Текст книги "Уродливые небеса (ЛП)"

Автор книги: Карлтон Меллик-третий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– И нет предела тому, сколько теней может прицепиться к тебе, – вставляет Лосось.

– Глубоко в подполье есть несколько запертых, которые соединены с двадцатками теней. Их души пропитаны злом столь многих людей, что они обезумели от ненависти и отчаяния. Никто из новичков не знает, как отрезать тени, поэтому мы должны запереть прочь эти заблудшие души и забыть их.

– Есть ли кто-нибудь без тени? – спрашивает Дерево.

– Ни один из новых, – говорит Ровак. – У древних была технология отрезания теней. Древних не осталось.

– Древние? – спрашивает Дерево.

– Древние – это те, кто жил до падения Небес. Мы называем себя новыми.

– Должен быть кто-то, кто знает о древних, – говорит Дерево.

– Древние исчезли задолго до появления новых, – говорит Ровак.

– А как насчёт Бога? – говорит Дерево. – Он тоже исчез?

– Конечно, Бог не исчез, – говорит Ровак. – Он же Бог.

– Тогда почему бы тебе не попросить Его научить тебя технологиям древних? – спрашивает Дерево.

Ровак только смеётся и трясёт локтем.

– Дети…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Город похож на груду грязных старых ботинок вдалеке. Он выглядит ветхим и мёртвым, тихим и неподвижным, как картина. Даже тонкие струйки дыма из кривых труб кажутся замершими.

В другом направлении по деревьям ползают золотые крабоподобные существа высотой с дом. Чтобы лучше разглядеть, Лосось взбирается на холм из колёс телеги, ставших частью почвы, проливая себе на бёдра капли горячего кофе. Вид этих существ вызывает у Дерева неприятные ощущения в спине.

– Кто они такие? – спрашивает Лосось.

Ровак тычет в землю изогнутой палкой.

– А как вы думаете, кто они такие?

– Крабовые динозавры, – говорит Лосось, потирая бедро.

– Их трое, – говорит Ровак. – Их всегда было трое.

Дерево делает несколько шагов вверх по куче колёс от телеги.

– Можем ли мы рассмотреть их поближе?

– Нет, – говорит Ровак. – Любой, кто подойдёт слишком близко, будет убит.

Лосось проливает на себя ещё кофе.

– Убит? – говорит Лосось. – Ты имеешь в виду, что нас ещё можно убить?

– Я думал, что мы бессмертны, – говорит Дерево.

Ровак тычет в цветы-шарики, пока они не лопаются.

– Нет ничего бессмертного, – говорит Ровак.

– Но мы на Небесах, – говорит Лосось. – Библия говорит, что мы будем жить вечно на Небесах.

– Библия была написана людьми, которые никогда не были на Небесах, – говорит Ровак. – После того, как ты умер на Земле, твоя душа не стала бессмертной. Она просто изменилась, – он садится в грязь. Бабочки-бритвы порхают вокруг его левого уха. – Она сбегает из твоего старого тела через дверной проём в задней части твоего мозга и прибывает сюда, где становится плотью. Ты не стареешь на Небесах. Но в конце концов ты умрёшь.

– Что произойдёт после того, как мы умрём на Небесах? – спрашивает Лосось. – Покинет ли наша душа это тело и уйдёт ли в другое место?

– Нет, – говорит Ровак. – Тело, в котором вы находитесь, – это ваша душа, ставшая плотью. Как только эта плоть умрёт, вашей душе придёт конец.

– Я просто умру? – спрашивает Лосось. – Навсегда?

– Ты просто закончишь, – говорит Ровак.

Лосось прячется за маринованными кустами, чтобы крабы его не заметили.

* * *

По прибытии город по-прежнему выглядит как груда старых ботинок. Дома из камня и глины, покосившиеся, вплавляющиеся в землю. Железные ворота окружают здания, покрытые зелёной ржавчиной, и тёмное облако прямо над головой, похожее на тёплый балдахин.

Дерево трёт свои квадратные ноздри, когда в воздухе витает сладкий запах гнилого крыжовника.

– Он выглядит заброшенным, – говорит он, хотя в нескольких зданиях за воротами тусклый свет.

– Новенькие! – кричит Ровак конической башне наверху.

Башня чёрная. Каждый кирпич в башне, кажется, в сантиметре от того, чтобы выпасть сразу. Не похоже, чтобы кто-то мог стоять там, не разрушив конструкцию.

