вынужденный привал.
– Значит, именно здесь с наступлением ночи появится башня Оракула?
Конто кивнул, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, задернул голову, устремив взгляд вверх, на разбавленное клочьями облачной пены небо – голубое, словно озерные воды. Солнце стояло высоко, а значит, заката ждать еще долго.
Мы расположились на расстеленных Алистером одеялах, но желания отдыхать не было ни у кого. Нетерпение бурлило в венах, призывая действовать… но только не ждать. Напряжение в воздухе сгустилось– хоть ложкой черпай.
Пытались скоротать время, говоря о том, о сем, но беседа не клеилась. Конто отчаянно ухаживал за Ари, осыпал ее комплиментами и незаметно – как ему казалось – подвигал свой мохнатый бок ближе к Хранительнице, усевшейся на покрывале в позе лотоса. Она фыркала на каждую его фразу и неизменно находила остроумный и переполненный ехидством ответ, но их перепалка меня веселила. Было в этом что-то… обыденное, почти родное. Никакой неловкости, никакого напряжения – в отличие от тех моментов, когда наши с Алистером взгляды пересекались.
Иногда я чувствовала, что он смотрит на меня, когда я не вижу. Иногда наши руки соприкасались, рождая волнение и необычное щекочущее ощущение где-то в животе. Вот только понять, что чувствует в этот момент он сам, мне никак не удавалось. Слишком привычным для Алистера Морэ было прятать глубоко внутри свои эмоции и чувства.
Черной пантерой на мягких лапах подкралась ночь. И как только отгорел костер заката, озеро, на берегу которого мы устроили привал, начало... исчезать. Но за несколько мгновений до того, как оно испарилось, будто вспугнутое ночью и решившее поиграть с ней в прятки, из прозрачных вод вынырнул шпиль, который увлек за собой и всю остальную башню. Она все росла и росла, словно невидимый творец тянул ее за наконечник. Обитель Оракула и впрямь напоминала исполинских размеров иглу – невероятно длинная и тонкая, отлитая из странного серебристого материала, похожего на сталь. Она все поднималась вверх, пока шпиль не затерялся в разлитых по небу чернилах с мерцающими вкраплениями звезд. Каждый из нас – даже вечно скептически настроенная Ари – неотрывно следил за этой завораживающей картиной.
Когда прекратилось движение башни-иглы, подобной показавшемуся из земли ростку диковинного стального цветка, иссохло и озеро. Путь к обители Оракула был открыт.
Мы не медлили ни секунды: не сговариваясь, направились вперед – к виднеющейся у подножия башни арки. Через несколько минут я уже ступила на первую ступеньку лестницы, которая спиралью уходила ввысь. Чтобы скрасить томительный подъем наверх, я начала считать ступени. На сотой сдалась и переключилась на разыгравшийся между Ари и Конто спор. Конто отчаянно защищал Оракула, тогда как Ари предпочла обвинить ее во всех бедах.
– Она сознательно отгородилась от людей, вместо того, чтобы помогать им избежать трагедий и личных несчастий. А могла бы стать странствующей пророчицей…
Снежный барс, подметая ступени недовольно дергающимся хвостом, парировал:
– При всем моем уважении, прелестная леди, но магия Оракула наверняка подчиняется своим собственным законам, и никаким другим. Если Оракул не покидает своей башни, значит, она просто не может этого сделать.
– Хватит разливаться соловьем, – насмешливо бросила Ари. – Оракул все равно тебя не слышит.
Конто пробурчал что-то недовольное, но кошка-Хранительница даже ухом не повела. Я усмехнулась и продолжила осточертевший уже подъем наверх.
В какой-то момент, засмотревшись на спорящих Конто и Ари (теперь предметом их спора была созданная Леди Ночь реальность, а точнее, чары, которые позволили ее сотворить), я споткнулась об очередную, по ощущениям, тысячную по счету ступеньку. Не удержала равновесия и едва не упала. Чьи-то руки (хотя даже в момент падения я понимала, кому они принадлежат) обхватили мою талию, потянули на себя. Пусть и в последний момент, но Алистер все же спас меня от эпичного приземления на ступеньки.
Я перевела дыхание и кивнула – сердце все еще колотилось в горле.
– Прости, чуть не опоздал, – смущенно сказал Алистер. – Все еще до конца не могу привыкнуть к тому, что могу спокойно прикасаться к людям... к тебе.
С моих губ чуть не сорвалось: «А хотел бы прикасаться?» Разумеется, я промолчала. И дело было не только в идущих впереди метаморфах. Я победила Ламьель, забрала себе частицу ее сил... но все еще не могла решиться и задать Алистеру терзающий меня вопрос – что происходит между нами?