– Сколько времени прошло с тех пор, как ты был здесь в последний раз? – спрашивает Дерево.

Ровак ждёт несколько минут, прежде чем ответить, глядя в окно с открытым ртом.

– На поверхности живёт лишь горстка людей, – говорит он. – Он всегда выглядит мёртвым.

Долгое ожидание, когда Лосось стучал пустыми чашками из-под кофе и покачивал бёдрами в такт, а Дерево лежал в зелёной грязи, закрыв глаза рукой.

– Она просыпается, – говорит Ровак очень тусклому свету в темноте башни.

В окне появляется лазурная женщина. Её тело завёрнуто в одеяло.

– Пара новичков, – говорит ей Ровак. – Ты можешь в это поверить? Два сразу!

Лазурная женщина – крошечные чёрные дырочки вместо глаз, смотрящие на них, как у горгульи…

– Прошло много времени с тех пор, как приходили новые, – говорит ей Ровак. – Мне стало там даже одиноко. Ты можешь поверить, что их двое?

Ровак делает паузу в ожидании ответа, но женщина молчит. Её зловещий взгляд дёргает нерв вдоль позвоночника Дерева, как угорь под его кожей. Ровак трясётся. Он почему-то нервничает. Он не смотрит лазурной женщине в лицо.

– Интересно, почему больше никто не приходит? – продолжает Ровак. – Это было так давно. Я думаю, что люди теперь не могут найти дверь в затылке.

Ещё одна пауза. Он ждёт, пока она заговорит.

Проходит несколько мгновений, Дерево втирает зелёную грязь в ногти, затем:

– Сколько раз я должна говорить тебе? – её голос хрипит и пузырится.

Ровак вздрагивает.

– Не приводи мне розовых, – говорит она.

Ровак смотрит на Лосося.

– Он не розовый. Он скорее красный, чем розовый. Он лососевого цвета.

– Он достаточно розовый, – говорит женщина.

– Что не так с розовым? – спрашивает Лосось, вытягивая перед ними шею, как улитка.

– Никто не любит людей с розовой кожей, – говорит ему Ровак.

– Что? – Лосось чуть не плачет. – Ты судишь меня по цвету моей кожи?

– На Небесах есть расизм? – спрашивает Дерево.

– Здесь о каждом судят по цвету кожи, – говорит Ровак. – Цвет вашей кожи – это цвет вашей души. Некоторые типы душ менее популярны, чем другие. Розовые души – наименее популярные из всех.

– Розовый означает раздражающий и надоедливый, – скрипит женщина.

– Ты почти наполовину розовый, – говорит Ровак Лососю. – Я не думал, что они заставят тебя уйти в подполье из-за того, что ты только наполовину розовый.

Лосось кричит:

– Что значит уйти в подполье?

Ровак избегает взгляда Лосося, хмурится. Он смотрит в окно башни, но женщины там уже нет.

– Все, о ком хотят забыть, уходят в подполье, – говорит Ровак.

– Но я не раздражаю! – говорит Лосось.

– Я недостаточно тебя знаю, чтобы судить, – говорит Ровак. – Но твоя душа розоватая, а все розовые души принадлежат раздражающим людям.

Лосось трёт кожу, словно пытаясь стереть розовый цвет.

Дерево говорит:

– Но то, что раздражает одного человека, может нравиться другим. Это всё равно, что сказать, что синяя кожа олицетворяет красоту, а красная кожа представляет хорошее чувство стиля. Всё зависит от мнения.

– Это не просто вопрос мнения, – говорит Ровак.

* * *

Женщина приходит в обнажённом виде. Как и у других, у неё нет половых органов. У неё есть груди, но к ним не прикреплены соски. Она выше всех мужчин, почти вдвое выше их. И у неё два комплекта рук. Затылок у неё как у трицератопса. И отметины на её коже хаотичны, словно яростная абстрактная картина. Не симметричный узор, как у мужчин.

Она открывает ворота и впивается глазами-крючками в Дерево.

– Жёлтый? – спрашивает она.

– Да, – кивает Ровак. – Разве это не прекрасно?

– Что означает жёлтый цвет? – спрашивает Дерево.

Шея женщины машинально двигается к Роваку.

– Почему ты никогда ничего им не говоришь?

Ровак приседает.

– Тайна веселее.

– Все вопросы, на которые ты не можешь ответить, просто переходят ко мне, – говорит она. – Делают мою работу намного сложнее.

Лазурная дама наклоняется к Дереву и шепчет ему в щёку тонкими маслянистыми губами.

– Жёлтый цвет особенный.

* * *

Интерьер города похож на гладкую керамическую посуду с пороховыми клещами и бочками с мульчей, загрязняющими в остальном безупречную поверхность. Порошковые клещи – это шатающиеся блохи размером с крысу, которые издают шипящие звуки и выделяют кучки сероватой пыли вдоль тротуаров. Лазурная дама не прочь раздавить их своими динозавровыми лапами, обмазав синие пятки оранжевой слизью.

Глаза-бусинки выглядывают из расплавленных окон, смотря на них. У горожан застывшее выражение лиц. Они как большие фарфоровые куклы. Некоторые из них носят парики и мультяшный грим, чтобы выглядеть более человечно, чтобы скрыть истинный облик своей души.

– Что с ними не так? – Лосось шепчет Дереву.

Дерево старается не смотреть на страшных кукольных людей, смотрящих на них сверху вниз. Их механические лица лишь слегка наклонялись, следуя за их движениями. Шаги звучат в новых ушах Дерева, как перечная слюна.

– Избавься от розового, – говорит лазурная женщина Роваку. – Я возьму жёлтого.

Ровак кивает и ведёт розоватого мужчину в другом направлении. Дерево и Лосось смотрят друг на друга с разбитыми глазами и забитым горлом. Языки ящерицы скользят в ноздрях Лосося и вылетают из них.

– Он тебе не нужен, – шепчет женщина Дереву. – Ты жёлтый.

* * *

Бóльшая часть города выглядит разрушенной, словно сожжённой много веков назад. Мёртвые здания похожи на гнилые фрукты, разбросанные по ландшафту. Только небольшая часть города всё ещё занята. Здесь живёт всего пара десятков душ.

Они покидают небольшой круг старых построек и входят в чёрные руины, покрытые густым пеплом и хрустящим шёпотом. Между обугленными скульптурами пролегает небольшая тропинка, которую ведут крошечные прыгающие мыши.

– Все города на Небесах такие тихие? – спрашивает Дерево.

– На Небесах не так много городов, – говорит лазурная дама. – Столица – самая большая. Там живёт Бог. Но туда больше никто не ходит. Это запрещено.

– Ты когда-нибудь встречалась с Богом? – спрашивает Дерево.

Она смотрит на него своими дырявыми глазами.

– Ты хоть что-нибудь помнишь о своём старом мире? – спрашивает она.

– Не совсем, – говорит Дерево.

– Хорошо. Тебе лучше забыть о старом мире и сосредоточиться на новом. Что-то из твоего прошлого рано или поздно вернётся к тебе, но пока оно будет только мешать.

Дерево кивает.

Тропа заканчивается у чёрной стены. Не столько стена, сколько куча обгоревших досок, сколоченных в лист.

– Пойдём, – говорит она, открывая щепки, как дверь, – я куплю тебе выпить.

Высокая лазурная женщина ныряет в тёмное сооружение, горячие жидкости закручиваются под её кожей, когда она наклоняется, чтобы поместиться внутри, притягивая Дерево дополнительным набором рук.

Внутри сыро и сумрачно, лоскутное одеяло из угольного дерева и куски липкого от ржавчины металла. Паб. Обломки яростно сплелись вместе, образуя новую структуру из чёрных руин. Гостиная, в которой три или четыре человека пьют напитки, почти не шумит, только шелест рук и пот, стекающий по пепельным свиным спинам.

Сотни гвоздей всех размеров торчат с потолка, словно металлические сосульки. Стулья и столы – американские горки из гнилого дерева и толстых шипов. Мебель не такая гигантская, как в доме Ровака. Она идеально подойдёт Дереву, но маловата для лазурной женщины.

Она говорит, что её зовут КЛОТТА, пишется заглавными буквами. Дерево спрашивает, не хочет ли КЛОТТА чего-нибудь, и КЛОТТА говорит, что сейчас ей нужно только выпить.

КЛОТТА усаживает Дерево за барную стойку на неровный светлый стул, сделанный из щепок толщиной с палец. Они врезаются в его жёлтую плоть и заставляют его чувствовать себя осенним дубовым листом, обёрнутым вокруг осы, наполненной шоколадом. КЛОТТА нуждается в двух, чтобы поддерживать её огромную массу.