Боялась услышать ответ. Боялась, что мое, пусть и не хрустальное, сердце... разобьется.
Поэтому я просто улыбнулась, сквозь тонкую ткань рубашки ощущая тепло его рук. Алистер тут же разомкнул объятья, лишая меня тепла. Мне ничего не оставалось делать, как развернуться и продолжить подъем.
Когда мы наконец достигли верха, из сил выбились все. Пожалуй, Конто был единственным из нас, кто не запыхался, но и он уже не так бодро вышагивал вперед по ступеням. Поэтому ничего удивительного в том, что, как только перед нами появилась погруженная в полумрак комната – единственная на всю исполинскую башню – мы вздохнули с облегчением.
Крыша здесь была прозрачной – или отсутствовала вовсе, а светильниками, разбавляющими чернила ночи, служили звезды. Луна, наверное, скрылась за облаками – если вовсе существовала в этом странном месте. От Ордалона и не такого можно было ожидать...
Из полумрака вынырнула фигура в глухом черном платье – будто фокусник вынул кролика из черной шляпы. Прическа незнакомки олицетворяла ожившее безумие: темные, то ли начесанные, то ли просто лохматые пряди, в которые были вплетены птичьи перья. Глаза чересчур сильно подведены черным, а ногти, выкрашенные в кровавый цвет, такие длинные, что уже начали загибаться. Длинную шею увесили с десяток разнообразных бус, ожерелий и амулетов на простых шнурках. Казалось, Оракул не могла выбрать, какое из украшений надеть, поэтому надела все, что у нее имелись.
– Надо же, давно я не встречала жаждущих получить ответы, – хриплым, будто бы прокуренным голосом сказала она.
Запинаясь, путаясь в словах, перебивая друг друга, мы принялись рассказывать Оракулу о настигшей нас беде. По-птичьи наклонив голову, она внимательно слушала – казалось, слыша каждого в этом гомоне взволнованных голосов. Не переспрашивала, не задавала уточняющих вопросов. Просто молча внимала каждому нашему слову. И только когда мы все четверо выдохлись, сказала:
– Мне нужно увидеть звезды.
– Подождите, – встрепенулся Конто. – Я тоже должен спросить кое о чем.
По губам Оракула скользнула усмешка.
– Вещай, говорящий барс.
Ари рассмеялась, но тут же замолчала под нашими укоризненными взглядами.
– Я метаморф, – недовольно отозвался Конто. – Притом метаморф заколдованный. Но я... я не помню, кто меня заколдовал. Помню лишь, как очнулся на поляне. В голове пустота, в лапах – жалкие крохи сил. Попытался перевоплотиться, но, вернув себе лишь голос, застрял. Я не знаю, кто и за что сделал это со мной. Но хочу узнать.
Оракул кивнула. Небрежно махнула рукой, словно призывая нас оставаться на месте, и направилась вглубь круглой комнаты. Только сейчас, привыкнув к полумраку, я увидела расстеленный на полу ковер. Подойдя к нему, Оракул встала на колени. Задрала голову вверх и долго вглядывалась в звездное небо. Повисла тяжелая тишина, воздух наэлектризовался. А я поймала себя на том, что боюсь даже дышать… и что крепко сжимаю ладонь Алистера в своей ладони. Коротко взглянула на него, словно вспугнутая птичка. Он лишь понимающе улыбнулся и сжал мою руку обеими ладонями.
Так мы и стояли близко-близко друг к другу, позволяя полумраку укутывать нас, в ожидании вердикта Оракула.
Наконец она поднялась с колен, повернулась к нам и кивнула, вселяя в мою душу надежду.
– Я готова дать ответ.
Глава двенадцатая. Темная душа в городе света
Все было бесполезно.
Это Джиневра поняла в тот самый миг, когда очнулась у мольберта, перепачканная в краске с головы до ног. Всхлипнула, глядя на алые капли – жуткие подобия веснушек, на коже. Поразившее ее неведомое проклятье, казалось, стало лишь сильнее – она помнила только, как вспыхнуло внутри уже до боли знакомое чувство. Необъяснимое влечение, словно бы она была марионеткой, а некий кукольник, сокрытый во тьме, дергал за нити. Остаться на месте – невозможно, на противостояние просто не хватает сил…
А после – забвение, отрезок времени, в котором не было ничего, кроме пустоты и темноты. Чернильное пятно в голове, от которого не избавиться…
Джиневра пришла в себя только тогда, когда чудовищный итог ее забытья был прямо у нее перед глазами. От страшной трапезы нечеловеческих существ ей стало дурно. Она хотела отвернуться, но почему-то смотрела, как вгрызаются в беззащитные тельца кроликов оскаленные пасти, как алым соком стекает по морде быкоголовых кровь. Тошноту прогнали слезы, хлынувшие потоком из глаз.