Все остальные люди в баре – это уставившиеся опухшие глазные яблоки на Дерево. Глядя на него с пухлыми щеками и потёкшей краской на лице. Они, кажется, одновременно взволнованы и испытывают отвращение к Дереву, махая ему ушами и хвостами с локтей.

– Два донкаби, – говорит КЛОТТА серебряно-рыбному бармену, который хрюкает с расплавленным бородавообразным подбородком и растекающимся жиром на животе.

Затем КЛОТТА кладёт палец на запястье бармена. Несколько граммов плоти поднимаются с ладони лазурной женщины и ползут по её руке к руке бармена. Плоть меняется на серебряный цвет и погружается в его плоть, становится его частью.

– Что это было? – спрашивает Дерево у КЛОТТЫ, пока бармен наливает жирную жидкость в белые, как кость, чашки.

– Я отдала ему частичку своей души, – отвечает она. – Душа – единственное ценное, что у нас есть на Небесах, поэтому мы используем её как нашу валюту.

– Ты торгуешь плотью? – спрашивает Дерево.

– Плотью души, – говорит она. – Ты отдаёшь людям часть своей души за их продукты или услуги, а затем ты берёшь их душу за продукты и услуги, которые ты предоставляешь.

– Что делать, если у кого-то нет товаров или услуг? – спрашивает Дерево.

– В итоге они становятся очень маленькими, – говорит КЛОТТА. – Всегда есть что-то, что можно сделать, но время от времени находятся ленивые. Эти люди в конечном итоге потеряют всю свою душевную плоть и будут полностью поглощены. Обычно здесь находится Джек, – бармен кивает дородной шеей, – или я. Мы самые большие люди в городе. Самые богатые.

– Какие услуги ты предоставляешь? – спрашивает Дерево.

– Я смотритель, – говорит КЛОТТА. – Все платят мне налоги, чтобы жить в моём городе. Если у тебя не будет лишней душевной плоти в конце каждого месяца, я полностью поглощу тебя в себя. Твоя душа станет моей душой, и тебя больше не будет.

Она делает глоток жирного напитка.

– Выпей, – говорит она, указывая на бугорчатую кружку. – Это будет единственный бесплатный напиток, который ты когда-либо получишь.

Дерево двумя пальцами вычерпывает густую сонную слизь и прижимает её к языку. На вкус это как вишнёвая сосна, смешанная с детройтскими копами, арестовавшими беременную проститутку. Как и другие ароматы на Небесах, он больше беспокоит и сбивает с толку, чем отвратителен. После нескольких глотков Дерево начинает ощущать эффект. Это не то же самое, что алкоголь. Это заставляет внутренности его плоти вращаться крошечными кругами. Как будто он получает тысячи миниатюрных массажей изнутри. Это оказывает успокаивающее действие на всю его душу. Он понимает, почему люди тратят здесь много своей души, даже если вкус или текстура жидкости неприятны.

КЛОТТА позволяет Дереву несколько мгновений насладиться своими новыми ощущениями. Она наблюдает, как его глаза фокусируются на глубоких порах столешницы, на великолепных текстурах. Он внимательно исследует свою жёлтую кожу и находит новые детали в своей душевной плоти: узоры городского пейзажа в узорах ракушек и узоры чешуи дракона внутри узоров городских пейзажей, с множеством цветов, скрывающихся за жёлтым, множеством текстур, которые его чувства с трудом могут воспринять.

Его новое тело представляет собой сложную паутину искусства.

Дерево настолько очарован своей кожей, что даже не замечает тучного крылатого младенца, плюхнувшегося в паб и садящегося рядом с ним. Он заказывает небольшой напиток и мастурбирует.

Лазурная женщина покупает моток плотно упакованной пряжи и деликатно кладет её рядом со своим напитком, когда что-то блестящее привлекает её внимание. Оно прикреплено к локтю Дерева.

– Что это? – говорит она, наклоняясь к Дереву и хватая его за руку всеми четырьмя руками.

Дерево сочится в её руках и улыбается.

Она дёргает за блестящую металлическую бирку, торчащую из его локтя, и оттуда вылетает лезвие без рукоятки длиной с предплечье Дерева.

– Это необычно, – говорит КЛОТТА, рассматривая лезвие сложной формы.

Оно более стилизовано, чем его плоть, с вырезанными на металле батальными сценами.

– Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-то проносил оружие на Небеса.

– Почему это было внутри меня? – спрашивает Дерево.

– Возможно, это просто часть твоей души, – говорит КЛОТТА, вставляя лезвие обратно в руку Дерева. – Люди на Небесах появляются с колёсами, прикрепленными к их ногам, с телевизорами в животах. Я даже слышала о маленькой девочке, которая оказалась на Небесах с игрушками, зарытыми глубоко в её туловище. Но я никогда не думала, что появится оружие.

– Это всего лишь нож, – говорит Дерево.

– Это символ власти, – говорит КЛОТТА, обвивая руками его шею. – Ты станешь отличным дополнением к нашему сообществу.

Дерево не отвечает. Он сжимается на стуле, когда она смотрит на него сверху вниз с паучьей улыбкой на большом лазурном лице.

* * *

– Так что же означает жёлтый?

– Воображение, – говорит она. – Жёлтый – это цвет искусства, музыки, поэзии. Жёлтый – цвет творчества. Мы очень долго ждали, когда жёлтый цвет присоединится к нашему сообществу.

– Не помню, чтобы я был творческим человеком.

– Это не имеет значения. Ты будешь нашим новым артистом. Я уверена, ты придумаешь всевозможные творческие способы сделать нас счастливыми. Даже если в прошлой жизни ты не был артистом, это в твоей душе. Мы все выиграем от твоего воображения.

* * *

Дерево замечает мастурбирующего младенца, сидящего рядом с ним. Он смотрит на него с беззубой ухмылкой и булькает.

– Это ангел, – говорит КЛОТТА через плечо Дерева.

– Что такое ангел? – говорит Дерево.

Он не помнит эту часть Библии.

– Ангелы были первыми изобретениями Бога, созданными задолго до людей. Со значительными недостатками. Они были недостаточно хороши, чтобы быть детьми Земли, поэтому Он отбросил их в сторону и забыл о них. У них нет ни языка, ни разума. Их конечности почти не работают. Они ни на что не годятся.

– Почему он мастурбирует? – спрашивает Дерево.

– Он не мастурбирует. У него нет половых органов. Трубка в форме пениса, которую он дрочит, на самом деле является воздушным насосом. Чтобы дышать, ему приходится постоянно накачивать воздух в лёгкие.

– Сколько их здесь?

– Немного. Большинство вымерло. Те, что остались, сохранены и защищены. Они – наша единственная связь с Небесным прошлым, и мы надеемся, что однажды мы научимся общаться с ними.

Дерево наблюдает, как тучный младенец-ангел мастурбирует свой воздушный насос и глотает напиток.

– Ты не знаешь прошлого Небес? – спрашивает Дерево.

– Многое остаётся для нас загадкой, – говорит КЛОТТА. – На Земле считалось, что после смерти ты получаешь ответы на все вопросы, которые у тебя когда-либо возникали. Но на самом деле после смерти даётся очень мало ответов и задаётся гораздо больше вопросов. Тебе придётся научиться жить без всех ответов.

– Но у меня много вопросов, – говорит Дерево.

– Оставь их на потом, – говорит КЛОТТА. – Утром я найду тебе наставника. Он сможет ответить на больше вопросов, чем я готова.

КЛОТТА допивает оба напитка и хватает правой нижней рукой моток пряжи.

– Присоединяйся ко мне, – говорит она.

Младенец-ангел пускает на них слюни стальными шарами.

* * *

Снаружи, с колючими завитками ветра, КЛОТТА зажигает свой моток пряжи, как сигару, постукивая кончиками пальцев. Она молниеносно вспыхивает. Сигара на самом деле сделана не из пряжи, а из сплетённых вместе табачных жгутов. Каждая связка табака отличается цветом и вкусом. Ароматы слишком сложны, чтобы Дерево мог правильно распробовать их, поэтому она не тратит свой дым на новичка.

Дерево не возражает против дымящего великана. Он занят изучением чёрного кладбища города впереди. Ряды обугленных строений-капель скользят вниз по горлу серебристого леса менее чем в миле отсюда. За лесом находится небольшой закрытый городок на вершине грибного холма. Из городка исходят огни. Просто слабый признак жизни.

– Что это за место там? – спрашивает Дерево.

– Там ничего нет, – говорит КЛОТТА.