Она не могла вечно скрывать от матери происходящее. И все же день, когда та обо всем узнала – когда приступ случился прямо на глазах старшей жрицы Фираэль, стал самым страшным днем в жизни Джиневры.
– Какой позор, – шептала бледная Талания Браон. Подлетела к дочери, схватила ее за плечи и потрясла, как большую тряпичную куклу. – Никому не смей говорить об этом, слышишь? Никто. Не должен. Этого. Знать.
Все, что могла Джиневра – лишь беспомощно кивнуть. В последнее время она жила в постоянном страхе, что однажды наступит тот день, когда правда выплывет наружу. Темная душа в светлом Агерале… Позор ей и всей ее семье. Страшно даже представить… Как она будет смотреть людям в глаза?
– Откуда это в тебе? – Мать всхлипнула. Заговорила сдавленным шепотом, словно что-то сжало ее горло. – Я же растила тебе в вере в Фираэль. О богиня… Если она это видит…
Талания закрыла лицо дрожащими руками. Вернувшись из кухни, Эста протянула матери стакан воды. Та выпила его большими жадными глотками. Джиневра стояла, съежившись, не зная, что последует дальше. Она боялась гнева матери, боялась новых тирад о «пути света и пути тьмы – насилия, жестокости и… крови». Боялась новых вопросов: «Что живет в тебе» или «Почему ты это делаешь? Что с тобой не так?».
Но молчание, отчужденность и настороженность самых близких на свете людей были намного хуже. Намного больнее. Эста – светлая, нежная, с серебристым что колокольчик смехом, ее… боялась. Мама, думая, что она не видит, тайком бросала взгляды, а иногда, забывшись, смотрела на нее долго-долго, задумчиво. И во взгляде этом читалось: «Почему у меня такая дочь?»
Вина тяжелым грузом легла на плечи. Стало трудно дышать, словно грудь сдавили тиски. Джиневра почти не спала – ведь во сне гораздо проще, чем в яви, потерять над собой контроль. Она боялась, что проснувшись, обнаружит, что за минуты забытья натворила нечто страшное, непоправимое… И этот страх, проникнув в кровь черным ядом, не давал ей спать по ночам.
Мама говорила, что молится Фираэль каждый день, просит ее прогнать магией света тьму в душе Джиневры. И, казалось, молитвы действительно помогали – желание рисовать кровавые картины не посещало ее вот уже несколько дней… Внутри затеплилась надежда, что прежнюю, такую спокойную, такую восхитительно предсказуемую жизнь еще можно вернуть. И изгнать из материнских глаз настороженность и боязливость.
Наступил день, которого ждали все жители Хрустальных Земель – от мала до велика. Ежегодный праздник, посвященный Фираэль, день, когда ночи не было места – творцы прогоняли ее своими творениями. С приближением заката художники Агераля, все до единого, запечатлевали на своих картинах рассвет, певцы пели, как ослепительно поднимающееся над Агералем солнце, поэты рассказывали, как обжигают его лучи. И Фираэль, глядящая на них с неба, воплощала в жизнь сказанное, спетое и нарисованное. И ночь уходила за Грань, испуганная мощью ее дара, силой ее света. И пряталась там до следующего заката, в ожидании, когда сможет вернуться обратно.
В этот день вспоминали тех, кто воссоединился с Фираэль. Считалось, что всех ушедших она забирала к себе на небо, чтобы после служения ей они переродились вновь. И чем светлее была душа, чем сильнее творец, тем быстрее ему даровалась новая жизнь – разумеется, исключительно в Хрустальных Землях, где распространялась власть Фираэль.
Джиневра с облегчением покинула родной дом – уже после того, как вместе с матерью и Эстой они сожгли злополучный мольберт. Талания уверилась, что причиной всему был именно он, проклятый некоей неведомой силой, а Джиневра с радостью ухватилась за эту мысль, как утопающий – за соломинку. Удивительно, но она и впрямь почувствовала себя лучше. Корила, что не подумала об этом раньше – ведь если нет холстов, нет мольберта и красок, ей не на чем и нечем рисовать эти чудовищные картины. И уничтожь она их раньше, в самый первый свой «приступ», об этом никогда бы не узнали сестра и мать. И их любовь к ней была бы сейчас немножечко сильней.
Все было чудесно – яркие всполохи фейерверков, окрашивающие Грань изнутри в самые разнообразные цвета и оттенки; пробирающие до мурашек мелодии лучших музыкантов Агераля; танцы до утра...
Все было чудесно ровно до того момента, как на Джиневру нахлынуло ощущение, будто окружающий мир становится зыбким, а собственное тело перестает ей принадлежать.