– Я вижу город на том холме вдалеке, – говорит Дерево.

– Города нет. Единственный другой населённый пункт на Небесах находится за много миль в другом направлении.

– Я вижу его прямо там.

– Ты ошибаешься.

Дерево щурится на городок вдалеке. Он явно есть. В зданиях горит свет. Лицо КЛОТТЫ безмолвно дёргается.

* * *

– Не думаю, что буду очень интересен, – говорит Дерево КЛОТТЕ.

– Ты будешь. Ты жёлтый.

– Но я не чувствую себя жёлтым.

– Это не имеет большого значения, не так ли?

– Я не знаю, что делать.

– Это придёт к тебе. Я верю.

– Что, если я не смогу развлекать?

– Тогда ты будешь бедным.

– Могу ли я найти другую работу?

– Нет, это твоя работа.

Дерево ухмыляется.

– Если ты не будешь выполнять работу, ты не сможешь платить за аренду, и я буду вынуждена поглотить тебя.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

КЛОТТА берёт Дерево на вечеринку. Она не удосужилась спросить его, хочет ли он пойти. Две её огромные руки обвивают его шею и тянут по городу, как ребёнка на поводке.

– Это люди, с которыми ты захочешь познакомиться, – говорит она ему. – Они – высший класс.

Она ведёт его в одно из старых почерневших зданий, вверх по лестнице из губчатого дерева, в которой его ноги утопают с каждым шагом.

Здесь пахнет слепыми кошками. Освещение тёмно-коричневое. Цветочные обои чёрные и колючие.

– Говори только тогда, когда к тебе обращаются, – шепчет КЛОТТА.

Внутри маленькой комнаты наверху лестницы пять дородных женщин и мужчина сидят в кругу. Как и многие другие горожане, они одеты как старые фарфоровые куклы. Они покрыты толстым слоем косметики. На них пышные розовые и жёлтые платья.

Все они сидят там, на полу или на старых прогнивших матрасах, просто глядя друг на друга. Их лица накрашены в постоянную улыбку между пухлыми розовыми щеками.

Дерево задаётся вопросом, могут ли они быть куклами взрослого размера, пока не видит, как их глаза двигаются под гримом.

КЛОТТА сажает Дерево рядом с мужчиной. Он в два раза больше Дерева, одет как толстый немецкий мальчик с кудрявыми усами, нарисованными на губе.

Мужчина машинально крутит головой, пока она не оказывается лицом к Дереву. Несколько минут он смотрит на него налитыми кровью глазами. Затем поворачивается лицом к дамам. В его макияже есть трещины. Дерево видит под ними его сальную серую кожу, пульсирующую и источающую сильный медный запах.

КЛОТТА не садится. Она стоит в дверях, сгорбившись, раскинув руки, как паук.

Никто не говорит.

Дерево несколько часов сидит с ними, наблюдая, как они смотрят друг на друга. Время от времени они двигают головами, растрескивая грим, чтобы посмотреть на Дерево. Но жёлтый человек игнорирует их.

Ситуация глубоко ранит его нервную систему. Дерево делает вид, что его нет с ними в комнате. Он опускает голову и закрывает глаза, но всё ещё чувствует, как их глазные яблоки прижимаются к его коже, когда они поворачиваются, чтобы посмотреть.

* * *

Дерево просыпается от того, что КЛОТТА толкает его в спину своей тяжёлой лапой хищника. Он открывает глаза. Все кукольные люди ушли. Он лежит на одном из старых покрытых коркой матрасов. Паутина покрывает его лицо, как будто он спал здесь десятилетиями. Почему-то он всё ещё уставший.

– Пора идти, – говорит КЛОТТА. – Ты не можешь оставаться здесь.

Она вытаскивает его из постели и ведёт его шатающееся тело вниз по лестнице на улицу.

* * *

Ровак стоит в центре города со стопками лопающихся пушистых шариков в руках. Он собирает их из бочки с уксусом и высасывает уксусоподобную жидкость из меха. Пушистые шарики лопаются и бросаются на него, как щенки.

– Ты отправил его вниз? – КЛОТТА спрашивает Ровака.

Ровак пятится и съёживается, как будто он делает что-то не так с пушистыми шариками.

– Да, да. Он присоединился к нижним глубинам. Как поживает жёлтый?

– Пока наблюдаю, – говорит лазурная женщина.

– Где он остановится? С Кэрролами?

– Не в этот раз, – говорит она. – Он останется в Доме Топо.

Ровак обмяк, и пушистые шарики выкатились из его рук.

– Дом Топо? – говорит он. – Ты не можешь позволить ему остаться там. Он слишком новый.

– Я хочу, чтобы он понял наши пути. Этого не произойдёт, если его приютят, как младенца.

– Но Дом Топо…

– И я хочу, чтобы ты отвёл его туда.

– Но я…

– Отведи его в самую подходящую комнату, а потом возвращайся к своим куклам.

КЛОТТА кланяется ему своим массивным туловищем и уходит. Длинные синие руки качаются, когда она возвращается к воротам.

Ровак выпрямляет спину и разглаживает напряжённость на лице. Он становится псевдомудрецом, каким был за городом. Дерево, задаваясь вопросом, какой персонаж настоящий Ровак, спрашивает его, нервирует ли его КЛОТТА? Ровак просто отвечает на вопрос вопросом, ещё одним бесполезным риторическим вопросом, который заставляет его чувствовать себя главным.

* * *

Дом Топо не сильно отличается от других гнилых домов в городе – Ровак медленно приближается, снова теряя контроль над персоной мудреца, – но ощущения от этого дома другие.

Дерево начинает испытывать новое чувство. Ни зрения, ни запаха. Оно очень незначительное, но то, что Дерево ощущает из Дома Топо, похоже на кипящий детский жир, смешанный с париком из сбритых лезвием волос на затылке. Это шестое чувство. Не психическое чувство, как на Земле определяли шестое чувство. Что-то гораздо более осязаемое. Как звук. Но у Дерева возникают трудности с его обработкой.

– Удачи, – говорит Ровак Дереву, сцепляя ноги.

– Ты не проводишь меня? – спрашивает Дерево.

Ровак качает головой.

– Справа от рисунков на ногтях будет комната. Просто войди в неё. Ложись в постель и засыпай. Не обращай внимания на всё, что видишь.

Они смотрят друг на друга мгновение.

– Не двигайся, пока кто-нибудь не придёт за тобой утром, – говорит Ровак.

Пекан извергает эмоции, когда Дерево входит в Дом Топо. Ровак захлопывает дверь между ними со щелчком и хныканьем. В комнате тёмно-серый хаос. Зона боевых действий. Это переполняет Дерево, слишком много для его девственного разума. Он видит шипастые вибрирующие шарики и сальные опухшие формы пенисов, забивающие открытое пространство. В воздухе звучит пряное сало.

Дерево идёт по единственной открытой тропинке через тёплую мясорубку, глядя себе под ноги. Ему нужно найти рисунки на ногтях, но он не знает, что такое рисунки на ногтях и как он сможет отличить их от этого беспорядка.

Закружившись и покрываясь плёнкой пластичной жидкости, Дерево толкается вперёд. Его путь освещают несколько металлических вёдер с маленькими шариками дышащего тёплого мяса. Мясо светится и дрожит у Дерева, когда он проходит. Нигде нет рисунков на ногтях или даже чего-то отдалённо напоминающего картину, так что Дерево идёт в первую попавшуюся правую дверь. Двери здесь открываются, как ящики комода. Дерево должен залезть внутрь и закрыть его. Его новая плоть резиновая по отношению к алюминию.

Внутри – это больше похоже на чулан, чем на комнату. С кучами верёвок, швабрами и странными перепончатыми приспособлениями. Освещено лишь несколькими случайными кусками мяса.

Половину комнаты занимает гигантская кровать. Или, по крайней мере, Дерево думает, что это кровать. По форме она похожа на кровать, но вместо матраса здесь ванна, наполненная странным веществом, которое можно описать только как нечто среднее между горящим сердцем и криками предсмертного слона.

– Безумие, – бормочет Дерево.

Он осматривает кучу хлама и выкапывает пластиковый брезент и сетку. Он кладёт их на маленькое открытое пространство пола между ванной-кроватью и захламлённым местом. И попытки сделать так, как предложил Ровак – сразу заснуть.

Но сначала он останавливается посреди комнаты, замерев, как статуя, на несколько часов…

Его плоть становится порошкообразной, когда он забирается в сетку-брезентовую кровать, а твёрдый металлический пол заставляет его чувствовать себя песчаными перьями. Но в конце концов он засыпает.

* * *

Ворочается и просыпается…

Он не совсем уверен, как спать больше. Он понятия не имеет, что значит быть удобным или неудобным. Вокруг него шумы. Бульканье и перчинки. Иногда он чувствует вкус разорванных клочков бумаги в воздухе.

Снова глубокий сон.

Затем опять просыпается, когда спиралевидное существо открывает ящик его комнаты и танцует по стенам вокруг него.

Дерево чувствует это, исследуя своё тело. Ему кажется, что его душу переворачивают, как картотечный шкаф. Ящик-дверь закрывается, но Дерево больше не чувствует себя здесь одиноким и в безопасности.

Он держит глаза закрытыми и изо всех сил старается очистить свой разум, пока снова не засыпает.

* * *

Подёргивание в ноздрях душит Дерево, он просыпается, оглядывая комнату, как будто кто-то что-то с ним сделал. Он чихает в ладонь. Кусок чёрного и серого. Дерево тычет в него, и он движется. Он отращивает ноги и ползёт вверх по пальцу. Паук-кальмар. Дерево отбрасывает его.

Боль атакует живот Дерева. Боль, которую он действительно признаёт. Кишечные колики. Он должен пойти в туалет.

– Не сейчас, – говорит он, держась за живот и осматривая местность в поисках одного из тех туалетных приспособлений, с которыми его познакомил Ровак.

Ничего подобного в куче мусора.

– Должно быть что-то, что я могу использовать.

Он роется в разрозненных инструментах и ​​объедках, пока не находит консервную банку, похожую на банку из-под кофе. Нет, точно как банка из-под кофе. Он очищает её от блестящей пыли и ставит на пол. Не понимая, что он делает, он выхватывает богато украшенный клинок из руки и разрезает себе промежность.

Дерево приседает и шарик липкой грязи шлёпается в банку из-под кофе, не слишком беспокоясь о том, что попадёт мимо. Это сочится из него, и кишечные колики медленно исчезают.

Вздыхая с облегчением, он чувствует, как слизь стекает по его бёдрам и скользит вверх по спине. Она обвивает его бока и согревает живот.

Дерево смотрит вниз и хватает пригоршню отходов из своего кишечника. Пауки-кальмары. Десятки их, извивающихся в его руке. Он понимает, что это из него выходят все пауки-кальмары. Кофейная банка наполнена ими, земля кишит ими. Они ползают по нему.

Он замирает. Глаза слезятся. Торнадо соплей в задней части его горла.

Он спокойно решает, что может сойти с ума.

* * *

Дерево выбегает из Дома Топо, крича во всё горло потрескивающих лёгких от белого вина, бьясь о лужи пауков-кальмаров на задней части бёдер. Они всё ещё исходят от него.

Он просто бежит. Бесцельно из города в иссиня-чёрную ночь. Он больше не хочет быть в Раю. Он не хочет жить в Доме Топо или пытаться развлекать жителей городка КЛОТТЫ.

Дерево кружит за безмолвными зданиями и протискивается между кирпичными стенами, пока он не оказывается в старой мёртвой части города, за разваленным пабом, лицом к небольшому городку на холме вдалеке.

Вот где Дерево хочет быть. Он выглядит более цивилизованно и дружелюбно. Огни городка освещают пейзаж, как маяк. И КЛОТТA, действующая так, как будто его не существует, только заставляет Дерево хотеть увидеть его ещё больше.

Он думает, что тот городок должен быть лучше, чем этот.

Он в последний раз вытирает пауков-кальмаров со спины, а затем идёт по тонкой тропе через руины.

Появляется воспоминание о мужчине, трогающего пенис Дерева. Он мелькает в его голове и исчезает без его согласия. Дерево ребёнок или, может быть, подросток, он не может сказать. Но он знает, что этот человек очень большой. Его руки, как волосатые кирпичи. Опять же, Дерево не совсем уверен, случалось ли это когда-нибудь с ним в жизни, но он ясно это чувствует. Он задыхается от мускусного аромата мужчины. Его масса потного жара и седых волос на груди. Его лицо размыто, но Дерево помнит лысую голову с веснушками и шелушащимися чешуйками скальпа. Дерево не знает, почему он с этим мужчиной, но он знает, что больше не хочет быть там. Память делает Дереву больно. Это то, что он не должен помнить. Что-то, что он не хочет вспоминать. Он надеется, что это был просто плохой сон, который он видел давным-давно.